Остаток недели я снова и снова проигрываю в памяти момент, когда Ури сказал Натаниэлю, что тот сохранен у меня в телефоне под именем «Бойфренд», и воспоминание это вечно застает меня врасплох – хоть на беговой дорожке, хоть в душе. И его ответ – «понятно».
Что ему понятно? Что, если он решит, что я до сих пор сохну по нему? До чего унизительно! Я хватаю с постели ближайшую мягкую игрушку и прижимаюсь лицом к плюшевому брюшку.
– Сори-я! – раздается снизу голос аджуммы[41]. – Мин Сори, ты не спишь?
Отпустив игрушку, я встаю с кровати и открываю дверь.
– Что, аджумма? – кричу я в ответ.
– Спускайся! Завтрак готов!
Я бегу в ванную – почистить зубы и умыться. Наряд на сегодня я выбрала вчера вечером, так что остается только быстро переодеться в белую блузку с жабо и светло-голубые джинсы. Закрыв за собой дверь в спальню, я мельком поглядываю в главную спальню в конце коридора. Это комната моей мамы, но она не спит там уже больше месяца – либо потому что вечно в разъездах, либо потому что ночует в здании компании.
Я гадаю, не упаковать ли ей смену одежды. Что, если она нерегулярно питается? По крайней мере, когда она заходит домой, ей удается как следует поесть, ведь аджумма – одна из немногих людей, к которым мама прислушивается, и аджумма всегда напоминает ей поесть. Она ведь и маму вырастила, прежде чем взяться за мое воспитание.
Сбросив домашние тапочки у подножия лестницы, я захожу в столовую. На дворе – раннее утро, но в комнате все равно горит свет, и шикарная люстра сверкает над длинным столом, где моя домработница расставила самые разные блюда.
Я сажусь на стул, с восторгом обозревая все это великолепие. Центр стола занимает рыбка на гриле на подушке из латука, а вокруг выстроились мисочки с овощами – как свежими, так и маринованными. Прямо передо мной стоит миска говяжьего супа с редькой, пиала с густым пышным рисом и тарелочка с идеально приготовленной глазуньей из одного яйца.
– Спасибо за завтрак, – говорю я, поднимая прохладные металлические палочки и подцепляя кусочек яичницы.
Сидящая напротив меня аджумма только одобрительно хмыкает, а потом говорит:
– Наешься хорошенько.
Аджумме уже к семидесяти, и я знаю ее всю жизнь. Раньше у нашей семьи был еще и водитель, но отец забрал мистера Кима с собой, когда ушел.
Маме осталась аджумма и дом. Отец получил аджоссии машину. А меня они поделили.
Длинный стол, как обычно, накрыт на одного. Я все прошу аджумму составлять мне компанию за едой, но она отказывается. Тишину за завтраком нарушает только бряцание палочек о край миски. Не в первый раз я вспоминаю утро у Натаниэля, когда они с сестрами только что не перелезали друг через друга, пытаясь достать то или иное блюдо, а кухню наполняла оживленная болтовня.
– Сори? – подняв голову, я замечаю, что аджумма наблюдает за мной, и между бровей у нее залегла глубокая морщинка. – У тебя усталый вид. Ты хорошо спишь?
Если мне не снится тот унизительный момент на радиопередаче, то снится Нью-Йорк – не только утро дома у Натаниэля, но и предыдущий вечер, когда я впервые за несколько месяцев увидела его в ресторане. Как неловко все было сначала, потому что мы не знали, как вести себя в присутствии друг друга, как мы объединились, чтобы защитить Дженни, как он потом подначивал меня у себя дома – на мгновение все стало как раньше, я будто вернулась в те годы, когда мы просто дружили.
– Все в порядке, – уверяю я. – Сегодня лягу пораньше.
Она цокает языком – такой ответ ее явно не устраивает.
– Я сегодня встречаюсь с Ги Тэком и Анджелой, – говорю я, чтобы ее отвлечь.
Маневр срабатывает, потому что лицо аджуммы тут же проясняется. Я как-то приглашала Анджелу и Ги Тэка домой, так что она с ними познакомилась и все благодарила их за то, что они со мной подружились. Ги Тэк не упускает случая напомнить мне про тот случай. Аджумма знакома с Дженни – прошлым летом она ночевала то у меня, то у своей бабушки. Тогда я заметила, что аджумма смотрит на нас прямо-таки со слезами радости. Ужасно неловко, но я ее не виню. До Дженни, к которой автоматически прилагались Ги Тэк и Анджела, у меня и друзей-то не было, если не считать Натаниэля и Джеву.
– Вообще-то скоро уже надо уходить, чтобы успеть вовремя. – Я кладу палочки на подставку.
– Да, разумеется! – кивает она. – Не заставляй их ждать.
Поддавшись волне привязанности и благодарности, я целую ее в щеку.
– Спасибо еще раз за еду, – говорю я.
– Милая, для тебя – всегда пожалуйста, – откликается она, похлопывая меня по спине.
– Сори! – Анджела замечает меня с другого конца кофейни и, петляя между столиками, устремляется навстречу, придерживая одной рукой берет, чтобы он не слетел.
Обняв меня, она плюхается на кресло напротив.
– Где Хон Ги Тэк? – спрашиваю я. Они должны были прийти вместе. Кофейня находится в одной станции метро от «Нептун Энтертейнмент», а они оба – трейни этой компании. Ги Тэк туда попал вскоре после выпуска.
Глаза у Анджелы округляются, и она резко поворачивается.
– Я думала, он за мной идет!
Я смеюсь:
– Наверное, заскочил в магазин, пока ты отвлеклась.
Она усмехается:
– Около метро был «Олив Янг»[42].
Мы делаем заказ у стойки и, получив напитки, возвращаемся за столик.
– Я тут была на радиопередаче с одной девушкой из твоей компании, – рассказываю я. – Цукумори Рина.
– Рина! – восклицает Анджела. – Она просто душка.
– Неужели вы снова говорите обо мне? – Ги Тэк опускается на стул рядом с Анджелой и хватает напиток, который она ему заказала. Губы у него накрашены вишневой помадой.
– Привет, Хон Ги Тэк, – киваю я. – А мы-то гадали, когда же ты явишься.
– Я отвлекся, – он демонстрирует нам сумку с ремнем через плечо. – Купил подарок… – он картинно прижимает сумку к груди. – Себе любимому!
Я закатываю глаза.
– Вам обоим надо как-нибудь зайти ко мне в гости. Моя домработница хочет с вами повидаться.
– Помнишь, как она благодарила нас за то, что мы подружились с тобой? – заходится смехом Ги Тэк. Он мне этого никогда не забудет.
– Не припоминаю, – прикидываюсь я. – Она так и сказала?
Утро и день пролетают незаметно. Мы обсуждаем, у кого что случилось с нашей последней встречи, потом перебираемся в другое кафе, потом – в третье. В итоге обедаем мы в «Сабвэе».
– Я скучаю по Дженни, – объявляет Анджела, принимаясь за сэндвич с тунцом.
– Может, она и забыла о нас уже, – произносит Ги Тэк, покручивая соломинку. – У нее же теперь крутые друзья в Нью-Йорке.
Я знаю, что он шутит, но его слова опасно близки к тому, о чем я в последнее время размышляла. У меня вибрирует телефон, и я тут же смотрю на экран.
– Дженни? – спрашивает Ги Тэк.
Я качаю головой.
– Это от мамы, – я бегло просматриваю сообщение. – Она хочет, чтобы завтра рано утром я приехала в «Джоа».
Ги Тэк и Анджела многозначительно переглядываются. Вернувшись из Нью-Йорка, я рассказала им, что решила не становиться айдолом. Они расстроились, а Анджела даже всплакнула – в конце концов, это было для нас троих общей мечтой, но все равно поддержали меня.
– Ты ей так и не сказала? – спрашивает Ги Тэк.
– Я понятия не имею, как она воспримет эту новость. Такое ощущение, что все это было скорее ее мечтой, а не моей.
– Тебе нужен план, – решает Ги Тэк. – Ты должна сказать маме, что выбрала другой путь, другую карьеру, которая подходит тебе больше, чем карьера айдола.
Я медленно киваю.
– Хорошая идея, но я не знаю, что выбрать.
– Ты могла бы стать стилистом! – восклицает Анджела. – Ты же всегда такая стильная, Сори.
– Или можешь стать тренером по танцам. Помнишь, как ты учила Дженни, когда она стала ходить на хореографию?
Не знаю, подходит ли мне хоть один из этих вариантов, но с планом мне и правда будет легче. Возможно, мама хотела, чтобы я дебютировала в качестве айдола, по каким-то личным причинам, но она в первую очередь деловая женщина. Если я смогу убедить ее, что для меня есть другой путь – возможность продуктивнее использовать свое время, по крайней мере, с ее точки зрения, возможно, она не так разочаруется во мне.
– Надо как-то отпраздновать твое решение поговорить с матерью, – заявляет Ги Тэк, и Анджела тут же кивает.
В глазах старого приятеля появляется знакомый блеск, и я точно знаю, что он вознамерился предложить, но все-таки спрашиваю:
– Какие идеи?
Анджела и Ги Тэк в ответ хором кричат:
– Норабанг![43]