Асю разбудил аппетитный запах пекущихся блинов. Луч солнца скользил по выбеленному боку печки. Рядом уютно посапывала спящая Верочка, согревая Асину спину. За печкой негромко переговаривались бабушка Матрена с Варей. Зашипела сковорода, в сарайке замычала корова – родные, с детства знакомые звуки. Как же скучала Ася по дому, семье все долгие шесть лет монастырской жизни! Послушницам редко разрешалось навещать своих родных, только по особым случаям, тем дороже были эти дни для сестер. Вчера настоятельница отпустила их домой по случаю Масленицы, попрощаться с родными: Анастасии предстоял постриг в монахини, через месяц врата монастыря закроются за ней навсегда.
Но это будет только через месяц, а пока впереди несколько счастливых дней дома. Ася тихонько выскользнула из-под одеяла, прошлепала босыми ногами по теплым доскам пола. В горнице сестра Варя хлопотала у печи, бабушка процеживала только что надоенное молоко, на столе высилась горка блинов, и попыхивал самовар. Ася стянула верхний блин – горячий, кружевной. Как же вкусно!
– Ох, Варя, какая ты хозяйственная-то! Женихи за такой невестой в очередь выстраиваться должны, – сказала она, наливая себе чай и устраиваясь на любимом месте у окошка.
– Да зачем мне очередь? Одного вполне достаточно, – пожала плечами сестра.
– Одного? – брови Аси поползли вверх. Она перевела удивленный взгляд с сестры на бабушку. – Никак посватался кто?
– И правда, чего мелешь? – проворчала Матрена. – Есть у Варюшки жених, Захаром Шамониным зовут. В аккурат опосля Пасхи, Бог даст, обвенчаются, свадебку сыграем.
Ася перестала жевать, уставилась на сестру.
– Варь, а ты не боишься?
– Чего?
– Замуж выходить. Вдруг он тоже… опойка, как наш папка.
– Нет, – улыбнулась сестра, – Захар не такой, он добрый, котенка, и того не обидит. Вот он зайдет, сама увидишь.
– А как же бабушка? Ты уйдешь, она одна на старости лет останется?
– Не уйду. Захар пришлый, рыбинский он, к нам в избу жить придет, и бабуля с нами будет.
Из запечного закутка, зевая и потягиваясь, вышла заспанная Верочка.
– Вы чего меня не будите-то? Я так все блины проспать могу, – заворчала она.
– Вер, слышь-ко, Варвара наша замуж собралась. На пасху под венец пойдет.
– Ну так и пора уже, – подала голос Матрена. – Двадцать второй годочек девке пошел, засиделась. И мужик рукастый нам в дом ох как нужен! Забор вон поправить, и крыша сараюшки протекает… Да мало ли мужской работы в хозяйстве? Сколь можно Петра-то просить? У него своих забот хватает. А Ванятка мал ишо.
Глаза Верочки загорелись любопытством. Она порывисто обняла сестру.
– Ой, Варя, а какой он, твой жених? А как он к тебе посватался? А где познакомились? А фата у тебя будет? – засыпала она вопросами Варвару.
– Да Захар скоро придет, сами увидите, какой он. Не висни на мне, у меня блин сгорит, – отбивалась Варя от младшей сестры.
– А мы-то с Верой и на свадьбе не погуляем, и на венчание не попадем, – опечалилась Ася. – Запрещено нам, монастырским, на свадьбах присутствовать.
– Мы молиться за вас будем, – Верочка перекрестилась на киот с иконой.
После завтрака сестры Севастьяновы в сопровождении Вариного жениха отправились в город, на масленичное гулянье.
Захар Шамонин оказался учителем словесности, недавно назначенным в слободскую церковно-приходскую школу. Пенсне на цепочке, форменная фуражка с лакированным черным козырьком, пушистые русые усы и небольшая бородка придавали ему солидности, так что девушки даже заробели в его присутствии. Но на деле молодой человек оказался добродушным любителем побалагурить, и Ася с Верочкой быстро освоились, словно давно знали будущего зятя.
Решено было отправиться в самое сердце праздника – в город, на Сенную площадь. Ну и что, что далеко? Разве это помеха для молодых, если хочется повеселиться?
Погода явно намекала на скорую весну. Под ботинками хлюпал подтаявший снег, солнце искрилось в бахроме сосулек на стрехах домов. Воробьи радостно праздновали конец холодной зимы, им и невдомек, что впереди еще мартовские метели.
Базарная площадь шумела и пела на все лады: тут и дудки скоморохов-зазывал, и гармошка трактирного гуляки, и крики торговок, и детский смех, и отчаянный визг девчат на качелях. Глаза у сестер разбежались, хотелось всего и сразу: и прокатиться на карусели, и полетать на доске, висящей на цепях, и поглазеть на представление бродячих кукольников. Весело!
Захар купил сестрам угощение – красных карамельных петушков и медовых пряников. Вкусно!
Верочка то и дело пугалась, одергивала старших сестер, а Захар наоборот подзуживал, и Ася с замирающим сердцем подлетала на доске, как ей казалось, к самым облакам – ой, не ерыкнуться[1]бы!
Все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Надвигались сумерки, пора было отправляться в обратный путь. И они, было, пошли, но их внимание привлек балаганный зазывала в кафтане, отороченном красной тесьмой. На колпаке трепетал пучок разноцветных лоскутов. Забавный человечек выделывал кренделя перед шатром цирка и кричал:
– Представление начинается!
Сюда! Сюда! Все приглашаются!
Стой, прохожий! Остановись, на наше чудо подивись!
Барышни-вертушки, бабы-болтушки,
Старушки-стряпушки, солдаты служивые,
И дедушки ворчливые,
С задних рядов протолкайтесь, к кассе направляйтесь,
За гривенник билет купите и в балаган входите!
– А давайте посмотрим представление? – загорелась Ася. Уж очень ей не хотелось, чтобы этот замечательный день так быстро закончился.