Они сидели за кухонным столом и разговаривали.
Когда такси, в котором добирались с поминок, подъезжало к дому, Илона поинтересовалась, есть ли у Лары что-нибудь выпить. Пришлось остановиться у магазина. Пока Покровская выбирала вино, вообще-то не собираясь к нему прикасаться, ее спутница взяла бутылку водки, банку консервированных огурцов и рыбные консервы. Теперь все это стояло на столе.
Вино показалось Ларе кислым. Она хотя и наполнила свой бокал, поднимала его редко и делала совсем маленький глоток. А вот Илона, не успев как следует расположиться за столом, выпила рюмку водки и тут же наполнила вторую. Подняла ее, но опустила, чтобы помочь откупорить бутылку вина. Сделала это ловко, без всяких усилий. А перехватив взгляд хозяйки, объяснила:
– У нас во дворе умельцы были, могли ладонью по донышку ударить, и пробка вылетала. Мы же с Владом в одном доме жили, но общались мало. Он же на год младше, и компании у нас были разные. Хотя он ни в одной не состоял: с детства на бокс бегал. А я уже в старших классах в театральную студию записалась. Потом, разумеется, рванула в Москву поступать в театральный. Наивная была – верила, что у меня талант. Только никому мой талант оказался не нужен. Провалилась, конечно же. Забираю документы, а домой ой как не хочется возвращаться. И вдруг увидела у входа объявление о наборе в школу моделей. Вот мы с одной девочкой, тоже неудачницей, и поехали туда. Выстояли очередь. Запускали по одной, сначала она зашла. Вышла минут через пять – красная вся. Шепнула мне, что ей сказали дождаться, когда фамилии отобранных называть будут. А тут и меня пригласили. Спросили, сколько мне лет, откуда я и что-то еще. Потом попросили пройти туда-сюда. И вдруг говорят: «Раздевайтесь!» Я обомлела. «В каком смысле?» – спрашиваю. И услышала в ответ: «В прямом. До трусов раздевайтесь. Должны же мы знать, кого на работу принимаем». Неприятно, конечно, но чего стесняться, когда это единственный шанс зацепиться, не домой же ехать…
Короче, взяли и меня, и подружку. Мы с ней квартирку-студию на двоих сняли. Стали ходить на занятия. Но нас ничему особенному не обучали, сказали, мол, практика всему научит. Вот и посылали нас то в каком-нибудь гипермаркете белье представлять, то на какие-то выставки у стендов в бикини ходить, то еще куда-то. Денег платили мало, а за учебу все равно требовали. А потом… Ну, ты понимаешь…
– Нет, – призналась Лара.
– Потом сказали, что для дальнейшего продвижения нужны уже другие деньги, а поскольку у нас их нет, то могут подсказать, как заработать. Мы с подружкой целый вечер совещались. Я не хотела на такое идти, а она твердила, что все знаменитые люди с этого начинали и теперь на обложках журналов красуются. Через день на меня и подружку заказ пришел. Отвезли нас в какой-то загородный дом. Там трое мужиков ожидали. Дом приличный, обустроенный, да и мужчины вроде солидные с виду. Но мне одного этого раза хватило выше головы, а подруге даже понравилось. Деньги нам тогда хорошие заплатили, мы долг за квартирку вернули, что-то из одежды себе купили. Только я больше никуда ходить не собиралась, а моя напарница, которая практически каждый день куда-то ездила, через неделю стала мне мозг выносить: мол, она за меня отдуваться не намерена. Вообще-то девочка была неплохая, не собиралась этим заниматься, говорила, что нам надо только денег подкопить, а потом в нормальное агентство устроиться. Ну, я и согласилась как-то с ней за компанию. Нарвались мы на бандитов. Те обкуренные уже изрядно были, в наколках с ног до головы. Три дня мы у них пробыли, а потом сбежали. Так те гады и наехали на того, кто нам предложил всем этим заниматься, – сказали, что мы у них двадцать тысяч зеленых украли. Настучали мужику по голове и на счетчик поставили. Примчался дядька к нам со своими ребятами, всю квартирку перерыли – искали деньги. Нашли наши отложенные восемьсот баксов, рублей немного и все забрали, хотя наверняка знали, что мы никакие не воровки. Пообещали нам, что если мы сбежим, то у наших родителей будут проблемы, приказали сидеть дома, пока нам подыщут работу в Турции. – Гостья Лары тяжело вздохнула и продолжила: – Когда мы остались одни, я все равно предложила подружке немедленно бежать, но та сидела парализованная страхом. Я ее тормошила, уговаривала, но девчонка молчала. А потом вдруг разревелась, стала орать, что нам далеко не уйти, нас наверняка караулят. Слушать это было невыносимо, сама-то я боялась еще больше. Короче, покидала я шмотки в сумку, поцеловала подружку и с балкона спрыгнула на газон – хорошо, мы на втором этаже жили. Побежала к Лениградке, там тормознула фуру, сказала, что денег нет и что убегаю от бандитов. В кабине двое нормальных мужиков оказались, довезли меня до Питера и даже тысячу рублей дали, потому что у меня и правда ни копейки не было. Здесь нашла работу в магазине. Платили гроши, но хоть не голодала, и ладно. Родителям позвонила, сообщила, что перебралась сюда, готовлюсь к экзаменам в театральный, якобы тут проще поступить. Попросила никому не сообщать, где я. К ним, разумеется, никто не приходил. А мама вдруг вспомнила, что Влад, сосед по двору, теперь тоже в Петербурге, учится в институте физкультуры, дала мне его телефон. Не сразу, но я ему позвонила. Скучно было одной и тяжело…
Илона посмотрела на опустевший бокал вина, стоящий перед хозяйкой, взяла бутылку и наполнила его до краев.
– Не утомила?
– Я внимательно слушаю. Не представляла даже, сколько тебе пришлось вытерпеть.
– А я еще не закончила. Понятно, что мы начали встречаться. Влад парень симпатичный, сильный, уверенный. Со мной только робкий был. Но все же признался, что с детства меня любит. Стали жить вместе. Он мне работу нашел в фитнес-центре, не инструктором, конечно, на рецепшен. Вот там-то меня бандиты и накрыли. Потом выяснилось, каким образом. Пришел к маме мужчина и сообщил, что моя фотография в базе киностудии, меня отобрали на роль в новом сериале. И она по простоте душевной выложила, где меня найти. А главное, не предупредила, думала, я обрадуюсь такому сюрпризу. Сидела, вероятно, дома и плакала от радости, что мне большое счастье привалило. Ввалилось это счастье в наш фитнес в количестве трех мордоворотов. Подошли, велели, чтобы я закруглялась и выходила, а то будут проблемы. Я попыталась втолковать им, мол, не понимаю, о чем речь. Но они сказали, что за меня подруга по-черному отдувалась в Турции, но только подсела на иглу, и турецкие полицейские ее надолго закрыли, так что долг теперь на мне. Двадцать тысяч сам долг и им столько же за беспокойство. Объявили это и зашагали на улицу. Стены в салоне стеклянные, я их вижу, но все расплывается перед глазами – сижу и реву. Тут дама одна подходит, из постоянных клиентов, спрашивает: «Что случилось, Илоночка?» Я кое-как ответила, что требуют долг, которого не было никогда. Дама вышла, позвала из своего внедорожника водителя, который ее дожидался. Вдвоем они о чем-то поговорили с той троицей. Дама вернулась и сообщила, что решила мой вопрос, пообещала деньги за меня отдать. Я еще больше реветь, в ноги тетке хотела упасть. Хотя какая тетка, ей тогда тридцати пяти не было и выглядела шикарно. А дама дальше объясняет: завтра она вручит бандитам требуемую сумму, но с условием, что я буду на нее работать. Нет, не на трассе, не в салоне интим-услуг, а в шикарном банковском офисе секретарем-референтом у ее мужа. «Спасибо вам», – мямлю я. А дама улыбается: «Еще один нюансик имеется. Ты девушка симпатичная, будешь референтом второго человека в банке, и он рано или поздно захочет с тобой переспать. Не отказывай ему». – «Ой, нет!» – вырвалось у меня. «Можешь, конечно, отказаться, – мягко так продолжала дама, – но тогда и в жару, и в любой холод придется стоять на трассе, тебя будут снимать пьяные идиоты, проезжие кавказцы и маньяки. А тут раз в неделю или в две ублажишь воспитанного и культурного человека. Нет так нет, я не уговариваю. Могу прямо сейчас позвонить тем ребятам и сообщить: сделка отменяется». Что мне оставалось делать? Вот я и согласилась.
– И кто такая эта дама? – тихо спросила Лара.
– Неужели не догадалась? – усмехнулась Илона. – Лидия Павловна, жена Буховича, которая как раз собиралась тогда на Кипр перебираться и хотела, чтобы за мужем присмотр был, чтобы тот не шлялся по притонам, шлюх с улицы домой не приводил. Так она ему и сказала, когда нас знакомила. А я Леониду Исаевичу сразу понравилась. Единственное, чего Лидия Павловна не сообщила, так это то, что у ее мужа не все в порядке с головой. Ему, прежде чем в постель лечь, обязательно нужно было девушку по щекам отхлестать, оскорбляя ее самыми последними словами.
– Поверить трудно! – поразилась Лара. – На вид спокойный, улыбчивый мужчина.
– Ну да, – кивнула Илона, – он и сам переживал по этому поводу. Я потом все узнала. Леонид Исаевич без отца рос, а мать его, у которой личная жизнь не складывалась, считала, что из-за сына, вот и лупила постоянно по лицу, заставляла стоять и терпеть, обзывала его по-всякому. С самого раннего детства так делала, до тех пор, пока сын не уехал из дома. Бухович вообще потом женщин боялся, у него долго никого не было. А потом Симагин наш познакомил его с какой-то девушкой, напоили они ее. Симагин удалился, а Бухович стал к ней приставать, ну, гладить, и все такое. Вдруг девушка очнулась и как начала его хлестать по щекам. Кричала: «Сволочь! Подонок! Ничтожество! У меня из-за таких, как ты, никакой личной жизни!» Бухович тогда даже не попытался сопротивляться и, как детстве, стоял, принимал удары, не уворачивался, только зажмурился. А потом обмочился.
– Это он тебе сам рассказал?
– Да. Леонид Исаевич к психоаналитикам ходил, а те только деньги с него брали, толку же никакого. Он и с проститутками пробовал, но не мог. А потом у него появилось желание отомстить всем женщинам, заставить их испытывать то, что испытывал в детстве сам. Мучился от этого желания, попытался даже однажды напасть в парке на какую-то женщину. Та среагировала мгновенно, заорала: «Сволочь, подонок! Ах ты, мелкий негодяй, что удумал!» Леонид Исаевич бежал от нее по темному парку и плакал от страха, от неудовлетворенного желания. А потом жизнь изменилась, появились места, где можно было заказать кого угодно, хоть мазохистку. Там, правда, условие ставили: по лицу не бить, чтобы товарный вид не портить. Поставил синяк – плати неустойку. Бухович стал пользоваться такими услугами и постепенно пришел в себя. А вскоре нашел себе постоянную партнершу – выкупил ее у агентства, а потом женился на ней.
– На ком? – не поняла Лара.
– Да на Лидии Павловне. Супруга его, конечно, не такая женщина, чтобы каждый раз битой быть. У нее жизненный опыт ого-го, что любому врежет – мало не покажется. Но за деньги готова была терпеть. Пятнадцать лет они прожили вместе, а потом Лидия Павловна решила себе замену подыскать. Вот тут я и подвернулась. А Бухович, видимо, на мне завис, потому все рассказал, даже то, что от жены скрывал. Он ведь очень старался заставить себя не бить меня, но тогда у него с сексом ничего не получалось. Потом прощения просил. А меня все это так достало! Просила его отпустить меня. Леонид Исаевич обещал, в очередную встречу говорил: все, последний раз. Только жить без этого не мог. Я терпела, как могла, боялась только, что в банке синяки мои увидит кто-нибудь. Но особых следов вроде не было.
– Тебя все жалели, – вздохнула Лара, – кто-то ведь все равно замечал. Считали, муж жену колотит.
– Это Влада моего жалеть надо было. Он ведь для меня в первую очередь старается. Мечтал добиться чего-то значительного в любительском боксе, а потом перейти в профессионалы, чтобы заработать нам на дом, на квартиру, на красивую жизнь.
– Мне кажется, все у вас будет. Если муж любит тебя, то простит, просто потом не надо ему давать поводов для грустных воспоминаний и упреков.
Илона покачала головой. А потом посмотрела на бутылку водки.
– Хватит, наверное, пить. Все равно меня не берет сегодня. А если напьюсь, просыпаться будет еще хуже. Эх, ничего в мире не изменилось.
– Мир уже изменился после твоего рассказа. А если тебе некуда пойти, оставайся у меня. С мужем и здесь тебе можно встретиться, а я уйду погулять или в кино, чтобы вам не мешать.
– Ну, не знаю… Я хотела Влада на улице поймать, но ведь убежит, это точно, не захочет говорить. Я ему много раз звонила – не отвечает, сбрасывает вызов. Домой приехала – дверь не открыл. У меня ключ есть, а он на задвижку заперся. Мне кажется, Влад уже собрал свои вещи и в институтскую общагу ушел, где раньше жил. Если мужу рассказали про меня, то ему сейчас очень плохо. Однажды он заметил у меня синяк, а я соврала, что неудачно на пилинг сходила, мол, кожа у меня слишком нежная. Он поверил, хотя не знает, что такое пилинг, а переспрашивать не стал. Постеснялся, наверное.
– Муж тебя любит, – повторила Лара и вздохнула. – Хотя я в этом плохо разбираюсь. Не везло мне на любовь.
Ее собеседница усмехнулась:
– Ага, так я тебе и поверила! Бухович уверял, что Ломидзе на тебя запал.
– Леонид Исаевич ошибался.
– Да ты сама скоро убедишься: Петр Иванович тебя на его место поставит.
– Невозможно. Во-первых, есть Макаренко, а еще Чашкин.
– О, – встрепенулась Илона, – еще один твой ухажер. Но Артема не назначат, сто процентов. Ни рыба ни мясо, да еще скользкий какой-то. Точно тебя на место Буховича. Если на правлении будут голосовать, то за тебя Ломидзе, Крошин и твоя мама Оборкина.
– Почему вдруг Ада Семеновна моя мама? – удивилась Лара.
– А у нас главного бухгалтера теперь все так называют: уж больно она о тебе печется. Чашкин тоже за тебя проголосует, потому что всегда присоединяется к большинству. Но его мнение уже будет неважно, потому что голосуют по количеству акций: одна акция – один голос.
– Мне не нужна эта должность.
– Надеешься, что Оборкина тебе свое кресло уступит? Пустое, Ада Семеновна прочно в банке корни пустила. Сейчас ты за нее больше половины работы делаешь, так что зачем ей уходить. Да и тебе ее место тоже незачем: у главбуха ответственности больше…
Разговор получился продолжительным, а потому спать легли поздно. Но все равно Лара долго не могла заснуть. Лежала и думала о жизни, не своей, а вообще – о добре и зле, о справедливости и равнодушии.
Утром проснулась и тихонько, стараясь не разбудить гостью, приготовила завтрак. А когда пошла за Илоной, не обнаружила ее. Постель была аккуратно застелена, на столе лежала записка:
«Спасибо тебе за все. Я бы с удовольствием поработала у тебя секретаршей, но не получится. Я увольняюсь, потому что мне страшно. Неизвестно еще, кто будет следующим».
Лара вернулась на кухню и опустилась за стол, вдруг ощутив, что ей не по себе. Снова подумалось о том, что лезло в голову полночи: мимо пролетает жизнь, которой она не знает, и в ней встречаются разные люди – богатые и бедные, влиятельные и униженные, жадные, беспринципные, способные на все, а еще те, кто боится жизни, но делает вид, будто ничего вокруг не замечает. Эта чужая для Лары жизнь хорошо знакома Илоне, Буховичу, Ломидзе, следователю Гущину. Вчера она тоже соприкоснулась с ней, слушая рассказ Илоны. Неожиданные откровения секретарши вроде бы никак не изменили ее собственного существования, и все равно Лара чувствовала себя не в своей тарелке, словно нечто страшное встало у нее за спиной. Настолько страшное, что нет смелости и сил обернуться и увидеть это зло.