Отличное начало лета, нечего сказать. Новые знакомые, новые впечатления.
– Документ не спрашиваю, понимаю, – предупредил дед с сочувствием в голосе. – Откуда у такого пациента документ возьмётся… Эх, Зина-Зинуля, не поставила ты верный диагноз, оплошала. И нас смутила.
Я чувствовал себя довольно глупо в идиотском пончо, калошах с выглядывающими наружу полотенцами, небритый и немытый.
– На судне документы остались.
– Бывает такое с людьми… А что за пароход-то был? – сразу уточнил старик. На северах частенько все речные суда называют пароходами. Капитан бесится, настаивая, что управляет современным дизельэлектроходом, а не лоханкой из прошлого века, но никто его не слушает. Пароход, и всё тут.
Вопрос застал меня врасплох. Только сейчас я понял, что всё это время старался не вспоминать о деталях своего драматического путешествия по реке.
– Э… Зараза, «Кисловодск»! Сухогруз-контейнеровоз.
– Знаю-знаю! Видел, как же. Зелёный такой. Что ж ты стоишь, как на докладе, садись-ка на колоду, небось и самого ноги не держат.
Хозяина звали Геннадий Фёдорович Петляков. Это был невысокий, сухонький, по первому впечатлению вежливый и неожиданно улыбчивый старичок, судя по всему, рыбак и охотник – через стекло ближнего окна я увидел на подоконнике чучело большого глухаря. Что же, будет интересно и полезно пообщаться с ним по профилю, узнать, где и на кого охотятся в этих землях. Чувствую, пригодится.
У него была короткая стрижка седых волос, обычно жители посёлков так не стригутся, комар заест. Обветренное загорелое лицо чисто выбрито. Нос картошкой, глаза прищуренные, хитрые. Лесовичок. Такие люди бывают неожиданно опасны. Говорит быстро, так же, как его жена, фразы строит уверенно, почти по-городскому, хотя специфические словечки то и дело проскальзывают.
– Вы, дедушка, прямо особист, не ниже майора погоны имеете, да? – улыбнулся я, усаживаясь на широченный старый пень, вполне можно мясницким топором быка разделывать. – Нет, синий был пароход, с красным, а надстройка белая. Вместо документа могу предъявить вот это.
Я отстегнул ремень и показал пряжку:
– Алексей Исаев, старший сержант, заместитель командира взвода спецроты егерей Третьей Арктической Бригады.
Мой собеседник посмотрел на эмблему с уважением, однако ремень в руки не взял.
– Так ты воин? О бригадах арктических наслышаны. Тогда, разреши уж, я тебя ещё кое о чём спрошу. Что же ты тут делаешь, егерь, в такой дали от места службы?
– Высадили, как заболевшего.
– Прямо из Арктики? – хмыкнул он.
– Расформировали нашу бригаду, демобилизация… Направлялся в Красноярск, еле на пароход пробрался, ещё и на борту каждый день капитану и боцману по пятисотке доплачивал, – начал вспоминать я, уже для своей памяти. – От Диксона шли. В Дудинке никого на берег не выпустили, два дня стояли на рейде, ждали, капитану даже к причалам не позволили встать. А в Туруханске, наоборот, чуть всех не высадили, пошли слухи, что выше по течению реку перекрыли… Люди начали бунтовать, милицию смяли. Поплыли дальше. Возле Бахты заметили разбившийся вертолёт…
Хозяева синхронно ахнули.
– Как прошли Мирное, я уже не видел, слёг. В общем, плыл сложно, потом оказался здесь.
– Не похож ты, Лёша, на красноярского, – заметила до сей поры молчавшая бабка. – Говор у тебя не тот.
Если супруг вполне подходит под каноническое описание енисейского жителя-хитрована, то сама она обликом соответствует человеку городскому, интеллигентному. Правильные черты лица, аккуратная причёска крашенных в тёмно-русое волос, осанка, внимательный, чуть строгий взгляд. На преподавателя похожа. Спрашивать тактично не стал, но позже выяснилось, что не ошибся, Элеонора Викторовна, действительно, долгие годы проработала учителем в поселковой школе Подтёсово.
В поведении и облике – без поскони да сермяги. На дачников они похожи.
– А что, у них какой-то особый? – удивился я.
– Если уши имеешь, то у всех говор найдёшь! – поддержал супругу дед. – Ты вот сейчас сказал «пятисотка», а человек твоих лет чаще скажет «фиолет», так у нас называют купюру пятисотрублёвую, из-за цвета.
– Каких лет, мне двадцать шесть!
Дед сидел на скамеечке возле стены дома, легко закинув ступню правой ноги на колено левой, удивительная гибкость для такого возраста, позавидуешь. Я в такой позе комфорта точно не найду. Однако выглядел он неважно.
– Вы правы, я не здешний, из Москвы.
– От оно как, столичный гость! Ну, что же, товарищ Исаев, сейчас такие времена, что выжившим дружить надо. Смотри-ка, Элеонора Викторовна, с каким гостинцем человек к нам пожаловал! – дед ещё раз взвесил на руке пачку спагетти и протянул её жене. – Придётся тебе печку топить.
– Невелик труд макароны сварить, особенно когда уж четыре дня нормальной еды в доме не было, – заметила супруга. – Алексей, он же у меня голодает, даже неприлично говорить. Зима далеко, никто ещё и запасов не делал. Курей да поросят люди съели, как только перебои с завозом начались, трёх коров зарезали. Упрямится теперь, последний сухарь мне отдаёт. Муж родной…
И она нежно погладила его по голове.
– Ничего, у меня вторая пачка в медпункте лежит, и ещё кое-что по мелочам. Сумку одолжите, схожу, принесу, – сказал я. – Неужели в сельпо ничего не осталось?
– Соль одна да перец с уксусом, – сказала хозяйка, набирая плашки из поленницы в подол. – Когда всё это безобразие началось и оставшиеся в живых люди по глупости своей бежать начали, послушав дурачка нашего, главу администрации, в Разбойное кержаки заявились… Посмотрели они молча на кипешню, дождались, когда последний буксир отчалит, да и выгребли продукты из закромов, из магазина и изб, подчистую.
– Про вас и не вспомнили, – догадался я. – А соль?
– У них и своей достаточно, варят. Мы с дедом гриппом болели, может, потому и вирус этот нас не одолел. Дома сидели. Я одна к берегу ходила, смотрела…
– И сейчас сидим, как совы, – отметил старик без всякой злости, разве что особо энергично почесал колено. – Даже ходить не могу толком.
– Ему витамины надо, молодой человек! А у нас ни мяса, ни рыбы, одни огурцы из парников. Когда ещё на огороде вызреет, лето раннее.
– В аптеке есть! – вспомнил я.
Бабуля поморщилась.
– Химия в шариках, рекламный обман и денежный расход! – решительно заявила она, ломая стереотип. – Можно горстями лопать, а всё едино цинга начнётся. Природные витамины нужны, настоящие.
– Многие умерли?
– Ох, Алексей, очень много народу полегло… Пенсионеров у нас хватало, а охотников да рыбаков совсем мало. Ведь поначалу Разбойное и прочие посёлки да станки на карантин закрыли, думали уберечься. Только не вышло у них ничего, раньше надо было закрываться! Многие из наших помощи так и не дождались. Соседи померли, Кучеренки, тоже пожилые люди. К ним я частенько захаживала, помогала, чем могла, да и они всегда отзывались. Хозяйка до последнего дня пыталась ходить… А сестра у неё парализованная была, всегда молчала. Так молча и сгинула.
Элеонора Викторовна провела тыльной стороной ладони по глазам.
– Через дом новенькие жили, городские, в Разбойное приехали совсем недавно, из Красноярска. Эти, дед, да как их? Слово уж больно чудное!
– Дауншифтеры! – без запинки выпалил дед.
– Во-во, прости господи… С ними встречались всего пару раз, познакомиться как следует не успели. Хозяин в клубе работал, очень вежливый был человек, даже с детьми чумазыми здоровался. Вечерами там порой было шумно, музыка играла, сам почти каждый день на баяне репетировал. Двое деток, хорошая семья… Теперь на погосте лежат. Возле тополиной рощи ручеёк журчит, там у нас погост, старинный. Их в защитных костюмах хоронили.
– Дурака валяли, толку от этих костюмов, – пробурчал Геннадий Фёдорович.
– Будет тебе ворчать да перебивать, сам тогда рассказывай! – решила хозяйка и пошла в избу.
Вскоре над трубой поднялся сизый дымок.
Комарья в посёлке не очень много, мошка ещё не поднялась, зато разлетались злые и кусучие оводы. Гадская тварь, сразу кусок мяса вырывает. Если к комарью и мошке я давно привык, как к неизбежной проблеме, и не психую, то оводы способны вывести из себя кого угодно. Надо бы в аптеке репелленты поискать. Хотя у моих новых знакомых наверняка есть берёзовый дёготь, разбавленный подсолнечным маслом – средство вонючее, пачкающее, но кровососов отпугивает.
Откинувшись на стену, Геннадий Фёдорович, не очень-то и расстроившийся после ухода супруги, с удовольствием начал рассказ, а я слушал и уточнял. Наверное, слишком часто, потому что дед не выдержал и спросил:
– Да что же ты ничего не знаешь-то? Не доводили, что ли, отцы-командиры?
– Мы, дедушка, до последнего дня на главной базе сидели, на Северной Земле. Кое-что доводили, конечно… Только служба есть служба, а там вируса нет. Я и подхватил его поздно, на Диксоне, скорее всего. Инкубационный период семь дней, а в Дудинке, как говорил, порт судно не принял, Норильск закрылся.
– Норильску можно закрыться, оно конечно, серьёзный город, – авторитетно заметил Геннадий Фёдорович. – Слушай дальше.
Смертность в этом посёлке, расположившемся на Енисее между Бахтой и Бором, была очень высокая, какое-то время больные заняли в ФАПе все палаты. Лежали как местные, так и доставленные из Негатино, староверческой деревни в тайге, связанной с прибрежным посёлком грунтовой дорогой, что начинается от вертолётной площадки. В Негатино более двадцати хозяйств, и больше ничего нет. Кроме того, в куст медицинского обслуживания входили четыре зимовья и станция гидрологов, что стоит выше по реке. Раньше приезжали заболевшие работники с золотого прииска, но там год назад работы свернули, хотя муть всякая по выработкам шастает.
– А много на реке закрытых поселений или все уже плюнули?
– Нет у нас теперь телевизора, молодой человек, некому поведать! – развёл он руками. – Раньше-то много чего рассказывали! Что вирус Робба ничуть не опасней будет, чем та самая «эбола», мать её так, что населению волноваться не стоит, главное – соблюдать гигиену, мыть руки перед едой, хе-хе… Не верил никто в этот вирус, не до вируса, когда война началась, вот о чём все судачили!
– Даже медики не забили тревогу?
– Медики? Хе! Этот чухонец, Ингмар Йонович, самым первым и удрал! Как считаешь, пробил он тем самым тревогу или нет?
Я кивнул.
– А вот мы не поняли! Он ведь девчатам соврал, что в Красноярске его хорошие знакомые уже запустили в производство чудо-вакцину, осталось самое малое: привезти сюда, понимаешь? И опять поверили, ждали люди, ведь сам заведующий ФАПом это сказал, здесь люди доверяют медицине!
Все мы во что-то верили, пока не началось. Я с некоторых пор вообще не хочу ни во что верить, обжёгся. Комбат тоже рассказывал о вирусе, ага. Как надзорные органы закрыли границу с Европой, потом с Китаем. Уверял, что ничего страшного не произойдёт: «Перекроют Енисей, две трассы и тройку аэропортов, установят карантины, посты, инфракрасные детекторы. Медицина у нас сильная, так что никто не прорвётся, парни, это Сибирь!»
Да мы и не переживали. Служба быстро переставала быть мирной. К архипелагам и побережью материка всё чаще стали подходить чужие подлодки, начались диверсии, попытки высадки десантов, пошла война в воздухе. Перед самым дембелем я два месяца провёл в рейдах по шхерам Минина, натовские ДРГ искал. Какие тут болячки…
А местные молодцы! Обзывали главмедика чухонцем, но доверяли.
Северный человек в быту и работе самостоятелен, даже самодостаточен. По-житейски очень расчётлив, свою выгоду понимает отлично, часто хитёр в общении, и почти всегда настороженно относится к чужакам, особенно к официальным лицам. Например, к рыбинспекторам и самонадеянным краевым полицейским да следователям, приехавшим на разборки по уголовному делу. Тут вообще начинается сплошная омерта…
Однако, стоит чиновнику стать местным, как ему начинают верить почти безоговорочно – он же за общину радеет! За большую семью. Он не просто свой, а ещё и квалифицированный специалист в какой-либо области, как не доверять! Почему почти безоговорочно? Потому что нет альтернативного источника информации. Телевизор не спасает. С экрана расскажут о Москве и Европе, о далёкой Америке и чуть более близкой Украине, в лучшем случае, о делах в краевой столице… Проблемы удалённых поселений никого не интересуют, и единственный рупор оказывается в руках местечкового начальства. Сказал главный медик, что поедет за спасительной вакциной, значит, ровно так и сделает, не обманет, его же весь посёлок с надеждой ждать будет, местный ведь, не может такой человек подвести! В тайге своих не бросают, это тебе не государство.
– Девушки ещё долго работали, по-честному. Вот и с тобой возились до последнего. А потом и они начали умирать. Зину и Ольгу я похоронил, три дня назад.
Тут мне в башку что-то толкнуло, и я опомнился. Зачем вообще кого-то судить, на фиг на них проецировать свой опыт и установки, кто ты такой? Люди здесь жизнь прожили, им видней. Это проверенная веками уникальная община из независимых людей. Именно на коренных, как раньше называли, на старожильцах, из века в век весь Енисей держался. У поселковых свои беды и проблемы имеются, и вполне может быть, что именно они и выживут, как не раз уже бывало в истории.
– Что же меня не развязали, чуть кисть не вывихнул. Спасибо, воду оставили и дверь открыли, не пришлось окно вышибать.
Старик глухо засмеялся.
– Как же тебя развязывать, если ты вот-вот должен был синяком стать?
Я не понял. Это прикол такой?
Прекратилось тревожное гудение налетающих штурмовиками оводов, наступил тот момент, когда всё вдруг стихает. Над крышей старого сруба, срывая дымок последним порывом, пролетел южный ветерок, дождя не последовало. По всей видимости, давление скачет, насекомые такой перепад чутко улавливают, прячутся.
– Что значит синяком, дедушка? – Я даже встал, покривившись от ноющей боли в ногах, опять долбит, что ты будешь делать, правду бабка говорит, всем нужны настоящие витамины… – Как на духу, ни разу не присаживался, перед Уголовным кодексом по жизни чист.
Глядя на меня с необъяснимым весельем, дед улыбнулся ещё раз.
– Скажи-ка мне, мил человек, у тебя на койке какая наклеечка была? Синяя! Вот и есть тебе синяк. Зиночка рассказывала, что одним днём ты так начал дёргаться и хайлать на всю больничку, ну, орать дурью, если по-нашенски, что она испугалась, вроде бы, до этого к добру шло… Вот и переклеила, да и оставшихся в живых предупредила. Люди и раньше боялись к медпункту подходить, а уж после таких новостей тем более. Да и ладно, что обошлось, обозналась фельдшерица, земля ей пухом.
А я даже лица её не помню.
– Рассказывайте, Геннадий Фёдорович, похоже, я действительно ничего не знаю.
– Оно и видно. Красную метку ставят тому, кто точно не выживет, это медики определяют, – назидательно начал он. – А зелёную и синюю тем больным, кто через горочку перевалил, но ещё лежит, ослабши после борьбы с болезнью лютою.
– И в чём разница?
– Ты зелёный, так уж боженька решил на перепутье. То есть нормальный, если одежду чудную в расчёт не принимать. А синий – нет. Выжить он выжил, а в человеки не вернулся. Сумасшедшим стал, диким! Роботом, так ещё говорят.
– Как? – Я чуть не открыл рот от удивления.
– Что ты, Алексей, словно шпендель маленький, честное слово, ничего не соображаешь?! Вирус Робба, потому и прозвали этих бешеных роботами. Правда, всё больше в городах, наверное, им так приятней кликать. А у нас запросто – синяки. Были одни синяки, стали другие, привычное дело. С виду синяк – нормальный человек, но стоит ему увидеть других людей, и тут же бешенство его охватывает, ярость непонятная. Кидается, и ну рвать! Может и оружие какое ухватить, да…
Вот тебе и новая угроза, старший сержант, будто существующих мало было.
– И выживают?
– Давай по порядку, Лёша, не на ток-шоу. Что знаю, то и расскажу, – отрезал дед. – С телевизора предупреждали, ролики показывали, как это в городах выглядит… Я так понял, что они вполне могут себя обслуживать, пищу добывать. Синяки даже работают, например, на огороде могут ковыряться. Только это не люди.
Тут переставленной косой не обойдёшься, надо искать нормальное оружие.
Если повествование о том, «как Большой Северный Песец спустился по широте», было рассчитано ещё и на то, чтобы меня слегонца припугнуть, вернув из облака торопливых мечтаний на грешную землю, то цели своей он добился: я действительно был слегка напуган – безрадостные перспективы. Гангрена гнойная, насколько же проще в армии! Вот враг, рядом друзья, позади – Родина. Стреляй-руби-коли… Пора обдумывать план действий с учётом новых обстоятельств. «Только не суетись, закинь в голову, пусть отлежится».
– Какой процент синих среди выживших?
– Эх ты, скорый какой! Извини уж, исследований не проводил. Слышал, что на одного зелёного приходится по два синяка, но это болтовня досужая… Мы с супругой всего один случай наблюдали. Санитарочка наша, Оленька, в синячку перекинулась. Выскочила из больнички, и на нас! Так её Элеонора Викторовна из ружья застрелила. Только ты при ней о том не поминай, переживает она сильно.
– Не волнуйся, муженёк, я справлюсь, – раздался женский голос. За беседой мы не заметили, как хозяйка снова вышла во двор. – Да, я и застрелила! Прямо в грудь выпалила, а она ещё лезла к нам, ползла, руки тянула! Ох, господи, и за что такое наказание честным людям?.. Ну-ка, мужички, выпейте слабенького кваску, от него соки в животе заурчат, печень проснётся, к еде изготовится.
С этими словами женщина протянула мне большой глиняный кувшин.
– Издеваешься? Моя печень давно готова! – воскликнул дед.
– Сейчас макароны уварятся, – пообещала супруга.
Я с наслаждением осушил половину кувшина и протянул деду.
– Подождите, так, значит, вы меня встречали, как синяка?
– Гляди-ка, Элеонора, дошло до него таки! – обрадовался старик.
– Рога над головой зачем руками показывали?
– Лёшенька, так ведь это самый верный способ! – спокойно поведала хозяйка, не забывая о муже. – Пей давай, старый упрямец, не то пища колом в желудок упадёт… Да, Лёша. Синяк, как только увидит издали такие рога, так сразу беситься и начинает, почему-то не любят они этого жеста.
– Индикатор потому что! – Дед снова вспомнил нужное слово. – Главное, что так заранее можно на синяка проверить, издали. Всё, родная, не могу больше, не лезет в меня квас.
Потрясение – вот лучшее слово для характеристики моего состояния. Чего угодно ожидал, кого угодно! Хоть шерстистый мамонт пусть из тайги вылезет. Или нагрянут ещё трепыхающиеся группы натовцев, до сих пор не получивших приказа на отход. Организованный уголовный элемент, старые и новые князьки, мелкая отморозь и дикие звери – их появление можно было спрогнозировать.
Но к появлению противников по-настоящему нового, эпидемиологического, что ли, формата я был не готов. Фантастика, ёлки! Они меня не разыгрывают?
«Почти зомби», – подумал я и не замедлил поделиться этой мыслью с хозяевами.
– Хуже, что ты! – убеждённо воскликнул дед. – Мы ведь с женой сериалы смотрим, когда антенна ловит. Хорошие сериалы бывают про зомбаков, душевные.
А Элеонора Викторовна добавила:
– Зомби не такие опасные, они медленные, как хомяки по осени, а синяки скорые!
– Живых мертвяков издали видно, это каждый знает, – тут же подтвердил супруг. – Ходят, видишь ли, руки выставив, морды красные, глазищи зрачками внутрь…
– И воняют за версту.
– Элеонора, а ты помнишь, как главные герои им бошки протыкали? Чуть ли не журнальчиком, в трубочку свёрнутым!
Бред какой-то. Синяки, зомби, сериалы… Тем не менее очевидно, что от созерцания разрушительных медийных образов, исправно подсовываемых народу телевидением, фокус-группа не растеряла данные самой природой боевые навыки и всегда готова дать отпор. И чего я тогда засомневался? Оружие сделаю или добуду. Встречу живого синяка, посмотрим, что это за круть.
Ладно, понадеюсь на то, что полученные только что знания и смекалка выручат.
– Понимаешь теперь наши опасения, Алексей? Только, значится, Оленьку похоронили, не успели в себя прийти, тут ты и вылез, распортретный такой. И с синей наклейкой на кровати.
– А у меня четыре картечных патрона осталось, – посетовала хозяйка.
Как бы с огнестрельным оружием кислота не случилась, Лёха, губу закатываем заранее, потом проще будет. Своей полиции в посёлке никогда не было, так что возможность разжиться за счёт правоохранителей отпадает. Военных частей не вижу, да и не упоминали о них рассказчики. Староверы… На их месте я бы вообще весь посёлок зачистил, прежде чем уйти от беды подальше в тайгу.
– Промтовары хоть в вашем сельмаге остались? Элеонора Викторовна, видите же, в чём хожу, стыдобища. – Я обратился именно к женщине, уже поняв, кто решает главные вопросы.
Она задумалась.
– Пошли-ка за мной, сумку дам. Тащи все продукты сюда, с нами будешь жить. А я пока на стол накрою да подумаю, чем тебе помочь можно.
– И то верно! Комната свободная есть, – обрадовался Геннадий Фёдорович. – А я пока баньку затоплю, чего теперь дрова жалеть, когда в доме работник появился… Вместе всегда переживать проще. А вирус… Что вирус! Как тут ни прикидывай, а именно он страшную войну остановил, можно сказать, мир заключил. Людей бы при любых вариантах осталось мало, но зато без радиации живём.
Кому как, а мне заключенный мир радости не добавил, слишком много счётов накопилось. Личных.
…Экспедиция в преисподнюю заняла полчаса, и за это время я успел не только собрать все съестные припасы, но и нагрести в сумку самых разнообразных медикаментов, скидывая всё подряд, кроме БАДов, которые проникли даже в эту глухомань. Кто знает, нагрянут опять те самые староверы, и прощай, аптека, спорить не получится.
Обедали молча, основательно, без спешки. Чёрт возьми, какими же вкусными могут быть самые обыкновенные спагетти! Кроме масла хозяйка положила в кастрюлю мелко резанный дикий лук. Вышло так, что свою тарелку я опустошил первым, Геннадий Фёдорович под надзором супруги ел медленно, осторожно. Сидеть истуканом и смотреть на хозяев было неудобно, и я отправился проверить баньку. Подкинул полешек, с удовольствием наблюдая, как с жадностью пожирает огонь сухую древесину, превращая её в красные, пылающие жаром угли, как постепенно греется огромный бак с водой. Пламя жаркое и устойчивое, но время понадобится, воды много. У Петляковых была маленькая простейшая баня, устроенная по-белому, с трубой и закрытой каменкой. Сделана из лиственницы: это дерево приятно пахнет и хорошо держит тепло. Дверь низкая и толстая, окошко с двойным остеклением. Полы настланы из колотых бревен, обработанных с одной стороны рубанком и плотно подогнанных. На случай крепких морозов пол предбанника утеплён толстым войлоком. Помещения всего два: предбанник и парная, совмещённая с моечной. Предбанник тёплый, рублен заодно с баней и отапливается стеной каменки. На улице стоит огромная бочка со ступенчатым подходом, ей лет сто, наверное… Внутри холодная вода, вышел и нырнул для контраста.
У нас в подразделении почти такая же была, всех учили париться правильно и безопасно. Чтобы в бане не отравиться угарным газом, надо соблюдать нехитрые правила: после прогрева тщательно перемешай угли в топке, чтобы даже маленькой тлеющей головешки не осталось. Смотри за голубыми огоньками – это и есть признак выделяющейся окиси углерода. После этого стоит погулять, дать бане с полчасика выстояться, пока угли не начнут покрываться налетом пепла. Затем открывай дверь парной и плесни на раскаленные камни ковшик горячей воды, вместе с паром вылетят и остатки газа. Теперь можно закрывать заслонку и с кайфом приступать к процедурам.
В избе меня ждали.
– Вот, примерь-ка, Алексей, обновочку. – Хозяйка протянула длинный плащ-дождевик с капюшоном, сделанный из серо-зёлёной брезентухи, – у нас в таких раньше рыбинспектора по реке катались, пастухи да почтальоны. Как под ветер на реке попадёшь, так сразу и поймёшь, чем хорош. Швы не протекают, свояк их пчелиным воском обработал… Со свитером не получается, Геннадий Фёдорович у меня сухой, как юкола, ничего не подходит. И с обувью так же. У тебя какой размер?
– Сорок четвёртый, – ответил я, надевая плащ. Застегнул все пуговицы, поднял руки, потом сунул их в просторные косые карманы. О зеркале не заикнулся, но моя покровительница и сама всё решила, потянув за руку в гостиную, дед, конечно же, пошёл за нами…
Там, откинув дверцу большого шкафа, Элеонора Викторовна предложила полюбоваться.
Ну и рожа… Тёмные волосы проросли на лысине уже заметным ёжиком, узкий и длинный нос как-то почернел, губы поджаты. Варнак.
– Хороший, спору нет, да только как в нём бегать-то?
– Ить, молодёжь, ничего они не знают! – Старик был тут как тут. – А ещё егеря… Смотри сюда, служивый! Вот так, полы под ремень подоткни и догоняй вражину!
У нас были старые армейские плащ-палатки. Когда осенью на северных островах начинаются мелкие затяжные дожди, беспросветно затяжные и холодные, то в секрете долго не высидишь даже в самой высокотехнологичной одежде, в арктической пустыне спрятаться от непогоды некуда… Куртка не даёт ощущения убежища, да и силуэт сохраняется. Чем-то этот плащ похож. Правда, на отечественной плащ-палатке вообще нет отверстия для головы, а капюшон формируется из угла полотнища, потому и не протекает, там нет шва. Пончо, хоть и тёплое, в рейде не выручит, особенно в дождь. Рюкзак нужен? Нужен. Поэтому полотнище со спины следует сразу делать большей длины, иначе ноги выше колен будут мокрыми…
Смотрел я в зеркало и думал: вот бы зафигачить такой лук да скинуть в социалки, чтобы кореша и подружки глянули! У меня, да и у многих, был смартфон, и на главной базе, где Интернет худо-бедно пробивался через спутник, порой баловался, засылая фотки в героических позах, да чтобы оружия побольше в кадре. Потом Сеть пропала, в один день, командиры довели, что взорваны подводные кабели через Атлантику, одновременно и наши, и американцы начали взаимно сносить с орбит спутники связи и систем глобального позиционирования, виртуальный мир приказал долго жить… Честно скажу, тоска осталась, такое уж поколение.
Беру в работу.
– Надо мне по соседским домам пройтись, что-нибудь из обуви обязательно подберу, – обрадовала меня хозяйка.
Тут я решился.
– Оружие бы мне какое. Думал, косу переставить вдоль древка. С одним ножиком против дикого зверя не попрёшь, а тут ещё эти синяки…
– Косу? Серьёзно? – изумилась старушка. – Лёша, ты ведь не настолько глуп, чтобы настраивать себя на весёлую охоту с помощью вил и мотыг.
– Вот раньше, помню, косы были! – мечтательно вставил супруг. – На медведя можно было ходить! А ныне одни жестянки, кустик заденешь, и в дугу… Проблема! Огнестрельное люди с собой забрали, а у нас всего одно ружьё. Вот что, жена! Тащи-ка ты сюда сабельку дедову, пусть молодой её к службе пристроит, нечего боевому оружию в такие времена на антресолях пылиться.
Так я, не успев и глазом моргнуть, стал обладателем самой настоящей шашки!
– Предок у нас урядником был, потом в сотне состоял. Шашка казачья, образца 1881 года, с плечевой портупеей. Пересохла вся, но мы её сейчас веретёнкой промажем. Правда, какое-то время мазаться будет, да ить плащу такому не навредишь…
Он ещё что-то говорил, но я уже рассматривал подарок.
Первый раз в жизни держу у руках настоящую шашку. Всё больше по ножам.
Клинок стальной, кривизна небольшая, с одним широким долом, ближе к острию двулезвийный, вес… Я прикинул на руке – килограмм или чуть больше, удивительно, всегда думал, что они гораздо тяжелей! Поставив острием на пол, прислонил к ноге. Метр. Обтянутые чёрной кожей деревянные ножны. Металлический наконечник, устье и скоба с кольцом для ремней портупеи. Эфес самый простой: рукоять красного дерева с продольными наклонными желобами. Головка рукояти раздвоенная, словно распахнутая, тоже латунная, с отверстием для крепления темляка. А самого темляка нет. Рукоять изогнута, наверное, так рубить удобней.
На головке рукояти был растительный орнамент и какой-то замысловатый знак.
– Видишь? Это вензель самого императора Николая II, в царствование которого мой дед и получил первый офицерский чин!
Мне даже страшно стало.
– Геннадий Фёдорович, так не годится, это же реликвия!
– Это не реликвия, а оружие.
– Так вы и сами можете!
– Эх… хотел дед саблю нацепить, да такой он слабый, что не нацепит. Сел тогда дед на завалинку, опустил голову и заплакал…» – продекламировал щедрый даритель с чувством. – Помнишь, откуда, или сейчас не проходят?
Я неопределённо пожал плечами и изрёк:
– Ну, слышал. Вроде.
– Это же Аркадий Гайдар, знаменитый революционный писатель! «Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Не учил? Угробили целое поколение, педагоги хреновы… Между прочим, этот сказочник в 1922 году отрядом ЧОНа командовал, в Ужуре, на юге Енисейской губернии. Злой был человек, безжалостный, обижал простых людей… Мой дед с ним дрался! Может, вот этой самой шашкой нескольких красных бойцов развалил, – гордо поведал Геннадий Фёдорович.
После такой легенды я уже и в руки её взять боялся.
– Так фехтовать-то не умею! Никогда не имел дела с таким оружием.
– Чудак-человек, это же шашка, кто же шашкой фехтует? Ими только в кинофильмах про неуловимых мстителей рубятся. Ничего, покажу тебе приёмы. Арбузы и тыквы у нас не растут, поэтому енисейские казаки всегда на прутиках тренировались. Там всего три удара: косые слева да справа и верхний, по башке! Хватит тебе для начала… Пошли, портупею отреставрируем.
– Тогда я первая в баньку пойду, – быстро решила хозяйка. – А вы играйтеся.
В зале, где дед начал манипуляции с кожей, я, сидя за столом, устланным старыми рекламными газетами, услышал много нового. Про то, что точка на клинке ближе к острию называется центром удара, – расшифровки не требуется, – именно до этого места клинок точится с обеих сторон. Торец передней части рукояти, стыкуясь с ножнами по-азиатски, надежно перекрывает устье ножен, предохраняя клинок от попадания внутрь дождевой воды и росы. В навершии есть стягивающая гайка, которая входит в специальное углубление в канавке и потому не выступает…
Делать мне было нечего, потомственный казак, возясь с портупеей почти ритуально, в моей помощи не нуждался. Попутно рассказывал. Я читал объявления из прошлого – сложно представить себе больший сюрреализм апокалипсиса.
– Со староверами не связывайся! Они и раньше своей дорогой ходили, а сейчас, как я мыслю, с нами, людьми простыми, и подавно считаться не будут.
Я спросил у хозяина:
– Бандиты тут есть?
– Вообще-то нет, но наши местные и поопасней могут быть, если интерес заденешь. Тайга вокруг, воля. А воля сразу дисциплину рушит, если человек слаб.
– А настоящие, организованные?
– Что в те годы развелись, когда всё рэкет крышевал? Давно не слышали. Теперь всеми прибыльными делами серьёзные компании правят, корпорации, и у каждой своя служба безопасности. По бокам плавают всякие прилипалы, артели дикие, крохи подбирают. Вот этих тоже остерегайся. Да о чём я! Бедный, богатый… Вирус не разбирает, у кого кошель толще, он сам решает, кому жить, а кому под сосну лечь. Что-то я чмутить начал.
Слово знакомое. Чмутить – значит ябедничать, с целью смутить и поссорить людей. Давным-давно вологодские переселенцы занесли его и на Енисей.
– Но по-хорошему, без огнестрела тебе всё равно не обойтись. Охотников у нас было мало, оружие они с собой забрали, кто же бросит, – произнёс в итоге заметно оживившийся дед, вытирая маслянистые руки тряпицей. Глаза его поблёскивали, человек снова осознал свою значимость, полезность. – Так думаю, что надо бы тебе к зенитчикам сходить, вот что. Они ниже по течению стоят, тут недалеко, если от ФАПа идти, то прямо по тропиночке, по-над берегом. Может, разживёшься.
Я резко поднял голову.
– У вас что, зенитчики стоят? – Ёлки-палки, чего же он раньше молчал! – Дивизион? Какие именно системы, «Бук», «Тор»?
– О! Быстрый ты! У кого спрашиваешь, служивый? Я не специалист.
Странно, был ведь на берегу! Правда, я тогда не особенно и посматривал по сторонам, так, пару раз взгляд кинул. Никакой техники не заметил.
– Машины как выглядят, Геннадий Фёдорович?
– Да не было у них никаких машин! Три бойца и офицер.
– Подожди… Так это расчёты ПЗРК?
Не ответил дед, не знает. Что они здесь делали, какие объекты прикрывали?
Нам ведь расклады доводили…
После перестройки и саморазрушения СССР заокеанские партнеры заявили, что многие цели с программ боеголовок сняты. Действительно, зачем напрягаться, если у русских и так всё разваливается? Наши главнокомандующие и прочие военные гении такому подходу, похоже, обрадовались, сразу начали возюкать перестроечные сопли по полу и все пояса-кольца ПВО на северах свернули в рулон и снесли на помойку… Однако с тех пор, как Арктика превратилась в сверхлакомый кусок сыра, а все узнали, что такое нефтяной и газовый profit, и выучили слово «шельф», в стратегических планах вероятных и невероятных противников многое изменилось. Старые военные гении сменились новыми, наша армия поднялась, а страна между силой и правдой вполне разумно выбрала и то, и другое. Потому что противник не дремал.
Ещё в 2009 году Федерацией американских ученых была озвучена инициатива о новых целях для американского ядерного оружия на территории России. Прослойка яйцеголовых янки, где только нобелевских лауреатов под семьдесят штук, предложила правительству высокоточную ядерную войну с Россией методом экономического геноцида. Количество ядерных боеголовок сократить, но перенацелить носители с густонаселенных городов на двенадцать ключевых объектов нашей экономики.
Доклад лысые гуманисты оформили, как проект новой ядерной доктрины. Авторы признали, что инициативы о необходимости ядерного разоружения крайне своевременны, и подсказали, как их творчески доработать. В США имелось 5,2 тысячи ядерных боеголовок, из которых 2,7 тысячи находились на оперативном дежурстве, и еще 2,5 тысячи на складах. Это избыточное количество: заряды не могут быть использованы в военных действиях, США не собирались вести тотальную ядерную войну, – констатировали учёные. И подсказали, что актуальным становится минимальное сдерживание, нескольких сотен боеголовок хватит, чтобы обезоружить потенциальных врагов. Для эффективного сдерживания сердобольные нобелевцы предложили пощадить густонаселенные города – негуманно, приведет к многочисленным жертвам. Вместо городов мишенями определили важные объекты инфраструктуры. В список мишеней на территории России, достаточных для эффективного сдерживания, включили три НПЗ – Омский «Газпромнефти», Ангарский «Роснефти» и Киришский, принадлежащий «Сургутнефтегазу». В металлургии – Магнитогорский, Нижнетагильский и Череповецкий металлургические комбинаты, «Норильский никель», а также Братский и Новокузнецкий алюминиевые заводы. Поначалу список жертв замыкали Березовская ГРЭС, Среднеуральская ГРЭС и Сургутская ГРЭС, позже к ним добавили ГЭС и новые стратегические объекты, связанные с транспортными схемами доставки газа в Китай.
По подсчетам американских профессоров, в случае их уничтожения Россия не только не сможет вести войну вследствие подрыва экономики, но при этом потеряет всего лишь около миллиона жителей, это же мелочь…
Наши аналитики предсказывали перенацеливание ядерного оружия США на экономику. В случае войны ожидался, например, удар по географической точке, где сходятся важнейшие газопроводы. Это вызовет катастрофу в электроэнергетике европейской части страны, подорвет важнейшую статью валютного дохода и повлечёт гибель сотен тысяч людей от холодов. Почти весь газ, добывающийся в ЯНАО, проходит через район, который местные жители называют символично – «Крест». Там, в тундрах реки Правая Хета, пересекаются почти два десятка магистральных газопроводов. То есть жизнь 78 % населения России находится в зависимости от этого «Креста» площадью сто на сто метров. Американцы должны были ударить по четырём целям: «Крест», Надым, Пангоды и Новый Уренгой. Чтобы получить максимальный эффект, нужно не допустить быстрого восстановления «Креста», то есть уничтожить ближайшие населённые пункты, смести инфраструктуру доставки труб и сварочного оборудования…
Есть и ещё один узел, где собираются вместе газопроводы, работающие на Китай.
Ответные меры начали принимать поздно, и все необходимые «кольца всевластья» вернуть на место мы не успели. «Крест» стопудово прикрыт. В Диксоне ЗРК имеются, сам видел. Слышал, что в Норильск успели вернуть системы ПВО, включающие С-400 и «Буки». Радарные станции стоят на Лонтокойском Камне. Не знаю, как обстоит дело с прикрытием каскада Таймырских ГЭС. Ничего не слышал о стратегических объектах в этой глуши.
Под Енисейском в посёлке Усть-Кемь недавно запустили в штатную эксплуатацию надгоризонтную радиолокационную станцию системы дальнего обнаружения «Воронеж»; цель, конечно, достойная, однако она наверняка имеет свой пояс обороны.
Если поблизости от Разбойного действительно находятся расчеты ПЗРК, то кого они караулили?
– Служивые жили замкнуто, с поселковыми общались редко, а сами мы к ним не совались, – рассказывал старик, доставая тонкий оселок.
– Поссорились? – предположил я.
Он даже обиделся.
– Мы ведь люди мирные, спокойные, с чего нам ссориться с защитниками? В посёлке говорили нормально, когда они в магазин приходили. Сами заперлись, заминировали подходы.
Час от часу не легче!
– Быть такого не может, что за ерунда! – не мог я поверить, что зенитчики будут минировать местность в черте населённого пункта.
– Много ты, смотрю, знаешь, что может быть, а что нет! – рассердился дед. – Я тебе что, шутки шучу? Вот сходи сам и проверь. С минами тебя учили обращаться? Если нет, то лучше не суйся.
– Учили… Странно всё это как-то, нелогично. А сейчас они что делают, неужели даже после беды не заходят?
– Так некому заходить, Лёша. Солдатиков офицер отпустил, они уехали на пароходе. А сам остался. Один! Понимаешь, что это может означать?
– Пока не очень… Как сказал Чехов, всё знают и понимают только дураки и шарлатаны.
– Вот ты бестолковый! Болезни они боялись, им нельзя службу рушить! До последнего держались. А воевали хорошо, стреляли своими ракетками.
– Да по кому, Геннадий Фёдорович, по самолётам?
– Нет, по ракетам крылатым, американским! Две штуки сбили. Одна в реку упала, возле острова Игольного, другая ушла в тайгу на том берегу, – спокойно поведал хозяин. – И ведь ничего не взорвалось! А мы боялись, что там бомбы атомные.
Настало время опять открыть рот.
Крылатки… Американские дозвуковые крылатые ракеты стратегического и тактического назначения «Томагавк», многоцелевые высокоточные системы большой дальности – чисто тактическое оружие для локальных войн. Ядерных зарядов они не несут, нет смысла, слишком велико подлётное время. Сбить такую с помощью ПЗРК можно, но это задача неординарная. Главная проблема заключается в своевременном обнаружении. В общем-то, неуязвимость «Томагавка» и обеспечивается его скрытностью. Небольшую по размерам, летящую над поверхностью на предельно малой, всего в несколько десятков метров, высоте крылатую ракету наземным РЛС заметить сложно, мешают мёртвые зоны. Радиогоризонт не превышает тридцати километров, а естественные препятствия местности, возвышенности и жилые здания, промышленные сооружения и высокие деревья только помогают низколетящему «Томагавку», умеющему ловко прятаться в складках рельефа. Кроме того, этот снаряд способен самостоятельно переключаться на другие цели, атаковать в лоб либо под разными углами, вплоть до крутого пикирования. Сложная мишень.
Однако у «Томагавков» есть и слабые места. Прежде всего – низкая скорость, особенно на тех участках, где ракета идёт в экономичном режиме. Крылатая ракета отлично себя чувствует в хорошо обжитых краях, среди городских и промышленных агломераций, где всегда много корректирующих полёт ориентиров. Другое дело – полёт над открытым морем или над дикой равниной, где нет даже посёлков… Систему GPS наши начали выводить из строя очень быстро, и поэтому крылатый убийца наверняка шёл автономно, постоянно сравнивая подстилающую поверхность с зашитой в память картой местности. И что «Томагавк» увидит на пути с севера? Зелёное море тайги внизу, где кроме рек, никаких ориентиров просто нет. Так что характерное русло Енисея, которое ни с чем не спутаешь, – отличный маршрут. Вокруг Разбойного – простор, видно далеко.
Наши парни сносили «Томагавки» из ПЗРК «Игла» по данным, которые командиры получали на планшет от самолётов и станций обнаружения «Купол», сканирующих небеса вокруг баз бригады.
А здесь зенитчиков кто оповещал? На глаза не понадеешься, скорость хоть и маленькая, но вполне достаточная для того, чтобы пулей проскочить мимо. Представьте, с каким эффектом пролетел бы над вами несущийся на крейсерской скорости «Боинг»! Штатный боевой планшет наверняка имеется и у командира таинственных операторов ПЗРК, стоящих неподалёку. Только в данном случае он бесполезен, команды и данные принимать не от кого.
Что, если всё гораздо проще? Разместили, например, в Бахте наблюдателя, который при прохождении «Томагавка» мимо посёлка тут же сообщает о факте обнаружения по радиостанции. Характеристики «Иглы-С», особенно ограничение комплекса по высоте поражения цели вполне позволяют стрельнуть и по такой мишени.
Огромную роль сыграет простая удача. Судя по тому, что ребята смогли поразить две мишени, эта госпожа русских зенитчиков не обидела.
Вряд ли «Томагавки» шли на Красноярск, находящийся на пределе дальности полёта. Железногорск чуть ближе… Подожди, Лёха, ты не о том думаешь!
– Геннадий Фёдорович, а с чего вы решили, что офицер остался на посту? Сами же говорили, что вы сидели дома, могли и не увидеть.
Мой собеседник повернул клинок поставленной остриём в пол шашки лезвием от себя, отложил оселок и сказал:
– Молодец, опять спрашивать начал! А то сидишь с умным лицом, объявления про весёлых девок почитываешь, размышляешь о чём-то вхолостую, вместо того, чтобы спросить у знающего человека…
– И всё-таки?
– Это же красноармеец, Алексей, а не шпион немецкий, душегубец проклятый. Если бы офицер ушёл, то снял бы свои мины, а табличку выдернул. Второго дня ходил я туда, издали посмотрел – торчит табличка.
Я аккуратно сложил газету и встал.
– Прямо сейчас пойду.
– И правильно! Сейчас и надо, пока моя в бане возится, не одобрит она, заволнуется, – подбодрил меня Геннадий Фёдорович. – Держи сабельку, клинок поправил, а дальше уж сам ухаживай. Примерь-ка.
Плащ решил не надевать, время далеко за полдень, на улице тепло, ветер утих. Да и вообще непривычно как-то. Вещь хорошая, но куртка как-то привычней. Во дворе дед надел на меня портупею с шашкой.
– Попробуй, выхвати.
Ни с первого, ни с третьего раза уверенно вытянуть шашку у меня не получилось.
– Да не дёргай, это тебе не затвор! Плавно тяни, нежно. Вот, другое дело… Иди, значится, и рубай тихонько по кустикам, учись помаленьку. Только твёрдое шибко не пластай, пока не научишься бить так, чтобы клинок прямо вонзался, с непривычки запросто кисть можно вывихнуть. И осторожней будь, ногу себе не отхвати, не то зашибёт меня Элеонора Викторовна.
Интересно: минные опасности его не обеспокоили.
– Геннадий Фёдорович, у вас моторка есть? Мне бы пассатижи, штырь, проволоки моток и пару шпилек подобрать, могут пригодиться. И фонарик.
– Лодку давно продал, а мотор держу, хозяйство есть. Я ведь в Подтёсово механиком работал по судовым силовым установкам, там с женушкой и познакомился. Пошли в сарай.
Там мы управились быстро. Что же, настало время посмотреть на зенитные войска. Я сунул в пластиковый пакет ещё и спрей красного «Гардекса», репеллента очень хорошего, но дорогого, не покупают его местные.
Когда подходил к ФАПу, дед издали громко крикнул:
– Лёша, забыл сказать, пулемётик у них был!
– Какой?! – гаркнул я.
– Леший знает! На сошках, и ручка на дуле!
Возле ограды медучреждения я начал рубить крапиву, и две старые автомашины с нескрываемым удивлением смотрели на придурка мутными потрескавшимися фарами.
Плоховато у меня получалось изображать рубаку. Так всегда бывает, когда из простого и эффективного пытаешься с помощью вредных штампов сотворить что-то сложносочинённое и поэтому ни хрена не работающее.
«Хватит дурить!» – приказал я сам себе после очередной восьмёрки, чуть не вырвавшей оружие из руки с перспективой улёта клинка под обрыв.
Дальше не мудрил и действовал так, как мне и подсказал потомственный енисейский казак. Справа, слева, сверху! Справа, слева, сверху… Гляди-ка, что-то получается! За медпунктом я быстро нашёл тропинку, тянущуюся среди высокой травы вдоль обрыва, и пошёл по ней.
Американские «Томагавки» не выходили из головы. Умеют штатовцы создавать легенды, пугающие иностранного обывателя.
Смотрите, вы, осмелившиеся перечить Старшему Брату, вот они, ещё чуть-чуть, и прольются с небес огненным дождем, выжигающим с лица Земли целые танковые дивизии и центры управления. Безжалостные крылатые роботы-камикадзе, умные, действующие безошибочно, страха не ведающие… От них не спрячетесь, они способны под немыслимым углом развернуться и влететь даже в пещеру узкого ущелья, спикировать прямо в ракетную шахту! Вы все уже обречены. Мертвы.
Однако практика показывает другое – дорогущими «Томагавками» американцы чаще всего разрушали саманные сараи и жилища скотоводов, далеко не всегда попадая в цель. И терялись они безвозвратно, и блудили, попадая совсем не туда, куда должны были попасть. Морские крылатые ракеты неэффективны против важных целей в континентальной России – большинство промышленных центров, арсеналов и стратегически важные объекты находятся в тысяче километров от побережья, на пределе дальности.
Если ты в своё время начитался конспирологических ужасов про супероружие, созданное американскими учёными, то можешь и испугаться. Если же способен хоть сколько-то выдерживать информационные атаки, подходить к оценкам критически и думать своей головой, отделяя враньё от реальных способностей девайса, то на приказ командира отвечаешь «Есть!» и садишься на берегу с ПЗРК.
Молодцы ребята, два «Топора» снесли!
Природа словно разозлилась и решила обеспечить мой поход соответственным антуражем. С запада подходил дождевой фронт, облака стеной шли к реке. Западный ветер на Енисее часто несёт непредсказуемую погоду, а если перейдёт на северо-запад, то лучше спрятаться. Небеса пока без черноты, так что дождик, если будет, обещается средний. Поднялся ветер, кое-как прогревшийся воздух над большой рекой быстро остывал. Не жарко, зато сразу комара поменьше стало… Тропа шла ровно, вот она перевалила через холмик, и я сразу увидел табличку:
Осторожно, мины!
Запретная зона, проход запрещён!
Я остановился и огляделся. Впереди никого не видно, палаток нет.
Слева – небольшая сосновая рощица без подлеска, просматривается насквозь, за ней матёрая тайга. На берегу лежит белый корпус катера, почти полностью затопленного и разобранного… Похоже, скоростной был водомёт, рубка отнесена назад, салон впереди. Самоклейка, после хорошего удара такой катерок хрен починишь, проще новый сделать. Двигатель, конечно, сняли. В баржу воткнулся он, что ли? Напротив, под самым склоном лежала громадная лесина, поднятая на берег во время высокого паводка.
Тихо, собак нет, чайки не орут… Однако настроение у меня было нехорошее, тревожное. Действительно, заминировали!
Леску растяжки я обнаружил в пяти метрах после таблички, прямо на тропе, её даже не спрятали. Толстая леса, старинная, сейчас её, наверное, уже не выпускают. Интересно, а такая леска под лазерной указкой, если ночью проверять, да в помещении, сильно блеснёт? Примотанная скотчем ко вбитому колышку граната «РГО» стояла слева, дальше от берега. Осмотревшись ещё раз, я присел. Самый примитивный вариант растяжки. Поставлена недавно, труха не успела осесть в пазах насечки. Это не «Ф-1», конечно, дальность поражения не та, но штука опасная… В такие моменты самым страшным звуком становится щелчок возможного срабатывания капсюля УЗРГМ.
Примерившись и обхватив рукой рубашку со спусковым рычагом, я одновременно просунул палец в кольцо готовой взорваться после расчековки гранаты. Сжав кисть, наклонил «РГО» в сторону проволоки, ослабляя натяжение. Усики у шпильки-чеки были целые, без трещинок, менять не надо – просто разогнул их в стороны. Поднял с земли пассатижи и перекусил лесу, разрезал ленту.
– Добрый трофей, – тихо похвалил я сам себя.
«Эргэошка» хороша тем, что имеет две цепи срабатывания: ударно-дистанционную и дистанционную, то есть способна самоликвидироваться. Цепи дублированы, взрыв происходит либо от удара о преграду, либо по истечении 3,2–4,2 секунды. Хотя я и от «Ф-1» не отказался бы, убойная вещь.
Граната поставлена не против людей, умеющих читать, – кто же полезет? И не на специалиста, которому такая растяжка-насмешка на минуту работы.
– От синяков ставили…
Кое-как замаскированный вход в землянку я заметил с восьмидесяти метров. Рядом на земле виднелось прямоугольное пятно, оставшееся на траве после снятой палатки.
– Э-гей! Есть кто живой? Командир, свои!
Если что, с обрыва прыгну, глядишь, и получится удрать. Никто не отзывался. Крикнув ещё пару раз, я начал осторожно приближаться. Дверь была не выломана, но висела криво, держась на одной петле. Жуть. Страшно, зараза! Жив он там или мёртв? Крыша поехала или в синяка обратился? Мрачные образы-предчувствия окутывали пространство вокруг позиции, я всё более остро ощущал пугающее приближение чего-то таинственного и неотвратимого. Не дрейфь, Леха, всякое было, а выбрался! Ага… не дрейфь… Что ещё могло вызвать в душе смятение? Тёмный провал входа смотрел на меня. Хищно.
Я выставил перед собой острие шашки.
Ёлки, там тряпка была! Наверху! Отпрянув, я быстро пересчитал четыре ступеньки в обратном направлении. Замеченный краем глаза кусок пятнистой ткани теперь буквально резал глаза. Кусок штанины. Весь в крови, и большое пятно рядом.
– Грёбаный диатез…
Следы медведя я заметил быстро. Не нужно быть записным следопытом, чтобы понять: здесь случилось страшное. Какого чёрта он вышел наружу? Шум услышал, возню, вот и вышел. Или выполз, надеясь на помощь. Быстро появлялись всё новые и новые детали, постепенно складывалась картина произошедшего. Может, он чудом выжил после болезни и даже остался нормальным, теперь не угадать.
Медведь лежал под кустами, где воины устроили толчок. Напал прыжком, задрал, скорее всего сразу, и тут же поволок добычу в тайгу.
– Что ж ты так, командир… Бойцов решил сберечь, последним пароходом на материк отправил, а сам оплошал.
В пятнадцати метрах от палатки по берегу отрыт окоп полного профиля, с бермой и стрелковой ступенькой, с обшитыми нишами и одеждой, леса вокруг навалом. Даже водоотвод к откосу имеется! Самый настоящий кошмар для личного состава бригады, попробуй, отрой такой в вечной мерзлоте… Бензопилами резали.
– Давай в землянку, Лёха.
Я остановился перед чуть бугристыми ступеньками, опять собираясь с духом. Вдруг там ждёт ещё одна смерть? Посветил фонариком, проверяя узкое и неожиданно длинное помещение на растяжки и ловушки похитрей, зашёл. Хозяин обустроился грамотно, основательно. Железная печка у входа, дрова ещё остались. Широкие нары с матрацем, рундук под ними, большой стол с керосинкой в центре, полки в торце. Объёмистый зелёный ящик с накидными замками. Ближе к двери у стены лежали пустые трубы использованных ПЗРК «Игла-С», источники питания.
В землянке было сухо, наверху тихо, фонарик в левой руке светил исправно – можно начинать обыск. Что я с шашкой-то хожу, как геймер в пещере? Убрал в ножны, тут тесно.
Первое: одежды не было, никакой. И обуви тоже.
Второе: планшет действительно был, неработающий.
Третье: всё ценное бойцы забрали с собой, начиная с прицела ПНВ «Маугли» и заканчивая генератором.
Четвёртое: документов офицера я не нашёл, думаю, что он, чувствуя приближение смерти, заставил подчинённых забрать их с собой.
Пятое: в ящике было немного еды – дюжина банок тушёнки, девять сухпаёв ИРП-Б, три зачерствевшие буханки серого хлеба.
Шестое: пулемёта тоже не было, хорошо, что я не успел губу раскатать.
Седьмое и для меня очень важное: на столе возле нар, под левой рукой лежал кожаный офицерский ремень и узнаваемая кобура с армейским пистолетом «ПМ». Рядом – зелёный обрезиненный бинокль. Личное оружие он оставил себе… А наверх полез без него, в забытьи.
Кобуру я увидел сразу, но кричать от радости побоялся, вдруг спугну и пистолет мистическим образом убежит? Обшарив ящик, шагнул, наконец нагнулся и поднял. Два полных магазина и пачка мягкого серого картона, в ней ещё шестнадцать патронов. «ПМ» и граната, это ништяк или мало? Забудь ты о пулемёте, дай бог радости и этому! Только вот пока не до радостей мне было, не осознал ещё, пролитая на поляне человеческая кровь не даёт… Эх, друг! Посидел бы ещё немного, медведь бы и сунулся. Сам. И тут же получил бы в морду пяток пуль, трудно здесь промахнуться… Почему он всё-таки вышел?
«Потому что синяком стал», – так мне легче. Проще.
Что ещё найдём? О-па, дозиметр! Этому прибору я порадовался ничуть не меньше, чем оружию. Сомнения, знаете ли, терзают.
А руки, вон как руки трясутся! От злости.
Надо бы сразу проверить ствол на работоспособность, так что один патрон придётся потратить. Я наконец-то выкинул из штанов подозрительный радужный ремешок, вставил классический офицерский, навесил кобуру. Выбрался наружу и внимательно посмотрел на стену таёжного леса.
– Ну что, сучара, где ты там? Хоть звук вспомни.
И дослал патрон.