Даже если мы причину не знаем, или не можем найти, то причина все равно существует.
И тот факт, который до сих пор остается фактом, что моя сестра Шахло меня ненавидит, и ненавидела всю жизнь, говорит о существовании причины. Причина этого – само собой, разумеется – имеется.
На протяжении последних 25 лет я, временами вспомнив про свою сестру Шахло, и про ее ненависть ко мне, пыталась продумать, вспомнить, понять причину этого. Но каждый раз, после размышлений и воспоминаний, я никаких причин не обнаруживала – конкретных, и быстро отвлекалась на текущие дела. И про свою сестру забывала. И так до следующего воспоминания. Каждый раз при этом в конце своих размышлений, как бы подводя итог, я делала один и тот же самокритичный вывод: если ненавидят меня, значит причина во мне. Но вывод этот не развивался далее.
Мы с Шахло провели вместе долгое и хорошее детство – с ее рождения в 1962 году и до ее замужества и переезда в другой город в 1986 году. Это добрых 24 года. Прожитых с сестрой под одной крышей, за одним столом, в одной комнате на соседних кроватях.
В эти годы, особенно, когда мы уже были взрослыми, какой-то особой дружбы, взаимопонимания, доверительности, теплоты – у нас не было. Однако и не было открытой вражды, борьбы, войн, драк. Никогда сестра не проявляла ко мне открытой неприязни (а оказывается, она ее испытывала!). С моей стороны также никогда не проявлялось открытой агрессии. Так я ее и не испытывала! В моем сердце никогда не было неприязни, а тем более, ненависти к Шахло. Да, непонимание, раздражение, чувство обузы – это было. Но быстро проходило. Даже наоборот, я часто сестру жалела, как жалею ее и по сей день, несмотря на то, что я этого человека навсегда вычеркнула из своей жизни.
Возможно, дело в разности нашего с сестрой восприятия мира. Я, как холерик, быстро могла переключиться на другие впечатления, и забыть об инциденте. А сестра, как яркий представитель черного меланхолического сообщества (по типу темперамента), могла месяцами пережевывать одну и ту же обиду. Скорее всего, Шахло воспринимала разные ситуации иначе, чем я, и потому постоянно укреплялась ее негативная оценка моих поступков, оформлялось чувство ненависти, подпитывалось тлеющее с детства враждебное ко мне отношение. А я эти ситуации и не помню! Потому и не могу найти причины сестриной ненависти!
Я ни в коем случае не считаю, что всегда и во всем была права. Я далека от того, чтобы представлять себя ангелоподобным существом. Скорее всего, своими поступками, словами, резкостью, я ненависть сестры все же заслужила. Но это не значит, что я собираюсь оправдывать ее ко мне отношение в последующей жизни, искать оправдание ее поступкам по отношению ко мне, и тем более – искать точки соприкосновения. Нет, ни в коем случае. Все будет – как есть. Анализ же наших отношений я провожу исключительно в рамках общего анализа прожитой мною жизни. Не более.
Я вспоминаю некоторые эпизоды отношений с сестрой, достаточно пикантные и неоднозначные. Но даже их я вспоминаю скорее в комичном плане, чем как основание для ненависти. Самое большое, что я могла сделать плохого в отношении сестры, это посмеяться над ее «закидонами» в разговорах по душам со своей подружкой. Всё. А «закидоны» – так я называла поведение своей сестры – были. Вот, например, один из них.
1981 или 1982 год. Тогда были очень модны французские духи «Клима». Они продавались в кубической коробочке темно-голубого цвета, и были мечтой каждой девушки. Стоили они 40 рублей – немало по тем временам.
Так получилось, что эти духи одновременно появились и у меня, и у сестры. Только мне их подарил поклонник, а сестра их купила на стипендию.
Похвалились мы друг перед другом этим чудесным приобретением – сказочно роскошными духами, а сестра вдруг предложила: «Давай не будем открывать сразу две баночки духов, ведь они могут и выветриться, и испортиться. Давай, сначала откроем твою баночку, поставим ее в такое место, чтобы удобно было пользоваться обеим. А когда эта баночка закончится, тогда откроем вторую».
Я сочла предложение сестры разумным и согласилась.
Прошло время. Духи закончились. Я вспомнила про уговор и сказала сестре: «Доставай вторую баночку духов, первая закончилась».
А сестра мне сказала: «Нет. Ты, скорее всего, истратила на себя больше духов, чем я. Ты всегда всего больше тратишь – и туши для ресниц, и лака для ногтей – руки у тебя большие. К тому же тебе духи достались задарма, в подарок. Так что мои духи останутся только мне».
От неожиданного поворота событий я даже не сообразила, что ответить. Я только пожаловалась матери, ведь поступок сестры по моему тимуровскому разумению был нечестным, заранее лживым. В моем понимании, нельзя нарушать данное слово, договор, уговор, это все равно, что предать человека. Но мама, выслушав меня, сказала следующее: «Шахло права. Она – разумный, аккуратный, бережливый человек. А ты – транжира, неряха и дура. Если ты поверила и повелась, значит, ты дура. И что сестра тебя обманула – правильно. Дур надо обманывать».
На мамины слова у меня вообще не нашлось ответа.
И что я сделала? Я проникла в комнату сестры, нашла спрятанные запечатанные духи, открыла их, пошла в ванную, и вылила ровно половину духов в раковину. Остальные духи вернула сестре.
Вот так, по-экстремистски, я восстановила справедливость.
Разумеется, мой поступок не мог не отпечататься в сердце моей экономной, аккуратной и бережливой сестры, как дополнительный киловатт ненависти ко мне. Но я сочла такой поступок правильным, справедливым, и считаю так по сегодняшний день.