Онаил Митятюля, человек небольшого роста, худощавый с необычно приподнятым лбом и густой шевелюрой, с ярко выраженным удовольствием вслушивается в собственные слова.
– Главный редактор Московского международного книжного издательства! Чёрт, звучит неплохо…
Стоя на кухне, одетый в фартук и держа в руках половник, Митятюля раз за разом громко повторяет эти слова.
Он провёл последние 20 лет, работая в должности корректора. И чуть ли не все эти годы, Митятюля мечтает о должности главного редактора. Высокая зарплата. Уважение всего штата служащих редакции. Постоянные поездки за рубеж. Встречи со знаменитыми писателями. Он представляет, как сидит с ними за одним столом и положив ногу на ногу, ведёт равную беседу. Он видит, как писатели внимательно вслушиваются в его речь и согласно кивают головой, говоря: «Да, Онаил Андрианович! Будет так, как вы скажете!»
Он не думает о том, что за это время, ничего не изменилось, что он всё так же работает в должности корректора, одного из многих, и, скорее всего, уйдёт на пенсию в этой должности.
Он не думает о том, что в редакции к нему относятся с полным равнодушием. Его попросту никто не замечает. Или замечают, когда передают очередную рукопись. Но не больше, чем горшок с растениями или вешалку, которая стоит в комнате много лет. Он об этом не думает. Он мечтает. Он мечтает о должности главного редактора издательства.
Митятюля не замечает, что широко улыбается, как не замечает и грозного взгляда своей жены, высокой, обаятельной женщины с безукоризненно правильными чертами лицами, застывшей на пороге кухни.
– Онаил!
От неожиданно раздавшегося голоса, Митятюля вздрогнул и выронил половник. Раздался звонкий стук. Половник покатился по полу. Уткнувшись в газовую плиту, он остановился. Митятюля посмотрел на половник, а потом поднял взгляд выше.
– Горит,…горит же чёрт…
Митятюля спохватился и бросился к духовке, из которой валил густой дым. Он, беспрестанно суетясь, открыл дверцу духовки. Дым повалил сильнее. Митятюля схватил, какую то тряпку, лежащую на столе и, сунув её в духовку, вытащил блюдо с жарким. Жаркое, обжигаясь, он поставил на кухонный стол и тут же отдёрнул от него руки и начал на них дуть.
Как предполагалось, это должен был быть, запечённый гусь, приготовленный по особому рецепту Митятюли. Он посмотрел на жаркое, вернее на то, что выпеклось из гуся, затем перевёл взгляд на жену. Госпожа Митятюля, лишь укоризненно покачала головой.
– Чего… Ленусь? – Митятюля развёл руками в сторону, – Что не так? Гусь как гусь. Мне кажется, он…неплохо выглядит.
– Гусь? – жена косо на него посмотрела, затем ткнула указательным пальцем правой руки на маленькую, чёрную обугленную массу и с сарказмом добавила: – Может он, и был гусём, но сейчас его даже курицей назвать язык не поворачивается. Приберись, а лучше выкинь своего гуся.
– А что я детям скажу? Я ведь я обещал им на ужин гуся.
Госпожа Митятюля развела руками, словно говоря: «как заварил кашу, так и расхлёбывай». Она, собрала волосы на затылке и одним движением закрепила их. Затем, повернулась, и легко покачивая стройными бёдрами, вышла из кухни.
– Ты всегда бросаешь меня, когда возникают проблемы! – закричал ей вслед Митятюля. Его охватило раздражение, но оно сразу же прошло, когда он увидел как жена возвращается обратно.
– Я так и знал, что ты передумаешь, – Митятюля торжествует. Он надеется, что она подойдёт и обнимет его. Он уже протягивает руки ей навстречу, когда раздаётся гневный голос жены:
– Что это? – она указывает пальцем на почерневший кусок материи, с помощью которого Митятюля вытаскивал гуся.
– Как что? Разве не видно, что? – слегка издевательски поинтересовался Митятюля. На губах у него заиграла насмешливая улыбка, но она мгновенно испарилась, как только раздался рассерженный голос жены:
– Это моя скатерть! Моя любимая скатерть!
– Правда? А я и не знал! Я тебе другую куплю…
– Не надо мне другой, – гневно закричала на него жена, – всё, с меня хватит твоих кулинарных опытов. Чтобы духу твоего на кухне не было, понятно? Я не шучу Онаил. Не смей больше заходить сюда.
– А где я буду, есть? – осторожно поинтересовался Митятюля. Он видел, в каком состоянии находится жена, и поэтому не хотел затевать с ней ссору.
– Там где и всегда. В столовой!
– Конечно. Как скажешь милая! – настороженно озираясь на жену, Митятюля засеменил к выходу.
– Фартук сними.
– Конечно, конечно, – Митятюля снял фартук и протянул жене. Та, с угрожающим видом, вырвала у него фартук из рук.
– И гуся своего никчемного забери! – потребовала госпожа Митятюля.
– Прости милая, я знаю, что это твоя любимая, но… – Митятюля, опасливо поглядывая на жену, завернул гуся в злополучную скатерть и, сунув под мышку, поспешно покинул кухню.
Митятюля, вышел в маленький холл, а оттуда прошёл к двери. Он всё время шёл на цыпочках, и постоянно оглядывался назад, всячески стараясь не привлекать к себе внимание жены. Митятюля, осторожно открыл входную дверь и так же осторожно закрыл её за собой. Он сделал шаг, собираясь спуститься по лестнице, но поскользнулся и с грохотом покатился по ступеням. Гусь, завёрнутый в скатерть, вылетел из под мышки.
– Я говорила тебе, что надо убрать снег! – раздался из дома голос. В проёме двери показалось лицо жены. Увидев его сидящим на снегу, возле лестницы, жена коротко засмеялась.
– Вот видишь, к чему приводит твоя самостоятельность? Вместо того чтобы жарить гуся, убрал бы снег с лестницы. В следующий раз, будешь более внимателен к моим просьбам – она скрылась, а вскоре вернулась и кинула ему тёплую куртку, – оденься, не то снова простудишься.
Жена ушла, Митятюля облегчённо выдохнул. Охая и кряхтя, Митятюля поднялся со снега и начал отряхиваться. Очистив, снег от одежды, он поднял куртку, но надевать не стал. Изобразив злорадную гримасу входной двери, он, аккуратно сложил куртку на нижней ступеньке лестницы и уже собирался уходить, когда снова, и с удивлением, услышал голос жены:
– Я сказала, надень, а не положи на лестницу!
Митятюле, ничего не оставалось, как поднять и надеть куртку. Одеваясь, он покосился на входную дверь и пробормотал под нос:
– Через лет десять станет такой же ведьмой, как и её мамаша!
– И не вздумай ругать мою маму! – раздался голос из кухни.
Митятюля, некоторое время растерянно смотрел на закрытую входную дверь, а потом, начал искать взглядом злополучного гуся.
Небольшой двор был полностью завален снегом. Свободной оставалось лишь узкая дорожка, ведущая к наружной калитке. Митятюля прошёлся по дорожке, но так и не нашёл того, что искал. Он снова вернулся к лестнице и огляделся. Гуся нигде не было видно.
– Улетел он что ли? – растерянно пробормотал Митятюля.
Он обошёл дом и сразу увидел злополучного гуся. Позади дома, были сооружены два снеговика. На голове одного из них и торчал обугленный гусь. Пятнадцатилетний сын Митятюли, стоял на расстоянии нескольких шагов от снеговиков и бросал в них снежки. По всей видимости, гусь составлял главную цель мальчика. Однако, как он ни старался, так и не мог в него попасть.
Мальчик являл собой точную копию отца. Маленького роста с невыразительными чертами лица. Лоб у мальчика нахмурен. Губы плотно сжаты. А под глазом красуется здоровенный синяк. Митятюля, несколько минут наблюдал за действиями сына, а потом окликнул:
– Чего тебе? – огрызнулся сын.
Не обращая на отца, ни малейшего внимания, он продолжал бросать снежки в снеговиков.
– Приам!
– Я тебе сколько раз говорил, не называй меня этим дурацким именем, – закричал сын, – никогда не называй, – он со злостью запустил снежок в гуся. И снова промахнулся.
– Не понимаю, чем тебе не нравится имя «Приам»? – словно оправдываясь, спросил Митятюля, – это ведь имя царя Трои. Царское имя.
– Царское имя? Да это имя полный отстой. Ребята надо мной всё время потешаются… «Пана» называют. Зачем ты вообще назвал меня этим именем? Назвал бы лучше «Мишкой» как деда.
Митятюля огорчился.
– Я хотел как лучше, – с раскаянием ответил Митятюля, – прости сынок. Я и не думал, что тебе придётся страдать из – за имени.
Сын остановился и бросил на отца неприязненный взгляд.
– Шёл бы ты отец…отсюда. От тебя дома тошно, деваться некуда, а ты ещё сюда припёрся.
– Конечно, конечно, – заторопился Митятюля, – я сейчас уйду. Я не хотел тебе мешать. Я за гусём пришёл.
– Гуся не дам! – отрезал сын. – Он у меня вместо головы Андрея Голованова. Собью, поставлю вместо головы Петра Слободкина. Они, у меня…получат.
– Так эти снеговики, вместо твоих одноклассников?
– Пап, какие одноклассники? Они, на два года старше меня. В одиннадцатом учатся, вместе с сестрой. Ты даже этого не знаешь. Ты ничего не знаешь! – закричал сын.
Он снова бросил на отца неприязненный взгляд, а через мгновение повернулся к нему спиной и продолжил кидать снежки.
– Прости сынок! – в который раз повторил Митятюля и осторожно спросил. – Приам, там надо лестницу почистить. Их засыпало. Восемь ступенек. Делим попал. Половину ты, половину я. Что скажешь?
– Не видишь, я занят! – огрызнулся сын.
– Конечно, прости меня!
Митятюлю расстроил разговор с сыном. Он повернулся и пошёл обратно. Митятюля зашёл в полуразрушенный сарай и вытащил лопату.
Следующий час, Митятюля усердно очищал ступеньки лестницы от снега. Закончив с лестницей, он остановился и вытер струившийся пот. Домой идти не хотелось. Подумав, он решил убрать снег во дворе. В следующие два часа, он значительно расширил проход, ведущий от калитки к дому. Высота снежных сугробов росла по мере того как расширялась дорожка. Когда он закончил убирать снег, едва смог выпрямиться. Спина нестерпимо болела. Он огляделся и невольно удивился. Вокруг стало совсем темно. Поглощённый работой, он ничего и не заметил.
– Онаил! – раздался из дома голос жены, – иди ужинать.
Митятюля положил лопату обратно и направился в дом. Он долго отряхивал снег с одежды, потом повесил куртку в прихожей и направился в сторону ванной. Дверь ванной была заперта. Митятюля постучал. Оттуда раздался раздражённый голос дочери:
– Оставьте меня в покое! Достали уже.
Митятюля беспомощно посмотрел на жену.
– Ничего страшного, умоешься на кухне. Пойдём!
Митятюля последовал за женой. Сын уже сидел за столом и уплетал вовсю. Умывшись, он сел за стол и начал ужинать. Чуть позже и жена присоединилась к ужину. А вскоре после этого, в кухне появилась и дочь.
Дочь внешне напоминала на мать. Высокая и стройная, с обаятельными чертами лица, которые портили вызывающий макияж и необычная причёска. Марии исполнилось семнадцать лет. Она училась последний год и считала себя совершенно самостоятельным человеком.
Мария, молча села за стол и придвинула к себе тарелку.
Митятюля с откровенным ужасом смотрел на её волосы. Волосы стали ярко зелёного цвета и торчали как перья у индейцев. А между «перьями» пролегали оранжевые косички.
– Мария – Антуанетта…дочка, что ты сделала с собой?
– Не нравится? А у меня ещё кое-что есть.
Мария встала и слегка приподняла топик, открывая живот. Прямо над пупком была выгравирована татуировка, в виде розы с шипами.
– Нравится папа?
– Ну, нельзя же так себя уродовать? – возмутился Митятюля, – потом, сейчас зима, а ты ходишь с открытым животом.
– Что ты понимаешь в стиле…в натуре Митятюля! – эти слова дочь произнесла с изрядной долей презрения. Она села на место и с угрозой добавила, – и больше не называй меня этим идиотским именем. Сколько раз тебе повторять? Я, Машка, и всё. И кстати, свои замечания можешь оставить при себе. Они, меня нисколько не интересуют и наоборот, очень даже раздражают. Понятно тебе?
– Да,…да, – Митятюля покорно закивал головой.
После отповеди дочери, Митятюля замкнулся и перестал говорить. Он даже не вмешался, когда дети затеяли перепалку за столом. Это была обычная перепелка, одна из сотен похожих друг на друга как две капли воды. Он уже и не смотрел на детей. И обедал молча. Вскоре, оба, куда-то ушли. Он даже не стал спрашивать куда. А зачем? Они, всё равно бы не ответили. Возникло молчание, которое нарушила жена.
– Завтра на ужин придут родители. Надо купить курицу и ещё кое-что из продуктов. Я тебе напишу список.
Митятюля помог жене убрать со стола. Она отправилась спать, а он остался мыть посуду. Митятюля всё начисто вымыл, а потом налил себе стакан чая и снова сел за стол.
– Надо бы купить детям подарки, – пробормотал он, затевая разговор с собой, – скоро рождество, новый год. У меня есть одежда,…хватит пока. Да и зачем она мне нужна? На работу есть в чём ходить. А может, лучше с ними пойти, а то опять обидятся, как в прошлом году. Я хотел сделать как лучше, а в итоге испортил всем новый год. Почему у меня всегда получается, не так как надо? – Митятюля тяжело вздохнул и продолжил невесёлый монолог. – Я ведь люблю их. И жену и детей. Конечно, что значит сейчас любовь? Я не могу дать моей семье тот достаток, которые они, заслуживают. Я мало зарабатываю. Денег не хватает, – он снова вздохнул. – А может устроиться на вторую работу? Но никому об этом не говорить? Вот будет для них сюрприз, когда я деньги принесу! – Митятюля счастливо улыбнулся. Он так и сделает. Он обязательно это сделает. Он будет работать с утра до ночи, лишь бы семья была счастлива.