Мортимер Линдквист пытался придать своему дому этакую готическую мрачность. По углам крыши торчали замшелые химеры. С улицы к дому вели кованые чугунные ворота и проезд, с обеих сторон обставленный статуями. Палисадник зарос высокой травой. Когда б его дом не представлял собой крытый красной черепицей, оштукатуренный клон южнокалифорнийского особняка, это, возможно, и сработало бы.
В результате его трудов дом выглядел скорее как диснейлендовский дом призраков, чем зловещая обитель заклинателя мертвых. К черным чугунным воротам с обеих сторон примыкала обычная изгородь из проволочной сетки. Химеры при более пристальном рассмотрении оказывались пластиковыми копиями. Крашеный гипс скульптурных изваяний тоже мало напоминал благородный мрамор. В нетронутые заросли так и напрашивался розовый фламинго. Впрочем, я вполне допускаю, что при надлежащем освещении и с надлежащих ракурсов это могло и произвести впечатление на кого-нибудь.
Я тряхнул головой и поднял руку, чтобы постучать в дверь.
Она отворилась прежде, чем я успел коснуться ее, и прямо на меня, пыхтя, попятилась спиной вперед фигура с покатыми плечами, увенчанными блестящей лысиной. Я отступил вбок, пропуская ее. Маленький человечек вытащил на крыльцо здоровенный чемодан и, так и не замечая меня, остановился вытереть пот с лысины.
Я скользнул за его спиной в дверь, тогда как он, бормоча что-то себе под нос, повернулся и потащил свой чемодан к калитке. Я покачал головой и прошел в дом. Дверь служила входом для посетителей – никакого покалывающего ощущения, обычного при пересечении порога чьего-либо жилища, я не почувствовал. Прихожая сразу же давала представление о характере внутреннего убранства всего дома. Черные драпировки на стенах, дверях и окнах. Расставленные повсюду красные и черные свечи. Ухмыляющийся человеческий череп на полке, где тома Британской энциклопедии соседствовали с нацарапанными на коже неопределенного происхождения письменами. Череп, разумеется, тоже был из пластмассы.
Из обстановки Морти держал в этом помещении стол, вокруг которого стояло несколько стульев, а за ним, лицом к дверям, – кресло с высокой спинкой, украшенное резными чудовищами. Я уселся в кресло, положил руки на стол перед собой и принялся ждать.
Человечек вернулся почти сразу же, вытирая лицо платком-банданой, пыхтя и отдуваясь.
– Закрой дверь, – сказал я. – Потолковать надо, Морти.
Он подпрыгнул и уставился на меня.
– В-вы, – пролепетал он. – Дрезден. Что это вы здесь делаете?
Я пристально посмотрел на него.
– Да ты заходи, Морти.
Он сделал шаг к столу, но дверь за собой не закрыл. Несмотря на всю свою округлость, двигался он с беспокойной резкостью потревоженной кошки. На белой рубашке выступили под мышками темные пятна.
– Послушайте, Дрезден. Я же говорил уже вашим парням: я соблюдаю все ваши гребаные правила, ясно? Ничего я такого не делал, что вы хотите мне припаять.
Ага. Значит, Белый Совет все-таки посылал к нему кого-то. Морти был профессиональным мошенником. Я не рассчитывал вытянуть из него хоть один правдивый ответ, не затратив на это изрядных усилий. Что ж, можно попробовать разыграть эту карту – это сэкономит время и силы.
– Позволь сказать тебе кое-что, Морти. Когда я прихожу к кому-то и не говорю ничего, кроме «давай поговорим», а в ответ слышу: «Это не я, не я!» – это невольно заставляет заподозрить, что тот, к кому я обращаюсь, в чем-то замешан. Ты понимаешь, о чем я?
Его раскрасневшееся лицо разом заметно побледнело.
– Не выйдет, приятель. Послушайте, я не имею никакого отношения к тому, что творится. Я в этом не виноват, да и не мое это дело, вот как.
– К тому, что творится, – повторил я. Некоторое время я смотрел на свои сцепленные пальцами руки, потом снова поднял взгляд. – К чему чемоданчик, а, Морти? Похоже, тебе приспичило уехать на время из города?
Он судорожно сглотнул и поежился.
– Послушайте, Дрезден… мистер Дрезден. У меня сестра заболела, понимаете? Вот я и собираюсь ее проведать.
– Конечно, конечно, – кивнул я. – Только это, и ничего больше. Уехать из города, чтобы проведать больную сестру.
– Богом клянусь, – с самым что ни на есть искренним видом заявил Морти, подняв руку.
Я указал на стул напротив:
– Сядь, Морти.
– Я бы с удовольствием, только такси вот-вот придет. – Он повернулся к двери.
– Ventas servitas, – театрально прошипел я (очень классно вышло!) и швырнул в дверь небольшой сгусток воли. Внезапный порыв ветра захлопнул дверь прямо у него перед носом.
Он взвизгнул, попятился от двери и повернулся ко мне.
Остаток заклинания я потратил на то, чтобы выдвинуть ему стоявший напротив меня стул.
– Присядь, Морти. У меня к тебе несколько вопросов. Ответишь на них быстро – успеешь на такси. А не ответишь… – Я зловеще оборвал фразу. Что хорошо в намеках – так это что люди, как правило, воображают себе вещи куда страшнее, чем то, что ты можешь с ними сделать. Тут главное – оставить простор воображению.
Он уставился на меня и снова судорожно сглотнул, шевеля кадыком. Потом осторожно, мелкими шажками подобрался к стулу, словно ожидая, что стоит ему сесть, как из стула вылетят цепи и сами собой прикуют его. Он умостился на самом краешке стула, нервно облизнул губы и посмотрел на меня, возможно выдумывая ложь поудобнее на те вопросы, что он ожидал от меня.
– Знаешь, Морти, – сказал я, – а я ведь читал твои книжки. «Духи Чикаго». «Потусторонний фактор». Ну там еще две или три. Ты неплохо поработал.
Выражение лица его изменилось; глаза подозрительно сощурились.
– Спасибо.
– Я хочу сказать, лет двадцать назад ты был чертовски неплохим исследователем. Чувствительности к духовным энергиям у тебя не отнять. Ты был тем, кто у нас называется эктомант от природы.
– Угу, – согласился он. Если не его голос, то уж взгляд немного смягчился. Впрочем, смотреть в упор мне в лицо он избегал. Да что там, не он первый. – Только это было давно.
Я старался сохранять то же выражение голоса.
– И что теперь? Ты пробавляешься дешевыми сеансами. Как часто тебе действительно удается установить контакт с духом? Один раз из десяти? Или из двадцати? И что у тебя осталось от настоящего дара, а?
Чего-чего, а прятать свои эмоции он умел. Надо отдать ему должное. Но и я неплохо умею наблюдать за людьми. В том, как он держал шею и плечи, я разглядел злость.
– Я на законных основаниях оказываю помощь тем, кто в ней нуждается.
– Черта с два. Ты играешь на их горе, чтобы вытянуть из них сколько сможешь. Ты ведь и сам не веришь в то, что творишь добро, – верно ведь, Морти, – в глубине-то души? Ты можешь оправдывать это чем угодно, но тебе самому противно то, чем ты занимаешься. Будь это по-другому, твои способности не ослабли бы настолько.
Он стиснул зубы, не пытаясь больше скрыть злость, – первая искренняя его реакция с того момента, как он увидел меня за своим столом.
– Если у вас ко мне дело, Дрезден, выкладывайте. Мне еще на самолет успеть надо.
Я положил руки ладонями на стол и растопырил пальцы.
– В последние две недели, – начал я, – всякая нечисть совершенно съехала с катушек. Ты, наверное, и сам знаешь, сколько пакости они уже натворили. Полтергейст в доме Кэмпбеллов. Чудище в университетском подвале. Агата Хэгглторн в Кук-Каунти.
Морти поморщился и снова вытер пот с лица.
– Ну слышал, слышал. Вы с Рыцарем Креста справились со случаями более худшими.
– Что еще происходит, Морти? Учти: я раздражительный – очень уж от недосыпа колбасит, – так что выкладывай быстро и четко.
– Не знаю, – буркнул он. – Я же утратил силу, не забывайте.
Я сощурил глаза:
– Но ты же слышишь кое-что? У тебя до сих пор кое-какие связи в Небывальщине. Почему ты уезжаешь из города?
Он рассмеялся, хотя и не слишком весело.
– Вы сказали, вы читали все мои книги. Значит, и «Они восстанут» – тоже?
– Перелистал. Типичный вздор о конце света. Я так понял, ты слишком много общался не с теми духами. Они страсть как любят продавать людям Армагеддон. Большинство такие же мошенники, как и ты.
Он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Значит, вам известна и моя теория насчет барьера между нашим миром и Небывальщиной. И о том, что он медленно, но неуклонно разрушается.
– И тебе кажется, что он начал рушиться окончательно? Морти, эта стена существует с начала времен. Не думаю, чтобы она рухнула именно сейчас.
– Стена! – Он презрительно хмыкнул. – Скорее, тонкая пленка. Кисельный берег. Она изгибается и размывается. – Он поежился и вытер вспотевшие ладони о штаны.
– И сейчас она рушится?
– Да вы посмотрите вокруг себя! – Он почти кричал. – Боже мой, чародей. За последние две недели граница вихляется, как бедра у шлюхи на панели. Какого черта, вы думаете, все эти духи так всполошились?
Я сделал вид, что крик его меня совсем не смущает.
– Так ты утверждаешь, что эта нестабильность дает духам возможность легче проникать в наш мир?
– А еще делает духов, возникающих при смерти людей, сильнее и крепче, – добавил он. – Вы думаете, те, с которыми вы имели дело в последние дни, самые крутые? Подождите, пока какую-нибудь студентку-отличницу не пришьют случайно в гангстерской разборке. Или пока добродетельный семьянин не испустит дыхание от СПИДа, которым его заразят по халатности при переливании крови.
– Призраки крупнее и опаснее, – медленно произнес я. – Суперпризраки. Вот, значит, что ты имеешь в виду.
Он хрипло рассмеялся:
– На подходе новое поколение вирусов. Жизнь вообще превратится в ад. Боюсь, у вас теперь будет больше проблем с нападениями демонов, чем с уличными бандами.
Я покачал головой.
– Ладно, – вздохнул я. – Допустим, я покупаю эту твою доктрину насчет того, что барьер не бетонный, а жидкий. Допустим, в нем существуют завихрения, облегчающие пересечение барьера в обе стороны. Может что-то искусственно вызывать эти возмущения?
– Откуда мне, черт подери, знать? – огрызнулся он. – Вам не понять, каково это, Дрезден, – говорить с существами, которые жили в прошлом, которые живут сейчас и будут жить в будущем. Приглашать их к себе на закуски, чтобы они рассказали вам, как укокошили жену во сне…
Я хочу сказать, вам кажется, что все под контролем, но в конце концов все идет прахом. Мошенничать проще и спокойнее, Дрезден. Тут ты сам все решаешь. Людям ведь по барабану, действительно ли дядюшка Джеффри простил их за то, что они не явились к нему на день рождения. Им просто хочется услышать, что окружающий их мир – такое место, где дядюшка Джеффри обязательно их простит. – Он замолчал и окинул взглядом полку с фальшивыми фолиантами и фальшивым черепом. – Вот это я им и продаю. Утешение. Это вроде телевидения: все хотят знать, что все будет хорошо, и просто счастливы платить за это.
На улице посигналила машина. Морти свирепо покосился на меня.
– Ну что, ко мне больше ничего?
Я кивнул.
Он вскочил на ноги, и щеки его чуть порозовели – правда, пятнами.
– Видит Бог, мне нужно выпить. Уезжайте из города, Дрезден. Нынче ночью наведывалось что-то такое, чего я никогда еще не встречал.
Я вспомнил покореженные машины и остатки роз.
– Тебе известно, что это было?
– Большое, – сказал Морти. – И злобное, как… как… Оно жаждет крови, Дрезден. И сомневаюсь, чтобы вам или кому-либо еще удалось остановить его.
– Но это призрак?
Он улыбнулся мне волчьей ухмылкой. На его круглом, с широко посаженными глазами лице она казалась особенно зловещей.
– Это Кошмар. – Он повернулся и пошел к двери.
Я с радостью отпустил бы его, но не мог. Этот человек стал лжецом, ловким мошенником… впрочем, он и раньше был таким. Я встал и толчком прижал его к двери, схватив за руку. Он выдернул руку и повернулся ко мне, вызывающе глядя мне в глаза. Я отвел взгляд. Что-то мне не очень хотелось заглядывать в душу Мортимера Линдквиста.
– Морти, – негромко произнес я. – Отдохни от своих сеансов – хоть на время. Поезжай в какое-нибудь тихое место. Почитай. Отоспись. Ты ведь стал старше, сильнее. Дай себе шанс – и твои силы вернутся.
Он снова рассмеялся – устало, безнадежно.
– Разумеется, Дрезден. Что-нибудь в этом роде.
– Морти…
Он отвернулся и вышел. Он даже не позаботился запереть за собой дом. Я стоял на крыльце и смотрел, как он садится в такси, ожидавшее его у тротуара. Он запихнул свой чемодан на заднее сиденье и сам полез следом.
Прежде чем машина тронулась с места, он опустил стекло.
– Дрезден, – окликнул он меня. – Под моим креслом есть ящик. Мои записи. Если вам так уж хочется свернуть себе шею, пытаясь выстоять против этой твари, хоть будете знать, во что ввязываетесь.
Он поднял стекло, и машина тронулась с места. Некоторое время я смотрел ей вслед, потом вернулся в дом. Я нашел выдвижной ящик, спрятанный под подушкой резного кресла, а в ящике – три толстых тетради в кожаной обложке. Пергаментные страницы их были исписаны почерком, четким и аккуратным в самых ранних записях, и едва разборчивыми каракулями в самых свежих по времени. Я поднес тетради к лицу и вдохнул аромат кожи, бумаги и чернил – настоящих, а не всяких там геля или пасты.
Морти мог ведь и не отдавать мне своих записей. Возможно, какие-то корни его личности и не погибли еще. Возможно, я чуть помог ему этим своим советом. Во всяком случае, мне хотелось бы так думать.
Я сделал глубокий вздох и пошел к телефону заказать такси и себе самому. Нужно было постараться освободить из-под ареста «жучка» – если получится. Может, Мёрфи смогла бы помочь мне в этом.
Я взял тетради и вышел на крыльцо дожидаться такси, захлопнув за собой дверь. Что-то здоровенное шляется по городу, так говорил Морти.
– Кошмар, – произнес я вслух.
Может, Морти и не ошибается? Может, барьер, отделяющий мир духов от нашего, рушится к чертовой матери? От этой мысли мне сделалось не по себе. Что-то назревало, и это «что-то» было огромным и ужасным. И чутье мое подсказывало, что все это не просто так. Все силы, добрые или злые, догадывается об этом их обладатель или нет, имеют какую-то цель.
Значит, этот Кошмар явился сюда с какой-то целью. Интересно, что ему все-таки нужно. И что он для этого будет делать.
Я боялся, что узнаю это, и даже слишком скоро.