– Зен! – окликнул мальчика учитель, – если ты что-то хочешь спросить, лучше задай вопрос мне, а не мешай проводить урок.
Мальчику было неловко, что его уличили перед всем классом, он медленно отодвинулся от девочки, у которой что-то спрашивал, и, виновато опустив глаза, спросил:
– Сόфос, повторите, пожалуйста, какое сегодня число?
– А ты разве не помнишь? – спросил учитель.
– Нет, – огорченно вздохнул Зен, хотя урывками слышал подсказки друзей.
– Хм, хорошо. Друзья, я прекрасно вижу, что вы все знаете, так скажите мне и Зену какое же сегодня число.
– Тридцать первое Фаргелиона девятьсот девяносто девятого года девятнадцатой хѝлии! – выкрикнули ученики.
Над центром Кефали уже несколько дней кружил Гелиос, озаряя атлантов теплом солнца и наделяя всех жителей этого прекрасного острова жизненной силой. Он насыщал яркими и сочными красками плоды деревьев, пронзал теплыми и светлыми лучами самые глубокие впадины морей и океанов.
В центральном храме города, где люди могли попросить о помощи или отблагодарить владыку вод земных Посейдона, которого атланты почитали и любили больше всех богов Олимпа, учитель и проводил свои занятия с детьми. Каменное сооружение превосходило в своем масштабе все постройки города и могло посоперничать лишь с дворцом. Все храмы Атлантиды строились не для людей, а для богов, чтобы, когда те решат спуститься с небес и погостить на земном Олимпе, атланты были готовы встретить их здесь, устроив пир, которого ранее небожители и не знали. Два ряда колоннад, окаймляющие сад, с янтарным фонтаном, расположенным перед храмом, опираясь на высокий фундамент, устремлялись ввысь, а на их капитель ложился, как на плечи Атланта, небесный свод, трехполосный карниз с фризом, изображающий богов и атлантов, а фронтон был украшен изображением Посейдона, дарующего людям жизнь и знания. Храм имел полукруглую форму, заканчивающуюся двумя арками. Они также являлись и двумя проходами, проложенными через два ряда коринфских колонн, ведущих к центральному входу, за которым виднелась золотая статуя владыки вод земных, у нее и находился мудрец с детьми. У ног бога была выложена яркая мозаика, детально изображающая весь остров и сам город, по ней Софос хотел рассказать ученикам об устройстве их земли. Вглубь храма вел коридор, также окаймлённый колоннами, к голубому бассейну, расположенному в левой части сооружения, где резвились вестники бога – дельфины, а в правой части, за обителью жрецов, прорастал сад.
Сόфос – мудрец города. Он являлся другом царя, не так давно обучал его наследников и даже служил во дворце, но теперь преподавал в школе Кефали для всех детей. Мудрец был невысокого роста, ткани его одежды аккуратно окутывали шею, а концы материи он часто любил держать и перебирать в правой руке. Карие глаза потеряли от старости свою былую яркость, словно запыленные камни. Волосы – недлинные, но аккуратно покрывающие голову, на кончиках немного вились, а лицо окутывала короткая пепельная борода с усами, где начинали пробиваться белые пряди.
Весь город знал мудреца. Когда он шел по улице, его радостно приветствовал каждый, и Софос улыбался людям в ответ. Для него жизнь в Атлантиде была сказкой, в которую он полностью погрузился. Право, ему незачем было клеветать на судьбу: любимая жена, шестеро прекрасных детей, трое внуков, друзья, дом, дело, которому он посвятил всю свою жизнь, страна, не знавшая печали – вот, что окружало мудреца, и он просто не знал, как может быть иначе.
– Прекрасно. Зен, а объясни мне, что такое хѝлия.
Все дети с огромным желанием ответить на столь легкий вопрос подняли руки и даже немного замычали от нетерпения.
– Эм… Я не знаю, – снова поник Зен, стыдясь своего незнания.
– Эх, – незаметно вздохнул Сόфос. Мудрец не хотел заострять внимание на этом «происшествии», ведь другие жаждали момента блеснуть своими ответами.
– Пожалуйста, Икáния, объясни Зену, что же такое хилия, – попросил учитель девочку, у которой ранее сам Зен хотел узнать ответ.
Икáния – смуглая, черноволосая девочка с горящими от жажды знаний глазами сидела впереди Зена, который каждое занятие внимательно следил за ней и восхищался ее умом. Она подпрыгнула на месте и от удовольствия, что ей разрешили поделиться с друзьями своими находками и познаниями, начала очень быстро рассказывать:
– Хѝлия – это число тысяча, то есть, когда мы называем определенную дату, например, девятнадцатая хѝлия, то мы подразумеваем девятнадцать тысяч. А если к хѝлии мы прибавляем еще и года, например, девятьсот девяносто девятый год, то получается девятнадцать тысяч девятьсот девяносто девятый год.
– Молодец, Икáния. Запомните, дети! Все, что мы сейчас имеем, возникло не само собой, а, во-первых, благодаря нашим духовным знаниям, которые помогли осознать мир, увидеть его красоту, разграничить добро и зло, общаться с богами, и, во-вторых, благодаря приобретенным умениям, которые позволяют нам строить дома, собирать урожай, лечить людей и облагораживать свою земную жизнь. Ничего и никого не было бы без знаний. Сейчас мы так же, как наши предки, не останавливаемся, а пытаемся дальше развивать, улучшать мир вокруг нас. Помните: каждый атлант был создан богами для важной цели. Главное – понять, кто ты, и что же ты хочешь подарить миру. Я уверен, что вы это осознаете, впрочем, у вас еще для этого много времени. И, чтобы достичь желаемого, вам необходимы…
– Знания! – дружно ответили дети.
– Молодцы! А теперь мы все-таки вернемся к сегодняшней теме занятия. Поговорим о дукáтах Атлантиды.
Свежий бриз, который был поднят Зефиром от фонтана в саду, ударился о спины детей, намочил им кончики ушей и волос, что помогло на несколько минут избежать тепла Гелиоса, которое даже в тени храма обжигало кожу.
– Софос, а можно я расскажу о дукáтах Атлантиды? – спросил кареглазый с отливающими на солнце золотом кудрями мальчик.
– Конечно, Дáрос, – Софос одобрял желание своих учеников самим рассказывать темы занятий.
– Посейдон поделил Атлантиду на десять равных частей, – начал Дáрос, – и отдал во владение своим сыновьям. Самый старший из них получил земли матери, Клитό, и тем самым был наделен властью над всем островом. На этом месте мы сейчас и находимся – это наш город Кефáли.
– Правильно. Атлант, самый старший из пяти чет близнецов Посейдона, основал город Кефáли и вместе со своими сыновьями построил дворцы, храмы, засеял поля и возвел мосты. Каждое поколение привносило новые постройки и новые изобретения, улучшающие нашу жизнь. И сейчас мы с вами живем в такое прекрасное время, когда Атлантида вобрала в себя лучшие достижения человечества. И нашему острову уже не требуется помощь людей – нам необходимо помочь другим.
После этих слов Икáния боязливо подняла руку.
– Софос, правда, что на других землях, которые отделены от нас океаном, люди… убивают друг друга? – Икáния очень боялась этого страшного слова «убить», которое было для жителей Атлантиды неведомым.
Все дети заволновались.
– Тихо, тихо, успокойтесь. Мы не знаем этого наверняка – до нас лишь доходят слухи и легенды. Представьте сами: смог бы человек лишить жизни другого? Это невозможно, вы это сами прекрасно понимаете. Мы не вправе принимать такое решение, да и как душа сможет цвести внутри нас после этого немыслимого поступка? Так что, я думаю, это всего лишь сказки, которыми вас явно хотят запугать, чтобы вы не смели покидать Атлантиду. Мы обязаны поделиться нашими знаниями с другими народами, и эта миссия уже лежит на плечах вашего поколения, – все дети радостно приступили к обсуждению планов по освоению мира. – Но, прежде чем изучать другие земли, нужно выучить историю своей родины. Дáрос все правильно рассказал о Кефáли. Наш город является центром и сердцем Атлантиды. Здесь часто собираются цари других дукáтов, обсуждают устройство государства, а затем идут в храм Посейдона и просят его, как и многие тысячелетия назад, о благополучии и охране острова. Благодаря владыке вод земных мы не знаем холода и вьюг, собираем урожай дважды, а иногда и трижды в год, именно он показал нам, как надо любить окружающий мир, понимать речь животных и растений, общаться с ними, обучил управлять стихиями и ладить со своей душой.
– А люди за океаном не умеют этого? – спросил Зен.
– Нет.
– Как их жалко!
– Они поистине не знают, что такое душа, поэтому не могут увидеть всего того, что мы наблюдаем каждый день. Как я уже говорил, Кефали представляет собой сердце Атлантиды, поэтому боги зажгли в центре города красный огонь, который с другими тремя огнями: зеленым, синим и серым – помогают атлантам и оберегают их. Синее пламя хранится в Нейрό – городе портов, рек и озер. Сюда приплывают корабли даже из-за океана, но они надолго не задерживаются: обычно берут много золота, но зачем – неизвестно.
– Конечно, пусть берут! Может, частичка Атлантиды поможет им получить необходимые знания, – сказала Икáния.
– Может быть, – продолжал мудрец. – Жителям Нейрό подвластна водная стихия, а в далеком прошлом дельфины научили их дышать под водой и познакомили с русалками. С Океанией, городом этих подводных существ, у Нейрό крепкие семейные связи. Например, нынешняя царица города из знатного рода русалок. Для нас, жителей суши, конечно, будет очень удивительно встретить кого-то подобного, а для нейрица это обычное дело. Зеленый огонь хранится в Хόме – городе земли. Все постройки в этом дукáте окружены лесами, а некоторые делают дома и храмы прямо на деревьях. Жители Хόмы очень любят цветы, у них даже есть целый сад размером с пять наших амфитеатров, в котором находятся прекрасные растения со всего мира. Этот подарок жителям Атлантиды сделала Персефона, и нередко она выглядывает на несколько минут из царства Аида, чтобы на одном поле увидеть всю цветущую красоту земли. Каждый житель Атлантиды мечтает посмотреть, как это огромное поле зацветает. Происходит это восьмого Фаргелиона. В этот день многие могут наблюдать, как солнце поднимается из-за горизонта, а за ним каждый лепесточек тянется к небу, и вскоре все поле охватывает сладкий аромат, – все дети с восторгом вздохнули, словно ощутили этот запах. – Многие художники мечтают запечатлеть этот момент на холсте.
– Я знаю! В библиотечном отделе «Природа» стена расписана цветочным пейзажем, а называется эта картина: «Поля Хόмы», – сказал Дарос.
– Да, это действительно те самые прекрасные земли. Ее писали ученики известного художника Димиоргόса, конечно же, под его руководством, используя наброски мастера. Работали пять лет – и это того стоило: теперь каждый житель Кефали может насладиться этой малой частичкой красоты полей Хόмы. Серый огонь хранится на севере в городе ветров Áнемосе. Это удивительное место, где обитают крылатые существа мира. Среди них есть самое известное и неукротимое животное – пегас. Любому атланту сложно подружиться с этими созданиями. Только сам пегас может решить, будет ли он служить человеку. Если ты ему понравишься, тогда он согласится уйти с тобой, в противном случае лучше всего бежать что есть мочи. Пегасы любят путешествовать по всему миру, но обязательно возвращаются в свой родной дом в Áнемосе. Именно жителям этого города Гермес подарил крылатые сандалии, чтобы атланты могли управлять облаками и погодой. В Áнемосе есть эпáгельмы – ловцы ветров. Они укрощают эту стихию и погружают в сосуды, которые перевозят в различные места Атлантиды, чтобы даже в безветренный день атланты могли разгонять серые тучи или, наоборот, пригонять в засушливые места дождь. Города, хранящие огни, не менее важны, чем другие дукáты. Агáпи – это город, пронизанный духом творчества. Многие рожденные здесь в будущем избирают путь искусства. Неспроста музы выбрали местом своего обитания горные склоны Агáпи. Их, играющих вместе с животными и людьми, часто можно увидеть в царских садах и у кристальных озер. Эльпѝза славится своими храмами и дворцами. В этом городе собраны самые лучшие постройки атлантов за все девятнадцать хѝлий. Эльпизу называют городом времени, потому что, гуляя по улицам, осматривая здания древних эпох, действительно ощущаешь себя в той далекой, уже забытой всеми Атлантиде. Только здесь вы сможете найти святилища всех божеств Олимпа. Самые удивительные постройки, поражающие своей красотой, – это храм Посейдона, Деметры и Аполлона. Алѝфея наполнен умами Атлантиды. Здесь построены самые известные и лучшие университеты острова. Многие желают учиться тут, но, к сожалению, здание университета не может вместить в себя все молодые умы Атлантиды, поэтому только в учебных зданиях Алѝфеи проводятся конкурсы, которые и определяют лучших. Но не забывайте, что вы везде сможете получить наилучшее образование, если сами того захотите. Вимерѝя собрал на своих рынках самые удивительные и редкие товары. Здесь можно найти все: от волшебных жемчугов, которые придают еще больше красоты девушкам, до облаков в стеклянных сосудах. Óнейро славится своими рукодельниками, которые порой, словно из пустоты, творят то прекрасные полотна, то ослепительную мозаику. Аксѝя уникален и знаменит своим Хранилищем Воспоминаний. Любой атлант может оставить для потомков свое прошлое, чтобы они могли воспользоваться опытом отцов. Царские семьи всех дукáтов обязательно помещают свои воспоминания в хранилище, дабы атланты не утратили истинные исторические моменты.
– Сόфос, вы так много знаете обо всех дукáтах, словно сами там побывали, – восхищалась Икáния.
– Действительно.
– Вы правда объездили всю Атлантиду? – спросил Дáрос.
– О, нет, – засмеялся Софос, – мой отец был путешественником: он изучил каждый уголок Атлантиды и пересказал мне все свои приключения.
– А он вел дневник?!
– Конечно, я храню все его записи. Если вы очень хотите, то могу на следующем занятии прочитать пару страниц.
– Да! – хором ответили ребята, только Зен тихо что-то пробубнил, так как уже устал перечитывать эти рукописи дома.
Софос был единственным и долгожданным ребенком в семье. Его родители молили богов даровать им дитя, и после восьми лет мольбы их желание исполнилось. Мать мудреца была уверена, что ее сын послан богами на землю, дабы также вершить чудеса, каким стало для них его рождение. Отец был путешественником и часто уезжал в долгие странствия, но обязательно привозил с собой интересные знания, истории и подарки. Глава семьи сыграл важную роль в жизни Софоса, он был для него наставником, учителем, другом. Несмотря на то, что мальчик видел его не так часто, как другие сверстники своих отцов, он был очень благодарен ему за все и дорожил каждой минутой, проведенной с ним. Когда юному Софосу исполнилось двадцать лет, его мать умерла от болезни, поразившей ее чрево. После этого отец совсем забыл о родном доме, полностью погрузившись в путешествия: сын вырос, у него появилась своя семья, поэтому исследователя ничто не держало на месте.
– Хорошо. Поговорим о нашем дукáте и городе Кефáли. Он стоит на земле, где некогда жили первые атланты Эвенόр и Ливкѝппа со своею единственной дочерью и будущей женой Посейдона Клитό. На располагающейся здесь равнине была небольшая возвышенность, на которой и был воздвигнут город, а на самой ее вершине построен дворец, – рассказывал Сόфос, показывая детям эти места на карте. – Вокруг холма Посейдон пустил две реки: с теплым и холодным течением. Между ними сейчас расположены небольшие поселения. Кто может мне их назвать? Зен?
– Эм, да… – вздрогнул мальчик, заплутавший в своих мыслях, отчего даже немного задремал. – На севере находится Эвенόр, названный в честь нашего общего предка, там же неподалеку расположен Ампелόнес, а на юге – Ситáри и Элéс.
– Молодец. Все правильно. Эвенόр – самый большой из земледельческих городков. В его окрестностях выращивают самые вкусные фрукты во всем Кефáли. В Ситáри произрастает пшеница, в Элéс – оливки, а в Ампелόнесе – виноград.
– У меня дедушка с бабушкой живут в Эвенόре, – сказала Икáния.
– Ты там бывала? – спросил Сόфос.
– Конечно.
– Может быть, ты расскажешь нам об этом месте? Что тебе там больше всего понравилось?
Икáния задумалась.
– Город похож на наш, только в два раза меньше, да и у многих рядом с домом есть свой огородик. Но больше всего меня впечатлил храм богини Персефоны, который весь окутан цветам и растениями. Туда часто приходят животные, и люди кормят их яблоками из садов Эвенόра. Там я подружилась с олененком Элáфля. Теперь он частый гость в нашем доме.
– Очень интересно. Может быть, кто-то еще хочет поделиться своими историями?
Все дети уже открыли рты, чтобы в один голос начать рассказывать Софосу все, что они знают, когда учителя кто-то окликнул.
– Сόфос, милый Сόфос! Ты опять позабыл о времени, – сказал Панталеόн, старший сын царя, наследник престола, ученик и друг мудреца.
– Панталеόн! Рад тебя видеть, – обрадовался Сόфос.
– Отец! – воскликнул Дарос и подбежал к Панталеону, который схватил на руки единственного и любимого сына.
Все дети были счастливы видеть наследника царя и с радостными возгласами окружили его и учителя.
– Дети, вам нравится заниматься с Сόфосом? – спросил Панталеόн.
– Да! – не задумываясь, ответили дети.
– Молодцы. Слушайте Сόфоса – он даст вам великие знания, которые обязательно пригодятся вам в жизни.
– О, друзья мои, а время действительно пролетело быстро – за вами пришли родители. Бегите, а дома не забудьте подготовить рассказы о Кефали, завтра мы их обязательно послушаем! – кричал Сόфос уходящим детям, которые уже начали делиться с родителями тем, что узнали сегодня.
У храма Посейдона остались Сόфос, Панталеόн с сыном и Зен.
– Не ожидал тебя сегодня увидеть. Дáроса обычно забирает его мать, – сказал Софос.
– Да, но сегодня она занята приготовлениями большого пира.
– И по какому случаю празднество?
– Кéрберос вернулся! – воскликнул Панталеόн, и вновь свежий бриз был поднят Бореем, который окутал атлантов частичками воды.
– Ой, какой холодный ветер, – зажмурился Дáрос, вытирая капли с лица.
– Да, давно у нас не было так прохладно – с того самого дня, как Боги позабавили атлантов снегом, – сказал мудрец.
– Только не сегодня, ведь после долгих странствований за океаном вернулся мой младший брат!
– За океаном?! – удивился Зен.
– Да. Василиас, наш царь, отправил Кербероса за океан, чтобы он изучил другие народы и смог донести до них наши знания, или даже поучиться чему-нибудь у них, – объяснил Софос. – Многое ли он видел, говорил ли с людьми? – с любопытством спрашивал мудрец у Панталеона.
– Ты и сам сможешь все у него разузнать сегодня вечером за праздничным столом. Я пришел лично пригласить тебя и всю твою семью на это торжество. Ты знаешь, отец будет рад тебя видеть, как раз обсудите с ним пару вопросов.
– О, как я рад! Конечно, мы придем, поэтому сейчас же отправимся с Зеном домой, чтобы всех оповестить.
– Конечно, идите. Никона можешь не искать, он знает о вечере, потому что целое утро помогает мне.
– Прекрасно. Тогда мы пойдем.
– Хорошо, не буду больше вас задерживать.
Сόфос с Зеном отправились домой. Они молчали. Мудрец обдумывал, какие вопросы лучше задать самому младшему сыну царя, а мальчик пытался придумать, как начать разговор с учителем.
– Папа, скажи, я безнадежен в учебе?
– Почему ты так думаешь? – вопрос сына отвлек мудреца от раздумий.
– Все дети моего возраста прилежно учатся, увлекаются чем-нибудь и даже знают, кем хотят быть в жизни, а я ничего не знаю, даже себя самого.
Софоса давно начала настораживать нелюбовь сына к знаниям, такое равнодушие для атланта – удивительное явление.
– В том, что плохо учишься, виноват ты сам. Я нередко наблюдал, как вместо того, чтобы читать, в свободное время ты бегаешь по лесу за животными. И твоя мать рассказала мне про ужаснейший случай с белой голубкой.
После этих слов Зен резко отвернул голову.
– Я понимаю, что ты лишил ее жизни случайно…
– Папа, я не хотел, – захлебываясь слезами, говорил Зен.
– Знаю, знаю. Но прошлого не вернуть. Ты сам понимаешь, что за это последует наказание эриний, поэтому прошу: искренне помолись богам.
– Да, отец, – хлюпал носом Зен.
– Чтобы этого не повторилось, свободное время лучше удели учебе. Поверь, ты откроешь для себя новые и удивительные знания. Это поможет тебе определиться с делом своей жизни. Может быть, ты захочешь стать мудрецом, как твой брат Нѝкон, или врачом, как Пеόн, или писателем, как Атрéй, или выращивать цветы и фрукты, как Юклѝд и твоя сестра Психéя. Поверь, ты обязательно поймешь, чему хочешь посвятить жизнь, это осознание может прийти совсем неожиданно, нужно только твое желание, – говорил Софос.
В семье мудреца все были похожи друг на друга, различия во внешности были минимальны и в основном заключались в цвете волос и глаз. Никόн, старший сын, имел огромный, около двух метров, рост и крупное телосложение, вместе с Панталеόном занимался спортом – их нередко называли близнецами, потому что мужчины были очень похожи друг на друга, не считая характерных различий их семей. Пеόн – так же высок, как брат, но волосы у него были не русые, а черные, и, в отличие от Никона, он принципиально не отращивал бороду. Худощав, но, несмотря на это, тоже наделен силой, как и умом, особенно в своей медицинской сфере. Прекрасно понимая свое превосходство в таких науках как астрономия, химия, биология, физика, он нередко любил поумничать перед братьями. Юклѝд – невысокого роста, на полголовы выше отца, имел такие же, слегка кучерявые, темно-русые волосы и уже начал отращивать бороду, как Софос. Он отличался красноречием, и, бывало, его язык доводил до разгоряченных дискуссий. Атрéй – начинающий писатель, ищущий себя на этом поприще, всегда носил с собой грифель и бумагу, отчего его лицо и руки бывали испачканы, и Мэйа постоянно аккуратно стирала следы усердной работы. Зен – черноволосый мальчик, самый младший в семье, был очень ловок и быстр, особенно любил резвиться в парках, лесах и у бассейна в храме. Психея – единственная в семье обладательница голубых глаз, эта черта в особенности выделяла ее. Кожа девушки имела слегка бледный тон, в отличие от других членов семьи, а в остальном она была копией отца.
Пока между Зеном и Софосом шла беседа, они дошли до центрального рынка Кефáли. Именно сюда со всех поселков дукáта привозили фрукты, овощи, ткани, украшения и другие необходимые для атлантов вещи.
– А зачем мы пришли на рынок? – спросил Зен.
– Мэйа попросила принести домой фрукты.
– Давай возьмем вишни! – предложил Зен.
– Хорошо, – улыбнулся Софос.
Блуждая между прилавками, они наткнулись на мужчину с очень добрыми зелеными глазами и светлой улыбкой, которая показалась мудрецу довольно знакомой.
– Этýхия, ты ли это? – удивился Софос.
– Софос?! Как я рад нашей встрече!
– Зен, познакомься с моим другом, его зовут Этýхия. Вместе с ним мы постигали знания в Алѝфеи. В последний раз, когда мы с тобой виделись, ты был советником царя Агáпи. Что же тебя привело в Кефáли?
– Жизнь в Агáпи складывалась не так, как мне хотелось. Я мечтал создать большую семью и никак не мог найти свою спутницу жизни. Вернувшись в родные края, я смог осуществить эту мечту. Мы построили домик в Ситáри, моя любимая родила мне дочку и сына. Сейчас мы занимаемся земледелием, и раз в неделю я вожу продукты на рынок. Софос, вот сейчас я по-настоящему счастлив, я самый счастливый человек в Атлантиде, – радовался Этýхия.
– Я рад, что ты смог найти себя. Видишь, Зен, Этухия долго шел к своему счастью, и все равно обрел его. Тебе может понадобиться много времени, чтобы достигнуть желаемого, но никогда нельзя сдаваться.
– Софос, а счастлив ли ты? – спросил торговец.
– Конечно, счастлив! – ответил мудрец, – как в Атлантиде, в месте, дарованном богами, можно быть несчастным? Это невообразимо! И не поверю я тому, кто скажет обратное.
– Ты снова прав, – засмеялся Этухия, осознав, что его вопрос был риторическим.
– Как поживают твои родители? – спросил Софос у друга.
– Здоровы. Недавно моему деду исполнилось сто двадцать лет.
– Он все еще занимается плаваньем с дельфинами?
– Да, так трюки исполняет, что сами боги удивляются его таланту. Обязательно сходи на днях на его новое представление.
– Обязательно приду.
– А как твой отец? Какой край Атлантиды он еще не посетил? – спросил Этýхия.
– Эм, – повисла неловкая пауза, – он пропал. Пять лет я уже не получаю от него ни одного письма. И до сих пор никто не знает, где он.
– Мне очень жаль. И куда же он отправился на этот раз?
– За океан. Хотел записать всю правду о людях, живущих на этих землях. Мы все еще надеемся, что он вернется. Ты же знаешь, мой отец мог пропадать годами, а ведь это совсем чуждые для нас миры, кто знает, сколько времени ему понадобится.
– Ты прав, – вздохнул Этухия, понимая, что Софос не желает думать о возможном печальном конце путешествий его отца.
– Софор, Софор! – раздался писк над головами собеседников.
Они подняли головы вверх и увидели летящего на них попугая. Он имел такой яркий золотой окрас, что словно сиял. На его грудке был зеленый жилет, перья образовывали желтые штанишки и полосатую шапочку. Но самыми выразительными в нем являлись черные глаза, в которых человек мог рассмотреть космос во всей его красе.
– Азáриас! Давно тебя не видел, – воскликнул мудрец.
– Я уретар из Кефари к родным в Анемор, – сказал попугай, когда приземлился на крышу палатки Этухии.
– У них все хорошо?
– Верикорепно! Мой порет мы обсудим позже. Я приретер по просьбе Фиримона. Он очень просит тебя зайти в театр, как торько ты освободишься. Он хочет с тобой что-то обсудить.
– Мы с радостью туда заглянем.
– Прекрасно, мой дорг выпорнен, можно и поесть. Этухия, дай мне, пожаруйста, одну вишенку, – попросил Азáриас.
– Конечно, держи.
Этухия подал попугаю ягоду, и, схватив ее за веточку, Азáриас улетел.
– Спасибо! До встречи! – прокричал он вслед.
– Папа, а давай возьмем много-много вишен, – сказал Зен, жадно рассматривая корзины с фруктами, до которых он еле доставал.
– А зачем нам так много? – спросил его отец.
– Ну… чтобы они у нас были, – неуверенно сказал мальчик.
– Не будь жаден, Зен. Нужно брать столько еды, сколько нам необходимо, не забывай, мы не одни живем на острове. Представь, что мы забрали всю корзину с вишнями, а семье Икании они тоже понадобились, даже больше, чем нам с тобой. Где бы они ее нашли? Мы с тобой прекрасно знаем, что нам не надо много вишен. Съедим по горсточке, а остальное просто сгниет. Этой полной корзиной вишен могли бы прокормиться и семья Азáриаса, и Икании и многие другие.
– Мудрые слова, – произнес Этухия.
Софос с другом набрали в кувшин необходимое количество фруктов, а Зен стоял в стороне и обдумывал слова отца. В мыслях он начал задавать вопрос, который уже несколько лет мучал его: «Что со мной не так?».
В театре шла подготовка к новому представлению, за которое отвечал Филимόн, средний сын царя Кефали. Он был очень взволнован и проверял каждую деталь: декорации, реквизит, внимательно следил, чтобы каждый камешек был на своем месте. Недалеко от взволнованного Филимόна, на недоделанной декорации, сидела стройная девушка с серыми и пронзительными глазами: они выражали печаль, но их сияние заставляло радоваться сердца других. Это странное противоречие уже многие тысячелетия сводило с ума мир и наполняло его новыми творцами.
Когда Софос и Зен вошли в амфитеатр, Филимόн молниеносно подбежал к ним, крепко сжимая в руках стопку листов.
– Софос, слава Посейдону, ты пришел! А я уже боялся, что Азариас позабыл о моей просьбе или того хуже – повредил крыло и не может до тебя добраться!
– Здравствуй, Филимон, – поприветствовал Софос взволнованного юношу.
– Я так рад тебя видеть, еще и сына привел! Это прекрасно! Вы вдвоем оцените мой труд, правда, он пока лишь на бумаге, не все декорации и костюмы готовы, но, я надеюсь, уже через месяц, во время перехода из девятнадцатой хилии в двадцатую, вы сможете увидеть мою первую постановку. Дорогой Софос, я решился поставить пьесу о самых первых днях Атлантиды, показать то время, когда жили Эвенόр и Ливкиппа, а Посейдон наделял природными благами остров, описать те прекрасные моменты возведения городов нашими предками и показать, чего мы достигли сейчас. Действительно, это будет изумительно видеть в празднование начала новой хилии. Задумайся, Софос, цивилизация атлантов существует уже двадцать тысяч лет! Мы обязаны быть благодарны богам, природе и всем животным за эту счастливую жизнь! Ах, голова горит от таких высоких мыслей! Прости, совсем забылся, я же хотел попросить тебя помочь мне с рукописями. На этих листах выражено мое представление о нашем прошлом, и как это можно воплотить на сцене. Я очень переживаю, что мог допустить какую-то историческую неточность. Не мог ли ты проверить мое творение? – говорил Филимон, вдохновленно размахивая руками, а его легкие черные кудри поднимались то вверх, то вниз.
– Конечно, проверю. Не переживай так за спектакль.
– Все потому, что это моя первая самостоятельная работа, я хочу, чтобы все было идеально, и от этого сильно нервничаю. Слава богам, со мной есть моя муза, – сказал Филимон и приобнял девушку, которая, увидев мудреца, тоже подошла к нему.
– Здравствуй, Тáлия, как поживают твои сестры? – спросил Софос.
– Прекрасно. Вдохновляют творцов, как обычно, – нежно ответила муза, словно струны лиры прозвучали в ее устах.
– Мы с Талией поженимся! – объявил Филимон.
– Поздравляю! – Софос был удивлен, но в то же время рад за молодых людей. – А что на это скажут боги? Вы же прекрасно понимаете, что они могут не одобрить союз человека и музы.
– Моя мать долго разговаривала с отцом, чтобы он разрешил нам с Филимоном соединиться, и он дал свое согласие. После свадьбы я сразу же теряю силу и бессмертие.
– И ты готова заплатить такую цену?
– Ради любви я готова на все – нежный взгляд Талии пал на Филимона, который был переполнен вдохновением от возбуждавших его мыслей.
– Я очень рад за вас, но как же теперь атланты будут жить без музы комедии?
– Зевс сказал, что наделит этой силой нашу дочь.
– Ты ждешь дитя? – спросил Софос.
– Да, только прошу: не говори об этом никому – мы все расскажем после свадьбы.
– Хорошо! Тогда, если боги разрешили этот союз, я благословляю вас и буду хранить вашу тайну, пока вы сами не решите ее раскрыть.
– И я тоже, – сказал Зен.
– Спасибо, – улыбнулись влюбленные.
– А твою пьесу, Филимон, я прочту и постараюсь как можно скорее дать ответ, чтобы ты уже приступил к постановке.
– Огромное спасибо, Софос! Оценивай строго, чтобы все было точно и правильно, – попросил Филимон и попрощался с мудрецом и его сыном.
Зажглись факелы. С наступлением ночи в Кефали у каждого дома засияли огни, как и во дворце. Он находился на единственной возвышенности в городе, к нему вели четыре высокие мраморные лестницы, которые были строго сориентированы по сторонам света. Рядом с маленькими ступенями, так же, как и в храме, находились большие, предназначенные для богов. Сам дворец имел круглую форму, а изнутри его украшали колонны, загибающиеся кверху двумя завитками. Они являлись опорой крыши, в центре которой был купол, отливающий синим цветом и позолотой. Большие комнаты и залы дворца были украшены самыми удивительными картинами, фресками и скульптурами, которые словно дышали через краску или камень, а сад в юго-восточной части дворца являлся лучшим творением человека в ближайших пяти дукатах.
Вечер в доме царя начался очень шумно. Поприветствовав всех гостей и усевшись за праздничный стол, Васѝлиас, добродушный и веселый царь Кефали, первым делом стал нахваливать предстоящий спектакль среднего сына – Филимона, который должен был состояться на празднике по случаю нового года, ожидаемого события во всей Атлантиде, так как заканчивалась девятнадцатая хилия, и начинался новый виток времени в двадцатой. Этому переходу времени придавали огромное значение и нарекали новой эрой в жизни не только атлантов, но и всего мира.
Филимона очень смущала похвала отца, и он всячески пытался объяснить, что ничего фееричного не предстоит, к тому же сценарий еще ожидала проверка Софоса. Затем Васѝлиас начал говорить о достижениях своего первого сына – Панталеона, который был наделен не только умом, но и потрясающей физической силой, вновь заняв на Атлантических играх почетное место и завоевав семнадцатый в его коллекции лавровый венок.
Воодушевленный разговором царь был удивлен, что его младший сын, которого он любил даже немного больше, чем остальных, не торопился делиться своими впечатлениями. Кéрберос был уныл, виновато опустил голову, словно боялся посмотреть на прибывших гостей и своих родных. Его каштановые волосы слегка скрывали карие глаза, сосредоточившиеся на глубине чаши. Царь, на которого был так похож Кереброс, стер со своей немного седой бороды капельки опьяняющего напитка и решил сам подтолкнуть сына к началу разговора.
– Кéрберос, что же ты молчишь? – сказал Василиас, тронув сына за плечо. – Расскажи гостям о своих путешествиях.
– Отец прав, – подхватил царя Панталеон, сидящий по правую руку от правителя, – целый вечер и слова не вымолвил, только смотришь в свою чашу, даже не порадуешь мать своим взглядом. Что же ты ищешь в вине? – немного цепляя брата, сказал Панталеон.
– Неужели кому-то интересно слушать о дикарях, живущих за океаном, – не поднимая глаз, равнодушно сказал Кéрбер.
– Как ты юн! – улыбнулся Софос. – За семь лет путешествий для тебя окружающий мир других земель стал обыденным, а для нас, атлантов, он все еще остается загадкой. Так поведай нам о своих приключениях.
Кéрбер перестал крутить в руке чашу и замер. Слова Софоса словно зажгли юношу. У него появилось страстное желание своим рассказом повергнуть мудреца в растерянность. Для путешественника началась игра, в которую Софос вступил, сам того не подозревая. Он был немного насторожен, увидев молодого путешественника после семи лет странствования. Юный царь не только вырос, возмужал за все это время, но и изменился духовно.
– Хорошо. Я удовлетворю ваше любопытство. Да, видел я немало, и скажу, что за океаном находятся бесконечные земли, которыми владеют другие царства, а многие из них пустуют без народа и правителя. Люди там живут совсем не так, как мы, и считают Атлантиду местом, где обитают боги.
– Они думают, что Зевс здесь с нами пирует за одним столом? – рассмеялся Зен. – Какие они глупые!
– Нет, мой юный друг, они верят в совершенно других богов, – сказал Кербер и тут же устремил свой взор на Софоса, дабы посмотреть на его реакцию. Он, как и ожидал, увидел смятение.
– Как же? Папа, а разве есть другие боги? – удивился Зен. Все гости были поражены услышанным.
– Богов, сынок, каждый народ видит и называет по-разному. Все зависит от культуры и традиций. Даже в Атлантиде, в наших дукатах, богов рисуют не по одному образцу, так как везде разные нормы и ценности, и все это влияет на мировоззрение людей и на их виденье всевышних, – объяснил Софос.
– То есть на небесах находятся одинаковые боги, только люди представляют их по-разному? – обрадовался Зен.
– Да, – подтвердил Софос, гладя сына по голове.
– А почему вы так в этом уверены, учитель? – зацепил мудреца Кербер.
– Мой отец тоже путешествовал, как и вы, это было целью его жизни, а мне довелось узнать часть его открытий. И так же, как и вас, дорогие мои друзья, его удивило то, что народы веруют в других богов. Изучая это, он понял, что везде небожители одинаковые, они имеют лишь разные имена и вид.
– И вы верите в это? – словно пытаясь поймать Софоса на лжи, сказал Кербер.
– Да, – твердо сказал мудрец. – Я верю всему, что написано в книгах нашими предками, их заветам, верю тому, что поведал мне отец. И нет сомнений в правдивости их слов, потому что нам, людям, дарована возможность говорить, в отличие от немых рыб, и свои уста грязнить ложью мы не имеем права. Надо беречь девственность слов, ибо, оскверненные, превратятся они в проклятья. А дорога, вытоптанная ложью, не ведет к добру. Почему я не должен верить? Мне с детских лет говорили, что всему тому, что есть вокруг меня, я обязан богам, и, чтобы поддерживать благополучие острова, своей семьи, нужно следовать их заветам. Так я и жил, как и любой другой атлант, и за это время мир вокруг меня не ухудшился, а только возрос в своей красе. Боги даровали мне жизнь, а я взамен на это лишь жил и живу, как они научили нас, передавая эти знания детям, чтобы и они смогли насладиться счастливой жизнью в Атлантиде, – Керберос только ухмыльнулся от наивных слов мудреца.
– Да, жизнь – это чудо, но не для всех, – сказал путешественник.
– Нет, она всегда прекрасна, – не унимался Софос, – так говорил мой отец, так буду говорить и я, несмотря ни на что. Кстати, Керберос, а не встречали ли вы моего старика в тех землях, где побывали?
Глаза юноши быстро забегали по комнате и виновато опустились вниз.
– Нет, – спокойно ответил он, – если вы узнали ответы на все вопросы, я продолжу свой рассказ дальше.
Звук лиры разносился по светлому залу, проскальзывал мимо мраморных колон, щекоча уши гостей, плавно спускался под праздничный стол, наполненный прекрасными яствами, и, скользя по глади воды в небольшом бассейне, находящемся неподалеку от места трапезы, устремлялся ввысь – прямиком к Селене, белоснежной хранительнице ночного неба, наслаждающейся этой музыкой. Ее услышала и Геката, темная сторона Луны.
– В начале нашего путешествия мы посетили теплые земли, где равное количество и песка, и растительности. Местные жители оказались умнее всех остальных людей, которых мы встречали на своем пути, поэтому нам было легче всего поведать нашу историю, и вместе с ними мы построили удивительные дворцы и храмы.
– Храмы? Вы строили храмы другим богам? – удивился Юклид, третий по старшинству сын Софоса, родившийся вместе с Психеей. Он, как и его отец, подозрительно смотрел на путешественника, но, в отличие от мудреца, открыто это показывал.
– Не совсем, – немного в сторону ответил Кербер. – Мы строили разные сооружения, и, конечно, местное население привносило свою культуру в эти постройки, свое видение богов, как уже выразился Софос.
– То есть вы не пытались научить их нашим заветам? – уточнил Юклид.
– Нет, – ответил Кербер, – а зачем?
Зал немного заволновался.
– Тихо, тихо, не шумите. Я уверен, что Кербер сейчас все объяснит, не думаю, что его одолели керы, он только из благих побуждений строил храмы… да, сынок? – успокаивал всех царь, хотя сам немного нервничал.
– Конечно, отец, – бросив взгляд на Василиаса, продолжил Кербер. – Когда мы рассказывали об Атлантиде, упоминая о наших величественных постройках, местному царю они так понравились, что он умолял нас помочь им воздвигнуть храм в честь их богов.
– Неужели Неофрόн, мой старый друг, который так жаждал этого путешествия, не пытался отговорить вас? – удивился Софос. Он знал многих мудрецов Атлантиды, которые вместе с Кербером отправились покорять новые земли и в дороге учить молодого царя.
– Да, он сомневался и тянул с постройкой около полугода, и, наверное, мы никогда бы не начали ее, если бы Неофрόн не был убит вором.
Лира резко умолкла. Все застыли от удивления, отвлекшись от трапезы. Гости были поражены услышанным, по их телу пробежал холод, словно сам Танат, бог смерти, дышал присутствующим в спину и в любую минуту был готов проводить атлантов в царство теней.
– Значит, это правда, что за океаном люди убивают друг друга. Папа, ты слышишь? – чуть не плача говорил Зен, держа отца за руку.
– Правда, правда, они очень любят убивать друг друга, мучить и приносить человеческие жертвы в дар богам! – запугивал ребенка Кербер. Его лицо налилось краской, глаза загорелись, он жадно наблюдал, как Зен бледнеет от каждого произнесенного им слова. Мальчик не выдержал и от испуга заплакал, прижавшись к груди матери, сидевшей по левую сторону от него.
– Прекратите пугать ребенка! – вмешалась в разговор Мэйа. – Все мы знаем, что за океаном люди отличаются от нас, но, прошу вас, рассказывая об этом, не забывайте, что за столом находятся дети, – Мэйа обнимала сына, всем своим видом показывая, что Кербер перешел границу.
– Дарос, ты еще не показывал ребятам свои новые книги и игрушки? Отведи их в свои покои, – поглаживая внука по голове, сказала царица, намекающая, что всех детей нужно увести в другое место, так как разговор стал не для детских ушей.
– Конечно, бабушка. Пойдемте, – сказал Дарос, выходя из-за стола.
За юным наследником трона направились Мэйа вместе с Зеном, жена Никона, старшего сына Софоса, вместе с маленьким сыном и дочкой, которая тоже расплакалась и никак не могла успокоиться, и супруга Панталеона последовала за своим мальчиком.
Звуки лиры все еще не доносились до гостей, они сидели в тишине. Керберос с особым вниманием осматривал немного напуганные лица, окружавшие его: Софос, Юклид и Пеон, второй сын мудреца, были насторожены, Никон волновался за детей, Атрея мучило множество вопросов, а братья Кербера не узнавали его. Но большее удовольствие приносил путешественнику ошарашенный вид отца, который отказывался воспринимать услышанное от своего любимого сына.
– А как же Патрокрáт, Креогόн, Никлáй? Они были не против? Что с ними случилось? – Софосу не терпелось узнать ответ.
Кербер посмотрел в свою чашу, все еще наполненную вином, отставил ее подальше от себя, аккуратно взял маленькую маслину и начал внимательно ее рассматривать.
– Мир за океаном оказался очень опасным, беда пришла, откуда ее совсем не ждали, – сын царя резко кинул маслину в рот и быстро ее съел. – Все погибли: Патрократа съели крокодилы, обитавшие в реке, которую мы переплывали, а ведь я предупреждал его, что лучше не подходить близко к краю палубы; Никлай упал с горы, убегая от разъяренного хищника, а Креогон перестал дышать, как только попробовал одно из местных блюд.
– О, боги, как же вы не остановили смерть… – опешил Софос.
Услышав молитву мудреца, Кербер усмехнулся.
– Жаль, учитель, что вы сами отказались поехать со мной в путешествие, может, ваши мудрость и вера помогли бы всего этого избежать.
– Если бы это спасло жизни моих товарищей, то я бы обязательно поехал, но, к сожалению, прошлое невозможно вернуть. К тому же, не гожусь я для таких путешествий, вот если бы мой отец знал, что вы решите покинуть родные земли, то отправился бы вместе с вами за океан, а не сделал бы это на год раньше в одиночку.
– Простите, что я вас перебиваю, – сказал Атрей, оторвавшись от бумаги, на которой записывал все, что говорил путешественник, – мне хотелось бы кое-что уточнить. Керберос, вы говорили, что Неофрона убил вор. Правильно ли я понимаю, «Вор» – это его имя?
– Нет, вы ошибаетесь: вор – это, можно сказать, нечестный человек, который зарабатывает себе на жизнь, забирая у других ценности и деньги без их согласия.
– Деньги? Что это? – удивился Атрей, услышав неведомое ему слово, и, словно бегун на стадионе, ожидающий отмашки, приготовился записывать.
– О, это та самая вещь, из-за которой совершаются убийства.
– Кербер, ты так запутанно говоришь, ничего не понятно. Расскажи в целом о жизни этих людей, – попросил Панталеон.
– Хорошо, – рассказчик набрал в грудь воздуха, встал из-за стола и начал ходить вдоль него. – Выглядят они так же, как и мы: две ноги, две руки, одна голова… только взгляд у них иной: холодный, пустой. Вначале он меня пугал, но потом я привык к нему. Рождаются эти люди чистыми, невинными, со светлыми мыслями, а потом погружаются в хаос, который сами же создают. Жадность витает вокруг них с самого первого появления. Каждый хочет быть царем, управлять и подчинять себе людей, контролировать каждый их шаг; им мало своих земель – они захватывают все новые и новые, при этом истребляя других. Вещи и еду они создают своим трудом, только не отдают ее просто так, надеясь на разум и душу человеческую, а продают за деньги. Они бывают разные: медные, бронзовые, но самые ценные – это серебряные и золотые, – Кербер держал в руке что-то круглое и блестящее и все время крутил это между пальцев, а когда заговорил о деньгах, то легонько бросил предмет на стол. Это была золотая монета. Она упала ребром и проскользнула по всему столу, закружившись в центре. Все гости внимательно смотрели на диковинку, и золотой блеск словно околдовывал их, заставляя схватить монетку и не выпускать из рук. Как только она перестала крутиться, атланты очнулись.
– Это монета, взамен нескольких подобных за океаном можно купить дом, приобрести запасы еды и снарядить несколько воинов.
– А кто такие воины? – спросил Зен, выглядывающий из-за колонн. Он уже давно подслушивал взрослых.
Зен хоть и был напуган рассказами младшего сына царя, но в то же время ему было очень любопытно. Поняв, что у него появился верный слушатель, Кербер снова усмехнулся, подошел к мальчику, погладил его по голове, присев рядом. Софос насторожился еще сильнее.
– Воин так же силен, быстр, как и атлет, вдобавок владеет оружием: это такие предметы, которыми можно убивать людей и захватывать или охранять земли. Каждый царь имеет свое войско и распоряжается им так, как хочет.
Зен все еще был напуган, но что-то увлекало его в рассказе Кербероса, мальчику хотелось самому увидеть воинов и подержать в руках оружие, хоть на мгновение.
– Кстати, привез с собой одну такую игрушку.
Кербер посмотрел в темный угол – недалеко, рядом с музыкантами, которые настраивали инструменты, стоял крупный мужчина, одетый в странную чешую, которая вся переливалась при свете и казалась прочнее камня. Странный наряд повторял рельеф мускулистого тела незнакомца, придавая ему еще более воинственный вид. Наследник царя быстрым жестом руки позвал его к себе. Когда воин приблизился к пирующим, все смогли не только рассмотреть устрашающее облачение, но и узреть наполненный ненавистью взгляд мужчины, его немного покореженное шрамами лицо.
Преданный спутник Кербероса, атлет, который был приставлен к пятнадцатилетнему сыну царя, отправляющегося в загадочное путешествие, изменился за это время. Он подал Керберу необычный предмет, напомнивший всем более изогнутую лиру с одной струной, а затем снял со своего плеча вытянутую сумку, наполненную, как на первый взгляд показалось атлантам, заокеанскими цветами с пушистыми лепестками, но очень странными и острыми корнями.
– Что это? – поинтересовался Зен.
– Это оружие называется лук, а это – стрелы, – говорил Кербер, доставая из сумки одну из них. Он приобнял мальчика и повел его к бассейну. – Пользоваться им несложно, нужна только сила. Ты же сильный?
– Да… – задумался Зен. Ему казалось, что от ответа на этот вопрос зависит его дальнейшая судьба, путь жизни, по которому он пойдет. Он хотел повернуться к отцу и увидеть его взгляд, с помощью которого смог бы легко получить совет, но на полпути к этому передумал, решив, что уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно делать выводы, и принял этот случай за подсказку богов в определении его назначения. – Да! Я очень сильный!
Пока Кербер вел мальчика к бассейну, за столом все оживились, с интересом и волнением наблюдая за происходящим. Отец и братья Зена приподнялись со своих мест и последовали за путешественником вместе с его старшими братьями, им было очень интересно посмотреть на диковинку. Юклид остался рядом со своей сестрой, которая очень внимательно следила за действиями младшего сына царя, но оставалась молчалива. Василиас не решился последовать за сыновьями, его всегда веселое лицо изменилось, словно потускнело, он взглянул в свою чашу и залпом выпил все находящееся в нем вино, застывшее на усах, а некоторые капли упали на его коричневую бороду, немного успевшую поседеть.
– Видишь за колоннами большое дерево? – спросил Кербер у мальчика, указывая рукой на сад, находящийся за бассейном, виднеющимся через арку.
– Да.
– Твоя задача попасть в него. Не бойся, в этом нет ничего сложного. Берешь в одну руку лук, в другую стрелу, подставляешь стрелу к луку… да, да, вот так, обхватываешь ее рукой и натягиваешь тетиву. Сильнее натягивай, смелее! И теперь целься, вот так, да, прикрой один глаз, – объяснял Кербер, придерживая руки Зена. Все затаили дыхание. – Прицелился? А теперь – стреляй!
Зен отпустил тетиву. Он немного испугался, когда сделал это, даже не успел до конца понять, что произошло. Стрела быстро достигла цели, пролетев над водой, проскользнув между колоннами, листвой сада, и вонзилась в дерево, с треском разламывая его кору. Птицы, сидевшие на ветках, от испуга взлетели ввысь. Все гости вздрогнули.
– Да, действительно, данным предметом, как вы сказали – стрелой, можно убить человека. Ой, острая, – говорил Пеон, который все это время рассматривал диковинку, взятую из сумки, где лежало остальное оружие. – И как же обстоят дела с медициной за океаном? Раз они так любят себя резать, значит, умеют с легкостью все залечивать? Иначе никого не осталось бы в живых.
– К сожалению, они умеют только резать, – сказал Кербер, забирая у Пеона стрелу.
– Но все же как-то они лечат тех, кто остается в живых? – не унимался Пеон.
– Во время битв они пытаются обезопасить себя доспехами, вы можете видеть их на Полидамáнте, мы специально привезли их для вас, – говорил Кербер, легко натягивая тетиву и прицеливаясь вдаль.
Пеон, с таким же любопытством, как и его брат Атрей, начали осматривать доспехи, каждый с разными целями, а Софос, быстро бросив на них свой настороженный взгляд, внимательно наблюдал за действиями младшего сына царя. Пока все были отвлечены, тот легко и уверенно выпустил стрелу и точно попал в стрелу Зена, разрубив ее пополам. Керберос был доволен восторгом, который овладел ребенком, и почувствовал свое превосходство над всеми присутствующими, несмотря на то, что не смог добиться похвалы от того, для кого устроил это представление.
– Стреляешь, словно не в первый раз, – задел Кербера Софос.
– Вы правы. Люди за океаном научили меня пользоваться их оружием. Но для нас это всего лишь игрушка, – засмеялся Керберос.
– Да, всего лишь опасная игрушка, – парировал Софос.
– Друзья, хватит стоять у воды ночью – так можно и простудиться. А то все наши разговоры будут о том, как лучше лечить кашель! Верно, Пеон? – снова попытался повернуть разговор в более веселое русло царь.
– Вы все верно подмечаете, но говорить о врачебном деле не так скучно, как вы это преподнесли, – вступил в дружеский спор Пеон, занимая свое место.
– Братец, кроме тебя и твоей жены, никто с таким энтузиазмом не говорит об этом и тем более не интересуется, – подхватил разговор Никон.
– А зря, благодаря этой науке можно многое узнать о нас, нашем теле, – говорил Пеон.
Все включились в этот оживленный диалог и быстро вернулись за стол, только Кербер не торопился сесть рядом с отцом.
– Не приписывай все заслуги по познанию человека только науке, не забывай о философии и искусстве, – сказал Атрей. – Кстати, за океаном интересуются какими-нибудь искусствами?
– Разве что боевыми, – ответил Кербер.
– Они даже не поют, не танцуют? – спрашивал Атрей.
– Они обучены всему этому, но пока не придают такого высокого значения, в отличие от нас. Хотя стоит подметить, что они изрядно рисуют и расписывают свои дома.
Атрей хотел продолжить излагать свою мысль, но младший брат перебил его.
– А что такое боевое искусство и как ему научиться?
Софос был удивлен услышать этот вопрос от Зена, хотя понимал, что Керберос завладел его вниманием. Внутренний голос подсказывал мудрецу, что это влияние может плохо сказаться на сыне.
Кербер торжествовал, чувствуя победу в их с Софосом неоглашенной игре. Мудрец всячески пытался гнать от наивных ушей гостей и своих детей страшные, но такие манящие за собой слова юноши. Керберос только набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать Зену о жестокости боевого искусства, как его перебили.
– Все сказанное вами ужасно, и хочется верить, что это неправда, – донесся до него женский голос, который мгновенно стер ухмылку с лица Кербера.
Его взгляд встретился с Психеей, единственной дочерью Софоса. Керберос замялся, будучи восхищенным красотою девушки, которая сидела за столом прямо и внимательно слушала каждое его слово. Ее голубые глаза прожигали путешественника насквозь, а слегка растрепанные от ветра волосы сводили с ума. На одно мгновение холодный взгляд Кербероса вспыхнул красным пламенем, губы слегка порозовели, а сердце забилось чаще. Он словно позабыл все эти страшные семь лет. Девушка сидела неподвижно, но это придавало ей еще больше красоты. Кербер хотел начать говорить, но его перебил звук лиры, который снова донесся до них. Музыканты привели в порядок инструменты и некстати начали играть.
– Человек обладает огромной духовной силой, которая позволяет ему различать грань между добром и злом и не переступать ее. Мы контролируем свои желания, чувствуем сердце и разум, следуем их советам и тому, что завещали предки. Человек, хотя и велик, но не равен богам, они же идут с нами вместе уже девятнадцать тысяч лет. В силах людей делать мир вокруг лучше: украшать его постройками, скульптурами, садами, проводить в порядок водоемы, поля, леса, беречь животных – это цель человека. Мы живем в мире не просто так, мы его архитекторы, конечно, не главные, но нам дана воля в создании порой фантастических и прекрасных вещей. Вот наша сила, мы сами творим мир вокруг нас. И поэтому нам неведомы такие вещи, как жадность, воровство, убийство – зачем это нужно? Деньги… какая-то бессмысленная вещь, которая придумана словно для того, чтобы усложнить жизнь человеческую. Чтобы понять, что мне необходимо на рынке, необязательно смотреть на эту монету, рассчитывая, сколько продуктов купить. Для этого у меня есть оценивающий мои силы разум и сердце, думающее о тех, кому эта вещь тоже необходима, – рассуждала Психея, которую все очень внимательно слушали, особенно ее отец, сияющий от счастья и гордости за дочь. – А слушая ваши истории, создается впечатление, что за океаном живут бездушные существа.
– Да, все верно. Люди там не обладают особой духовностью, – сказал Кербер. – Вы даже не представляете, что там творится.
– Неужели они все так ужасны, что не найдется даже одного человека, который нес бы в мир благие мысли и дела? Нет, я даже не задаю вопрос, я знаю, что такие люди есть, ведь всегда с нами, даже когда смолянистые тучи затягивают небо и рассерженный Зевс метает молнии, остаются вера и надежда на то, что после этой бури мы сможем узреть Ириду, несущуюся на радужных крыльях. И я верю и надеюсь, что за океаном, помимо зла, есть и добро. Ведь одно не может существовать без другого.
– Атлантида – особое место, куда не может проникнуть зло, так как от него нас уберегают боги, – вступился за сестру Юклид, хотя его помощь ей была не нужна.
– Да, как же я мог забыть о богах, – с усмешкой сказал Кербер.
– Ты не веришь в богов? Не боишься ли их кары? – Юклид приподнялся и оперся руками на стол, сын царя стоял напротив него в такой же позе.
– А вы и служите им лишь из одного страха.
– Храбрец нашелся, мы благодарны им за жизнь без бед и катаклизмов, которые царят за океаном.
– А с чего вы взяли, что это заслуга богов?
– Во-первых, так говорили наши предки, а их слова прочнее стали, во-вторых, живой пример – твой брат, который влюблен в одну из муз.
– Я семь лет жил в мире, где правда и ложь существуют вместе.
– Да как ты смеешь произносить такое! – вступил в уже разгоряченный спор Филимон, который заступился за честь своей возлюбленной. – Тебе повезло, что ее здесь нет, а иначе…
– А иначе что? – подловил Кербер своего брата.
Он замолчал. Филимон в ужасе осознал, что мог натворить, и не понимал, как это пришло ему в голову, за двадцать восемь лет своей жизни он даже не подозревал, что в его груди может храниться злоба, которая способна привести к ссорам и даже дракам. Но сын царя вовремя остановился, этому поспособствовало возращение царицы с Мэйей, которые искали Зена. Войдя в зал, они обнаружили трех взбудораженных юношей, рядом с ними была смята скатерть, кубок и стул Филимона – опрокинуты.
– Что вы творите? – ругалась царица. – Ведете себя, как маленькие дети. Мне кажется, что всем пора немного отдохнуть.
– Все верно. Василиас, думаю, пора приступить к обсуждению наших вопросов, – сказал Софос.
– Да, да… Панталеон, Никон, вы нам тоже нужны, пойдемте. Дорогие гости, можете гулять по всему дворцу: библиотека, сад, комнаты – все открыто для вас.
– Василиас, – обратился Софос к царю, когда они отошли от места трапезы, – тебе не кажется, что ты рано отправил Кербера в путешествие?
– Ты все же вернулся к этому разговору. Нет, Софос, за семь лет я не изменил своих убеждений и считаю, что все сделал правильно. Чем раньше он смог бы поехать, тем лучше бы сблизился с людьми, дабы повести к ним атлантов и поделиться нашими знаниями и культурой. Не хочу более это обсуждать. Приступим к работе, – сказал царь, явно не желая говорить обо всем, что касается путешествия его младшего сына.
Мимо высоких зеленых стен сада, которые протянулись вдоль его троп, скользил ветер, слегка колыхая листву. Музыка давно стихла, и Борей больше не разносил вокруг ничего, кроме ночной тишины. Сад спал, даже вода в фонтанах переливалась очень медленно, а ее спокойное журчание убаюкивало птиц, восседающих на вековых деревьях. Арки, тянувшиеся вдоль троп, окутанные листвой и цветами, были словно порталы в сказку, а в проблеске между листвой наверху сияли звезды, казалось, что это роса уже проступает на лепестках. Даже белоснежные статуи богов, находившиеся здесь, словно закрыли свои глаза, о чем-то мечтая.
Во дворце существовала легенда о том, что именно в этом саду, увидев статую музы, скрытую в его лабиринтах, юный Филимон влюбился в Талию. Он был настолько потрясен красотой скульптуры, что несколько дней не мог от нее отойти. Когда он вырос, то отправился в Агапи на поиски своей возлюбленной, а она уже ждала его, так как некогда Пифия предсказала ей, что она полюбит атланта царской крови, и будет эта любовь дарована самой Афродитой на рубеже тысячелетий. Так оно и произошло. Но у предсказания было странное продолжение о том, что ревнивый Арес, который не терпит делить с кем-то дарованную Афродитой любовь, захочет вернуть ее обратно, и случится это, если прольётся в Атлантиде невинная кровь. Талия знала, что этому никогда не бывать.
Прохладный ветер продолжал летать по саду и окутывать своим дыханием Психею, стоявшую рядом с двумя стрелами.
– Ты изменилась, – услышала девушка голос позади себя. Обернувшись, она увидела Кербера. – Повзрослела, хотя и… осталась так же прекрасна.
– Спасибо, – скромно ответила Психея и снова повернулась к дереву, – ты тоже изменился, но не могу похвалить тебя в ответ.
– Хм, считаешь, что я превратился в чудовище?
– Не знаю, но на пиру ты вел себя странно и пугающе. Зачем был нужен этот спектакль? – спросила Психея, указывая на стрелы.
Керберос молчал.
– Зачем ты поругался с Юклидом?
– Ему не стоило вмешиваться в наш разговор.
– Не спорю, это было лишнее. Он очень заботится обо мне, переживает, но и тебе не стоило отвечать на его провокацию, и тем более задевать своего же брата.
– Заботится! – усмехнулся Кербер, – он ненавидит меня, поэтому и защищает тебя, считая, что я не принесу счастья. Что же касается моего брата – ему такая встряска даже полезна, наконец-то все поймет о своей горячо любимой Талии, – с презрением говорил Кербер, что очень напугало девушку.
– Ты очень изменился. Я тебя не узнаю.
– Психея, я остался тем же, кем и был, и по-прежнему люблю тебя, – Кербер пытался остановить девушку, которая хотела уйти; она прислонилась спиной к дереву, младший сын царя склонился над ней, они оба смотрели друг другу в глаза, забыв о стрелах, которые находились у их лиц.
– Значит, ты хочешь уехать со мной в Агапи и выращивать небывалой красоты цветы, как мы мечтали в детстве?
– Хочу, но не могу.
– Как это? – девушку смущали странные противоречия в словах юноши.
– Психея, мне нужно знать лишь одно: помнишь мой вопрос, заданный тебе в день, когда я должен был уплыть? Дай же мне этот долгожданный ответ, именно он решит все в нашей судьбе, ну…
– Нет! Пока ты все мне не объяснишь, я буду держать его при себе, и не важно, сколько для этого понадобится времени. Что же ты теперь хочешь делать?
– Это не имеет значения. Я хочу, чтобы ты была со мной, а то, что я собираюсь делать, тебя не должно касаться.
Девушка выскользнула из-под его руки.
– Не имеет значения?! Кербер, что случилось за океаном? Ведь что-то случилось – я чувствую…
Психея старалась поймать его взгляд, но он виновато прятал от нее глаза. Младший сын царя хотел все рассказать своей любимой, но это было выше его сил, поэтому он лишь молчал, опустив голову.
– Не хочешь говорить… твое право, – девушка старалась скрыть за гордостью наворачивающиеся слезы, от которых было тяжело дышать.
Она больше не хотела продолжать разговор, потому что это разбивало ее мечты и мучило душу. Психея не узнавала того храброго и озорного мальчишку, который ради нее спустился в овраг, из каменистой почвы которого пробивался прекрасный цветок, впечатливший девушку. Не видела больше его улыбки и не слышала так полюбившихся ей шуток; знакомыми оставались лишь грустные глаза юноши, которому так не хватало внимания, несмотря на то, что Керберос был излюблен судьбой.
– Психея, стой…
– Нет, Керберос! Я устала – вечер оказался очень утомительным.
Девушка на одно мгновение бросила взгляд на младшего сына царя и скрылась в саду. Керберос хотел вылить всю накопившуюся злость и обиду на самого себя за глупости, которые он наговорил, ударив кулаком по дереву, но, заметив стрелы, с ненавистью вырвал их, разломал пополам и бросил на землю.
Гости гуляли по дворцу, когда Софос вернулся в зал, где проходила трапеза, и не обнаружил никого, кроме музыкантов, которые медленно играли, убаюкивая сами себя. Оглядываясь вокруг, он увидел предметы, привезенные Кербером из путешествия, которые еще не успел рассмотреть. Выпавшие минуты спокойствия и тишины Софос решил посвятить им. Он шел вдоль столов, внимательно осматривая каждую диковинку, и остановился у доски, поделенной на черно-белые квадраты, на которой стояли по два ряда фигур.
– Это шахматы, – услышал голос путешественника Софос и резко поднял голову, – так называется данная игра.
– И какие же у нее правила?
– Я знал, что она вас заинтересует, – сказал Кербер, – предлагаю сыграть одну партию, она лучше всего даст вам понять правила игры.
– С удовольствием, – ответил Софос и присел за стол.
Незримая битва, которую они начали сегодня, перенеслась на игровое поле, на котором Керберос собирался сразить мудреца.
– Перед вами шахматная доска, поле сражения, на котором развернулись два войска: белые фигуры и черные. В каждом по шестнадцать фигур. Цель игры – захватить короля, застать его врасплох, окружив остальными фигурами так, чтобы у него не было возможности сделать и шагу, что называется поставить «шах и мат». Если это произойдет, игра будет окончена. Также можно ставить королю просто «шах», в этом случае ваша фигура является угрозой для его жизни, но он может избежать гибели.
– То есть цель – убить короля? Хм, видимо с ранних лет за океаном учат обороняться от противника и захватывать его?
– Да, учат выстраивать тактику сражения и готовят к тому, что мир неидеален и, возможно, придется когда-нибудь постоять за свою жизнь, – сказал Кербер, а в сторону произнес, – жаль, что этому не учат в Атлантиде. Если вам так не нравится слово «убить», мы заменим его выражением «съесть фигуру». Не отказывайте мне в удовольствии сыграть с вами, учитель, – Кербер не хотел выпускать Софоса из поединка.
– Хорошо.
– Прекрасно, – улыбнулся Кербер, – познакомлю вас с фигурами. Пешки. Несмотря на то, что их больше всего на поле, они являются самыми слабыми фигурами, могут ходить только на одну клетку вперед; исключением является самый первый ход, когда пешка имеет право пойти на две клетки, по желанию игрока. Съедают соперников они по диагонали. В отличие от остальных фигур, пешки не могут бить ходом назад, они идут только вперед. Фигуры по бокам – ладьи. Они ходят вертикально, либо горизонтально, количество клеток неограниченно. Следом идут кони. Они передвигаются только по определенному рисунку, похожему на заглавную букву «гамма», примерно так, или вот так, – показывал на шахматной доске Кербер, – рядом с конем стоит слон, который ходит только по диагонали. Вот мы и добрались до самых важных фигур на поле – это король и королева. Что занимательно: в правилах игры именно королева является самой сильной фигурой – истинной царицей поля, потому что может ходить так, как ей угодно, а вот король передвигается всего лишь на одну клетку, убегая от противника и подставляя ему свое войско. Ну что – попробуем сыграть?
– Пожалуй. Кто ходит первым?
– Белые фигуры всегда начинают игру, и, раз уж вы играете впервые, я взял их себе. Итак, начну с хода пешкой, – Кербер поставил фигуру на Δ5.
– Хм, пожалуй, поступлю также, – Софос передвинул пешку на Δ4.
– Правильно, необходимо стремиться занять центр поля, – сказал Кербер, выдвинув слона на Η4, он спешил показать Софосу свое мастерство в шахматах и начал выводить сильные фигуры ближе к противнику. На что мудрец ответил ходом пешки на Z3, поставив под удар слона.
– Софос, я вижу, вы уже поняли суть игры – отлично атакуете. Не думал, что вы так быстро пойдете в наступление.
– Я лишь защищаю своего короля, – сказал учитель.
– Да, но для этого придется убить некоторые фигуры. Вы не одержите победу, просто переставляя их. Всегда приходится кем-то жертвовать.
– Мы с вами условились «съедать фигуры». Не забывайте. А за ваши фигуры не волнуйтесь, я еще успею их съесть, – усмехнулся Софос, – что же касается жертв – это не в моих правилах.
– А разве вы не пожертвовали возможностью путешествовать так же, как ваш отец, во имя семьи? Неужели вам не хотелось убежать вместе с ним, дабы посмотреть на чудеса Атлантиды?
– Я все видел. Отец показал мне их, рассказывая в красках все, что узрел. И этого было достаточно, чтобы полностью представить себе величие Атлантиды. У меня никогда не было такой страсти к путешествиям, как у него. За всю жизнь я покинул Кефали только ради учебы в Аксии. Да, это было незабываемое время, но смысл своей жизни я видел в другом, поэтому вернулся домой, – говорил Софос, а Кербер, слушая его, слегка покачивал головой, словно отрицая слова старого учителя, – вы не забыли, что настала ваша очередь сделать ход?
– Нет. Мне, Софос, не страшно отступить назад и признать ошибку, – подначивал Кербер мудреца, отступая слоном на Θ5, хотя тот не понял его намека.
Подумав пару минут, Софос пошел конем на Γ3, а Кербер, почти не задумываясь, выдвинул ту же фигуру на Z6. Пешка младшего сына царя незамедлительно была съедена конем мудреца.
– Не спешите, учитель, вы можете проглядеть самое главное, – сказал Кербер, съев коня, оказавшись на клетке Δ5, – мы с вами имеем по одной фигуре противника, только у вас пешка, а у меня – конь.
– Неплохой ход, – ответил мудрец, не отрывая взгляда от шахматного поля, пытаясь просчитать ходы, – вас хорошо научили играть, – добавил он, передвинув пешку на Γ4.
– Да, я нередко одерживал верх над своими учителями, – хвастался Кербер, убирая коня на Ε3, и, отвлекшись, не заметил, как стал под удар слона.
– Правильный ход я сделал данной фигурой? – спросил Софос, съедая коня Кербера.
– Правильный, – процедил сквозь зубы юноша, наблюдая, как старый учитель забирает коня и ставит рядом с уже съеденной ранее пешкой. Но младший сын царя не собирался сдаваться. – Не знал, что вы умеете хитрить, – Кербер передвинул белую пешку на Α5.
– Что вы, какая хитрость? – рассмеялся мудрец, – никогда не умел это делать. Моя душа и помыслы открыты, в них нет месту для лисьих уловок. Я всего лишь отвлек вас, – сказал Софос, передвинув пешку на Δ5.
– И даже лжи нет места? – ладья была передвинута на Α6, а Кербер устремил свой прищуренный взгляд на Софоса, улыбка которого спала с лица, он выпрямился и чуть замялся на стуле, – смотрите внимательнее, Софос, моя ладья преграждает путь вашей пешке, да и любой другой фигуре, которая рискнёт пересечь черту.
– Спасибо, я слежу за игрой, – ответил мудрец, не упуская взгляд юноши, – лжи нет места нигде, – черный конь был поставлен на Ζ4, – особенно в устах людей. Мы уже говорили об этом сегодня, и я не хочу…
– А я – хочу, – Кербер громко стукнул по доске, второй белый слон вступил в атаку на Β4, угрожая королеве Софоса, – вы всегда говорили, что нас оберегают боги за то, что мы живем по их заветам, одним из которых является «не врать ближнему своему». Но с чего вы взяли, что это нас защищают ото лжи, а не мы лжем, чтобы спасти себя?
– От чего спасти? – Софос незамедлительно защитил королеву слоном на Δ2.
– От мрачной стороны жизни, повесив на нее пелену счастья, убедив всех в правдивости законов и уверив, что это слова небожителей. Откуда мне знать, что это не сказки предков, а их непреложная истина?
– Но так…
– Так было испокон веков, – пешки в руках Кербера стучали по столу, отражая ритм его разбушевавшегося сердца, а Софос за два хода отвел королеву в сторону на H3, – я легко могу предугадать, что вы ответите. Но не советую ручаться за слова мертвых, в их прахе правду не найти, лишь зря потревожите. Искать нужно здесь и сейчас, смаковать в настоящем все соки жизни, жадно поглощая моменты, быть ненасытным до мельчайших деталей дня, погрязнуть в этом безумстве, но подняться, чтобы осознать философию рождения, ведь никто не сможет отыскать смысл твоего существования на этой проклятой земле. Только ты сам!
Белая пешка съела черную. Стук. Чёрная съела белую. Сраженная фигура медленно отправилась на сторону противника. Вновь белая пешка съела черную. Стук по доске. Несмотря на нервный ритм игры, который задавал младший сын царя, Софос, как и всегда, был сдержан и сохранял хладнокровие, которое в большей степени и раздражало Кербера. Мудрец смотрел на юношу и видел в нем пятнадцатилетнего мальчишку, своего ученика.
– Вы сомневаетесь в богах, – сказал мудрец, съедая конем пешку на Δ5.
– На то есть веская причина, – перед конем была грозно поставлена ладья.
Софос смотрел на доску, а Кербер, ухмыляясь, пронизывал взглядом мудреца, и, уверенный в своей безоговорочной победе, даже не опускал головы.
– Вы повзрослели, Кербер, и многое открыли для себя, – сказал учитель и съел конем слона на Β4, – видно, что годы за океаном привнесли в ваши мысли новые веяния, это хорошо, ведь всегда нужно стремиться к чему-то выше себя, но без фундамента, который составляет опыт поколений, все ваши постройки рухнут.
– Здания обрушиваются и от старости, – последний конь Софоса был съеден пешкой.
Молчание.
– Но, несмотря на прошедшие годы, вы остались таким же невнимательным, – мудрец королевой съедает ладью на Δ5, – шах.
Ресницы Кербера дважды ударили по нижнему веку прежде, чем он опустил голову на шахматное поле и увидел, как белого короля и черную королеву разделяет всего лишь одна клетка, один шаг до поражения. Встряхнув головой, юноша погрузился в игру, позабыв свой гнев и придумывая новую тактику, когда послышался голос Мэйи.
– Софос! Вот ты где. Нам пора идти домой, внуки и Зен устали, почти спят, – жена мудреца подошла к нему, – ой, Керберос, простите, я отвлекла вас от… – Мэйя недоуменно посмотрела на шахматную доску.
–Это игра, дорогая. Кстати, очень интересная. Простите меня, но нам, правда, уже пора идти домой, думаю, Кербер, мы с вами продолжим игру в следующий раз, – Софос поднялся из-за стола.
– Обязательно, Софос. Я не забуду про незавершенную партию, – сказал Кербер, и, когда мудрец, откланявшись, отвернулся от него, добавил вслед, – вы тоже многого не замечаете.
Эти слова донеслись до старого учителя, но пронеслись мимо его сознания.
Празднество подошло к концу. Все гости расходились в хорошем настроении, но с небольшим странным осадком после тяжелого разговора с Керберосом. Пеон и Атрей по дороге домой обсуждали истории путешественника. Первый размышлял о том, какие можно придумать лекарства, чтобы послать их в помощь заокеанским братьям, и всерьез задумывался о том, чтобы самому поехать туда обучать их врачебному делу, но его не слишком амбициозная жена позже остудила его пыл. Второй же обдумывал замысел нового рассказа или, может быть, поэмы о чужеземцах. Никон с женой убаюкивали на руках своих пятилетних детей. Юклид с молодой супругой любовались прекрасной луной, хотя он все время оборачивался взглянуть на сестру, которая шла позади всех. Психея казалась невозмутимой, лишь брат чувствовал, что внутри она плачет. А Софос даже не подозревал, что семь лет назад его дочь и молодой царевич были поражены стрелой Эрота.