Кабинет Джованни Аудиторе помещался на втором этаже. Две пары двойных окон смотрели в сад, разбитый позади палаццо. Каждая пара имела выход на общий широкий балкон. Кабинет был обшит панелями из темного рельефного дуба. Красивая потолочная лепнина отчасти смягчала суровый облик стен. В кабинете стояли два письменных стола, один напротив другого. Тем, что побольше, пользовался сам Джованни. За его спиной тянулись полки, забитые расходными книгами и пергаментными свитками с тяжелыми красными печатями. Кабинет был устроен так, чтобы внушить любому посетителю: здесь царят богатство, респектабельность и доверие. Финансовый дом Аудиторе вел дела с разными странами, специализируясь на предоставлении займов германским государствам в пределах тех земель, что именовались (пусть и номинально) Священной Римской империей. Будучи главой финансового дома, Джованни Аудиторе прекрасно сознавал всю весомость и ответственность занимаемого положения. Он надеялся, что его старший и средний сыновья наконец пресытятся юношескими забавами, возьмутся за ум и разделят с ним ношу, унаследованную Джованни от своего отца. Однако время шло, а сдвигов в поведении сыновей не наблюдалось. И тем не менее…
Сейчас Джованни восседал за столом и сердито поглядывал на среднего сына. Эцио стоял возле другого стола. Там обычно сидел отцовский секретарь, который сейчас благоразумно удалился, дабы не мешать разговору с глазу на глаз. Эцио побаивался, что разговор этот может оказаться весьма болезненным (в прямом и переносном смысле). Время едва перевалило за полдень. Все утро Эцио с ужасом думал о том, как предстанет перед отцом. Впрочем, это не помешало ему уснуть на пару часов, помыться и привести себя в порядок.
– Сын мой, уж не думаешь ли ты, что я слеп и глух? – негодовал Джованни. – Или ты считаешь, будто я настолько погружен в дела, что вообще ничего не слышал о твоей ночной стычке с шайкой Вьери Пацци? Порой, Эцио, мне кажется, что ты лишь немногим лучше его. Кстати, Пацци – опасные враги.
Эцио раскрыл было рот, но отец предостерегающе поднял руку:
– Будь добр, позволь мне закончить! – Джованни вздохнул. – Мало того что ты восстановил против себя все их семейство, так ты еще начал волочиться за Кристиной Кальфуччи. Ее отец – один из самых преуспевающих тосканских купцов, человек, уважаемый в нашем городе. И добро бы ваши отношения ограничились прогулками и поцелуями. Нет, ты забрался к ней в постель! Это недопустимо! Ты вообще думал о репутации нашей семьи? – Отец умолк и, как показалось Эцио, подмигнул ему. – Ты хоть понимаешь, что́ все это значит? – в прежнем тоне продолжал Джованни. – Известно ли тебе, кого ты мне напоминаешь?
Эцио опустил голову. К его удивлению, отец встал из-за стола, подошел к нему, обнял за плечо и вдруг… широко улыбнулся:
– Чертенок! Ты напоминаешь мне меня, когда я был в твоем возрасте! – Улыбка тут же исчезла с его лица, и Джованни вновь стал суровым. – Думаешь, если бы не крайняя нужда в твоей помощи, я бы оставил твои выходки безнаказанными? Нет. Я бы наказал тебя по всей строгости. Попомни мои слова: если бы не стечение обстоятельств, я бы отправил тебя к твоему дяде Марио, в его отряд кондотьеров. Военная муштра повышибла бы из тебя дурь! Однако повторяю: мне понадобится твоя помощь. Возможно, тебе еще не хватает мозгов для понимания некоторых событий. Тогда поверь мне на слово: наш город переживает тяжелые времена… Кстати, как твоя голова? Не болит? Смотрю, ты уже и повязку снял.
– Отец, мне намного лучше.
– В таком случае ничто не помешает тебе выполнить мое поручение. Оно займет остаток дня.
– Обещаю тебе, отец, я его выполню.
– Изволь сдержать свое обещание.
Джованни вернулся к столу, выдвинул ящик и извлек оттуда письмо, запечатанное его личной печатью. Он подал Эцио письмо, к которому добавил два пергаментных свитка, помещенные в кожаный футляр.
– Все это ты должен незамедлительно передать в финансовый дом Лоренцо Медичи.
– Отец, могу ли я узнать, что в этих письмах?
– Содержание документов тебя не касается. А письмо… я извещаю Лоренцо о наших сделках с Миланом. У меня на это письмо ушло все утро. Я мог бы вообще обойтись без объяснений, но если сейчас не оказать тебе доверия, ты никогда не научишься быть ответственным… Ходят слухи о заговоре против герцога Галеаццо. Все это грязно и отвратительно, но Флоренция не может позволить, чтобы обстановка в Милане стала взрывоопасной.
– Кто входит в число заговорщиков?
Джованни прищурился:
– Основными заговорщиками называют Джованни Лампуньяни, Джироламо Ольджати и Карло Висконти. Но, судя по всему, к заговору причастен и наш дорогой Франческо Пацци. Похоже, замыслы заговорщиков шире и касаются не только политики двух наших городов-государств. Пока что флорентийский гонфалоньер[24] распорядился на время арестовать Франческо, однако семейству Пацци это очень не понравится. Я… – Джованни умолк. – Довольно. Я и так сказал тебе слишком много. Сделай так, чтобы письмо и документы как можно скорее оказались у Лоренцо. Я слышал, он на днях собирался отправиться в Карреджо подышать чистым деревенским воздухом. Кот из дома…
– Я сейчас же пойду к Лоренцо.
– Вот это мне в тебе нравится. Удачи, сынок!
Эцио отправился пешком, стараясь выбирать тихие, неприметные улочки. До финансового дома Медичи было рукой подать, когда перед Эцио откуда ни возьмись появился Вьери. Эцио хотел было улизнуть, но люди Пацци отрезали ему пути к отступлению.
– Эй, поросеночек! – крикнул он Вьери. – У меня сейчас нет времени, чтобы еще раз устроить тебе трепку.
– Нет, трепку сейчас устроят тебе, – ответил его заклятый враг. – Ты окружен со всех сторон. Но не волнуйся. Я обязательно пошлю красивый венок тебе на могилу.
Люди Пацци надвигались с двух сторон. Несомненно, Вьери уже знал об аресте отца. Эцио отчаянно озирался. Вокруг – высокие дома. Ни переулков, ни дворов. Понадежнее закрепив на груди важный груз, юноша бросился к ближайшему дому и стал карабкаться вверх. Грубый камень, из которого была сложена стена, облегчал задачу. Вскоре Эцио достиг крыши. Там он обернулся на рассерженного Вьери.
– У меня даже нет времени помочиться на тебя, – сказал молодой Аудиторе и бросился бежать по крышам.
Ни Вьери, ни его люди лазить по стенам не умели, и потому Эцио достаточно быстро ушел от погони. Уже через пару минут он постучался в двери финансового дома Лоренцо. Ему открыли. Войдя, Эцио увидел Боэцио – одного из самых надежных слуг Лоренцо Медичи. Какая удача! Молодой человек бросился к нему.
– Здравствуй, Эцио! Ты никак бегом сюда бежал? – удивился Боэцио. – С чего такая спешка?
– Боэцио, я не мог терять ни минуты. Отец поручил мне передать Лоренцо это письмо и важные документы.
Слуга развел руками, перестав улыбаться:
– Ahimè[25], Эцио. Ты прибежал слишком поздно. Мой господин уже уехал в Карреджо.
– Тогда позаботься, чтобы он как можно скорее их получил.
– Не волнуйся. Герцог уехал всего лишь на день или два. В нынешние времена…
– Я уже кое-что знаю о нынешних временах! Боэцио, все это нужно отдать Лоренцо прямо в руки. И как можно скорее!
Вернувшись домой, Эцио сразу направился в отцовский кабинет. Федерико, разлегшийся в тени дерева, звал его поболтать, но юноша лишь отмахнулся. Еще одну попытку удержать его предпринял Джулио – секретарь отца. Тот молча показал на плотно закрытые двери, однако Эцио смело их распахнул. Отца он застал за оживленным разговором со своим давним другом Уберто Альберти – главным судьей Флоренции и городским гонфалоньером, к которому Эцио привык относиться как к родному дяде. Судя по насупленным лицам мужчин, разговор их отличался от обычной дружеской беседы.
– Эцио, мой мальчик! – радостно воскликнул Уберто. – Как поживаешь? Опять где-то носился? – (Эцио вопросительно посмотрел на отца.) – А я вот пытаюсь успокоить твоего отца, – продолжал Уберто. – Сам знаешь, времена сейчас не самые спокойные, но… – Он повернулся к Джованни. – Угроза предотвращена.
– Ты выполнил мое поручение? – быстро спросил Джованни.
– Да, отец. Но герцог Лоренцо уже уехал.
Джованни нахмурился:
– Не думал, что он уедет так скоро.
– Я все оставил Боэцио, – продолжал Эцио. – Он не забудет. Герцог получит твои послания сразу же, как вернется.
– Мы упускаем драгоценное время, – мрачно произнес Джованни.
Уберто ободряюще похлопал друга по спине:
– Пара дней погоды не сделает. Франческо сидит у нас под замком. Ну что может случиться за столь короткое время?
Слова Уберто несколько успокоили Джованни, но по всему чувствовалось: присутствие Эцио мешает мужчинам продолжить беседу.
– Проведай мать и сестру, – сказал Джованни сыну. – А то можно подумать, что, кроме Федерико, у тебя и близких нет! И хорошенько отдохни. Потом ты мне снова понадобишься.
Отец махнул рукой, давая понять, что больше не задерживает Эцио. Юноша вышел из кабинета и почти сразу же наткнулся на Джулио. Тот вернулся на свой пост, нагруженный бумагами и свитками. Лицо секретаря, как всегда, было озабоченным. Где бы Джулио ни находился, он думал только о делах. Вновь отклонив предложение брата поболтать, Эцио решил не злить отца и отправился проведать мать и сестру. Последнюю он нашел на лоджии, где та сидела с книгой сонетов Петрарки в руках, однако мысли ее явно бродили где-то далеко. «Опять по своему парню тоскует», – подумал Эцио, а вслух произнес:
– Ciao[26], Клаудия!
– Ciao, Эцио. Где ты пропадал?
– Выполнял отцовское поручение.
– И не только, – улыбнулась сестра, однако ее улыбка была мимолетной и какой-то неживой.
– А где наша мама?
Клаудия вздохнула:
– Отправилась в мастерскую одного молодого живописца. Сейчас только и разговоров что о нем. Да ты, наверное, и сам слышал. Он недавно закончил учебу у Верроккьо[27].
– Нет, не слышал.
– Конечно, куда тебе! Мама заказала этому живописцу несколько картин. Она считает это выгодным вложением денег.
– В этом вся наша мать! – усмехнулся Эцио.
Клаудия не ответила. Он только сейчас заметил, насколько мрачно лицо сестры. Печаль делала Клаудию старше ее шестнадцати лет.
– Что случилось, sorellina?[28] – спросил Эцио, усаживаясь рядом.
Клаудия вздохнула, заерзав на каменной скамье.
– Дуччо, – ответила она, сопровождая ответ грустной улыбкой.
– Никак его поколотили?
Глаза сестры наполнились слезами.
– Я узнала, что он мне неверен.
Эцио нахмурился. Клаудия была почти что помолвлена с Дуччо, хотя официально о помолвке пока не объявляли…
– Кто тебе это сказал? – спросил Эцио, обнимая сестру за плечи.
– Наши девчонки, кто же еще! – Клаудия вытерла глаза. – Я считала их своими подругами, а они… Слышал бы ты, с каким злорадством они мне рассказывали об этом.
Эцио нахмурился:
– Какие они тебе подруги? Они немногим лучше гарпий! Ты прекрасно обойдешься без них.
– Но я его любила!
– Ты уверена? – после недолгого размышления спросил Эцио. – Быть может, тебе это лишь казалось. А что сейчас ты чувствуешь к нему?
В глазах Клаудии не осталось ни слезинки.
– Хочу, чтобы он страдал, хоть чуть-чуть. Эцио, он сделал мне больно.
Брат посмотрел на сестру. В ее глазах была не только печаль, но и гнев. Это придало ему решимости.
– Пожалуй, я нанесу ему визит.
Дуччо Довици не оказалось дома, но домоправитель рассказал Эцио, где его искать. Юноша пересек Понте Веккьо и пошел вдоль южного берега реки в сторону греческой церкви Святого Иакова. Поблизости находился тенистый сад – излюбленное место свиданий. Эцио было обидно за сестру, но он решил не полагаться на девичьи сплетни. Что-то подсказывало Эцио, что он получит неопровержимые доказательства вины неверного возлюбленного.
Подойдя к саду, Эцио заметил светловолосого, модно одетого юношу. Тот сидел на скамейке, наслаждаясь видом реки и обнимая какую-то девушку. Юноша был Эцио знаком – это и был Дуччо, а вот его темноволосую спутницу защитник чести своей сестры видел впервые. Он осторожно приблизился к парочке.
– Дорогой, какое же оно красивое, – говорила девушка, любуясь бриллиантовым колечком.
– Для тебя, amore, только самое лучшее, – проворковал Дуччо, привлекая красавицу к себе для поцелуя.
– Не так быстро. – Девушка отстранилась. – Меня нельзя купить. Мы с тобой еще так мало знаем друг друга. И потом, я слышала, будто ты помолвлен с Клаудией Аудиторе.
Дуччо досадливо сплюнул:
– С ней у меня все кончено. Отец говорит, что я могу найти себе кого-то получше, чем Аудиторе. – Он игриво похлопал девушку по заду. – Например, тебя.
– Brigante![29] Давай немного прогуляемся.
– У меня на уме есть кое-что поинтереснее прогулки, – сказал Дуччо, просовывая руку между ног девушки.
Эцио решил, что с него достаточно.
– Ах ты, lurido porco![30]
Появление Эцио было для Дуччо полнейшей неожиданностью. Он поспешно убрал руку.
– Эцио? Привет, дружище! – За напускной приветливостью скрывалось беспокойство: давно ли Эцио появился здесь и много ли успел услышать? – Ты ведь, кажется, не знаком с моей… двоюродной сестрой?
Взбешенный таким вероломством, Эцио влепил бывшему другу пощечину:
– Как тебе не стыдно, Дуччо? Мало того что ты тут забавляешься с этой… puttana[31], так ты еще при ней оскорбляешь мою сестру!
– Это кого ты называешь puttana? – заверещала девица, вскакивая со скамейки.
– По-моему, даже такая, как ты, могла бы найти себе ухажера получше, чем это ничтожество! – бросил ей Эцио. – Или ты веришь, что он сделает из тебя знатную даму?
– Не смей о ней так говорить! – зашипел Дуччо. – Она куда щедрее на ласки, чем твоя сестрица-недотрога. Думаю, у Клаудии в дырке сухо, как у монашки. Я бы, конечно, мог кое-чему ее научить, но, как говорится…
– Заткнись! – оборвал его Эцио. – Ты и так разбил ей сердце.
– Неужели? Вот уж не ожидал.
– А чтобы ты на своей шкуре прочувствовал, каково ей сейчас, я сломаю тебе руку.
Подружка Дуччо с визгом убежала. Эцио схватил руку обманщика и придавил ее своей рукой к краю каменной скамьи. Дуччо, не отличавшийся особой силой и мужеством, заскулил. Не верилось, что совсем недавно он, изнемогая от желания, лез этой рукой девице под платье. Эцио надавил еще сильнее. Скулеж Дуччо превратился во всхлипывания.
– Эцио, остановись! Умоляю, пощади меня! Я у отца – единственный сын.
Эцио с отвращением посмотрел на него, потом разжал пальцы. Дуччо повалился на землю, продолжая всхлипывать. Его дорогой камзол был в нескольких местах порван и испачкан.
– С тобой даже связываться противно, – бросил ему Эцио. – А чтобы я не передумал, впредь держись подальше от Клаудии. И от меня тоже.
Домой Эцио снова пошел кружным путем по берегу реки. Через какое-то время вышел в поля, где и остановился. Солнце клонилось к закату, удлиняя тени. Разум Эцио немного успокоился.
– Если я позволю гневу повелевать собой, мне никогда не стать мужчиной, – рассуждал он вслух.
На подходе к дому он увидел младшего брата, который не попадался ему на глаза со вчерашнего утра.
– Ciao, Петруччо, – тепло поздоровался он. – Что ты здесь делаешь? Улизнул от наставника? И вообще, не пора ли тебе ложиться спать?
– Не говори глупостей. Я почти совсем взрослый. Еще несколько лет, и я одолею тебя в любом поединке!
Братья улыбнулись. Петруччо прижимал к груди маленькую резную шкатулку из грушевого дерева. Крышка была открыта. Внутри лежало несколько белых и коричневых перьев.
– Это орлиные перья, – пояснил мальчишка, затем махнул рукой в сторону соседней с их домом башни. – Там старое гнездо. Наверное, орлята выросли и улетели. Зато их перья остались. Видишь, сколько их? Эцио, ты не смог бы туда слазить и собрать мне еще немного? – спросил Петруччо, умоляюще глядя на брата.
– Зачем тебе перья? – поинтересовался Эцио.
– Это секрет, – глядя себе под ноги, ответил Петруччо.
– Если я слазаю за перьями, ты пойдешь домой? Уже поздно.
– Пойду.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Договорились.
«Если сегодня я помог Клаудии, почему бы не помочь и малышу Петруччо?» – подумал Эцио.
Влезть на башню оказалось не так-то просто. Она была сложена из гладких камней. Эцио ни на секунду не ослаблял внимания, выискивая едва заметные уступы и щербины между камнями. Возле крыши ему помогли лепные украшения. Эцио потратил около получаса на эту затею, но в итоге отдал Петруччо не меньше пятнадцати перьев.
– Одно пропустил, – заныл Петруччо, показывая наверх.
– А ну марш спать! – рявкнул на него Эцио.
Петруччо как ветром сдуло.
Эцио быстро разгадал «секрет» Петруччо и подумал, что матери понравится подарок младшего сына.
Улыбаясь, Эцио вошел в дом и тихо прикрыл за собой дверь.