«Я там, где я хочу быть. И она там, где я хочу быть. Потому что я – Источник»
(Imazee- NovemberRain)
Этот дом, стоящий в нескольких километрах от города, был отделен от последнего района лесами, полями и бескрайними просторами. И этим нравился мне чрезвычайно. Здесь, стоило бросить взгляд поверх светлого ранчо-забора, мирно качались цветы и некошеные травы. Вечерами они пахли так, что хотелось утонуть в соцветии ароматов, замереть и подолгу лежать в лугах под звездами.
Сейчас неторопливо менял оттенки задумчивый закат, плыл над решеткой гриля, где жарилось мясо, дымок. Роберт умело крутил шипящие куски, поглядывал на стол, где уже ждали закуски, алкоголь – проверял, все ли хорошо. Он был своего рода перфекционистом, любил, когда все идеально, правильно, стабильно для настроения и души. И сам старался быть идеальным – в первую очередь для меня.
Улыбался, комфортно поддев под талию новую подружку Кейт, Алан – мой напарник. Кейт не отличалась ни глубиной, ни интеллектом, но спортивный, идеально выглядящий Алан никогда этого в женщинах не искал, предпочитал легкость, ненавязчивость. Качались у крыльца дикие амаранты, я специально просила Роберта не скашивать полевые цветы. Пусть даже растущие так близко, пусть даже сорняки.
Вечерний теплый ветер; колыбель лета. Чуть глубже делался на горизонте цвет облаков, завтра возможен дождь.
Через пять минут мясо дожарится, мы сядем за стол, заведем разговор, будем сыпать шутками, последними сплетнями, делиться мыслями о важном и ни о чем. В такие моменты, чувствуя касание собственных локонов по щекам, паря в невесомости, я ощущала, что почти счастлива. Почти.
Было бы не «почти», если бы не надорванная часть ткани души, но с этим ничего не поделать, не залечить. Отсюда примесь легкой тоски, пустоты, некой незавершенности бытия. Мне иногда казалось, что этот контраст делает краски моей реальности шире, уводя восприятие за горизонт.
В момент мелькнувшей печали поймал мой взгляд Роберт, улыбнулся, выдавая поддержку – «все будет хорошая, моя милая Анна, я здесь». Он здесь. Но я не совсем. Я ни с кем не буду совсем, потому что он – не моя истинная пара, потому что с тем, кто ей являлся, я вместе не буду никогда. Роковой поворот судьбы. Роб уловил посыл между строк, погрустнел, вновь повернулся к грилю. Он желал стать для меня всем: опорой, надеждой, плечом. Часто немо просил – сделайся чуть мягче, чуть податливее, и я воспряну, как мужчина, покажусь себе и, быть может, тебе сильным, дерзким. Правда заключалась в том, что сильной из нас двоих являлась я – Нимфа.
Я – Анна. Самая сильная из ныне живущих аккумулятивных Нимф, живительная батарея. На вид обычная девушка двадцати семи лет, на деле не столько человек, сколько смесь человека и «явления», пра-пра-правнучка забытого ныне божества из древних легенд. В моей власти видеть мир в нескольких спектральных восприятиях, чувствовать истинные желания людей, целить тех, кто нуждается в восстановлении. Если только их души не были повреждены деймонами, как и моя собственная.
Что ж, мне не на что жаловаться – вокруг осталось много счастья.
На Кейт короткая юбка – ей повезло, что комаров не было. Быть может, их пока отгонял дым. Бросил на меня внимательный взгляд Алан – качок с усиками, которые я столько раз просила его сбрить. Как можно, имея модельную внешность и столь развитую мускулатуру, любить шорты, старомодные рубашки и эти дурацкие асексуальные усики?
Смешливый Алан – на деле серьезный трансморф – маг, способный принимать любую форму органических объектов (иногда неорганических тоже), никогда на мои замечания не велся. И сейчас приподнял бровь, вопрошая «как тебе вечеринка?»
«Скучно», – прочитал он в моем взгляде. «Хорошо, душевно. И скучно».
«Не будь к нему так… жестока», – это он про Роба. Я и не думала. Просто негоже подгибать себя под любую замочную скважину, куда фигурная резьба твоего собственного ключа без скрежета не проходит.
И все же хороший вечер. Вольные травы, покачивающийся флюгер на крыше в виде петуха, смотрящий сейчас клювом на восток. Если все пойдет по плану, то после мяса, пива и разговоров мы с Робертом посидим в обнимку, посмотрим сериал, переместимся в спальню. И я постараюсь быть мягкой, вновь дам ему и себе надежду на то, что у нас все хорошо, почти идеально.
Мое вечное «почти».
– Давайте, ребята, за стол! – Роб ловко перекладывал подрумяненное мясо на симпатичные веселые одноразовые тарелки с зеленой каймой. – Захватите кто-нибудь соус…
Просьбу выполнять бросилась услужливая блондинка Кейт.
И в этот момент у Алана пикнул телефон, приняв сообщение с двухнотным сигналом. Тут же нахмурился Роб, и неожиданно для себя воспряла я.
– Из конторы?
Алан прочитал, кивнул.
– Да, нас ждет клиент.
Мы никогда не откладывали дела. Для пожаров существовало пожарное управление, для криминала – полиция. Но мы оба значились в Бюро Магических Расследований, и это означало: кроме нас тому, кто обращался, не мог больше помочь никто.
– Прости, – сообщила Робу, всеми силами скрывающего за вежливостью разочарование.
– Ничего, все в порядке, – вечер был безнадежно испорчен для него, для Кейт. Только не для нас с Аланом. – Оставлю для тебя куски теплыми, чтобы не разогревать.
– Не нужно, – качнула я головой мягко, – быть может, вернусь поздно.
– Хорошо. Уберу в холодильник… после полуночи.
Он больше не смотрел в мою сторону, хотя, дай я возможность, прожил бы со мной долгую счастливую жизнь. Статный, приятный лицом тридцатилетний инженер-химик, чем-то похожий на романтика и солиста поп-группы. Ему бы в руки гитару…
– Идем? – Алан кивнул на ворота, за которыми стояла моя машина.
Я не ответила, звякнула ключами.
(Rea Garvey – Hey Hey Hey)
За забором молниеносно влилась внутрь сдерживаемая до того сила. Яркие краски, мощь, дерзость – я шумно втянула носом воздух. Я снова могла быть собой – Анной. Настоящей, сильной, мягкой, шальной, местами жесткой.
Плюхнулась на сиденье своей спортивной машины; Алан привычно упал на пассажирское место, пристегнулся. Водила всегда я. Очень быстро, иногда нарушая правила там, где нужно и можно. Вот так это и случалось, когда начиналось новое дело – мы оставляли мир позади, рвали вперед. Робы, Кейти, Томы, Анжелики, Мартины, Лии… – все обращались в мутную какофонию неважных лиц, в хор неких людей за спиной. Мы забывали, чем они живут, чем дышат до того момента, пока не наступало затишье, время выдыхать. Вот тогда мы о них вспоминали.
– Пристегнулся?
Я спросила для проформы – он всегда пристегивался. На голову выше меня, но ощущающийся, как пацан, которому всегда под тридцать, хотя Алану было больше сорока.
– Конечно.
И я рванула. Навстречу метнулась дорога – почти ударила в лицо от скорости. Все, свобода. Я обожала эти поля и эти закаты, кажется, больше, чем Роберта. Здесь всегда настолько сильно холила природа, настолько ощутимо качала в своем лоне, что дом, оставленный позади, стоило бы выкупить в свое пользование за любые деньги. Но у меня квартира в городе, в ней я бываю редко.
«Обожаю тебя», – слышалось от Алана. За эту дерзость, за скорость. Мне с ним было комфортно, как с братом, даже больше. За брата всегда переживаешь, а Алан – как продолжение моей руки. Машина набрала такую скорость, что уже качалась над дорогой, как люлька – пологие холмы, чудесная качка.
– Тебе нужен другой мужик, – не выдержал Алан. Он часто заводил эту песню, глядя на бедолагу Роба, на его попытки дотянуться до кого-то из другого мира. Но я и была из другого мира, я была Нимфой.
– Такой как ты? – мы обсуждали это как минимум четырежды в неделю.
– Ну, нет. Ты знаешь, я люблю… дам властных, очень раскрепощенных.
– Доминантных. – Я усмехнулась, никак не способная напитаться насыщенным густым воздухом этого вечера. Хорошо, что откинута крыша – ничто не мешает дальше единиться с природой и этим бесконечно красивым небом.
– Если только чуть-чуть. Между прочим, доминантного надо и тебе. Чтобы загибал иногда.
«Закручивал мои гайки» – да, Алан был прав. Не знал только главного – мне уже предназначен такой. И я никогда и ни за что к нему не подойду.
– Другому ты отгрызешь руки… – продолжал размышлять мой партнер, – по локоть откусишь.
Вот засранец. Вообще-то я красивая. Женственная, игривая, люблю флиртовать, внешность почти модельная – не придерешься.
– Я не об этом, – мой усатый «брат» заранее загнул бровь, – мол, не вздумай свои мысли озвучивать.
– Да иди ты, – я улыбнулась и втопила педаль глубже; машина заурчала резвее. Мы понеслись в синеве вечера, обдуваемые поверх волос стрекотом сверчков, запахом медуниц и падающей на листья росы.
Зашуршала сбоку рубашка; Алан достал коричневые сигареты, которые любил, – поплыл сбоку вишневый дым. Я втянула его с удовольствием – вот она, наша идиллия.
– Кто там. Впереди. Не чувствуешь?
Иногда мы играли в это – «угадай заранее». Что за клиент, с каким делом пришел, о чем попросит? Делали ставки; Алан, понятное дело, чаще проигрывал, но делал это исключительно с удовольствием.
– Не хочу отвлекаться.
«Слишком хорошо жить сейчас».
После он курил молча.
Я снова переключала мир. Как каналы от телевизора. Мир один – каналы разные; привычка брала верх. Первый – спектр радости, спокойствия, благополучия. Пока вокруг была природа – благодать можно было черпать ложкой, а вот с первым районом города, она ощутимо гасла. И начинала преобладать вторая энергия – печали. Потому что люди желали хороших событий, и эти события наступали не всегда. Люди желали, и желания не сбывались. Отсюда досада, разочарование, грусть. Я привыкла, но в этом спектре надолго не задерживалась: он вползал в меня слишком быстро из-за невидимой бреши в груди. На третий спектральный анализ сместилась уже на полпути к Бюро, когда вокруг плыли дома – канал магии. Там, где стоял наш автомобиль, деймонов поблизости не ощущалось, их логово левее, на улице Кависа. Там «база». Клубился и сиял приглушенными цветами справа силуэт Алана – я привычно загораживала от него сознание, как от яркого света. Трансморфы всегда слепят, потому что сильны. И более ничего примечательного – люди, асфальт, машины, клумбы, бетон стен, стекло оконных проемов… Я не удержалась, переместилась вниманием на Бюро, вползла невидимой змейкой в дверь и почти сразу сообщила:
– Нас ждет девушка. Молодая, не старше двадцати пяти. Не маг. Ставить будешь?
Алан лишь ворчливо крякнул:
– Не буду. В прошлом месяце ползарплаты тебе продул.
Вообще-то не ползарплаты, меньше, но иногда Ал любил демонстративно подуться, что не занимало дольше минуты. К тому же зарплаты у нас были неплохими, хотя мы оба до сих пор гадали, кто же являлся владельцем Бюро. Ни один из нас его или её никогда не видел. Платили и платили, оборудования и возможностей предоставляли достаточно – мы не лезли туда, куда не следовало.
– Сильно «тяжелая»? – любопытство Алана пересилило.
– Скорее, встревоженная. Сама ничего не совершала, что-то увидела.
– Тем лучше.
До здания Бюро – неприметной на первый взгляд двери в доме, похожим на остальные, как близнец, – остался один квартал. И подумалось об особняке на природе, оставленном позади.
– Наверное, стоило добросить до города Кейти…
– Не стоило. – Довольно резко и в то же время равнодушно отозвался Алан. – Твой обязательный и педантичный Роб вызовет ей такси, я уверен.
Вызовет, конечно.
На напарника я взглянула с ухмылкой и сразу поняла причину такого тона: свои со мной «идиллические» поездки на скорости он не хотел делить с другими. Третьими лицами. Они были нашими – он знал это тоже; я за это не винила, потому как тоже не любила чужих в машине.
Припарковалась у тротуара точно, как и всегда. Почти прогорел закат – в городе его и прекрасное небо загораживали дома. Пропустила Алана во входную дверь, какое-то время постояла на крыльце, привычно принюхиваясь, прислушиваясь. Красиво, просторно, тягуче-сиропно ощущался вечерний момент. И с ощущением красоты привычно вползла в сердце грусть, некая незавершенность. Жаль, что дыры от деймонов способны латать только деймоны. Любые иные, образовавшиеся на ткани души от разочарований, бед, злости, можно было стянуть и залить радостью, – главное, найти верную, максимально правильную. Мой случай клинический – затянуть дыру хотелось, идти за этим к виновнику ее возникновения – нет. Цена будет неподъемной.
Я прервала созерцание окрестностей и тоже вошла в Бюро.
(Foxilitus – Space Cadet Slow)
Она встрепенулась, увидев нас. Девчонка лет двадцати двух, одетая скромно. Неброская одежда, такая же прическа из длинных, не знавших краски волос. Нервно сжались на сумки пальцы.
– Здравствуйте!
С Аланом она уже поздоровалась, тот до моего прихода погасил светящееся над кнопкой табло. Второе приветствие было адресовано мне.
Двери конторы оставались открытыми круглосуточно, даже если внутри не было персонала. Зато для таких вот поздних залетных клиентов, как эта девчонка, имелась заметная кнопка с текстом голограммы – «Нажмите, если нужна помощь». Посетитель нажимал, и текст менялся на тот, который сообщал, скоро ли прибудут сотрудники. Собственно, текст формировал Алан, когда получал звуковой сигнал о визитере, сам же решал, как быстро мы прибудем. Спасибо его рассудительности, никогда без лишней нужды не поднимал меня ночами, чаще в темное время суток выезжал сам.
Девчонке пришлось ждать всего сорок минут, не так долго, однако, за это время её нервозность не исчезла, но усилилась.
– Скажите, вы сможете помочь? – она переводила взгляд то на меня, то на напарника. На его лицо, затем на рубашку и шорты – эти детали, вероятно, тоже казались несуразными вкупе с красивым, накачанным телом. Мне хотелось улыбаться. Ал кинул на меня чуть циничный взгляд-пику, но обратился к клиентке:
– Расскажите, что у вас случилось.
Тишина, заминка. Пока слова не прозвучали, я спросила:
– Может, воды, чаю? Сока?
У нас имелся бар, и в нем стояла тара с жидкостями покрепче, но русоволосая голова лишь качнулась – мне не надо, мол.
– Моя тётя, она не просыпается, – сообщили нам печально. – Она дома, да… Лучше я сначала, наверное. Понимаете, я два дня назад сообщила ей, что приеду: я собралась поступать в институт, хотела пожить у нее несколько дней. Но ответа не получила. А сегодня прямо с автобусной станции направилась в её квартиру, открыла своим ключом, благо он у меня есть, но… Она спит.
Мы с Алом переглянулись, и Алан озвучил мои мысли:
– Может, это не к нам? Быть может, ваша тетя просто устала? Сколько ей лет?
– Ей пятьдесят восемь… И я не думаю, что она устала. Я трясла ее, звала, даже, – смущение во взгляде, – чуть-чуть покричала… Думала это поможет как будильник. Но нет.
– Тогда стоило обратиться к медикам? Проблемы со здоровьем?
Девчонка занервничала сильнее.
– Не нужно медиков. Моя тётя не просто спит, она занырнула в какой-то… кошмар. И сжимает в пальцах медальон, понимаете? Нехороший такой. От него по её пальцам расползаются полосы. Я даже боялась поначалу к нему прикасаться, прямо вот отторжение, не поверите…
Вот в этих словах на меня подуло шлейфом очень сильной магии.
– … но потом пересилила себя, попробовала вырвать из её пальцев эту штуку, но там просто намертво! Как тисками сжато. – Пауза, попытка клиентки не удариться в слезы. – Я не знаю, куда мне идти, где ночевать, я боюсь в одном доме с тётей… С этой штукой… Поэтому я нажала кнопку…
Незнакомка перевела взгляд на красную кнопку, на которую смотрела, вероятно, все сорок минут, пока ждала нас.
Стало ясно, что дело все-таки наше. Дистанционное наличие магии ощутил даже Алан и потому предложил девушке:
– Давайте сделаем так. Мы проводим вас в отель, – у нас знакомый хозяин, он поселит вас со скидкой. Вы передадите нам ключ, сообщите адрес, и мы свяжемся с вами, когда у нас будут новости. Хорошо?
Ей некуда было деваться, ситуация безвыходная.
После непродолжительного копания в сумке, нам протянули ровный и длинный, похожий на антикварный, ключ.
*****
Коричневая дверь, сплошь усыпанная завитушками, – высокая, старинная. Краска на декоре потрескалась, хотя ее обновляли. Ключ в руке держала я, но двигаться не двигалась; мы с Аланом «принюхивались». Иногда чрезвычайно опасно входить в помещение без предварительной ментальной проверки, а дым на «третьем канале» лез, или лучше сказать «вылезал», прямо из щелей. Зеленоватый, нездоровый. Девушка осталась в отеле – помощник Адама Грина, владельца гостиницы, забрал её багаж, помог затащить вверх по лестнице.
– Хочешь, я трансформируюсь? – тихо спросил Алан. – Войду первым.
Я качнула головой.
– Не имеет смысла… – я все еще по-волчьи присматривалась к помещению, переключая спектры. Внутри ощущался человек с минимумом энергии, находящийся в отключке. И нечто… зловещее. Но не агрессивное. – Оно, чем бы оно ни являлось, влияет на неё. До нас ему дела нет.
– Это пока мы не вошли.
– Я так не думаю. – Вещь, которую я не видела пока воочию, питалась тем, к кому прицеплялась. И жертву она уже нашла. – Спектральный анализ магии незнакомый, темный. Мне это не нравится.
– А уж мне-то как…
Ал так и не переодел ни свою радостную светлую рубашку, ни шорты, и теперь в темном проулке с гаснущим светом сумерек смотрелся гостем, случайно заглянувшим с карнавала. Не хватало лишь цветочной гирлянды вокруг шеи.
– Ладно, я уверена, что на нас оно впрямую не отреагирует.
– Значит, заходим.
Женщина, лежащая на коротком, довольно неудобном для ее роста диване, казалась очень бледной и очень старой. Лицо в морщинах, волосы свисают сосульками. И да, незнакомка была права, – медальон, сжатый пальцами, как самое ценное сокровище мира, пульсировал и мерцал. Он уже почти вживил себя под кожу, в вены.
Она не сумела его вытащить, а мы пока даже не рисковали браться.
Ал, в глазах которого тоже отражалось зеленоватое свечение, поджал губы.
– Знаешь, что это?
Я пока лишь догадывалась.
– Грехт-куриллис – медальон мертвых. Вот скажи мне, где она его взяла, на каком запрещенном рынке?
– Как он действует?
– Дарит владелице лучшие в мире сны. Счастливые. Или псевдо-счастливые. Проблема лишь в том, что сны эти не прерываются, и человек умирает от истощения. Должно быть, она много за него заплатила, и я бы глотку порвал тому, кто его продал. Почти полная коллекция этих вещей хранится в сокровищнице Натра-Морха, и двери туда плотно закрыты.
До глотки продавца мы доберемся чуть позже, это ясно, а вот как быть с темной магией? Алана она не подпускала даже близко, ко мне присматривалась мутным неживым и настороженным глазом. На мою попытку вторжения отреагировала столь резко, что отшатнулись мы оба. Этот апатичный сгусток, находящийся в пассивном состоянии, как и тело, от которого он питался, вдруг выдал довольно мощный едкий поле-взрыв – хорошо, что на нас по умолчанию стояли щиты. Зато вздрогнул старый пол и качнулись занавески.
– Вот же… дрянь. Я бы тоже не хотела тут ночевать.
Алан не отрывал взгляд от чужих скрюченных вокруг страшной игрушки пальцев.
– Дело плохо. Магия не нашего порядка.
Такое случалось в одном случае из двадцати-тридцати. Действительно редко. И обычно мы справлялись самостоятельно, но Алан был прав – дело дрянь. У этой женщины сил выживать осталось в лучшем случае часов на четыре-пять. Когда составлять действенный план, когда формировать идеи, способные помочь?
Темная магия на наше присутствие начинала реагировать все более агрессивно – откровенно выталкивала за дверь, угрожая ускорить процессы в теле спящей жертвы.
– Идем отсюда, – стоило выйти наружу, запереть пока эту коричневую дверь, – думать будем в конторе.
Я коснулась пальцев Алана, тот кивнул.
Если бы за нашей машиной следил с воздуха некий объект, он бы фиксировал очень странную траекторию движения. Повороты, по прямой, повороты, иногда заход на круг. До Бюро было не более семи минут, но мы колесили по дорогам гораздо дольше без цели и направления. Все потому, что каждый из нас мысленно исследовал слепок темной магии, сохранившийся в воображении. Ни Алан, ни я не видели зданий, номеров домов, названий магазинов. Мы не смотрели ни на пешеходов, ни на водителей, не любовались цветом облаков – мы работали. Как ученые в лаборатории мы прикладывали к найденному вирусу различные энергии антидотов, но пока ни один не срабатывал. Вирус в данном случае был аналогией, работали мы с медальоном мертвых, который, не поддаваясь очевидной логике, противился любым взаимодействиям.
– Хорошо, что мы не тронули его там.
Я привычно смотрела на дорогу, хотя за движением следил сейчас встроенный в мой мозг «автопилот», Ал созерцал собственные светящиеся руки. Напряженную работу его извилин выдавали нахмуренные брови и поджатые губы. В такие моменты его смазливые черты лица делались жесткими, мужественными – я залюбовалась, но быстро вернулась к процессу «обезвреживания». Попробовала применить один спектральный скан, второй, третий – чернота клубилась чернотой.
– Бесполезно. Просто глухо.
– Вот и у меня. Минус двадцатая степень минимум, вещь не нашего с тобой порядка. Давай в Бюро, зададим анализ слепка.
Я в очередной раз развернула черную спортивную машину с открытым верхом. Вздохнула, когда вспомнила Роберта, запахи, долетающие с гриля, качающиеся за забором травы.
– Сейчас могли бы сидеть за столом, попивать пиво.
– Угу. А утром эту даму уже мертвой обнаружила бы полиция. Делов-то. Можем и сейчас вернуться на ранчо.
Я не вернусь, он знал. Если нам в руки попадало дело, значит, мы могли его решить – наша ответственность. Вот только решить как?
(Kerli- Alchemise)
Пятнадцатью минутами позже, прочитав выходные данные из анализатора, Алан хлопнул себя по колену:
– Я знал! Я знал, блин… Минус двадцать седьмая степень – хуже некуда, мертвее тоже. Макса Денто мы даже вызвать не сможем…
У нас в Бюро имелся специалист по работе с темной материей, но пока находился в другом измерении. Его, конечно, можно запросить, но переход займет сутки по местному линейному времени, и к моменту появления Макса женщина по имени Дора Коустар, лежащая на диване в доме по Лейнтон-драйв двадцать шесть, будет мертва.
Далее последовал долгий взгляд друг на друга – тяжелый, молчаливый, где каждый из нас понимал: «Мы должны найти выход». Ибо любая проблема решаема, если её решать.
– Ты думаешь о том же, о чем я? – рубаха натянулась на внушительных бицепсах Ала, когда тот уперся руками в стол. – О том, что с подобной материей из тех, до кого мы можем дотянуться, работают только…
– Деймоны.
Это слово мы произнесли синхронно.
Вот к кому мне не хотелось сегодня идти, так это к ним. Деймоны занимались противоположными нашим делами. Мы – спасали, они – калечили. Очень темные сущности-люди, все – мужчины (порой, как назло, очень красивые), они наказывали род человеческий за проступки и слабости разрывами на ткани души. Страх, одиночество, отчаяние, сочащиеся вовне, питали их силы, делали их тела совершенными, жизнь долгой, практически бесконечной. И я не просто недолюбливала, я их ненавидела, если смесь этого чувства с гневом могла походить на ледяной кровавый суп без кипящих пузырей на поверхности.
– Они – наши враги.
– Есть выбор?
Мертвая Дора. Живая Дора, если попробовать.
– Иди сам.
Мне именно этого и хотелось, чтобы шел Алан. Никогда в жизни я не перекладывала ни на кого ответственность, но в этот момент желала слить её с себя, как никогда быстро.
Но напарник лишь покачал головой – жесткие черты так и не ушли с его лица.
– Нет, Анна, пойдешь ты. Мужчины всегда охотнее слушают женщин, в любых ситуациях – так устроена природа. К тому же ты – прирожденный парламентер, – Ал помолчал. – И красавица, что немаловажно.
– Как будто им есть дело…
– Есть.
Конечно, он был прав. Деймоны – люди, хоть по сути своей «нелюди». Точнее, по человеческим и гуманным качествам. Но на красивых женщин они реагируют, как и любые другие мужчины. Другое дело, что сексом с ними лучше не заниматься – можно наутро не проснуться.
Я редко нервничала, но теперь да.
– Ты знаешь, что идти сразу придется к главному? К Вэйгарду. Ему рассказывать эту историю, просить в помощь того, кто справится с задачей.
– Понимаю. – На кону всего лишь одна жизнь – это много или мало? Всегда философский вопрос, зависящий от кучи дополнительных условий. – Он выслушает тебя, я уверен. Твоя внешность… Ты знаешь… Она никого не оставляет равнодушным.
– О да, он выслушает, – усмехнулась я с оттенком горечи. – Он сделает так, что меня пропустят, проведут к нему. А после будет рад видеть меня низверженной, лежащей на полу. С удовольствием поставит на мою шею сверху ногу, надавит ботинком так, чтобы хрустнули позвонки…
– Ты о чем? – Алан был проницательным человеком. Он улавливал оттенки и смыслы между строк. Сейчас, глядя на мое лицо, понял, что я не шучу. – Не говори, что ты с ним уже встречалась.
– Но я встречалась.
– Когда?
Этот вечер становился все хуже и хуже. Меня невозможно ни пробить, ни победить, мое настроение невозможно испортить, если только это не касается Дэйма Райдо Вэйгарда. Сущности Главного деймона, имени которого не знал практически никто. Того, о ком я очень старательно в последнее время запрещала себе думать.
– Помнишь, пару месяцев назад на моей душе появился разрыв?
Алан помнил. Его задевал этот факт настолько, что он всеми методами силился помочь. Тщетно в целом.
– Это сделал он? – напрягшиеся желваки на челюсти. – Почему?
– Потому что… я ему отказала.
– В чем? – тишина в помещении Бюро сделалась густой и гнетущей, прислушивающейся к нашим словами. – В сексе? У него хватило наглости…
– Нет. В истинности.
– Что?!
– Он – Райдо Вейгард – моя истинная пара. И я ответила ему «нет».
(Yayo- EleniFoureira)
Тот день я помнила, как «день нашей встречи». Странно, но из него стерлось все «до» и «после» – остался только тот самый момент. Мой разворот на улице, потому что случилось касание с незнакомцем, а после провал – провал в чужие глаза. Удивительно красивые. Такого глубоко взгляда я не видела никогда ни у кого. Холодный тоннель, зовущий в персональный рай. Если бы я коснулась кого-то другого, ничего бы не произошло, кроме фразы «извините», и каждый пошел бы своей дорогой. Но это был Дэйм. Я тогда этого не знала. Не знала, насколько он высок, потрясающе сложен – сложен физически и ментально. То была скользкая воображаемая дорога – я упала и покатилась прямиком к нему, к мужчине, которого я не знала, но в которого тут же влюбилась. Хуже, я его полюбила с первой секунды – жесткого, недоступного и совершенно притягательного. Своего.
Как женщина может узнать, что это «свой»? Никак. Только ощутить. Вопреки всякой логике и мыслям, внешности, словам, качествам. Просто «свой», как награда. Как приговор. Райдо был «свой». И вокруг нас тут же начала плестись вязь истинной пары. Моментально, без спросу. Мы просто смотрели друг на друга; для меня терялся внешний мир, потому что в ту секунду я нашла вдруг внутренний, целый. Секунду назад существовало некое прошлое, в котором я занималась своими делами, жила свою жизнь, и – бах! В настоящем я была готова идти куда угодно за тем, чьего имени не знала. Готова была терять себя, обращаться в прах, воскресать, находить в себе силы становиться фениксом, прогорать снова. Никогда я такого не испытывала и, чем дольше на него смотрела, тем быстрее теряла старую себя в угоду новой, слипшейся с ним.
– Анна… Анна Нимф. Рад встретить тебя. – У него был глубокий голос, очень бархатный, чуть хриплый. Жестче, чем мне хотелось бы даже в мягкости. Деймон уже тогда знал с кем встретился на пути: навряд ли он столкнулся со мной случайно.
– Я… Мы… знакомы?
Вязь истинной пары формировалась все отчетливее, плотнее. Исчез внешний мир; вращалась капсула внутреннего, наполняясь рунами.
– Райдо Вэйгард, – представился он. – Твой мужчина.
Мне хотелось падать. Я уже падала. Потому что он не врал, он был бесконечно красив, он ощущался моим мужчиной. К нему хотелось на ручки, следом за его ногой хотелось ползти, и эта безбашенная пропасть в собственных ощущениях рвала пополам.
– Мой… – я едва тогда помнила себя, моя личность стиралась под чужим влиянием.
– Да.
Наверное, я бы счастливо кинулась в его объятья, ведь истинная пара для нимфы – это чудо, это настоящее счастье. Это тот, с кем может быть мир, союз, дети. Не все нимфы встречают свою пару. Настораживал лишь абсурдный контраст внутри себя – орущая на полных оборотах тревожная сирена и эйфория.
И лишь после я заметила, что половина истинных символов белые, половина из них – черные. Черные… Нефтяные, зловещие.
Нет… Нет…
До меня дошло в тот момент, с кем я завязывалась.
– Ты – деймон?
– Да, – он не стал ни врать, ни отказываться от очевидной правды. Руны разгорались все ярче. Наступал момент «принятия». – Я согласен, Анна Нимф, стать истинным для тебя…
Он согласен. Деймон. Конечно! Такая, как я, живительная батарея для деймона: это путь к бесконечному могуществу и силе. Возможностям сотворить кровавый ад на земле.
– А ты?
Я прозрела болезненно, молниеносно. Выпала из опьянения в трезвость спазматическим рывком, и этот момент меня порвал.
Потому что я полюбила того, кто встретился мне на пути. И я не могла сказать ему «да». В этот миг рушился раз и навсегда мой мир. Истинная пара на земле только одна – это дар свыше. Ни один другой человек не будет ощущаться для меня столь близким, нужным, прекрасным, как этот. Ни один другой мужчина не заменит этого.
Но сказать «да» деймону – это потерять себя. Рок судьбы. Это стереть свою личность и влить в черную бочку свои силы.
– Нет. Никогда.
Я располосовала себя изнутри, чтобы выдать этот ответ.
Начала таять вязь.
Всего лишь на секунду я ощутила в Вэйгарде боль, и она была настоящей. Настоящей болью того, кто позволил себе чувства, кто уже через мгновение схлопнулся, как банковский сейф. Взгляд сложного цвета глаз стал нечитаемым, но холодным, как стена Северного Предела. От чувств не осталось ни следа, от боли тоже – вот только что была возможность свершиться чему-то чудесному, и один лишь снег вокруг. Никакого тепла.
А когда он поджал губы, когда погасли руны, мне стало страшно – он мог меня убить. Он имел на это право. Хуже, он был Главным деймоном – агрессивным, жестоким, несправедливым, и он только что получил отказ. Я помнила те секунды, когда физически ожидала услышать, как трещит по швам все живое во мне… Ему не требовалось даже поднимать руки, – хватило бы ментального импульса, – и внутри меня остались бы ошметки. Никакой больше Анны, никакой личности. Наверное, больно было бы очень – умирать всегда больно…
Но Вэйгард развернулся и зашагал прочь. Он сдержался.
Тот шрам, ту дыру, которую он оставил мне «на память», я заметила не сразу. Потому что, глядя ему в след, я очень хотела бежать, волочиться следом, умолять. Меня выскоблили тогда, выскребли, и ничего своего не осталось – он все забрал с собой. Сильную личность тогда заменила беспомощная девчонка, которая не понимала, ни того, как жить без него. Ни того, как жить с ним.
Дальше были слезы и чувство потери. Пепел от рун на земле.
И не свершившаяся истинная связь.
Лицо Алана после того, как он выслушал этот рассказ, стало напоминать маску.
– Ты не пойдешь к нему. Нет.
– Я пойду.
– Нет, Анна… Он тебя раздавит.
– Быть может. Но тебя он не примет вообще – без вариантов.
– К черту Дору…
– Это не ты, ты просто расстроен. Тебе на неё не плевать.
– Я расстроен? Я расстроен! Я зол! И мне не плевать на тебя тоже.
– Все равно раньше или позже судьба столкнет меня с ним, разве ты не понимаешь? Она не разводит людей из пары далеко.
Ал молчал. Почему-то в этот момент беспомощным стал он, каким-то поверженным. Бесился, наверное, что я не рассказала ему раньше, понял, что помочь он и не смог бы, даже если бы хотел в сотни раз сильнее. Разрыв на душе от Главного деймона – это не шутка. Шрам был маленьким, спасибо за это – просто меткой-напоминанием. Но мне оставили жизнь. Меня не обратили в месиво, не смешали кишки с кровью, меня пощадили.
– Он… что-то попросит за это, ты понимаешь?
Сейчас больше, чем раньше Алан напоминал мне брата.
– Я не буду платить, если цена будет неподъемной.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Долгое молчание.
– Сможешь ему отказать?
– Я ему уже отказывала.
Напарник тяжело и печально качал головой.
– Не нравится мне эта затея.
Мне она нравилась еще меньше, но Дора, пока мы спорили, теряла жизнь.
– Я пойду. Выпей… за мой успех.
– За «упокой», ага, – выругался Ал. И после бурчал неразборчиво. Он выпьет за успех, я знала. Сама же направилась к двери, к машине.
Глава 4
(Nightilfe- AllIKnow)
Сильной быть легко – так мне всегда казалось. Я могла бы быть полководцем, вести за собой армии, мотивировать людей, находить верные слова, зажигать потухшие сердца.
Но сейчас я трусила. Сидела за рулем собственной машины, ощущала на лице ветерок, вдыхала запахи укрывшегося чернильной синевой города – практически стемнело. Город пах так многогранно – прогретым асфальтом, лужами, тертыми шинами, зеленым светом фонарей, шлейфом чужих духов. Подошвами пешеходов, далеким запахом молотого кофе, ветвями вязов. Я могла бы сидеть так вечно, просто вдыхать, вдыхать, лишь бы не думать о том, куда мне предстояло выдвинуться.
Я всегда избегала даже смотреть в сторону здания на улице Трейдана – гротескного квадратного сооружения из пяти этажей и множества окон. С единственным центральным входом, куда я никогда и ни за что не желала входить; всегда ощущала, что этот дом – иллюзия. В него никогда не забредали обычные люди, полагая строение не то заброшенной библиотекой, не то выкупленными некоей компанией офисами, свернувшей проект до заселения.
Но я знала, кто там. Темная аура, висящая над крышей и вдоль стен, напоминала струящийся живой кокон – адов щит.
Боялась ли я этого щита? Нет. Того, что во встрече мне откажет Дэйм? Нет. Того, что согласится помочь, того, что откажет, того, что попросит взамен? Нет.
Я боялась собственного к нему притяжения, вновь ощутить то, от чего последние месяцы бежала – внутренней зависимости. Проходили ли сутки, когда тот, кто назвался «моим мужчиной», не приходил в виде образа или ощущения в мою голову? Нет. Каждую минуту я помнила о его существовании, о том, что где-то на свете он есть. Тот, который, возможно, ждал меня, или же давно выбросил из памяти, выплюнул и растер…
Ясно было, что сидение на месте не добавляет мне ни решимости, ни сил.
Я ужасно боялась его увидеть и ужасно этого хотела, за что почти ненавидела себя – так страдает по дозе наркоман, зная, что она убьет его.
Заводя мотор, я в который раз удивлялась судьбе, которая пошутила так жестоко.
Широкое крыльцо в двадцать ступеней будто предоставляло выбор, словно напоминало о том, что еще не поздно уйти, повернуть назад. Но я упорно двигалась к двери. Толкнула ручку, уперлась в прохладное стекло и вошла в темный, без единой светящейся лампы под потолком холл.
Здесь, наверное, могло бы работать множество людей – пространство позволяло, но справа за стойкой охранника находился лишь единственный человек. Младший деймон, судя по интуиции. И он сразу, не глядя мне в глаза, произнес:
– Вам на верхний этаж. Лестница прямо перед вами.
Меня ждали, почему-то это не удивляло. Как и тот факт, что для нормальной видимости света хватало, хотя за окном почти ночь. Освещением здесь служила некая разлитая в воздухе сумеречная синька – прозрачная и нейтральная. Высокие стены, как ни странно, не давили.
И я двинулась вперед.
(SATV Music – Can't Catch Me)
Он ждал, да. Вероятно, чувствовал меня так же хорошо, как и я его – Главный деймон. Увидев его фигуру, я боялась делать шаги, но делала их. Чем ближе, тем слабее ноги. А когда поймала ледяной, изучающий взгляд, растеряла остатки храбрости.
Меня поражали в его присутствии собственные реакции – хотелось либо сесть на пол, как собачке, чтобы взгляд в пол. Либо бежать, спасаться, не разбирая дороги. Хотелось спечься в единый комок, лишь бы не стало больно, хотя видимой опасности не существовало. И все же я скорее предпочла бы ввязаться в рисковый поход, в котором ждали ловушки, отравленные стрелы и ямы, нежели стоять сейчас здесь.
Его аура спокойная, изучающая, почти равнодушная. А я понимала, что рядом с ним ты делаешься голым, лишенным регалий, внутренних резервов, условных заслуг, ты становишься никем. Обнаженным, без щитов, крайне уязвимым. Одно его слово – и тебе отсечет, как металлическим диском, руку, после вторую, ноги по колено. В его присутствии было страшно. И это притом, что Райдо на вид был обычным мужчиной, правда, достаточно высоким, отлично, я бы даже сказала сексуально сложенным, – широкий разворот плеч, мускулы под рубахой, сильные ноги. Красивая челюсть, правильный нос, губы, которые девчонкам снятся в мечтах по ночам.
И к нему, что хуже всего, тянуло – сбывался мой самый страшный сценарий. Бесконечно сильно хотелось подойти, опустить глаза, дать понять, что ты готов извиняться вечно, лишь бы он подарил тебе хоть один снисходительный кивок. И ты немо заорал бы от внутреннего облегчения, от горечи того, что слишком много пространства разъединяло вас раньше. А дальше готовность подписаться на всё, лишь бы он не изгонял из своего круга…
Вот это и было дозой, которая могла убить.
Дэйм молчал, смотрел прямо, и во взгляде его мне ощущались печаль и высокомерие. Так смотрят, когда хотят сказать: «Поздно. Для тебя в любом случае всё поздно». А я, как со змеёй, боролась с внутренним чувством – он все еще любит меня. Где-то, как-то, очень глубоко. Все потому, что раз за разом проигрывала бой с чувствами сама. Влюбленный человек никогда не верит, что это чувство может быть односторонним… Но ведь может. И поддаваться иллюзиям нельзя.
– Здравствуй.
Я не знала, что сказать. Мы находились в просторном кабинете, напоминающим больше пространство, в котором могло сформироваться всё, что угодно. Все так же темно, но света хватает, чтобы различать важное. Предметы, стены, однако, терялись, не угадывались даже по очертаниями. Хотя рядом с Райдо они были не нужны, рядом с ним не было нужно ничего, кроме него самого. Вероятно, позади него было окно – дальняя стена чуть светлее.
– Что привело тебя ко мне?
Он продолжал смотреть так, что мне хотелось сесть на пол. Никогда раньше я не испытывала этого желания, не казалась себе маленькой беспомощной девчонкой. Снова накрыло безумное желание «прыгнуть ему на ручки», оказаться в объятьях – там было безопасно. Наваждение, которое формировалось, стоило мне попасть под власть его ауры, мысль, которой всеми силами стоило избегать.
– Мне нужна… твоя помощь.
– Моя… помощь?
Эти два слова были произнесены с паузой, расстановкой и таким цинизмом, что металлический диск просвистел где-то рядом с ухом. Мол, ты уверена? Я – человек, которому ты отказала, помнишь? Ты просишь помощи у того, кому причинила боль, у того, кто может легко согнуть в ответ. Чья темная часть желает это сделать.
Как никогда явно ощутилось, что я во владениях Черного Короля. Одна единственная белая пешка, пусть даже Королева, а вокруг лишь вражеская свита и мрак. Что ж, я не врала Алану, когда говорила, что Вэйгард с удовольствием низвергнет остатки всего, что осталось во мне целым.
А как бы я себя ощущала на его месте? Если бы ко мне пришел мужчина, однажды произнесший «нет, никогда» в отношении истинной вязи? Мне не хотелось бы мстить? При всей своей гуманности, я не могла дать положительный ответ. Душевные раны – серьезные раны. Собственная вина давила хуже мрака у стен. К тому же часть меня, полюбившая деймона с первой встречи, до сих пор делала это – тянулась к нему, как тянет щупальца анемон к сверкающей рыбке.
Райдо знал мои чувства, он читал их через воздух. И потому сделал шаг вперед, затем еще один.
– Ты готова за эту помощь заплатить цену, которую я назову?
Если он приблизится, если позволит ощутить запах кожи, лосьона, жар тугих мышц, собственную мужественность вблизи, у меня схлопнется ум.
И я отступила. Нельзя, чтобы он приближался, ни при каких условиях – наша с ним связь до сих пор слишком сильна.
– Нет, не готова. – Тот, кого я жаждала и ненавидела, остановился, он увидел все, что хотел. И циничная усмешка отправила мне в затылок сотни невидимых игл.
При всей сложности нашего общения с ним мне следовало попробовать продолжить диалог. Убедить, выкрутиться, потому что я только что еще раз сказала «нет». И внутри делалось все муторнее.
– Возможно, я могу быть полезной тебе в чем-то другом. Когда-нибудь.
«Предлагаешь мне всё, кроме себя?»
У Дэйма жесткий рот и такая же жесткая усмешка, которая ощущается касанием металла по обнаженной коже.
Как бы я хотела на самом деле сейчас быть обычной девчонкой. Не Анной, не Нимфой, просто кем-то, кто мог шагнуть ему навстречу. Позволить приблизиться, позволить себе дышать им, пропитываться. И дальше хоть трава не расти. За один поцелуй я бы отдала столько, сколько не сумела бы заработать за жизнь.
– Ты все равно однажды сдашься мне. – Он не спросил, он не предположил, он выдал это, как чистое знание, которое всегда сидело в глубине наших сердец. – Понимаешь это?
Мне хотелось сделать это сейчас. Собственноручно войти в блок логики, выбить пинком дверь и вырубить все провода. Чтобы в башке погас свет, что меня попустило бы сделать шаг навстречу.
Деймон наблюдал за моими реакциями очень внимательно. С усмешкой, все с тем же снисхождением. Он знал о том, что притягателен для меня, очень сексуален, что я хочу вдохнуть его запах и утонуть в нем. А после позволить этим рукам зарыться мне в волосы.
– Значит, это будет мой последний день.
«Я сдамся» – вот что я ответила на самом деле. И ему хватило. Пока.
«Только пусть это произойдет лет через двести. Боги, дайте мне сил столько продержаться…»
– Какая помощь тебе нужна?
– Одна женщина в доме под номером двадцать шесть по Лейнтон-драйв сейчас спит и держит в руках медальон мертвых. Я не могу его… изъять.
– И?
Такое задумчивое «и», такое скучающее.
– Если его не изъять, к утру она умрет.
– Так дай ей умереть.
В этот момент я, как никогда отчетливо, вспомнила, за что я ненавижу деймонов.
Сдамся я ему? Черта с два…
Наблюдающий за моим лицом Райдо качнул головой.
– Зачем ты вмешиваешься в чужой выбор?
Ах, вот как?
– А вы, деймоны, никуда не вмешиваетесь, нет?
Напротив опять непроницаемый взгляд питона – зря я подняла эту тему. Я – единственное белое пятно на территории тьмы, и не мне им рассказывать о том, как кому-то жить. Даже затрагивать некоторые ниточки не стоит, не то что дергать за них.
Молчание было мне ответом – тяжелое, ожидаемое. Он жил по иным законам и принципам. Да, он был сексуален, как черт, он тянул к себе магнитом, но внутри он был не-человеком, руководствующимся принципами темной силы, а не гуманности.
Напряглась я, напрягся деймон. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы вспомнить о том, что, если сейчас он поддастся искушению, разрыв на ткани моей души станет больше. Или гораздо больше. Я однозначно не там, где мне следовало быть. Но я должна была попробовать.
Ощущая себя деревянной, не способной ни нормально мыслить, ни чувствовать, я произнесла:
– Прости за то, что потратила твое время.
«На пустое. И такое ценное мне».
Не о чем нам с ним было говорить. Я нагнула себя тем, что пришла сюда, позволила отыметь себя без вазилина, потому что снова поддалась этой тяге, потому что после получила отказ. И потому что буду продолжать грезить тайно о том, кого никогда не смогу выкинуть из головы. Шах и мат, и яма для могилы. Рядом с ним меня ждали вечные проигрыши и скулеж, лишь бы выпросить полуулыбку.
Пора было уходить.
Меня не попытались остановить.