Их было двое. Брызжущий энергией, не ведающий сомнений аспирант и поживший, умудренный профессор-экономист.
В 1988 году аспирант пришел к профессору с предложением создать банк. Его распирали идеи, но, увы, – при пустых карманах. И где найти денег для старта, он решительно не представлял. Зато у профессора, к тому же проректора Тимирязевской академии, было полно связей, а значит, возможностей добыть начальный капитал.
В аспиранте пульсировали страсть и убежденность фанатика, которые с неотвратимостью бура разрушили профессорский скепсис.
По замыслу аспиранта, банк должен стать не больше не меньше, локомотивом экономического возрождения страны.
Так они и назвали своё детище – инновационный банк «Возрождение».
С этого момента их имена для всей страны встали рядом: амбициозный президент Владимир Викторович Второв и вдумчиво-осторожный председатель Наблюдательного совета Иван Васильевич Рублев.
Впрочем, не рядом. На слуху у всех было имя Второва. Он определял политику банка. Он принимал все стратегические, как стало модным говорить, судьбоносные решения.
И решения эти оказывались удивительно верными. За короткое время «Возрождение» не просто ворвалось в финансовую элиту, а превратилось в крупнейший коммерческий банк страны, второй после сбербанка – по объему вкладов населения и первый – по внедрениям научных разработок в промышленность.
Рублев не вмешивался в хозяйственную деятельность, полностью передоверившись молодому партнеру. Зато во всех внешних и внутренних столкновениях подпирал его своим политическим и научным авторитетом.
Столкновений таких становилось все больше.
Второв был сколь талантлив, столь и удачлив. А удачливость рождает уверенность в непогрешимости, преобразуя амбиции в апломб. Нетерпимость, всхоленная успехами, привела к тому, что он разогнал команду, которую сам когда-то набрал, и которая вместе с ним преодолевала трудности роста. В банке появилось множество случайных людей, участились случаи воровства. Освободившиеся деньги все чаще направлялись не на новые вложения, а на покупку дорогостоящей недвижимости, в том числе вилл за рубежом. Банковский баланс, подобно корабельному дну, обросшему ракушками, стал терять устойчивость. И все-таки Рублев, единожды уверовав, продолжал поддерживать Второва во всех конфликтах, руководствуясь проверенным принципом «не навреди».
Тем паче «Возрождение», согласно международным рейтингам, вошло в число пятисот крупнейших мировых банков. Могучие западные финансовые группы охотно предлагали совместные коммерческие проекты. Знаменитые АБРО, Дрезднер и Дойче-банки предоставили синдицированный кредит на восемьсот миллионов долларов.
А это значит, что «Возрождение» переходило в новую, высшую категорию – «транснациональные корпорации».
И тут грянул роковой август 1998 года. Дефолт потряс всю устоявшуюся финансовую систему. Тряхнул он и «Возрождение». В отличие от владельцев прочих, так называемых системообразующих банков, Второв и Рублев не бросились «сливать» капиталы. Верные изначальной идее, они принялись бороться за спасение детища. Несмотря на полученную пробоину, банк оставался на плаву. Нужно было лишь горючее, чтоб запустить его заново. Таким горючим мог бы стать стабилизационный кредит центробанка.
Поначалу это казалось вполне реальным: в условиях полного финансового хаоса, когда миллионы людей лишились накоплений, а тысячи предприятий оказались парализованными, помочь выправиться банку с сетью филиалов, покрывшей всю страну, значило бы возобновить кровообращение в экономике.
Но – метался по министерствам Второв, носился по Госдуме и Совету Федерации Рублев, а вопрос не решался.
И вскорости вскрылась подоплека: на банк предъявил права не кто иной, как влиятельнейший из олигархов – Марк Онлиевский, владелец финансовой корпорации «АИСТ» и крупнейшей нефтяной компании «Сигманефть», которого заглазно называли не иначе как кошельком Семьи. Во всяком случае, влияние его на администрацию и правительство были столь огромны, что желания Онлиевского тут же трансформировались в волю государства.
Несмирившийся банк, похоже, был объявлен вне закона. Охотничий рог протрубил. И в ожидании безнаказанной травли крупного зверя собирались лучшие охотничьи команды, подползали в надежде отхватить кусок браконьеры – одиночки.
А добыча вырисовывалась немалая. Даже после нескольких месяцев раздрая в банке оставалось активов почти на четыре миллиарда долларов.
И тут железная воля Второва вдруг надломилась. Где-то в металле оказалась раковина. Боясь лишиться всего состояния, он согласился втайне от Рублева передать Онлиевскому самое ценное из банковского имущества, включая крупнейший в стране кондитерский холдинг.
На Рублева предательство человека, в котором он был уверен едва ли не больше, чем в себе самом, подействовало сокрушительно. Его еще хватило на то, чтоб решительно отказать Онлиевскому и добиться на Наблюдательном совете увольнения Второва.
Но что делать дальше, он не знал.
Всякая управляемость после изгнания Второва оказалась нарушенной. Прежнюю команду тот разогнал, а пришедшие на смену, пользуясь безвластием, торопились обогатиться за счет гибнущего банка. Собственно, торопились все.
Кредитники вовсю торговали кредитными и залоговыми договорами, департамент имуществом принялся потихоньку реализовывать на сторону банковские здания и автотранспорт, управляющие иногородними филиалами, стремясь отделиться, подписывали задним числом фиктивные векселя или договоры займа.
Банк растаскивали по частям, как ставриду с праздничного стола.
Привыкший полагаться на Второва, Рублев не знал, как спасти ситуацию, и не мог смотреть на происходящее.
Иван Васильевич был самолюбив, но и самокритичен. Автор многочисленных монографий и учебников, один из тех, кого называли отцами рыночной экономики, он любил юбилейные славословия. Но, слушая льстецов, понимал истинную цену того, чего удалось добиться. Он слыл толковым преподавателем, но великих учеников не вырастил. Он входил в сонм ведущих ученых-экономистов, но переворота в науке не совершил. А его прекраснодушные теоретические построения, извращенные молодыми циниками, обернулись на практике массовым обнищанием и рваческим разворовыванием страны.
Банк – универсальный, могучий локомотив экономики, должен был стать его оправданием в этой жизни. Тем главным, что смог бы он предъявить господу Богу, когда наступит время расплачиваться по счетам.
И вот теперь это огромное, живое еще тело, сотрясается в конвульсиях. А он ничем не может помочь.
Угнетенный, совершенно разрушенный, Рублев попросту сбежал на дачу за шестьдесят километров от Москвы. Так, должно быть, в голод сбегали родители, не нашедшие, чем накормить умирающих детей.
Здесь и нашли его зять Игорь Кичуй со своим дружком Андреем Дерясиным.
Предложенный ими план спасения банка – дерзкий и реальный одновременно, а главное, исходившая от обоих уверенность в успехе, встряхнули Рублева и вывели из состояния ступора.
Узколицый, пунцовый от смущения Андрей Дерясин, доказывая что-то, раскачивался с пунктуальностью метронома. Игорь Кичуй, высоченный, на голову выше долговязого приятеля, но узкоплечий и худощавый, в своих неизменных адвокатских очочках, извивался над Дерясиным потревоженной коброй.
Они горячились и перебивали друг друга, то и дело выхватывая привезенные схемы и графики. А Рублев не столько вслушивался, сколько всматривался, до такой степени напоминали они сейчас молодого Второва.
Эти двое двадцатипятилетних наглецов ничего не боялись, убежденные в скором, решительном успехе.
Зато сам Рублев отчетливо понимал: четыре миллиарда долларов на кону – это как знаменитое испанское наследство. Не будет ни легкой, ни тем паче быстрой победы. А будет тяжелая, изнурительная, быть может, кровавая война.
Но это был шанс, который давала судьба.
На другой день Иван Васильевич Рублев приехал в банк, где царила полная анархия, и начал энергично действовать.
Прежде всего он разыскал многолетнего заместителя Второва Александра Павловича Керзона и уговорил вернуться – на должность президента. В помощь ему поступили два новых вице-президента – Кичуй и Дерясин.
Их совместными усилиями оказалось пресечено массовое воровство, восстановлено единоначалие. Благодаря такту и авторитету Керзона крупнейшие кредиторы согласились на отсрочку платежей. И главное – удалось остановить панику среди вкладчиков, бросившихся поначалу снимать свои деньги. На Наблюдательном совете утвердили план финансового оздоровления и выхода из кризиса.
Все было готово, чтобы заново запустить банковскую машину на полную мощность. Но для этого требовалось любыми путями изыскать всего-ничего пустячок – двести миллионов долларов. Ту самую стартовую канистру бензина, без которой невозможно стронуться с места. А центробанк по-прежнему категорически отказывался выдать стабилизационный кредит.
Более того, усилились слухи, что у «Возрождения» со дня на день вообще будет отозвана лицензия на право осуществления банковских операций. А без нее «Возрождение» оказалось бы в отчаянном положении. Ему приходилось бы платить по долгам, но он лишался возможности зарабатывать. Как зло пошутил Онлиевский, банк без лицензии все равно что хищная рыба, выброшенная на берег. Сил еще полно. Бьется, трепыхается. А воды лишена. И с каждой минутой отмирают все новые и новые органы.
Впрочем, в политическом климате страны среди полного застоя дунул обнадеживающий ветерок. Между администрацией президента, лоббировавшей интересы Онлиевского, и правительством начались трения. Правительство пыталось получить новый внешний заем, а перепуганные дефолтом иностранцы требовали продемонстрировать реальные шаги по выходу из кризиса.
Реанимация крупного банка могла бы выглядеть таким шагом.
В Государственной думе, где Рублев частенько бывал в качестве эксперта, руководители большинства фракций заверяли его в своей поддержке. К тому же многолетний дружок Рублева и тезка его Иван Серденко, избранный заместителем председателя Госдумы, выразил уверенность, что в новой обстановке администрация, боясь волнений, вынуждена будет уступить и поддержать банк.
Именно по его совету Рублев подготовил докладную записку в администрацию президента, которую Серденко вызвался передать и поддержать от имени Думы. В докладной записке содержались предложения, от которых, казалось, государство не сможет отказаться: «Возрождению» выдается стабилизационный кредит в размере двести миллионов долларов. А взамен собственники банка уступают государству пятьдесят один процент акций. То есть во имя сохранения банка Рублев готов был отказаться от контроля над ним.
Многое, очень многое зависело от решения администрации.