Турист не достоин так называться, если не знает берегов Сены, если он, бредя от руин Жюмьера к руинам Сен-Вандриля, не заметил причудливый небольшой феодальный замок Малаки, так горделиво возвышающийся на скале посредине реки. Арочный мост связывает его с дорогой. Основания его темных башен сливаются с гранитом, на котором они стоят, с этой огромной глыбой, отколовшейся от неведомо какой горы и брошенной туда благодаря какому-то неимоверному толчку. Вокруг спокойные воды большой реки плещутся среди камышей, а трясогузки прыгают по влажным камням.
История Малаки так же сурова, как само название, такая же стойкая, как его силуэт. Она состоит из сражений, осад, приступов, грабежей и убийств. По вечерам на посиделках жители края Ко с содроганием вспоминают о преступлениях, совершенных здесь, и рассказывают множество таинственных историй. Люди судачат о знаменитом подземном ходе, который в былые времена вел в аббатство Жюмьер и в мануарий Агнессы Сорель, прекрасной подружки Карла VII.
В этом древнем логовище героев и разбойников жил барон Натан Каорн, барон Сатана, как некогда звали его на бирже, играя на которой он внезапно разбогател. Разорившиеся сеньоры Малаки были вынуждены продать ему за краюшку хлеба обитель своих предков. Там он разместил свои восхитительные коллекции мебели и картин, фаянса и резного дерева. Он жил один с тремя старыми слугами. Никто никогда не входил в его замок. Никто никогда не любовался в этих древних залах тремя полотнами Рубенса, двумя картинами Ватто, креслом с высокой спинкой работы Жана Гужона и многими другими чудесами, вырванными с помощью банковских билетов из рук самых богатых завсегдатаев публичных торгов.
Натан Каорн боялся. Не столько за себя, сколько за сокровища, накопленные с удивительно стойкой страстью и с такой прозорливостью любителя, что, говоря о бароне, даже хитрые торговцы не могли похвастаться, будто ввели его в заблуждение. Барон Сатана любил свои безделицы. Он любил их жадно, как скупец, ревностно, как влюбленный.
Каждый день перед заходом солнца четыре окованные железом двери, расположенные по краям моста и при входе во внутренний дворик, запирались на множество запоров и засовов. При малейшем шуме тишину разрывали электрические звонки. Со стороны Сены опасаться было нечего: там возвышалась остроконечная скала.
И вот однажды в пятницу сентября на мосту, как всегда, появился почтальон. И по заведенному правилу тяжелую дверь приоткрыл сам барон.
Барон внимательно оглядел почтальона с ног до головы, словно прежде никогда не видел добродушное лицо и насмешливые глаза крестьянина. Тот, смеясь, сказал:
– Это я, господин барон. И никто другой не мог взять мою куртку и фуражку.
– Кто знает? – пробормотал Каорн.
Почтальон вручил барону стопку газет. Потом добавил:
– А теперь, господин барон, у меня есть новость.
– Новость?
– Письмо… к тому же заказное.
Живущий уединенно, не имевший друзей или знакомых, которые могли бы проявить к нему интерес, барон никогда не получал писем. Ему это письмо сразу же показалось дурным предзнаменованием, и он встревожился. Кто был таинственный корреспондент, который побеспокоил его?
– Надо расписаться, господин барон.
Пробурчав что-то невнятное, барон расписался. Затем взял письмо, подождал, пока почтальон исчезнет за поворотом дороги, и, сделав несколько шагов, облокотился о парапет моста. Разорвав конверт, он вытащил квадратный лист бумаги, вверху которого было от руки написано: «Тюрьма Санте, Париж». Барон посмотрел на подпись: «Арсен Люпен». Ошеломленный Натан Каорн прочитал:
«Господин барон!
В галерее, соединяющей две гостиные, висит картина кисти Филиппа из Шампани, которая мне очень понравилась. Картины Рубенса тоже пришлись мне по вкусу, а также картины Ватто. В правой гостиной я хочу отметить сервант в стиле Людовика XIII, гобелены Бове, круглый столик в стиле ампир с подписью “Жакоб” и сундук в стиле Ренессанса. В левой гостиной стоит стеклянный шкаф с драгоценностями и миниатюрами.
На этот раз я довольствуюсь этими предметами, которые, по моему мнению, легко сбыть. Прошу вас упаковать их надлежащим образом и отослать на мое имя (оплаченным платежом) на вокзал Батиньоль не позднее чем через неделю… В противном случае мне придется самому заняться их перевозкой в ночь со среды 27 на четверг 28 сентября. И, желая вознаградить себя за труды, я не ограничусь указанными предметами.
Прошу простить за беспокойство, которые я вам причинил, и принять мои уверения в глубочайшем почтении.
P.S. Главное, не присылайте мне самую большую картину Ватто. Хотя вы заплатили за нее тридцать тысяч франков на публичных торгах, это всего лишь копия. Оригинал сжег Баррас во время одной из оргий, при Директории. Посмотрите неизданные “Мемуары” Гара.
Тем более я не претендую на шейную цепь в стиле Людовика XV. Ее подлинность представляется мне сомнительной».
Письмо потрясло барона Каорна. Если бы под ним стояла другая подпись, барон и то встревожился бы. Но там стояла подпись Арсена Люпена!
Прилежный читатель газет, барон знал обо всем, что творится в мире воров и преступников, и, разумеется, о так называемых подвигах адского грабителя. Естественно, барон знал, что Люпен, арестованный в Америке его врагом Ганимаром, сейчас находится в тюрьме и вскоре должен состояться суд над ним.
Но барон знал также, что от Арсена Люпена можно было ждать чего угодно. Впрочем, точное знание замка, расположения картин и мебели уже само по себе было грозным признаком. Кто мог рассказать Люпену о вещах, которые тот никогда не видел?
Барон поднял глаза, любуясь суровым силуэтом Малаки, его крутым подножием, глубокой водой. Потом пожал плечами. Нет, решительно никакой опасности нет. Никто в мире не в состоянии проникнуть в неприкосновенное святилище, где хранились его коллекции. Никто, да. Но Арсен Люпен… Разве для Арсена Люпена существуют двери, подъемные мосты, стены? К чему самые невероятные препятствия и тщательно разработанные меры предосторожности, если Арсен Люпен решил достичь своей цели?
В тот же вечер барон написал в Руан, прокурору Республики. Он вложил в конверт письмо, полное угроз, и просил о помощи и защите.
Ответ не заставил себя ждать. Названный Арсен Люпен находится в настоящее время в Санте под строжайшим наблюдением. У него нет никакой возможности написать письмо, которое, скорее всего, было мистификацией. Об этом свидетельствовало все: логика, здравый смысл и реальность фактов. Тем не менее, желая перестраховаться, прокурор Республики назначил экспертизу почерка. И эксперт заявил, что, несмотря на несколько аналогий, почерк не принадлежал заключенному.
«Несмотря на несколько аналогий…» Барон запомнил только эти пугающие слова, в которых усмотрел признание в сомнениях. По его мнению, одного этого признания было достаточно, чтобы правосудие вмешалось. Его страхи усилились. Он то и дело перечитывал письмо: «В противном случае мне придется самому заняться их перевозкой». И эта точная дата: в ночь со среды 27 на четверг 28 сентября!..
Недоверчивый, скрытный барон не решался довериться даже своим слугам, преданность которых казалась ему вне всяких подозрений. Тем не менее впервые за многие годы он почувствовал необходимость поговорить с кем-нибудь, попросить совета. Брошенный на произвол судьбы правосудием своего края, он не надеялся защитить себя собственными средствами и собирался поехать в Париж, чтобы попросить помощи у какого-нибудь отставного полицейского.
Прошло два дня. На третий день, читая газеты, барон вздрогнул от радости. «Ревей де Кодебек» опубликовал короткую заметку:
«Скоро исполнится три недели, как мы имеем удовольствие принимать у себя главного инспектора Ганимара, одного из ветеранов служб Сюрте. Господин Ганимар, которому его последний подвиг, а именно арест Арсена Люпена, помог завоевать европейскую известность, отдыхает после трудов праведных, ловя пескарей и уклеек».
Ганимар! Вот в чьей помощи нуждается барон Каорн! Кто лучше, чем изворотливый и терпеливый Ганимар, сумеет расстроить планы Люпена?
Барон ни секунды не колебался. Его замок от небольшого городка Кодебека отделяли шесть километров. И он преодолел их, как человек, преисполненный надежды на спасение.
После нескольких безуспешных попыток узнать, где остановился главный инспектор, барон направился в редакцию газеты «Ревей», расположенную посредине набережной. Там он встретился с редактором заметки, который, подойдя к окну, воскликнул:
– Ганимар? Да вы наверняка встретите его на набережной с удочкой в руках! Именно там мы и познакомились. Я случайно прочитал его фамилию, вырезанную на удочке. Смотрите, это он, старичок под деревьями променада.
– В рединготе и соломенной шляпе?
– Совершенно верно! Ах! Странный тип, неразговорчивый, ворчливый.
Через пять минут барон подошел к знаменитому Ганимару, представился и попытался завязать разговор. Потерпев полное фиаско, он решил прямо изложить проблему.
Ганимар слушал неподвижно, не теряя из виду поплавок. Потом, повернувшись к барону, смерил его взглядом с головы до пят и с жалостью в голосе произнес:
– Сударь, воры не предупреждают людей, которых собираются ограбить. В частности, Арсен Люпен никогда не совершает подобных просчетов.
– Тем не менее…
– Сударь, если бы у меня были хоть малейшие сомнения, поверьте, удовольствие, с каким я бы засадил этого милейшего Люпена, одержало бы верх над всеми прочими моими чувствами. К сожалению, этот молодой человек уже сидит за решеткой.
– А если он сбежит?
– Из Санте нельзя сбежать.
– Но ему…
– Ни ему, ни кому-либо другому.
– Однако…
– Ну что же. Если он сбежит, тем лучше. Я его сцапаю. А пока спите спокойно и не пугайте уклеек.
Разговор был окончен. Барон вернулся в замок, немного успокоенный уверенностью Ганимара. Он проверил запоры и принялся исподтишка следить за слугами. Прошло еще два дня, в течение которых барону почти удалось убедить себя, что его страхи были сильно преувеличены. Нет, право же, как сказал Ганимар, людей, которых хотят ограбить, не предупреждают.
Назначенная дата приближалась. Во вторник утром, накануне 27 числа, ничего особенного не происходило. Но в три часа позвонил какой-то мальчишка. Он принес телеграмму:
«Никакой посылки на вокзале Батиньоль. Приготовьте все к завтрашнему вечеру. Арсен Люпен»
И вновь барон обезумел до такой степени, что начал спрашивать себя, не уступить ли требованиям Арсена Люпена.
Барон помчался в Кодебек. Ганимар, сидя на складном стуле, удил рыбу на том же месте. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.
– И что? – спросил инспектор.
– Как что? Но ведь завтра…
– Что?
– Произойдет кража. У меня украдут мою коллекцию!
Ганимар отложил удочку, повернулся к барону и, скрестив руки на груди, нетерпеливо воскликнул:
– А-а, значит, вы думаете, что я буду заниматься этой глупой историей?
– Какое вознаграждение вы хотите получить за то, что проведете в моем замке ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое сентября?
– Ни су. Оставьте меня в покое.
– Назовите свою цену. Я богат, очень богат!
Грубое предложение оскорбило Ганимара, и он, стараясь не терять хладнокровия, продолжил:
– Я здесь в отпуске и не имею права вмешиваться…
– Никто ничего не узнает. Что бы ни случилось, я буду хранить молчание.
– О! Ничего не случится!
– Ладно. Допустим, три тысячи франков. Этого достаточно?
Инспектор понюхал щепотку табака, подумал и сказал:
– Будь по-вашему. Только я должен вас предупредить, что эти деньги будут выброшены на ветер.
– Мне все равно.
– В таком случае… Впрочем, никогда не знаешь, что ждать от этого чертова Люпена! Вероятно, он возглавляет целую шайку… Вы уверены в своих слугах?
– Бог ты мой…
– Значит, не стоит рассчитывать на них. Я пошлю телеграмму двум своим приятелям, эдаким крепким парням. Так будет надежнее… А теперь уходите, не надо, чтобы нас видели вместе. До завтра. Я приеду около девяти часов.
На следующий день при приближении часа, назначенного Арсеном Люпеном, барон Каорн взял со щита ружье, начистил его до блеска и принялся прогуливаться в окрестностях Малаки. Ничего подозрительного он не заметил. Вечером, в половине девятого, барон отпустил слуг. Они жили в крыле, фасад которого выходил на дорогу, но в самом конце замка. Оставшись один, он осторожно открыл все четыре двери и немного погодя услышал шаги.
Ганимар представил барону своих помощников, двух дюжих парней с бычьей шеей и мощными руками, а после обратился к нему с несколькими вопросами. Узнав о расположении замка, он тщательно закрыл и забаррикадировал все выходы, через которые можно было попасть в залы, которым грозила опасность быть обокраденными. Он постучал по всем стенам, приподнял гобелены и ковры, а затем оставил своих помощников в центральной галерее.
– Никаких глупостей, поняли? Вы здесь не для того, чтобы спать. При малейшей тревоге открывайте окна, выходящие во двор, и зовите меня. Обращайте внимание и на ту сторону, что выходит к воде. Таких дьяволов не остановят десять метров отвесной скалы.
Он запер их, взял ключи с собой и сказал барону:
– А теперь займем наши места.
Для этого он выбрал небольшое помещение в толще крепостной стены, между двумя главными дверьми. Прежде там находился пост часового. Одно смотровое окошечко выходило на мост, другое – во двор. В углу виднелось отверстие колодца.
– Вы сказали, господин барон, что некогда этот колодец был единственным входом в подземный ход, но, насколько вы себя помните, он был забит.
– Да.
– Значит, мы можем быть спокойными, если только нет другого хода, о котором не знает никто, кроме Арсена Люпена.
Ганимар составил три стула, удобно растянулся на них, раскурил трубку и вздохнул:
– Право, господин барон, я согласился на столь элементарную работу только потому, что мне очень хочется пристроить еще один этаж к дому, в котором я собираюсь закончить свои дни. Я расскажу об этой истории нашему славному Люпену, и он живот надорвет от смеха.
Барону было не до веселья. Он весь обратился во внимание, с все возрастающей тревогой вслушиваясь в тишину. Время от времени он склонялся над колодцем и с беспокойством всматривался в чернеющую дыру.
Одиннадцать часов… Полночь… Пробил час.
Вдруг барон схватил Ганимара за руку, и тот сразу же проснулся.
– Вы слышите?
– Да.
– Что это?
– Это я храплю!
– Да нет же, послушайте.
– А-а, в самом деле. Это клаксон автомобиля.
– И что?
– А то, что маловероятно, чтобы Люпен воспользовался автомобилем, как тараном, чтобы разрушить ваш замок. Так вот, господин барон, на вашем месте я бы поспал… чем я и собираюсь вновь заняться. Доброй ночи!
Это был единственный тревожный сигнал. Ганимар вновь погрузился в сон, и барон не слышал больше ничего, кроме его громкого, раскатистого храпа.
На рассвете они покинули наблюдательный пост. Замок был окутан безмятежностью, тишиной утра, зарождающегося на берегах прохладной реки. Каорн сиял от радости, Ганимар сохранял спокойствие. Они неторопливо поднялись по лестнице. Ни звука. Ничего подозрительного.
– Ну, что я вам говорил, господин барон? По сути, мне не надо было соглашаться… Мне так стыдно…
Вытащив из кармана ключи, он вошел в галерею.
На стульях, сгорбившись, спали помощники Ганимара.
– Разрази меня гром! – рявкнул инспектор.
И в тот же миг барон закричал:
– Мои картины! Мой сервант!
Он, задыхаясь, что-то бормотал, показывая дрожащей рукой на пустые места, на голые стены, где виднелись гвозди и висели ставшие бесполезными шнуры. Исчезла картина Ватто! Были украдены полотна Рубенса! Гобелены были сняты! Витрины лишились своих драгоценностей!
– Мои канделябры в стиле Людовика XVI! Подсвечник эпохи Регентства! А Мадонна XII века!
Барон, обезумевший, впавший в отчаяние, бегал из угла в угол. Он вспоминал цены, которые заплатил за свои сокровища, подсчитывал понесенные убытки, складывал цифры, и все это как-то вперемешку, бормоча под нос неразборчивые слова, незаконченные фразы. Он дрожал и судорожно изгибался. Он чуть с ума не сошел от ярости и боли. Он был похож на разорившегося человека, которому не осталось ничего другого, кроме как застрелиться.
Единственное, что немного утешало барона, так это вид оторопевшего Ганимара. В отличие от барона, инспектор застыл на месте. Он словно оцепенел. Обводя комнату рассеянным взором, он размышлял. Окна? Закрыты. Дверные замки? Не взломаны. Ни одной дыры на потолке. Никакого пролома в полу. Всюду царил совершенный порядок. Кража была совершена методично, в соответствии с логичным, безжалостным планом.
– Арсен Люпен… Арсен Люпен… – бормотал Ганимар.
Внезапно он набросился на своих помощников и в ярости принялся толкать их и трясти, осыпая проклятиями. Но они не просыпались!
– Черт возьми! Разве это случайно? – не мог успокоиться он.
Нагнувшись над дюжими парнями, Ганимар начал внимательно рассматривать их. Они спали, но каким-то неестественным сном.
– Их усыпили, – сказал он.
– Но кто?
– Он, черт возьми! Или шайка, которую он возглавляет. Это его стиль. Хищника по когтям видно.
– В таком случае, я проиграл. Ничего не поделаешь.
– Ничего не поделаешь.
– Но это ужасно, чудовищно!
– Подайте жалобу.
– Зачем?
– Черт возьми! Хотя бы попытайтесь… У правосудия есть возможности.
– Правосудие! Да это по вам видно… Даже сейчас, когда нужно искать улики, пытаться что-нибудь обнаружить, вы даже не шевелитесь.
– Обнаружить что-то, имея дело с Арсеном Люпеном?! Нет, уважаемый, Арсен Люпен не оставляет следов! С Арсеном Люпеном никаких случайностей просто не может быть! Я вот все думаю, уж не сознательно ли Арсен Люпен позволил мне арестовать себя?
– Значит, я должен отказаться от своих картин, от всего! Но он украл жемчужины моей коллекции. Я отдам состояние, чтобы их вернуть. Если с ним нельзя ничего сделать, пусть он назовет свою цену!
Ганимар пристально посмотрел на барона.
– Разумные слова. Вы не заберете их назад?
– Нет, нет и нет. Да и зачем?
– Мне в голову пришла одна мысль.
– Какая мысль?
– Мы обсудим ее, если следствие зайдет в тупик. Только ни слова обо мне, если хотите, чтобы я одержал победу. – И он сквозь зубы добавил: – К тому же мне нечем гордиться.
Оба помощника постепенно приходили в себя. Они выглядели одурманенными, только что очнувшимися от гипнотического сна. С удивлением открыв глаза, они пытались понять, что происходит. Ганимар принялся их расспрашивать, но они ничего не помнили.
– Но ведь должны же вы были кого-то видеть!
– Нет.
– Вспоминайте!
– Нет, нет, нет.
– Вы что-нибудь пили?
Они задумались, потом один из них ответил:
– Да, я выпил немного воды.
– Из этого графина?
– Да.
– Я тоже, – добавил второй.
Ганимар понюхал воду, попробовал ее на язык. У воды не было ни специфического запаха, ни особенного вкуса.
– Ну, – произнес Ганимар, – мы просто теряем время. За пять минут невозможно решить проблемы, созданные Арсеном Люпеном. Но, черт возьми, клянусь, я достану его! Он бросает мне вызов. Я принимаю его!
В тот же день барон Каорн подал жалобу, обвинив в квалифицированной краже Арсена Люпена, находящегося в тюрьме Санте!
Барон пожалел о поданной жалобе, едва увидел Малаки, отданный во власть жандармов, прокурора, судебного следователя, журналистов, всех любопытных, которые находились всюду, где их вообще не должно было быть.
Дело взбудоражило общество. Кража произошла при особенных обстоятельствах, а имя Арсена Люпена настолько возбуждало воображение, что самые невероятные истории мгновенно заполнили страницы газет, причем читатели верили им всем сердцем. Первое письмо Арсена Люпена, опубликованное в «Эко де Франс», – так и не было установлено, кто передал его газете, – то самое письмо, в котором барона Каорна дерзко предупреждали о нависшей над ним угрозе, вызвало всеобщее волнение. Выдвигались самые невероятные гипотезы и предположения. Разумеется, вспомнили о знаменитом подземном ходе. И прокуратура, поддавшись общим настроениям, начала расследование в этом направлении.
Замок тщательно обыскали, внимательно простучав каждый камень, изучив все деревянные панели и камины, рамы зеркал и потолочные балки. При свете факелов жандармы спустились в огромное подземелье, где в былые времена сеньоры Малаки хранили свои припасы. Не забыли даже о подводной скале. Все напрасно! Никаких намеков на существование подземного хода – которого, вероятно, просто не было!
Хорошо, возражали скептики, но мебель и картины не могут исчезнуть, словно привидения. Их выносят через двери и окна, а люди, которые этим занимаются, тоже входят и выходят через двери и окна. Что это за люди? Как они проникли в замок? Как они вышли оттуда?
Прокуратура Руана, признавшись в собственной несостоятельности, обратилась за помощью к парижским полицейским. Господин Дюдуа, начальник Сюрте, прислал лучших сыщиков и даже сам провел два дня в Малаки. Но и ему не удалось ничего выяснить.
Ганимар молча выслушал указания своего начальника, а потом, покачав головой, заявил:
– Думаю, мы на ложном пути и напрасно обыскиваем замок. Решение находится в другом месте.
– Где же?
– У Арсена Люпена.
– У Арсена Люпена?! Но в таком случае вы должны признать, что это он совершил кражу.
– Я это допускаю. Более того, я в этом совершенно уверен.
– Послушайте, Ганимар, но это глупо. Арсен Люпен сидит в тюрьме.
– Арсен Люпен сидит в тюрьме, согласен. За ним ведется пристальное наблюдение, в этом я тоже не сомневаюсь. Но даже если бы у него на ногах были кандалы, а руки связаны веревкой, я все равно не изменил бы своего мнения.
– Но почему вы так упорствуете?
– Потому что только Арсен Люпен способен провернуть подобное дело, разработав такой хитрый план, чтобы все прошло без сучка и задоринки… Впрочем, так оно и было.
– Ганимар, это все слова!
– Это реальность. Так вот, не стоит искать подземный ход, выворачивая камни, и заниматься другими подобными глупостями. Арсен Люпен не прибегает к столь устаревшим методам. Он живет настоящим, вернее, будущим.
– И какой вывод вы делаете?
– А вот такой. Я прошу вас разрешить мне провести с ним один час.
– В камере?
– Да. Мы вместе возвращались из Америки, и за время столь длительного плавания мне удалось установить с ним превосходные отношения. Осмелюсь вам сказать, что Арсен Люпен проникся симпатией к человеку, который сумел его арестовать. Если он сможет просветить меня, не ставя себя под удар, то без колебаний сделает это.
Было уже за полдень, когда Ганимар вошел в камеру. Люпен, лежавший на койке, повернул голову и вскрикнул от радости:
– А-а, вот уж настоящий сюрприз! Мой дорогой Ганимар, вы здесь!
– Да, я, собственной персоной.
– Я мечтал о многом в этом унылом пристанище, которое сам выбрал… Но никак не надеялся, что мне выпадет счастье принимать вас здесь.
– Вы очень любезны.
– Нет, нет, я действительно питаю к вам глубочайшее уважение.
– Весьма польщен.
– Я всегда утверждал, что вы, Ганимар, наш лучший детектив. Вы почти стóите – как видите, я честен! – Херлока Шолмса. По правде говоря, мне очень жаль, что я могу предложить вам только эту табуретку. И никаких напитков! У меня нет даже пива. Простите, но я тут проездом.
Ганимар, улыбнувшись, сел. Узник, довольный тем, что у него появился собеседник, продолжил:
– Боже мой! Как я рад, что моему взору предстал порядочный человек! Мне так надоели все эти рожи шпиков и фликов, которые десять раз в день обшаривают мои карманы и обыскивают эту скромную камеру, чтобы убедиться, что я не готовлю побег. Черт возьми, как высоко меня ценит наше правительство!..
– Для этого у правительства есть все основания.
– Нет же! Я был бы счастлив, если бы меня оставили в покое и позволили жить в каком-нибудь тихом уголке.
– На деньги других.
– Неужели? Это было бы хорошо! Но я разговорился. Несу всякий вздор, а вы, возможно, торопитесь. Так чем же я обязан такой чести?
– Делу Каорна, – без обиняков заявил Ганимар.
– Погодите! Минутку! У меня было столько дел! Сначала я должен отыскать в своей памяти досье с делом Каорна… А-а, вот! Дело Каорна, замок Малаки, департамент Нижняя Сена. Две картины Рубенса, одна картина Ватто и несколько других незначительных предметов.
– Незначительных?!
– О! Честное слово, все это не имеет особого значения. Там были вещи получше. Тем не менее этого вполне достаточно, чтобы дело заинтересовало вас… Рассказывайте, Ганимар.
– Должен ли я объяснять вам, на какой стадии находится расследование?
– Не стоит. Я читал утренние газеты. Позволю себе заметить, что вы не особо продвинулись.
– Именно по этой причине я обращаюсь к вашей любезности.
– Я целиком и полностью в вашем распоряжении.
– Скажите, ведь план разработали вы?
– От первой до последней буквы.
– Заказное письмо? Телеграмма?
– Их послал ваш покорный слуга. У меня даже где-то сохранились квитанции.
Арсен Люпен выдвинул ящик небольшого деревянного столика, который вместе с койкой и табуретом составлял всю обстановку камеры, вынул оттуда два листа бумаги и протянул их Ганимару.
– Прекрасно! – воскликнул Ганимар. – Я-то думал, что вас все время держат под наблюдением и обыскивают при малейшем подозрении! А вы читаете газеты, храните почтовые квитанции…
– Ба! Эти люди такие глупые! Они распарывают подкладку моего пиджака, отрывают подметки, простукивают стены… Но им и в голову не приходит, что Арсен Люпен слишком хитер, чтобы выбрать тайник, который так легко обнаружить. На это я и рассчитывал.
Ганимар, забавляясь, воскликнул:
– А вы странный парень! Вы изумляете меня. Ладно, расскажите об этом деле.
– О, вы слишком многого хотите! Чтобы я посвятил вас в свои секреты… Рассказал о своих маленьких проделках… Это слишком рискованно!
– Значит, я ошибся, рассчитывая на вашу любезность?
– Нет, Ганимар, и поскольку вы настаиваете…
Арсен Люпен прошелся по камере и, остановившись, сказал:
– Что вы думаете о моем письме барону?
– Я думаю, что вы хотели немного позабавиться, сыграть на публику.
– О, сыграть на публику! Уверяю вас, Ганимар, я был лучшего о вас мнения. Чтобы я, Арсен Люпен, занимался такими глупостями?! Никогда! Зачем писать барону письмо, если я мог и так его ограбить, без всякого предупреждения? Поймите же и вы, и все остальные, что это письмо было необходимой точкой отсчета, пружиной, которая привела в действие весь механизм. Ладно, обо всем по порядку. Если хотите, давайте вместе разработаем план ограбления Малаки.
– Я слушаю вас.
– Итак, представим себе замок, недоступный со всех сторон, хорошо защищенный, такой, каким был замок барона Каорна. Стал бы я отступать и отказываться от столь вожделенных сокровищ под тем предлогом, что в замок, где они находятся, невозможно проникнуть?
– Разумеется, нет.
– Попытаюсь ли я пойти на приступ, встав во главе шайки авантюристов, как в былые времена?
– Это ребячество!
– Попытаюсь ли я проникнуть туда тайком?
– Это невозможно.
– Остается один способ, единственный на мой взгляд. Я должен заставить владельца замка пригласить себя в гости.
– Весьма оригинальный способ.
– А какой простой! Предположим, в один прекрасный день владелец замка получает письмо, в котором говорится, что некий Арсен Люпен, известный грабитель, собирается обчистить его. Как поступит владелец замка?
– Он отошлет письмо прокурору.
– Который посмеется над ним, поскольку Люпен находится в настоящее время в тюрьме. Но владелец замка настолько обезумел от страха, что готов обратиться за помощью к первому попавшемуся, не так ли?
– Вне всякого сомнения.
– И тут он читает бульварный листок, в котором говорится, что знаменитый полицейский отдыхает в соседнем городке…
– Он непременно обратится за помощью к этому полицейскому.
– Вы сами это сказали. Но, с другой стороны, предположим, что Арсен Люпен, предвидевший этот неизбежный демарш, свяжется с одним из своих самых ловких приятелей, попросит его приехать в Кодебек, чтобы встретиться с редактором «Ревей», газеты, на которую подписывается барон, и дать ему понять, что он и есть тот самый знаменитый полицейский. Что тогда произойдет?
– Редактор опубликует в газете, что в Кодебек приехал этот самый полицейский.
– Замечательно. Из двух одно: либо рыба, то есть Каорн, не клюнет на приманку, и тогда ничего не произойдет, либо, а это наиболее вероятное предположение, он, дрожа от страха, примчится в Кодебек. И будет просить одного из моих друзей помочь ему в борьбе со мной!
– Очень оригинально.
– Разумеется, псевдополицейский сначала откажется. И тут приходит телеграмма от Арсена Люпена. Барон пугается еще сильнее, вновь умоляет моего приятеля помочь и даже предлагает определенную сумму за то, чтобы тот провел ночь в его замке. Мой приятель соглашается, приводит с собой двух молодцов из нашей шайки, которые ночью, когда Каорн находится рядом со своим так называемым охранником, через окно спускают на веревках предметы прямо в небольшую лодку, взятую напрокат. Все просто, как Люпен.
– И чертовски умно! – воскликнул Ганимар. – Невозможно перехвалить смелость и гениальность плана, тщательно продуманного в деталях. Однако я не знаю столь знаменитого полицейского, имя которого могло бы привлечь внимание барона.
– Есть такой полицейский. Один-единственный.
– И кто же это?
– Самый известный полицейский, личный враг Арсена Люпена, словом, инспектор Ганимар.
– Я?!
– Вы, Ганимар! И вот что самое восхитительное: если вы решите отправиться в замок и барон согласится с вами поговорить, то в конце концов вы поймете, что ваш долг заключается в том, чтобы арестовать самого себя, как вы арестовали меня в Америке. Э! Реванш превратился в комедию: я заставлю Ганимара арестовать Ганимара!
И Арсен Люпен от души рассмеялся. Оскорбленный инспектор поджал губы. Шутка не показалась ему смешной.
Появление надзирателя позволило Ганимару немного прийти в себя. Надзиратель принес Арсену Люпену, которому была сделана особая поблажка, обед из соседнего ресторана. Поставив поднос на стол, он удалился. Арсен Люпен сел, разломил хлеб на кусочки и, съев два-три из них, продолжил:
– Не волнуйтесь, мой дорогой Ганимар, вы не поедете туда. Сейчас я сообщу нечто, что изумит вас: дело Каорна скоро будет закрыто.
– Хм!
– Скоро будет закрыто, уверяю вас.
– Послушайте, но я только что встречался с начальником Сюрте…
– Ну и что? Разве господин Дюдуа знает обо мне больше, чем я? Скоро вы узнаете, что Ганимар – о, простите! – псевдо-Ганимар полюбовно расстался с бароном. Главная причина молчания барона заключается в том, что он попросил так называемого полицейского выполнить весьма деликатную миссию: связаться со мной и вступить в переговоры. Вполне вероятно, что в этот самый момент барон, заплативший определенную сумму, уже получил назад свои дорогие игрушки. А из этого следует, что он отзовет свою жалобу. Нет жалобы, нет кражи. И поэтому прокуратура прекратит…
Ганимар изумленно смотрел на узника.
– Но откуда вы обо всем этом знаете?
– Я только что получил телеграмму, которую ждал.
– Вы получили телеграмму?
– Только что, друг мой. Из вежливости я не стал читать ее в вашем присутствии. Но если вы позволите…
– Вы издеваетесь надо мной, Люпен!
– Будьте любезны, дорогой друг, осторожно разбейте это яйцо всмятку. И вы сами убедитесь, что я не издеваюсь над вами.
Ганимар машинально послушался, разбил яйцо ножом и тут же вскрикнул от изумления. В пустой скорлупе лежал голубой лист бумаги. По просьбе Люпена Ганимар развернул его. Это была телеграмма, вернее, часть телеграммы, от которой оторвали номер почтового отделения. Ганимар прочитал:
«Сделка состоялась. Сто тысяч франков получено. Все на мази».
– Сто тысяч франков? – переспросил он.
– Да, сто тысяч франков. Это мало, но сейчас настали трудные времена… И я тоже несу непосильные расходы! Вы же знаете мой бюджет… бюджет большого города!
Ганимар встал. Его плохое настроение улетучилось. Погрузившись в размышления, он мысленно перебирал все детали дела, пытаясь найти в нем слабое место, потом произнес тоном, в котором отчетливо слышалось восхищение знатока:
– К счастью, таких, как вы, не больше десятка. Иначе пришлось бы закрыть лавочку.
Арсен Люпен, скромно потупившись, ответил:
– Ба! Хотелось развлечься, занять себя чем-нибудь… Тем более что дело могло выгореть только в том случае, если бы я был в тюрьме.
– Как? – воскликнул Ганимар. – Ваш процесс, ваша защита, следствие – всего этого недостаточно, чтобы развлечь вас?
– Нет, я решил не присутствовать на своем процессе.
– О-о!
Арсен Люпен твердо повторил:
– Я не буду присутствовать на своем процессе.
– Правда?
– Ах, мой дорогой Ганимар! Неужели вы думаете, что я собираюсь гнить на этой сырой соломе? Вы оскорбляете меня. Арсен Люпен сидит в тюрьме столько, сколько ему угодно, и ни минутой больше.
– Возможно, было бы разумнее вообще не попадать в тюрьму, – заметил инспектор с усмешкой.
– Ах, господин полицейский изволит шутить? Разве господин полицейский забыл, что он имел честь арестовать меня? Знайте же, мой уважаемый друг, что никто – ни вы, ни кто-либо другой! – не схватил бы меня, если бы в тот критический момент мною не двигал более существенный интерес.
– Вы удивляете меня.
– На меня смотрела женщина, Ганимар, и я любил ее. Понимаете ли вы, что значит, когда на вас смотрит женщина, которую вы любите? Клянусь, все остальное не имело для меня никакого значения. И только поэтому я здесь!
– И уже давно, позвольте вам заметить.
– Сначала я хотел забыть… Не смейтесь! Приключение было очаровательным, и я до сих пор храню о нем самые нежные воспоминания… К тому же я в определенной мере неврастеник. В наши дни жизнь такая напряженная! Иногда надо делать то, что называется лечением одиночеством. Это место вполне подходит для подобного режима. Здесь всем прописывают курс лечения для поправки здоровья[1].
– Арсен Люпен, – заметил Ганимар, – вы смеетесь надо мной.
– Ганимар, – ответил Люпен, – сегодня у нас пятница. В следующую среду я приду к вам на улице Перголез в четыре часа дня, чтобы выкурить сигару.
– Арсен Люпен, я вас жду.
Они обменялись рукопожатием, словно добрые друзья, знающие друг другу цену. Полицейский направился к двери.
– Ганимар!
Тот обернулся.
– Что?
– Ганимар, вы забыли свои часы.
– Мои часы?
– Да, они случайно оказались в моем кармане. – Люпен с извинениями протянул ему часы. – Простите. Дурная привычка… Но я лишил вас часов вовсе не потому, что они забрали мои. Тем более что в моем распоряжении хронометр, на который мне нечего жаловаться. Он вполне удовлетворяет мои потребности.
И Люпен вытащил из ящика большие, толстые золотые часы на тяжелой цепочке.
– И из чьего кармана к вам попали эти часы? – спросил Ганимар.
Арсен Люпен небрежно посмотрел на инициалы.
– Ж. Б. Черт возьми, что это означает? А-а, вспомнил! Жюль Бувье, следователь, очаровательный человек…