Остаток дня они провели в хлопотах. Оказалось, что спортивный костюм Роману стал мал, да и кроссовки имели довольно поношенный вид. Но это еще ничего. Уланову предстояло стоять на трибуне, а его парадный наряд после химчистки выглядел, мягко говоря, не ахти. Роман и Людмила купили все новое, взяли и продуктов.
Вернувшись домой, Людмила напомнила Роману о таблетках. Он принял вторую за сегодняшний день.
Наступил вечер. На город обрушился ливень.
Стоя у окна кухни и глядя на залитое стекло, Уланов проговорил:
– А если и завтра такая же погода?
Людмила успокоила его:
– На завтра синоптики обещали солнечный день и только местами по области кратковременные дожди. Так что ничего страшного.
Они легли пораньше и сразу слились в объятиях. Каждая ночь приносила им сказочное удовольствие.
Потом Уланов выпил еще одну пилюлю. Засыпал он с опаской. Вдруг слова Эдуарда Николаевича окажутся пустышкой, и его вновь накроют искаженные воспоминания? Но всего лишь один сеанс, проведенный известным психотерапевтом, дал результат. Роман не видел снов, как и обещал Соколов. Ни плохих, ни хороших.
Поэтому проснулся Роман отдохнувшим, свежим. Вместе с ним поднялась Людмила. Пока Уланов принимал душ и брился, она приготовила завтрак. Главный врач клиники позвонил еще раз, напомнил ей о работе.
В 8.30 Роман подогнал к подъезду «Рено», взял сумку, где среди всего прочего лежали пилюли, и отвез Людмилу в клинику. После этого он вывел машину за пределы города.
В 9.50 Уланов остановился на улице Балаева, центральной в городе, перекрытой нарядом полиции.
Старший патруля подошел к нему.
– Добрый день, прапорщик Синявин. Дальше проезд закрыт, если, конечно, у вас нет пропуска.
– А разве вас не предупредили? – спросил Роман.
– О чем?
– Что я должен приехать.
Полицейский рассмеялся и осведомился:
– А вы извините, кто? Депутат? Высокопоставленный чиновник?
– Я не депутат, – ответил Уланов, – и не чиновник. Меня сюда пригласил подполковник Гарин. Надеюсь, этот человек вам известен?
Тон прапорщика разом изменился:
– Вас пригласил начальник РОВД?
– А у вас есть другой начальник полиции, кроме Гарина?
– Одну минуту. – Старший наряда вызвал кого-то по рации.
Что он говорил, Уланов не слышал. Недалеко гремел духовой оркестр. Но собеседник все доходчиво объяснил Синявину.
Он козырнул и заявил:
– Прошу прощения, товарищ майор, но и вы меня поймите. Для специально приглашенных лиц были выписаны пропуска. У вас…
Уланов прервал полицейского:
– Так я могу проезжать или мне разворачиваться?
– Проезжайте, конечно. Стоянка для автомобилей гостей сразу за трибуной, где памятник Ленину. Оттуда и проход на трибуну. Товарищ подполковник там ждет вас, – проговорил прапорщик и отошел в сторону.
Уланов проехал метров пятьдесят, оказался на площади и увидел большую трибуну, закрывавшую чуть ли не половину памятника, изображавшего вождя мирового пролетариата. Невдалеке от него возвышалось нечто тоже весьма не мелкое, закрытое полотном.
«Нормально местные власти придумали! Они открывают памятник жертвам политических репрессий рядом со скульптурой, изображающей того самого человека, который и начинал их. Но логику начальства, как и женщины, понять невозможно по причине полного отсутствия таковой», – подумал Роман и заехал за трибуну.
Там прямо на лужайке, окаймленной лентой, которой сотрудники уголовного розыска обычно отделяют место преступления от толпы досужих зевак, стояло несколько дорогих иномарок. На их фоне машина Уланова выглядела совершенно невзрачно. Но он плевать хотел на это, поставил «Рено» рядом с джипом огромных размеров.
К Роману уже шел Гарин, в отглаженной парадной форме, позвякивая медалями, среди которых боевых не было, лишь ведомственные, юбилейные да за выслугу. Но смотрелись они впечатляюще. Власти за последнее время несколько раз меняли полицейскую форму, в итоге превратили ее в подобие клоунского костюма. На зависть сорокам, которые, как известно, любят все блестящее, форма Гарина переливала позолотой.
– Привет, Рома! А почему ты один?
– Привет, Боря! Сначала ответь, почему наряд не хотел пускать меня сюда?
– Это недоработка заместителя. Он уже получил свое. Ты почему без Людмилы?
– Ее вызвали на работу. Какой-то клиент объявился. Такой важный, что главврач велел открыть для него клинику в воскресенье. Но она поработает с ним, позвонит мне, спросит, куда подъехать, и прикатит на такси. По крайней мере обещала.
– А почему ты военную форму не надел?
Уланов прикинул, как смотрелись бы его награды на фоне Гарина. Одних только орденов Мужества у него было три.
– А зачем? Достаточно тебя да военкома, который тоже наверняка будет в форме при всех регалиях, – сказал Роман.
– Нет, военкома не будет. Он в отпуске. А заместителя приглашать не стали. Молодой еще. Ну и чего ты сидишь в машине. Выходи, Рома, пора на трибуну.
Уланов следом за Гариным прошел на трибуну и увидел там… свою первую юношескую любовь, Тамару Ольхову. Она клятвенно обещала ждать Романа, пока тот учится в военном училище, а сама вскоре вышла замуж за Гарина. Теперь это была уже не худенькая барышня с косичками, а дородная, солидная женщина в дорогом костюме. Рядом девочка лет семи-восьми, похожая на Гарина как две капли воды.
– Здравствуй, Рома, – сказала Тамара и натянуто улыбнулась.
– Здравствуй. Как говорится, сколько лет, сколько зим?
– Да, мы-то все на этом месте, а тебя судьба гоняла по белу свету. Боря говорил, что ты недавно из армии уволился и с какой-то женщиной сошелся. Это правда?
– Да.
– А чего поздно так? Почему раньше не женился?
– Откуда тебе знать, женился я или нет? Может, у меня пять разводов и с десяток гражданских браков?
Первая любовь с сожалением вздохнула и сказала:
– Нет. Я знаю. Ты однолюб.
– Был когда-то. Твоя правда. А сейчас другой. Все мы изменились. – Он указал на девочку и спросил: – Дочь?
– Дочь, Лена, пошла в первый класс.
– Это хорошо, учение свет.
– А ты действительно сильно изменился.
– Постарел?
– Заматерел.
– Ты тоже не осталась прежней.
– Да, время не остановить. Слышь, Рома, а ты хотел бы вернуть школьные годы?
– Хотел бы, Тома, но это невозможно.
– А если бы они вернулись, ты стал бы опять поступать в военное училище?
– Да.
Она вновь вздохнула и заявила:
– Ну тогда и возвращать нечего. А жаль.
– Я что-то плохо понимаю тебя!
– И не надо понимать.
К ним подошел Гарин и осведомился:
– Поговорили? А теперь немного в сторону. Посредине у микрофонов встанет глава администрации, рядом депутат областной думы и прочие известные люди. Мы отойдем немного левее. Сейчас уже начнется.
Уланов с семьей Гарина встали на новое место. Сотрудники полиции пустили на площадь народ, который заполнил половину ее.
Тут Уланов вдруг почувствовал тревогу. Так бывало всегда, когда где-то рядом таилась опасность.
К главе администрации подошла супруга с мальчиком лет четырех, что-то сказала ему.
Роман посмотрел влево, вправо, на площадь, оцепление.
Гарин заметил это и спросил:
– Ты что вертишься, Рома?
– Если интуиция меня не подводит, где-то рядом угроза, причем серьезная.
Начальник РОВД махнул рукой и заявил:
– Да откуда здесь может быть угроза? Район тихий, спокойный, тяжких преступлений почти не бывает. Так, единичные случаи.
– Я не о том.
Уланов перевел взгляд на дом, строящийся напротив памятника и трибуны. Поднято три этажа, сзади кран. Естественно сегодня никто не работал, но это не означало, что там никого не было.
– Что за стройка, Боря? – спросил Уланов, указав на здание.
– Многоквартирный дом. Это гордость главы администрации. Первый такой в городе поднимают.
– Там охрана выставлена?
Гарин взглянул на друга и спросил:
– Ты не видишь полицейского у ограждения?
– У ограждения вижу, – ответил Уланов, – меня интересует, на территории стройки твои люди есть?
– Считаешь, что у меня батальон сотрудников? Внутри территории находится охрана строительной организации. По крайней мере, она должна там быть.
– Это не проверялось?
– Прекрати, Рома. У тебя навязчивая идея.
– У меня, Боря, предчувствие беды. Ты вооружен?
– По привычке ношу пистолет.
– Смотрим дом. Внимание на окна и плиты верхнего этажа, а также на кран.
– Да ну тебя, перестраховщик. Это надо же так запрограммировать вас, спецназовцев, что вы повсюду видите опасность.
Уланов сблизился с главой администрации района, встал рядом с его женой и сыном.
Леонид Владимирович Абрамов постучал по микрофону, убедился в том, что он включен, и заговорил:
– Дорогие горожане, уважаемые гости…
В это время из центрального окна третьего этажа хлестнул выстрел. Уланов сначала увидел вспышку и только потом различил звук.
Речь главы района оборвалась. Пуля попала ему в лоб и отбросила его на людей, стоявших позади.
Грянул второй выстрел. На этот раз рухнул председатель районной думы.
Раздался визг жены главы администрации, крики сбоку и снизу.
– Всем на пол, – крикнул Уланов.
Он сбил с ног жену Абрамова и мальчишку, который тут же зашелся криком.
Третий выстрел был направлен просто в толпу. Пуля попала в шею какого-то мужчины, пришедшего на это мероприятие. Уж его-то убивать, скорее всего, было не за что.
Гарин укрыл спиной жену и дочь.
На площади началась паника, люди ринулись за трибуну, давили друг друга и сминали посты оцепления. Полицейские слышали выстрелы, но ничего не могли понять, поэтому и бездействовали.
Уланов же сказал Абрамовой:
– Хотите жить, лежите и держите пацана рядом с собой. Никому не вставать! Боря!
– Да, – откликнулся Гарин.
– Посылай своих к стройке, прикажи им оцепить ее. Сам за мной, быстро!
Начальник РОВД бросился за Улановым. Они скатились к памятнику Ленина.
– Черт! – выкрикнул Гарин.
– Ранен? – спросил Уланов.
– Хуже! Твоя чертова интуиция. Абрамов убит, Старин, председатель думы, тоже. Ты представляешь, что теперь будет?
– Мне по фигу, какие выводы сделает твое начальство и руководство области. Стрелял один человек из центрального окна третьего этажа, судя по поражению и звуку – из «СВД». Его надо взять.
– Как?
– Каком кверху! За мной, подполковник!
Уланов перепрыгнул через перила. Он держал в поле зрения все здание, выходящее на площадь, особенно третий этаж и плиты верхнего перекрытия, кинулся к дощатому забору, окружавшему стройплощадку и увешанному различными плакатами.
За двадцать минут до этого к воротам стройки подъехал самосвал «КамАЗ». Водитель посигналил. Из будки вышел охранник, мужчина лет шестидесяти. Владелец строительной компании, изъявивший желание возводить этот дом, экономил, на чем только мог, хотя и получил довольно солидные деньги по договору подряда. Поэтому сторожей он набрал из пенсионеров. Да и те нужны были в основном для того, чтобы открывать и закрывать ворота. Строительство шло в три смены, и на стройке постоянно были рабочие. Кроме, естественно, сегодняшнего праздничного дня.
Пенсионер-охранник спросил у водителя, молодого парня:
– Ты чего? Сегодня стройка закрыта.
– Твою мать, – выругался парень, – какого хрена меня сюда с песком послали?
Охранник пожал плечами.
– Это ты, милок, у своего начальства спрашивай, а мы закрыты.
– Может, пропустишь? Свалю песок и уеду.
– Нет, я из-за тебя место терять не хочу. Вот доживешь до моих лет, получишь мою пенсию и поймешь, что без приработка не проживешь. Хотя, когда ты…
Парень прервал охранника:
– Тебя как зовут-то?
– Михалычем называй.
– Слушай, Михалыч, но в наряде-то хоть можешь отметить, что не пропустил меня на объект?
– Кто я такой, чтобы в документах отметки ставить?
– Какие отметки? Напишешь от руки, мол, объект закрыт, «КамАЗ» номер такой-то не пропущен. Я и уеду. А начальника заставлю рассчитаться со мной за рейс. Ведь у меня же зарплата не депутатская. Терять деньги за работу в выходной тоже не хочу. У меня жена молодая и ребенок полутора лет.
– Да написать-то не трудно, конечно, а поможет оно тебе?
– Иначе не стал бы просить.
– А мне ничего не будет?
– Что тебе может быть? Ты же напишешь, как есть. Объект был закрыт.
Охранник почесал затылок и заявил:
– Ладно, давай свой наряд.
– Сейчас. – Парень забрал папку, спрыгнул с машины. – Давай зайдем к тебе в сторожку, Михалыч. Тут неудобно.
– Пошли. Только быстро, скоро праздник начнется, посмотреть охота.
– Посмотришь. А ты один, что ли, на объекте?
– Один. На сутки.
– Ничего не воруют?
– Нет, тут почти все друг друга знают, да и воровать несподручно. Это нынче никого на объекте нет, в остальные дни бригады пашут днем и ночью, без выходных.
Они зашли в небольшое помещение, окно которого выходило на ворота. Два стула, шкаф у двери, топчан у глухой стены. На столе старый сотовый телефон.
– Давай бумаги, – сказал Михалыч.
– Угу, сейчас. – Парень положил папку на стол, выдернул из-под рубашки нож и выверенным движением ударил лезвием в горло охранника.
Тот выпучил глаза, захрипел, упал на пол, пытаясь руками закрыть безобразную рану, из которой хлынула черная кровь, и забился в судорогах.
– Вот так! – проговорил парень. – Отработал ты, Михалыч.
Парень оставил нож на месте преступления и вышел на улицу. Он достал из кармана перчатки, снятые после остановки машины, натянул их, открыл ворота, осмотрелся. Никого. Это и понятно. Народ сейчас дома хозяйством занимается или на празднике.
Водитель сел в кабину самосвала, где находился мужчина постарше. Когда сторож вышел из будки, он пригнулся.
– Все чисто, Артур, – доложил ему парень.
– Следы?
– Никаких. Я проверил.
– Заезжай! – Артур посмотрел на часы и добавил: – И шустрее, Славик!
Водитель подвел «КамАЗ» к дому, выбрался из кабины, достал из кузова, набитого рулонами утеплителя, какой-то длинный предмет, завернутый в плотную ткань, передал его Артуру, тоже вышедшему из машины.
– Вот!
– Отведи самосвал на метр от стены! – приказал Артур.
– Сделаю!
– Ну а я пошел на работу.
– А как насчет бабок?
– Получишь, как вернемся на базу.
– Шеф заплатит?
– Я заплачу. Или тебе есть какая-нибудь разница?
– Нет никакой. Были бы деньги.
– Они со мной. Но все, как говорится делу время, потехе час, – сказал Артур, поправил шапочку, которая превращалась в маску, вошел в центральный подъезд и быстро поднялся на третий этаж.
Там он прошагал в заранее выбранную комнату, окно которой, еще не застекленное, выходило на площадь, зашел, пригнувшись. Артур присел у проема, выставил наружу стержень с зеркалом, определил, где находится солнце, дабы случайно не пустить «зайчик».
Трибуна была уже заполнена всяким начальством и оцеплена полицией. На площади собралась толпа. Главные цели были на месте. Остальные люди его не интересовали.
Он вставил в винтовку магазин, установил прицел, передернул затвор, опустил на лицо маску, услышал стук по микрофону, разлившийся по площади, а затем и голос:
– Дорогие горожане…
Артур встал, укрылся за стеной, вскинул винтовку и выстрелил. Это был прирожденный охотник и профессионально подготовленный снайпер. Он увидел, что пуля пробила череп главы администрации, тут же срезал вторую цель – председателя районной думы. Потом Артур, не выбирая, сделал третий выстрел, бросил винтовку, выбежал из комнаты и быстро спустился по лестнице.
Водитель находился в кузове. При подготовке акции киллер решил, что он не станет терять время на беготню по лестнице, спрыгнет с верхнего этажа на мягкий утеплитель. Славик поддержит его при необходимости, тут же перейдет в кабину, выведет «КамАЗ» в проулок и бросит там. Они с Артуром пересядут в легковой автомобиль, на нем доберутся до базы, далее будут действовать по указанию шефа.
Поэтому водитель стоял в кузове у кабины, задрав голову. Он ждал появления киллера и невольно подсчитывал в уме, на сколько порций героина хватит пяти тысяч долларов, обещанных ему шефом. Получался неплохой расклад.
Славик услышал шорох у подъезда, глянул вниз. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. Во время спуска Артур достал из-за пояса ствол с глушителем и вонзил ему пулю между глаз. Тело Славика упало за борт.
Киллер не сомневался в том, что убил водителя. Он знал толк в своей работе и до сих пор делал ее без ошибок.
После этого Артур закинул пистолет в кузов, снял маску и проехал до переулка, где стояли старые «Жигули» седьмой модели. Через минуту он уже вышел из зоны оцепления.
Киллер на ходу достал сотовый телефон, нажал клавишу вызова и проговорил:
– Это я! Дело сделано.
– Хорошо. Деньги, причитающиеся тебе за эту работу, уже на твоем счету, можешь проверить. Уходи из области.
– Буду нужен, ты знаешь, как меня найти, – сказал Артур, отключил телефон и положил его на сиденье.
Отход был тщательно продуман. Киллер выбрался из Балаева по берегу реки, где перекрыть путь было невозможно. В ближнем лесу его ждала другая машина…
Гарин приказал своим подчиненным окружить стройплощадку. Он и Уланов с трудом пробились через толпы испуганного народа, вышли к воротам забора. Возле них двое сотрудников полиции.
Старший с погонами капитана доложил Гарину:
– Товарищ подполковник, территория оцеплена, обнаружено два трупа.
Уланов кивнул в сторону самосвала, стоявшего в проулке, и спросил:
– Один там?
– Так точно. Молодой парень с простреленной головой находится в кузове, загруженном утеплителем. Труп поверх. Там же пистолет с глушителем.
– Кто второй? – спросил Гарин и сам же ответил: – Хотя это вполне понятно. Сторож.
– Так точно. Тот с перерезанным горлом в сторожке. Нож там же.
Гарин повернулся к Уланову и спросил:
– Пойдем в здание?
– Вряд ли мы найдем там что-то интересное.
– Киллер сбросил пистолет, значит, мог и винтовку оставить на месте применения.
– И что это даст? Если оставлено оружие, то будь уверен, оно не выведет на киллера.
– А зачем он завалил парня в самосвале? И вообще что тот здесь делал?
Уланов прикурил сигарету и проговорил:
– Ты пошли в дом людей, пусть соберут все, что оставил киллер, поищут следы, хотя вряд ли найдут их. А самосвал? Киллер подъехал на нем к зданию. Сторож вышел из своей коморки, сказал, что сегодня на стройке никто не работает. Парень, видимо, попросил охранника сделать в путевом листе отметку об этом. Дескать, надо же как-то мне будет отчитаться за топливо, да и деньги за работу в выходные получить. Охранник не заподозрил никакой угрозы, зашел с парнем в сторожку, там и получил нож в горло.
– Да, это все вполне понятно, – проговорил Гарин. – Преступник действительно каким-то образом заманил охранника в сторожку. Там нет риска, что кто-то увидит момент убийства. Но почему самосвал? Можно было подъехать и на неприметной машине, а тут такая громадина, да еще груженая.
Уланов кивнул и спросил:
– А ты обратил внимание, чем загружен самосвал?
– Утеплителем.
– Вот! В этом и ответ, Боря. Мне картина преступления видится следующим образом. Парень-водитель и киллер действовали сообща. Они вместе подъехали к стройке. Киллер спрятался в кабине, парень вышел, завалил сторожа, открыл ворота и подогнал самосвал кузовом к зданию. Киллер вышел на позицию и сделал свое черное дело. А дальше по договоренности, дабы не терять время, он, наверное, должен был прыгнуть с третьего этажа или с плит перекрытия. Высота приличная, поэтому в кузове мягкий утеплитель. Он погасил бы удар.
– Значит, киллер намеревался прыгать?
– Нет. Скорее всего этот вариант для парня, который должен был подождать в кузове, прикрыть преступление. Киллер и не думал прыгать. Он спокойно спустился по лестнице, на ходу привел пистолет к бою, пристрелил ничего не подозревавшего парня, сбросил ствол и ушел. Где-то рядом его ждала машина. Только вот куда она повезла киллера, то ли за расчетом к заказчику, то ли в лес к могиле, нам пока неизвестно. Ясно одно. Целями заказчика этого преступления были глава администрации и председатель районной думы.
– А третий человек? Он ведь тоже убит прицельным огнем.
– Это для отвода глаз. Чтобы создать подобие беспорядочной стрельбы по трибуне.
– Но это мог сделать только сумасшедший. Стрелять по людям!..
– А что, у нас мало сумасшедших, спокойно гуляющих на свободе?
Из дома вышел капитан полиции.
Он принес винтовку, гильзы, тряпку, шнур и доложил:
– Вот, товарищ подполковник, это нашли в комнате, откуда велась стрельба.
– Собаку пустили?
– Так точно. Да вон сержант с ней.
Разыскная собака, ретиво тащившая за собой кинолога, вышла за территорию стройки.
– Взяла след! – воскликнул капитан.
– Вопрос лишь в том, как далеко он идет, – произнес Уланов.
Вскоре действительно поступил доклад от старшего группы преследования. Служебный пес довел сотрудников полиции до начала переулка и потерял след.
– И что теперь делать? – спросил Гарин.
Уланов вздохнул и ответил:
– Думаю, что взять киллера по горячим следам уже не получится. Имитируй бурную деятельность. Потом доложишь начальству, что предпринял все возможное для поиска преступника, но… не срослось. Наверху прекрасно понимают, что заказные убийства раскрываются редко. Все они хорошо подготовлены. Киллер может быть откуда угодно, не обязательно местный. Да, это всем ясно, но вопросов к тебе как к начальнику полиции будет много. Пусть и формальных.
Гарин приказал поднять весь личный состав районного отдела и доложил о трагедии в Переславль, хотя областное начальство уже знало о ней.
Уланов в это время попытался позвонить Людмиле. Но ее телефон не отвечал.
Тогда он пошел на площадку к трибуне. Там работали оперативники. Роману непонятно было, что именно они искали. Ведь пули находились в телах погибших, что подтвердил эксперт. Рядом с трибуной стояла труповозка. В ней уже находилось тело председателя думы.
Покойный глава администрации лежал на носилках. Возле стояли жена, то есть уже вдова и ребенок.
«Странно, что вдова ведет себя так спокойно. Ни слез, ни истерики, а ведь муж погиб», – подумал Уланов, подошел к ней и осторожно кашлянул, желая привлечь к себе ее внимание.
Женщина повернулась.
– Это вы? Вас я должна благодарить за спасение? Преступник мог убить и меня с сыном.
– Нет, благодарить меня не за что. Я всего лишь сделал то, что должен был, хотя вряд ли вам что-то угрожало. Я Уланов Роман Владимирович, друг начальника местного РОВД. По приглашению Гарина и приехал сюда. А тут такое.
Женщина кивнула и сказала:
– Да уж. Праздник удался на славу.
– Извините, не знаю вашего имени-отчества.
– Абрамова Надежда.
– А отчество?
– Алексеевна, но это вовсе не обязательно.
– Ну тогда я для вас просто Роман. Должен сказать, что странно вы ведете себя, Надежда.
Она взглянула на него и заявила:
– Нет, вполне нормально.
– Да? – с удивлением заявил Уланов. – Извините, но не могли бы вы сказать, чем объясняется подобное поведение?
– Почему нет? Когда-то, кто-то должен узнать о нашей жизни с Леонидом. Но, подождите…
Сотрудники морга стали загружать в труповозку тело главы администрации.
Вдова подошла к носилкам, обхватила лицо мужа, уже бывшего, что-то сказала так тихо, что вряд ли санитары это услышали, и отошла.
Через минуту машина направилась в морг.
У трибуны появилась пожилая женщина.
– Ох, господи, ты жива, Наденька.
– Да, мама, я жива, Витя тоже, а вот Леонид Владимирович… погиб.
– Слышала. Об этом весь районный центр уже судачит. Мол, убили Абрамова, Старина и еще какого-то Дунко. Но, слава богу, вы живы. Что же это творится, Наденька? Среди бела дня, на празднике!..
– Ты возьми Витю и ступайте домой, не к нам, к себе. Я подойду, – сказала Надежда матери.
– А почему не в ваш с Леней дом?
– Он теперь не наш. И не мой. Но об этом позже.
– Как же это?
– Мама!
– Хорошо-хорошо. – Она взяла внука, который захныкал. – Пойдем, Витюша, родной ты мой. Я тебя пирожками угощу с повидлом. Ты их любишь. А мама потом придет.
Когда пожилая женщина с ребенком ушли, Надежда Алексеевна, которой было лет тридцать, никак не больше, предложила Уланову уйти за трибуну. Мол, там спокойней, народу нет. Машины действительно разъехались, кроме двух, вернее трех, если считать и подержанный «Рено» Уланова.
Роман согласился, и они прошли за трибуну. Здесь, рядом с памятником Ленину, стояли две скамьи среди голубых елей, посаженных, наверное, одновременно с возведением памятника вождю мирового пролетариата.
Женщина присела, а Уланов задержался, так как его сотовый телефон издал сигнал вызова.
– Извините, – сказал он и отошел в сторону.
Звонила Людмила.
– Я освободилась, Рома. Ох и капризный клиент попался. То ему не так, это не этак, неудобно, больно, хотя я вколола ему… впрочем, это не важно. Какие чиновники капризные пошли, хлеще любой женщины.
– У тебя был чиновник?
– А кто же? Министр областного правительства, правда, я так и не поняла, какой именно. Называй адрес, куда подъехать, я заскочу домой, переоденусь и вызову такси. Только ты обязательно встреть меня…
– Не надо приезжать, Люда, – сказал Роман.
– Не поняла! – заявила Людмила и осведомилась: – Гарин уговорил тебя на мальчишник, или у вас там и без меня женщин хватает?
– Ну о чем ты говоришь, Люда? Все гораздо серьезнее. Подробности ты узнаешь из местных СМИ, а пока я тебе скажу, что в Балаеве, прямо на трибуне убиты глава района, председатель местной думы и еще один человек, просто пришедший на это мероприятие.
После непродолжительной паузы, Людмила тихо спросила:
– Что? Убиты?
– Да. Работал снайпер. Это заказное убийство. Есть и еще два трупа. В Балаеве сейчас все поставлено с ног на голову, так что делать тебе тут нечего.
– А тебе?
– Я должен помочь Гарину. Проведен террористический акт, а ты знаешь, что я спец по таким делам. Боря же в растерянности.
– Ясно. Скажи, а ты во время убийства тоже был на трибуне?
– Да!
– Боже. И тебя могли убить.
– Нет. Киллер стрелял по определенным целям. Хотя один человек погиб явно случайно.
– Но этой случайной жертвой мог стать и ты?
– Но не стал. И давай закончим на этом. Ты езжай домой, занимайся своими делами. А я поработаю тут.
– Но хоть к вечеру приедешь?
– Не знаю, как пойдет. Все, Люда. Ты не представляешь, что здесь творится. Я просто не могу больше говорить.
– Будь осторожен, Рома.
– Я всегда осторожен. До связи, дорогая моя.
– Я предпочла бы до встречи.
– Значит, до встречи, – сказал Уланов и отключил телефон.
Он подошел к скамейке, взглянул на вдову главы администрации и повторил:
– Извините.
– Супруга звонила?
– Да, – ответил Уланов.
– Беспокоится.
– Она у меня беспокойная. Так как вы объясните свое поведение? Нет, я не настаиваю. Вы не обязаны откровенничать даже у следователя, так что если желаете, я довезу вас до дома и мы разойдемся.
Женщина вроде бы не слушала Уланова, думала о чем-то своем, но глаза ее вдруг ожили, она повернулась к нему и начала без всякой подготовки и предисловия:
– Я познакомилась с Леонидом случайно, задолго до того, как он стал главой администрации. У него была жена, Елена Анатольевна. Она тяжело болела, и за ней требовался уход. Я окончила медицинский колледж, работала в больнице, посоветовал ему в качестве сиделки себя. Формальности они утрясли, и я оказалась в доме Абрамовых. Их сын, старше меня на два года, отучился в Москве, там и остался, удачно женился и открыл свой бизнес, по-моему, ресторанный.
Совмещать работу было очень тяжело, поэтому главный врач уволил меня с обязанностью восстановиться на прежней должности, как только освобожусь, а Леонид настоял, чтобы я переехала к ним в усадьбу. Это недалеко отсюда на берегу реки рядом со старой пристанью. Зарплату назначил для нашего городка огромную, шестьдесят тысяч рублей, плюс бесплатное питание, новая одежда. В общем, условия прекрасные.
Да и Елена Анатольевна оказалась достойной женщиной. Знаете, ведь все люди разные. Иногда попадаются такие, что и со света сжить могут. Елена Анатольевна была другой. Образованная, воспитанная, я ее про себя графиней называла, никаких капризов, упреков. Надо сделать укол, пожалуйста, таблетку, выпьет без лишних слов. Мне еще надо было готовить еду для больной. Она нисколько не привередничала, кашу ела и молоко пила.
Единственное, что меня немного удивляло, так это ее немногословие. Она никогда не заводила разговоры, не поддерживала беседы, которые пыталась начать я. Ни слова о своей жизни, ни единой жалобы. А ведь ее мучили жуткие боли. Говорила, когда уже терпеть не могла. Я делала укол, вот и все.
Леонид поначалу вел себя прилично. К жене относился с нежностью, по крайней мере при мне. Приносил цветы. Елена Анатольевна любила розы, так он привозил их из какого-то питомника.
Прошли две недели. Однажды – помню, тогда еще шел дождь – я пошла спать. Моя комната была рядом с кабинетом Леонида на втором этаже. Приняла душ, разделась, легла. Двери в доме никогда и нигде не запирались, не считая входных. Начала уже засыпать, как в спальню в домашнем халате вошел Абрамов. Я возмутилась было, но он велел мне молчать и слушать. Я испугалась. А он, мол, с завтрашнего дня ты будешь получать сто тысяч рублей в месяц. Я спросила, за что? Леонид похотливо усмехнулся и открыто сказал: «За то, что мы с тобой дважды в день будем заниматься сексом». Я не успела ничего ответить, как он сбросил халат и навалился на меня. – Женщина замолчала.
Уланов воспользовался паузой и спросил:
– И вы не закричали? Не стали сопротивляться?
– Я не хотела, чтобы услышала Елена Анатольевна.
– Понятно, пожалели ее.
– Да.
– Почему не ушли из дома на следующий день?
– Потому, что я потеряла бы не только зарплату, но и работу, не устроилась бы больше нигде в Балаеве. А оставить мать не могла, у нее тоже здоровье частенько давало сбои. Отца я не помню, мы жили вдвоем. Наш дом, куда сейчас мама повела Витю, недалеко от площади. Городок маленький, здесь все рядом.
Но к теме. Я стала жить с Абрамовым и не могла смотреть в глаза Елене Анатольевне. Как-то вечером она сказала, что знает о наших отношениях и не осуждает ни меня, ни его. «Он мужчина, ему нужна женщина, а ты не могла отказать. Посоветую тебе одно, Надя. После моей смерти не выходи замуж за Леонида, иначе ты потом горько пожалеешь об этом». И все. Она закрыла глаза, я, сгорая от стыда, ушла к себе. А там Абрамов. Я сказала ему о разговоре с Еленой Анатольевной. Он усмехнулся и заявил, что так, пожалуй, будет даже лучше.
А потом, несмотря на все ухищрения, я забеременела. Хотела ребенка и боялась, что Абрамов заставит меня сделать аборт. Но… Леонид воспринял эту новость неожиданно спокойно, даже, как мне показалось, обрадовался.
Через неделю умерла Елена Анатольевна, а спустя сорок дней я стала женой Абрамова. Вскоре родился Виктор. Тогда мне казалось, что у нас семья, хотя никаких чувств я к Абрамову не испытывала, да и он ко мне тоже. Не обижал до того, пока у него не появилась молодая помощница, она же любовница. Прошел в областную думу, а потом стал главой администрации. Почти все свое имущество, движимое и недвижимое завещал сыну от Елены Анатольевны и лишь какую-то мизерную долю – Виктору. Он сам мне показывал это завещание. Я решила уйти от него. Лучше уж быть матерью-одиночкой, чем замужем за таким человеком. Хотела объявить ему о своем решении после праздников. А тут… убийство. Вот почему я так спокойна. Как человека, мне, конечно, жаль Абрамова, как мужа – нет. Я все сделаю, как положено, имею в виду похороны, траур, но в дом уже не вернусь. Будем с Витей жить у мамы. Пойду на прежнюю работу… – Она посмотрела в глаза Уланова. – До сих пор не могу понять, почему решилась на откровенный разговор с вами, совершенно чужим человеком?
– Вам просто надо было выговориться, не важно кому. Раньше у вас не было такой возможности. Маму расстраивать не хотели, а других слушателей не нашли. Все просто. Так часто бывает.
– А вы счастливы в браке?
– Да!
– Я вам по-хорошему завидую.
– И у вас начинается новая жизнь. Вы молоды, красивы, будет, как говорится, и на вашей улице праздник.
– Не знаю!
– Будет. Я знаю!
– Спасибо.
– Да не за что. Позвольте, Надя, несколько вопросов. Они вряд ли будут приятны для вас, но я опять-таки ни на чем не настаиваю. Не захотите отвечать, не надо, я пойму.
Женщина откинулась на спинку лавки, машинально поправила прическу и сказала:
– Спрашивайте.
– У вашего мужа были конфликты с кем-нибудь из начальства района?
– Ну а как же. Бывший глава администрации господин Огурцов Алексей Михайлович, который не сомневался в своей победе на выборах, просто ненавидел Леонида.
– А до выборов какие у них были отношения?
– Не сказать, что дружеские, но и не враждебные. Я бы сказала, ровные, спокойные.
– Их объединяло какое-то дело?
– Было что-то общее, но точно не знаю. Я не влезала в дела мужа.
– В последнее время Леониду Владимировичу кто-нибудь угрожал?
– При мне нет, а так… когда он был на работе, не знаю.
– Но это можно было заметить по изменению в настроении, например.
– Можно. В нормальной семье. Со мной Леонид был всегда одинаково повелителен, требователен и часто груб. Если не считать самого начала нашей семейной жизни.
– Значит, у него была любовница.
– И не одна. Не только помощница. У него появилась и секретарша. Он тоже делил с ней постель, что не скрывал.
– Что, вот так прямо и говорил, мол, Надя, я сегодня сплю с помощницей, завтра с секретаршей, а потом…
– До этого не доходило. Обычно это выглядело так: «Извини, Надежда, у меня дела, сегодня не жди».
– Отчего вы так уверены были в связи мужа с этими женщинами? Ведь у него действительно могли быть дела.
– Телефон. Ведь он звонил им, говорил с ними при мне, даже не выходил из-за стола, договаривался о встречах. Но я не хочу об этом вспоминать.
К лавочке вышел Гарин.
– Вот ты где, Улан, а я набегался… Надежда Алексеевна? – Он заметил и вдову Абрамова. – …И о чем вы здесь, если не секрет, беседуете?
Женщина поднялась и проговорила:
– Если ваш друг, Борис Борисович, пожелает, то он передаст вам суть нашей беседы. Я не против. А теперь мне пора идти. Как я понимаю, убийцу вы не поймали?
– Нет! Но вам ничего не грозит.
– Как бы не грозило сыну.
– И ему не грозит. Но за вашим домом присмотрят.
– Я живу у матери!
– В каком смысле? – с удивлением спросил Гарин.
– В прямом, Борис Борисович. Мы с сыном переедем к маме. Если я и загляну в дом покойного мужа, то лишь затем, чтобы забрать личные вещи.
– Дело ваше, конечно, но…
– До свидания, господа сыщики, – сказала женщина и быстро пошла в обход памятника и трибуны.
Гарин взглянул на Уланова и осведомился:
– И что все это значит, Рома?
– Ты хотел, чтобы я помог тебе?
– Да, я и сейчас прошу тебя об этом.
– Вот я и помогаю. Да ты присядь, в ногах правды нет.
Начальник РОВД устроился рядом с Улановым.
– Ну и?..
– Что?
– О чем ты так мило беседовал с вдовой Абрамова, как вообще вошел в контакт с ней?
– Обещай, что не будешь перебивать и задавать глупых вопросов.
– Ну, конечно, это только ты задаешь умные вопросы, но… обещаю. И слушаю тебя очень внимательно.
Уланов чуть помолчал и спросил:
– План «Перехват», как я понимаю, не дал результатов?
– «Сирена», – машинально ответил подполковник.
– Что, «Сирена»?
– Был введен план «Сирена». Он, как ты правильно понял, пока не дал никаких результатов.
– Еще есть надежда?
Гарин махнул рукой и заявил:
– Какая надежда? Глухо все, как в танке!
– Труп парня?
Гарин вздохнул.
– Рома, я, по-моему, сказал, что готов слушать твой рассказ о беседе с вдовой, а получается что? Я должен отвечать на твои вопросы?
– Это ненадолго. Мне надо знать обстановку.
– Хреновая обстановка. По убитому парню. Он не местный, никогда не проживал в Балаеве. Я сделал запрос в Переславль. Оттуда тоже ничего. И будь добр, расскажи о беседе с Абрамовой.
– Конечно, Боря.
Уланов передал начальнику РОВД суть разговора с Абрамовой.
Гарин выслушал его и не без удивления спросил:
– А что это она открылась тебе? Надежда Алексеевна ведет замкнутый образ жизни. У нее по сути и подруг нет. Дом, сын, иногда мать. На различных публичных мероприятиях не появляется, хотя дала бы фору многим женам местных чиновников. А тут вдруг такая откровенность?
– Ей надо было выговориться. А тут я под рукой оказался, тот человек, которого она считает спасителем себя самой и своего сына. Ведь я уложил их на пол, когда снайпер вбил пулю в голову ее мужа. А на местной тусовке она, наверное, не показывается как раз потому, что даст фору многим женам из здешней верхушки. А они этого очень не любят.
Гарин кивнул.
– Скорее всего так.
– А что за дела были у Абрамова и Огурцова? – спросил Уланов.
– Я в это не влезал. Теперь придется.
– Чтобы с этим разобраться, следует поговорить с любовницами Абрамова. Кстати, а сколько ему было лет?
– Пятьдесят восемь.
– Пора бы и угомониться.
– Ну это кому как. Да, помощницу и секретаршу допрашивать придется, хотя сомневаюсь, что они расскажут что-нибудь важное для следствия, даже если и знают. Зачем им лишние проблемы?
– Тут ты прав. Я, наверное, домой поеду. Сегодня моя помощь здесь не потребуется. Понаедет областное начальство, тебе не до того будет. Как ситуация успокоится, позвони, подскачу.
– Может, у меня остановишься? Начальство, понятно, скоро заявится, но что ему тут делать? На похоронах, это да, а сегодня?
– Нет уж, спасибо. К тебе не поеду. Я домой. Вот после похорон и позвони. Может, что и прояснится.
– Ладно, но погоди. Город оцеплен постами. Ты прямиком на Переславль?
– А куда еще?
– Сейчас! – Гарин достал радиостанцию, вызвал кого-то из своих подчиненных, сообщил ему марку и номер машины Уланова и приказал пропустить ее беспрепятственно. – После этого он пожал руку Романа и заявил: – Ну, давай, езжай к молодой жене. А мне тут… Но ладно. Работа есть работа.
– Вот тебе и тихий Балаев.
– Был тихим.
– А в тихом омуте, Боря, как известно, черти водятся. Не зря народ так говорит.
– Езжай! До связи!
– До связи!
Уланов без проблем выехал из районного центра и к вечеру воскресенья, 4 сентября, был уже в Переславле. Машину он оставил у торговой палатки, принадлежащей кавказцам, которые с готовностью «приняли» ее под охрану. Роман прошел домой, где тут же попал в объятия Людмилы.