Атлантарктида. Дикий, дикий Норд. Из глубины - читать онлайн

США, штат Вирджиния, округ Арлингтон, министерство обороны (Пентагон) 6 декабря года Дракона, утро

Кто не видел пятиугольный штандарт министерства обороны Соединённых Штатов Америки – Пентагон с высоты птичьего полёта, тот не в состоянии оценить масштаб этого гигантского здания площадью более шестисот тысяч квадратных метров. Длина каждой стороны пятиугольника составляет ровно двести восемьдесят один метр, а длина всех надземных коридоров (комплекс имеет и два подземных уровня) превышает двадцать восемь километров. При этом добраться до любой точки строения на любой этаж можно всего за семь минут.

Работают в этом здании, едва ли не самом большом в мире, около тридцати тысяч человек.

Защищён комплекс тремя поясами зенитно-ракетных позиций и постоянно дежурящими над ним самолётами, что, однако, не помешало террористам 11 сентября 2001 года нанести по нему удар: пассажирский «Боинг» был направлен в северное крыло здания, занимаемое управлением Военно-морских сил США, погибли все пассажиры, экипаж и более ста человек персонала министерства. Через год в этом крыле был создан мемориал в память о погибших.

В начале третьего десятилетия двадцать первого века сменились и президент США, и министр обороны, назначаемый новым президентом с одобрения Сената. Впервые в истории Пентагона его руководителем и шестым лицом в государстве стал молодой человек в возрасте тридцати лет, гражданский, бывший аналитик департамента развития военных технологий, зарекомендовавший себя разработкой стратегии оборонных инициатив. Спокойный, с виду уравновешенный и невероятно амбициозный представитель янки в современном мире, густо насыщенном конфликтами и насилием, он представлял собой новую генерацию креативно мыслящих молодых людей, не отделявших себя от компьютеров и новомодных гаджетов точно так же, как человек не отделяет себя от собственных рук, ног и других частей тела.

Звали его Джеймс Уилсон, к традициям военной элиты США он относился с прохладцей, хотя и не подчёркивал своей нелюбви к «старпёрам», но первым делом, появившись в кабинете министра как хозяин, велел сдать в музей обломок «Боинга» – того самого, что протаранил Пентагон, хранимый в качестве сувенира всеми предыдущими министрами.

Шестого декабря Уилсон устроил в своём роскошном кабинете на третьем этаже внутреннего корпуса, с видом на пятигранный внутренний парк, весьма серьёзное совещание, на которое был приглашён весь цвет министерства и значимые функционеры Сената и военных институтов, от заместителя министра обороны по вопросам разведки до сенатора по безопасности и директора DARPA – Агентства МО США по перспективным оборонным проектам. Темой совещания должен был стать доклад начальника отдела стратегической географии о работе систем спутникового мониторинга Антарктиды.

Возраст всех присутствующих на совещании не менее чем на пятнадцать лет превышал возраст министра, и он не раз ловил на себе снисходительно-завистливые взгляды коллег, которым было как минимум за сорок пять, но их переживания главу Пентагона не смущали и не волновали. Его способности оценили и президент, и Сенат, и конгресс, и этого хватало, чтобы чувствовать себя выше всех.

– Прошу садиться, господа, – сказал Уилсон, входя в кабинет последним; приглашённые ждали его стоя; оглядел гладко бритые лица, излучающие непробиваемую уверенность в своей значимости. – Чувствуйте себя как дома.

Командующий управлением разведки (РУМО) адмирал Уильям Перетта, старше министра на шестнадцать лет, улыбнулся: он хорошо понимал Уилсона и стал ему почти необходим.

– Прошу без раскачки, – сказал Уилсон, демонстративно глянув на старинные часы в углу кабинета, созданные, по легенде, самим Леонардо да Винчи. – Сжато, по делу. У меня встреча с президентом через два часа. Прошу вас, Чак.

Вставать из-за стола совещаний не было нужды, в этом традиции общения в министерстве соблюдались неукоснительно, и шестидесятилетний Чак Картер, с гривой седых волос, мягкотелый, похожий на клерка при смерти, заговорил гнусавым голосом, воплощая в себе все пороки госслужащих, дослужившихся до приказа об увольнении.

Его доклад длился четверть часа, после чего на минуту в кабинете установилась полная тишина: присутствующие переваривали услышанное.

Командующий РУМО кашлянул.

Головы повернулись к нему.

– Ваше резюме, Чак? – сказал он.

– Резюме простое. – Картер вытер вспотевший лоб платком. – Кто первым доберётся до подлёдных сокровищ Антарктиды, тот и выиграет. Судя по всему, мы отстаём от русских, готовых запустить в озеро Восток мини-субмарину.

– Насколько мы отстаём?

Главный разведчик министерства перевёл взгляд на директора DARPA.

– Месяца на два, я полагаю?

Красавец брюнет Томас Лэйбр пожал плечами.

– Мы собираемся запустить свою мини-подлодку в озеро Белла через месяц.

– Это катастрофа! – бросил сенатор Бруно Хейгел, возглавляющий в Сенате комиссию по нацбезопасности. – Мы прекрасно представляем, что прячется подо льдами и в озёрах Антарктиды, доклад мистера Картера только подтверждает наши предположения. Следы цивилизации читаются со спутников хорошо. И если русские первыми подберутся к артефактам, они получат колоссальное преимущество!

– Вы правы, господин сенатор, – кивнул начальник отдела изучения аномальных явлений Агентства национальной безопасности Лес Уйанбергер, – в руки русских полярников могут попасть артефакты, глобально меняющие военные технологии. Мы уже знаем, что во времена последнего противостояния Арктиды и Атлантиды, на самом деле не существовавшей в том виде, в каком её представляют СМИ и специалисты по древним цивилизациям, гипербореи воевали не с атлантами, а с антарктами, остров же, затонувший в Атлантике, являлся лишь периферийной частью Антарктической империи, так вот, во времена последнего сражения арктов и атлантов-антарктов было применено какое-то мощное оружие…

– Климатическое, – перебил речь Уайнбергера директор центра развития оборонных технологий Роберт Браун, единственный чернокожий во всей компании.

Службист АНБ посмотрел на него.

– Извините, – сморщился Браун, круглая голова которого напоминала большой седой одуванчик.

– Термин «климатическое» не отражает физической сути боеприпаса, – сухо заметил сухопарый адмирал Фиксдер, замминистра обороны; из всех высших руководителей министерства он один был уязвлён больше всех тем, что министром назначили не его, отдавшего военному ведомству тридцать пять лет службы, а «желторотого айтишника» Уилсона.

– Согласен, – кивнул лысой складчатой головой сенатор Хейгел. – Что мы можем сделать, чтобы помешать русским?

– Начать войну с ними в Антарктике, – пошутил Перетта.

– Ваши шутки неуместны, Уильям, – ещё суше проговорил Фиксдер. – С их потенциалом русские надерут нам задницу, тем более что у них вблизи Антарктиды пасутся новейшие подлодки. Кстати, а наши субмарины есть в этом районе?

– «Висконсин» вошла в море Росса, – перестал улыбаться Перетта. – Задача – слежение за русскими кораблями и станциями на всём континенте с помощью дронов.

– Одной лодки мало, нужна поддержка надводная.

– Можно послать туда эсминец «Трамп», он сейчас гостит в Австралии.

– Прекрасно, дайте задание капитану. Ещё предложения?

– Надо уничтожить шахту русских, после чего они потеряют связь с аппаратом, – сказал замминистра.

– Это легче сказать, чем сделать, – скривил губы Перетта. – Высадить десант мы не можем, это равносильно объявлению войны. Ракету русские заметят и устроят скандал, если только не осмелятся нанести ответный удар.

– Не устроят, – поморщился Томас Лэйбр. – Вы видели русского министра обороны? Отстой! Он испугается.

– Можно устроить провокацию, – сказал директор центра военных технологий.

– Конкретно? – оживился сенатор Хейгел.

– Отправим с борта одного из наших кораблей на материк «вертушку» якобы для срочной доставки груза, вертолёт потерпит крушение и упадёт на русскую станцию.

Сенатор в сомнении поиграл седыми бровями.

– Операция должна быть разработана до мелочей. Конфликты с русскими нам не нужны. С другой стороны, упустить добычу, если она столь серьёзна, как утверждает господин Картер, мы не имеем права, допустимы любые приёмы.

– Координаты древних объектов определены совершенно точно, – сказал географ. – В озере Восток – ближе к морю Росса, в озере Белла – в районе шведской станции.

– Шведы нам не помешают?

– Вряд ли они знают о наших планах, – тонко улыбнулся руководитель РУМО.

– А русским наши планы не станут известны?

– Не станут, – успокоил географа Перетта. – О них не знает даже наш президент.

– Мало того, – добавил Чак Картер, – спутники подтвердили, что почти все крупные подлёдные озёра соединяются тоннелями. Во всяком случае, надёжно прослеживаются два тоннеля – из внешнего моря Росса к озеру Восток и между озёрами Восток и Белла.

– Тоннели проложены во льду? – спросил директор DARPA.

– Нет, в материковых породах, на глубинах до ста метров от поверхности. По-видимому, их прорыли антаркты ещё до появления льдов.

– Джеймс, мы сможем их каким-то образом использовать? – посмотрел на министра обороны сенатор.

– Для начала нужно попасть в эти тоннели, – осторожно сказал Уилсон. – Нужна мини-субмарина с большой глубиной погружения.

– Но ведь у нас есть спасательные модули, которые мы готовим для аварий на подлодках?

– Их необходимо переоборудовать.

– Постарайтесь сделать это как можно быстрей, нам всё равно понадобятся подводные аппараты этого класса.

– Хорошо.

– И давайте подумаем над идеей Роберта. – Сенатор с отеческим одобрением посмотрел на руководителя центра военных технологий. – С аварией беспилотника.

– Мы прикинем наши возможности, – пообещал министр обороны.

Антарктида, российская полярная станция «Южный полюс-10» 11 декабря, утро

Восточная часть Антарктиды в двухстах километрах от полюса – одно из самых пустынных мест на Земле. Здесь неоднократно регистрировались зимние температуры под минус девяносто градусов по Цельсию и потоковые ветра, сглаживающие снежные торосы и заставляющие учёных неделями отсиживаться внутри станций. Тем не менее русских полярников это не останавливало, и единственную исследовательскую станцию в этих местах создали они – «Восток», в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году, не убоявшись ни температуры, ни ветров, ни одиночества, ни отсутствия – в случае экстремальных ситуаций – какой-либо помощи.

Таковым район станции «Восток», где позже было обнаружено самое большое на континенте подлёдное озеро, оставался и спустя семьдесят лет после начала освоения Антарктиды. К две тысячи двадцатому году на ледяном щите южного континента построили уже более пятидесяти научно-исследовательских станций и баз, в том числе – пять постоянно действующих российских. Одна из них – «Южный полюс» появилась всего два года назад в десяти километрах от станции «Восток», продолжавшей функционировать и прославившейся тем, что именно её обитатели первыми пробурили почти четыре километра льда и взяли образцы воды озера Восток, накрытого льдом, по одной из научных версий, уже более десяти тысяч лет.

Всего подо льдом Антарктиды располагается более четырёхсот озёр, самым крупным из которых является Восток площадью более четырнадцати тысяч квадратных километров. Его длина семьсот семьдесят километров, ширина – сорок восемь. Бурить лёд на станции начали в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, закончили в две тысячи двенадцатом, первые пробы воды взяли в две тысячи пятнадцатом и… ничего особенного не обнаружили, кроме нескольких тысяч экстремофильных видов бактерий, хотя учёные предполагали существование в озере уникальной экосистемы, изолированной от внешнего воздействия по крайней мере сотню веков.

К концу второго десятилетия двадцать первого века в передовых странах, в том числе в России, появились технологии, позволявшие прокладывать во льду не только глубокие скважины, но и шахты, и российские полярники, обладавшие колоссальным опытом подобных предприятий, первыми проложили к озеру Восток шахту диаметром около метра, что давало возможность запустить в озеро – после комплекса обеззараживающих процедур – робота-мини-подлодку, которую также к моменту запуска сконструировали российские специалисты, поддержанные Фондом перспективных исследований.

Шахту прокладывали полярники «Южного полюса» в течение двух лет, и к антарктическому лету – на южном материке оно начинается в декабре и заканчивается в феврале – туда был доставлен глубоководный аппарат АДИГА, получивший имя «Глазастик». Спуск аппарата в шахту был намечен на одиннадцатое декабря.

К этому времени выяснились дополнительные обстоятельства для исследования материка, подогревающие интерес учёных – геофизиков, гляциологов, биологов и археологов – к теме исследований подлёдных ландшафтов Антарктиды.

Во-первых, температура воды в озере Восток и в глубинах других больших озёр достигала в отдельных местах плюс десяти-пятнадцати градусов по Цельсию, несмотря на огромные отрицательные температуры – от минус шестидесяти до минус восьмидесяти градусов – на поверхности континента. Нагревали воды озёр так называемые «чёрные курильщики» – геотермальные источники.

Во-вторых, жизнь в озёрах имелась, хотя и «мелкая»: в пересыщенном кислородом и минеральными солями озере Восток обнаружилось множество бактерий и микробов, половина из которых оказались неизвестными микробиологам.

В-третьих, и это было самое главное, с помощью систем радиосканирования континента: американской MODIS и российской ГЛОНАСС, – подо льдом были замечены скопления объектов предположительно искусственного происхождения, и в мире заговорили об открытии следов древней цивилизации, похороненных льдами и снегами Антарктиды. Хотя добраться к ним пока никто не мог. Полярники «Южного полюса» должны были первыми убедиться в существовании артефактов, сохранившихся по берегам озера Восток.

Впрочем, американцы отстали не намного: обитатели их станции «Blue iсe», расположенной над озером Белла[1], которое соседствовало с озером Восток, также готовы были запустить в свою шахту, пробурённую совсем недавно, робота-субмарину.

Станция «Южный полюс» начала постоянно принимать полярников – шестнадцать зимой и семьдесят летом – в две тысячи двадцать втором году. Она представляла собой модульный поезд на гидравлических опорах, которые были способны приподнимать модули во время сильных снегопадов, а каждая опора заканчивалась лыжей, чтобы гусеничные тягачи могли отбуксировать станцию в более безопасное место.

«Поезд» станции состоял из одиннадцати модулей. Три из них были научными лабораториями, три жилыми блоками, один командный, один центральный, с кают-компанией, два бытовых и энергоблок, имеющий походный ядерный реактор.

Утро одиннадцатого декабря началось как обычно – с переклички персонала и докладов о состоянии оборудования станции, контролируемого компьютерными системами. Утро, конечно, называлось таковым условно: с декабря по февраль в Антарктиде царил полярный день, но полярники жили так же, как и люди в часовых поясах России, пользуясь суточным циклом московского меридиана.

Погода в районе станции выдалась поистине летней: температура воздуха поднялась до минус пятнадцати градусов, ветра не было, солнце сияло вовсю, дышалось легко, и можно было обойтись без масок, спасающих лица от обморожения и обледенения.

Группа инженеров и специалистов по обслуживанию технического комплекса шахты покинула станцию, направляясь к буровой вышке и невысокому строению с ярко-синими стенами и конусовидной крышей, внутри которого находился механизм спуска в шахту и необходимая для её функционирования аппаратура. Гора вынутого из недр континента льда рядом, покрытая инеем и снежком, подчёркивала торжество человеческого гения и упрямства, способных создать отходы не только из горных пород, но и из промёрзшей воды.

Персонал станции разошёлся по своим рабочим местам.

В командном пункте собрались те, кто отвечал за общую организацию работы коллектива и обслуживание глубоководного аппарата: начальник станции океанолог Пименов Михаил Павлович, сорокасемилетний кряжистый бородач в очках, его заместитель, геофизик Васюченко Сергей Семёнович, по прозвищу Скелет, тоже с бородкой, но более ухоженной, интеллигентской, компьютерщик и связист экспедиции Борис Ремзин, молодой, накачанный до «шварценеггеровского» состояния, из-за чего и получивший кличку Рембо, и пилот мини-субмарины Анатолий Аксёнов, инженер и подводник со стажем, щупленький, рыжеватый, но очень быстрый и реактивный, участник не одной экспедиции на батискафах в глубины озёр и морей.

Командно-штабной модуль представлял собой лабораторию с комплексом спутниковой связи, состоящую из трёх помещений, разделённых метровой высоты переборками. Комплекс был снабжён новейшими отечественными компьютерами «Тверь» и аппаратурой контроля параметров среды и внутренних помещений станции.

Бригада обслуживания, хлопотавшая вокруг «Глазастика» более месяца, занялась проверкой работы его систем и вскоре доложила о полной готовности робота к погружению.

Пименов дал команду опускать субмарину.

Телекамеры, способные работать в условиях сверхнизких температур, показали растопырчатый ложемент, внутри которого крепился аппарат. Ложемент висел на траверсе над устьем шахты и начал медленно опускаться в горловину, пока его полозья не оказались прижатыми к ледяным стенкам шахты. В таком положении он и должен был проследовать до поверхности озера, поддерживаемый механизмом спуска.

Длина «Глазастика», снабжённого десятью видеокамерами и манипулятором, достигала трёх с половиной метров, диаметр не превышал семидесяти сантиметров, и больше всего он походил на торпеду, что в общем-то отражало его предназначение: корпус робота и в самом деле копировал форму торпеды, усиленный титановыми тюбингами; давление воды в озере Восток достигало четырёхсот атмосфер.

– Михаил Павлович? – проговорил главный инженер проекта Боборыкин, руководивший специалистами, обратив лицо к телекамере.

– Начинайте, – пророкотал хрипловатым басом Пименов.

Заворчал мотор спусковой машины, субмарина в ложементе поползла в горловину шахты, исчезла.

– Жду доклада, – сказал Пименов, отключая связь, посмотрел на пилота «Глазастика». – Можете отдыхать, Анатолий Борисович, я вас позову.

– Да мне есть чем заниматься, – улыбнулся Аксёнов, поднимаясь. – Пообщаюсь с ребятами, кое-что уточню.

Пименов отвернулся к экрану компьютера.

Спуск робота обещал быть долгим, надо было преодолеть толщу льда в три с половиной километра, сделав две профилактические остановки для контроля работы всех узлов субмарины, пройти водо-воздушный шлюз, установленный непосредственно у поверхности озера, прямо подо льдом, предназначенный не дать воде рвануться под давлением вверх, и только после этого окунуть торпеду аппарата в озеро. На все эти процедуры планировалось потратить два с половиной часа, поэтому делать пилоту в командном пункте всё это время было нечего.

– Я тоже посижу у себя, – встал Васюченко, имея в виду биолабораторию. – Подожду свой спутник и пообщаюсь с базой.

Пименов махнул рукой.

– Зайди через часок.

Над Антарктидой постоянно висели спутники, в том числе и военные, не считая пролётных, поэтому связь с «большой землёй», под которой подразумевались Москва, Антарктический институт в Санкт-Петербурге и Академия наук, поддерживалась постоянно, однако у полярников был и «свой» спутник, сканирующий поверхность континента подо льдом, и он зачастую выдавал весьма интересную информацию о состоянии озёр Антарктиды, давая пищу для размышлений всем специалистам, в том числе – биологам.

Два часа пролетели в обычной неторопливой суете рабочего дня, длящегося практически сутки, так как график у каждого полярника был свой, индивидуально рассчитанный, и вместе они собирались только на завтрак, обед, ужин да на посиделки в кают-компании, если находилась общая тема для разговора или новый фильм, скачанный из Интернета. На станции в данный момент проживали шестьдесят шесть человек. Из них только шестеро не принимали участия в научных изысканиях, обслуживая шахту и субмарину, остальные изучали гидрометеорологический фон вокруг станции, замеряли толщину выпавшего снега на снегомерном полигоне и содержание озона в атмосфере, искали метеориты, монтировали и обслуживали системы жизнеобеспечения, компьютерные системы, исследовали поведение живых организмов в условиях низких температур и низкого давления[2], ставили эксперименты с фотоэлементной базой, проводили опыты с новыми видами полупроводников и лазерной техникой и так далее, и тому подобное. Бездельников среди полярников не было, все работали на совесть, хотя многие из них в свободное время любили побаловаться пивком, что не возбранялось, а то и напитками покрепче.

Пименов заканчивал отчёт о проделанной работе, собираясь отправить его в мониторинговый центр Арктического и Антарктического НИИ, когда позвонил Боборыкин и доложил о приближении ответственного момента – пересечения роботом выпускного клапана шлюза и его «предрождественского» омовения в озере.

– Михаил Павлович, мы готовы. Периферия проверена, шлюз в норме, температура воды в районе шахты – плюс два градуса.

– Жара, – улыбнулся Пименов. – Антенну прогнали?

– Так точно.

Имелось в виду, что связь с роботом можно было поддерживать только при наличии кабеля, но разработчики аппарата нашли другой вариант – снабдили «торпеду» акустическим передатчиком, а в озеро окунули антенну. Теперь управлять роботом мог пилот, располагавшийся в командном пункте на поверхности Антарктиды.

– Проведём КФС[3] и начнём, – сказал Пименов, вызывая пилота.

Вернулись Аксёнов и Ремзин, впустив в помещение клубы морозного воздуха, заняли рабочие места.

Васюченко, трудившийся в соседнем боксе, подсел поближе.

Пилот натянул дугу наушников, пробежал пальцами по клавиатуре, поглядывая на прозревшие экраны системы обзора: включились все телекамеры, установленные на корпусе субмарины.

Контроль функционирования всех узлов сложной машины длился пять минут.

– «Глаз», я «рука», – включил звуковую связь с компьютером робота Аксёнов. – Как меня слышишь?

– Слышу вас хорошо, «рука», – мягким баритоном отозвался «Глазастик». – Жду распоряжений.

– Стандартное погружение.

– Принял.

– Внимание, друзья! – прокашлялся Пименов; настал долгожданный момент, и его волнение почувствовали все полярники. – Выходим в озеро! При малейшем сбое или подозрении на неисправность – докладывать немедленно!

– Хорошо, слышим, всё будет нормально, – откликнулся нестройный хор голосов.

Лебёдка в горле шахты пришла в движение.

Камера на носу робота отразила приблизившуюся бликующую плёнку воды.

Пименов передёрнул плечами, будто сам собирался нырнуть в прорубь.

– Купель! – весело объявил Ремзин. – Будь здоров, Глазастый!

По изображениям на всех экранах системы контроля пробежала рябь: субмарина окунулась в воду. Какое-то время были видны только облака воздушных пузырей и бликов, скользящих снизу вверх по фиолетово-чёрному полю. Затем черноту прорезали столбы света включённых прожекторов субмарины, мрак подлёдного озера протаял в зеленовато-серую глубину, и командный модуль станции превратился в пост управления субмарины капитана Немо, каким его представляли создатели фильмов по жюль-верновскому роману.

– Глубина пять, – доложил Аксёнов, растопырившись над клавиатурой управления; имелась в виду глубина погружения аппарата в жидкую воду. – Температура воды плюс четыре градуса.

Мимо носовой телекамеры проплыла вереница воздушных пузырьков, унеслась вверх. Затем просияло облачко искр, похожее на брошенную в аквариум с рыбками щепотку корма.

– Смотрите! – воскликнул Ремзин.

На левом мониторе появилось изображение изящного создания, напоминающего ажурный нож для масла, отливающий нежно-розовым, коричневым и голубоватым цветом, с длинными шевелящимися нитями плавников. На рыбу оно было мало похоже, не имея ни глаз, ни обычных плавников, зато могло похвастаться «губастым» выступом-клювом, представлявшим, возможно, сонар.

– Головастик! – восхитился Ремзин.

– Этого не может быть! – вцепился в бороду пальцами Васюченко. – Мы поднимали пробы воды только с бактериями!

– Значит, в озере живут не только бактерии, – выдохнул Пименов, набирая на коммутаторе номер главного биолога станции. – Вениамин Самуилович, зайдите ко мне.

Через несколько минут в командный модуль прибежал запыхавшийся начальник группы биологов, доктор биологических наук Балуевский, бородатый, как почти все полярники, но бритый наголо.

За это время камеры «Глазастика» запечатлели ещё несколько живых организмов – крошечных, с ноготок, рачков-бокоплавов, медуз и «живых запятых», не то креветок, не то червей, и это открытие ошеломило Вениамина Самуиловича настолько, что его череп покрылся каплями пота. Замеченную ранее полупрозрачную рыбёшку он назвал протогребневиком, но потом перестал давать названия живности, застыв перед экранами статуей.

Через минуту в командный пост народу набилось под завязку, негде было не то что сесть, но и встать, и Пименов вынужден был ограничить доступ к экранам робота, заметив, что система отопления не справится с таким количеством любопытных.

В этот день аппарат обошёл район вокруг выхода шахты площадью около пятисот квадратных метров и встретил ещё пару десятков созданий наподобие протогребневика, не считая медуз и совсем мелкой живности, что привело всех специалистов по биологии и микробиологии экспедиции в состояние шока: никто из них не ожидал, что подо льдами Антарктиды в озёрах может присутствовать сложная органическая жизнь. О динозаврах, акулах, плезиозаврах и «лохнесских чудовищах» речь не шла, но учёным теперь надо было менять свои представления о жизни в замкнутых тысячи лет экосистемах и пересматривать свои теории.

Выяснились и недостатки аппарата (по мнению тех же биологов): его рука-манипулятор не была приспособлена ловить сантиметрового размера медуз и рыбок, не говоря уже о крошечном планктоне, а специальными сачками робот оборудован не был.

Впрочем, был важен сам факт обнаружения достаточно сложных организмов в озере, считавшемся по одной из версий закрытым не менее тридцати миллионов лет резервуаром.

Собравшиеся в командном модуле возбуждённые биологи и их коллеги хотели следить за перемещениями «Глазастика» и дальше, без перерыва на ночь, однако Пименов остудил их восторги, объявив перерыв.

– Завтра продолжим, – пообещал он, уставший от многочасового бдения перед экранами. – Всем необходимо отдохнуть, «Глазастику» тоже.

– Будем вытаскивать наверх? – спросил Боборыкин.

– Нет, не будем, – ответил Пименов, подумав. – Он рассчитан на неделю непрерывного подводного плавания, не замёрзнет.

Перебрасываясь замечаниями, толпа собравшихся полярников стала рассасываться. По комнаткам модуля просвистели сквозняки. Остались четверо: Ремзин, Аксёнов, Васюченко и начальник станции.

– Ничего, что «Глазастик» останется в воде? – нерешительно проговорил Васюченко. – Его не снесёт?

– Там нет подводных течений, – расслабился Аксёнов. – Никуда он не денется, да и комп будет непрерывно следить за положением аппарата, подрулит, если что.

– А если в озере спит монстр? – пошутил заместитель Пименова.

– Монстра уже заметили бы со спутников, – серьёзно возразил пилот робота.

Васюченко пожал всем руки, вышел, впустив ещё один клуб морозного воздуха.

Расслабился и Пименов, вдруг подумав, что хорошо бы сейчас оказаться в родном Мурманске и чтобы дома его встретили жена, дети и горячий ужин…

Следующий рабочий день начался так же неторопливо, как и предыдущий, с общих докладов руководителей групп и уточнения графика работы.

После завтрака в командном модуле снова собрались биологи и полярники, свободные от вахт.

Аксёнов проверил состояние «Глазастика», и подводный аппарат устремился в глубины озера по заранее рассчитанному маршруту. Пименов решил сначала опустить субмарину до самого дна, чтобы измерить точные параметры среды – глубину озера, температуру воды, вязкость, минерализацию, давление, наличие жизни, а потом направить робота к ближайшему «берегу» – откосу дна, поднимавшемуся к нижней границе льдов.

Разговоры в помещении стихли. Обступившие стул начальника станции мужчины замерли, разглядывая проплывающие мимо робота слои воды, пронзаемые световыми тоннелями прожекторов.

В принципе ничего особенного не происходило, изредка луч света вспыхивал звёздочками освещённых обитателей озера размером с пылинку, да зеленоватую темноту прорезали струйки пузырей. Менялись лишь цифры на глубиномере и табло термометра: температура воды по мере погружения постепенно поднималась и у дна достигла десяти градусов по Цельсию.

Видимость снизилась. Появились желтовато-серые «дымные шлейфы» – хвосты «чёрных курильщиков», выносящих наверх струи нагретой воды с минеральными солями.

– Метангидраты, – заметил кто-то из полярников.

Под аппаратом стали видны пологие холмы донных отложений коричневого, жёлтого и серого цветов. Глубина погружения достигла трёхсот восьмидесяти метров. Скорость движения упала.

– Зависни, – сказал Пименов. – Оглядимся.

В помещении стало душно, система жизнеобеспечения модуля не была рассчитана на пребывание двух десятков человек долгое время.

– Братцы, не мешайте! – взмолился вспотевший Аксёнов.

– Займитесь своими делами, – проворчал Пименов. – Если обнаружим что-либо интересное, я вас позову.

Полярники начали натягивать маски, рукавицы, застёгивать парки, потянулись к выходу, наполняя домик клубами морозного воздуха.

Пименов отвлёкся на беседу с геофизиком экспедиции, заведующим кафедры Новосибирского университета. Учёный предлагал взять пробы грунта.

Аксёнов включил сонар и радиолокатор, способный просвечивать горные породы толщиной до десяти метров.

Ремзин затеял беседу с компьютером станции, ласково называя его Антошей. Речь шла о систематизации аномальных явлений в районе станции, к которым относилось и недавнее падение метеорита на ледовую гряду Вокс в пятнадцати километрах от станции, недалеко от места расположения станции «Восток». Полярники уже съездили туда на снегоходе, но дырку от метеорита не нашли.

Васюченко вообще перестал смотреть на экраны, разочаровавшись в своих ощущениях.

«Глазастик» повернул на юго-запад, ближе к леднику Росса, начиная подниматься вдоль откоса котловины, занятой озером.

Биологи о чём-то заспорили.

И в этот момент Аксёнов издал неразборчивое восклицание.

Головы полярников повернулись к нему.

Носовой луч субмарины высветил впереди ряд возвышений, имевших вполне осмысленную форму. Больше всего они походили на рёбра стиральной доски, только в сотни раз больше. И насчитывалось их не менее двух десятков, собранных в единый рельеф «доски», поднимавшийся под небольшим углом к «берегу».

– Гребёнка? – недоверчиво проговорил Ремзин.

Пименов пришёл в себя.

– Подними нос, посвети выше.

Аксёнов повернул рули робота, включил ещё один прожектор.

Стали видны угловатые наросты на конце валов, похожие на коленные узлы, заплывшие илом, а за ними в желтоватой полутьме поднимался за наростами купол строгой геометрической формы, кое-где бликующий под лучами прожекторов.

– Мать честная! – ахнул Васюченко. – Крепость, что ли?!

– Зря я не поспорил, – огорчённо шлёпнул ладонью себя по бедру Ремзин.

– О чём?

– Иваныч вчера скептически отозвался о находках разрушенных городов подо льдом, о которых сообщали в СМИ, я возразил, что мы будем первыми, кто найдёт остатки цивилизации, но спорить не стал. Кто ж знал, что мы в первый же выход наткнёмся на город?

– Это может быть обычный гребневой вулканический выброс… потоки лавы…

– Ага, и при этом абсолютно параллельные потоки, будто их ровняли. А купол за ними? Тоже вулканический?

– Локатор что-нибудь показывает? – подсунулся к экранам Васюченко.

– Что-то зернистое, – сказал Аксёнов, – дырки какие-то.

– Странно.

Замолчали, разглядывая удивительный подводный ландшафт.

– Зови Иваныча, – сказал Васюченко, имея в виду руководителя группы геологов, в которую входили и специалисты по археологии, – пусть посмотрит. Кажется, наша тихая жизнь кончилась.

Он оказался прав. Сообщение о находке, посланное в Москву, возбудило не только руководство Антарктического института, но и спецслужбы России, а также разведки других стран, претендующих на открытие древней цивилизации Антарктиды.

Москва, Национальный центр управления обороной России (НЦУО) 13 декабря, утро

Перед тем как появиться в кабинете директора НЦУО, министр сделал небольшую прогулку по тихим ковровым коридорам зданий комплекса, начав со своего кабинета, выходящего окнами на улицу Знаменку, и закончив экскурсию в главном оперативном зале управления и взаимодействия.

В сопровождении заместителя, ничем не выдавшего своего удивления по поводу странного желания министра, он спустился в холл здания на Фрунзенской набережной, постоял напротив огромного синего шара, изображавшего Землю, с красными пятнами континентов и надписью: «Национальный центр управления обороной Российской Федерации», – зашёл в левое крыло здания, занятое информационно-аналитическими отделами, поговорил с начальником информационного управления, обсудил что-то с командующим военно-космическими силами, задумчиво обошёл центральный зал и только потом поднялся на пятый этаж комплекса, охраняемого так тихо и незаметно, будто центр являлся не секретнейшим объектом, созданным для мониторинга и анализа военно-политической, социально-экономической и общественно-политической обстановки в мире, а каким-то МФЦ, охраняемым по стандартной схеме соблюдения порядка в общественных учреждениях.

Впрочем, это впечатление было ложным. НЦУО был защищён с помощью новейших охранных технологий и специальных средств защиты так же хорошо, как и пресловутый американский Пентагон. Правда, в отличие от Пентагона, получившего в две тысячи первом году «пробоину» в левом крыле здания, к центру невозможно было подлететь на расстояние ближе двадцати километров на любой высоте, начиная с самой малой, и с любой скоростью.

Ровно в одиннадцать часов утра министр вместе с первым заместителем генералом Леонтьевым вошли в кабинет начальника НЦУО Кулакова Николая Михайловича, где главу ведомства уже дожидались приглашённые лица: директор Главного разведывательного Управления (ГРУ) Волгин, начальник штаба МО Толстой, главком ВМФ адмирал Сурмянов, директор Службы внешней разведки Мягков, директор ФСБ Калиничев, секретарь Совета безопасности Чащин и хозяин кабинета, молодой, подтянутый, с модно подбритыми висками.

Впрочем, министр был не намного его старше, в январе у него намечался «промежуточный» юбилей – сорок пять лет, но опытом он обладал изрядным, а его решительность в отстаивании интересов государства на всех направлениях, в военном строительстве и привлечении креативных умов, и ещё больше – в защите всей структуры министерства перед финансовыми органами, Госдумой и президентом, снискала уважение у всех сотрудников ведомства, в том числе – у офицерского состава и руководителей Управлений.

Министр вошёл.

– Товарищи генералы! – поднялся начальник НЦУО; он единственный из присутствующих был одет в генеральский мундир.

Сидящие за Т-образным столом мужчины дружно встали.

– Без церемоний, – поздоровался с каждым за руку министр.

Начальник центра уступил ему своё место.

Министр занял кресло, надел очки, раскрыл захваченный с собой планшетник.

Остальные также раскрыли свои персональные компьютеры.

– Несколько вводных предложений, – продолжал министр, смуглолицый, черноволосый, с плоским как у утки носом, не урод, но и не красавец, в чёрных глазах которого невозможно было прочитать ничего, кроме вежливой внимательности.

Отец министра, бывший подводник Евтюх Павел Емельянович, был белорусом, мать – из эвенков, но по этому поводу подчинённые никогда не шутили. Министра уважали везде и все и между собой называли не иначе как Сам: Сам на совещании у того-то, Сам велел сделать то-то.

– Мы получили два важнейших сообщения, – посмотрел на собравшихся министр поверх очков. – От службы мониторинга Антарктиды и от руководства Антарктического института. Наши спутники помимо развалин городов подо льдами и в озёрах южного материка обнаружили сеть тоннелей, соединяющих озёра и обнаруженные развалины. Робот-лодка, спущенная в озеро Восток полярниками станции «Южный полюс», наткнулась на неизвестный объект искусственного происхождения. Прорентгенить его не удалось, но контуры определены с точностью до десятка сантиметров. Это купол под осадочным слоем, расположенный на северо-западном «берегу» озера, высотой в двести сорок метров и диаметром в полкилометра.

Окружён сетью валов длиной до двухсот метров, как медуза щупальцами. Теперь ознакомьтесь с тезисами докладов.

Все уткнулись в экраны планшетников, даже директор ГРУ, хотя он получил донесения об открытиях на южном континенте раньше всех, даже раньше директора СВР.

Чтение не заняло много времени.

– Мирон Андреевич? – посмотрел на главу ГРУ министр. – У вас есть что добавить?

– Неделю назад у секдефа[4] США собиралась интересная компания, – сказал генерал Волгин, самый неприметный из всех присутствующих, сероглазый, несуетливый, худой, как подросток. – Говорили об Антарктиде. К сожалению, записи переговоров у меня нет, но по косвенным данным речь шла о готовящейся провокации в отношении нашей станции «Южный полюс» и о посыле к Антарктиде субмарины и эсминца. Субмарина «Висконсин» уже вышла в океан из порта Кейптауна в Южной Африке, эсминец «Трамп» тоже вышел из порта Аннабел в Австралии и обогнул Тасманию.

– Серьёзные машины, – проворчал начальник штаба.

Волгин посмотрел на него с сомнением, но возражать не стал.

– Мы разработали план ответных действий, – сказал министр. – Евгений Анатольевич, раскройте в общих чертах.

Замминистра пробежался пальцами по клавиатуре планшета.

– Стратегия действий министерства в Антарктиде разрабатывается, – сказал он. – Приоритеты – охрана зон российских научно-исследовательских станций, строительство баз на шельфах Росса и Земли Уилкса, усиление патрулирования прибрежных морей со стороны ВМФ и ВКС.

– А конкретно? – полюбопытствовал директор СВР.

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить, – сказал Евтюх, снимая очки. – Проблема слишком серьёзна и требует досконального расчёта действий. Американцы в море сильны, слов нет, но и мы кое-что успели подтянуть за последние десять лет. Пора укоротить их шаловливые ручки. Прошу, Мирон Андреевич.

– Предлагается следующая конкретика, – начал глава ГРУ, кинув взгляд на экран планшета. – Организовать и забросить в Антарктиду спецгруппу для изучения артефактов, найденных в озере Восток. Группе придать недавно разработанный в КБ «Сормово» глубоководный аппарат – мини-подлодку-батискаф, имеющую собственную силовую установку и двигатель. Название подлодки – «Краб», она проходит сейчас испытания в Баренцевом море. Группа должна будет найти вход в тоннель из моря Росса под его шельфовым ледником, дойти до озера Белла и оттуда – в озеро Восток. Кислородом и всем необходимым мы обеспечим группу с помощью робота «Глазастик». Это вкратце всё.

По рядам сидящих прошло движение. Серьёзные люди, привыкшие брать на себя ответственность за судьбы страны, молча обдумывали предложение руководителя Главного разведуправления.

– Вы уже просчитали план, Мирон Андреевич? – задал вопрос директор ФСБ.

– Уточняются детали.

– Каким образом вы собираетесь доставить спецгруппу в Антарктиду?

– Чем быстрее мы запустим процесс, тем больше у нас шансов опередить американцев.

– То есть вы хотите послать самолёт?

– Это было бы лучше всего, но тогда группа останется без прикрытия и поддержки, что резко снижает вероятность благополучного исхода экспедиции.

– Быстроходный корабль, – предложил глава НЦУО.

– В акваторию Китайского моря из Владивостока вышел наш новейший эсминец «Стремительный», выполненный по технологии «стелс», с «Калибром» на борту, – добавил начальник штаба МО.

Волгин отрицательно качнул головой.

– Все надводные корабли и воздушные суда будут отслежены американцами. Их система спутникового сканирования работает не хуже нашей. Мы посоветовались с Сергеем Сергеевичем, – начальник ГРУ посмотрел на главкома ВМФ, и головы всех сидящих повернулись к Сурмянову, ответившему кивком, – и решили остановиться на подлодках.

Присутствующие оживились, перекинулись репликами.

Министр их не останавливал, терпеливо ожидая окончания переговоров.

– Что выбрали? – поинтересовался певучим говорком директор Службы внешней разведки.

– Нужна большая лодка, – сказал с сомнением секретарь Совбеза. – Чтобы вместить ваш батискаф. Причём со специальным механизмом выпуска аппарата в воду.

– «Акула», – хмыкнул директор ФСБ. – Ныряет на шестьсот метров, скорость тридцать узлов.

Волгин снова мотнул головой.

– Ни одну из спущенных на воду атомных подлодок невозможно оснастить мини-лодкой. Она больше любой ракеты, больше «Булавы» и «Синевы». То есть переоборудовать можно, но это обойдётся бюджету министерства в немалую копеечку, а главное – затянется на месяцы, что недопустимо в данной ситуации.

– И проект 941[5] не потянет? Можно было бы поместить батискаф в лодку разобранным, а на месте собрать и выпустить.

Волгин покосился на Сурмянова.

– Мы думали над этим, – признался главком. – Любой «Ясень» или «Борей»[6] мог бы взять груз и быстро доставить в любой район океана, но опять-таки всё упирается в скрытность доставки груза, – не будем же мы собирать «Краба» под водой? – и в сроки выполнения задачи.

– Значит, подлодки отпадают?

– «Лира», – хмыкнул Калиничев.

Присутствующие посмотрели на главу ФСБ, невозмутимо поигрывающего карандашом, лежащим на столе; ни авторучки, ни часы, ни мобильные телефоны иметь на таких совещаниях не полагалось.

Министр улыбнулся.

– Константин Фёдорович все структуры держит на контроле. Речь идёт о только что спущенном на воду подводном перехватчике проекта 705 АА «Лира». Пресса об этом ещё не знает. Название ракетоносца – «Грозный». Сергей Сергеевич, поделитесь подробностями.

Главком ВМФ повернул планшет, чтобы присутствующие могли разглядеть на экране изображение подлодки.

– Вообще-то проект «Лира» был заморожен в конце девяностых, – сказал он. – Слишком много внимания требовал жидкометаллический реактор субмарин, несмотря на несомненные технологические преимущества и тактико-технические данные. Вернулись к нему всего шесть лет назад, и со стапелей владивостокского «Арсенала» только что сошёл совершенно новый ПЛАРК[7] «Грозный» с пароводяным реактором, аналогов которому в мире нет и долгое время не будет.

– Молодцы, – усмехнулся секретарь Совбеза. – Хранили в секрете до последнего.

– О спуске «Грозного» до сих пор никто не знает, – подтвердил главком. – И надеюсь, ещё долго не узнает. Ему предстоят ходовые и боевые испытания, под которые вполне сгодится рейд к Антарктиде.

– Он может взять на борт мини-лодку?

– Уникальная разработка наших корабелов – модуль для самолёта со сложенными крыльями. Вместо самолёта в модуль можно поместить мини-подлодку.

Члены совещания переглянулись.

Новость не только удивила, но и заставила генералов испытать чувство гордости за отечественную технику.

– Характеристики лодки – тайна? – спросил директор НЦУО.

– Для вас нет. Подводная скорость хода – пятьдесят пять узлов…

У всех собравшихся вырвался вздох: лодки последнего – четвёртого поколения и поколения 4++ ходили под водой со скоростью до тридцати пяти узлов[8].

– Глубина погружения – восемьсот метров, – продолжал Сурмянов, – время оверлайна – полминуты.

– Фантастика! – сказал Калиничев. – Я не моряк, но понимаю, в чём фишка. Нашим смертельным заокеанским друзьям далеко до таких параметров.

Он был прав: ни одна субмарина в мире не могла совершать оверлайн – поворот на сто восемьдесят градусов – за тридцать секунд.

– Вооружение?

– Благодаря новым материалам и удачной компоновке мы втиснули в неё двенадцать морских «Калибров», восемь «Гранатов»[9] и восемь торпедных аппаратов с торпедами «Водопад» и ракето-торпедами «Шквал-ДД»: четыре в носу, по одному с боков лодки и два аппарата сзади. В результате это не лодка – настоящий перехватчик, истребитель лодок любого типа!

– Фантастика! – с искренним уважением повторил директор ФСБ. – Жаль, что у нас только один такой перехватчик.

– Строятся ещё четыре, – успокоил его главком.

– Хотелось бы услышать ваши соображения по этому поводу, – сказал министр. – Может быть, у кого-то есть сомнения в целесообразности операции, деловые предложения?

– Кто будет возглавлять операцию? – деликатно спросил глава СВР.

– Я, – выпрямился начальник ГРУ, быстро поправился: – Мы.

– Понятно.

– У вас есть возражения? – поднял брови Евтюх.

– Никаких. Но я не понимаю, какова наша роль в решении проблемы. Если вы берёте под контроль всю операцию…

– Понадобится концентрация усилий всех наших структур, – веско сказал министр. – Это не обычный разведрейд или судебное исполнение. На кону безопасность государства.

– Не перегибайте палку, Петрян Павлович, – поморщился директор ФСБ. – Нас не нужно учить патриотизму.

– Я не перегибаю, – без каких-либо эмоций пожал плечами Евтюх. – Я так думаю.

– А кандидатуры в спецгруппу уже отобраны? – полюбопытствовал Калиничев. – Сколько в неё войдёт бойцов?

– Максимальная загрузка «Краба» – семь человек, включая членов экипажа и пассажиров. Если ужать экипаж до двух человек – командир, он же рулевой, плюс старпом, то батискаф возьмёт на борт пятерых.

– Кто будет рулить?

– Решаем, – сказал главком.

– Командир группы?

Министр бросил взгляд на главного разведчика.

– Командиром группы будет наш сотрудник, – сказал Волгин. – Майор Вербов. Он сейчас на задании, но должен вот-вот вернуться. Остальные…

– Давайте свои предложения, – перебил его Евтюх. – Это должны быть профессионалы до мозга костей, подводники, способные работать в экстремальных условиях, боевые пловцы, мастера диверсионных дел, знатоки палеоархеологии и спецтехники. И так далее.

– Таких найти трудно, – покачал головой секретарь Совета безопасности. – Вряд ли в одном человеке соберутся все нужные качества. Что-то я не припомню, чтобы существовали археологи, в совершенстве владеющие боевыми искусствами и свободно обращавшиеся с аквалангами.

– Поищем, – коротко сказал Калиничев.

– В таком случае прошу высказываться по сути дела, – сказал министр. – Проблема должна быть решена в сжатые сроки.

Латвия, г. Вентспилс 14 декабря, утро

Сидели за столиком у окна с видом на парк, Айварс Рембергс пил местное пиво, а Денис Вербов – кофе, поглядывая на зимний бесснежный латышский пейзаж. Сообщения от агента в порту пришлось ждать больше часа, и Айварс первым предложил «взорвать фугас» – выпить «дрексель» – бутылочку пива, но Вербов вообще не употреблял алкоголь и от пива отказался.

Кафе «Vertikale V» располагалось на окраине парка, недалеко от Вентспилсского порта, и в этот утренний час практически пустовало. Заглядывали сюда только местные парковые рабочие да любители пеших прогулок, в большинстве своём преклонного возраста.

Собеседник Вербова служил в местной полиции, хотя и не носил мундир офицера. По-русски он говорил чисто, почти без акцента, рассуждал о политике и истории здраво, как человек с российским менталитетом, и Вербов очень хорошо понимал латыша, потому что и сам был близок к его мироощущению.

– Жизнь всё больше и больше заставляет меня ненавидеть людей, – флегматично вещал Рембергс, потягивая тёмное «Звайгзне». – В политику всё больше лезут шельмецы, авантюристы, лжецы и негодяи, что у вас, в России, что у нас, в Латвии. Соседи всё больше шумят по вечерам и ночам, не дают спокойно отдохнуть. Водители ошалели, по поводу и без повода нарушая ПДД. Террористы взрывают всех подряд. Переселенцы из Азии начинают устраивать охоту на женщин. И даже коты перестают играть с хозяевами и начинают кусаться, как собаки.

Вербов улыбнулся в ответ на последние слова собеседника, давно сотрудничавшего с разведкой России. Будучи стопроцентным прибалтом, Рембергс был нетороплив, обстоятелен и философски рассудителен, но при этом мог вспыхнуть как спичка и действовать энергично. Вербов относил его к типу людей, предпочитавших меланхолично наблюдать за штормом, в отличие от людей другого типа, любящих грезить, глядя на текущую воду ручья. Сам он относил себя к третьему типу характеров – тех, кто любил смотреть на зыбь огромных морских просторов.

– У вас живёт кот?

– Он-то живёт, – уныло вздохнул Рембергс. – А я вынужден его кормить и терпеть его острые когти.

Вербов хотел спросить – женат ли владелец кота, но полицейский остановил майора, подняв палец. Гарнитура его мобильного телефона была не видна, но и так было понятно, что он получил вызов.

– Минуту… понял. – Рембергс отставил почти опустевшую бутылку. – Начали разгрузку, пора.

Вербов достал бумажник, собираясь расплатиться; в Вентспилсе в ходу были местные деньги – венты, но можно было расплачиваться и латами, и евро.

– Я сам, – оттолкнул руку майора Рембергс.

Вербов вышел из кафе на тихую, не загруженную транспортом улочку Dienvidu mols, ведущую к побережью залива, открыл дверцу минивэна «Фольксваген» с затемнёнными стёклами. За рулём минивэна сидел полицейский капрал, но и он был сотрудником российской разведки и на появление Вербова, одетого в модную куртку из материала, обладающего голографической глубиной (при любом движении обладатель такой куртки буквально исчезал), не отреагировал.

Вышел Рембергс, поворочал головой, сел рядом с водителем.

– Pārvietots[10].

«Фольксваген» отъехал от кафе, повернул по ближайшему переулочку направо, в парк.

Вербов распаковал коробку в салоне машины, вынул небольшой квадрокоптер немецкого изготовления, пульт управления.

Минивэн заехал на лужайку, зелёную даже в этот зимний день, но окружённую серыми шпалерами потерявших листву кустарников.

Вылезли, запустили дрон.

Вербов сел на раскладной стульчик, заботливо прихваченный полицейскими, удобнее пристроил на коленке ноут с экраном, по которому скользили, качаясь, серо-жёлтые, с редкими зелёными и коричневыми пятнами, пейзажи местности, снимаемой камерами аппарата.

Водитель минивэна исчез за кустами, намереваясь не подпускать к лужайке гуляющих по парку, если они появятся.

Надобность в этой операции назрела давно.

Из переговоров латышских военных чиновников агентуре ГРУ стало известно о секретной передаче военными США латышским властям дивизиона противоракет второго поколения Block 1B системы Aegis, что нарушало не только прежние официальные декларации о неразвёртывании таких систем в Европе вообще и в Прибалтике в частности, но и неофициальные договорённости министров двух стран. Поэтому Вербов и получил задание раздобыть документальные подтверждения доставки Aegis, чтобы чины высокого уровня могли уличить в «подлянке» заокеанских «партнёров».

Акт о передаче дивизиона ПРО он уже имел на руках, активировав старую «партизанскую» сеть, оставшуюся в Латвии ещё с советских времён. Теперь же собирался закончить задание посылом видеоматериалов о выгрузке ракет и их транспортировке к месту назначения, что послужило бы неопровержимым свидетельством подлых намерений американских «ястребов» и местных латышских властей.

На экране дрона появилась синяя полоса – западная часть залива перед портом, с одним-единственным причалом в виде буквы «Г», у которого стоял всего один корабль. Это и был американский ролкер – морской сухогруз «Don Cook», курсирующий по морям и океанам под флагом Маршалловых островов. По официальным документам, он привёз в Вентспилс автотехнику и стройматериалы. На самом деле в контейнерах на его борту, по данным разведки, находились ракеты класса Standard Missile-3 и комплексы ПРО Aegis.

Ролкер «Don Cook» был огромен, его длина достигала двухсот метров. Он едва уместился у причала, не рассчитанного на приём таких гигантов. Для разгрузки судов подобного класса требовались специальные рампы и определённая сноровка. Тем не менее его не завели в порт, чтобы о разгрузке не прознали журналисты и общественность, и всю зону причала окружили двойным кольцом охраны, соблюдая особую секретность миссии, способной всколыхнуть СМИ не только в Латвии, но и в Европе.

Вербов поднял дрон повыше, вывел его над кранами, снимающими с палубы корабля синие морские контейнеры. Затем снял процесс погрузки контейнеров на один из контейнеровозов. Как иногда бывает, – подглядывающим в замочную скважину приходит на помощь случай, – крановщик сделал ошибку, и один из контейнеров сел на платформу грузовоза криво, а затем и вовсе сполз на бок и застрял.

Вокруг засуетились рабочие в сине-жёлтых робах, пытаясь освободить угол контейнера, зацепили тросы, начали поднимать, он сорвался, ударился торцом о бетонные плиты причала и раскрылся. Изнутри посыпались на причал серебристые тубусы диаметром чуть больше полуметра и длиной в пять.

Вербов опустил беспилотник ещё ниже, прицельно снял маркировку на тубусах. Выдохнул:

– Ну и ну! Класс!

– Что такое? – подошёл Рембергс.

– Теперь точно не отвертятся! Эти идиоты не удосужились закамуфлировать груз, так и загрузили в спецконтейнерах с американскими блямбами! Осталось посмотреть, куда они повезут ракеты, и можно будет расслабиться.

На всякий случай он зашифровал запись, вытащил из ноута антенну спутниковой связи, передал всё отснятое на один из военных спутников, постоянно висящих над Балтикой.

Разгрузка-погрузка «стройматериалов» длилась два часа. Всего на машины были установлены двенадцать контейнеров, после чего колонна десятиосных автомобилей марки «Катерпиллер» устремилась от причала по улице Южный мол на восток, в обход порта и парка.

– Свернули на Крона йела. Куда они могут направляться? – поинтересовался Вербов, разминаясь: ноги затекли от долгого сидения на стульчике. – Неужели так и повезут автотранспортом?

– Крона йела переходит в Локку йела, та в улицу Валдемара. Оттуда можно ехать куда угодно. Но я думаю, что комплексы повезут на станцию Вентспилс Южный, а оттуда идёт только одна железнодорожная ветка – в Лиепаю.

– Дивизион будет развёрнут там?

Рембергс флегматично развёл руками.

– Одному американскому богу известно.

– Почему американскому? Латышскому тоже.

Из-за кустов вывернулся спешащий спутник Рембергса.

– По Диенвуду пеленгатор проехал.

– Пеленгатор? – удивился Вербов. – Этой техникой давно никто не пользуется. Или с войны от немцев осталась?

Рембергс на шутку не отреагировал.

– Поляки «техпомощь» представили для поиска русских диверсантов. На полном серьёзе.

– Но ведь сейчас можно и по мобиле связаться с кем угодно. Рацию вообще легко встроить в любой гаджет. – Вербов оттянул рукав куртки, показывая браслет часов. – Видите?

Рембергс мигнул.

– Рация?

– Смарт-фэшн, навороченный коммуникатор, в нём и рация, и процессор, и шокер.

– Вам, русским, хорошо, вас президент снабжает всем необходимым, а наш только ищет, кого бы укусить. Что будем делать?

– Пеленгатор! – фыркнул Вербов. – Очуметь можно! Сворачиваемся, друзья, не будем рисковать.

– А дрон?

– Дрон? – Вербов поколдовал над клавиатурой. – Придётся пожертвовать.

Квадрокоптер начал подниматься над местом событий, устремился в сторону моря. В сотне метров от берега он спикировал вниз, врезался в воду и взорвался уже под водой. Экран блока управления аппаратом стал серым.

Где-то недалеко послышался приближающийся вой патрульного автомобиля.

Мужчины обменялись взглядами.

– Похоже, нас вычислили, – флегматично заметил Рембергс.

– Можно уйти по Медун йела севернее, а там вдоль берега на Енкуру и на юг, – предложил второй полицейский.

– Попробуем, – кивнул Рембергс, подталкивая Вербова к машине. – Садитесь.

Минивэн вырулил с поляны на пешеходную дорожку, свернул направо, пересекая парк.

Завывание полицейской сирены отдалилось, но потом снова начало приближаться.

– К берегу! – приказал Вербов. – Переходим на вариант «Б»! Сможете увлечь коллег за собой?

– Попробуем.

– Почему они появились здесь? Ждали?

– Может, кто-то заметил беспилотник.

– Ладно, разбирайтесь. Надеюсь, вас не заподозрят в раскрытии гостайны.

– А вы как?

– Я найду способ скрыться, вам сообщат.

Делиться с латышами подробностями варианта «Б» Вербов не стал. Их могли задержать и допросить с пристрастием, а незнание обстоятельств отхода русского шпиона позволяло им честно отвечать на любые вопросы с помощью фонем «не знаем» и «не видели».

«Фольксваген» выскочил на улочку Крона, идущую к берегу в обход небольшого пруда, свернул на улицу Пиеминас.

– Тормози!

Капрал послушно остановил машину у тротуара набережной, ограждённой резной чугунной решёткой.

Вербов закинул за спину рюкзак-сумку, в которую уложил ноут и пульт управления дроном, рванул дверцу салона.

– Гони!

Автомобиль сорвался с места, резво помчался в сторону порта, вписываясь в линейку неспешно едущих машин.

Вербов огляделся, перемахнул через ограду, присел под бетонную стеночку спуска к морю, переждал проезд преследователей.

Мелькнул бело-синий полицейский «Форд» с включёнными мигалкой и сиреной.

Вербов вытащил из браслета усик антенны, поднёс коммуникатор ко рту, проговорил торопливо:

– Контроль-один, я Тень, переход на «двойку», время выхода в точку эвакуации – час, время ожидания – ещё час. Отбой контакту!

На корпусе часов мигнул синий огонёк: сигнал ушёл на военный спутник.

Вербов поднялся и зашагал к ближайшему причалу для местных катерков, обслуживающих пассажирское сообщение западного района береговой зоны Вентспилса. Смешался с небольшой толпой жителей города, ожидавших прибытия катера. Вариант «Б» был продуман с максимальной тщательностью, оставалось только методично следовать рекомендациям, не вызывая подозрений у окружающих.

Сквозь расходящиеся облака выглянуло низкое зимнее солнышко.

– Лабс лайкс[11], – сказал Вербов одобрительно, улыбнувшись пожилой паре.

Они вежливо ответили (он не понял, что именно), но разговор прервался, потому что подошёл катер, и все стали по трапу подниматься на борт. Взошёл и Вербов, поглядывая на набережную, по которой промчались ещё два полицейских автомобиля. Подумалось: хоть бы парни отговорились!..

Через полчаса он сошёл на берег ближе к устью Венты, нашёл в конце дебаркадера маленький катерок с цифрами «018» на борту, взобрался на палубу, и катерок устремился в море. Подождав прохода парома «Травемюнде», он благополучно выбрался на рейд Балтийского моря, встретив ещё два кораблика, и остановился в десяти километрах от берега.

Рулевой, мрачного вида бородач неопределённого возраста и непонятной национальности, молча вытащил из кубрика на корме катера резиновый мешок, передал пассажиру.

– Спасибо, – поблагодарил Вербов, начиная переодеваться.

Вскоре он в костюме аквалангиста нырнул в воду, держа в руке мешок с упакованными в него личными вещами, туфлями, одеждой и аппаратурой. Часы снимать не стал, они были водонепроницаемы и выдерживали погружение на тридцатиметровую глубину.

Ещё через полчаса его подобрала подводная лодка проекта 865 «Пиранья-М», специализирующаяся на высадке десанта и тайных береговых операциях.

Порог квартиры он переступил вечером того же дня, спустя одиннадцать часов после спешного бегства из Вентспилса.

«Пиранья» всплыла два часа спустя в российской части акватории Балтийского моря, высадила пассажира на эсминец «Дерзкий», вертолёт эсминца доставил его в Калининград, а оттуда он вылетел в Москву, как обычный турист, которому необходимо было попасть в столицу.

Ещё на эсминце стало известно, что помощникам майора латышским полицейским удалось доказать свою лояльность спецслужбам Латвии, прикрывающим тайную доставку в страну американских ракет, и Вербов вздохнул с облегчением. Парни рисковали серьёзно и могли получить реальные сроки вплоть до пожизненного заключения «за пособничество русским шпионам». Однако обошлось.

Жил Вербов в Подмосковье, в Павшине, районе, удобно устроившемся между Московской кольцевой автодорогой и Красногорском. Квартиру он себе не выбирал, она была служебная, расположенная всего в одиннадцати километрах от базы ГРУ «Синяево», но за год службы она стала почти родной, и возвращался майор из частых командировок в свой «скворечник» – двухкомнатная минималка венчала шестнадцатиэтажку – с удовольствием.

Женился он, ещё будучи курсантом Мурманской мореходки, в девятнадцать лет, но неудачно. Жене хотелось блистать в обществе, так как она причисляла себя к «богеме», участвуя в городских конкурсах красоты (где Вербов с ней и познакомился), а он не мог предложить ей ничего, кроме общежития на берегу Кольского залива и судьбы жены моряка. Разошлись спустя два года, уже после того, как Вербова заметили в морском спецназе благодаря его успехам в единоборствах и он возглавил спецгруппу бригады морских диверсантов. Не помогли ни увещевания свекрови, матери Дениса, ни успехи самого Вербова, ни даже его умение готовить, что передалось ему от деда и отца, знающих толк в приготовлении любых мясных и прочих блюд.

В двадцать четыре он поступил в Академию Генштаба МО России, в двадцать пять отличился в спецоперациях в Сирии и Турции, в двадцать семь окончил разведшколу и через год получил звание майора, после чего его и перевели в ГРУ, предоставив квартиру в Павшине.

Вернувшись из Латвии, Вербов собрался было пригласить на следующий день друзей, преимущественно сослуживцев, и приготовить им настоящий лагман, однако судьбе было угодно распорядиться иначе, и встречу пришлось отменить.

В половине двенадцатого, когда уставший Вербов устраивался спать, позвонил начальник оперативного управления ГРУ полковник Зотов.

– Извини, майор, что поздно. Знаю, что после завершения турпохода тебе полагается отпуск, но дело важное, ты нам нужен.

– Неужели опять в Сирию пошлёте? – пошутил Вербов. – Или на Украину?

– В Сирию? – удивился Зотов. – А-а… нет, прокатишься по России. У тебя какие планы на завтра?

– Да так, ничего особенного, хотел устроить мужские посиделки, а послезавтра махнуть к родителям.

– Отлично, слетаешь, ты же мурманский? Но не послезавтра, а завтра, вылет в обед. Инструкции получишь утром.

– В Мурманск? – уточнил сбитый с толку Вербов.

– Именно, повидаешь своих, а к вечеру тебя встретят в Североморске.

– Где? – удивился Вербов.

– На базе подлодок. Жду утром пораньше, всё объясню.

– Но я же не… – начал Вербов, вслушиваясь в раздавшиеся звоночки отбоя, закончил машинально: – Составил отчёт.

Зотов не зря руководил оперативниками ГРУ, долго объяснять подчинённым свою позицию он не любил и медлительных сотрудников в своём подразделении не держал.

Новость была из разряда нежданчиков, но уснул Вербов быстро, отложив все возникшие вопросы на завтра. Нервы у него были крепкие.

В девять часов утра он вошёл в кабинет Зотова на втором этаже здания министерства на Знаменке и застал там кроме начальника управления моложавого мужчину с седыми висками, одетого в простой серый костюм и пуловер, и красивую девушку с внимательными зеленоватыми глазами и алыми (без всякой помады) губами.

– Знакомьтесь, – сказал сухощавый, костистый, скуластый Зотов.

Гости встали из-за стола.

– Майор Вербов Денис Геннадиевич, рэкс, барс, чемпион ВМФ по унвабу[12].

Вербов коротко поклонился, выдерживая двойной изучающий взгляд.

– Полковник Щёголев Вениамин Родионович, военная контрразведка.

Мужчина с седыми висками подал руку.

Вербов пожал. Рукопожатие оказалось сильным, пришлось напрячь мышцы.

– Вершинина Инга Максимовна, майор ФСБ, отдел спецопераций.

Зеленоглазая улыбнулась, ноздри её красивого носа затрепетали: она уловила запах одеколона Вербова, предпочитавшего пользоваться новым «Эльхомме идеал» с «радикально мужским ароматом».

– Вкусно пахнете, майор. – Девушка подала руку.

Вербов осторожно сжал её пальцы, хотя рука у сотрудницы ФСБ была сухая и твёрдая, как у спортсменки.

– Присаживайтесь, – сказал Зотов.

Расселись вокруг стола. Щёголев и Вершинина по одну сторону, Вербов напротив.

– Прошу вас, Вениамин Родионович.

Контрразведчик повернулся к Вербову.

– Наслышан о ваших подвигах, майор. Поздравляю с благополучным возвращением из дружественной Латвии.

– Пустое, – с наигранным простодушием ответил Вербов.

– Вы случайно когда-нибудь не интересовались Антарктидой?

Вопрос застал Вербова врасплох, но он не позволил себе изменить выражение лица.

– В тех краях я не бывал.

– Не хотите познакомиться?

Вербов перехватил весёлый взгляд Зотова, помолчал.

– Вы предлагаете мне экскурсию в Антарктиду?

– Совершенно верно. Требуется командир спецгруппы для десанта в недра озёр Антарктиды на глубоководном аппарате «Краб». Доводилось плавать на батискафах?

– Два спуска на «Бестере».

– «Краб» побольше и посовременней, это вообще-то мини-подлодка специального назначения. Экипаж три человека, в группе пятеро, всего восемь. Майор Вершинина будет вашим заместителем. Она прошла спецподготовку.

Вербов внимательней присмотрелся к девушке, и ему понравилось, как она держится – без фальши, без ноток снисходительности и женских ужимок, демонстрируя характер уверенного в себе человека.

– Цель заброски?

Щёголев посмотрел на Зотова.

– В общих чертах – нырнуть под воду в море Росса, – сказал начальник управления, – найти подводный тоннель и по нему добраться до озера Восток. С деталями ознакомишься во время перебазирования в Североморск, точнее, в Видяево, где группу ждёт большая лодка, которая доставит «Краба» и всю группу к Антарктиде.

Вербов попытался прочитать во взгляде Зотова признаки шутки, но увидел только озабоченность и вопрос. На розыгрыш его предложение не походило. И хотя задание только выглядело простым и лёгким, на самом деле оно было не только неожиданным, оно было феноменальным по замыслу, и у Вербова ёкнуло сердце, когда он представил, что ему придётся пересечь половину земного шара и нырнуть подо льды южного материка.

– Понял. Дополнительные вводные будут?

Зотов и контрразведчик переглянулись.

– Мне бы хотелось провести небольшой инструктаж.

– Майор в вашем распоряжении, Вениамин Родионович. Можете расположиться в соседнем блоке.

Щёголев встал. За ним поднялись остальные.

– Разрешите вопрос, товарищ полковник? – проговорил Вербов, задержавшись. Щёголев поманил Вершинину за собой.

– Выйдем.

Они скрылись за дверью.

– Слушаю, – сказал Зотов.

– Я действительно смогу в Мурманске встретиться с родителями?

– У тебя будет часа три перед отправкой в Видяево.

– Благодарю.

– Не за что. – Зотов вышел из-за стола, подошёл вплотную. – Учти, майор, миссия архиважная! Я видел на твоей физиономии готовность задать вопрос: почему тебя назначили командиром группы, когда это прерогатива ВМФ? Так?

– Ну-у…

– Так. Сошлись многие обстоятельства, а главное, тебя рекомендовал сам директор Управления. Придётся выдержать не только сложнейшие испытания под водой и льдами, но, возможно, столкнуться с американцами, жаждущими завладеть богатствами погребённой под ледяным щитом Антарктиды древней цивилизации. Твоя главная задача – опередить и выжить! И вернуться!

– Я вернусь, – пообещал Вербов сдержанно. – Мы вернёмся.

– Ты бывший морпех, подводник, подготовлен дай бог каждому, справишься, – уже обыденным тоном закончил Зотов. – Как тебе твой зам?

Вербов вспомнил рукопожатие Вершининой.

– Женщина в море…

– Не кривись, – усмехнулся полковник. – Она тоже профессионал своего дела и спуску никому не даст. После инструктажа зайди к менялам, выбери джентльменский набор. К самолёту тебе всё подвезут, в том числе всю информатуру.

Вербов кивнул. Менялами на жаргоне сотрудников ГРУ называли снабженцев, джентльменским набором – необходимую для выполнения задания экипировку.

– Разрешите идти?

– Иди, майор, желаю удачи.

Вербов чётко повернулся и открыл дверь.

Средиземное море напротив устья Нила, южнее о. Крит 14 декабря, полдень

Цистерны «Приза» начали наполняться водой, и он медленно погрузился в море, членистоногий, ярко-красный, как вареный рак. В рубке стало темно. Иллюминаторов она не имела, изображение на экраны рубки передавалось с шести видеокамер, поэтому казалось, что экипаж сидит в прозрачном пузыре, окружённый со всех сторон водной толщей.

Включились прожектора аппарата, воду пронзили столбы света, превращая зеленоватое пространство вокруг в таинственную бездну.

Надобность в погружении глубоководного спасателя, которым и являлся «Приз» (батиплав проекта 1855), была неоспоримой: его экипажу предстояло опуститься на глубину больше километра и спасти команду батискафа, принадлежащего частной компании, которая давно занималась поисками мифической Атлантиды. По утверждениям учёных, именно в этом районе Средиземного моря, в шестидесяти километрах от египетского побережья, в глубокой котловине и лежал легендарный материк, затонувший десятки тысяч лет назад.

Погружению батискафа «Searob» на дно впадины предшествовали годы исследований Атлантики и крупных морей с помощью систем спутникового мониторинга, десятки дискуссий и полугодовые испытания аппарата, способного опускаться на глубину до полутора тысяч метров и брать образцы горных пород.

Готовил экспедицию Европейский институт палеоархеологии, но платил за всё эксцентричный китайский миллиардер Уда Сяоши, он же и спустился на дно впадины Гуттиэре, не испугавшись опасностей подобного предприятия. И это первое погружение оказалось для него роковым: «Searob» совершил неудачный манёвр, зацепил какую-то кладку или скопление скал на дне впадины, и на него обрушились глыбы камня, повредив двигатель и придавив сам аппарат, после чего он был обречён остаться на почти полуторакилометровой глубине до скончания веков.

К счастью, призыв главы экспедиции с судна сопровождения «Периньон» над местом погружения был услышан российскими военными в районе Кипра, и уже через восемь часов после получения SOS к «Периньону» подошёл фрегат «Могучий», с борта которого был спущен «Приз» – спасательный аппарат, призванный поднимать экипажи повреждённых подводных лодок с глубин до двух километров.

Командовал «Призом» капитан второго ранга Максим Лобанов, собиравшийся перейти из «малого» подводного флота в «большой», поскольку начштаба в Калининграде уже пообещал перевести его на один из готовых к испытаниям ПЛАРК.

– Рыба, я Рыбак, – как слышите? – раздался в рубке «Приза» голос командира спасательной операции, которым стал капитан «Могучего».

– Слышу хорошо, Рыбак, – ответил Лобанов, удобно расположившийся в кресле пилота; управлял аппаратом компьютер, а ему оставалось лишь корректировать движение, пошевеливая джойстиком, либо отдавать команды голосом.

Тьма вокруг батиплава сгустилась. На табло глубиномера поползли светящиеся цифры: 20… 30… 40…

Столбы прожекторного света то и дело вспыхивали облачками искр, высвечивая стаи рыбёшек, медуз, разнообразных рачков и водорослей. Море было тёплым, и живности в нём хватало.

Пару раз мимо проплывали утонувшие пластиковые бутылки, какие-то лохмотья, а однажды показался настоящий женский лифчик, на что старпом Лобанова Сеня Киршниц заметил ворчливо:

– Захламили моря навшпент! Скоро все водоёмы превратятся в гниющие болота.

Он был близок к истине. В двадцать первом веке озёра, моря и океаны планеты стали играть роль «мировых свалок», в которые сбрасывалось огромное количество отходов человеческой деятельности, и резервы природы по переработке этих отходов были на исходе.

На глубине ста метров перестали встречаться и рачки, и медузы, и рыбы. Лишь изредка вспархивали «бабочки» – какие-то морские создания, живущие и в этих глубинах моря.

Спуск продолжался в том же темпе – полметра в секунду, и экипаж слегка расслабился, следя за приборами и поверив в надёжность аппарата. Это было всего третье аварийное погружение «Приза» на большую глубину, поэтому все невольно ждали неприятных сюрпризов, готовые тем не менее к их преодолению.

На глубине полукилометра Лобанов доложил наверх по сонар-рации о состоянии машины и экипажа.

– Новостей нет, Рыба, ждём, – ответили ему.

– Зря они здесь Атлантиду ищут, – проворчал оператор «Приза» Василий Морозов, отвечающий за работу всех механизмов, манипуляторов и приспособлений. – Эта часть среднеазиатского водного бассейна сложилась ещё в олигоцене[13], десятки миллионов лет назад. Нету тут затонувших континентов.

– Ты ещё и геолог? – с недоверием проговорил четвёртый член экипажа, контролирующий компьютер управления и все виды видеозаписывающей аппаратуры.

– Не геолог, но специально интересовался.

– А где, по-твоему, надо искать Атлантиду?

– На Южном полюсе. Континента Атлантиды не было вообще, все эти дилетантские бла-бла о его существовании запущены с целью запудрить мозги обывателям, направить их на ложный путь.

– Да ладно, спутники же обнаружили развалины на дне океана.

– Это были вторичные очаги цивилизации, остатки антарктической, свалившие с материка после того, как он стал покрываться льдом. Гиперборейцы, наши предки, пошли на юг, в Россию, антаркты – в Атлантику, распылились по островам. Может, какой-то из них и затонул.

– Ну, ты и фантазёр, Вася! – сказал старпом с восхищением.

– Это не моя идея, – возразил оператор. – Писали, что во времена войны Антарктиды с Гипербореей было применено оружие, в результате удара которого магнитные полюса сместились на девяносто градусов. Атлантида, то есть Антарктида, и Гиперборея располагались по обе стороны экватора, а после переворота оси заняли места на полюсах и покрылись льдом.

– Я тоже слышал об этом, – поддержал оператора Лобанов. – Но давайте-ка не отвлекаться, мы у цели.

В свете нижнего прожектора появилась туманная жёлтая полоса. Через минуту она превратилась в холм с неровными зубчатыми возвышениями на вершине.

– Глубина тысяча четыреста сорок, – доложил старпом, хотя Лобанов и без него видел показания глубиномера.

– Точно попали, – с удовлетворением сказал оператор. – Это скалы или настоящие стены?

– Посвети, – сказал Лобанов.

Компьютер включил систему радаров: низкочастотный локатор и инфразвуковой сканер. Перед пилотом загорелось окошко, в котором появилось синтезированное изображение внутренностей холма, накрытого слоем донных иловых отложений.

– Левее на десять! – скомандовал Лобанов. – Стоп машина!

«Приз» перестал опускаться, остановился над гребёнкой скальных обломков, часть которых имела плоские грани.

– Кто-нибудь видит батискаф?

Четыре пары глаз упёрлись в экраны, отражающие пейзаж морского дна на глубине полутора километров. Экран радара испускал голубое свечение, и на лица моряков легли призрачные синие отсветы.

Первым повреждённый «Searob» увидел старпом.

– Вот он! Ниже по склону, торчит из-под камней!

Лобанов повернул прожектор, подвёл «Приз» ближе.

Красная корма подводного аппарата стала видна отчётливей. Нос батискафа действительно был скрыт под обломками скал, рухнувших почти с отвесной в этом месте стены. Донные отложения сползли с неё, и глаз то и дело цеплялся за прямые углы и линии огромных блоков.

– Мать честная! – озадаченно произнёс старпом. – Это же настоящая крепость! Камни – прямоугольной формы!

– А ты говорил – нет здесь Атлантиды, – укоризненно проговорил оператор. – Если это крепость или даже просто стена, то чья?

– Спроси что-нибудь полегче, – огрызнулся старпом. – Кстати, парни, вам не кажется, что стена рухнула не сама по себе?

– Батискаф её задел.

– Даже если бы он врезался в неё на полной скорости, вряд ли повредил бы. Видите глыбы? Их ракетой только и можно своротить. Здесь пахнет взрывом.

– Что ты имеешь в виду?

– Вон, посмотрите правее и ниже – дырка в стене. Кто-то выпустил торпеду, она ударила в основание стены, и обломки завалили батискаф.

– Это ещё надо доказать.

– Отставить разговорчики! – сказал Лобанов. – Приступаем к стыковке! Вася, я сяду ему на корму, она более или менее плоская и широкая, а ты готовь резак.

Морозов выбрался из кабины в носовой отсек батиплава.

«Приз» плавно опустился на корму «Searob», вытягивая манипуляторы. Вцепился в рёбра и кольцевые «плавники» на корпусе батискафа, осторожно подтянулся к нему. Можно было попытаться выдернуть его из-под груды каменных блоков, но риск разгерметизации аппарата был слишком высок, и Лобанов не стал рассчитывать на удачу.

– Присоски!

К корме батискафа потянулась круглая рама, венчающая метрового диаметра переходник. Послышались скрипы, бульканье, шипение.

– Сброс воды!

Насосы выгнали из трубы переходника воду.

– Проверка герметичности!

– Сухо, давление полтора, – доложил компьютер.

– Вася, ты готов?

– Как штык! – бодро отозвался оператор.

– Костюм?

– Запаковался.

– Начинай!

Из отсека послышались шорохи, позвякивание, гудение: оператор включил плазменный резак. В кабину «Приза» выплеснулась волна запахов озона и горячего металла.

– Сеня, помоги ему, – приказал Лобанов.

Старпом вылез из рубки.

Гудение длилось с перерывами четверть часа.

За это время ландшафт вокруг сцепленных подводных аппаратов не изменился, разве что в десятке метров от них с откоса беззвучно скатилась глыба метрового размера, утонула в слое ила, подняв жёлтое облако.

Лобанов внутренне поёжился. Если бы глыба зацепила батиплав, неизвестно, выдержал бы он удар или нет.

– Ну, что там у вас?

– Минуту, – отозвался старпом.

– Рыба, что у вас? – прилетел в наушник Лобанова голос командира экспедиции.

– Готовимся вынимать начинку, Рыбак, – ответил Лобанов. – Подозреваем, что по батискафу была выпущена торпеда.

Связь прервалась. Капитан фрегата переваривал новость.

– Это ваши фантазии, Рыба, или реальный факт?

– Предположение, но очень фактурное, всплывём – покажем снимки. Я бы попросил вас пошарить сонарами по дну, нет ли тут в засаде чьей-то подлодки.

Наверху соображали быстро.

– Следите за обстановкой в три глаза! Заметите подозрительное шевеление – всплывайте!

– Но мы не можем бросить… э-э…

– Всплывайте, Рыба! Это приказ! При малейшем подозрении!

– Слушаюсь!

– Что? – повернул голову к Лобанову компьютерный гений «Приза».

– Следи за периметром! – отрезал капитан. – Может быть, мы и в самом деле здесь не одни.

– Ты веришь в подлодку с торпедами?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говорил Козьма Прутков.

– Ни одна лодка в мире не опускается на такую глубину.

– Этого и не требуется. Достаточно найти на дне объект и выпустить торпеду с любой глубины. Возможно, целились прямо в батискаф, но маленько промахнулись, и его только засыпало.

Матрос прикусил язык.

– Я не подумал.

– Готово, командир! – раздался из носового отсека приглушённый голос старпома.

Вслед за ним донёсся грохот падения железного предмета на пол, звон, шипение, кабина батиплава завибрировала.

– Перепад давления! – отреагировал компьютер.

– Сеня! – позвал Лобанов.

– Всё в порядке! – крикнул старпом. – У них давление выше нашего, а запахи – как в морге!

– Осторожнее!

– Мы пошли.

Какое-то время были слышны невнятные голоса, стук, слабое шипение, треск, потом снова раздался голос старпома:

– Вытаскиваем по одному. Все в отключке, но вроде живы.

– Помоги, – кивнул компьютерщику Лобанов.

Тот исчез.

Операция по перетаскиванию тел экипажа «Searob» длилась полчаса. Всего в кабине батискафа оказалось четыре человека, включая злополучного китайца, оплатившего экспедицию, и всем им понадобилась медицинская помощь. Они начали приходить в себя уже после того, как «Приз» отстыковался от повреждённого аппарата и пошёл вверх.

Однако на этом приключения моряков-спасателей не закончились.

Когда подводный холм с остатками «атлантической» стены скрылся в темноте, радары «Приза» зацепили впереди быстро приближающийся объект, косо падающий на батиплав сверху вниз под углом в сорок пять градусов.

Интуиция включила моторику организма раньше сознания. Руки сами шевельнули джойстик в нужной последовательности. «Приз» рванул боком влево, разворачиваясь вокруг оси.

Стремительная серая стрела барракудой промчалась мимо, сопровождаемая «хвостом» взбаламученной воды.

«Приз» болтануло с боку на бок.

Через несколько секунд батиплав настиг задавленный толщей воды удар – будто по корпусу аппарата хватили дубиной!

Охнул оператор. Выругался старпом.

– Торпеда?!

– Рыбак, я Рыба, нас обстреляли! – ожил Лобанов, включая канал связи с фрегатом. – Торпеда на шесть часов от вертикали спуска, ракурс выстрела – сорок пять к вертикали на глубине тысяча!

– Понял, Рыба, – ответили после паузы сверху. – Замрите!

Лобанов остановил насосы аппарата, выдавливающие воду из цистерн.

«Приз» замер, повис в бездне на глубине километра, погасил прожектора.

– Если они пульнут по нам ещё раз… – прошептал старпом.

– Заткнись! – процедил сквозь зубы Лобанов.

Провисели в тишине и неподвижности несколько минут.

Издалека прилетел к батиплаву глухой рокот, он снова качнулся с боку на бок, словно баркас на волне.

– Поднимайтесь, – донёсся голос капитана фрегата.

– Грохнули лодку? – предположил старпом, вытирая потное лицо ветошью.

Лобанов включил насос.

«Приз» начал всплывать и через полчаса вынырнул на поверхность моря, в ясный солнечный день. Давление внутри аппарата поддерживалось постоянное, соответствующее нормальному атмосферному на уровне моря, поэтому ни о каких явлениях вроде кессонной болезни беспокоиться не стоило.

Высадили пришедших в себя охотников на атлантические сокровища на борт фрегата. Все они описали происшедшее на глубине одинаково, и стало ясно, что по батискафу и в самом деле кто-то стрелял.

Впрочем, это уже никого не удивило. «Приз» тоже был атакован торпедой при возвращении, и только интуиция и реакция Лобанова спасли экипаж от неминуемой гибели.

– Кто это был? – поинтересовался он, вызванный капитаном фрегата в его каюту.

– Субмарина, – ответил молодой, чуть старше самого Лобанова, загоревший, уверенный в себе капитан Дряхлов.

– Чья?

– Предположительно турецкая.

– Вы её потопили?

– Отогнали. Пряталась в миле от нас на глубине трёхсот метров. Мы нашли её, только подняв в воздух «вертушку».

– Сволочь!

– Не трать эмоции понапрасну, капитан, мы давно находимся с турками в состоянии войны, то холодной, то горячей, больше пятисот лет, так что ничего необычного не случилось. Вы и в самом деле обнаружили на дне развалины?

– Особо не присматривались, но очень похоже. Я передам вам диск, мы всё записали. Если хотите, можем снова нырнуть туда, посмотреть детально, взять образцы.

– К сожалению, у тебя другая планида. Велено отправить на сушу, на Кипр, где тебя заберёт спецборт.

– Зачем? – удивился Лобанов.

– Вопрос не ко мне. Знаю только, что тебя ждут в Мурманске, в штабе Севфлота.

– В Мурманске?! Ничего себе! – Пошутил: – Надеюсь, меня не трибунал ждёт?

– Об этом я бы знал, – рассмеялся Дряхлов. – В твоём послужном списке одни героизмы, так что, думаю, это какое-то сложное задание.

– Разрешите идти?

– Удачи! – Дряхлов крепко пожал руку Лобанова.

Через час, сдав дела старпому и обсудив с экипажем проблемы по поддержанию «Приза» в рабочем состоянии, Лобанов влез в кабину «Ка-31», заняв место штурмана, и вертолёт взял курс на север, к острову Кипр, на котором располагалась база Российского морского флота.

Посёлок Видяево, база подводных лодок Северного морского флота России 14 декабря, ближе к вечеру

В принципе экипаж справился с уборкой хорошо, лодка была готова к походу без оговорок, но Брайдер ещё раз прошёлся по её коридорам от носа до кормы, заглядывая в отсеки и перебрасываясь с дежурными матросами обычными фразами типа: ну, как, парни, настроение бодрое?

– Бодрое, товарищ капитан, – дружно отвечали ему.

Новейшая атомная подводная лодка «Грозный» проекта «Лира» зашла в подземный док базы Видяево три дня назад и готовилась к ходовым испытаниям и оружейным стрельбам, загружая в свои отсеки всё необходимое для месячного похода.

Загрузили и оружие: торпеды 65–76 «Писк» с дальностью хода до шестидесяти километров, ракето-торпеды «Шквал-ДД», развивающие скорость до ста двадцати узлов в час, сверхзвуковые противокорабельные крылатые ракеты «Гранат-М» с дальностью пуска до трёхсот пятидесяти километров, ракеты «Калибр-М», а также выдвижную буксируемую гидроакустическую антенну, позволяющую улавливать шумы любых подводных объектов, как живых – акул, дельфинов и пловцов, так и искусственных – торпед, ракет и подводных лодок на расстоянии до пятидесяти километров.

По сути, «Грозный» представлял собой истребитель подводных лодок любого класса, оставаясь недосягаемым для них вследствие полной бесшумности подводного перемещения, способности нырять на глубину до километра и обладания оружием, дающим ему возможность сражаться сразу с тремя-четырьмя хвалёными новейшими подводными лодками США и топить их до того, как они могли узнать, с кем встретились.

Обычно на время ходовых испытаний кораблей любого типа оружие не загружалось, но командование Северного флота решило совместить «приятное с полезным», тем более что «Грозный» уже побывал в море во время перегона от завода во Владивостоке до Мурманска и показал себя с самой лучшей стороны, превысив прежний рекорд скорости подводного хода – 42 узла – сразу на пятнадцать узлов[14].

В рубке Брайдер задержался, обсудив со старпомом Колодяжным распорядок дня на завтра.

– Рядом с нами пришвартовался «Краб», – сообщил ему могучий кряжистый старпом, изломав каменное лицо морщинами.

– Кто? – не понял Брайдер.

– Глубоководная штучка, наследница наших прославленных «Призов», ещё и сейчас используемых спасателями. Может нырять до трёх километров и самостоятельно передвигаться под водой.

– «Призы» я видел.

– Любопытная посудина. Но не уверен, что она готовится как спасатель.

– Это не наши проблемы. – Брайдер пробежался глазами по экранам навигационного комплекса лодки, хотел было попрощаться с дежурной сменой, и в это время его окликнул начальник смены лейтенант Волков:

– Товарищ капитан, к нам делегация с берега.

– Делегация? – озадаченно глянул на лейтенанта старпом. – Кто?

Лейтенант передал трубку интеркома капитану.

– Брайдер, – отрывисто бросил тот.

– Капитан, Палешкин говорит, к тебе гости, прими по полной программе.

– Почему без предупреждения?

– Так ведь не я такие вопросы решаю, – виновато ответил Палешкин. Он занимал в штабе флота должность адъютанта командующего, и Брайдер с ним был в хороших отношениях.

– Как это понимать? Приёмная комиссия ещё утром дала добро на выход в море.

– Тебе всё объяснят, Алексей, не волнуйся, речь не идёт о каких-то нарушениях, иначе я бы знал.

– Понял, встречаю.

Брайдер вернул трубку лейтенанту, поманил старпома за собой.

– Пошли, встретим начальство.

Поднялись в переходную камеру зализанной рубки «Грозного», вылезли на броню верхней палубы лодки, с борта которой к пирсу был перекинут трап.

Подземный грот базы вмещал сразу шесть океанских субмарин, но в данный момент в гроте находились только три атомохода: один проекта 885 «Ясень», один проекта 941 «Тайфун» и красавец «Грозный», радующий глаз плавностью совершенных линий обвода и геометрической стремительностью.

Чуть поодаль, у того же пирса, была пришвартована небольшая подлодка необычной формы, похожая на выплавленный изо льда утюг. Она и покрашена была в серо-голубой цвет, делавший её почти невидимой на воде. Но Брайдер не успел рассмотреть странное судно. На трапе появилась делегация из штаба в составе не трёх, как предупреждал Палешкин, а шести человек. Трое из них были одеты в гражданское – белые парки и шапки.

Первым на палубу «Грозного» шагнул начштаба Северного флота контр-адмирал Синицын. Лицо у него было неподвижное, задубевшее, изрезанное морщинами, но голубые глаза смотрели без обычных для командиров такого ранга надменности и самоуверенности.

– Товарищ контр-адмирал… – кинул к виску ладонь Брайдер.

– Вольно, капитан, не тянись, – подал ему руку начальник штаба. – Не на построении. Как дела?

– Отлично! Работаем по плану.

– Ну, и хорошо, коли отлично. – Синицын оглянулся на спутников. – Товарищи офицеры, рекомендую, капитан первого ранга Брайдер.

– Добрый день, Алексей Аполлинариевич, – протянул широкую костистую ладонь начальник дивизиона атомных субмарин Видяево, капитан первого ранга Шманкевич. – Извини, что без предупреждения, дело есть.

– Всегда готов, – сказал Брайдер.

Шманкевич отступил в сторону, пропуская соседа в гражданском, тонколицего, гладкобритого, с колючими, серыми, оценивающими глазами.

– Полковник Карбидов, служба безопасности.

Сероглазый кивнул, помедлил, но руку подал.

– Мы с вами земляки, капитан. Я из Анадыря.

Брайдер с любопытством заглянул в глаза полковника, но не прочитал в них ничего, кроме вежливого внимания.

– Я родился в посёлке Северный, учился в Анадыре.

– В первой гимназии.

Стало ясно, что Карбидов специально изучал досье командира «Грозного».

– Так точно.

– Я проделал такой же путь, что и вы, но на десять лет раньше.

На ум ничего не пришло, и капитан осторожно сказал:

– Давно не был в родных краях.

– Ещё побываете, – улыбнулся Карбидов.

Брайдер посмотрел на гражданских спутников начальника штаба, державшихся особняком.

– Это эксперты с заводов – изготовителей лодок, – сказал Синицын. – У них своя задача, они осмотрят трюмы лодки.

– Зачем?

– Давай поднимемся в твои апартаменты и поговорим. Прикажи проводить спецов на борт.

Брайдер сделал знак старпому.

– Покажи.

По лесенке на корпусе рубки они поднялись на её покатую вершину, спустились через горловину люка в недра атомохода.

Дежурная смена дружно поднялась из-за пультов, стоек и экранов по жесту командира.

– Вольно, товарищи офицеры, – сказал Синицын, предложил Брайдеру: – Давай посидим в кают-компании.

Брайдер проводил гостей в довольно просторную кают-компанию, где одновременно могли обедать восемнадцать человек. Сняли верхнюю одежду, расселись за столиком.

– Кофе? – предложил Брайдер, чувствуя себя не в своей тарелке. – У нас тут кофе-автомат установлен.

– Не откажусь, пожалуй, – согласился Синицын.

Его спутники отозвались кивками.

Брайдер поманил кока.

– Всем эспрессо.

Молча ждали, пока молодой круглолицый матрос подаст кофе.

– Свободен, – отпустил его Брайдер.

Сосредоточенно взялись за чашки.

– Дело такое, капитан, – заговорил Синицын, сделав несколько глотков. – Сфинктура «пять-пять», прими к сведению.

Брайдер сел прямее, не меняя выражения лица, отмечая внимательный изучающий взгляд полковника-земляка. Фраза начштаба означала, что речь идёт о высшей степени секретности предстоящего разговора.

– Поход в Чёрное море отменяется, – продолжал Синицын. – В связи с недавно вскрывшимися обстоятельствами тебе надо взять на борт батиплав «Краб», ты его видел, он рядом стоит, и отправиться к берегам Антарктиды.

В кают-компании стало тихо.

Брайдер недоверчиво посмотрел в глаза Синицына, перевёл взгляд на командира дивизиона, на представителя службы безопасности министерства обороны, снова повернул голову к Синицыну.

– Официально?

– Официально ты идёшь в Севастополь для ходовых испытаний и участия в боевых стрельбах. Но пойдёшь к берегам Антарктиды, в море Росса.

Брайдер помолчал, чувствуя себя так, будто его разыгрывали, а он не имеет права сказать об этом.

– Мне нужны детали…

– Держи пакет. – Синицын подал конверт с выдавленным на нём красным грифом «Совершенно секретно!». – Здесь все инструкции. Через пару дней к тебе прибудут члены экипажа «Краба», всего семь человек. Разместишь их на борту со всеми возможными удобствами.

Брайдер хотел сказать, что численность экипажа лодки и без того превышает сто человек, но Синицын не дал ему вставить слово:

– Понимаю, что тесно, однако прими меры, максимально ужмись, тем более что в группе будет женщина.

– Ясно, – зажал губами Брайдер рвущиеся наружу возражения. – Хотя женщина на борту…

– Не будь суеверен.

– Дайте хотя бы намёк, что я должен делать в Антарктиде.

– Прочитаешь инструкции.

– Разрешите, я введу капитана в курс дела? – мягко попросил Карбидов.

Синицын хмыкнул, снова взялся за кофе.

– Как знаете.

– «Краб» надо будет выпустить под водой у шельфа Росса и проконтролировать, чтобы никто не помешал выполнять задание.

Какое задание? – лёг на язык вопрос, однако Брайдер не решился его задать. Взвесил в руке конверт, посмотрел на земляка.

– У меня не самая большая машина…

– Зато самая быстрая и хорошо вооружённая, – усмехнулся полковник Карбидов.

– Вы думаете, мне придётся эти преимущества… демонстрировать?

– Американцы направили к Антарктиде две подлодки, два эсминца и авианосец «Трамп». Надо быть готовыми ко всему.

– Мне дадут разрешение… применить оружие? – засомневался Брайдер.

– Все полномочия для достижения цели. – Полковник достал из внутреннего кармана пиджака красную коробочку, протянул капитану. – Твой личный «чёрный ящик» в экстремальных ситуациях. В случае применения оружия зафиксирует все голосовые команды и причины применения.

Брайдер с любопытством открыл коробочку, увидел небольшой металлический кругляш с решёточками по бокам, закрыл.

– Первый раз держу в руках подобный гаджет. Интересно, кто-нибудь его уже применял?

– Командир нашей подводной лодки во время стрельб по Сирии, – сказал Карбидов. – В две тысячи пятнадцатом году. Ну и ещё пара ребят в разные годы и в разных уголках планеты. Все сделали своё дело на «отлично».

– Сделаю всё от меня зависящее! Но… товарищ контр-адмирал…

– Не переживай, капитан, мы все в одной посудине. – Синицын собрал морщины на лбу, осознав родившийся каламбур: иносказательное «в одной посудине» соответствовало реальному событию. – Есть негласный приказ главкома – давать по сопатке американцам везде, где они попытаются нагло качать свои права.

– Понял, – расправил плечи Брайдер. – Разрешите вопрос?

– Валяй.

– «Краб» не уместится на борту…

– Оставишь гидроакустическую антенну в доке, – сказал Шманкевич. – «Краб» как раз и займёт её место. Эксперты всё сейчас промеряют и вынесут свой вердикт.

– Ещё кофе? – предложил Брайдер после паузы.

По лицам гостей пробежали улыбки: они оценили сдержанность капитана «Грозного».

Мурманск 16 декабря, утро

В мурманский аэропорт Мурмаши прилетели ночью, в начале четвёртого.

Вербов хотел сразу отправиться к родителям, жившим на северно-западной окраине города, на берегу Кольского залива, но спутница, которой он предложил сомнительное удовольствие познакомиться с городом, отговорила его от поездки.

– Зачем будить людей в такую рань? Посидим в аэропорту до утра и поедем к вашим родичам часов в семь. Заодно покажете город, а то ночью мы ничего не увидим.

– Ну, сейчас и днём мало что увидишь, – хмыкнул Вербов, имея в виду время года: в декабре в Мурманске и окрестностях царила полярная ночь, и солнце даже днём практически не показывалось из-за горизонта.

– Всё равно не стоит будить ваших рано.

Возражать Вербов не стал, хотя подумал, что отец с мамой будут рады появлению сына в любое время суток.

– Посидим в кафешке?

– Здесь есть бизнес-зал, – сообщила Вершинина, одетая в брючный костюм и меховую курточку для длительного путешествия. – Там тише.

– Нас не пустят.

– Ещё как пустят, мы летели самолётом «Норд Авиа», да ещё бизнес-классом, так что отдых в ВИП-зале нам обеспечен.

Действительно, в бизнес-зону их пропустили без вопросов, стоило спутнице показать корешок своего билета.

Зал был просторен и почти пуст. В центре его за столиком расположилась в жёлтых прямоугольных креслах компания пожилых женщин. Столики у окон, выходящих на лётное поле, окружённые кожаными креслами и диванчиками вишнёвого цвета, пустовали.

Сели у окна, напротив друг друга.

– Листретто, – заказала Вершинина подошедшей официантке, полной блондинке в коричневом фартучке.

– Капучино, – добавил Вербов.

– Что-нибудь ещё? – уточнила официантка. – Есть свежие круассаны, только что привезли.

Вербов вопросительно посмотрел на спутницу.

– Давайте, – согласилась она. – Гулять так гулять.

– Бутерброды?

– Нет, спасибо.

Блондинка отошла, бросив на Вербова оценивающий взгляд.

– Можно вопрос? – вежливо поинтересовался он.

Инга поморщилась.

– Не будьте политкорректны больше, чем европейцы, майор. Я не девица из благородного пансиона.

Вербов внимательно всмотрелся в красивое лицо девушки с волевой складкой резных губ. Он сам предпочитал работать в одиночку, не любил компании, выбирая собеседников по изяществу их общения, и опирался только на свои силы, будучи абсолютно уверенным в правоте своих оценок и выводов. Но сотрудница особого подразделения ФСБ, похоже, превосходила его по части требовательности к окружающим.

– Прошу прощения, учту.

Официантка принесла заказ. Вершинина захрустела круассанами, снова поморщилась.

– Может быть, их и привезли только что, но они уже успели высохнуть.

Вербову показалось, что круассаны свежие, но возражать он не стал.

– Как кофе?

– Как сказал бы мой отец – средней паршивости, – усмехнулась Вершинина. – Я бывала в Гватемале, вот там кофе вкусный, натуральный, без обмана, хорошо прожаренный.

– По какой надобности посещали Африку?

– По служебной, – коротко ответила девушка, не изъявляя желания вдаваться в детали. – А вы что делали в независимой Латвии?

– Отдыхал, – с улыбкой ответил Вербов.

Собеседница понимающе кивнула.

– Один?

– Я одиночка по натуре, привык быть один.

– Надо же, как мы близки по характеру. Не женаты?

– Был. А вы?

– Аналогично.

– А выглядите вы совсем…

– Девочкой, – рассмеялась Вершинина. – Не верьте ясному взору, я злая и нервная стерва. Муж так и сказал, когда уходил.

– Это он в запальчивости.

– Может быть. Мы с вами одногодки, кстати.

Вербов хотел спросить, откуда она знает его возраст, потом подумал, что сотруднице ФСБ было нетрудно найти на него досье.

– Никогда бы не подумал.

– Ёрничаете? – прищурилась она.

– Никогда! – возразил он. – Не в моём характере.

– А что в вашем? Что вы любите, чем занимаетесь в свободное время?

Вербов отложил круассан.

– Смеяться не будете?

– Обещаю.

– Я люблю кулинарить.

– Прекрасное занятие, – серьёзно сказала Инга. – Уважаю мужчин, умеющих готовить. А я вот, к сожалению, тепличное растение, не приучена, всю жизнь тороплюсь и дома бываю редко. У меня и мама, доктор экономических наук, не очень уважала это дело, в доме всё папа делал и кухней занимался.

– В принципе я умею всё, но больше всего люблю грибные блюда и овощные. Хотя и рыбу готовлю неплохо по маминым рецептам, и мясо. Уверен, она непременно угостит нас чем-нибудь вкусненьким.

– Кем она работает? Или на пенсии уже?

– Нет, преподает математику в школе, да и отец тоже учитель, по химии.

– Местные жители или приехали?

– Нет, местные, родились в Мурманске, я тоже.

В зале начали появляться пассажиры. По одному, по двое, мужчины и реже женщины. Вошли трое – приземистый здоровяк с бритым черепом и мощными покатыми плечами и двое крупногабаритных парней в чёрных костюмах. По их поведению можно было судить, что они телохранители бритоголового, одетого в тёмно-сиреневый костюм и красную рубашку. Лицо у него было тяжёлое, складчатое, с брюзгливым вывертом толстых губ, взгляд из-под тяжёлых век не предвещал ничего хорошего.

Села компания за соседний столик, и бритоголовый, мотнув головой парню слева (тот сразу поспешил к бару), достал сигару.

Вербов и Вершинина переглянулись.

– Большая шишка, наверно, – сказал Денис, понизив голос. – Ведёт себя как хозяин.

– Сенатор от Мурманской области, – сказала Инга.

– Вы его знаете?

– Видела однажды в столице. Бывший губернатор, бизнесмен.

– Здесь же нельзя курить.

– А ему плевать, он же сенатор.

– Можно подсказать.

– Не связывайтесь, у таких наглецов большие связи.

Бритоголовый пустил струю дыма.

К нему быстро подошёл молодой парнишка-официант.

– Извините, у нас не курят.

– Мне можно, – отмахнулся бритоголовый.

– Курить в залах аэропорта запрещено…

– Уговори таможню, – лениво глянул на второго телохранителя-блондина бритоголовый.

Парень встал, взял официанта под локоть, повёл от столика, выговаривая на ходу:

– Начальство надо знать в лицо, пацан, это Максимилиан Самойлович, сенатор, уважать надо. Ну, покурит минутку, ничего плохого не случится.

Бритоголовый затянулся, почувствовал на себе взгляды сидевшей неподалёку пары, выпустил в их сторону длинную струю дыма.

– Извини, – сказал Вербов, поднимаясь. – Терпеть ненавижу хамов!

Бритоголовый удивлённо глянул на него.

– Тебе чего?

– Вежливости не учили? – кротко сказал Вербов. – Сенатор?

Блондин оттолкнул официанта, шагнул к столику.

– Тебе чего?

– Вы прямо братья по разуму, – усмехнулся Вербов. – Вернее, по его отсутствию. Закон одинаков для всех, здесь курить нельзя. Что неясно?

Сенатор лениво затянулся ещё раз, выпустил струю вонючего дыма в лицо майора.

– Сядь на место, быдло.

В следующее мгновение сигара выскользнула из пальцев бритоголового и вонзилась ему в рот горящим концом.

Блондин кинулся на Вербова и начал оседать на пол, получив нечитаемый взглядом выпад пальцем в сонную артерию.

Бритоголовый выпучил глаза, побагровел, закашлялся, выплюнул сигару на стол.

– Ты ох…л, тварь?!

Подскочил второй телохранитель, брюнет, судорожно лапая под полой пиджака кобуру с пистолетом.

Вербов достал удостоверение полковника МВД, которым пользовался всегда на территории России в перерывах между командировками, раскрыл перед носом брюнета.

– Полковник Медведев, центральный аппарат, будем шуметь?

Брюнет замер, вытянул шею, пытаясь прочитать фамилию на обороте малиновой книжечки.

Мальчишка-официант подозвал своих коллег, к столику собрались официанты и сотрудники охраны правопорядка.

Бритоголовый перестал перхать, вытер губы платком.

– Полковник, ты завтра будешь искать работу!

К столу подошла Инга, поиграла «мужским» (чёрного цвета) смартфоном.

– Я на всякий случай зафиксировала этот момент, господин сенатор. Как вы думаете, что будет, если я выложу запись в Сеть?

– Ты ещё кто?

Вершинина раскрыла сумочку, достала удостоверение с вытисненным на корочке золотым двуглавым орлом и надписью: Федеральная служба безопасности Российской Федерации.

– Майор Вершинина, особый отдел ФСБ. Так как, господин законодатель, будем соблюдать законы или нет?

Бритоголовый вспотел, глянул на собравшихся, жестом остановил телохранителя, снова потянувшегося за оружием (интересно, у него есть разрешение? – подумал Вербов), пожевал губами.

– Я… проверял… как тут у вас… соблюдается…

– Мы так и поняли, – насмешливо бросил Вербов. – Будьте добры, господин хороший, не занимайтесь проверками соблюдения законов, это дело тонкое. Надеюсь, увидимся в Москве. Идёмте, дорогая?

Они вернулись к своему столику, Вербов расплатился, и оба вышли из зала, сопровождаемые взглядами всех присутствующих, в которых сквозило удивление и одобрение.

– Зачем вы рисковали? – задумчиво спросила Вершинина. – Телохраны могли применить оружие.

– Не сдержался, – виновато сказал он. – Больше не повторится. Хотя попробовали бы они применить оружие. К сожалению, таких, с позволения сказать, сенаторов можно встретить где угодно.

Инга погрустнела.

– Вы правы, невозможно стало спокойно проехать по миру, не встретив хама или бандита, не говоря уже о террористах. Даже в таких супертолерантных странах, как Норвегия и Швейцария, можно нарваться на конфликт.

Вышли из здания аэропорта в практически ночную темень; рассветало в Мурманске в конце декабря только к середине дня.

– Едем к нам? – неуверенно предложил Вербов.

– Нас заберут в двенадцать часов, время ещё есть, давайте поедем. Хотя ещё рано.

– Уже почти шесть часов утра, пока такси поймаем, пока доедем…

– Ловите.

– Здесь есть бюро заказов, подождёте минуту?

– Пошли вместе.

Вернулись в здание аэровокзала, заказали такси и уже через полчаса ехали по хорошо освещённому шоссе мимо Мурмашей к городу, до которого от аэропорта было всего двадцать четыре километра.

Семья Вербовых жила в старой пятиэтажке по улице Полевой, идущей параллельно железнодорожным путям, за которыми начинался скалистый берег Кольского залива.

– Стандарт, – извиняющимся тоном проговорил Денис, открывая дверь подъезда; чип-ключ от домофона он взял с собой заранее. – Мы не из богатых. Зато школа близко, отец с мамой пешком ходят.

– Да и мы не из помещиков, – улыбнулась Вершинина, – сами всего добивались.

Поднялись на второй этаж.

Вербов мог открыть дверь квартиры своим ключом, но не стал этого делать: он был не один. Позвонил.

С минуту за дверью было тихо, потом раздался шорох – кто-то приник к глазку на двери, и с тихим лязгом дверь открылась.

– Ты?! – удивлённо и недоверчиво сказал отец, запахивая халат.

– Я с гостьей, – обнял его Вербов. – Извини, что не предупредил, решили не ждать в аэропорту. А это Инга Максимовна – коллега по работе. Мы вместе в командировке. Инга, это Геннадий Викторович.

Отец отступил, седой, невысокий, но ещё крепкий, несмотря на шестидесятипятилетний возраст, внимательно глянул на спутницу сына.

Вербов понял его взгляд: отец оценивал её скорее как новую подругу сына, претендующую на некие тайные отношения, а не как коллегу по работе.

Вершинина тоже поняла старика, улыбнулась, протянула руку.

– Прошу прощения за ранний визит. Ваш сын уговорил меня поехать с ним. Мы не помешаем?

– Нет-нет, – спохватился Геннадий Викторович, – проходите, пожалуйста.

– Кто там, Гена? – раздался из глубины прихожей женский голос.

Появилась мама Дениса в халатике, полная, седая, как и муж, хотя исполнилось ей всего пятьдесят.

– Ой, Дениска!

Вербов обнял мать, отстранился.

– Мама, знакомься: Инга.

Вершинина с любопытством посмотрела на женщину.

– Как вы похожи!

– Инга, это Надежда Андреевна.

На губах матери расцвела улыбка, она бросила на гостью такой же оценивающий взгляд, что и муж (в этом они были абсолютно одинаковы), прижала руки к груди.

– Очень рада, милая, проходите, располагайтесь как дома. Денис, поухаживай за дамой, а я на кухню, завтрак скоренько приготовлю.

– Не нужно ничего, я не голодна, – запротестовала Вершинина, однако Надежда Андреевна уже убежала на кухню, и отец Вербова развёл руками:

– Придётся подчиниться.

– Не отвертитесь, – засмеялся Вербов, – всё будет по полной программе. Шаг вправо, шаг влево…

– У нас тут строго, – улыбнулся и Геннадий Викторович, становясь добрым волшебником, каким изображают художники дедов морозов.

Завтракали в половине восьмого.

Надежда Андреевна приготовила рисовую кашу и макароны по-флотски, а на закуску предложила копчёного сига, которого привёз из-под Юркино её брат, дядя Дениса Афанасий Андреевич, потомственный помор и рыбак.

– Понимаю, что на завтрак рыбку не подают, да уж очень вкусная, отведайте.

Вербов оттопырил большой палец, высоко ценя продукт дяди.

– Рекомендую, пальчики оближете. Это сиг, а есть ещё налим, тоже изумительная рыбка.

Инга отрезала кусочек, попробовала, потом положила побольше.

– И вправду тает во рту.

После завтрака старшие Вербовы засобирались на работу. Была середина недели, до каникул оставалось совсем немного.

– Надолго к нам? – спросил Геннадий Викторович, выглядевший в строгом тёмно-синем костюме как дипломат.

– Через пару часов отчалим, – сказал Вербов. – За нами из Североморска машину пришлют.

– Значит, больше не увидимся?

– Что ты такое говоришь, старый, – укоризненно покачала головой Надежда Андреевна. – К лету поближе Дениска сам приедет, а нет – мы его в столице навестим.

– Да я сегодня имел в виду, – смутился Геннадий Викторович.

– Сынок, а ну, поди сюда, спросить чего хочу, – поманила сына в спальню мать. – Извините, милая.

Инга подняла вверх ладони.

– Ради бога, вы здесь хозяйка.

Закрыли за собой дверь.

– Это она? – шёпотом спросила Надежда Андреевна, скосив глаза на дверь. – Твоя невеста?

Денис тихо рассмеялся.

– Она чекистка, майор ФСБ, я с ней знаком всего два дня.

– Красивая, – разочарованно сморщилась Надежда Андреевна.

– Да, красивая, согласен, но очень строгая, я таких побаиваюсь.

– Что строгая – это хорошо, не будешь шалить. Если бы я была не строгая, твой папаша много ошибок наворотил бы. Совместная жизнь обязывает человека уступать.

– Ничто так не разъединяет, как совместная жизнь, – развеселился Вербов.

– Вечно ты отшучиваешься, – огорчилась Надежда Андреевна. – Я добра тебе хочу.

– Знаю, мама, но это не тот случай.

– Ладно, иди, позвони, как доедешь.

Вербов поцеловал мать, обнял отца, и родители, собравшись, ушли на работу.

Вершинина села в гостиной, включила телевизор.

Вербов посидел несколько минут на диване, пытаясь понять, о чём ведут речь дикторы канала 24 (говорили о новом кризисе, о переходе на западные технологии энергосбережения, о бандитских приёмах управляющих компаний), и заглянул в свою комнату, где он прожил до поступления в мореходку шестнадцать лет.

Комната осталась точно такой же, какой он оставил её одиннадцать лет назад. Мать не стала ничего в ней менять, только убирала и поддерживала чистоту.

Ничего особенного в ней не было. В углу стояла этажерка с книгами, у стены полутораспальная кровать, у окна стол с монитором старенького компьютера (никто им не пользовался с тех пор, если не считать самого Вербова, когда он приезжал к родителям, будучи в отпуске), на стенах висели плакаты с изображениями спортивных болидов (в молодые годы Денис мечтал стать гонщиком) и вертолётов известных марок, на полке стояли модели кораблей, тех же машин и вертолётов, которые он с удовольствием собирал в свободное от учёбы время.

Он сел за стол, включил компьютер, подумав, что скоро Интернет станет тому недоступен. За одиннадцать прошедших лет программное обеспечение изменилось неузнаваемо, и старенькое «железо» уже не могло поддерживать новые стандарты.

В комнату со стуком вошла Вершинина.

– Можно?

– Входите, конечно, – встрепенулся он, встал из-за стола.

– Ваша епархия?

– Так точно. Детство и юность остались здесь.

Инга с любопытством огляделась, подошла к этажерке, разглядывая корешки книг.

– Что читаете?

Он пожал плечами.

– Родители приучили меня читать классику, но я и детективы люблю, и приключения.

Она достала с полки томик красного цвета.

– «Собор Парижской Богоматери». Вы любите Гюго?

– Не люблю, но уважаю, у него встречаются такие сочные жизненные наблюдения, что диву даёшься, они и сейчас актуальны.

– Какие, если помните?

– Пожалуйста, фраза из «Собора»: «Феб де Шатобер тоже кончил трагически. Он женился».

Инга засмеялась.

– Гюго был женоненавистником. А у вас, наверно, с женой не заладилось, вот вы и любите Гюго.

– Я Гюго за другое люблю, – нахмурился Денис, выключая компьютер.

Вершинина кинула на него задумчивый взгляд, посмотрела ещё пару книг, и они вернулись в гостиную.

– Вы что-нибудь читали об Антарктиде?

– Пошарил в Сети, прочитал, что нашёл. Интересно, наши парни наверху действительно намереваются проникнуть в озёра Антарктиды со стороны моря, под водой?

– Без комментариев. Нам выдадут всю информацию на базе. Вы готовы?

– Приказ есть приказ, хотя, если честно… мне и самому интересно погулять подо льдами Антарктиды. Товарищ майор, у меня предложение: давайте перейдём на «ты»? Нам всё равно долго быть вместе, а я предпочитаю простые отношения. Местоимение «вы» – это обезличивание человека, «ты» – сближает.

– Не торопитесь, товарищ майор, – покачала головой девушка, – всему своё время. Местоимение «вы» мне ближе по форме деятельности, чаще хочется отдалиться от человека, а не сблизиться.

– Виноват.

– Я и не виню вас ни в чём. Отзвонились наши приниматели из Видяево, машина может подойти прямо к дому, не надо будет ехать к каким-то пяти углам.

– Площадь Пяти Углов, – улыбнулся Вербов, – центр города. Сколько у нас времени?

– Часа полтора.

– К сожалению, развлекательной программы я не предусмотрел. Можем побаловаться чаем-кофе и посмотреть какой-нибудь фильм. Я когда-то собирал диски с комедиями.

– Я могу принять ванну?

– Без проблем.

– В таком случае принесите полотенце, а потом побалуемся кофе.

– Как прикажете. – Он принёс чистое полотенце.

– Держите.

Инга улыбнулась и скрылась в ванной.

Вербов присел на диван, переключил программу, прислушался к дебатам на втором канале, посвящённым политике США в свете последних событий в мире. Дебаты шли в контексте мутирующих доктрин Соединённых Штатов о «необходимости лжи» и «правдоподобного отрицания фактов», в чём политики «главного пахана мира» поднаторели до степени самозабвения. В начавшейся «битве вранья» они затмили всех, в том числе Евросоюз, который, надо признаться, мало в чём им уступал. Во всех грехах была виновата Россия, и обыватели Европы и Америки слепо верили клевете, поддерживая агрессивную политику сильных мира сего.

Говорили участники шоу и об «элгэбэтизации» человечества под «крышей» «красивого бизнеса», о свержении неугодных правительств и стирании с лица Земли целых государств во имя Pax Americana. Всё это Вербов слышал не раз в тех или иных вариациях и, хотя поддерживал специалистов, радеющих за Россию, знал, что телесражения не ведут ни к чему, кроме удовлетворения программистов ТВ. Вроде как «сделали дело» – обсудили проблемы, а потом можно и пивка попить.

Журчание воды в ванной прекратилось. Загудел фен.

Вскоре вышла Инга, полностью одетая, с посвежевшим лицом и практически сухими волосами до плеч, выглядевшими так, будто она только что сделала завивку. Уловила красноречивый взгляд Вербова, брошенный на её причёску.

– По лунному календарю сегодня благоприятный день для очистительных процедур. Самое время для мытья головы и фитотерапии. Зелёный чай у вас есть?

– Есть, наверно, поищу.

– А о чём судачат по ТиВи?

Вербов оглянулся на пластину висящего на стене «Самсунга».

– О том, как американцы лгут всему миру.

– Система «Эталон», – слабо улыбнулась девушка.

– Что?

– Военные социологи США разработали особую программу для оболванивания народа – «Эталон», которую можно расшифровать как «эпоху тотальной лжи и ненависти», в дополнение к технологии «управляемого хаоса» и успешно применяют их на практике по всему миру. Европейцы недалеко от них ушли, хотя так и не поняли, что провалившуюся идею мультикультурализма им всучили те же технологи из Лэнгли[15].

– Но их поддерживает электорат…

– Человеку, который не понимает ничего, можно объяснить всё. А таких людей в мире всё больше и больше, подавляющее большинство, наученное не думать, а потреблять. Однако не будем о грустном, майор. Вы обещали чай.

– Бегу искать.

Вербов скрылся на кухне, вернулся через минуту.

– Есть «Тэйлорс», папа, очевидно, привёз из Англии, он иногда бывает на симпозиумах в Европе. Могу поджарить гренки, если хотите.

– Хочу, командуйте.

Вербов приготовил чай, подрумянил на сковороде ломтики белого хлеба, смазав их маслом, и они занялись «чайной церемонией по-русски», исключавшей все «лишние» процедуры, но не ставшей от этого менее приятной.

Без четверти двенадцать собрались, Инга позвонила, выслушала ответ.

– Они в пяти минутах езды от нас.

– Выходим, – сказал Вербов.

На улице было светло – без солнца – и холодно, морозец держался на уровне минус пятнадцати градусов. Дул ветерок, пришлось поднять воротники и надвинуть капюшоны меховых курток: у Вербова отечественная парка была серебристого цвета, у Вершининой – шубка цвета «брызги шампанского».

Мурманск являл собой деловой город, туристов сюда приезжало немного, тем более зимой, и пешеходов на улицах можно было пересчитать по пальцам.

Подъехал пятнистый, чёрно-зелёный «УАЗ» «Патриот» с какой-то красно-белой табличкой под лобовым стеклом. Из кабины выбрался плотного сложения мужчина в зимнем военном обмундировании, кинул к виску ладонь.

– Капитан Завьялов. А вы…

– Вербов, – подал руку Денис, – это майор Вершинина.

– Садитесь, устраивайтесь поудобнее.

Сели на заднее сиденье «уазика», водитель сказал: «Здравия желаю», – хлопнули дверцы, машина рывком тронулась с места.

В кабине было тепло, откинули капюшоны.

– Как добрались? – равнодушно спросил капитан.

– Нормально, – ответил Вербов.

Больше за время пути не было сказано ни слова, сопровождающий был не из разговорчивых.

От Мурманска до Видяево было всего тридцать с лишним километров, шоссе оказалось пустынным, и до места назначения доехали буквально за полчаса.

Посёлок Видяево располагался на северо-западном побережье Ара-губы – южной части Кольского залива и не зря получил определение ЗАТО – «закрытое административно-территориальное образование», где проживало около шести тысяч человек, включая персонал военно-морской базы.

На въезде в посёлок «Патриот» остановили, проверили у пассажиров документы, капитан Завьялов предъявил пропуск на пассажиров, и машину пропустили.

Пересекли посёлок, проехав мимо мемориального комплекса с братской могилой моряков, погибших в океане, посмотрели на памятник Фёдору Видяеву, по фамилии которого посёлок и назвали Видяево[16], и нырнули под землю за КПП, к базе, у пирсов которой стыли в воде подводные ракетоносцы.

Последние сто метров к одной из лодок шли пешком. Остановились у субмарины, выделявшейся зализанной рубкой совершенной геометрической формы и вздутиями под ней.

– «Грозный», – сказал с уважением Завьялов. – Вас встретят.

Действительно, на макушке рубки открылся люк, на палубу спустились два человека, и в одном из них Вербов с удивлением узнал давнего приятеля, с кем учился в мореходке.

– Макс? Ты?!

– Я, – с улыбкой раскрыл объятия капитан Лобанов.

Видяево, база подводных лодок Северного морского флота России 16 декабря, полдень

Сидели в кают-компании «Грозного», пили кофе и вспоминали общих знакомых, мореходку. Лобанов был весел, много шутил, Вербов больше слушал, но обоим было приятно окунуться в прошлое, а задание, неожиданно давшее возможность встретиться, только улучшало настроение.

– Ты не женат? – спросил капитан в разгаре беседы.

– Был, – поморщился Вербов. – Два года. Думал – любим друг друга, а оказалось…

– Если женщина тебя любит, – засмеялся Лобанов, – это не твоя заслуга, а её ошибка. Что не поделили?

– Будущее, – грустно улыбнулся Вербов. – Ей хотелось блистать в обществе, а какое общество у военного разведчика? Плюс – секс по праздникам, поневоле озвереешь.

– Секс по праздникам – это колоссальная беда, ведь он, по сути, для мужика – биологически активная добавка к жизни. Кстати, как тебе эта красотка – Инга? Я когда её увидел – сердце ёкнуло! Потом посмотрел на тебя, успокоился. Ты давно с ней знаком?

– Два дня, – равнодушно ответил Вербов, вспоминая аналогичный вопрос матери, хотя в душе зашевелилась колючка ревности.

– Красивая.

– Строгая.

– До постели все они строгие, – снова рассмеялся Лобанов. – Мне такие нравятся. Ты к ней ничего не имеешь?

– Она мой помощник, – сухо сказал Вербов.

Лобанов понял, что разговор на эту тему неприятен для приятеля, перевёл разговор на другую тему:

– Где расквартирован?

Вербов не успел ответить, в кают-компанию вошли трое: капитан подлодки Брайдер, Инга Вершинина и мужчина среднего возраста, в сером свитере, обтягивающем заметное брюшко, и джинсах. Лицо у него было широкое, мягкое, с добродушной складкой губ и носом-картошкой.

– Добрый день, товарищи, – сказал твердолицый голубоглазый Брайдер. – Ваш четвёртый попутчик, Андрон Рифгатович, он сам о себе расскажет. До отхода час, в тринадцать ноль-ноль выходим в море, прошу к этому времени занять свои каюты. Просьбы, жалобы есть?

– Нет, – сказал Лобанов, мимолётно глянувший на незнакомца в свитере и не сводивший взгляда с женщины.

Вербов отрицательно качнул головой.

– Располагайтесь. – Брайдер вышел.

Мужчина в свитере оглядел компанию, раздвинул губы, ухитрившись не превратить намёк на улыбку при сохранении миролюбивых намерений в саму улыбку.

– Пальковский, полковник НТУ Минобороны.

Вербов, знавший, что НТУ – это аббревиатура слов «научно-техническое управление», первым подал руку.

– Майор Вербов, Денис Геннадиевич.

– Лобанов, – сказал Лобанов. – Капитан батиплава. Ваша специализация, товарищ полковник, если не секрет?

– Аномальщина, – сделал ещё одну заявку на улыбку Пальковский. – НЛО, НПО[17], древние технологии.

– В Минобороны занимаются НЛО? – недоверчиво спросил капитан.

– Со времён Великой Отечественной войны. Хотя немцы первыми начали.

– «Аненэрбе»[18], – вспомнил Лобанов.

– Совершенно верно. Сейчас все армии мира имеют отделы по поиску и изучению магических практик и технологий, которые можно применить в военной сфере.

– Понятно, будем искать вместе, хотя Антарктида не лучшее место для экскурсий.

– Существуют доказательства, что немцы в войну и к ней засылали спецотряды на подводных лодках, – заметила Вершинина.

– Присаживайтесь, – спохватился Вербов. – Кофе хотите?

– Хочу.

– Я сделаю. – Лобанов вскочил, оглянулся. – Прекрасно выглядите, товарищ майор.

Вербов думал, что Инга сейчас окоротит Максима, как когда-то его самого, признаваясь в нелюбви к комплиментам, но Вершинина промолчала. Заметила взгляд Дениса, обнявший её фигуру (на ней был жёлто-оранжевый комбинезон спасателя, как и на Вербове) и остановившийся на лице, приподняла бровь.

– Что-то не так, майор? У вас такой вид, будто вы меня осуждаете.

– Нет-нет, – поспешно возразил он, – присоединяюсь к мнению Макса… э-э, капитана Лобанова. Луна в Весах, насколько я понимаю? Небольшая коррекция бровей, новая укладка волос, так?

Вершинина рассмеялась.

– Не знала, что вы ещё и косметолог, майор. Луна уже в Скорпионе, поэтому волосы лучше оставить в покое, рекомендуется подправить маникюр для улучшения настроения, а вместо макияжа заняться тренировкой в спортзале. Однако насчёт коррекции бровей – совет хороший, принимаю.

Вербов церемонно поклонился.

Лобанов подал кофе, посмотрел на Пальковского.

– Вам тоже сделать, товарищ полковник?

– Спасибо, не надо. Предлагаю обращаться по имени-отчеству, а не по званию. Хорошо? Мне бы хотелось взглянуть на наше будущее транспортное средство, это возможно?

Вербов посмотрел на приятеля.

– Почему бы и нет? – отозвался Лобанов. – Экипаж ещё проверяет оборудование, пойду доложу капитану и покажу машину.

Он ушёл и через несколько минут вернулся.

– Добро получено, идёмте.

Вершинина допила кофе.

Вышли из кают-компании, встретив кока, поднялись в коридор первой внутренней палубы ракетоносца, провожаемые взглядами попадавшихся по пути матросов (Лобанов ориентировался в лодке свободно, не раз посещая атомоходы), пролезли через люк в верхний отсек лодки, где был закреплён глубоководный батиплав.

На лодку его грузили чуть ли не сутки, со всеми предосторожностями, чтобы ненароком не повредить судно, состоящее из двух корпусов, но всё обошлось, батиплав уместился в отсеке, приспособленном для выдвижной акустической антенны, хотя его пришлось положить на бок, плашмя.

Возле него возились у стойки с приборами двое парней в таких же комбинезонах, какие теперь должны были носить все члены экспедиции.

– Вот наш «Краб», – гордо сказал Лобанов, успевший полюбить новый аппарат. – Это мои парни, Иван Сомов, моторист.

Один из парней, шатен с чубчиком, сказал «здравия желаю».

– И Владимир Пинчук, бортинженер.

Второй член экипажа «Краба», широкоскулый блондин, мельком посмотрел на компанию и полез в глубь аппарата.

– Серьёзный мальчик, – улыбнулась Вершинина.

– С параметрами батиплава знакомить? – повернулся Лобанов к Пальковскому. – Не ходили на таких машинах?

– На батискафах плавал, – ответил спец по НЛО-НПО вежливо, – на дизельных подлодках.

– В таком случае вас ничем особенным не удивишь, разве что глубиной погружения: «Краб» может опускаться на два с половиной километра. Волдырь видите на носу? Это лазерно-водяная термопушка, плавит лёд толщиной до десятка метров. А на корме у него спецкессон для выпуска водолазов, оборудован липучкой для пристыковки к повреждённым батискафам. Кроме того, на борту есть мини-роб – подводный разведчик с телекамерами, ну и наборы инструментов.

– Это славно, – сказал Пальковский, оценивающе разглядывая корпус аппарата. – Инструменты нам пригодятся.

– Вы так думаете?

– Уверен.

Лобанов и Вербов переглянулись.

– Антарктида – континент замёрзших тайн, – с улыбкой пошутила Вершинина. – Кто знает, с чем нам придётся столкнуться.

В отсеке появился светловолосый верзила в форме капитан-лейтенанта – старпом лодки по фамилии Колодяжный.

– Товарищи, просьба разойтись по каютам, через полчаса стартуем.

– Официальных прощальных речей не предвидится? – осведомился Лобанов.

– Никак нет.

– Тогда мы начинаем упаковываться. Ваня, Володя – заканчивайте осмотры, по местам.

Вышли из отсека, спустились на среднюю палубу третьего отсека, где располагался жилой сектор лодки с кают-компанией, камбузом, санитарными и медицинскими отсеками. Поскольку в группе была женщина, ей выделили отдельную каюту, остальные расположились по двое: Вербов с Лобановым, моторист с бортинженером и Пальковский с Дрёмовым, археологом экспедиции.

Археолог уже находился в каюте, знакомиться с лодкой он не захотел, ему представили спутника, Вербов и Лобанов проводили Ингу до её каюты и расположились в своём кубрике с двумя койками, оборудованном всеми необходимыми удобствами для отдыха, в том числе – компьютером.

– Тебе не показалось, что этот наш седой спец по археологии не от мира сего? – спросил Лобанов, укладываясь на койку. – Говорит одно, думает о другом, взгляд отрешённый.

– Учёные многие такие, – простодушно ответил Вербов. – Поживём – увидим.

О Дрёмове он не думал, думал об Инге, согласившейся на участие в рискованнейшем предприятии в глубинах Антарктиды, и о причинах, заставивших её это сделать. Отношение майора ФСБ к мужчинам имело какое-то объяснение, и хотелось верить, что строга она не со всеми.

Антарктида, станция «Южный полюс» 17 декабря, полдень

Погода продолжала радовать необычным теплом: в районе станции температура впервые превысила рекордные минус восемь градусов по Цельсию, – и настроение у полярников, и без того почти праздничное после открытий, сделанных «Глазастиком» на дне озера Восток, поднялось ещё выше.

На сеансы связи с глубоководным роботом ходили как в кино – в штабной модуль набивалось по двадцать с лишним человек. Но терпели, время от времени проветривая тесное помещение, с жадностью разглядывая подводные картины, передаваемые телекамерами «Глазастика».

Уже всем, даже завзятым скептикам, было понятно, что робот наткнулся на неплохо сохранившееся искусственное сооружение на дне озера, и среди полярников то и дело вспыхивали споры: что это за сооружение, для чего предназначено и кто его строил. Сходились в одном: создавали комплекс, названный Куполом, древние жители Антарктиды. Но были ли они людьми или же какими-нибудь динозаврами, никто сказать не мог. Ждали новых открытий. И они не замедлили появиться.

Кроме Купола были найдены «змиевы валы» или «щупальца», сходящиеся к нему наподобие кровеносных сосудов на человеческой руке, или, скорее, как щупальца медузы, обрамлявшие её тело, а также некий столб, венчающий один из трёхметровой высоты валов, засыпанных донными отложениями.

Это была скала такой правильной геометрической формы, что её назвали Ростральной Колонной, а потом стали называть просто Колонной. Цвет скала имела красно-бурый, и на фоне зеленовато-жёлтых метангидратов и палевых донных отложений она выглядела инородным телом. «Глазастик» снял её со всех сторон, снимки были переданы в Москву через спутник, и учёные мужи в столичных университетах засобирались в Антарктиду. Обнаружение следов древней цивилизации обещало не только фонтан открытий, но и «водопад» разного рода премий вплоть до Нобелевской.

В полдень начальник станции решил упорядочить присутствие в штабе сторонних наблюдателей.

– Прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей, – сурово заявил он. – Подготовьте отчёты о проделанной за два дня работе, буду спрашивать жёстко и ответственно. Превратили подводные съёмки в наркотик, понимаешь, а субмарина стала шприцем. Знайте меру!

– Меру-то мы знаем, – разочарованно пошутил один из полярников – гляциолог, которому вообще нечего было делать в командном модуле, – да разве её выпьешь?

Посмеялись, начали расходиться, окунаясь в необычно тёплое лето Антарктиды.

Пименов дождался, когда помещение опустеет, хотел приоткрыть дверь, чтобы проветрить всё строение, и в это время в модуль ворвался Васюченко:

– Дрон!

– Чего? – удивился начальник станции.

– Над нами дрон летает, – доложил заместитель, – беспилотник!

– Чей?!

– Да кто его знает, высоко кружит, опознавательных знаков не видать, жужжит и кружится над шахтой.

Пименов набросил на себя парку, выскочил наружу.

Вместе с ним у цепочки модулей собралась небольшая толпа полярников, всматривающихся в небо.

Над станцией, вернее, над главным её сооружением – конусом шахты, через которую в озеро опустили робота, действительно кружил серебристый крестик, отсверкивая в лучах низко стоящего солнца. Изредка в небывалой тишине южного континента доносился характерный звук – полусвист-полужужжание – двух его пропеллеров. Это был не квадрокоптер, который теперь можно было приобрести в любом интернет-магазине или собрать из подручных материалов, пользуясь инструкциями из Сети. Беспилотник с двумя моторами являл собой спецмашину и был крупнее обычных дронов. По прикидкам Пименова, его длина превышала два метра, а размах крыльев – три.

– Явно дальний дрон, судя по размерам, – сказал Васюченко, козырьком приложив ко лбу ладонь. – Ближайшая станция от нас – «Конкордия», это километров семьдесят по прямой. Зачем французам посылать к нам беспилотник?

Пименов промолчал. «Конкордия» принадлежала франко-итальянскому географическому обществу и посылать беспилотник к соседям вряд ли планировала.

– Что будем делать, Палыч?

– Позови Михеева, пусть запишет на камеру.

– Есть. – Васюченко убежал и вернулся с механиком экспедиции, вооружённым видеокамерой «Фуджи», позволяющей чётко снимать небольшие объекты на расстояниях до километра.

Пименов достал мобильный, поймал удобный ракурс, сделал несколько снимков.

Дрон словно почувствовал, что его снимают, поднялся выше, превратившись в сверкающую звёздочку, а затем вдруг спикировал на конус шахты, возле которой тоже появились полярники, работающие внутри строения, до которых дошла весть о появлении беспилотника.

Раздался взрыв!

Домик шахты взлетел в воздух, разваливаясь на куски!

Во все стороны рванули струи пламени и дымные хвосты!

Полярники бросились ничком на снег, закрывая головы руками.

Пименов присел, глядя на рукотворный вулкан.

Рядом шлёпнулся Васюченко, глядя на расширяющееся дымное облако.

– Твою м-мать! Что за хрень?!

– Доложи в Москву, немедленно! – крикнул Пименов ошеломлённому компьютерщику, высунувшемуся в дверь штабного модуля. – Все к шахте! Тащите огнетушители! Ломы! Быстро!

Собрались у дымящихся развалин шахтного строения, сквозь которые кое-где вспархивали язычки пламени. Начали тушить горящие панели и балки, разбирать завалы.

Вскоре нашлись техники, работающие возле подъёмника в шахте и обслуживающие её оборудование. Двое погибли, троих удалось спасти. Жертв было бы больше, если бы рабочие не выбрались перед взрывом наружу.

– Ищите обломки дрона, – приказал Пименов, пропахший гарью, покрытый копотью. – Надо определить, чей аппарат, и найти его камеры.

Через час на чистое снежное поле вынесли полсотни обломков беспилотника, обнаружили на многих характерное клеймо «Сделано в Израиле».

– Им-то зачем сбрасывать на нас беспилотник? – с недоумением спросил Васюченко, имея в виду жителей Израиля.

– Такими аппаратами пользуются все кому не лень, – угрюмо возразил Пименов. – Знать бы, с какой станции его запустили. Сфотографируйте обломки и клейма, пошлём в столицу, пусть разбираются. Борисыч, «Глазастик» доступен?

– Связи нет, – виновато развёл руками пилот робота. – Где-то перебит кабель приемника. Но сам аппарат стопроцентно цел, я его утром тестировал, аккурат перед взрывом, он висит над Колонной.

– Попробуйте восстановить связь.

– Разберём ствольную конструкцию – проверим кабели, – сказал мрачный Боборыкин.

Дым окончательно рассеялся. Полярники молча рассматривали развалины шахты.

Пентагон 17 декабря, ближе к вечеру

Коктейль был и вправду хорош.

Бармен, приготовивший напиток, утверждал, что это «фирменный коктейль от Кэрри Брэдшоу», ведущей широко известную телепередачу «Секс в большом городе», и что он «самый стильный» из всех существующих алкосмесей. Министру обороны нравился вкус коктейля, в состав которого входили такие ингредиенты, как водка, сок клюквенный, ликёр апельсиновый и сок лайма, и он всегда заказывал этот феерический напиток к обеду, через адъютанта, не утруждая себя походами в столовую, которая располагалась в полусотне метров от кабинета министра, на первом этаже левого крыла здания.

– Что-нибудь ещё, сэр? – поинтересовался вышколенный адъютант.

– Нет, спасибо, Марк, вызови ко мне на шестнадцать ноль-ноль Фиксдера.

– Слушаюсь.

Глоток коктейля прокатился по горлу шариком удовольствия.

И тотчас же мяукнул опознаватель скайпа.

Уилсон отставил бокал, определил личность абонента, включил скайп. Над столом сформировался объёмный пузырь виома с головой командующего Управления разведки.

– Добрый день, сэр.

– Что-то срочное? – полюбопытствовал министр.

– Операция прошла успешно, – сообщил Перетта. – Русские потеряли связь со своим подводным роботом.

Уилсон помолчал.

– Прошу вас быть у меня в четыре часа с подробным отчётом.

– Слушаюсь, сэр, – вежливо склонил голову с безупречным пробором на волосах начальник РУМО.

Уилсон сделал ещё один глоток коктейля, уже не чувствуя его вкуса, связался с адмиралом Фенхелем, командующим южным военно-морским флотом США:

– Адмирал, где ваши корабли?

Тёмное, иссечённое морщинами лицо негра не дрогнуло, он понял, о чём идёт речь.

– «Огайо» и «Висконсин» вышли в море Росса. Эсминец «Франклин» обогнул мыс Эйвори, эсминец «Ворри» вошёл в воды моря Амундсена.

Уилсон покосился на модели подводных лодок в стеклянном шкафу в углу кабинета.

«Огайо» и «Висконсин» принадлежали к подводным атомным ракетоносцам и представляли собой современные подлодки, считавшиеся самыми совершенными в своём классе, хотя министр точно знал, что последние русские подлодки во многом превосходят их.

– Кто послал «птицу»?

– Эсминец «Франклин». Дрон сделал своё дело, разрушил шахту русских, через которую они управляли мини-субмариной.

– Надеюсь, опознать принадлежность дрона русским не удастся?

Фенхель улыбнулся, что выглядело бы примерно так же, как если бы улыбнулся кусок базальта.

– Это беспилотник класса «Шок»[19], сделан в Израиле, такими пользуются во всём мире.

– Прошу вас прибыть ко мне в четыре часа дня.

– Слушаюсь, сэр.

Уилсон задумчиво допил коктейль, вызвал адъютанта:

– Марк, пригласи ко мне на шестнадцать и Уайнбергера.

– Будет сделано.

Зазвонил селектор, напоминая о предстоящем разговоре с президентом. Уилсон сосредоточился на теме сообщения, взял трубку телефона красного цвета – линии прямой связи с президентом США. Он был полностью готов доложить ему о начале операции «АА» (подразумевалась аббревиатура слов Артефакты Антарктиды).

В четыре часа дня в кабинете министра собрались четверо чиновников военных ведомств, отвечающих за стратегию поведения Штатов на море и на суше.

– Вот отчёт, – подал министру чёрно-жёлтую папку бледнолицый Перетта.

Уилсон отложил папку в сторону, жестом пригласил всех к столу.

– Президент озабочен инцидентом на русской антарктической станции «Южный полюс». Москва уже отреагировала на… случайное падение дрона на станцию, хотя никто не взял на себя ответственность за случившееся. Реакция пока прошла по дипломатическим каналам, но скоро русские сопоставят появление эсминцев в морях Антарктиды с падением дрона и поймут, что там работает наша команда.

– Госдеп разработает прекрасное опровержение, – небрежно бросил Уйанбергер, прибывший минута в минуту. Сотрудники Агентства национальной безопасности не подчинялись министру обороны, тем более – такого уровня, как начальник отдела поиска неопознанных летающих объектов и аномальных явлений, но Лес Уайнбергер был вовлечён в операцию «АА» как один из разработчиков плана операции и не стремился подчёркивать свою независимость.

– Опровержение опровержением, однако мы должны быть над ситуацией. Что нашли русские на дне озера?

– Ростральную Колонну, – хмыкнул Перетта.

– Что?

– Я подробно расписал в отчёте…

– Коротко.

– По нашим данным – их робот «Скаут»[20] обнаружил настоящий артефакт – купол искусственного происхождения и четырёхгранную скалу, названную Ростральной Колонной.

– Что она собой представляет?

– Этого не знает никто. Ясно одно, найдены конкретные следы древней цивилизации. Мы опаздываем, нужно принимать меры.

– Наш робот спущен под воду?

– Так точно, но это озеро Белла, а не озеро Восток, наш парень пока ничего не нашёл.

– Мне докладывали об открытии тоннеля между озёрами Белла и Восток.

– Так точно, сэр.

– Пошлите туда, то есть в озеро Восток, нашего робота, пусть уничтожит русского «Скаута».

Присутствующие переглянулись.

– Боюсь, мы не сможем проделать этот маневр втайне от полярников, – пробормотал командующий южным ВМФ.

– Я пошлю на нашу станцию агента, – предложил Перетта. – Он перепрограммирует контур управления роботом. До последнего момента никто на станции не будет знать о цели посыла, для всех робот отправится в озеро Восток для поиска других артефактов.

– Хорошая идея, – одобрительно кивнул Уайнбергер.

– Есть ещё одна.

– Да, слушаю вас, Уильям, – сказал министр.

– Тоннель в озеро Восток обнаружен и со стороны моря Росса, он начинается из-под шельфового ледника. Почему бы не попробовать проникнуть в него?

Уилсон с сомнением посмотрел на чернолицего командующего южным ВМФ.

– Адмирал, что скажете?

– Ни одна наша субмарина не опускалась на глубину ниже четверти мили, – мрачно сказал Фенхель. – К тому же размеры тоннеля не позволят лодке войти в него. Насколько мне известно, диаметр тоннеля не превышает восемнадцати-двадцати футов, а ширина корпуса «Висконсина» – больше двадцати пяти футов. Нужен другой аппарат, мини-субмарина, такой же как русский «Приз», либо батискаф.

Уилсон посмотрел на Перетту.

– У нас нет своих субмарин такого класса?

– Мини-субмарин полно, – ответил за него Фенхель, – но они почти все НПА[21]: «Манта», «Блюфин 21», «Ремус», «Сихорс», – ни одна из них, на мой взгляд, не справится со столь сложным заданием. А из спасательных аппаратов у нас только DSRV-1[22] «Мистик». Масса тридцать тонн, длина пятнадцать футов, ширина шесть футов, высота двух корпусов – тринадцать футов, экипаж три человека. Глубина погружения – до одной мили.

– Его можно установить на «Висконсине»?

– Можно.

Уилсон перевёл взгляд на заместителя.

– Элиот, сколько времени понадобится для доставки аппарата к Антарктиде?

Фиксдер встопорщил седоватые брови, пожевал губами в нерешительности.

– Если на эсминце – недели две…

– Самолётом?

– Мы никогда не транспортировали мини-субмарины авиатранспортом и тем более не сбрасывали их в море с большой высоты.

– Всё когда-нибудь делается в первый раз, а опередить русских – стратегическая задача. Разработайте операцию по доставке аппарата с экипажем в район моря Росса. Даю на это сутки. Ещё сутки – на переброску «Мистика». Одновременно с этим форсируйте разработку программы для нашего робота в озере Белла – пройти по тоннелю в озеро Восток и уничтожить русский «Скаут».

– Слушаюсь, сэр, – пробормотал Фиксдер.

– Уильям, Бенджамин, присоединитесь к разработке. Секретность – «пять звёзд».

– Есть, – вытянулись Перетта и Фенхель.

– Теперь давайте поговорим о том, на что наткнулись русские полярники. Что, по-вашему, скрывается на дне Востока? Что это за Купол… с Ростральной Колонной? Лес, ваше мнение?

– Купол может скрывать всё, что угодно, – пожал плечами Уайнбергер, – от обычного административного центра до ядерного реактора.

– Радиации в этом районе не зафиксировано, – меланхолично заметил Перетта.

– Я образно. Но конфигурация комплекса весьма необычна: гигантская медуза со щупальцами-валами. Наши яйцеголовые зашевелили мозгами, получив фотографии, однако их фантазии хватает лишь на «энергоцентры» и «компьютерные комплексы». Данных для анализа мало.

– Данные будут, – пообещал руководитель РУМО.

Уилсон с весёлым прищуром посмотрел на него.

– Признайтесь, Уильям, кто из русских полярников работает на нас?

Перетта тонко улыбнулся.

– Умный парень, замечательный ай-ти-специалист, жаждет признания, славы и… достойной финансовой оценки своего труда.

– Имя не назовёте?

– После окончания операции, – рассмеялся Перетта. – Прошу прощения, ваше превосходительство, я человек недоверчивый, подозрительный, суеверный, лучше не спрашивайте.

– Хорошо, я вас понял, – сказал Уилсон, пряча в душе досаду. – Перейдём к другим важным делам.

Борт атомохода «Грозный» 18–21 декабря

Жизнь на борту новейшего ракетоносца, не зря прозванного «зверем из глубин», протекала совершенно буднично, отличаясь от жизни на суше лишь величиной доступного свободного пространства. Не ощущалась ни его скорость, ни глубина, на которой он двигался, не доступный никаким спутниковым системам слежения вместе с самолётами ПРЛО[23].

Баренцево и Норвежское моря пересекли за двое суток со средней скоростью в тридцать узлов. Впервые всплыли на поверхность океана в ста километрах к югу от Исландии – для минутного доклада на базу – через военный спутник – о положении лодки и получения дополнительных инструкций. Снова нырнули под воду и увеличили скорость до сорока пяти узлов.

Вербов даром времени не терял. Заставил всю группу, независимо от званий, компетенций и заслуг, изучить матчасть «Краба», принципы управления батиплавом, рассмотрел возможные аварийные случаи, а Лобанов прочитал для пассажиров пару лекций, описав опыт глубоководных погружений на родственниках «Краба» аппаратах класса «Приз».

В перерывах между теоретическими и практическими занятиями заседали в кают-компании, слушали рассказы Пальковского о находках в морях объектов, получивших название НПО, спорили о местонахождении пресловутой Атлантиды, о причинах войны древних рас между собой и, естественно, о принадлежности антарктической цивилизации к одной из них. Хотя даже находка с помощью спутникового мониторинга следов каких-то строений подо льдами южного материка не являлась доказательством существования «антарктической» цивилизации. Как заметил Дрёмов, вполне могло быть, что «подлёдные города» являлись всего лишь курьёзом природы либо в крайнем случае пограничными форпостами древних землян, наподобие нынешних полярных станций.

Впрочем, эту идею археолога никто не поддержал. Пальковский, нередко участвующий в спорах, экспрессивно напомнил уважаемому собранию о существовании сети тоннелей, и дискуссия приняла другой поворот: зачем вообще кто-то строил тоннели и когда – до обледенения Антарктиды или после?

Ответов, конечно, не последовало. Зато участники экспедиции получили заряд таинственности и настроились на встречу с неведомым, в каком бы виде это неведомое ни проявилось.

Второй раз «Грозный» всплыл на поверхность ночью двадцать первого декабря почти в центре Атлантики, в ста пятидесяти километрах от островов Зелёного Мыса[24].

Капитан Брайдер дал пассажирам добро на короткую прогулку «на свежем воздухе», и Вербов со товарищи вылезли на палубу ракетоносца, под крупные сверкающие звёзды южного неба.

С минуту молчали, вслушиваясь в плеск волн о корпус подлодки, вдыхая солёный запах океана, всматриваясь в бездонную черносинь небосвода с россыпями созвездий.

– Красота! – тихо проговорила Инга, зябко запахивая куртку под порывом холодного ветра. – Никогда не видела таких звёзд!

Что-то легонько стукнуло о скулу лодки слева.

Вспыхнул фонарь, на мгновение освещая обрез воды.

Люди на палубе молча проводили глазами пластиковую бутылку из-под какого-то напитка, проплывающую мимо.

– Вот вам и красота, – мрачно усмехнулся Лобанов. – По центру океана плавает мусор!

– Ещё в середине прошлого века Тур Хейердал описывал струи мусора, среди которых плыл его легендарный плот «Кон-Тики», – задумчиво сказал Дрёмов. – С тех пор ничего не изменилось, точнее, мусора стало гораздо больше.

– Всё, чем пользуется человек, – добавил Пальковский с сожалением, – он превращает в отходы.

– Такова природа человека, – пожал плечами Лобанов. – Тупик эволюции, а не вершина, как говаривал один замечательный сатирик. Интересно, существует ли во Вселенной иной способ переработки информации и материи, после которого остаются не отходы, не мусор и грязь, а качественно новое вещество, новая материя, новое совершенство? Как вы думаете, товарищ майор?

Последний вопрос предназначался Вершининой, но ответила она не сразу, односложно:

– Не знаю… хотелось бы верить.

На палубу спустился капитан Брайдер.

– Майор, мы готовы к продолжению рейда. Получены рекомендации с базы, ознакомьтесь. – Брайдер протянул Вербову конверт.

Денис вынул из конверта листок бумаги.

– Посветите.

Матрос, минутой ранее осветивший воду, подошёл ближе, включил фонарь.

Вербов пробежал глазами текст сообщения, скомкал листок, сунул в карман.

– Поговорим в посту управления, капитан.

– Надо погружаться, через десять минут над нами пролетит американский спутник.

– Хорошо, уходим.

Полезли на корпус рубки, по одному ныряя в люк.

Лобанов помог Вершининой, дождался в рубке Вербова.

– Что нам скинули?

– Американцы подогнали к берегам Антарктиды два эсминца и две подводные лодки. Туда же направился их авианосец «Трамп». Мы вполне можем наткнуться на них. Задача осложняется.

– Кто предупреждён, тот вооружён. Они нас не обнаружат, да и не знают, что мы на подходе.

– Всё равно придётся работать по ВВУ.

– Что такое ВВУ?

– Императив тревоги, аббревиатура слов «внезапно возникшая угроза».

– Ничего, не впервой, – осклабился Лобанов, провожая глазами Вершинину. – Эту машину не зря называют истребителем подводных атомоходов, прорвёмся.

– Не хотелось бы начинать подводные войны.

– Это никому не хочется. Идём, чего встал?

– Я должен поговорить с капитаном.

– Тогда я к себе, пойду успокою чекистку. – Лобанов исчез в люке.

Вербов оглядел рубку, заполненную сиянием индикаторных панелей.

Дежурная смена офицеров и матросов спокойно работала, привычно вслушиваясь в звуки внешнего мира и всматриваясь в приборы, стерегущие покой огромного подводного корабля. Их голоса звучали буднично, лица отражали деловитую сосредоточенность, все прекрасно знали своё дело, и Вербову невольно передалась атмосфера слаженности и безмятежной уверенности, сплачивающая коллектив больше, чем приказ капитана.

В рубке появился Брайдер.

– Ныряем!

Пояс приборных панелей отозвался серией индикаторных вспышек. Лодка ощутимо шевельнулась.

Брайдер поговорил со старпомом, подошёл к Вербову.

– Мне предписано идти в море Росса. Под шельфом машина поступает в полное ваше распоряжение. Только что получено ещё одно сообщение с базы.

Вербов напрягся.

– Да?

– Неизвестный беспилотник свалился на шахту у станции «Южный полюс» и разрушил корпус обслуживания. Связь с подводным роботом в озере потеряна.

Вербов сжал зубы.

– Неизвестный беспилотник?

– Сделан в Израиле, но запустить его мог кто угодно.

– Там куча антарктических станций других стран.

– Вряд ли это сделали полярники, скорее – военные, с борта одного из эсминцев. Большие дроны обладают дальностью полёта до пятисот километров.

– Идём в темпе!

– Маршрут проложен, коррекционное всплытие – западнее островов Тристан-да-Кунья[25]. Оттуда до Антарктиды уже рукой подать.

– Как долго нам идти туда, по вашим расчётам?

– Без малого трое суток.

– Удачи, капитан. – Вербов пожал руку Брайдеру и поспешил в свою каюту.

Лобанов был уже там, выглядел смущённо.

Вербов улыбнулся в душе, понимая, что Вершинина не приняла ухаживаний приятеля.

– Успокоил чекистку?

– Получил отлуп, – фыркнул капитан. – Ты был прав, у неё характер невинной девы, подозревающей всех мужиков в покушении на близость.

– Стерва, – лукаво бросил Вербов.

– Она не стерва, но комплименты ей лучше не говорить. Она ведь не замужем, насколько я знаю?

Вербов хлебнул минералки из такой же пластиковой бутылки, какую они встретили наверху, сел на свою койку, чувствуя всем телом, как массив лодки со всем её содержимым проваливается в глубь океана.

– Это имеет значение?

– В общем-то не имеет, однако лучше заранее знать возможные препятствия. Для счастья женщине обязательно нужен мужчина, для несчастья достаточно и мужа.

– Устраивайся, философ, – рассмеялся Вербов. – Жизнь покажет, кто кому нужен.

Москва, Министерство обороны России 26 декабря, утро

В отличие от министра, проявлявшего упорство в достижении цели и бульдожью хватку, успешно решавшего поставленные перед ним задачи с помощью хорошо подобранного коллектива министерства, глава ГРУ Волгин любил утончённые интеллектуальные проблемы, ценил красоту и изящество в их решении и не начинал деятельность, не чувствуя к ней духовного влечения. Генералом он стал в тридцать пять лет, и министр иногда завидовал ему, хотя Петряну Павловичу грех было жаловаться на судьбу. В России ещё не было случая, чтобы министром обороны становился человек в возрасте до сорока лет. Правда, министр обороны США был ещё моложе, поэтому о своём возрасте Евтюх не думал как о некоем преимуществе.

Перед встречей с начальником ГРУ министр пролистал электронную почту и окончательно уверился в своих выводах относительно зреющего конфликта в Антарктиде. Получив оплеуху в Арктике, американцы шли ва-банк на противоположном полюсе Земли, не считаясь ни с чем, и этот вызов надо было принимать жёстко, а не сбрасывать через МИД трусливые дипломатические ноты.

Волгин прибыл с похвальной точностью, олицетворяя собой человека слова, привыкшего рассчитывать время до секунды.

Петрян Павлович снова, в который уже раз, оценил способность генерала быть неприметным в любой обстановке, выглядеть вежливым подростком или тихим стеснительным «ботаником», умевшим на самом деле принимать взвешенные и верные в рамках специфики ГРУ решения.

– Садитесь, Мирон Андреевич, – сказал Евтюх. – Докладывайте.

– Всё идёт по плану, Петрян Павлович, – сказал Волгин. – «Грозный» обогнул Антарктиду со стороны моря Беллинсгаузена и вошёл в воды моря Амундсена. Ожидаем, что лодка приблизится к шельфовому леднику Росса сегодня к вечеру по Москве.

– Как экипаж?

– Никаких проблем. Группа Вербова полностью освоила управление «Крабом» и готова к походу.

– Как обстоят дела на станции? Шахту починили?

– Так точно, связь с мини-субмариной восстановлена. Самолёт забрал тела погибших и доставил во Владивосток. Замена погибших уже работает, среди них – наши сотрудники. Есть подозрения в недобросовестности одного из членов экспедиции. Мы готовим аккуратную проверку этого человека.

– Кто он?

– Молодой компьютерщик Борис Ремзин. Кстати, креатура директора Фонда перспективных исследований, поддерживающего прикладные исследовательские программы полярников.

Министр нахмурился.

– Свяжитесь с федералами, Мирон Андреевич, пусть пороют в этом направлении. Если ваш… хм, Ремзин работает на сторону, то и у директора Фонда рыльце в пушку.

– Слушаюсь.

– Нашли того, кто запустил к станции дрон?

– По всем косвенным данным, дрон запущен с борта эсминца «Франклин», дрейфующего в море Росса.

Министр повернулся к светящемуся экрану компьютера, обладающему объёмным эффектом, пробежался пальцами по клавиатуре, вгляделся в изображение американского корабля, всплывшее в центре экрана.

– Серьёзная посудина.

– Наши эсминцы посерьёзнее.

Евтюх повертел изображение в экране, поворачивая к себе то носом, то кормой, пробежал глазами список вооружения эсминца, вызвал адъютанта:

– Костя, соедини меня с Сергеем Сергеевичем.

Через несколько секунд компьютер мяукнул, над глазком скайпа набух и лопнул синий световой пузырик. Вариатор связи вырезал в объёме экрана окошко секретной линии связи, в котором протаяло лицо главкома ВМФ.

– Слушаю, Петрян Павлович.

– Вы хорошо знаете параметры американских эсминцев?

На лицо Сурмянова легла тень озабоченности.

– В принципе неплохо. О каком эсминце идёт речь?

– Новенький «Франклин».

– Серьёзная посудина.

Евтюх покосился на Волгина, в глазах которого после отзыва главкома мелькнул весёлый огонёк.

– Что мы можем ему противопоставить?

– Да любой наш эсминец. Последний из них – «Стерегущий» ещё и фору ему даст по скорости, скрытности и вооружению.

– Надо направить пару таких кораблей к Антарктиде. Скоро там начнётся суета с демонстрацией мускулов, мы не должны уступать.

– А если американцы первыми начнут… демонстрацию?

– Ответить! – твёрдо сказал министр. – Если их эсминцы унюхают нашу подлодку…

– Не унюхают, – покачал головой Сурмянов. – У них на борту нет систем обнаружения, подобных нашим фазированным «Ушам». Но я бы предложил отправить к Антарктиде не эсминцы, а наш славный крейсер «Адмирал Кузнецов». Он пару дней назад вышел в Индийский океан с базы в городе Порбандаре после переоснащения и ремонта для боевых испытаний.

– Хорошая мысль, – поддержал главкома Волгин. – Насколько я знаю, на «Кузнецове» установили новый «Клуб-Н» с «восьмисотыми»[26].

– Двадцать четыре ПУ, семьдесят две ракеты, – подтвердил Сурмянов. – Плюс «Шквал», плюс «Скальпель». Хватит, чтобы потопить весь хвалёный авианосный флот американцев.

– Весь топить не надо, – усмехнулся министр. – Но на провокации американцев отвечать грубо и зримо, в соответствии с директивой главнокомандующего. Авиация нас поддержит. Давать отпор везде, где можно. Действуйте, адмирал.

– Слушаюсь, Петрян Павлович.

Экран скайпа погас.

– А вы рисковый человек, Петрян Павлович, – сказал Волгин тоном фаната, восхищённого успехами любимой футбольной команды. – Даже больше, чем ваш визави.

– Какой визави? – не понял Евтюх.

– Министр обороны США.

– Вы его знаете?

– По долгу службы. Он молод, решителен и амбициозен, метит в высший эшелон власти и готов ради признания на рисковые шаги. Захватить сокровища Антарктиды – его идея.

– Чем же я так похож на него? – сухо осведомился Петрян Павлович, вспомнив, что только что сам думал об американском секдефе.

– В плане решительности, – улыбнулся Волгин. – Он уверен, что является представителем «главной» нации на планете, которому всё дозволено, и готов пойти на любой конфликт, легко обвинив во всём оппонента.

– Я всего лишь выполняю указания президента, – ещё суше сказал Евтюх. – И не думаю о личной выгоде. Думаю о России.

– Мы с вами, – сказал Волгин с детской серьёзностью, – думаем о России. Как говорил персонаж одного старого фильма: я за Россию пасть порву!

Евтюх смягчился.

– Я не собираюсь устраивать показательные демонстрации силы и доводить ситуацию до конфликта, но если мы уступим американцам, они совсем обнаглеют.

– В Арктике мы им не уступили и Антарктиду не позволим заграбастать.

– Вот и давайте работать с таким прицелом. У вас есть ещё что-нибудь по теме?

– Перед тем как идти к вам, я получил сообщение от нашего агента в Пентагоне: американцы собираются отправить своего робота-субмарину из озера Белла в озеро Восток.

– Зачем?

– Цель – уничтожить нашего «Глазастика».

– Мудро.

– Мы подготовимся к встрече. Мало того, их грузовой «Геркулес» сбросил в море Росса контейнер, в котором оказался, судя по донесениям спутников, ОПА «Мистик».

– ОПА?

– Обитаемый подводный аппарат автономного типа. Экипаж – три человека, скорость до четырёх узлов, как у нашего «Краба», глубина погружения – до полутора километров, автономность – тридцать суток. Один из эсминцев – тот же самый «Франклин» двинулся в район приводнения.

Лицо министра затвердело, он сел прямее.

– Значит, они тоже нашли тоннель…

– Выходит, что так.

– Надо срочно предупредить Брайдера.

– Предупреждение отправлено, парни уверены, что справятся с любой неожиданностью. Но я бы отправил в район Южного полюса парочку наших новых «Белых лебедей»[27] – для планового облёта континента и проверки систем жизнеобеспечения.

Евтюх усмехнулся.

– Для планового облёта, говорите? Звучит заманчиво. Но ведь либерасты всего мира, а прежде всего наши, отечественные, завопят о попытке захвата Антарктиды.

– Вы боитесь воплей либерастов? Мы заранее объявим по всем каналам о плановых учениях дальней авиации.

Министр выключил монитор, всё ещё показывающий эсминец «Франклин», сказал задумчиво:

– Хотел бы я посмотреть, что там прячется на дне озера Восток.

– Я тоже, – серьёзно сказал начальник ГРУ.

Море Росса, 100 километров от побережья Антарктиды 26 декабря

Новейший эскадренный миноносец США «Франклин» был спущен на воду год назад и представлял собой класс судов DDG-1000, изготовленных по технологии «стелс». Он и выглядел футуристично, как упакованное в геометрически совершенные изломы форм изделие неземного разума, по расчётам создателей, не доступное радарам противника.

Эсминец предназначался для решения широкого круга задач: от огневой поддержки морской пехоты, противовоздушной и противоракетной обороны корабельных группировок до эвакуации гражданского населения и обеспечения дипломатических миссий. Строился он с акцентом на завоевание превосходства в прибрежной морской зоне, но мог выполнять задачи и вдали от родных берегов, в том числе – наносить ракетные удары по сухопутным объектам.

Для максимального снижения радиолокационной заметности палуба эсминца и борта были сделаны абсолютно гладкими, а корпус был «рубленым», имея всего одну пирамидальную надстройку из композитных радиопоглощающих материалов. Кроме того, конструкторы полностью отказались от мачт и дополнительных пристроек, интегрировав в основную пирамиду радары и антенны связи, а также изменив выхлопную систему и превратив нос корабля в лезвие-волнорез.

Изменилась по сравнению с эсминцами прежних поколений и общая вычислительная корабельная среда – в соответствии со стратегией открытой архитектуры военно-морского флота США, позволявшая максимально автоматизировать процесс управления ходом и стрельбой корабля. Что позволило ещё и снизить численность экипажа до ста сорока человек при увеличении водоизмещения до пятнадцати тысяч тонн и общих размеров эсминца.

Вооружён «Франклин» был не хуже более крупных дредноутов третьего поколения типа «Айова», а точнее – гораздо современнее и качественней, имея на борту, кроме двух артустановок калибра сто пятьдесят пять миллиметров, упрятанных в обтекаемые башни, мощнейшую контейнерную АУ Мk.57 с четырьмя двадцатиклеточными пусковыми шахтами, убранными в корпус по периметру палубы. Стрелять же эсминец мог не только баллистическими и тактическими «Томагавками» с дальностью полёта до двух с половиной тысяч километров, но и зенитными ракетами TSSM и «Стандарт» SM-6, противолодочными ASROC и активно-реактивными минами LRLAP.

Кроме того, он имел два палубных вертолёта SH-60 «Си Хоук» и два десятка беспилотных летательных аппаратов «Scout» и «Fire scout».

Естественно, такие тактико-технические данные корабля не только вселяли залихватски-боевой дух в экипаж, но и вызывали чувство превосходства у его капитана Элиота Джонса, недавно командовавшего фрегатом и мечтавшего о звании адмирала. Получив задание «пресечь появление русских кораблей» в акватории моря Росса, а также всячески содействовать проведению операции подводников с проникновением под ледовый покров берега, Джонс рьяно взялся за выполнение приказа, и его не смутило доверительное пожелание командующего южным флотом Фенхеля «не уронить чести американского флага» при контактах с русскими. Это означало, что ему дан карт-бланш действовать решительно в любых обстоятельствах, делать всё, что потребует обстановка, и он не боялся взять на себя ответственность при любых угрозах противника.

К сброшенному на воду ночью контейнеру с аппаратом «Мистик» эсминец подошёл утром, отбуксировал контейнер к обрезу шельфового ледника и аврально, соблюдая все средства маскировки, подготовил глубоководный аппарат к погружению, надеясь, что русский спутник не сможет определить характер процесса.

В мини-субмарину спустился экипаж во главе с капитаном Ренделлом плюс спецгруппа из трёх человек во главе с полковником Форестером, и она исчезла в глубинах моря, начиная рейд к таинственному тоннелю, обнаруженному системой спутникового мониторинга Антарктиды.

Помочь её экипажу эсминец уже ничем не мог, зато мог преградить путь русским кораблям, если те вознамерятся повторить ту же процедуру.

Вечером двадцать четвертого декабря с базы сообщили о выходе в Индийский океан русского крейсера «Адмирал Кузнецов» и предупредили о возможном пути его следования.

– Будьте осторожны, Элиот, – сказал заместитель командующего южным флотом адмирал Вебстер, – крейсер вам не по зубам, не лезьте на рожон.

– Пусть подойдёт поближе, – беспечно рассмеялся капитан Джонс. – Мы его встретим и посмотрим, что это за калоша.

– Русские восстановили шахту на станции «Южный полюс», нужно повторить акцию с падением дрона.

– Нет ничего проще, в любой момент.

– Отправляйте и доложите о результатах.

– Слушаюсь, адмирал!

Джонс повернулся к коммандеру Родригесу.

– Вэл, запускайте «птичку», цель та же.

– Слушаюсь, кэптен, – бодро ответил старший помощник.

Джонс спустился на палубу корабля, поднял воротник морской куртки; несмотря на южнополюсное лето, температура воздуха в районе ледника Росса не поднималась выше минус двадцати градусов, с ледника дул холодный ветер.

Моряки принесли контейнер с беспилотником, начали готовить его к запуску.

Внезапно в ухе заговорила клипса рации:

– Кэптен, срочно поднимитесь к нам!

– Что случилось? – спросил благодушно настроенный капитан. – Кофе принесли?

– Передача, на наших частотах!

Настроение упало.

– Какая передача?

– Русские вышли на связь!

– Какие русские?! – опешил Джонс. – Вэл, что вы лепечете?!

– Поднимитесь, сэр.

Капитан стремительно поднялся на мостик, пронизанный призрачным свечением индикаторных панелей. Дежурная рулевая смена в составе трёх офицеров и двух матросов наблюдала за обстановкой вокруг эсминца по экранам и приборным панелям. Рубка корабля пряталась за прозрачными стенами второй палубы пирамидальной надстройки, обладавшими поляризационным эффектом, благодаря чему извне невозможно было определить, где находится пост управления кораблём, а изнутри операторам комплекса было видно всё.

– Вот, – вытянулся перед Джонсом старший помощник.

Лейтенант-коммандер связи включил запись.

– Господа командиры эсминца «Франклин», – раздался басовитый голос; говорили на чистом английском, – обращаются к вам пока ещё дружески настроенные коллеги из России. Убедительно просим вас не баловаться беспилотниками, отправляя их к российским станциям «Южный полюс», «Восток» и другим. В случае повторения атаки вынуждены будем сбивать ваши «птички» и вышлем к вам свои. Особый привет капитану Джонсу. – Голос смолк.

– Это всё? – спросил ошеломлённый Джонс.

– Всё, – виновато развёл руками Вэл Родригес.

– Откуда они знают мою фамилию?

– Прошу прощения, кэптен… сам удивлён.

– Запеленговали передачу?

– Не успели… но точно она велась сверху.

– Самолёт?

– На радарах чисто, скорее спутник.

– Damn to hell them! – выругался Джонс. – Отставить запуск дрона! Базу на связь!

База южного флота в Форт-Лодердейле отозвалась мгновенно.

– Адмирала Вебстера, – потребовал Джонс, – срочно!

Голос заместителя командующего флотом зазвучал в рубке через несколько минут:

– Слушаю, кэптен. Надеюсь, ничего серьёзного?

Джонс доложил о «наглом» вызове русских.

– Они нам угрожают?! – изумился Вебстер. – Совсем с ума сошли?!

– Так точно, сэр. Как прикажете реагировать?

Адмирал помолчал.

– Оставить этот вызов без ответа нельзя. Запускайте дрон, Элиот. Русские не смогут его сбить, нечем, в акватории моря Росса нет их кораблей.

– Слушаюсь, сэр, – воспрянул духом Джонс, повернул голову к старпому: – Запускайте «птичку», Вэл.

– Продолжайте, – приказал коммандер Родригес матросам, возившимся на палубе эсминца.

Через четверть часа беспилотник «Scout» взлетел в стылое декабрьское небо Антарктиды.

Антарктида, станция «Южный полюс» 26 декабря, вечер

Условный рабочий день на станции закончился, можно было отдохнуть, посидеть в баре в компании других полярников, поиграть в бильярд, в нарды или шахматы, сходить в баню, однако главный компьютерщик экспедиции, получивший своё прозвище Рембо не только за выдающиеся физические характеристики (острые на язык полярники просто соединили два слога имени и фамилии – Ремзин и Борис), остался в штабном модуле, дожидаясь, когда из него уберутся все сотрудники вместе с начальником станции.

Своё дело Рембо, вихрастый бледнолицый очкарик с глазами фаната-ботаника, обладавший впечатляющими мышцами американского актёра Сильвестра Сталлоне, прекрасно зарекомендовавший себя программистом МГТУ имени Баумана, знал хорошо, иначе не попал бы в экспедицию. Но для его американских кураторов главным достоинством молодого учёного было согласие айтишника работать на «забугорного дядю». При этом он был искренне уверен, что сотрудничает не с ЦРУ, а с американской Академией наук, предложившей ему через главу российского Фонда перспективных исследований в будущем возглавить одну из информационно-аналитических структур.

Он и сообщения передавал покровителям через компьютер в виде аналитических сводок, полагая, что делает «доброе дело». Сегодня ему надо было обязательно рассказать «другу Эдварду» (куратор представился именно так) о новых находках на дне озера Восток, сделанных подводным роботом после восстановления связи с ним.

«Глазастику» удалось очистить от донных отложений участок щупальцевидного вала длиной в шестьдесят метров, ведущего от Колонны к главному куполу на дне озера, и стало понятно, что это верх трубы, сделанной из блестящего материала коричневого цвета наподобие керамики. Ни одного стыка или шва на трубе не оказалось, но все были уверены, что это не лавовый ручей, как предположил кто-то из геологов, когда-то стекающий со склонов вулкана, а искусственное сооружение. Уж больно ровным и гладким выглядел этот «ручей».

Попробовал «Глазастик» и взять пробу Колонны, венчающей трубу, однако не смог. Клешни манипулятора соскальзывали с граней скалы, а её прочность явно превосходила прочность металлических резаков робота.

Убедившись, что он остался один в модуле, Рембо настроил тщательно зашифрованный личный буфер обмена, вбил в аттач текст сообщения, добавил фотографии, сделанные камерами «Глазастика» и хранившиеся в памяти компьютера начальника станции, и послал файл через открытый канал спутниковой связи в небо Антарктиды, высчитав, что именно в этот момент над материком будет пролетать один из американских спутников.

Однако случилось непонятное: компьютер вдруг заартачился, выдав красный транспарант со словом abort, а вслед за ним ещё один – со словом break[28].

– Что за фейк?! – изумился Рембо. – Глючишь, парниша? А ну делай back![29]

Но и второй посыл не прошёл, компьютер отказывался отправлять кодированный файл абоненту.

Рембо взмок, начал судорожно бегать пальцами по клавиатуре, проверяя настройки BIOS, и услышал тихий вежливый голос:

– Что, Борис Рэмович, не получается?

Рембо дёрнулся, оглядываясь.

На него из-за перегородки соседнего рабочего места, где обычно сидел заместитель начальника станции, смотрел средних лет белобрысый мужчина в синем шерстяном комби-костюме. Рембо вспомнил: этот человек прилетел на станцию после гибели инженеров шахты и заменил одного из погибших.

– Bug[30], – прошептал омертвевшими губами молодой человек, пытаясь нащупать на клавиатуре клавишу clear (очистить).

– Не надо, Борис Рэмович, – погрозил пальцем белобрысый, – не поможет. Это не «жучок». Отодвиньтесь от стола, поговорим спокойно.

Лязгнула дверь, впуская в помещение клуб белого тумана. Вошёл Пименов с заиндевевшими бровями.

– Успел?

– Не успел, – усмехнулся белобрысый. – Всё записано, от начала до конца. Сейчас он нам всё расскажет, а послезавтра мы отправим его домой.

– К-куда? – прошептал Рембо.

– Есть такая организация – Федеральная служба безопасности, она примет вас с радостью.

– Н-не надо…

– Надо, Борис Рэмович, надо. Надеюсь, чистосердечное признание позволит вам избежать сурового наказания.

– Я просто… – Ремзин в замешательстве посмотрел на начальника станции, подсевшего к компьютеру.

– Кому вы передавали шифровки?

– Это просто письма…

– Аналитические доклады. Кому?

– Его зовут Эдвард…

– Где вы с ним познакомились?

– Я не знаком с ним лично, мне дали его почту и ник…

– Кто дал?

– Вергилий Сергеевич.

– Кто?

– Директор Фонда перспективных исследований Сванидзе, – сказал белобрысый.

– Вон, значит, откуда ноги растут?

– Больно уж лакомый кусок – Антарктида, все торопятся заглянуть под лёд и завладеть её сокровищами. К тому же мы первыми начали бурить льды к озёрам и обнаружили развалины.

– Ага, нашёл. – Пименов вывел на экран замысловатую математическую конструкцию, под которой прятался зашифрованный файл. – Ключ?

Компьютерщик сглотнул, переводя расширенные глаза с Пименова на мужчину в синем костюме.

– Честное слово, я не знал… не хотел…

– Ключ!

Рембо потянулся к пульту, но белобрысый остановил его.

– Напиши на листочке.

Молодой человек побледнел, покорно воспроизвёл на листе бумаги код расшифровки.

Пименов, хорошо владевший программным интерфейсом, ввёл пароль, прочитал донесение Рембо, посмотрел фотографии, оглянулся.

– Ты хоть понимаешь, дурак, что натворил?

– Я н-не… д-да! – мелко закивал головой Рембо. – Но я же ничего секретного не передавал, только про озеро…

– Безнадёжен, – с сожалением сказал белобрысый. – Кто только рожает таких уродов?

– Ну, рожают всех детей одинаково, а вот потом кто их воспитывает?

– Компьютер.

– Именно. Ведь он же искренне не понимает, что совершил предательство. Что будем с ним делать, Кирилл Григорьевич?

– Два дня, до самолёта, придётся подержать его взаперти. Есть где?

– В медблоке разве что, под видом больного.

– Отлично, хотя о задержании не должен знать ни один лишний человек.

– Один я не смогу его охранять, нужна ещё пара надежных ребят.

– Кого порекомендуете?

– Медика Полынова… моего зама Васюченко.

– Хорошо, объясните им задачу.

Пименов вышел, на ходу натягивая на голову капюшон парки.

Рембо начал приходить в себя, порозовел.

– Я всё расскажу…

– Конечно, – согласился Кирилл Григорьевич, он же полковник ГРУ Мясоедов.

– Меня посадят?

– Смотря как себя поведёшь. Будешь полезен – скостят срок. Интересно, соглашаясь работать на ЦРУ, ты действительно не понимал, чем это может закончиться?

– Я не думал… не знал… что ЦРУ… Вергилий Сергеевич говорил, что о находках в Антарктиде должны знать все учёные… все люди.

– И ты поверил?

– Ну… да… что в этом плохого?

– И тебя не предупредили, чтобы ты никому больше, кроме Эдуарда, не передавал сообщения?

– Предупредили… инструктировали.

– И ты не понял, что, по сути, будешь работать на американскую разведку?

– Не думал… про разведку… хотел продвинуться…

– Хотел продвинуться, – усмехнулся белобрысый, – шпионя за своими коллегами. Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

Белобрысый покачал головой.

– Пора бы уже соображать, что ты живёшь не в виртуальной реальности, а в самой что ни на есть реальной, где у тебя не сто жизней, как в игре-стрелялке, а всего одна.

В модуль зашли, топоча унтами, Пименов, Васюченко и врач экспедиции Полынов.

Мясоедов встал.

– Уведите его, товарищи. Для всех он заболел гриппом, доступ к нему запрещён, через два-три дня самолёт заберёт его в столицу.

– Эх ты, Рембо парниковый, – с грустной растерянностью сказал заместитель Пименова, бросая на опустившего голову парня жалостливый взгляд, – оно тебе надо было?

Растерянному компьютерщику помогли одеться, вывели из модуля.

Пименов подсел к столу.

– Надо бы полистать файлы, поискать закладки, аттачи.

– Нужен специалист.

– Я тоже кое-что в этом деле смыслю. Вряд ли Рембо всерьёз готовили к шпионской деятельности, по большому счёту, он был большим ребёнком, освоившим ай-ти-технологии, но остановившимся в развитии по остальным векторам интеллекта.

– Хорошо, Михаил Павлович, держите меня в курсе. – Мясоедов направился к двери, но Пименов вдруг остановил его:

– Подождите минуту… нас вызывают.

Комплекс связи станции был интегрирован с компьютером, и заниматься настройкой аппаратуры не было нужды, компьютер делал это в постоянном режиме. Обычно сеансы связи с «большой землёй», то есть с институтами России, рассчитывались заранее на месяц вперёд, и доклады в Москву и Санкт-Петербург следовали точно в соответствии с графиком. Однако из-за последних событий на антарктических станциях и сделанных открытий канал связи с руководством Российского географического общества и другими инстанциями поддерживался непрерывно, прекращаясь только на время отсутствия над Антарктидой спутников.

Пименов не контролировал работу комплекса связи и теперь досадовал на себя за это упущение, осознав, что связист, он же спец по компьютерному обслуживанию Ремзин, мог переговариваться с американцами свободно и передавать им всю полученную коллективом станции информацию практически безбоязненно.

Включившийся канал связи Михаила Павловича встревожил. Он не ждал сообщений с «большой земли» и мог лишь догадываться, зачем станция понадобилась кому-то из соотечественников.

Интуиция не подвела: спутник связал его с Национальным центром управления обороной в Москве.

Скайп не включился. Компьютер высветил окошечко с эмблемой военного министерства и пять звёздочек режима «совсекретно». По поводу этих пяти звёзд в коллективе экспедиции бытовали шутки вроде: федералы тоже любят коньяк, – намекая на маркировку знаменитого армянского коньяка.

Под звёздами набух световой пузырик, начал «дышать». Динамик выдал мужской баритон, склёпанный металлическими обертонами:

– Небо-1 вызывает Южный полюс, Небо-1 вызывает Южный полюс. Как слышите? Приём.

– Слышу вас хорошо, Небо-1, – ответил Михаил Павлович. – Пименов у микрофона.

– Замечен пуск беспилотника в вашу сторону из акватории моря Росса. Подлётное время – тридцать минут. Передайте КГ – пусть подготовится на всякий случай.

– Понял, он рядом.

Собеседник Пименова глянул на часы, махнул рукой.

– Успеем, помогите, Михаил Павлович.

Оба выскочили из модуля, направляясь к хозблоку экспедиции, хранящему запасы пищи и комплектующих для оборудования станции. Кирилл Григорьевич вызвал на ходу кого-то из полярников:

– Виктор, алярм! Дуй ко мне!

По тропе, утоптанной десятками ног, добежали до крайнего модуля, начальник станции набрал код замка, открыл дверь. Забрались внутрь, вынесли два контейнера: один – квадратный, белого цвета, второй длинный, как пенал, зелёный. Из первого извлекли квадрокоптер, монитор и пульт управления беспилотником.

Подбежал молодой парень, с которым Кирилл Григорьевич прилетел на смену погибшим. Вдвоём они споро подготовили дрон к полёту и запустили в воздух.

– Откуда ждать гостей? – спросил Виктор, берясь за пульт управления.

– Примерно на двенадцать часов дня, – ответил Кирилл Григорьевич, берясь за второй контейнер, – будет лететь со стороны моря Росса.

Во втором ящике лежал переносной зенитный комплекс «Верба» и две ракеты к нему.

Пименов качнул головой. Когда разгружали самолёт, ему в голову не пришло, что в ящиках может находиться такое оружие.

– Это кто позаботился о нашем досуге? – пробормотал он полушутливо.

– Министерство обороны. – Кирилл Григорьевич ловко вставил ракету в тубус ПЗРК, откинул прицельное устройство, вскинул трубу на плечо. – Мы не наступаем, мы только обороняемся.

– Вы уже имели дело с этой… железкой?

– По долгу службы, – усмехнулся Мясоедов, – приходилось стрелять из всех видов оружия и обслуживать механизмы шахты. Ну, что там, Витя?

Прилетевший с ним инженер, судя по всему, тоже имеющий отношение к военным, не ответил, управляя парящим над станцией беспилотником.

– Подними повыше, – посоветовал Кирилл Григорьевич, разворачиваясь лицом к шахте и пошире расставляя ноги.

Было тихо и морозно, ветер прекратил мести позёмку, температура воздуха опустилась до минус двадцати пяти градусов, и держать на плече холодную трубу ПЗРК было неудобно, но полковник мужественно терпел, лишь поправил клапан шапки, чтобы не отморозить ухо о металл тубуса.

Так как все необходимые работы на природе были закончены, полярники сидели в модулях станции, и между синими кунгами на колёсах никто не прогуливался, поэтому видели манипуляции Пименова и приезжих лишь два человека: замначальника станции и дежурный охранник – по видеомонитору.

Пименов, знакомый с зенитной пусковой установкой только по фильмам, пробормотал с неуверенностью:

– Попадём?

– Не сомневайтесь, – хищно ухмыльнулся Мясоедов. – Эта машинка не имеет аналогов в мире, она намного эффективнее хвалёного американского «Стингера» и британского «Старстрика». Выстрелил и забыл, ракета сама найдёт цель.

– Вижу! – воскликнул Виктор, тыча пальцем в экран слежения, на который выдавала сигналы телекамера квадрокоптера. – На двенадцать часов десять минут, высота триста, скорость двести восемьдесят, дальность три с половиной.

– На дальности два свистни!

– Есть.

Прошло двадцать секунд.

Пименов приложил ладонь козырьком ко лбу, однако ничего в небе не увидел. Впрочем, на его зрение никто и не полагался. Главное, что беспилотник видел приближавшийся дрон.

– Два!

Мясоедов потянул за спусковую скобу, грохнуло, и с его плеча сорвалась громовая молния, унося ракету в небо над шахтой.

Пименов невольно подался вперёд.

Удалявшийся огненный хвост поднялся на высоту в полкилометра, подвернул левее – и над снежными торосами антарктического плато расцвело неяркое облачко пламени.

Через несколько секунд прилетел ослабленный расстоянием звук взрыва.

Облачко растаяло дымными струйками.

Кирилл Григорьевич опустил тубус ПЗРК. Его напарник вскинул вверх кулак, показав белые зубы.

– Кто к нам с чем, тот от того и того!

Из модулей повыскакивали полярники, из тех, кто услышал взрыв.

– Идите, успокойте людей, – сказал Мясоедов с удовлетворением. – И сообщите об инциденте в Москву.

Пименов очнулся, с улыбкой показал ему большой палец и поспешил к штабному модулю.

Море Росса 27 декабря, утро

Последний тысячекилометровый подводный переход к морю Росса оказался самым тягостным, несмотря на отсутствие каких-либо событий. На настроении пассажиров подлодки сказывалось и нахождение в теснинах корабля, и долгое ожидание, и невозможность провести время так, как хотелось. Спасали только занятия с «Крабом» и посиделки в кают-компании, во время которых подчинённые Вербова продолжали спорить о предполагаемом облике древних разумных «антарктоидов».

Совещания эти были сродни заседаниям Клуба путешественников, и на них сходились не только члены группы Вербова, но и офицеры и матросы «Грозного», включая капитана Брайдера. Рассказы Дрёмова и Пальковского действительно вызывали неподдельный интерес у слушателей, оба исколесили российские просторы и вообще весь мир в поисках артефактов и делились опытом охотно, приводя примеры, восхищавшие даже Вербова, побывавшего не в одной переделке.

Археолог Дрёмов поведал историю своих путешествий по Ближнему Востоку – от Пакистана до Сирии, Пальковский рассказал о находках в Пермском крае, на территории Молёбской аномальной зоны, и все остались довольны. Вербов тоже.

А вот откровенные признания Лобанова о тяге к Вершининой Дениса печалили. Чекистка нравилась и ему, и чем больше они узнавали друг друга, тем сильнее становились чувства майора, но делиться ими с бравым капитаном «Краба» не хотелось. Не из-за страха поссориться с приятелем, а из-за опасений не выполнить порученное задание, к которому группа ещё даже не приступила.

В семь часов утра по местному времени, которое совпадало со временем Мурманска (и Москвы), Вербова разбудил матрос:

– Товарищ майор, вас к капитану.

– Понял, иду, – свесил ноги с койки Вербов.

– Что там? – проснулся Лобанов.

– Капитан вызывает.

– Пойти с тобой?

– Спи, приду расскажу, зачем я ему понадобился.

Плеснув в лицо воды, Вербов вытерся, оделся и поспешил в пост управления.

Погруженная в полутьму рубка была пронизана призрачными лучиками индикаторов. Судя по всему, «Грозный» не двигался, стоял на месте, хотя догадаться, на какой глубине он застыл, было невозможно.

Капитан Брайдер, чисто выбритый, пахнущий машиной (экипаж лодки не пользовался одеколонами и лосьонами после бритья, соблюдая строжайшие инструкции), вышел к Вербову навстречу.

– «Грозный» в вашем распоряжении, майор. Мы зависли у края шельфового ледника Росса на глубине четырёхсот метров. Можете начинать выгрузку «Краба».

– Наконец-то, – обрадовался Вербов. – Обрыдло сидеть без дела. Разбужу ребят и…

– Не спешите, – сказал капитан Брайдер. – Мы попробуем подойти ближе к берегу, насколько можно, это займёт не меньше двух часов, а вдобавок мы слышим шумы нескольких кораблей. По всем данным, неподалёку дрейфует эсминец США, по предварительным расчётам – «Франклин», а также совсем близко пасутся две подлодки, одна из них – и это совершенно точно – «Висконсин».

– Нас предупреждали, – пожал плечами Вербов, – что мы можем на них наткнуться. Надеюсь, для нас это не очень серьёзный противник?

– Мы можем уничтожить все лодки и эсминец одним залпом, – флегматично похвастался Брайдер. – Если точно определим координаты их местонахождения. Но развязывать войну я не уполномочен.

– Никто не собирается развязывать войну, – усмехнулся Вербов. – По сути, это будет означать провал миссии. Нам надо как можно незаметней пролезть через тоннель в озеро Восток. Нас лодки не видят?

– Нас не в состоянии засечь весь американский флот, – с той же флегматичной гордостью сказал Брайдер, пустив по щекам морщины улыбки. – Так что я жду вашего приказа!

– Начинаем работать, – сунул ему ладонь Вербов. – Собираемся не торопясь, завтракаем – и в путь.

Лобанов не спал.

– Ну, что тебе сообщили?

– Мы у цели, – сказал Вербов, чувствуя слабую нервную дрожь в животе. – Поднимайся, капитан, идём завтракать и начинаем высадку.

– Недаром мне сон приснился, – соскочил с койки сухощавый, мускулистый Лобанов, – что я играю с Ингой в шашки и проигрываю. Всегда, если мне снятся шашки, у меня начинается чёрная полоса в жизни.

Вербов засмеялся.

– Это суеверие.

– Ничего подобного, не раз уже бывало. Разве что Вершинина приснилась в первый раз. Может, я пойду её разбужу?

– Приводи себя в порядок, я сам всех разбужу. – Вербов открыл дверь каюты, оглянулся. – «Висконсин» – серьёзный противник?

– Кто?

– Подлодка американская, шляется где-то рядом.

– В принципе хорошая машина, современная, ныряет до трёхсот метров, дедвейт под восемь тысяч тонн, скорость до тридцати узлов, четыре торпедных аппарата под новую торпеду «МК-50», крылатые «Томагавки»… но до нашего «зверя» ей далеко, будь спокоен. А что?

– Собирайся. – Вербов вышел.

Завтракали в восемь всей командой, не ощущая вкуса еды, хотя завтрак был хорош: салат из свежих овощей, ягодный пирог, омлет, кофе и чай.

– Наедайтесь до отвала, – сказал Вербов тоном заботливого отца. – Кто знает, когда придётся обедать.

Лобанов решил поухаживать за Вершининой, предложил ей бутерброд с маслом, и Пальковский прочитал лекцию о том, как делается традиционное русское – несолёное масло.

– Технология многоступенчатая, – заявил он. – Сливки перетапливают в печи, потом отстаивают, подонки выбрасывают, вершки тоже, середину – отделившуюся маслянистую массу – сбивают мутовками и трижды промывают в холодной ключевой воде.

– И сколько же масла получалось при такой технологии из литра молока? – скептически спросил Лобанов.

– Мало, зато качество было великолепное!

– Согласен, – поддержал коллегу Дрёмов. – В девятнадцатом веке об очень богатых людях Европы говорили: он может себе позволить даже русское масло.

Посмеялись. Потом поднялись в отсек с «Крабом», где их уже ждали матросы «Грозного», участвующие в спуске аппарата в воду.

Процедура оказалась не очень сложной, хотя и растянулась на полтора часа. Нельзя было шуметь, греметь и даже разговаривать. Объяснялись на пальцах. Но в конце концов «Краб» с экипажем оказался за бортом подлодки, полностью готовый к долгому походу под водой.

Перед тем как занять место в кабине аппарата, Вербов ещё раз встретился с капитаном Брайдером, и снова в рубке.

– Алексей Аполлинариевич, вряд ли мы сможем держать постоянную связь, особенно когда войдём в тоннель… – начал Денис.

– Мы будем ждать вас здесь, – перебил его Брайдер. – В принципе инфразвуковые рации проверены и работают прекрасно, мы вас услышим. И прикроем в случае чего.

– Об этом я и хотел вас просить, – с облегчением вздохнул Вербов. – Главное – добраться до тоннеля, дальше мы уже сами.

– До берега всего пара километров, ближе нам не подойти, доберётесь. К тому же у вас есть ходовой буй, направьте его в нашу сторону в случае непредвиденных осложнений.

– Зачем? – посмотрел Вербов в глаза капитану. – Если мы застрянем, вы не сможете нам помочь.

Брайдер взгляд не отвёл.

– Кто знает, сможем или нет. Будем надеяться на лучшее, но в любом случае – сигнализируйте и шлите буй.

– Обещаю.

– Удачи, майор!

Матросы, помогавшие экипажу «Краба» разворачивать аппарат, вышли из отсека. Люки за ними закрылись. Отсек заполнился водой, и «Краб», подталкиваемый «обутыми» в мягкие «тапочки» манипуляторами отсека, выплыл из-под рубки в тёмную водную пропасть подо льдом шельфа на глубине около двухсот метров.

– Полный аккорд! – объявил Брайдер.

Операторы акустических сканеров и локаторов лодки впились глазами в экраны следящих устройств системы БИУС, поправили наушники.

На левом мониторе капитана было видно, как двутелый батиплав беззвучно удаляется в темноту, к берегу, ища дыру в скальном массиве, являвшуюся устьем тоннеля.

Трижды пискнул динамик сонар-связи «Молния», что означало: на борту «Краба» всё спокойно, аппаратура работает в штатном режиме.

Застывший старпом смахнул пот со лба, повернул голову к капитану:

– Норма…

– Не сглазь, – буркнул Брайдер, у которого почему-то испортилось настроение.

А через минуту стала понятной причина, почему это случилось.

– Шумы по правому борту! – доложил лейтенант-акустик, оператор сонара. – Расстояние пять кабельтовых.

Брайдер нацепил наушники.

Шум едва различался на фоне тихого шелеста за бортом, но лейтенант был опытным офицером и умел распознавать океанские шорохи, да и компьютер высветил на мониторе транспарант: «Подводный объект, предположительно подводная лодка».

– Они всё-таки сунулись сюда! – с удивлением пробурчал старпом.

– Скиньте обстановку.

– «Краб» прошёл половину пути до берега, – доложил оператор.

На экране высветилась карта морского дна в районе расположения «Грозного», на которой разноцветными огоньками затлели все подводные объекты. Неизвестная подлодка остановилась в полукилометре от российского ракетоносца, чуть левее от него и дальше от берега. «Краб» – маленький световой паучок – полз к берегу и находился в километре от «Грозного».

– Если они увидят наш батиплав… – начал старпом.

– Открыть на секунду клапан цистерн левого борта! – скомандовал капитан.

– Есть открыть! – отозвался старшина-оператор бортового оборудования.

В боку лодки открылся и сразу закрылся клапан балластных цистерн, выпуская клуб воздушных пузырей.

– Малый толчок на сто! – продолжал капитан, отдавая приказание толкнуть лодку водомётным двигателем, прочь от места выпуска воздуха.

«Грозный» мягко скользнул вперёд, проплыл около ста пятидесяти метров и снова застыл.

– Реакция?

– Тихо, – за всех ответил старпом.

Ждали минуту.

В рубке слышались лишь тихие шорохи кресел и сидений, дыхание операторов и едва слышное гудение аппаратуры.

– Что они делают? – прошептал старпом.

Никто ему не ответил. Все следили за манёврами чужой лодки, которая тронулась с места, но, услышав очевидно странный звук, остановилась.

– Вот когда нам пригодился бы гидран, – сказал нервничающий старпом, имея в виду выдвижную гидроакустическую антенну. Это был его первый поход на «Грозном», и он переживал за слаженность действий команды.

Красная стрелочка неизвестной подлодки выдавила из себя двойную стрелочку поменьше.

– Товарищ капитан… – начал акустик.

– Вижу, – отозвался Брайдер.

– Торпеда, что ли?! – возбудился старпом.

Однако двойная стрелочка не понеслась к российской подлодке, а двинулась к берегу и, судя по направлению движения, должна была неминуемо встретиться с «Крабом».

– Они что – хотят грохнуть наш батиплав?!

– Не похоже, – засомневался старший лейтенант, оператор контроля, – скорость не торпедная. Да и наши ребята будут в дырке раньше.

– Связь? – лязгнул голосом Брайдер.

Оператор связи, сидевший в огромных наушниках и похожий на гигантскую муху, не шевельнулся, он и так слышал команды капитана и вслушивался в местный подводный «космос».

– «Краб» молчит, товарищ капитан.

– Определите параметры малого объекта!

Рубкой снова завладела тишина.

– Точно не торпеда, – доложил оператор радарного контроля. – Двойной корпус, длина метров десять, ширина около двух метров, высота четыре… скорее малый подводный аппарат.

– Американцы! – догадался старпом. – Нас предупреждали – они должны были выпустить батиплав «Мистик»! Эх, надо бы предупредить Вербова!

– Попробуйте связаться с «Крабом», – сказал Брайдер. – Вызывайте непрерывно! Включить «пакет» на «Сарган». Активировать «Вист»! Подготовить «водопад»![31] Левый ТА на «товсь»!

Раздались негромкие голоса операторов:

– Есть включить «Сарган»!

– Есть левый торпедный на «товсь»!

– «Вист» включён!

– «Пакет» активирован!

– Своих не зацепим? – пробормотал старпом.

Брайдер не ответил. Начинать торпедную атаку он не собирался, но хотел быть готовым к любому повороту событий.

Паучок «Краба» дополз до береговой складки, поёрзал туда-сюда вдоль неё и через несколько минут растаял на фоне угрюмого обрыва.

– Нашли тоннель! – вырвалось у старпома.

Красная стрелочка американского подводного аппарата достигла берега только через полчаса.

– Интересно, они наших парней не засекли? – задал старпом вопрос, который волновал и капитана.

– Вряд ли, – ответил оператор «Саргана» старший лейтенант Сомов. – Они бы двигались иначе.

Брайдер в душе согласился с его мнением. Если бы американские подводники заметили «Краб» или саму лодку, они вели бы себя по-другому.

– Отходим? – поинтересовался старпом.

– Ждём, – отрезал Брайдер. – Держать готовность!

Крестик американского батиплава достиг берегового откоса – под бугристым «небом» из льда, какое-то время ползал вдоль стены с дырами ущелий и пещер, потом погас.

– Хоть бы наши услышали! – пробормотал старпом.

– Товарищ капитан, шумы усиливаются, – доложил акустик.

Компьютер отреагировал изменением синтезированной картинки на мониторе.

Стрелочка чужой лодки развернулась, превращаясь в колечко, напоминавшее птичий глаз.

– Они нас заметили! – удивился старпом.

Колечко на экране выдавило звёздочку, начавшую приближаться.

– Торпеда! – отреагировал акустик.

– Боевая тревога! – объявил Бондарь. – Второй и третий ТА – на «дамки», первый и четвёртый – на «водопад»!

– Есть «шквал-дамки», есть «водопад»! – отозвались операторы.

Процесс заряжания торпедных аппаратов был полностью автоматизирован, участия матросов не требовалось, поэтому торпеды были готовы к пуску уже через несколько секунд.

– Расстояние четыре…

– Фуэте!

Водомётные движители «Грозного» ожили водяными вулканами, толкая подлодку вперёд и одновременно разворачивая носом к противнику. Ни одна лодка в мире не могла бы проделать этот маневр в течение пятнадцати секунд, но «Грозный» оказался на высоте. Станцевав «па», он хищно нацелился на чужую подлодку.

– Расстояние два…

– По торпеде третий – пли! – скомандовал Брайдер.

«Грозный», слегка вздрогнув, выплюнул ракето-торпеду «Шквал-ДД», развивающую скорость до двухсот пятидесяти узлов; моряки называли такие ракеты «дамками».

В рубке перестали дышать.

Стрелочка торпеды на экране монитора понеслась к звёздочке приближавшейся торпеды. На расстоянии меньше двух кабельтовых два огонька слились в один, компьютер изобразил облачко пламени, и лодку накрыл странный звук – удар и стон лопнувшего стеклянного сосуда одновременно. Это до неё долетела волна взрыва.

«Грозный» завибрировал как единый массивный организм, отзываясь на гидравлический удар.

– Цель уничтожена! – раздался дрожащий голос старпома, контролирующего работу «Саргана» и БИУСа. – Атакуем лодку?

– Малый вперёд! – бросил капитан.

«Грозный» двинулся к противнику, словно собираясь протаранить его.

Несколько секунд колечко чужой подлодки оставалось в неподвижности: экипаж оценивал результат стрельбы и манёвр «Грозного». Можно было ожидать ещё одного залпа, но капитан американской подлодки не стал рисковать, осознав, что противник вооружён лучше.

Колечко на экране превратилось в стрелочку, которая начала двигаться с нарастающей скоростью, что свидетельствовало о панике на борту подводного ракетоносца. Через минуту подлодка удалилась на несколько сотен метров, шум её винтов перестал быть слышен, и стрелочка на экране компьютерного контроля погасла.

– Удрали! – прокомментировал событие старпом. – Отбой БТ?

– Режим «на ушах»! – отрезал Брайдер, что означало полную готовность лодки к боевым действиям и контроль обстановки с помощью всех имеющихся на борту средств.

Пентагон 27 декабря, после полудня

Поляки отказались реализовывать четвёртый этап ПРО и развёртывать в Познани ещё один зенитно-ракетный дивизион ракет «Патриот», и настроение у министра обороны было паршивое. Мир рушился на глазах! Всё больше стран принимали решение не размещать на своих территориях войска НАТО, и всё чаще начали демонстрировать свою мощь Россия и её сателлиты – Белоруссия, Казахстан, Китай и Индия. Американским «ястребам» приходилось отступать, тем более что «рука Москвы» – её военно-космические силы – могла теперь дотянуться за считаные минуты до любого района земного шара, имея в своём распоряжении гиперзвуковые ракеты и боевые лазеры.

Уилсон дал разнос заму, доложившему об очередном провале испытаний «доядерного» боеприпаса большой мощности, собрался отправиться в ресторан, чтобы пообедать в интеллигентной обстановке, и в этот момент ему позвонил Перетта:

– Джеймс, плохие новости.

Уилсон бросил хмурый взгляд на экранчик скайпа, скривил губы.

– Меня уже ничем не удивишь. Что у вас, Билл?

– «Мистик» отправился в путь.

– Это вы называете плохими новостями?

– И «Висконсин» подо льдами Росса наткнулась на чью-то подлодку.

В горле пересохло.

Уилсон налил в стакан содовой, представляя, как он докладывает об этом президенту, залпом выпил.

– И?..

– Капитан выпустил по лодке торпеду, но её уничтожили ответным залпом.

– Дальше, god dement!

– Капитан решил не развивать атаку и ушёл из этого района. Русские стрелять вдогон не стали.

– Почему русские?

– Потому что ни один флот мира, кроме русского, не имеет таких машин, а это скорее всего была новая «Лира» – «истребитель подлодок».

Уилсон откинулся на спинку кресла, с усилием собрал мысли в единый файл.

– Зачем они полезли туда?

– Наверно, за тем же, за чем и мы, – с философским спокойствием ответил начальник РУМО.

– То есть они… запустили свой батиплав?

– По косвенным данным, у них был такой план.

– Что мы можем сделать?

– Пока ничего.

– Но у нас там два эсминца, две подлодки… неужели не сможем выгнать одну русскую подлодку?

– Боюсь, что нет, сэр. К Антарктиде подходит их крейсер «Адмирал Кузнецов».

– Старая рухлядь!

– Боюсь, вы ошибаетесь, Джеймс. На «Кузнецове» установлены новейшие ракетные системы русских – «Форт-С», морской вариант «ЗРК С-500» и «Джинн» с ракетами «Булава», аж тридцать шесть ПУ. Нашим эсминцам этот дредноут не по зубам.

Уилсон внезапно успокоился.

– Значит, вы считаете, русские нас переиграли?

– Ещё нет, сэр, у нас ещё есть тузы в рукаве. Наш робот движется через тоннель между озёрами Белла и Восток и скоро нейтрализует русский. А потом туда выплывет «Мистик». Думаю, мы первыми завладеем найденными артефактами. Хотя я бы всё-таки усилил группировку нашего флота у Антарктиды. Давайте пошлём туда авианосец «Луизиана» в дополнение к «Трампу», он сейчас бороздит Индийский океан.

– Я один не решаю такие вопросы. Не уверен, что мы уговорим начальников штабов. Да и считаю, что одного «Трампа» будет достаточно.

– Я вас поддержу.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал министр.

Антарктида. Край шельфового ледника Росса 27 декабря, вечер

Напряжение, царившее в кабине батиплава, не спадало уже больше трёх часов, все устали, особенно экипаж «Краба», и Вербов принял решение остановиться для небольшого отдыха.

Батиплав завис в тоннеле, больше напоминавшем штрек шахты, прямоугольной формы, хотя и с грубо обработанными стенами, шириной в шесть и высотой в четыре с половиной метра, так что двухцилиндровое тело аппарата едва не царапало потолок пробитого в неведомые времена и неведомо кем коридора.

Лобанов выключил прожектора. В кабине стало темнее. Светились лишь шкалы приборов да экраны радарной и гидроакустической систем.

– Предлагаю горячий чай с бутербродами, – сказал Лобанов, выбираясь из своего капитанского «терапевтического» кресла, которое он называл «рабочей станцией».

Кресло и в самом деле впечатляло дизайном (впрочем, как и весь аппарат) и функциональным разнообразием позиций. По заверениям Лобанова, оно легко трансформировалось «под сорок поз», могло нести на подлокотниках все нужные экраны и способно было интегрироваться в любой пост управления или командный модуль.

– Инга, вы не возражаете?

– Нет, – коротко отозвалась Вершинина, переставшая рассматривать уходящий в темноту ход.

Кабина «Краба» не была разделена перегородками на пилотский и пассажирский отсеки. Вернее, перегородка была, но невысокая, по пояс Вербову, и он мог наблюдать, сидя в первом ряду пассажирского отделения, как за своими спутниками, так и за действиями экипажа, состоящего из трёх человек, включая капитана.

Перезнакомились ещё во время долгого подводного перехода на «Грозном» от Видяево до Антарктиды, и Вербову нравились подчинённые Лобанова: уравновешенный, немногословный блондин Ваня Климов и бритый наголо, кряжистый, тяжеловесный, стеснительный энергетик-инженер Володя Пинчук.

Лобанов споро приготовил бутерброды, поднёс на пластиковом блюде Вершининой.

– Вот и бутербродики с русским маслом, вкусные. Чай зелёный или чёрный? Могу кофе предложить, только растворимый, кофемашину установить здесь не догадались, к сожалению.

– Обычный, – попросила девушка.

Лобанов принёс ей чашку с кипятком, бросив в неё пакетик «Краснодара».

– А вот я люблю китайские чаи, бесцветные, попробовал как-то белый чай и подсел.

– Кстати, впервые чай на Руси появился в тысяча шестьсот тридцать восьмом году, – заметил Дрёмов, забирая у Лобанова чайник. – Первому царю из династии Романовых, Михаилу Фёдоровичу, преподнесли в подарок несколько видов китайского цветного чая в ознаменование, так сказать, закрепления дружественных отношений, царю понравилось, особенно чёрный, особого качества, сделанный из «белых ресничек» – едва распустившихся почек чайного листа, по-китайски – бай-хуа.

– Байховый, значит?

– Это уже русская транскрипция.

– Откуда вы знаете?

Дрёмов улыбнулся, но не ответил.

Вербов уже убедился, что археолог исключительно эрудированный человек, много читал, многое изучал, а путешественником оказался таким (в Китае он тоже был), что оставалось только позавидовать.

С удовольствием напились чаю с пряниками; предлагать бутерброды остальным членам экспедиции Лобанов не стал, полагая, что они сами в состоянии поухаживать за собой.

Вершинина молча встала и проследовала в хвост салона, где располагалась туалетная кабинка батиплава.

Вербов боялся, что она будет стесняться отправлять естественные надобности в компании мужчин, но этого не произошло. Майор спецподразделения ФСБ успела побывать во многих переделках и научилась не обращать внимания на отсутствие комфорта во время командировок, о которых рассказывать не любила. Лобанов как-то попытался разговорить её, «подбирая ключики к душе», как он выразился в разговоре с Вербовым, однако Инга его оборвала, и капитан больше на эту тему не заговаривал.

– Закончили, господа сидельцы?

Никто Лобанову не ответил.

Пальковский вообще не стал пить чай, увлечённо вбивая в клавиатуру ноута какой-то текст, может быть, доклад своему начальству. Как специалист по древним сооружениям и объектам искусственного происхождения он первым обратил внимание на форму тоннеля – прямоугольник в сечении – и сообщил, что видел начало такого же тоннеля на Камчатке. По его словам, тоннель тот пробили когда-то гиперборейцы, потом в этом месте располагалась в годы войны российская военная база, но её взорвали в конце века, и теперь там ничего нет, кроме заваленного обломками скал устья тоннеля.

– Вы там были? – спросил Вербов.

– Конечно, дважды, – подтвердил Пальковский. – Мы пробрались в грот, откуда и начинается тоннель, но разобрать завалы невозможно даже с помощью техники, и экспедицию свернули.

Разговоры о находках тоннелей в России возобновлялись не раз. Спец по артефактам обстоятельно рассказывал о своих походах по Кольскому полуострову, по Крайнему Северу России и северным островам архипелагов Новая Земля и Земля Франца-Иосифа, но одно дело – слушать рассказы, другое – видеть собственными глазами и быть свидетелями открытий, имеющих большие последствия. Поэтому Пальковскому завидовали, хотя и молча.

Правда, о значимости предполагаемых открытий подо льдами Антарктиды подчинённые Вербова не думали. Главное было впереди. Рассуждали о том, с чем придётся столкнуться и как преодолеть препятствия, если таковые появятся.

– Идём дальше, – объявил Лобанов, занимая свою футуристическую «рабочую станцию». – Температура за бортом около нуля, давление сто пятьдесят. Есть пожелания, просьбы?

– Нет, – за всех ответил Вербов.

Вспыхнули прожектора батиплава, выплавляя в воде тоннеля столбы желтоватой прозрачности.

Никакой живности в тоннеле не было видно, исчезли даже крохотные рачки и водоросли, встречавшиеся в воде подо льдами в море Росса. Вода была прозрачной, но благодаря отсветам прожекторов от стен тоннеля казалась желтоватой или зеленоватой.

Тоннель не петлял, являя собой нечто вроде ствола метро, хотя и дважды повернул под небольшими углами. По расчётам Пальковского, он должен был зацепить два озерца через тридцать и семьдесят километров, прежде чем воткнуться в озеро Восток.

«Краб» вёл себя безукоризненно. Его регенерационные батареи работали отлично, насыщая батиплав кислородом, и о запасах воздуха можно было не беспокоиться. Хотя запас был – примерно на сутки при экономичном использовании.

Проплыли двадцать с лишним километров, снова приостановились на несколько минут.

– С такой скоростью мы будем добираться до цели неделю, – проговорила Вершинина, впервые проявив интерес к манипуляциям водителя. – Можно увеличить скорость?

– Можно, – с готовностью ответил Лобанов. – Прикажете ускориться?

Инга посмотрела на Вербова.

– Не возражаете, товарищ майор?

Вербов сделал вид, что колеблется. Ему самому хотелось двигаться быстрее, так как недельное сидение в «консервной банке» батиплава было сродни тюремному заключению, но гораздо больше Дениса расстраивало невнимание девушки и её официальное обращение «товарищ майор». Ни интересного собеседника, ни просто мужика она в нём не видела. Утешало лишь то обстоятельство, что Вершинина и с Лобановым вела себя так же.

– Попробуй до десяти, – сказал он наконец, имея в виду скорость в десять узлов. – Только будь внимательнее.

– Само собой, товарищ майор, – отозвался Лобанов со скрытой насмешкой; судя по всему, он тоже переживал, что на него не обращают внимания, и подтрунивал над приятелем-соперником.

«Краб» увеличил скорость.

Через полтора часа вошли в линзовидное озерцо глубиной в двести метров, заполненное не водой, а рассолом – судя по полупрозрачности воды. Пересекли озеро за два часа и ещё столько же времени потратили на поиски продолжения тоннеля, почти скрытого белёсым ноздреватым «сугробом» ила. С трудом протиснулись в устье тоннеля, пробороздив «пузом» – нижним корпусом аппарата – иловый пласт.

Пообедали консервами, на ходу, не останавливаясь, и на семьдесят втором километре упёрлись в ледяную стену. Тоннель в этом месте перегораживала ледяная пробка!

Сначала показалось – впереди сгустился слоистый туман, превращённый лучами прожекторов в неровную гребёнку. Потом стало видно, что перед аппаратом и в самом деле находится бугристая, дырчатая, белёсая стена, усеянная линзочками полупрозрачной субстанции, то ли илистыми отложениями, то ли каплями замёрзшей до консистенции сиропа воды.

– Приплыли, – хмыкнул Лобанов, разглядывая препятствие.

– Давайте выйдем, посмотрим, что это такое, – предложила Вершинина.

– Выйти-то можно, – Лобанов почесал затылок, – хотя давление воды здесь под четыреста атмосфер, но это самый стопроцентный лёд.

– Пробьём его кирками.

– Кирки мы не брали.

– Зато у нас есть аппарат для плавления льда, – напомнил Вербов.

– Есть, но если толщина пробки большая, мы её не пробьём.

– Давайте определим толщину, у нас же есть локаторы и сонары, что-нибудь да увидим.

– Жаль, – очень тихо пробормотал Пальковский.

Головы повернулись к нему.

– Чего жаль? – спросил Вербов.

– Лёд может заполнять весь тоннель, и мы не попадём в озеро Восток.

– Ещё рано жалеть, – решительно сказал Лобанов. – Попробуем расплавить пробку. Парни – меряем толщину.

Определение размеров пробки длилось почти час.

К счастью, опасения Пальковского не оправдались. Толщина льда, заполнявшего тоннель, по расчётам компьютера, не превышала пятидесяти метров. К тому же лёд оказался достаточно рыхлым: манипулятор батиплава легко пробил в стене дыру, обрушив нижнюю часть, которая сползла на пол тоннеля буквально водопадом белого киселя.

– Готовим тепловую пушку, – скомандовал сам себе Лобанов.

Готовить, конечно, не надо было ничего. Инфракрасные лазеры и насосы горячей воды были вмонтированы в оба корпуса «Краба», и управлял обоими сам водитель, стоило только включить энергоподачу.

Подвели аппарат поближе, Лобанов прицелился, вдавил ладонью красный грибок на панели управления.

Лучи лазеров были не видны сами по себе, но они мгновенно нагрели воду – вспухли красивые нити из гроздьев паровых пузырьков – и пробили в пухлой снежно-ледяной стене глубокие, увеличивающиеся на глазах дыры. В эти дыры врезались струи нагретой воды, превращая лёд в пар и в воду.

– Работает! – с удовлетворением сказал Лобанов.

Рухнул ещё один пласт ледяного «киселя», за ним ещё и ещё, постепенно освобождая проход. Ледяная каша таяла быстро, и видимость ухудшилась, потому что лучи прожекторов начали тонуть в маслянисто-бело-сером тумане испарений.

Однако Лобанова это не остановило. Он с увлечением кромсал оседающую массу льда, приговаривая:

– А мы теперь вот сюда… не нравится?.. и сюда… падай, ты уже вода… и так будет с каждым…

Прошёл час.

Последние снежно-ледяные хлопья растворились маслянистыми облачками перед аппаратом, и «Краб» выплыл в тёмную бездну, в которой утонули лучи прожекторов.

– Кажись, прошли, – с облегчением сказал моторист Иван Климов. – Семьдесят два метра.

– А компьютер выдал пятьдесят, – сказал Вербов.

– Хорошо, что не километр, – отмахнулся Лобанов. – Лёд рыхлый, вот мы с ним и справились.

– Где мы?

– Вышли в озеро, наверно.

– На нашей карте его нет.

– Спутники могли и не заметить озеро, если оно не очень большое.

Лобанов оказался прав. Озером встретившийся незамёрзший водоём назвать было трудно, скорее это была водяная линза диаметром в сто и толщиной в двадцать метров. Форма линзы озадачила не только водителя и пассажиров батиплава, но и компьютер.

«Идеальный эллипсоид!» – доложил компьютер строчкой текста, нарисовав синтезированное изображение линзы.

– Я знал, что мы наткнёмся на что-либо подобное, – произнёс Пальковский сдавленным от волнения голосом. – У вас не возникает впечатления, что эллипсоид вырезан искусственно? Чаша внизу, в твёрдых породах, чаша вверху, в потолке, во льду… неужели случайное творение природы?

– Сделаем круг, осмотримся, – предложил Дрёмов.

Инга посмотрела на Вербова.

– Не трусь, командир, – весело сказал Лобанов.

Майор подумал, что в их задание не входит исследование попадавшихся на пути чудес природы, но уступил даже не наглой усмешке приятеля, а вопросительному взгляду девушки.

– Капитан, пройдёмся над центром котловины и пойдём дальше.

– Слушаюсь, командир, – браво козырнул Лобанов.

«Краб» двинулся к нижней точке дна линзы, шаря вокруг себя прожекторами.

– Температура растёт, – предупредил моторист.

– Фиксирую слабое движение воды снизу вверх, – добавил бортинженер.

– Может, это «чёрный курильщик»? – вежливо предположил Дрёмов, имея в виду геотермальный источник. В прибрежных зонах Антарктиды их было найдено немало, но подо льдами «чёрные курильщики» ещё не встречались.

– Посмотрим.

«Краб» завис над довольно гладким дном впадины.

– Погаси свет! – быстро приказал Вербов.

Прожектора погасли.

Несколько секунд все привыкали к темноте за бортом батиплава. Потом Инга привстала:

– Свет!

Действительно, впереди, в нижней точке впадины, стало видно слабое свечение, колеблемое дыханием поднимавшейся вверх струи нагретой воды.

– Там дыра! – сказал Пальковский, проявивший вдруг юношеский азарт. – Может быть, шахта?

– Подходим. – Лобанов тронул с места аппарат.

– Радиации нет? – напомнил Вербов.

– Вроде нет, в пределах фона. Температура струи – плюс шесть градусов. Вот почему ледяной купол над озером такой ровный: его геометрию поддерживает тёплый гейзер.

«Краб» опустился ниже, остановился над источником свечения. Нижний прожектор высветил воронку в желтовато-коричневых заносах метангидратов и донных отложений, над которой клубилось облачко серебристого свечения.

– Неужели шахта?!

– Пока это лишь дырка в дне озера, – хмыкнул Лобанов, оглянулся на Вербова. – Посмотрим?

– Нам нельзя задерживаться.

– Но ведь мы можем найти что-либо полезное! – не сдержал досады Пальковский.

– Денис Геннадиевич, – тихо проговорила Вершинина. – Полчаса-час не делают погоды.

Обращение Инги по имени-отчеству остановило язык Вербова.

– Хорошо, задержимся, но не больше часа.

Лобанов шевельнул рулями «Краба», направляя аппарат в светящуюся воронку. После нескольких галсов стало видно, что в дне воронки имеется дыра, из которой и сочилось тусклое свечение, сформировавшее над воронкой конусовидное ажурно-серебристое облачко.

– Дыра…

– Шахта! – убеждённо возразил Пальковский. – Форму дыры видите? Квадрат!

– Похоже, – согласился Лобанов. – Размеры большие, не меньше десяти метров, пролезем.

– Я не собираюсь… – начал Вербов.

– Денис, – укоризненно обронила девушка.

– Хорошо, нырнём, но предупреждаю…

– Наткнёмся на пробку – вернёмся, – заверил Вербова Лобанов.

«Краб» начал снова опускаться в удивительно правильных очертаний дыру в дне воронки.

Прожектора высветили её стены – ровные, трещиноватые, со следами грубой обработки.

– Я же говорил – шахта! – нервно рассмеялся специалист по НЛО. – Стены фрезами резали.

Дрёмов посмотрел на него насмешливо и оценивающе, перехватил взгляд Вербова, пожал плечами, как бы говоря: чего с него взять? – фанат.

Спустились, не встречая никаких препятствий, на десять метров, потом на глубину десятиэтажного дома.

Температура воды поднялась до плюс десяти градусов. Свечение усилилось, хотя его источник пока не обнаруживал себя.

Шахта внезапно расширилась, превращаясь в пещеру с невидимыми из-за её размеров стенами.

Терпение Вербова лопнуло.

– Назад!

– Ещё чуточку! – умоляюще сказал Пальковский.

Лобанов добавил воды в балластную цистерну нижнего корпуса.

«Краб» плавно нырнул сразу на два десятка метров, и пассажиры вместе с членами экипажа лодки разглядели под аппаратом странной формы «сосульку», которая и испускала слабое серебристое свечение.

– Сталагмит? – неуверенно сказал Лобанов.

– Статуя! – выдохнул Пальковский.

Он оказался прав. «Краб» опустился ещё ниже, и перед взорами его обитателей предстала гигантская – высотой не менее ста метров и шириной по крайней мере в полсотни метров – статуя, изображавшая существо, объединившее в себе человека с толстым животом, сидящего на коленях, и динозавра!

Точнее, у существа, почти лишённого плеч, были длинные суставчатые руки (скорее лапы), сложенные под животом на массивных коленях, и звероподобная, деформированная голова.

В кабине батиплава установилась тикающая тишина.

– Это мы удачно зашли! – развеселился вдруг Лобанов. – Что теперь скажете, товарищ майор? Придётся остановиться.

– Это не наша цель, – твёрдо заявил Вербов. – Для исследования феномена нужна отдельная экспедиция. Уходим.

– Давайте хотя бы проведём съёмку! – в отчаянии вскричал Пальковский.

– А вам это не кажется странным? – в задумчивости сказал Дрёмов.

– Что вы имеете в виду? – спросила Инга.

– В первом же рейде мы натыкаемся на артефакт.

– Ну и что? – облизнул пересохшие губы расстроенный Пальковский. – Первый артефакт – это сам тоннель. А тоннели такого размера и длины просто так не прокладываются.

– Почему? – возразил Лобанов. – Очень даже прокладываются – для транспортного сообщения. Мы же прокладываем метро?

– Но не таких масштабов. Такие тоннели должны прокладываться с какой-то целью и вовсе не для транспортного сообщения. Когда их рыли, льдов на поверхности Антарктиды не было.

– У вас есть гипотеза? – заинтересовался Дрёмов.

– Есть. Тоннели проложены для объединения важных объектов социокультурного или технического назначения. Таким же образом когда-то строились пирамиды на всех материках Земли – для образования энергоинформационной сети.

Помолчали, продолжая разглядывать скульптуру неизвестного существа, вызывающего в душе древние атавистические страхи.

– Хорошая идея, – одобрил высказывание Пальковского Дрёмов.

– Интересно, что это за чудовище? – проговорила Инга. – Неужели древний антарктоид?

– Вряд ли, – усомнился Лобанов. – Нигде не читал о совокуплении динозавров с людьми. Это же помесь крокодила и человека.

– Как раз мифов о смешении людей и зверей дошло до нас очень много, – возразил Дрёмов. – Были и козлолюди, и люди-свиньи, и люди-черти, и тому подобное. Зевс, к примеру, тоже сходил на Землю в образе рогатой твари либо в образе змея. Так что ничего удивительного в этой статуе нет. К тому же она может отражать некий религиозный символ, а не быть героем, которому поставили памятник в ознаменование былых заслуг.

– Прошу подойти ближе! – взмолился Пальковский.

– Дай круг и поднимайся, – сказал Вербов непререкаемым тоном. – Возможно, на обратном пути нам дадут задание присмотреться к статуе повнимательней.

«Краб» медленно двинулся вокруг странной скульптуры, изображавшей не то древнего жителя Антарктиды (возможно, Атлантиды), не то грозного бога антарктов-атлантов. Телекамеры батиплава послушно зафиксировали скульптуру со всех сторон.

Сильнее всего светился вздутый живот исполина и его куполовидный нарост на черепе. Раскрытая пасть, полная острых игл, мало похожих на зубы, скорее – на жёсткую щётку, почти не светилась, но и того, что было видно, хватало для рождения мысленных образов и ассоциаций, по большей части – мрачных, пугающих, связанных с процессами поедания животных и высасывания крови у людей.

Вампир! – пришло Вербову в голову сравнение. Антаркты были вампирами! А это их бог!

Но вслух свою идею-впечатление он высказывать не стал.

– Поднимаемся.

Лобанов оглянулся, ища глазами Ингу, сделал жест, означающий: вынужден подчиниться, – и «Краб» начал всплывать из глубин пещеры, форма которой так и осталась неизвестной. Да и окрестности постамента «человекозверя» остались скрытыми от разведчиков. Радары батиплава не заметили вокруг ни каких-либо строений, ни развалин, ни скал. «Бог» антарктов стоял в гордом одиночестве, странным образом пережив древнюю катастрофу, закончившуюся оледенением континента.

«Вижу свет» – внезапно написал компьютер на экране.

– Стоп машина! – взвился Вербов, поймав себя на мысли, что ему давно не по себе. Интуиция подсказывала какие-то неприятности, умалчивая точные причины переживаний.

Лобанов отреагировал с похвальной быстротой.

«Краб» перестал подниматься, закрутившись вокруг оси от рывка балластной цистерны.

Возможно, это незапланированное вальсовое па его и спасло.

Мимо бесшумно проплыл в глубину пещеры какой-то небольшой предмет, напоминавший огурец, и через несколько секунд превратился в пузырь неяркого пламени.

По корпусу аппарата будто ударили бетонным блоком!

Он заплясал на месте под серией волн давления, завибрировал, заскрипел. Со столиков перед пассажирами попадали на пол чашки.

– Ёшкин кот! – изумился Лобанов, не потеряв при этом ни мгновения, успевая сманеврировать рулями так, чтобы аппарат не опрокинулся на бок, и тут же бросил батиплав в разворот.

– Володя!

– Да, командир.

– Разверни наш лазер на макушку!

– Слушаюсь!

– Что это?! – с недоумением спросил Дрёмов, едва не слетевший с сиденья.

– Атака! – оскалился Вербов. – Инга – к оружию! Макс – костюмы!

– Что происходит?! – округлил глаза Пальковский.

– Мы здесь не одни! Кто-то сбросил на батиплав бомбу!

– Бомбу?! Не может быть! Кто?!

– Тот, кто знал, что мы вошли в тоннель.

Вербов выскочил вслед за Вершининой и Володей Пинчуком в хвостовой отсек, где хранились водолазные костюмы и оружие, вручённое экипажу ещё на базе в Видяево: подводные автоматы «АДС», пистолеты «СПП-1М»[32], гарпунные ружья и ультразвуковые излучатели «Писк», дезориентирующие противника под водой.

– Вижу! – крикнул Лобанов.

Вербов кинулся назад.

На экране, показывающем изображение «неба» над верхним корпусом «Краба», показался тусклый столбик света – луч прожектора какого-то аппарата.

– Метров пятьдесят над нами!

– «Мистик»! – выдохнул Вербов. – Американцы догнали нас!

– Если он сбросит ещё одну гранату…

– Стреляй вверх!

– Из чего?!

– Ты же развернул лазер.

– Ну-у… хотел посигналить…

– Включай на полную мощность!

Лобанов подчинился.

– Выключи свет! Маневрируй!

Прожектора батиплава погасли, он пошёл галсами, то влево, то вправо, продолжая подниматься.

– Денис! – позвала Вершинина.

Он метнулся в хвостовой отсек.

– Помоги.

Вербов расчехлил глубоководные водолазные костюмы, и они начали натягивать их на себя, помогая друг другу. Вернулись в кабину, похожие на космонавтов без шлемов. Шлемы надо было надевать непосредственно перед выходом в воду. Вербов вооружился автоматом, вручил Инге пистолет и «Писк».

Однако выходить из аппарата не пришлось.

Неведомый агрессор, сбросивший на российский батиплав взрывное устройство (скорее всего подводную гранату «ASG», предназначенную для борьбы с подводными пловцами), исчез, будто растворился в темноте вод озера. Локатор «Краба» и сонары не смогли обнаружить аппарат чужаков. Хотя все подозревали, что это был американский батиплав «Мистик».

Поднялись из пещеры в озеро. Два часа искали продолжение тоннеля, полузасыпанного ледяной кашей, но всё же втиснулись в дыру, готовые в случае нового нападения обороняться всеми имеющимися на борту средствами, и озеро с уцелевшей статуей «бога антарктов» осталось позади.

Антарктида, озеро Восток Декабрь года Дракона

Он спал в глубинах самого большого подлёдного озера Антарктиды двенадцать тысячелетий. Люди назвали бы Его суперкомпьютером, обладавшим системой наблюдательных датчиков и эффекторов для обслуживания. Но Он был создан не для расчётов технологических процессов и не для обслуживания хозяйственной сферы создателей. В последней войне между двумя могущественными силами на планете, после их гибели, Он уцелел только благодаря способности переходить на сосуществующие линии времени, наделённый способностью – не думать, в человеческом понимании этого слова, а скорее – оценивать опасность уничтожения по совокупности угроз.

Его запустили на мгновение – проверить работоспособность теории – и вернули обратно, что и вызвало катастрофический сдвиг реальности, спровоцированный скачкообразным поворотом оси полюсов, и последующее оледенение континента, после чего к нему никто не обращался и никто не тревожил. Создатели погибли тоже, вместе с операторами комплекса. Воды озера, сомкнувшиеся над ним, и толстый слой льдов надёжно укрыли Его от любых попыток кого бы то ни было увидеть или проникнуть в святая святых интерфейса, в котором хранились все программы воздействия на планету и даже на всю Солнечную систему.

Однако Он так и остался невостребованным. Программы воздействия оказались никому не нужными. Их создатели канули в Вечность. Но Он этого не знал и продолжал ждать повеления, выключив все аналитические центры, но оставив в активном состоянии рецепторы, оценивающие обстановку.

И вот пришёл час, когда рецепторы сообщили о подозрительной активности неких искусственных организмов в глубинах озера, объём собранных данных превысил порог императива тревоги, и Он начал просыпаться, один за другим активируя «контуры мышления» и физические акцепторы, защищавшие комплекс.

Возвращение в состояние бодрствования длилось почти тридцать оборотов планеты вокруг оси.

Информация прибывала со всех сторон постоянно.

Извне в положении комплекса ничего не изменилось, но в лабиринтах его коридоров, линий связи и доставки, затеплилась жизнь. Очень необычная жизнь, базой которой служили генетические программы древних обитателей планеты, живших десятки миллионов лет назад, и создателей интерфейса, предков тех, кто в нынешние времена владел планетой.

Подключив рецепторы к линиям связи потомков создателей, называющих себя людьми, Он выяснил причину суеты на континенте и пришёл к выводу, что угроза достаточно велика. Люди собирались предпринять активную экспансию континента, а так как в их крови сохранялся компонент агрессии прежних обитателей планеты, следовало ожидать от них тех же действий, которые привели к катастрофе. Надо было что-то делать, включать одну из программ, хранящихся в Его памяти.

Однако Он не был стопроцентно уверен – какую именно программу стоило реактивировать, и медлил, продолжая получать сведения от датчиков и наблюдать за продвижением изделий людей по заполненным водой тоннелям и просторам озёр, два из которых несли в себе представителей двух рас, некогда погубивших цивилизацию.

Тоннель в глубинах Антарктиды 28 декабря, ночь

Граната не попала в цель, русский батиплав не пострадал, мало того, он включил инфракрасный лазер, вскипятивший воду под «Мистиком», и капитан мини-субмарины Марк Ренделл, злой на себя, что подчинился приказу полковника Девенпорта, представителя разведки министерства обороны, атаковать русскую подлодку, предпочёл спасаться бегством, не обращая внимания на уязвлённого его решением полковника.

Всего в кабине аппарата находились шесть человек, трое из которых являлись пассажирами: полковник Девенпорт, лейтенант Роберт Думкопф, молодой, шкафообразный (он с трудом пролез в люк «Мистика»), призванный оборонять батиплав в случае «атаки русских диверсантов», и тихий, незаметный с виду, узколицый, субтильного телосложения господин Форестер из Агентства национальной безопасности.

В отличие от представителей военного министерства он вёл себя тактично, тише воды ниже травы, но именно он «командовал парадом», именно его взгляд на спутников менял их настроение и поведение, несмотря на гонор полковника Девенпорта, не переживающего, как уже успел убедиться Ренделл, за последствия отдаваемых им распоряжений. Отвечал за решения группы специального назначения сэр Генри Форестер.

Русский батиплав, имевший боевой лазер (так утверждал полковник), прошёл мимо в сотне метров, не обнаружив погасивший все огни «Мистик».

Поджилки тряслись у всех членов экипажа, не только у капитана, что было вполне объяснимо, и лишь господа из военного министерства вели себя спокойно, а точнее, воинственно, собираясь при необходимости взять русский батиплав «на абордаж».

По одному этому решению уже можно было судить об умственных способностях обоих, но Ренделл спорить с ними не стал. В его обязанности не входили дебаты с назначенным руководителем экспедиции. Он должен был провести аппарат по тоннелю в озеро Восток, поднять флаг, точнее, воткнуть флаг США в найденный русскими полярниками артефакт и объявить его владением Соединённых Штатов.

Подождали час после «атаки» русского аппарата, вслушиваясь в могильную тишину подлёдного озера, увидели слабый свет внизу, на глубине примерно сотни метров, но опускаться в дыру не стали, и никто из них так и не узнал о существовании ещё одного артефакта – скульптуры «бога антарктов», торчащей в подводной пещере под шахтным стволом как символ гибели древней цивилизации.

– Ищем русский батиплав, сэр? – учтиво обратился Ренделл к Девенпорту.

Полковник, крупноголовый, с коротким седоватым ёжиком волос и проплешиной на макушке, покривил толстые губы.

– Ищите тоннель, Марк. Русские нам не нужны. А следить за ними у нас нет возможности.

– Жаль, – негромко, с сожалением сказал Форестер.

– Вы о чём, Генри? – нахмурился полковник.

– Я бы очень хотел встретиться…

– С кем?!

– С одним человеком в команде русских.

– Вы знаете, кто у них в команде?

– Догадываюсь.

– И кто же?

– Думаю, мы скоро узнаем. Продолжайте движение, капитан.

– Слушаюсь, сэр.

«Мистик» двинулся в обход «береговой» линии линзовидного подлёдного озерца в поисках тоннеля.

Поиски продолжались долго, больше двух часов. В конце концов ультразвуковой сонар аппарата обнаружил полускрытую ноздреватым пластом ила щель под одной из складок, которая и оказалась устьем тоннеля, уходящего в глубь материка, к озеру Восток.

– Боевая тревога! – объявил Девенпорт.

Экипаж мини-субмарины остался на своих местах. Их оружием были сонары, манипуляторы и балластные цистерны «Мистика».

Спутники полковника взялись за подводные автоматы, которыми их снабдило командование спецподразделений РУМО, а Девенпорт демонстративно открыл ящик с гранатами «ASG», хотя метнуть их из кабины наружу было невозможно. Четыре такие гранаты, одну из которых сбросили на российский батиплав, крепились на специальных подвесках по бокам «Мистика», и активировать их мог только капитан Ренделл.

Щель в береговом массиве каменных складок оказалась слишком узкой для аппарата, высота которого от «спины» верхнего корпуса до «брюха» нижнего составляла двадцать пять с лишним футов.

– Год демент! – прошипел Девенпорт. – Придётся надевать костюмы и пробивать канал.

– Смотрите! – воскликнул бортинженер, тыча рукой в экран.

Прожектор высветил в подушке ила глубокую борозду.

– Русские! – скрипнул зубами полковник. – Опередили-таки нас!

– Ничего, мы их догоним, – сдержанно проговорил Форестер. – Выходить не будем. Наша субмарина не намного больше российской, попробуем проползти по их следу.

– Отломаем кили, – буркнул вечно хмурый моторист.

– Не отломаем, если пойдём медленно и осторожно. Капитан, постарайтесь ничего не потерять, используйте всё своё мастерство. Мне говорили, что вы лучший глубоководник.

Ренделл, собравшийся выразить своё негативное отношение к предлагаемому манёвру, прикусил язык. Льстивая фраза «вы лучший» вполне соответствовала его мнению о себе.

«Мистик» двинулся к устью тоннеля со скоростью один дюйм в секунду.

Послышался скрип: кили нижнего корпуса субмарины вонзились в рыхлый «сугроб» ила.

Члены экипажа и пассажиры затаили дыхание, вперив взоры в экран передней телекамеры.

Никто из них не увидел, как из темноты позади аппарата выплыло существо с головой летучей мыши, но похожее на морскую манту, и проводило изделие людей, протискивающееся в тоннель.

Антарктида, российская станция «Южный полюс» 30 декабря, утро

Новые полярники, заменившие погибших операторов шахты и оказавшиеся сотрудниками Главного разведуправления Министерства обороны, развили бурную деятельность, собрали обломки сбитого беспилотника, доложили об инциденте в Москву и проинструктировали весь личный состав полярной станции, как надо себя вести в условиях практически военного положения.

Беспилотник, судя по маркировке отдельных его деталей, был изготовлен в Израиле, но применяли такие аппараты все страны мира, в том числе и Россия, поэтому обвинять евреев в нападении на станцию не было смысла. Полковник Мясоедов, занимавшийся этой проблемой, сказал потом, что, по данным коллег из министерства, дрон был запущен с борта эсминца «Франклин» и что следует ждать и других провокаций, так как находка в глубинах озера Восток сооружения древних антарктов возбудила общественность и больше всего американских военных, спящих и видящих себя повелителями планеты.

Самолёт за компьютерщиком не прилетел, с «большой земли» обещали прислать его сразу после Нового года, и Рембо продолжил обитать в медицинском модуле взаперти, предоставленный горьким размышлениям о судьбе-злодейке. Сжалившись над ним, Пименов велел поставить в модуль запасной телевизор, выделил из библиотеки несколько книг, в том числе Уголовный кодекс Российской Федерации наряду с фантастикой, и переключился на решение неотложных задач, которых хватало.

Медик экспедиции как-то к вечеру заикнулся было об освобождении Рембо (молодо-зелено, никуда не сбежит), но Михаил Павлович ответил ему жёстко:

– Во-первых, с ним никто не станет общаться после такой подставы и не захочет жить в одном кубрике. А одного его не оставишь и не поселишь, вы знаете наши условия. Во-вторых, таких кретинов надо воспитывать по полной программе, чтобы неповадно было повторять ошибки, иначе они воспримут послабление как разрешение жить по своим хотелкам. Семёныч прав: основная масса так называемых компьютерных гениев – младая, прыщавая, комплексующая, трусливая, агрессивная труха, да ещё к тому же необразованная, умеющая только кнопки нажимать, но не имеющая совести и души. А я, к сожалению, проглядел парня, взял, понадеявшись на оценку большого человека.

Что этот «большой человек» является директором Фонда перспективных исследований и может тоже служить иностранной разведке, Пименов умолчал.

О судьбе Рембо неожиданно заговорил и заместитель Пименова Васюченко:

– Как ты думаешь, что ему будет?

– Тюрьма будет, – буркнул Михаил Павлович. – Лет семь дадут, учитывая молодость и глупость.

– Ему в медблоке одиноко… страшно… да и скучно…

Присутствующий при разговоре пилот «Глазастика» съехидничал:

– Тебе скучно и одиноко? Никто не звонит, не пишет, не приходит? Нет романтики и приключений? Это легко исправить. Возьми кредит и не плати.

– Вот! – поднял вверх указательный палец Пименов. – Глас народа.

Больше о Рембо не вспоминали.

Зато кто-то из полярников завёл разговор о праздновании Нового года, и Пименов поручил заместителю установить в командном модуле ёлку, которую они привезли с собой, пластиковую, конечно, и подготовить программу.

– С алкоголем или без? – индифферентно уточнил Васюченко.

– Официально – без, – веско сказал Михаил Павлович. – Шампань там, вино, но в меру.

– Понял, – шутливо козырнул Васюченко.

«Глазастик» трудился «не покладая рук». Каждый час он рапортовал о проделанной работе, передавал фотоснимки и видеофильмы, записанные во время наблюдения за Куполом и Колонной, и параметры среды: температуру, плотность, вязкость, солёность и прочие данные, характеризующие обстановку на дне озера.

Среда, то есть вода подо льдом, явно претерпевала изменения.

Во-первых, изменился её минерально-солевой состав, хотя предпосылок к этому не было. «Глазастик» перед спуском в воду прошёл антибактериальную обработку и никаких загрязнений на корпусе не имел.

Во-вторых, температура воды над «спрутом» Купола повысилась на три градуса и продолжала повышаться понемногу.

В-третьих, кое-какие из «щупалец»-валов, ниспадающих со склонов Купола, начали светиться, не постоянно, а как бы подчиняясь командам изнутри, но свечение их было зафиксировано не раз и не подлежало сомнению.

И наконец, самое интересное случилось аккурат утром тридцатого декабря, когда пилот робота-субмарины снова направил её к Ростральной Колонне, вызывающей у всех полярников наибольший интерес формой и загадочностью.

«Глазастик» снова попытался отколупнуть от Колонны образец, потерпел очередную неудачу, повернул к Куполу, и в этот момент его телекамеры заметили мелькнувшую в двух десятках метров от аппарата треугольную тень.

Аксёнов отреагировал мгновенно, разворачивая аппарат, однако объект ускользнул в тёмную пучину, и подробно разглядеть его не удалось.

– Рыба? – сомневаясь в своей трезвости, сказал Аксёнов.

Пименов, которого пилот подозвал к своему столу, растерянно покачал головой.

– Скорее скат… манта…

– Не может быть!

– И я такого мнения.

– Разрешите поискать?

– Без фанатизма.

– Слушаюсь.

«Глазастик» устремился прочь от Купола, вслед за исчезнувшим «скатом», но поиски ни к чему не привели. Неизвестное существо, то ли рыба, то ли морской скат – манта, скрылось в неизвестном направлении. Но камеры зафиксировали его силуэт, и Пименов, поделившись новым открытием с Кириллом Григорьевичем, поспешил доложить о феномене в Москву, не представляя, какую сенсацию вызовет его сообщение в научных кругах и ещё большую – в Министерстве обороны.

Антарктида, озеро Восток 30 декабря, ближе к полудню

Лобанов хотел сразу после выхода в озеро отправиться на поиски Купола, однако Вербов был непреклонен:

– Поспи! Мы спали, пока ты сидел за штурвалом, поэтому дальше не пойдём до тех пор, пока не отдохнёшь. Мне нужен капитан с хорошо работающей головой.

Лобанов сник, вопросительно посмотрел на Вершинину, но девушка тоже приняла сторону Дениса, и капитан сдался:

– Хорошо, посплю пару часов, только чаю горяченького хлебну. Кто со мной?

Чай захотели все, тем более что время завтрака уже прошло, а подкрепиться не мешало. Вскипятили чайник, разобрали пакетики.

– Ромашковый чай успокаивает нервы, – сказал Дрёмов, выбирая пакетик, – рекомендую.

– Особенно ромашковый с запахом коньяка, – подхватил Лобанов, осклабившись, – а также со вкусом коньяка и можно без чая.

Инга улыбнулась.

Воодушевлённый её реакцией капитан принялся было рассказывать анекдот, но Вербов исподтишка показал ему кулак, Лобанов оценил, перестал смешить слушателей и расположился в своей «рабочей станции», разложив её, как сиденье автомобиля.

– Не расслабляйтесь, – велел он членам экипажа. – Американцы где-то поблизости.

– Не обижай, кэп, – ответил бортинженер.

Через несколько секунд Лобанов уже спал.

– Вымотался, – тихо сказала Инга.

– Двое суток за штурвалом, – согласился Вербов. – Не хотите прикорнуть?

– Благодарю, я в норме.

Помолчали, вглядываясь в темноту на экранах, скрывающую тайны озера. После долгого и сложного подводного перехода, треволнений схватки с неизвестной субмариной, после нервного напряжения, связанного с постоянным ожиданием экстрима, выход в озеро и остановка в относительной безопасности действовали на психику угнетающе, поэтому пассажиры и молчали, привыкая к новому ритму жизни, хотя и не ждали полного спокойствия, находясь на глубине трёхсот метров в водах озера, под четырёхкилометровой толщей льда.

Первым отказался от бодрствования Пальковский, оставшийся недовольным решением Вербова двигаться дальше, не тратя времени на изучение «бога антарктов».

– Пожалуй, я тоже подремлю.

– Правильное решение, – поддержал его Дрёмов. – Всё равно делать нечего. Зря не взяли шахматы или нарды, поиграли бы.

Спец по НЛО вытянул ноги, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза.

Коек «Краб» не имел, поэтому спать приходилось на сиденьях отсека, но терпели, понимая, что аппарат не приспособлен к длительному походу под водой.

– Вы как относитесь к шахматам, Денис Геннадиевич?

– Не играю, – скупо сказал Вербов. Он любил карточные игры, покер и преферанс, но признаваться в слабости не стал.

– А вы, Инга?

– Тоже не очень люблю, хотя отец когда-то учил меня играть.

– Чем занимаетесь в свободное время?

– Свободного времени у меня практически не бывает. На ночь книжки читаю.

– Ридером пользуетесь?

– Нет, новомодные гаджеты не уважаю, папа приучил меня любить книгу.

– Что читаете?

– В основном женские романы, – смущённо призналась Вершинина. – Я просто отдыхаю, не принимая близко к сердцу похождения героев, хотя иногда встречаются настоящие драмы. А вы что предпочитаете?

– Исторические романы плюс археологические манускрипты, профессиональное чтиво, так сказать. Беллетристику не люблю, ни детективы, ни тем более фантастику. А вы, Денис Геннадиевич?

Вопрос застал Вербова врасплох. Книги он читал и тоже, как Инга, не любил планшеты, но признаваться в своих предпочтениях не был готов.

– Я человек старых устоев.

– Вы же ещё молоды.

– Зато воспитывали меня на традициях советских времён. Классику люблю перечитывать, Джека Лондона, особенно его рассказы южных морей, О. Генри, Эдгара По, Ефремова… ну и кулинарные книги, рецепты.

– Кулинарные?

– Он любит готовить, – пояснила Инга удивлённому археологу, – причём вполне мог бы работать поваром.

Вербов улыбнулся, чувствуя себя польщённым.

– В случае если уволят с работы, не пропаду, устроюсь в каком-нибудь ресторане, буду вас приглашать.

– Это здорово, а я не умею готовить, разве что яичницу поджарю, да и то не уверен. Откуда у вас склонности к кулинарии?

– Отец увлёк, он тоже хороший повар. Мог бы книгу написать, особенно по приготовлению грибов.

– Он грибник?

– Потомственный, ещё дед любил это дело, да и сам готовил хорошо. Но отец его превзошёл.

– Солёные рыжики и грузди под пивко хорошо идут.

– Они и отдельно от пивка хорошо идут, – улыбнулся Вербов. – Мои родичи алкоголем не баловались.

– Вообще?

– Разве что медовуху варили, а так ни-ни.

– Правильно делали, пиво – жуткий скрытый наркотик, хуже водки, хотя так называемые «лёгкие алкосмеси» ещё страшней, молодёжь садится на них элементарно, здоровье губит, становится алкозависимой.

– Молодёжь от всего становится зависимой, – проснулся Пальковский. – Особенно от Интернета. А её ещё и увлекают специально. Помните рекламу? «На интернетзависимых не наживаемся». Разве это не поощрение зависимости, не тихая пропаганда ухода от реальной жизни? Мол, ныряйте в виртуал, ребята, а мы вам пособим.

Вербов и Инга переглянулись.

– Старческое брюзжание, – усмехнулся Дрёмов. – Мы с вами, уважаемый Андрон Рифгатович, уже не в состоянии понять, что движет молодёжью. Может быть, для них это счастье – сидеть сутками в Интернете.

– Счастье – это когда желаемое совпадает с неизбежным, дорогой Виктор Степанович, а Интернет вряд ли можно отнести к категории неизбежного. Зависимыми от него становятся только слабохарактерные люди да бездельники.

– В этом я с вами согласен.

Разговор сам собой увял.

Пальковский снова обмяк на сиденье, закрыв глаза.

Дрёмов уставился в экран.

Моторист и бортинженер о чём-то разговаривали вполголоса, бдительно следя за показаниями приборов и радаров.

Инга молчала, думая о своём.

Вербов поискал тему для разговора, потом решил не проявлять инициативы при отсутствии таковой у остальных членов экспедиции и тоже закрыл глаза.

Пробуждение наступило внезапно: сначала сработала интуиция, заставив организм выйти из полусонного состояния, потом донёсся громкий голос Володи Пинчука:

– Кэп, проснись! На радаре каракатица!

Вербов рывком переместил себя к экрану сонара, опередив не сразу проснувшегося Лобанова.

По зеленоватому фосфоресцировавшему полю экрана ползло чуть более ярко светящееся пятнышко, похожее на червячка.

– Что это? – осведомился Вербов.

– Акула, – хрипло, с шутливой интонацией ответил не менее удивлённый Лобанов.

– Откуда здесь акулы?

– Это я образно… конечно, это не акула. Двойной корпус, как у нашего «Краба», но размеры поскромнее.

– Мини-субмарина! – предположил Пинчук. – Может, наш «Глазастик»?

– Что здесь делает «Глазастик»? Купол отсюда по меньшей мере в двадцати километрах.

– Значит, это не наш робот, – пожал плечами бортинженер. – Может, тот американец, что бросался гранатами?

– За ним! – скомандовал Вербов. – Попробуй догнать.

– А если он шарахнет торпедой? – сказал моторист.

– Была бы у него торпеда, уже шарахнул бы. – Лобанов включил двигатель.

«Краб» устремился вслед за мелькнувшим «червячком».

Пассажиры обступили сиденья экипажа.

Одно время казалось, что найти неизвестного обитателя глубин озера не удастся, вода вокруг казалась стерильно чистой, ни одна медуза, ни одна водоросль не замутняла её девственной прозрачности, ни одно движение не нарушало мёртвого покоя тысячелетних вод. Но вот на экране пилота проявилось зеленоватое светящееся пятнышко и стало расти. «Краб» догонял таинственное существо, удивительным образом оказавшееся в озере, считавшемся необитаемым.

– Это не «Мистик»! – уверенно заявил Лобанов. – У американского батиплава размеры такие же, как у нашего «Краба», а у этого длина три метра, высота два.

– Значит, это «Глазастик», – с прежним философским хладнокровием сказал бортинженер.

– Чего гадать, догоним – выясним, – сказал моторист.

– Включите прожектор, – посоветовал проснувшийся Пальковский.

– Чтобы они обнаружили нас?

Лобанов добавил мощности водомётному двигателю.

Пятно на экране стало увеличиваться быстрее, превратилось в знакомую букву «Н».

Вербов окончательно понял, что «Краб» догоняет мини-подлодку, но кому она принадлежит, определить на расстоянии было трудно.

– Догоняй!

– Стараюсь, – сквозь зубы ответил Лобанов.

«Краб» достиг своей максимальной скорости – десять узлов, но и беглец впереди шёл не намного медленнее, поэтому погоня длилась больше двух часов. Догнали «каракатицу» буквально над огромным опухолевидным холмом на дне озера, распустившим во все стороны дюжину «щупалец».

– Оба-на! – сказал Лобанов озадаченно. – Да ведь он привёл нас к Куполу! Вон и Колонна видна справа.

Действительно, компьютер выдал изображение скалы, похожей на четырёхгранный обелиск.

– Смотрите, ещё одна «каракатица»! – воскликнул бортинженер.

Из-за Колонны вывернулась двойная стрелочка, пошла левее.

«Каракатица», за которой гнался «Краб», свернула вслед за этой стрелочкой.

– Что он делает?!

– Это американцы, – вступила в разговор Инга. – Их мини-лодка, а скорее всего робот типа HAUV-2.

– Как он здесь оказался? – с сомнением спросил Лобанов.

– Озёра соединяются сетью тоннелей, робот наверняка запустили из ближайшего к Востоку озера, где стоит американская станция.

– Зачем?

– Подумай сам. Ничего хорошего ждать не приходится. Сначала американцы запустили дрон, чтобы уничтожить шахтное оборудование и прервать связь полярников с «Глазастиком». Потом послали второй дрон, а так как он не долетел до цели, они послали своего робота, чтобы уничтожить наш.

В кабине стало тихо на пару мгновений.

Пальковский взъерошил волосы на затылке.

– Надо срочно что-то делать! Если он нападёт…

– Кэп, он и в самом деле задумал какую-то пакость, – сказал бортинженер.

– Сбить! – вырвалось у Инги.

Лобанов оглянулся на неё, подняв брови, но Вербов поддержал девушку:

– Сбить! Включил лазер, и на таран! Оружия у него нет, иначе давно применил бы.

«Краб» протянул вперёд на три десятка метров столб прожекторного света, врубил носовой лазер для плавления льда и понёсся к Колонне, возле которой завязывалась необычная дуэль двух роботов-подлодок, американской и российской.

По-видимому, наверху поняли, что в глубинах озера происходит нечто необычное, российским роботом управляли полярники станции «Южный полюс», и «Глазастик» повёл себя как настоящий боец – повернулся «лицом» к чужаку и вытянул вперёд манипуляторы.

Его соперник сделал то же самое, и они принялись танцевать друг перед другом, как боксёры на ринге, не подпуская противника к себе.

Всё это выглядело забавно, однако вовсе не смешно: схватились не на жизнь, а на смерть не просто автоматические подводные модули, но две технологии, две стратегии поведения, две ментальности – бандитская, американская, впитавшая в генетический код психику бежавших из стран Старого Света негодяев, воров, убийц, и российская, тысячи лет защищавшая свою идентичность, своё право жить по-другому, свободно, никого не насилуя, не мешая жить другим.

К счастью, американский модуль и в самом деле не имел оружия на борту в виде торпед или пушек, для этого он был слишком мал. Но и действовал он неправильно, избрав тактику боксёра, пытавшегося нанести сопернику запрещённый удар. Если бы он налетел на «Глазастика» на всей скорости, наверняка повредил бы российский аппарат, который потом уже невозможно было бы использовать по назначению, не говоря уже о том, чтобы поднять его на поверхность и починить. Однако чужак этого не сделал, запрограммированный на определённое действие.

Зато, как с ним справиться, сообразил Вербов, повторив своё «на таран!».

– Где наша не пропадала, – весело отозвался Лобанов. – Я попробую зацепить эту корягу нижним килем.

– Я бы не стал этого делать, – деликатно покашлял Дрёмов. – Сами говорили – у нас другая цель.

– Нельзя же позволить этому террористу вести себя как его покровитель в Ираке, – неожиданно поддержал Вербова Пальковский. – Распоясались совсем!

Инга посмотрела на него с удивлением, но ни возражать, ни поддерживать решение Вербова не стала.

«Краб» чуть поднялся над Куполом, зашёл в хвост чужой мини-лодки и по дуге свалился на неё сверху, цепляя нижним килем какие-то выступы на спине аппарата. Масса российского батиплава была намного больше массы робота, поэтому удар, хотя и смягчённый плотной средой, получился весомым. Американский модуль перекувыркнулся – плавно, с грацией металлического скелета, и полетел вниз, в бугристое дно озера рядом с Колонной, размахивая манипуляторами, как боксёр, пропустивший нокдаун, руками. Едва не зацепив российский аппарат, он ударился верхним корпусом об основание Колонны и вонзился в желтоватый пласт ила, поднимая волну мути.

– Капут американцу, – хихикнул моторист. – Хрен вылезет из грязи, да и если вылезет, мы его снова туда же…

– Проверить нижний корпус! – оборвал моториста Лобанов.

– Вроде бы всё цело, – доложил бортинженер. – Ничего не потеряли, даже киль не повредили, комп не высветил неисправность.

– Молодцы, – с уважением сказал Дрёмов. – Ювелирная работа.

– Так им и надо, кровососам! – пробормотал довольный Пальковский.

– Вы так не любите американцев, Андрон Рифгатович? – с любопытством спросила Инга.

– Не то слово. США потребляет сорок процентов мировых ресурсов, представляете? Это значит, что за вашим семейным столом сидит не вылезая и нагло жрёт почти пол-американца!

Дрёмов фыркнул.

Лобанов расхохотался.

– Исключительно верное замечание. Что будем делать дальше, командир?

Улыбнувшийся словам специалиста по НЛО Вербов помолчал, глядя на расползавшуюся по дну тучу жёлтой пыли, сказал будничным тоном:

– Надо связаться с полярниками. «Глазастик» нас видит и может передать сообщение, если мы придумаем, как с ним связаться. Есть идеи?

Все задумались…

Москва, Министерство обороны 30 декабря, вечер

Министр собирался ехать домой, устав от бесконечных заседаний и встреч, когда к нему напросился на приём начальник Главного разведуправления.

– Заходи, Мирон Андреевич, – буркнул Евтюх, преодолевая желание перенести встречу на завтра.

Волгин открыл дверь кабинета через три минуты. Он был, как всегда, собран, подтянут, вежлив и деловит.

– Извините, Петрян Павлович, есть новости и пара предложений.

– Надеюсь, не по поводу празднования Нового года?

– Да я уже отвык от праздников, – хмыкнул Волгин. – Редко удаётся посидеть с друзьями или в кругу семьи. Нет, я по другому поводу. «Краб» выплыл в озеро Восток.

Министр нахмурился.

– Мне никто не доложил. Давно?

– Об этом стало известно всего двадцать минут назад. Там такое творится!

Евтюх пожевал губами, разглядывая жёлтыми рысьими глазами руководителя разведки.

– Корвалол доставать?

– Не надо, ребята проявили себя с самой лучшей стороны. Не зря я Вербова командиром группы назначил.

– Короче.

– Начну по порядку. В море Росса «Грозный» отогнал чужую подлодку…

– Это я знаю.

– Но она успела десантировать батиплав «Мистик», который отправился туда же, куда и «Краб». Он догнал наш аппарат в небольшом озерце посреди пути и даже атаковал его – сбросил гранату.

Министр продолжал смотреть на генерала выжидательно, и Волгин закончил:

– Всё обошлось, наши парни не сплоховали и заставили агрессора обратиться в бегство.

– Догнали?

– Нет.

– Значит, он в любой момент может повторить атаку.

– Парни бдят.

– Как они связались с нами? Из озера?

– Через наш модуль. «Глазастик» подвергся нападению…

– Дьявол! Короче! «Мистик» напал?!

– Нет, напал робот того же класса. В этот момент подоспели наши парни на «Крабе» и сбили американца. После чего вышли на связь с помощью манипуляторов.

– Каким образом?

– Азбука Морзе: начали стучать по корпусу робота манипуляторами. К счастью, наш посланец полковник Мясоедов Кирилл Григорьевич знает азбуку.

Евтюх покачал головой, разгладил морщины на лбу.

– Хитро… значит, он уже на месте. Что ж, хорошее известие, генерал, если не считать того, что на хвосте у наших парней сидят американцы. Кстати, почему ты уверен, что это именно американцы?

– Потому что ни одна другая страна не имеет аппаратов, аналогичных нашим. Теперь о прочих событиях, связанных с проблемой Антарктиды. К материку подходит американский авианосец «Трамп», и таким образом там образуется неслабое корабельное соединение: авианосец, два эсминца, две подлодки и корабль технической поддержки. Мы же имеем один эсминец, крейсер и подлодку. Числа пятого туда подойдёт корабль сопровождения «Дон».

– Мы не собираемся ни с кем воевать. Я надеюсь, присутствие «Кузнецова» возле берегов Антарктиды охладит горячие головы в Пентагоне. Другое дело – прикрытие станции «Южный полюс». Что предпринято?

– Предлагаю отправить туда группу арктического спецназа. Самолёт полетит первого-второго января забрать компьютерщика и доставить кое-какие грузы, успеем подготовить.

Евтюх застыл, впадая в прострацию, заворожённый подмигивающим глазком скайпа: жена пыталась уточнить, когда ждать мужа. Захотелось принять ванну и рухнуть на диван перед телевизором.

Волгин кашлянул.

Министр с трудом вернулся к действительности.

– Хорошо, я подпишу приказ. У тебя всё?

– Подтвердились подозрения насчёт директора Фонда перспективных исследований, установлены его связи с американцами, можем брать.

– Передайте это дело федералам, у нас и без того проблем хватает.

– Слушаюсь.

– Антарктиду нельзя профукать, генерал, как когда-то царь Аляску. Нам этого не простят.

– Надеюсь, не президент?

– Президенты приходят и уходят, а народ остаётся. Мы перед ним в неоплатном долгу. Держите меня в курсе. Всё, что требуется группе, – отправлять немедленно!

– Слушаюсь.

– До завтра, Мирон Андреевич.

Волгин пожал руку Евтюху, направился к двери, но министр остановил его:

– Да, чуть не забыл: надо быть готовыми в любой момент забрать экипаж «Краба». Вариант предусмотрели?

– Так точно, Петрян Павлович, через штольню во льду, по которой мы спускали в воду «Глазастик».

– А если американцы разрушат-таки шахтный стояк?

Волгин задумался на мгновение, вскинул заблестевшие глаза на министра.

– Не разрушат, Петрян Павлович, гарантирую. – Волгин подумал. – Костьми лягу!

– Костьми не надо, – проворчал Евтюх. – Кому я доверю Управление? Идите.

Волгин вышел.

Министр включил скайп. В окошке монитора возникло лицо жены.

– Петрян, ты еще на работе?

– Заканчиваю.

– Тебя ждать?

– Ждать, – улыбнулся Евтюх, чувствуя, как на сердце становится теплей.

Море Амундсена, 70 километров западнее Антарктиды 31 декабря

Адмирал Джек Эс. Флинт, по легенде – праправнук великого пирата восемнадцатого века капитана Джозефа Флинта, поднёс ко рту стаканчик шотландского виски «Келвин Бридж», когда ему позвонили с мостика и голос старшего помощника капитана второго ранга Фреда Дюммеля доложил:

– Адмирал, мы вошли в точку «А». Прикажете действовать по стандарту?

– Стоп машина, – сказал Джек Эс. Флинт, опрокидывая в рот стопочку, удовлетворённо облизнулся, пригладил пальцем бакенбарды, бывшие предметом насмешек всего экипажа авианосца. – Сейчас поднимусь к вам.

Авианосец «Трамп», новейший американский корабль проекта CVN-77 водоизмещением в сто тысяч тонн, начал замедлять ход.

Гигант был спущен на воду всего три года назад и представлял собой суперкорабль, управляемый и обслуживаемый экипажем численностью в две с половиной тысячи человек. Его длина достигала трёхсот двадцати метров, ширина верхней палубы – сорока восьми, максимальная скорость приближалась к тридцати пяти узлам.

Основной авиаотряд корабля численностью девяносто машин состоял из самолётов F-18F «Супер Хорнет» и новых F-35С «Лайтнинг», расположенных на десяти палубах; всего же палуб на авианосце насчитывалось двадцать пять.

Кроме «Лайтнингов», способных наносить удары по объектам наземной инфраструктуры, на борту корабля находилось три десятка беспилотников, в том числе ударные.

С воздуха корабль защищал зенитно-ракетный комплекс «Пэтриот» с ракетами «SM-2» и «SM-3» «Стандарт», но главным достоинством «Трампа» являлась корабельная многофункциональная, боевая, информационно-управляющая система «Иджис», позволяющая отслеживать сразу до сотни целей, управлять десятками самолётов и обстреливать два десятка целей.

Конечно, при всех размерах, достоинствах и наличии боевых компьютерных модулей авианосец являлся оружием скорее карательным, пугающим, нежели эффективным, для реального боя он был малопригоден, так как его надо было охранять целому отряду вспомогательных кораблей. Он не мог контролировать зону боевых действий сразу на сверхнизких и космических высотах, не имея, по сути, защиты от новейших гиперзвуковых ракет и торпед. Чтобы его потопить, требовалось всего четыре российские ракеты «Калибр» или те же четыре подводные ракетоторпеды «Шквал-ДД». Или одна «БраМос» с ядерным боезарядом.

Но капитан «Трампа» адмирал Джек Эс. Флинт был настолько уверен в превосходстве американской техники над российской, что мысли не допускал о возможности противостояния. Ни один корабль в мире он противником для «Трампа» не считал. И когда ему доложили о приближении к Антарктиде российского атомного крейсера «Адмирал Кузнецов», адмирал лишь пренебрежительно скривил губы, ответив помощнику поговоркой: «комары против ветра не летают».

Получив сообщение о прибытии в район назначения, Флинт накинул куртку и поднялся в ходовую рубку авианосца.

«Трамп» от других авианосцев отличался ещё и тем, что все его рубки – ходовая, оперативная и боевая – находились в одной надстройке с уменьшенной эффективной поверхностью рассеяния радиоволн, что намного снижало заметность корабля, поэтому капитану не надо было напрягаться, бегая от рубки к рубке во время каких-либо учений.

Эллипс ходовой рубки опоясывала полоса прозрачного панорамного окна, позволяющего видеть практически всю верхнюю палубу и наблюдать за курсом. С высоты в тридцать метров была видна узкая белая полоска слева по борту – мыс Пойнсетт и сизое море в белых барашках волн.

Флинт невольно поёжился, хотя в рубке было тепло.

Заметивший его жест старпом проговорил виноватым тоном:

– Температура за бортом минус три градуса[33], сэр, плюс ветер семь метров в секунду.

– Цветочки, – проворчал капитан. – Где «Кузнецов»?

– Вошёл в море Росса, сэр.

– Наши эсминцы?

– Наблюдают за ним.

– Доложите обстановку на материке.

– Наши парни запустили робота из озера Белла в озеро Восток, ответа пока нет. На станцию «Уилланс» высадился десант морской пехоты, официально – для защиты проекта ЕКА, фактически – для укрепления базы и возможности военного манёвра для захвата всех южных провинций Антарктиды, в том числе – российского сектора.

Флинт бросил взгляд на верхнюю палубу, на которой бригада пуска готовила к полёту один из «Супер Хорнетов» и беспилотник, кивнул.

Проектом ЕКА называлась имитация марсианской экспедиции, вторая по счёту, готовившая экипажи Европейского космического агентства для полёта на Марс. Первую, запущенную европейскими специалистами на британской антарктической станции «Холи-6», пришлось свернуть из-за технических просчётов. Вторая, контролируемая специалистами НАСА, была готова начать работу.

– И ещё одна новость, – добавил старпом с прежним виноватым видом. – Из РУМО сообщают, что в морях Антарктиды тайно крутится русский атомоход «Грозный», получивший прозвище «истребитель подлодок».

Флинт пренебрежительно повёл подбородком.

– Наша разведка любит преувеличивать. На всякий случай поднимите в воздух «вертушки». Что у нас по плану?

– Запуск беспилотника на льды озера Восток, сэр.

– Приступайте.

– Сэр, эсминец «Франклин» тоже запускал дрон… и его сбили.

– Пусть попробуют сбить наш, – осклабился капитан Флинт.

Серый крест беспилотного аппарата взлетел в ярко-голубое антарктическое небо.

Солнце, висевшее над туманно-размытым горизонтом, светило вовсю, но согреть ни ледяной материк, ни моря вокруг не могло. Даже летом температура воздуха над Антарктидой и её береговой линией редко поднималась выше трёх градусов по Фаренгейту.

Дрон превратился в сверкающую точку, скрылся в белом сиянии льдов на юго-западе.

Капитан прошёлся вдоль пультов ходовой рубки, не обращая внимания на вытягивающихся перед ним офицеров, операторов дежурной смены, буркнул:

– Буду у себя. Докладывайте обстановку.

Помощник встал по стойке «смирно», провожая глазами капитана.

Расположившись в своей каюте, Флинт снова расслабился, налил себе виски, устроился на мягком диване, жестом включая плиту «Панасоника» на стене. Телевизор, поймав сигнал от спутника, предложил хозяину фильм с участием оскароносного Ди Каприо в главной роли. Но драма капитана не увлекла, и он задремал со стаканом в руке. Проснулся от звоночка включённого селектора:

– Сэр, разрешите доложить?

Флинт разлепил веки, сел, допил виски.

– Докладывайте.

– Связь с беспилотником прервалась.

– В чём дело?

– Неизвестно, сэр. Он просто перестал отвечать.

– Запросите спутники.

– Спутники зафиксировали пуск ракеты с борта русского крейсера в сторону юго-запада Антарктиды… после чего беспилотник и перестал передавать сигнал.

Лёгкая эйфорическая расслабленность, вызванная стаканом виски, прошла. Флинт озадаченно посмотрел на героя картины, сражавшегося с медведем, выключил телевизор.

– Запустите второй дрон, Фред.

– Сэр, русские сбили дрон! Это очевидно. Мало того, мы получили предупреждение, что они объявили бесполётную зону над своим сектором, включая район озера Восток.

– Что?! – До Флинта не сразу дошёл смысл сказанного. – Они установили… бесполётную зону?!

– Так точно, сэр.

– Наглецы! Депешу на базу! Нам объявили войну! Я им покажу, кто здесь хозяин! Немедленно… впрочем, ждите, я иду к вам.

Флинт выскочил из каюты, забыв про виски, про включённый телевизор и про тёплую куртку, ещё не представляя, что будет делать дальше.

Антарктида, тоннель подо льдами 31 декабря

Сутки «Мистик» плыл по тоннелю, не встретив ни ледяных пробок, ни таинственной русской мини-субмарины, обладавшей грозным оружием – лазером. Полковник Девенпорт ворчал по этому поводу, что их группу тоже могли бы вооружить получше, хотя бы встроить в нижний корпус батиплава гранатомёт, однако изменить что-либо было уже поздно, и к полковнику прислушивались вполуха. Своей ненавистью к русским он уже всем надоел.

Спать в кабине батиплава было не на чем, подвесных или иных коек она не имела, поэтому приходилось терпеть связанные с этим неудобства и устраиваться на сиденьях, кто как мог.

Девенпорт первым сообразил, что одному человеку можно расположиться на полу кабины, и воспользовался этим на третьи сутки похода, подстелив под себя два запасных комбинезона и куртку. Остальные члены группы спали сидя.

Ночью с тридцатого на тридцать первое декабря выплыли в озеро. По расчётам, это и был искомый Восток, исследуемый русскими полярниками не один десяток лет, но Ренделл привык опираться на точные данные, а не на математические расчёты и здравый смысл, и заставил пассажиров проверить пройденный путь, сравнив его с программой, заложенной в компьютер «Мистика», и только после этого объявил:

– Мы на месте. До цели около десяти миль.

На карте, высвеченной на курсовом планшете, показывающей контуры подлёдного озера, загорелась красная звёздочка.

– Вот мы, вот цель. – Правее звёздочки, почти на изгибистой линии, обозначающей «берег» озера, где дно упиралось в массив льда, засветилось синее колечко. – Ищем наш «Хоув», он уже должен находиться здесь, выясняем, повредил ли он русский робот, и плывём к Куполу. Сэр? – Ренделл посмотрел на Форестера. – Хотите что-нибудь добавить?

– Надо побыстрее двигаться к Куполу, – мрачно сказал Девенпорт. – Пока русские не объявили его какой-либо международной реликвией или памятником старины.

– Действуйте, Марк, – вежливо сказал глава экспедиции, не отвечая на слова полковника. – Чем быстрее мы найдём наш модуль, тем раньше начнём основную работу.

– Но русский «Краб» прибыл в озеро раньше! – сдвинул брови Девенпорт. – И он не станет ждать, пока мы будем искать модуль.

– Что вы предлагаете, Гленн?

– Идти к Куполу и при первом же обнаружении русской подлодки атаковать её!

– Мы уже пытались, – заикнулся бортинженер Бен Киршнер.

– Плохо пытались! Если бы я командовал сбросом гранаты, мы бы не промахнулись.

– И всё же, Гленн, при всём уважении, идём искать модуль. Очень осторожно, не выдавая себя. Русскими подводниками займёмся позже.

– Но, сэр…

– Гленн, за исход операции отвечаю я, – скромно, но твёрдо сказал Форестер, выставив вперёд свой выдающийся подбородок. – Давайте не будем спорить.

Девенпорт нехотя кинул к виску два пальца.

– Есть, сэр.

«Мистик» двинулся вдоль «береговой» линии, между свисающим с «неба» бугристым слоем льда, белёсым, непрозрачным, и не менее бугристым, но другого цвета – жёлто-коричневого, дном озера. Операторы застыли у экранов системы слежения и управления. Притихли и пассажиры, вглядываясь в экраны, показывающие то проплывающие мимо щелястые стены, то холмы и рытвины, то ледяные натёки.

Девенпорт был мрачен, изредка проверяя, лежит ли на полу рядом с ним подводный автомат, хотя для того, чтобы им воспользоваться, надо было надеть водолазный костюм и выйти наружу.

Его крупногабаритный спутник лейтенант Думкопф сидел в абсолютной неподвижности, как статуя. Иногда казалось, что он вообще не дышит.

Форестер тоже вёл себя тихо, словно мелкий чиновник Госдепа во время прихода проверочной комиссии по этике, но в глазах его билась мысль, и Ренделл, ловя взгляд руководителя экспедиции, ёжился, чувствуя внутреннюю силу этого человека. Встречи с русской мини-подлодкой он почему-то не боялся, не веря заявлениям Девенпорта об «агрессивности русских», а вот загадочного сооружения на дне озера, вокруг которого и завязалась драма с его идентификацией и присвоением, побаивался, чуя в нём некую угрозу всему известному укладу жизни.

Следовавший за батиплавом объект первым обнаружил бортинженер:

– Кэп, за нами плывёт какая-то рыба…

Ренделл впился глазами в зеленовато светящийся экран сонара заднего обзора. Поле свечения было ровным, на нём лишь изредка проступали коричневые тени – отражение ультразвукового луча от неровностей «берега», искорками выделяя объекты, издающие «шумы». Такой искоркой оказалась и «рыба», замеченная Киршнером.

– Не может быть! – сказал моторист.

– Русские! – возбудился Девенпорт, хватая с пола автомат.

Но это были не русские.

– Восемь футов, – пробормотал Ренделл. – Длина восемь футов, ширина – шесть…

– Акула? – не поверил сам себе моторист.

«Мистик» начал замедлять ход.

Остановилась и «акула», следовавшая за ним, как бы ожидая, что станет делать идущий впереди аппарат.

– Скат! – сказал бортинженер. – Это же скат, посмотрите на его профиль: он плоский!

Компьютер высветил на экране изображение неизвестного существа. Оно и в самом деле напоминало морского ската – манту с его ушастой головой и «крыльями» плавников.

– Фагоцитола, – пробормотал Форестер.

– Что вы сказали? – повернулся к нему Ренделл.

– Это не живое существо – модуль наблюдения.

– Русский?

– Не думаю.

– Но и не наш, наш давно отозвался бы на запрос «свой-чужой».

– Надо его захватить! – воскликнул Девенпорт.

– У нас нет ни сетей, ни ловушек, ни приспособлений, – робко заметил Киршнер.

– Манипуляторами!

– Сэр? – оглянулся на Форестера капитан.

– Идея неплохая, – согласился начальник экспедиции. – Но лучше его не трогать, тем более что это действительно может быть фагоцитола.

– Сторож?

– Часовой, наблюдатель, сторож. Купол охраняется, надо быть готовыми ко всему.

– С чего вы взяли, что Купол охраняется? – с недоумением спросил Девенпорт.

– Знаю, – обозначил свою бледную улыбку Форестер. – Было бы странно, если бы такие объекты не охранялись.

– Но ведь развалинам тысячи и тысячи лет! Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Гленн, и тем не менее есть мнение, что развалины подо льдами Антарктиды защищены. Не все, разумеется, только сохранившие работоспособность.

– И вы полагаете, что Купол…

– Рабочая станция, иначе нас не послали бы сюда с важной миссией.

Девенпорт покачал головой. В его водянистых глазах впервые появился проблеск задумчивости.

– Вы знаете больше, чем я, Генри. Купол – станция? – Полковник фыркнул. – Космическая? Метрополитена? Чья? Русских?

– Антарктов, – с усмешкой, сочетавшей сожаление, некое знание, иронию, ответил Форестер. – Вам давали тот же материал, что и мне, Гленн, я просто делаю выводы. Цивилизация на Антарктиде была, это абсолютно ясно, вы не можете отрицать факты.

Девенпорт попытался собрать морщины на лбу, но думать было не его стихией, и он буркнул:

– Марк, попробуйте.

Ренделл развернул аппарат, но пока «Мистик» довольно неуклюже выполнял танцевальное па, неведомый обитатель озера, похожий на ската, исчез. Двигался он намного свободнее и быстрее батиплава.

Сделав ещё круг, капитан вернул аппарат на прежний курс. Через час на экране сонара возникло опухолевидное образование, окружённое сеточкой «вен», и бортинженер нервно потёр ладонь о ладонь:

– Купол!

Это и в самом деле был загадочный объект, обнаруженный русским роботом на дне озера, ради изучения и присвоения которого военные ведомства США и России не пожалели сил и средств.

– Колонна! – ткнул пальцем в экран Ренделл.

– Здесь где-то должен прятаться наш «Хаув», – сказал Девенпорт. – Ищите.

«Мистик» приблизился к скале, напоминавшей обелиск.

Телекамера аппарата выхватила из темноты полосы желтоватой мути, окружавшие основание скалы, похожее на коровье вымя, и небольшую воронку, из которой торчали какие-то красноватые вздутия, похожие на бочки.

– Год демент! – выругался Девенпорт; это было его любимым выражением. – Модуль?!

Ренделл опустил аппарат пониже.

– Точно, наш модуль! Что здесь произошло?!

– Его сбили русские! – злобно ощерился Девенпорт, потрясая автоматом. – Их надо найти и уничтожить! Они где-то недалеко!

– Успокойтесь, Гленн. – Форестер оглядел мерцающие экраны. – Предлагаю установить на Куполе флаг, а потом заняться русскими. Хотя я считаю, что нам следует притаиться поблизости и ждать.

– Чего? – не понял полковник.

– Во-первых, у русских преимущество: у них в озере два аппарата – «Краб» и робот. Во-вторых, если я не ошибаюсь, активировалась система защиты Купола, и она обязательно отреагирует на возню русских. Их аппараты отвлекут на себя защиту Купола, а мы понаблюдаем.

– Почему вы так уверены, что активировалась защита этого сооружения? Откуда вы вообще знаете такие вещи? Я внимательно проштудировал материал по Куполу, там ни слова о каких-то фагоцитах и защите.

– Генетическая память, – рассмеялся, почти не разжимая губ, Форестер. – Может быть, я потомок атлантов… э-э, я хотел сказать, антарктов.

– Вы шутите?

Форестер, не отвечая полковнику, кивнул капитану:

– Марк, выполняйте приказ.

«Мистик» двинулся к двухсотметровой опухоли Купола…

Антарктида, озеро Восток 31 декабря

Придуманный Дрёмовым способ связи с полярниками станции «Южный полюс» был не слишком информативен, передавать удавалось с помощью постукивания манипуляторами по корпусу «Глазастика» только короткие фразы, тем не менее экипаж «Краба» воспрял духом и приготовился выполнять основное задание руководства – изучать Купол, Колонну и щупальцевидные валы, сбегающие со склонов холма и представлявшие своды огромных труб, полускрытых илом.

Об инциденте с нападением американского подводного робота на «Глазастик» было доложено наверх, но поскольку в озере мог находиться и батиплав покрупнее – «Мистик», расслабляться нельзя было ни на минуту. «Краб» не просто ползал по дну озера, выполняя сложные манипуляции по воле капитана, но и бдительно всматривался в толщи вод телекамерами и радарами, позволявшими контролировать зону вокруг аппарата в радиусе сотни метров.

Перед обедом подплыли к выпускному кессону шахты, похожему на громадный коровий сосок, из которого торчала антенна связи с «Глазастиком», и получили спущенную сверху посылку: контейнер с консервами и водой, два баллона с жидким кислородом и запасной регенератор воздуха. Кроме того, в контейнере оказалась ультразвуковая пушка, бьющая под водой на полсотни метров и способная привести в бессознательное состояние любого подводника-диверсанта.

К пушке была приложена инструкция по эксплуатации и креплению на корпусе батиплава, но для этого надо было выйти из кабины в водолазных костюмах, и Вербов наметил установку «ультрика» через сутки – после празднования Нового года.

Праздника никакого особенно не планировали, решили ровно в полночь по Москве поднять стаканы с минералкой и соками и крикнуть «ура».

Вернувшись к месту расположения Купола, «Краб» удачно отломал манипуляторами кусочек Колонны, что не удавалось сделать «Глазастику», после чего приступил к очищению от ила части трубы, которую и венчал этот удивительный подводный обелиск.

Однако вскоре пришлось прервать этот процесс.

Во-первых, потому что струя воды под давлением, с помощью которой и смывали ил, подняла облако мути, скрывшее и трубу, и основание Колонны, и видимость резко ухудшилась. Во-вторых, экипаж заметил движение за облаком мути, и компьютер высветил на экране капитана изображение существа, которого никто не ожидал увидеть в безжизненных глубинах подлёдного озера.

Формой существо напоминало морского ската, двигалось оно с той же изящной естественностью, гибкостью и свободой, очень быстро и плавно, и исчезло в темноте, как только на него упал луч сонара, озадачив своим появлением и поведением всех находившихся на борту «Краба» людей.

Сначала Вербов подумал, что они наткнулись на американскую мини-субмарину, сумевшую пробраться в озеро вслед за «Крабом». Но размеры объекта были скромнее, а когда компьютер изобразил форму ската, стало понятно, что в водах озера есть жизнь.

Возбудился больше всех Пальковский.

– Это НПО! Наши подводники видели такой в Арктике! Это подтверждает мою теорию!

– У вас есть теория? – с интересом посмотрел на взволнованного учёного Дрёмов.

– Чем я хуже других! Не я создал, но я поддерживаю. На Земле, кроме человека, живут и другие разумные существа, а НЛО, НПО и прочие аномальные проявления – результат их деятельности.

– Гипотеза далеко не новая.

– Да, согласен, она неоригинальна, хотя фактов собрано предостаточно.

– Вы считаете, что ваша… гм, параллельная цивилизация обосновалась в Антарктиде?

– Она обосновалась на всех континентах, в подземельях, в тоннелях и в труднодоступных районах планеты, в том числе и в Антарктиде.

Дрёмов подмигнул Вербову.

– По-вашему, в озере мы наткнулись на убежище этих параллельников?

– А разве нет? Ни одно живое существо, кроме разве что бактерий, не способно выжить подо льдом без света и тепла, при гигантском давлении. Мы видели не рыбу, не ската, мы видели представителя разумной формы жизни, встревоженной нашим появлением.

– Вы думаете, нам угрожает опасность?

– Боюсь, мы сами представляем опасность для хозяев, и они вполне способны нас… попросить отсюда.

– То есть напасть?

– Да!

Дрёмов снова подмигнул Вербову, не знавшему, как отнестись к словам Пальковского, но внезапно отреагировала на них Инга:

– Ситуация такова, мужчины. Мы не одни в озере. Кроме нас, сюда проникли американцы, что уже плохо, а уж если здесь обитают параллельники, как утверждает уважаемый Андрон Рифгатович, я объявляю режим ЧС и принимаю командование группой и экипажем на себя! Вот мои полномочия.

Инга вынула из кармашка комбинезона красно-чёрную книжечку, раскрыла, протянула Вербову.

Денис взял удостоверение, прочитал про себя: «Полковник ФСБ по особым поручениям Вершинина Инга Максимовна. Полномочия уровня ВЧК-А: право отмены приказов до званий генерал-лейтенанта».

Он поднял глаза на девушку, пошевелил губами.

– Что там? – полюбопытствовал Лобанов.

– Карт-бланш, – пробормотал Вербов, с усилием выходя из состояния транса. – Товарищ полковник…

– Майор, – поправил его Лобанов.

– Она полковник ЧК ФСБ.

– Оп-ля! – Лобанов выпрямился. – Ничего себе сюрпрайз! Поздравляю, товарищ май… полковник. Я так понимаю, у нас смена властной вертикали?

Вербов сделал бесстрастное лицо, привстал, вернул удостоверение.

– Готов выполнить любой ваш приказ.

– Не обижайтесь, майор, – мягко сказала девушка. – Я не собираюсь узурпировать власть и командовать там, где я не компетентна. Действуйте так же, как действовали раньше. Давайте только окончательно определим стратегию нашего поведения в данной ситуации.

Вербов сел поудобнее.

– Слушаю.

– Наша миссия проста…

– Исследовать Купол! – вырвалось у Пальковского. Он увидел сдвинутые брови Вербова, виновато вытянул ладони перед собой. – Извините, я просто нервничаю.

– Наша миссия проста, – повторила Инга, – не допустить американцев к найденному объекту и не позволить им хозяйничать в озере. Исследование артефактов – важная часть экспедиции, но далеко не главная в данный момент, тем более что оставаться в озере долгое время мы не сможем. Повторить? – Она посмотрела на каждого из мужчин по очереди.

– Не надо, – сказал Вербов.

– Хотелось бы всё-таки пройтись по деталям, – сказал Лобанов.

– По нашим прикидкам, Колонна может служить шлюзом или тамбуром для входа в сеть трубопроводов, исходящих из Купола.

– По чьим прикидкам, простите? – хмыкнул Лобанов.

– Аналитиков «конторы», – пожала плечами Вершинина, посмотрела на Пальковского. – В изучении этого вопроса участвовали и ваши коллеги, Андрон Рифгатович, в том числе директор департамента Рогожин.

– Это была моя идея, – пробормотал Пальковский. – Рогожин её просто озвучил. Но о результатах ваших совещаний мне не говорили.

– Вы хотите сказать, что нам предстоит штурмовать Колонну? – спросил Дрёмов деликатно.

– Попытаться открыть тамбур, если он существует.

– Будет очень непросто отгонять американцев и одновременно искать вход.

– Других вариантов нет, – отрезала Инга. – Капитан, идём к Колонне.

– Слушаюсь, товарищ полковник! – лихо отчеканил Лобанов, бросив на Вербова насмешливый взгляд.

Передали наверх – тем же способом, что и раньше, – сообщение о продолжении экспедиции, и «Краб» отправился обратно к Куполу, полный надежд, сомнений и ожиданий интересных событий.

События не заставили себя ждать.

Сначала камеры аппарата зафиксировали некую передвигавшуюся в воде тень, потом компьютер синтезировал изображение объекта, сложив все отражения в единую композицию, и экипаж батиплава увидел знакомый силуэт ската.

– Вам не кажется, что это всё-таки живой объект? – спросил Дрёмов у Пальковского.

– Воды озера практически безжизненны! – возразил специалист по НЛО. – До этого в них встречались только бактерии.

Они заспорили.

– Ясно одно, – сказал Лобанов, – за нами следят. И не важно, живые это существа или искусственные. Главное, чтобы они нам не мешали.

– Работаем, – сказала Инга, когда взгляды мужчин скрестились на ней.

Тень ската исчезла. Хотя неуютное ощущение подглядывания осталось. Списать появление подводного обитателя на галлюцинации или на приборные флуктуации было нельзя. В озере действительно водились плавающие как рыбы объекты, и градус нервного напряжения в кабине «Краба» повысился.

Через полтора часа добрались до Колонны, словно часовой охранявшей массив Купола и его щупальца-трубы.

Батиплава американцев видно не было, в радиусе ста метров вокруг опухоли Купола вода казалась абсолютно чистой и прозрачной.

– Ох, чую – прячется эта тварь неподалёку! – процедил сквозь зубы Лобанов. – Жаль, что у нас нет торпедного аппарата.

Вербову тоже казалось, что за «Крабом» ведётся наблюдение, и он тоже пожалел об отсутствии на борту серьёзного оружия, однако первым стрелять по подлодке противника он бы не стал ни при каких обстоятельствах. В душе таилась надежда, что не весь экипаж «Мистика» одобрял приказы командиров ликвидировать русский аппарат.

«Краб» дождался, пока осядет облако мути у подножия Колонны, опустился ниже, снова включил водомёт.

В свете прожектора сверкнул металл – там, где струя воды сняла иловое наслоение.

– Железяка! – прокомментировал бортинженер.

– Ниже опуститься нельзя? – обратился возбуждённый, жарко дышащий ему в затылок Пальковский. – Видите, на чём стоит Колонна? Это же и в самом деле настоящий тамбур!

Действительно, выпуклый край трубы, из которой торчал обелиск, формой напоминал коровье вымя и был разделён надвое зубчатой полосой, похожей на молнию.

– Осторожнее, – буркнул Вербов, покосившись на Ингу.

Девушка не прореагировала, и Лобанов начал опускать аппарат в облако мути.

И тотчас же закричал моторист:

– Кэп, дятел на макушке!

Лобанов отреагировал мгновенно: скинул изображение верхней телекамеры на главный экран, развернул лазер так, чтобы он мог светить вверх, и дёрнул моторы аппарата «враздрай»: левый водомёт – вправо, правый – влево.

«Краб» с тяжеловесной грацией повернулся вокруг оси, пропуская мимо опускавшийся сверху предмет размером с человеческую голову, но формой напоминавший огурец.

– Опять бомба! – охнул бортинженер.

– Проявились, черти рогатые! – скрипнул зубами Лобанов, ворочая рулями; «Краб» повело боком. – Подстерегли-таки нас!

– Надо было установить «ультрик», – тихо проговорила Инга.

Вербов не ответил, понимая, что она права. Лазер нельзя было считать оружием, а воспользоваться для отпора подводными автоматами можно было лишь после выхода в воду.

Лазер выпустил очередь воздушных пузырей – след луча, нагревающего воду, унёсшегося к тёмной глыбе американского батиплава, что завис над «Крабом» на высоте шестидесяти метров.

Глыба стала таять, растворяться в темноте, мини-подлодка поспешно всплывала, не рискуя схватиться с «Крабом» «врукопашную».

«Огурец» гранаты исчез в облаке мути, на глубине всего десяти метров под «Крабом».

Господи, пронеси! – мелькнуло в голове Вербова.

Не пронесло.

Внизу вспыхнул пузырь жёлто-оранжевого пламени, распадаясь на мутные коричневые струи, по корпусу аппарата гулко ударила невидимая кувалда.

Все пассажиры послетали с сидений на пол и друг на друга.

К счастью, от взрывной волны кабину с экипажем прикрыл нижний корпус батиплава, и она уцелела, но моторное отделение смялось от гидравлического удара, и батиплав отбросило на шпиль Колонны. С длинным скрежетом, от которого у Вербова похолодела спина, аппарат начал соскальзывать по обелиску Колонны к её вздутому основанию. Свет в кабине погас, за ним вырубились экраны. Наступила темнота.

– Аварийка! – рявкнул невидимый Лобанов.

Компьютер включил аварийную линию подачи энергии.

Заработали телекамеры.

Стало видно, что «Краб» носом летит в «коровье вымя» Колонны и вот-вот врежется.

– Тормози! – Вербов метнулся к Инге, удержал девушку, начавшую падать в нос кабины, за плечи, прижал к себе.

– Нечем тормозить! – прохрипел Лобанов.

– Разобьёмся! – пискнул Пальковский.

– Держитесь!

Однако случилось то, чего никто не ожидал.

По «сшивной молнии» на округлом выступе «вымени» пробежала струйка голубого огня, выступ раздался в стороны двумя крыльями гигантского жука, и «Краб» ухнул в серебристое сияние клуба воздушных пузырей, вылетевших из выступа в воду. С гулом, грохотом и скрежетом струя воды внесла батиплав сквозь облако пузырей внутрь трубы, и экраны аппарата снова ослепли. В кабине наступила полная темнота. Лишь на панели управления тлела россыпь красных огней, сигнализирующих о бедственном состоянии оборудования «Краба».

Скрежет стих. Стали слышны стоны металла, бульканье, тихие щелчки. Батиплав осел на бок. Стоны металла и прочие звуки стихли.

– Пусти, – прошептала Инга, прижатая Вербовым к полу кабины.

Он разжал руки, помог ей подняться на ноги.

– Вот паскудство! – раздался голос Лобанова. – Я, кажется, ребро сломал. Ваня, Володя?

– Здесь мы, – ответил Пинчук, ворочаясь между сиденьями.

– Живы?

– Левым глазом не вижу, удачно приложился.

– Правым видишь?

– Так темно же…

– Контроль фунциклирования!

– Щас, только сяду на место.

– Андрон Рифгатович? – позвал Вербов. – Виктор Степанович?

– Всё в порядке, – отозвался археолог.

– Что произошло? – просипел Пальковский.

– Нас внесло в трубу под Колонной, – сказал Лобанов, выравнивая свою «рабочую станцию».

– Я думал – нас гранатой разорвало!

– Смят нижний корпус, мы лишились хода и сидим на аварийке.

– Где сидим?

– В трубе. Сейчас посмотрим, куда нас занесло.

По кабине разнеслись шорохи, скрипы, позвякиванье, стук: пассажиры устраивались на своих местах, хотя сидеть стало неудобно: крен батиплава достигал тридцати градусов, и сиденья торчали косо.

– Надо будет подсказать конструкторам, – проворчал Пальковский.

– Что подсказать? – не понял Дрёмов.

– Чтобы они предусмотрели на всех сиденьях ремни безопасности, как на автомобилях, и регулировку положения сидений.

– Кто же знал, что нам придётся воевать?

– Макс, – позвал Вербов, – давай я тебя осмотрю.

– Зачем?

– Ты же сказал – ребро сломал.

– Пройдёт, да и не врач ты, майор. Осмотримся – займусь лечением.

Над панелью управления загорелся транспарант: «Реактор заглушен. Режим ЧП».

По панели разбежались огни индикаторов, преимущественно красные и оранжевые плюс один фиолетовый – светлячок включения аккумуляторов.

Лобанов щёлкнул тумблером.

Включился носовой прожектор. Засветились экраны.

«Краб» лежал на боку, его правая телекамера не работала, левая показывала серо-синего цвета нишу, проросшую неровными узкими полосами наподобие корней дерева на поверхности земли. По сути, это был потолок помещения, в котором оказался батиплав. Передняя телекамера отражала само помещение, стены которого представляли собой пласты перепонок и чешуй.

Углубление пола, в котором лежал батиплав, напоминало корыто, заполненное водой. Но весь этот необычный объём заполнял воздух. Вода, хлынувшая в «коровье вымя» под Колонной, куда-то ушла.

– Где мы? – осведомился Вербов после минутного молчания.

– Внутри чужого владения, – ответил Лобанов. – Не знаю, по чьей воле. Может быть, взрыв гранаты инициировал включение местной автоматики?

Никто ему не ответил. Благодаря невероятному стечению обстоятельств «Краб» и в самом деле оказался внутри таинственного сооружения, названного Куполом. Однако ни один учёный не смог бы сейчас сказать, что оно собой представляет.

– Товарищ полковник? – оглянулся Лобанов. – Отступать некуда.

– Не имеем права мы отступать, – буркнул Пальковский.

– Денис, что скажешь? – проговорила Инга.

– Предлагаю обследовать эту пещеру, – сказал Лобанов тоном эксперта-спелеолога. – Всё равно других вариантов нет.

– Сначала досконально изучим обстановку, – сухо сказал Вербов. – Подсчитаем запасы. «Краб» повреждён, значит, нам придётся самим как-то добираться до шахты и подниматься вверх. Помочь нам не сможет никто.

– Американцы, – вежливо сказал Дрёмов.

Лобанов дёрнулся в его сторону, охнул: у него действительно болела грудь.

– Американцы дважды пытались нас угрохать, о чём вы говорите?

– Будем надеяться только на себя, – закончил Вербов.

Антарктида, море Дюрвиля 1 января

Погода оставалась неприятной для матросов: порывами дул пронизывающий до костей холодный ветер, и в воздухе носились снежинки, предвещая затеять нечто вроде метели на море.

Адмирал Джек Эс. Флинт грыз кончик сигары, глядел с высоты ходовой рубки на лётную палубу, где матросы готовили к полёту ещё один беспилотник, и думал, что доложить командующему южным флотом о сложившейся ситуации.

Подошёл помощник.

– Сэр, получена радиограмма с базы.

– Слушаю, – буркнул капитан.

– К нам вышел ещё один эсминец «Луизиана» под командованием капитана Смита.

– Зачем? Мы и так превосходим группировку русских.

– На борту «Луизианы» наш новейший комплекс РЭБ «Блиндинг»[34].

– Ну и что?

– Русские сбили наш дрон, включив свой комплекс «Красуха-5». Мы ответим тем же. Они ждут самолёт из Владивостока. И ещё, сэр, нам приказано соблюдать директиву ООН о бесполётной зоне над русским сектором, вплоть до разрешения из Вашингтона.

– Плевать мне на разрешения политиков! Я подчиняюсь Фенхелю.

Помощник помолчал.

– Прошу прощения, капитан, дрон посылать будем?

Флинт выдержал паузу.

Авианосец обогнул мыс Адэр и находился в десяти милях от береговых льдов, собираясь войти в море Росса. Где-то там дрейфовал российский крейсер «Адмирал Кузнецов», и встречаться с ним не хотелось.

– От наших парней в озере Восток есть что-нибудь?

– Никак нет, сэр, – виновато развёл руками Дюммель. – Последнее сообщение пришло с борта эсминца «Франклин»: батиплав вышел в озеро.

– Пришла пора активно подключиться к операции. Запускайте дрон.

– Как обычно, MQ-5В?

– Пошлите дрон помощней, лучше Х-47В[35].

– Его собьют…

– Тогда пошлём пару штурмовиков, пусть попробуют сбить их!

– Как прикажете, сэр.

Матросы на палубе получили новый приказ, укатили в ангар двухкилевой самолётик «MQ-5В», заменили его покрашенным в матовую серую краску поджарым «Х-47В», вызывающим трепет своими стремительными агрессивными очертаниями.

Дрон взлетел, направляясь к сверкающей под лучами низкого солнца стене льдов.

Флинт жестом попросил помощника принести кофе.

Ожидание затянулось.

После того как аппарат углубился в атмосферу материка на двести миль, связь с беспилотником внезапно прекратилась и больше не возобновлялась.

– Свяжитесь с Форт-Мидом, – приказал капитан.

База кибернетического командования США, располагавшаяся на территории штата Мэриленд, ответила с похвальной быстротой, несмотря на то что там ещё была ночь:

– «Кусака», полковник Беккер на линии. Слушаю вас.

– Промониторьте русский сектор Антарктиды до их станции «Южный полюс», – сказал Флинт в усик микрофона на радиопанели. – Наш беспилотник не отвечает. Код протокола «молния-пять».

– Принял, «Кусака», ждите ответа.

Флинт выбросил пустой пластмассовый стаканчик из-под кофе, попросил ещё.

Ответ с базы, контролирующей сеть спутников Южного полушария Земли, пришёл через четверть часа:

– «Кусака», ваш беспилотник обнаружен в двухста сорока милях от береговой линии, за перевалом Земли Виктории. С виду не повреждён, но явно произвёл аварийную посадку. На сигналы не отвечает.

– То есть как он произвёл посадку? – опешил Флинт. – Почему?!

– Разбирайтесь, «Кусака».

– Его сбили?!

– Обломков не видно, он сидит на торосе. – Голос дежурного базы пропал.

Флинт заторможенно посмотрел на старпома.

– В чём дело, Фред?

– Сэр, первый дрон, выпущенный с борта «Франклина», кстати израильского производства, русские сбили с помощью обычного ПЗРК. Второй, запущенный нами, они перехватили с помощью радиолуча РЭБ. Думаю, что и этот беспилотник был атакован комплексом РЭБ русских. Насколько мне известно, РЭБ «Красуха-5» чрезвычайно эффективен.

– Прекратите хвалить русскую технику! – рассвирепел капитан. – Их комплексы – вчерашний день! Не они заказывают музыку в этом деле – мы, американцы!

Дюммель виновато шмыгнул носом, бледно улыбнулся.

– Вы повторяете слова нашего президента, сэр.

– Надеюсь, я имею на это право? – надменно спросил Флинт.

– Абсолютно, сэр. Просто я хотел сказать, что в последнее время русские сделали рывок на рынке вооружений и кое-что разработали. Эта их субмарина «Грозный» – мощное оружие, причём невидимое, практически «чёрная дыра». Наши системы до сих пор не могут её обнаружить, и мы не знаем, где она находится в данный момент.

– Прячется где-нибудь от нас, – успокоился Флинт. – Не смотрите их рекламные ролики, блефуют русские.

– Я позволю себе не согласиться с вами.

– К чёрту споры! Что предлагаете? Не можем же мы сделать вид, что ничего не произошло? Пару «Хорнетов» в воздух…

– А если их тоже атакует «Красуха»? Она способна вырубить любую электронику в радиусе тысячи километров. Защиты от её луча нет.

– В таком случае мы собьём комплекс ракетой!

– Вряд ли это самолёт, сэр. Скорее всего «Красуха» стоит на борту крейсера «Адмирал Кузнецов».

Флинт смял в руке второй стаканчик с кофе, озабоченно посмотрел на лужу кофе на полу, отбросил стаканчик, вытер ладонь носовым платком.

– Готовьте к вылету сразу два беспилотника, один за другим, чтобы второй видел первый. И дайте в эфир радиограмму на международных частотах: «Авианосец «Трамп» Соединённых Штатов Америки проводит рекогносцировку района Земли Виктории на северо-востоке Антарктиды. Просьба не мешать работе специальных воздушных аппаратов. Попытки ограничения свободы перемещения летательных аппаратов в этом районе будут пресекаться».

– Грубовато, сэр…

– Плевать! Выполняйте!

Старпом козырнул, отошёл к панели радиосвязи, вытирая вспотевший лоб платком.

Беспилотники взлетели один за другим с интервалом в минуту.

И тотчас же к Флинту торопливо подошёл Дюммель.

– Сэр, ответная радиограмма русских!

– Что ещё?

– Они требуют…

– Требуют?! – Флинт побагровел. – Чёрт побери!

– В радиограмме всего несколько слов…

Флинт подошёл к радистам, склонился над панелью управления, прочитал запись на экранчике МРС: «Предупреждаем американских коллег: все летательные аппараты в секторе юрисдикции Российской Федерации будут сбиты! Просьба не посылать БПЛА в район озера Восток».

– Они окончательно обнаглели! – пробормотал Флинт.

– Они способны это сделать, адмирал, – осторожно сказал подошедший старпом.

– Поднимайте пару «Лайтнингов».

Дюммель открыл рот, собираясь предупредить о возможных последствиях этого шага, наткнулся на бешеный взгляд провалившихся в себя глаз адмирала и выпрямился.

– Слушаюсь, сэр!

По палубе к цепочке самолётов, стоящих вдоль правого борта авианосца, побежали операторы верхнего пандуса и лётчики. Через две минуты первый истребитель выкатился на полосу взлёта.

– Сэр? – сунулся к Флинту Дюммель.

– Я выполняю приказ министра, – поднял на него полные стылой черноты глаза адмирал Джек Эс. Флинт. – У меня карт-бланш на любые ответные действия, вплоть до нанесения ядерного удара по кораблям противника. Вам всё понятно, Фред?

Лицо старпома отразило всю гамму чувств, охвативших его душу, но ответить капитану он не успел.

– Капитан! – окликнули Флинта офицеры в рубке, наблюдавшие за обстановкой. – Смотрите!

Повинуясь жесту рулевого лейтенанта, все повернули головы налево.

Всего в трёх кабельтовых от авианосца из воды показалась рубка подводной лодки совершенных аэродинамических очертаний, затем всплыла сама лодка.

– Святые миссионеры! – выдохнул Дюммель.

– Кто это?! – пискнул Флинт, у которого сдавило горло.

– Субмарина «Грозный», – доложил второй помощник капитана.

– Как она оказалась здесь, у нас под носом?!

– Они на связи, сэр.

Флинт на подгибающихся ногах подошёл к связистам. Ему передали наушники, он нацепил дугу на голову, придвинул усик микрофона:

– Адмирал Флинт…

– Адмирал, говорит капитан российской подводной лодки «Грозный» капитан первого ранга Брайдер. Вас предупреждали, что любое незаконное проникновение летательных аппаратов в зону российского сектора будет пресекаться. С десяти часов по Гринвичу мы начинаем учения дальней морской авиации в этом районе. Ваши беспилотники не имеют шансов долететь до середины Антарктиды. Как, впрочем, и любые другие летательные средства. Просим не рисковать лётчиками и моряками, тем более что ваше корыто находится на расстоянии безусловного уничтожения. Как поняли, приём?

– Э-э… – прохрипел Флинт.

– Свяжитесь с министром обороны Уилсоном, передайте ему мои слова. Честь имею, адмирал.

Голос капитана субмарины пропал.

Флинт стащил со вспотевшей головы дугу наушников.

– Что они сказали? – полюбопытствовал Дюммель.

– Они назвали авианосец… корытом! – сказал потрясённый капитан Флинт.

Субмарина между тем начала быстро погружаться. Через полминуты её не стало.

Флинт хотел отдать приказ поднять в воздух вертолёты, однако решил этого не делать. И так было понятно, что «супераппаратура» «Иджис» авианосца не в состоянии контролировать движение русской «чёрной дыры».

Озеро Восток 1 января

Поиски ничего не дали: российский батиплав исчез!

Граната снова миновала цель, разорвавшись где-то под Колонной, подняв тучи ила, и в этом облаке мути скрылся «Краб», не оставив и малейшего следа.

– Он что, утонул? – предположил Девенпорт, руководивший операцией сброса гранаты на русскую мини-подлодку. – Мы его подбили?

– Не похоже, – ответил озабоченный капитан Ренделл. – Эти парни сумели увернуться, хотя я не понимаю, как это им удалось. Если бы граната рванула прямо на корпусе лодки, мы бы увидели клуб воздушных пузырей и выброшенные вещи.

– Клуб был, – робко сказал моторист.

– Да, но не сразу после взрыва, и ни одной всплывшей вещи! Ни одного обломка.

– Может быть, мы взломали трубу под Колонной? – сказал бортинженер.

– Дыра была бы заметна издалека. Где она? Мы всё осмотрели, нет ни дыры, ни каких-либо вмятин, только облако мути.

– Под Колонной что-то торчит, – сказал Форестер задумчиво. – Давайте опустимся, посмотрим.

– А если русские сидят там в засаде? – мрачно сверкнул глазами Девенпорт, испытывающий необычное для себя смущение: взявшись подбить русский батиплав, он промахнулся и теперь искал способ исправить положение.

– Вряд ли их аппарат погрузился в ил так глубоко, что мы не видим даже его спину, – с сомнением сказал Ренделл. – А если он торчит глубоко в иле, то вряд ли может самостоятельно выбраться из трясины. Мы крутимся здесь уже второй час, и ничего.

– Тогда где они? Удрали после взрыва?

– Спросите что-нибудь полегче, сэр. Я знаю русских, они ребята не робкого десятка, не бросятся наутёк, даже если получат пробоину.

– Как вы объясните их отсутствие?

– Ну-у… они нырнули…

– Куда? В слой ила?

– В трубу, под Колонну, – рассмеялся Ренделл. – Больше некуда. К тому же этот выступ под Колонной весьма смахивает на хвостовой отсек грузового самолёта.

– Отлично, Марк! – похвалил капитана Форестер. – У вас неплохое воображение. Опускаемся на дно и осторожно изучаем выступ.

– А если появятся русские? – упрямо бросил Девенпорт.

– Не появятся, – уверенно возразил Форестер. – Они там, внутри, деваться им действительно некуда. Очень не хотелось бы, чтобы они проникли в Буфер раньше нас.

– Куда? – озадаченно спросил Ренделл.

– Э-э… в главный операционный зал под Куполом, – нашёлся Форестер. – Ясно же, что все эти трубы тянутся к нему. Наверняка и труба под Колонной ведёт туда же, в… э-э, в зал.

Девенпорт с подозрением вгляделся в невозмутимое лицо руководителя экспедиции.

– Генри, у меня не в первый раз создаётся впечатление, что вы знаете обо всём этом больше, чем мы, вместе взятые. Может быть, всё-таки поделитесь своей информацией? Ради общего блага?

– Обязательно поделюсь, – пообещал с кривой улыбкой Форестер. – Как только нам удастся попасть в переходный тамбур… э-э, в трубу.

– Вы уверены, что мы туда попадём?

– Удалось пройти русским, пройдём и мы. Система сбоит, слишком много времени утекло с момента её активирования. Марк, опускайтесь.

– Мы не установили флаг…

– Важнее догнать первых визитёров, пока они не предъявили права на Буфер… то есть на Купол.

Ренделл повиновался.

«Мистик» начал опускаться к подножию Колонны, опиравшейся на необычной формы выступ скалы, бликующий в свете прожектора, как металлический бак.

Замерли напротив «бака», разглядывая покрытую вмятинами и буграми выпуклость, которую пересекала зубчатая линия.

– Трещина? – неуверенно сказал бортинженер.

– Следи за обзором, – буркнул Ренделл. – Сэр, что дальше?

– Постучите в этот «бак», – сказал Форестер.

Экипаж обалдело оглянулся на него.

– Постучать? – поднял брови Девенпорт. – Генри, вы в своём уме?

– Подплывите поближе и постучите в скалу манипуляторами, – подтвердил свою идею Форестер.

– Этому баку тысячи лет!

– Марк.

– Слушаюсь, сэр.

«Мистик» медленно достиг расплывающегося облака мути, из которого торчал «бак» – не то каменный выступ неправильной эллипсоидальной формы, не то искусственное сооружение.

Ренделл взялся за рычаги управления манипуляторами.

Трёхсуставчатые лапы протянулись к «баку», разделённому полосой, поёрзали по его поверхности, несколько раз соприкоснулись с ней, не оставляя следов.

– Сильнее надо стучать, – проворчал Девенпорт. – Хотя не понимаю, что это даст.

– Поломаем манипуляторы, – хмыкнул Киршнер. – Уж лучше разогнаться и стукнуть по скале носом второго корпуса.

Девенпорт с сомнением посмотрел на борт-инженера.

– Вы шутите, молодой человек?

Киршнер оглянулся на капитана, уловил его предупреждающий взгляд и решил с полковником не связываться.

– Почему бы нам не бросить в этот «бак» гранату?

Девенпорт подумал, повернул голову к Форестеру.

– Генри, что скажете?

– Это не выход, – почесал выдающийся подбородок начальник экспедиции. – Мы можем повредить переходник… э-э, выход в трубу, вода ворвётся внутрь и зальёт всю отводящую систему.

– Вместе с русскими, – хихикнул моторист, – если они внутри.

– Вот и хорошо, что зальёт, – скривил толстые губы Девенпорт. – Одним русским батискафом больше, одним меньше… не надо будет опасаться нападения.

– Так-то оно так, только могут сработать страхующие перегородки, и мы не попадём в главный зал.

– Какие перегородки?

– Наподобие тех, что делят подводные лодки на отсеки.

– Наденем водолазные костюмы…

– И будем одну за другой взрывать перегородки? Вы взяли с собой взрывные устройства? Нет? Гранаты могут оказаться бесполезными.

Девенпорт покачал головой, ища аргументы.

– У вас на всё есть ответ, Генри. Но если ничего не делать, то не надо было вообще организовывать этот поход.

– А вот в этом вы правы, Гленн.

– Скат! – вдруг воскликнул бортинженер.

Все придвинулись к экранам.

Неведомое существо, похожее на ската, появилось над аппаратом буквально в нескольких футах от верхнего корпуса, зависло, лениво шевеля плавниками-«крыльями».

– Что ему надо? – прошептал моторист.

– Сэр? – оглянулся на Форестера Ренделл.

– Стучите, Марк, стучите, это хорошо, что она нас видит.

– Кто?

– Фагоцитола… не важно…

Клешни манипуляторов снова воткнулись в мятую бликующую поверхность «бака».

Скат над «Мистиком» плавно скользнул в сторону, исчез с одного экрана, однако тут же появился на другом: фагоцитола, пользуясь термином Форестера, осматривала зависший батиплав со всех сторон.

– Жаль, что у нас нет пушки! – горестно вздохнул Девенпорт. – Или торпедного аппарата.

– Нас бы давно потопили, – проворчал Киршнер, косясь на капитана.

Внезапно скат метнулся вперёд – со стороны скалы и врезался в корпус «Мистика» аккурат под правой камерой.

Девенпорт с воплем свалился на пол между сиденьями.

Остальные удержались, вцепившись в сиденья.

Батиплав содрогнулся, откачнувшись от удара.

Правая камера перестала работать.

– Что он делает?! – вскрикнул бортинженер.

– Отталкивает от бака, – хмыкнул Форестер. – Попробуйте отплыть, Марк.