Забавно наблюдать за Подковником, охваченным страстью художника. Весь красный, он то и дело облизывает пересохшие губы, руки заметно дрожат от творческого вдохновения.
– Скорость крови у меня сто километров в час! – восклицает он возбужденно, время от времени нащупывая свой пульс и продолжая затем широкими мазками наносить на полотно краски.
Далекооблачнобелые, морскодонносиние, ужаскакчерные, мокрогазоннозеленые, закатносолнечножелтые – только брызги летят по сторонам. Рабочий уголок художника похож на изначальный хаос. Между тем из этого беспорядочного скопления элементов вовсе не рождается новый мир, неразбериха все более усугубляется и в конце концов непоправимо превращается в мазню. Подковник изранен болью. Его рабочий халат окровавлен резаносвеклокрасной краской. Глаза кажутся заплаканными, а вся фигура заметно уменьшившейся.
– В доме мне тесно, – решает он. – Завтра возьмусь за пейзажи.
Ранним утром следующего дня самозваный маэстро, оснащенный мольбертом и всем необходимым инструментом, решительно направляется в сторону реки. Возвращается он рука об руку с последними вздохами уходящего дня еще более мрачным, чем тьма надвигающейся ночи. Пейзаж, написанный им, можно воспринимать только как изображение нефтяного пятна.
– Этот день я назову «Титаник»! – в отчаянии стонет он, держась за голову. – Я погиб, пошел ко дну, это мое окончательное поражение!
– Глупости! – откликается Драгор, перелистывая толстую книгу. – Просто ты не можешь выразить себя через живопись. Вот в энциклопедии «Serpentiana»1