Приезд Адель внес нечто новое, непривычное, необычное и незаурядное в наше лето. Мадемуазель де Флориан стала глотком свежего воздуха для всех. Она должна была провести у нас месяц, и я был счастлив как никогда. Между мной и Адель в одно мгновение возникла связь. Нам двоим не нравился тот мир, в котором мы родились. С Артуром я не мог говорить на эту тему по одной простой причине: он назвал бы меня избалованным мальчишкой, который не знает, что такое настоящие проблемы. Да и я понимал, что в мире, откуда родом Артур, проблем и правда больше и они более насущные, реальные, нежели мое самоощущение и комплексы. Но Адель понимала, что это такое, когда тебе в лицо улыбаются, а за спиной поливают грязью. И, будучи искренним человеком, она действительно недоумевала, как так можно. Ее взаправду огорчало такое отношение, и в конечном итоге она, как и я, стала отдаляться от людей и никому не доверять. Мы были абсолютными единомышленниками. Мне кажется, она была безмерно рада знакомству со мной, ведь за всю свою жизнь первый раз нашла человека, который безоговорочно понимал ее. Это те чувства, которые испытывал и я.
Адель мне очень нравилась, вся целиком – от глубоких карих глаз до того, как хмурились ее брови, когда она сосредоточенно о чем-нибудь думала. Я любовался тем, как она одевалась. Адель носила только юбки и платья, никаких шорт и брюк. Я мог часами заглядываться на ее ноги, которые с каждым днем все больше золотели на солнышке. А россыпь веснушек на аккуратном вздернутом носике была моей маленькой слабостью. Я любил смотреть, как она, выбирая яркие цвета, красит себе ногти на ногах и руках, а затем ходит, аккуратно растопырив пальцы, чтобы не испортить лак. А еще у нее была целая коллекция винтажных купальников в стиле пин-ап, и я не мог понять, какой мой любимый. Красный в белую полоску или белый с желтыми цветами, а может, розовый в горошек. Я мог вечно любоваться тем, как она загорает у бассейна, накрыв лицо соломенной шляпкой. Адель была очень изящна, и от нее исходило некое женское тепло, которое очень сложно описать.
Артур тоже быстро нашел с ней общий язык; хотя они частенько спорили, но неприязни друг другу не испытывали. Она порой смешно вела себя в его присутствии, а он часто называл ее «мелкой», отчего она злилась. У них был схожий характер, оба уверены в своей правоте, очень гордые и не терпящие, чтобы им указывали. А вот сами они любили контролировать ситуацию и окружающих.
Бывали дни, когда они доводили друг друга до белого каления. Я хохотал над ним, над ней и умолял Господа, чтобы все и дальше было именно так. Чтобы она оставалась для него «мелкой», а он для нее «занозой в заднице». И я даже успокоился и наслаждался невероятным летом, когда оба моих самых близких человека находились рядом. Я был не один, не думал о своей настоящей семье, ведь со мной были они – мои родные люди.
Однажды ночью мы решили поплавать в бассейне. Я включил подсветку, и прекрасная мозаика на дне и вода загорелись нежно-голубым светом. Вокруг бассейна в ряд стояли лежаки, а по углам дворика росли четыре пальмы, на которых горели гирлянды. Ночь была тихой и очень теплой; мы вышли, приготовив соки, печенье, чипсы и даже мороженое. Адель несла чашу с фруктами. Она обожала фрукты и всегда ими пахла. Я помню, как она упивалась вкусом сладкого персика, сок стекал по ее подбородку и капал вниз. Мне хотелось подойти к ней, провести пальцем по маленькому ручейку и попробовать его на вкус. Мы купались долго, нарушая тишину ночи, кричали, смеялись, толкали друг друга. Сбросили в бассейн все надувные игрушки, которые Педро каждый вечер складывал в огромный плетеный ящик. Он говорил, что они мешают воде очищаться, и вечно ругал нас, если мы оставляли их на ночь.
Устав, мы вылезли, придвинули близко лежаки и смотрели в черное, усыпанное миллионами звезд небо. Голова кружилась от такого обилия огней. Адель увлеченно рассказывала что-то о своей школе, затем, замолчав, произнесла:
– В этом году я вычеркнула из жизни свою лучшую подругу.
Артур поднял на нее свои глубокие голубые глаза и спросил:
– Она заслужила?
Адель повела плечом и выпрямилась на лежаке.
– Она отбила у меня парня, ну, или не совсем отбила. Мне нравился мальчик, мы сходили два раза погулять, а потом он предложил встречаться Прюн. Я знаю, что она звонила ему и всячески пыталась привлечь его внимание.
– Так у тебя был парень или нет? Что значит «отбила, но не совсем»? – спросил я.
– Ну, мы не целовались даже, просто он мне нравился. Это все неважно теперь. Самое неприятное, что Прюн сделала это специально.
– Специально отбила его?
– Да, я даже думаю, он ей не особо нужен. Она сделала это, чтобы насолить мне, и от этого обиднее всего.
Карие глаза Адель засверкали, она быстро улыбнулась, стараясь скрыть свое расстройство. Конечно, нам с Артуром казались нелепыми переживания пятнадцатилетней девочки на тему неудачника парня, который запутался между двумя подругами. Однако она действительно переживала, и по какой-то необъяснимой причине мы оба не могли на это просто так смотреть.
Артур протянул руку и потрепал ее по голове – бестолковая попытка успокоить.
– Порой люди будут тебя разочаровывать, не нужно тратить на них свои силы. Через некоторое время ты даже забудешь, как ее звали, – уверенным тоном заявил Артур и вновь неуклюже провел рукой по каштановым волосам.
– Мы дружили с трех лет, – грустно сообщила она.
– Вот и запомни лучшее из этих лет и иди вперед, – улыбнулся ей Артур и продолжал: – Ты слишком классная для таких дурацких подруг.
– А что за мальчик? – встрял я в разговор, мне было слишком любопытно, кто мог понравиться такой дерзкой девчонке, как Адель.
– Могу показать его фотку, – сказала она и потянулась за телефоном.
– Где? – спросил я, имея в виду, что Адель нет в соцсетях.
В этом с Артуром они тоже были похожи: «Скажи «нет» соцсетям, живи в настоящем!» Или же, скорее, им не нравилось делиться своими жизнями. Но не мне: на моей страничке я оставлял лучшее из своей жизни, и периодически мне казалось, что это и есть вся моя жизнь.
– У меня в телефоне есть, – буркнула она, и ей явно стало неловко оттого, что она оставила себе снимок.
Адель передала мне телефон, и я уставился на фотографию смазливого блондинчика в круглых очках и с убийственно огромными растопыренными ушами. Он выглядел даже младше Адель, что частенько бывает с шестнадцатилетними парнями. Я не смог сдержаться и дико засмеялся, разглядывая это чудо.
Адель не ожидала такой реакции и, будто читая мои мысли, произнесла:
– Нечего так смеяться, он очень умный! Прямо очень-очень, а еще воспитанный.
Но мой смех невозможно было унять, а ее комментарий насмешил меня еще больше. Я согнулся в три погибели, хохоча, заикаясь и сказал:
– И очень-очень ушастый!
Она стукнула меня, а я, задыхаясь от смеха, продолжал:
– Ты слишком красива для этих ушей.
Артуру стало интересно, отчего у меня такая истерика, он забрал из моих рук телефон и посмотрел на фотографию.
– Не верится, – хмыкнув, сказал он. – Вот из-за него, – тыча пальцем в экран и делая театральную паузу, продолжал Артур, – поссорились две цыпочки.
– Мы не цыпочки, – зло бросила Адель, пытаясь выхватить трубку у него из рук. – В жизни он гораздо лучше, и верни сейчас же мне телефон!
Артур потянул телефон на себя, освобождая его от цепких пальцев Адель, и вновь уставился на фотографию.
– Вот это уши! – Ирония так и сквозила в его голосе. – Всем ушам уши. Маленький Дамбо!
От его реплики я стал еще громче смеяться. Артур тоже захохотал.
– Луи, мы должны были учиться в их школе. Если там из-за ушастика кипят такие страсти, представь, что бы происходило, будь мы там, – самодовольно пошутил он.
– Ты бы отбивал от меня фанаток и стал моим личным телохранителем!
– Таких ослов, как вы, и так хватает в нашей школе. Она вообще ими пропитана.
– А, теперь я понял, – посматривая на Адель, сказал Артур. Его глаза сверкали, а губы были приподняты в издевательской усмешке. – Такие уши – это типа редкость, да? Раритет? Хватай и наслаждайся своей особенностью? Только у тебя есть парень с такими оттопыренными ушами?
Я опять начал дико ржать, Артур тоже засмеялся, а Адель сидела и испепеляла нас взглядом.
– Внешность – это не главное! – гневно заорала она, и было видно, что ей действительно неприятно.
Мы с Артуром переглянулись и перестали смеяться. Мы абсолютно точно не хотели ее обидеть. Артур наклонился к ней и, заглядывая в глаза, сказал:
– Внешность, конечно, не главное, но этот ушастик погулял с одной подружкой и перешел к другой. Никакого характера, силы воли и мужества. У него нет ни одного качества, за которое его можно уважать, проявлять симпатию или держать его фотографию у себя в телефоне. – Произнеся последние слова, Артур нажал на маленькое ведерко на экране, удалил фотографию и только тогда передал телефон Адель. – Ты заслуживаешь чего-то лучшего, а твоя подруга – нет. Забудь и не думай о них.
Адель смотрела на него со смесью удивления и благодарности. А я, все еще пребывавший в огромном впечатлении от этих ушей, испустил смешок:
– Ты определенно заслуживаешь лучшего, чем эти уши.
Адель стукнула меня по плечу, но в ее взгляде уже не было злости.
– Адель, умоляю тебя, призрак этих ушей будет преследовать меня всю жизнь. Теперь, когда я захочу подойти к красивой девчонке и буду сомневаться в своих возможностях, буду вспоминать, что на этой земле ходит парень с во-о-от такими ушами, и ничего: на него клюнуло две девчонки. Так что и у меня есть все шансы! Будь то Белла Хадид или чертова Дженнифер Лоуренс. Ты! – указывая на нее пальцем и повышая голос, произнес я. – Ты только что подарила мне эту веру! Ты и эти невероятные уши! Я никогда вас не забуду! Вы изменили мне жизнь! Открыли глаза! Теперь я больше никогда не буду прежним стеснительным мальчишкой!
В конце моего выступления Адель смеялась так громко и так звонко, что, должно быть, мы разбудили всех соседей. Это в ней мне тоже безумно нравилось. Она смеялась очень-очень громко. Не как истинная леди: никогда не пыталась усмирить свои эмоции. Скорее напротив – она отдавалась им полностью.
Она повернулась к Артуру спиной и обняла меня, быстро, едва уловимо, но я запомнил ощущение ее рук на своей шее.
– Спасибо! – с улыбкой на лице поблагодарила она. И я был горд собой, как никогда в жизни.
– У тебя на лопатке созвездие Феникса, – неожиданно сказал Артур. – Я серьезно. Если соединить твои родинки линиями, то точно получится созвездие.
Адель с любопытством посмотрела в его сторону:
– Созвездие чего?
– Феникса. – Он поднялся и побежал в дом. – Я сейчас, мигом.
Он вернулся с ручкой и попросил Адель:
– Иди сюда.
Она встала перед ним, он убрал ее волосы со спины на плече. Я тоже приподнялся и подошел к нему, следя за его движениями. Он провел несколько прямых линий от одной родинки к другой, и на лопатке впрямь появилось созвездие.
– Это точно Феникс, – произнес Артур, повернув голову в мою сторону.
Его ладонь была на спине у Адель, и я видел, как ее кожа покрывается мурашками. Ночь была удивительно теплой даже для лета. А мурашки все бежали и бежали по ее коже. Она сделала неловкий шаг вперед, и его рука упала.
– Так у меня что, настоящее созвездие на лопатке? – попыталась спросить она как ни в чем не бывало, но я заметил румянец на ее щеках.
– Похоже на то, – произнес я и потянул ее на лежак. – Ты девочка-звезда!
– Скорее девочка-звезды, – поправила она меня, присаживаясь рядом. – Созвездия состоят из нескольких звезд.
Я положил ей голову на плечо:
– Звездная девочка.
Адель усмехнулась, но мне было уже не так весело, как раньше. То, как она покрылась мурашками от одного прикосновения Артура… беспокоило меня.
– Спасибо вам, парни, – неожиданно тихо произнесла Адель. – И за звезды, и за уши, и за этот вечер. У меня на душе стало легче.
Я посмотрел на нее: ее голова была поднята к бескрайнему звездному небу. Она выглядела счастливой, и тогда я тоже успокоился и попробовал поймать этот момент – без глупых назойливых мыслей и сомнений, которые так и вертелись у меня в голове.
– Знаете, ловить момент и наслаждаться им – это великое искусство, – вдруг сказала Адель, словно читая мои мысли. – И пожалуй, это единственное, чему бы я действительно хотела научиться, – призналась она.
– Carpe diem[5], – произнес я.
– Именно, – ответила она, опуская голову и вглядываясь в мои глаза. У нее были такие прекрасные глаза, а ресницы, длинные и пушистые, загнуты чуть ли не до бровей.
– Предлагаю летом заняться этим искусством, – подал голос Артур.
– Чем именно? – спросил я, немного потеряв нить разговора.
– Ловить момент, – ответили они в один голос с довольными улыбками.
А я смотрел на них и думал, что мне так чертовски сильно повезло с ними! С Артуром и Адель. И я был готов на все, тем более ловить момент.
– Уговорили! – провозгласил я официальным тоном, и они усмехнулись.
Голос. Я узнаю его по голосу. Проникновенный, глубокий, с легкой хрипотцой. В голове проносится слово «Феникс».
Я заглядываю ему в глаза, и меня словно бьет молнией: я абсолютно точно помню этот взгляд. Чистые, кристальные глаза цвета морской волны. Я не знаю, как его зовут, не помню, как мы познакомились. Но этот взгляд словно отпечатан в моем сердце.
Холодный ветер дует в спину, и дрожь пронизывает все тело, но я не могу пошевелиться.
– Созвездие Феникс, именно ты показал мне его, – шепчу я, не в силах оторвать взгляда от его лица.
Парень хмурится, широкие брови сходятся на переносице. Я чувствую, как капли текут по голой спине и рукам, холод проникает под кожу.
– Ты сейчас насквозь промокнешь, – говорит он и отступает к двери.
Я следую за ним, внимательно разглядывая своего собеседника. Он выше меня, на нем темные линялые джинсы, старые кроссовки и насквозь промокшая спортивная куртка.
– Ты заболеешь, – обеспокоенно бормочет он и тут же расстегивает и протягивает мне куртку, оставаясь в одной майке. Широкие плечи опускаются под сильным ветром, накачанные руки покрываются мурашками.
– Надень. Уверен, Марсель скоро вернется.
Он не смотрит на меня, опускает голову, словно боится поднять глаза.
– Откуда ты знаешь Марселя?
Он молчит, мой же взгляд падает на его разбитые костяшки. Перед глазами слегка темнеет. В голове словно вспыхивает что-то, и я ощущаю острую боль, которая тут же проходит. Это похоже на мимолетный взрыв в мозгу. Рука сама по себе тянется к его кисти, я хватаю ее и как безумная шепчу:
– У боксеров костяшки стачиваются, становятся немного плоскими, а не острыми, как у нормальных людей. – Я запинаюсь и заглядываю ему в глаза. – Откуда у меня в голове эта информация?
Сердце, словно птица, колотится в груди, пока он молча натягивает мне на плечи свою куртку. Она внутри теплая и пахнет чем-то очень знакомым, но я не могу понять, чем именно. Не могу распознать этот запах, но вместе с ним приходит и желание укутаться в него. Я вижу, как его серая майка темнеет от капель дождя, и он вздрагивает.
– Черт возьми, полнейший идиотизм, – сквозь зубы тихо бормочет он себе под нос и что-то печатает в телефоне.
– Ты ничего мне не скажешь? – спрашиваю я таким тоном, словно умоляю его поведать мне хоть что-то. Любую мелочь.
Мне крайне сложно контролировать собственные эмоции. Жалость в моем голосе пугает даже меня, мне кажется, для меня это крайне несвойственно. Он озадаченно поднимает голову, заглядывает мне в лицо и замирает. В его взгляде столько чувств и они так перемешались, что мне сложно их расшифровать. Я вижу радость, которая тесно переплетена с болью. Словно он счастлив от встречи со мной, но в то же время ему очень больно на меня смотреть.
– Мы же знакомы? – с придыханием спрашиваю я.
Откуда-то появляется странное желание провести рукой по его щеке, заставить его улыбнуться и прогнать беспокойное выражение с лица.
– Знакомы, – хрипло отвечает он и тянется ко мне. На секунду мне кажется, что он погладит меня по голове, но вместо этого он натягивает капюшон.
– Я абсолютно точно знаю тебя, – шепчу я скорее для себя самой, ведь я в первый раз испытываю нечто похожее. Словно я вспомнила, хоть и не до конца.
Я разглядываю линию его подбородка и форму губ в ожидании ответа.
– Ты вообще ничего не помнишь? – спрашивает он с болью в голосе. И я качаю головой.
– Вообще ничего…
Он закрывает глаза и громко матерится. После сильно сжимает кулаки. Вена на его шее напрягается и начинает сильно пульсировать, мышцы рук и челюсть напряжены. Он выглядит очень злым, и мне становится не по себе: я отхожу на шаг назад и оглядываю дворик. В самом конце калитка – значит, есть куда бежать. До меня только начинает доходить, что я стою одна с неизвестным мне человеком. Затуманенный испугом здравый смысл начинает судорожно работать. Судя по его внешнему виду, парень не принадлежит этому месту, да и кто будет мокнуть под дождем на заднем дворе у черного хода? Тот, кто не может войти внутрь. Может быть, он вор? Вор, который снял с себя куртку, чтобы я не замерзла? Я смотрю на него, пытаясь разгадать, но ничего не выходит. Парень словно чувствует мой страх – он тяжело вздыхает и устало облокачивается о дверь. Он больше не выглядит пугающим, скорее разбитым. Он продолжает стоять на месте, грустно посматривая в мою сторону, не пытаясь приблизиться ко мне.
– Прости, я не хотел тебя пугать. – Очередной вздох сменяется признанием. – Меня предупредили о твоем состоянии, я знал, что ты потеряла память. Но одно дело об этом слышать и лишь догадываться, как это. Другое: смотреть в твои глаза и понимать, что ты не помнишь меня. – В тоне его голоса столько отчаяния.
Между нами повисает неловкая тишина. Собравшись с мыслями, я спрашиваю:
– Кто ты? – Вопрос кажется мне самым логичным во всей этой сюрреалистичной ситуации.
– Я рассказал тебе о созвездии Феникс, – поглядывая на меня, отвечает он.
Я подхожу к нему, встаю прямо напротив и спрашиваю:
– И кто же тот человек, который рассказал мне о Фениксе?
Я вижу, как его подбородок напрягается и он опускает взгляд.
– Мне сказали, что ты должна вспомнить сама.
Меня так достали эти два слова: «вспомнить сама». А что, если я никогда не вспомню? Что тогда? Мама твердит без конца одно и то же, папа вторит ей, а всю эту идиотскую идею «вспомнить сама» внедрил им в голову мой лечащий врач. Я бы посмотрела, что бы они делали на моем месте! Как бы они вспоминали! Не в силах контролировать эмоции, я со злостью толкаю его в грудь. Его слова были последней каплей, чаша моего терпения переполнена.
– Что именно я могу вспомнить сама?! Как, черт возьми, я должна это делать, а?! Быть может, у тебя есть какое-нибудь руководство, Артур?! Поделись! С радостью им воспользуюсь!
Я резко останавливаюсь и больно прикусываю губу, он тоже замирает, а после подходит ко мне вплотную, носки его потрепанных кроссов упираются в мои модные сапожки. Он едва уловимо касается кончиков моих пальцев.