Его гордый характер, а также огромное влияние на солдат с некоторых пор вызывали страх у Директории и Бонапарта, который видел в нем грозного соперника.
Так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.
Свой «подвиг» на Аркольском мосту Наполеон совершил 15 ноября 1796 года, а 15 сентября 1797 года не стало его главного соперника – генерала Гоша.
Лазар Гош родился 24 июня 1768 года в Версале. Его отец служил конюхом в королевских конюшнях. В пятилетнем возрасте Лазар лишился матери, которая умерла при очередных родах, и отец отдал его на воспитание своему двоюродному брату-священнику. В 14 лет Гош поступил на службу в королевские конюшни, а через три года был переведен в пешую гвардию, из которой вышел сержантом гренадер. Произошло это перед самым началом Революции.
Патриот, человек пылкого характера и выдающейся храбрости, Гош активно включился в революционные события 1789 года, вступил в Национальную гвардию, участвовал во взятии Бастилии.
В 1792 году Гош стал лейтенантом 58-го полка и участвовал в героической обороне Тьонвилля от пруссаков. После этого он вступил в Арденнскую армию к генералу Венёру, который взял своеобразное шефство над молодым человеком. Они стали большими друзьями. С 3 марта 1793 года Гош служил адъютантом генерала, а когда тот был арестован (эта печальная судьба ждала тогда многих генералов Революции), выступил в его защиту и тоже попал за решетку. Вышел на свободу Гош лишь 23 августа.
После этого Гош был направлен в Дюнкерк, где отличился в борьбе с войсками герцога Йоркского. За это Комитет общественного спасения 13 сентября 1793 года произвел его (в 25 лет!) в бригадные генералы.
Перейдя главнокомандующим в Мозельскую армию, 26 декабря 1793 года Гош разбил австрийцев у Гейсберга, предотвратив их вторжение в Эльзас. Однако летом 1794 года, став жертвой нелепого обвинения (говорят, что к этому приложил руку член Конвента Луи-Антуан де Сен-Жюст, желавший видеть на этом посту генерала Пишегрю), он был арестован, привезен в Париж и брошен в тюрьму Консьержери.
После падения Робеспьера Гоша освободили, и в августе 1794 года он возглавил Западную армию, действовавшую против роялистов в Нормандии и Бретани. Прибыв в Шербур, Гош нашел там полностью деморализованную армию и тут же принялся за ее реорганизацию.
Особую популярность генерал Гош получил после разгрома в июле 1795 года состоявшего из англичан и эмигрантов роялистского десанта на полуострове Киберон. Высадка руководилась графами де Пюисси и д’Эрвиллем, непомерные амбиции которых оказались одним из источников будущего краха. Эти два человека постоянно спорили друг с другом и лишь теряли драгоценное время. Генерал Гош во главе 13 тысяч солдат заставил роялистов отступить на полуостров Киберон, где им была подстроена ловушка, из которой никому уже не суждено было вырваться.
«Англичане, эмигранты и шуаны в крысоловке, а я, с несколькими крупными кошками, стою в дверях», – писал Гош Конвенту.
16 июля роялисты осуществили попытку прорыва, но попали под огонь республиканцев. Генерал Гош перешел в контрнаступление и одержал блестящую победу. Те, кто не погиб, были вынуждены капитулировать, лишенные возможности вернуться на корабли, которые не могли приблизиться к берегу из-за сильного волнения на море. Но в те суровые времена пленных брать было не принято. Около 800 уцелевших дворян-роялистов и их приверженцев были расстреляны в ближайших городах Оре и Ване, лишь несколько крестьян было помиловано, чтобы не вызвать возмущений в бретонских деревнях.
В 1796 году генерал Гош возглавил армию, готовившуюся к высадке в Ирландии, но эта экспедиция закончилась, толком и не начавшись, и о ней быстро забыли.
23 февраля 1797 года Гош возглавил знаменитую Самбро-Маасскую армию. Прибыв в Кёльн, новый главнокомандующий активно взялся за реорганизацию вверенных ему войск. Обладая огромной властью, он быстро проявил свои административные таланты. Армия ожила и вновь стала годной для решения самых больших задач. Солдаты обожали Гоша за его отвагу и деловитость. По словам современников, из всех французских генералов того времени у Гоша была «самая длинная сабля и самые короткие речи».
18 апреля армия Гоша перешла через Рейн по Нойвидскому мосту и атаковала австрийскую армию генерала Пауля Края фон Крайова в Гедерсдорфе. Победа Гоша была блестящей: французы захватили несколько тысяч пленных, 7 знамен, 27 орудий и около 60 зарядных ящиков. После этого генерал Гош стал одним из самых популярных генералов Франции. О его армии стали говорить, что она не менее славна, чем Итальянская армия генерала Бонапарта. Самого Гоша назвали Рейнским Бонапартом.
Триумфальное шествие Самбро-Маасской армии продолжилось, но тут произошло нечто невероятное: находясь в самом зените своей славы, этот молодой (29 лет!) и пышущий здоровьем генерал вдруг неожиданно умер 19 сентября 1797 года в прусском городе Вецларе.
Гош заболел и умер настолько быстро, что окружавшие его генералы просто впали в шок и стали выдвигать различные гипотезы о причинах произошедшего. Так, например, начальник артиллерии в армии Гоша генерал Дебелль 16 сентября писал Директории:
«Пишу вам весь в слезах:, граждане Директоры, находясь посреди плачущих друзей, и я не могу дать никаких разъяснений по поводу обстоятельств, отнявших у Франции генерала Гоша. Обладая крепким и пылким темпераментом, генерал Гош при этом, однако, был удивительно чувствительным, испытывал только живые и жгучие ощущения. Малейшие события он принимал чрезвычайно близко к сердцу. Революция только развила его темперамент; брошенный в этот большой водоворот, Гош использовал все свои возможности, чтобы достойно сыграть ту роль, которая была ему предначертана. <…>
Примерно месяц назад он начал мучиться насморком и стеснением в груди. Это началось у него еще в Бресте, но тогда он не обращал на это внимания. На его спасение были брошены все силы; семь или восемь дней он испытывал сильные приступы удушья. <…>
Наконец, вчера вечером, после относительно спокойного дня, когда он даже мог заниматься делами, его страдания усилились, ужасное удушье привело к потере сознания, и через несколько часов неописуемых мучений он умер у меня на руках».
Начальник штаба армии Гоша генерал Ренье писал 17 сентября генералу Моро:
«Я присутствовал при последних минутах жизни генерала Гоша. Его астма мешала ему говорить и ночью вызвала удушье. Он письменно передал мне ряд вопросов о положении в армии, говорить он уже не мог».
В своих «Мемуарах» маршал Груши, служивший в 1796–1797 годах под началом Гоша, констатировал:
«15 сентября 1797 года юный герой, соперник Бонапарта и не менее великий военачальник, умер в Вецларе. Вообще-то, полагают, что он был отравлен».
О том, что эта внезапная смерть не была следствием обычной болезни, поговаривали многие современники Гоша. Затем эти слухи материализовались в работах целого ряда авторов. В частности, французский историк Абель Гюго излагает следующую версию событий:
«Однако Гоша уже поразила болезнь, которая сведет его в могилу. Этой болезнью сначала был объявлен обычный насморк, который он не желал лечить и от которого поначалу легко можно было бы избавиться, дав себе несколько дней отдыха… Болезнь быстро развивалась: Гош стал очень раздражительным, но, несмотря на советы врачей, он не прекращал заниматься делами Республики».
Далее Абель Гюго делает вывод:
«Было много версий смерти генерала Гоша; многие из них сводятся к тому, что действительной ее причиной был яд».
А какой, собственно, вывод можно сделать, если умер не просто 29-летний молодой человек, что само по себе неестественно, а популярнейший и талантливейший генерал того неспокойного времени. Франция, Париж, армия не хотели верить, что этот герой умер естественной смертью.
Тело генерала Гоша было перевезено в Кобленц, и 20 сентября там было произведено вскрытие. Относительно результатов этого вскрытия существует множество так называемых свидетельств, но все они удивительным образом противоречат друг другу. Тот же генерал Дебелль, например, писал: «Завтра будет произведено вскрытие, чтобы развеять слухи о его отравлении, которые уже начали распространяться».
Эдуар Гашо в статье «Смерть Гоша», опубликованной в 1902 году, утверждает, что «вскрытие, произведенное 20-го числа, показало, что смерть была естественной». Однако после этого Гашо отмечает, что «гроб Гоша поторопились закрыть».
С другой стороны, множились мнения, приписывавшие смерть генерала Гоша действию яда. Якобы вскрытие трупа показало наличие следов насильственной смерти.
Александр-Шарль Русселен, граф Корбо де Сент-Аль-бен, автор одной из первых биографий Гоша, описывает вскрытие следующим образом:
«Желудок и кишечник были вскрыты по всей длине. первый показал наличие широких черных следов в центре и менее четких следов по окружности, а также множественных точек, которые местами почти сливались».
В этом Русселен видит результат химического воздействия на организм генерала Гоша, хотя проводивший вскрытие врач Пуссельг якобы не нашел признаков насильственной смерти. Кому же верить?
Еще один биограф Гоша Эдуар Бергунью в «Эссе о жизни Лазара Гоша», опубликованном в 1852 году. пишет:
«Одинаково трудно принять и отвергнуть обвинения в отравлении. В нескольких строках доклада о болезни Гоша Пуссельг положительно утверждает, что генерал не был отравлен; с другой стороны, характер повреждения кишечника, отмеченный им в отчете о вскрытии, похоже, противоречит его же выводу и свидетельствует о наличии яда. Понятно, что друзья генерала в этом противоречии нашли доказательство преступления».
Альфонс де Бошам в своем исследовании «История войны в Вандее» называет не только тип использованного яда, но и имя убийцы. В этой связи наиболее часто называется следующее имя исполнителя отравления – Гийомо. Это был простой кузнец, и он не имел никаких личных мотивов для убийства генерала. Очевидно, что он мог быть лишь инструментом в чьих-то руках. Но в чьих? Многие обвиняют в убийстве генерала Гоша англичан, но в чем только не обвиняли этих извечных врагов Франции? Обвиняют Директорию, обвиняют роялистов, обвиняют шуанов, в частности одного из их офицеров Шарля Марсьяля. Кто-то, следуя известной французской поговорке, ищет в этом деле следы женщины.
Александр-Шарль Русселен в своей книге «Жизнь Гоша» предполагает, что виновником смерти Гоша мог быть и его враг генерал Пишегрю. Его он называет «зловещим человеком», добившимся удаления Гоша из армии, а затем и его ареста. Но доказательств этой версии он не приводит, да и какие могут этому быть доказательства?
Наиболее приемлемым выглядит гипотеза, что главным убийцей генерала Гоша была политика. причем очень большая политика. Наиболее четко эту мысль формулирует и обосновывает американский историк Вильям Миллиган Слоон в своей книге «Новое жизнеописание Наполеона». Он отмечает, что весной 1797 года в Париже стали поднимать голову роялисты: их сторонник. новый член Директории маркиз Франсуа деБартелеми. тесно сошелся с тогдашним военным министром Лазаром Карно, в парижском квартале Клиши открыто собирался роялистский клуб, который посещали многие члены законодательных органов Франции, Совета старейшин и Совета пятисот, в частности состоявший председателем последнего популярный в армии генерал Шарль Пишегрю. Положение Директории стало весьма опасным.
У профессора Слоона мы читаем:
«Радикальные ее члены считали необходимым, для спасения самих себя и республиканской конституции. как можно скорее назначить способного и преданного генерала командующим внутренней армией, то есть парижским комендантом. Они последовательно обращались к Моро, Гошу и, наконец, к Бонапарту, Моро не обнаружил особенной преданности к радикальной республике. Блестящий полководец Гош согласился помочь Директории и охотно принял на себя выполнение придуманного Баррасом плана сосредоточить в Париже войска под предлогом одновременной реорганизации обеих армий, северной и внутренней, причем должно было измениться прежнее расквартирование дивизий. Для более удобного выполнения проекта признано было уместным назначить Гоша военным министром. Оказалось, однако, что ему не исполнилось еще тридцати лет, а потому, на основании конституции, он еще был слишком молод для того, чтобы занимать министерский пост.
Бонапарт фактически изъявил уже свою готовность помочь Директории. Он командировал в Париж честолюбивого, пылкого и бесстрашного генерала Ожеро, без того уже просившегося туда в отпуск по домашним обстоятельствам. <…> Ожеро, не стесняясь, хвастался тем, что его прислали в Париж, чтобы передушить роялистов. Тотчас же по приезде в столицу он был назначен главнокомандующим внутренней армией».
Таким образом, Директория на какое-то время обезопасила себя. Военный министр Карно переписывался с Наполеоном и ничего не знал об интриге между влиятельным членом Директории Полем Баррасом и Гошем. А тем временем генерал Ожеро тайно ввел в Париж 20-тысячный корпус верных ему войск. Эти события, известные под названием «переворот 18 фрюктидора», привели к тому, что министр Карно еле успел спастись бегством, а другой оппозиционный член Директории Бартелеми был арестован и брошен в тюрьму. Множество членов Совета старейшин и Совета пятисот бежали или были сосланы в Гвиану в болота Кайенны.
Вильям Миллиган Слоон продолжает:
«Необходимо принять во внимание, что государственный переворот 18 фрюктидора был произведен отчасти по указаниям Бонапарта, приславшего радикальным членам Директории одного из надежнейших своих генералов. Таким образом, Бонапарту удался очередной шаг на пути, долженствовавшем сделать его властелином над армией, а через ее посредство и над всей Францией.
Преждевременная смерть Гоша лишила почти тогда же Францию единственного генерала, который мог своей гениальностью поспорить с Бонапартом, и вместе с тем избавила Наполеона от опасного политического соперника».
Как видим, Наполеон был напрямую заинтересован в устранении конкурента, и общественное мнение, пусть не открыто, а с оглядкой и только шепотом, сразу же стало указывать в его сторону. Ведь Гош обладал славой непобедимого генерала Республики. Он был крайне популярен в войсках. У него были свои влиятельные покровители в Париже.
Гош, большой политик и великий полководец, жадный до славы и обожаемый войсками, представлял собой из всех генералов того времени самого опасного соперника для Бонапарта. Жажда власти могла быть общей у этих людей. <…> А пример Цезаря и пример Брута одинаково заразительны.
И, кстати, проблема тут заключалась еще и вот в чем: поговаривали, что до ее знакомства с Бонапартом Лазар Гош был любовником Жозефины де Богарне…
Об этом последнем факте в книге «Наполеон Первый» Фридриха Кирхейзена сказано следующее:
«Говорят, что Жозефина в это время находилась в близких отношениях с генералом Гошем. Если это правда, то связь эта длилась чрезвычайно недолго, так как Гош покинул Париж 11 или 12 фрюктидора, то есть спустя всего три недели после освобождения Жозефины из тюрьмы, отправившись в качестве главнокомандующего прибрежной армией в Шербур. Возможно, однако, что она вступила с ним в связь еще в монастыре кармелиток, в котором он также был заключен, так как Гош был не только красивым человеком, покорявшим все женские сердца, но и большим ловеласом. Как бы то ни было, но Жозефину за это осуждать нельзя, особенно же в то аморальное время. Более всего распространению слуха о связи Жозефины с Гошем способствовало то, что Гош после своего освобождения взял к себе маленького Эжена. Генерал сделал это, однако, больше из дружбы к Александру де Богарне, с которым разделял тюремное заключение».
Общеизвестно, что не избалованный женским вниманием генерал Бонапарт с первого взгляда влюбился в изящную и весьма искушенную в любовных делах креолку Жозефину, но не до такой же степени, чтобы начать сводить счеты со всеми ее предыдущими кавалерами, тем более что их было великое множество, включая, как говорят, и самого Поля Барраса.
Истинная серьезность противостояния Наполеона Бонапарта и Лазара Гоша, конечно же, заключалась в другом. Ее совершенно справедливо подметил современный российский историк В.Н. Шиканов:
«Все знавшие этого человека люди неизменно подчеркивали его беззаветную преданность республиканским идеалам. В связи с этим вполне вероятно, что 18 брюмера генералы Гош и Бонапарт оказались бы по разные стороны баррикад. В этом случае Франция подверглась бы ужасам новой гражданской войны с далеко не очевидным исходом».
Наполеон в своих «Воспоминаниях», конечно же, отвергает все эти нападки, причем он исключает не свою причастность к смерти Гоша, а сам факт его отравления. У Наполеона мы читаем:
«Генерал Гош, командующий Самбро-Маасской армией, неожиданно скончался в это время в Майнце. Многие думали, что он был отравлен. Это мнение необоснованно».
Необоснованно, и все тут! И не нужны никакие другие доводы. Но, как известно, дыма без огня не бывает. И пусть биограф Гоша Александр-Шарль Русселен с сожалением констатирует, что «мы так никогда и не узнаем, кто был преступником и имело ли место преступление». Да, это, конечно, так, но первым вопросом при любом расследовании является вопрос: «Кому это выгодно?» И первым приходящим в голову ответом на этот вопрос в случае с генералом Гошем является следующий: «Конечно же, Наполеону Бонапарту!»
Биограф Наполеона Жак Бэнвилль отмечает. что среди военных у Наполеона было лишь два конкурента – это были генералы Гош и Жубер. Гош неожиданно умер в 1797 году в Вецларе, Жубер был убит в двумя годами позже в сражении при Нови. Вывод этого историка относительно Наполеона достаточно циничен: «Трудно сказать, имел ли он другие преимущества над своими конкурентами, но он имел главное – он остался жив».
Французский проповедник Жан-Батист Массийон справедливо замечал в свое время, что «удачливый злодей часто становится величайшим человеком своего века». Впрочем, он умер задолго до рождения Наполеона и никак не мог иметь в виду именно его.
Тело генерала Гоша было захоронено в замке Петерсберг близ Кобленца. Его могила находится там рядом с могилой другого знаменитого генерала Французской республики Франсуа Марсо, с которым Гоша связывало чувство искренней дружбы.
По запросу депутата Малибрана Совет пятисот принял решение осуществить торжественное прощание с Гошем, и оно было проведено в Париже 1 октября 1797 года. На мероприятии присутствовали многие члены правительства, политики, дипломаты и военные. Четыре ветерана несли бюст Гоша. В почетном карауле стояли генералы Ожеро, Бернадотт, Эдувилль и Тилли. Президент Директории произнес хвалебную речь в честь героя, а хор из 40 девушек в белоснежных одеждах исполнил гимн, специально сочиненный композитором Луиджи Керубини на слова Мари-Жозефа Шенье, брата гильотинированного поэта Андре Шенье.
Наполеона при этом, естественно, не было. Он прибыл в Париж лишь 5 декабря 1797 года.