Имя друга я произнесла уже шепотом и резко выпрямилась на стуле от того, что меня буквально пронзила своей внезапностью догадка, в которую было трудно поверить. Соединив в голове два имени – Роба и Дэвида, я поняла, почему Роб так странно вел себя на перерыве.

«Роб в столовой смотрел не сквозь меня, а конкретно на…Дэвида. Он смотрел не в окно, как мне казалось, а на подоконник, на котором постоянно сидит Дэвид. Неужели он, как и я, его видит? Но тогда Дэвид сказал бы мне об этом раньше… Значит, он тоже Хранитель?! Поверить в это трудно, но другого объяснения я не нахожу. Чей он Хранитель? Сони? Дэвид говорил, что охраняет меня месяц… и ровно месяц назад Роб перевелся на факультет Сони! Значит, это Роб был моим Хранителем! И это объясняет совпадения, когда ему удавалось оказываться рядом в опасных ситуациях и выручать меня еще со школы!»

В голове не укладывалось. Я неспособна была усидеть на месте до конца занятий и, отпросившись, выбежала из кабинета под пристальным и ничего не понимающим взглядом Ника.

Уверенная, что Дэвид испугался и сейчас следует за мной, я, не сворачивая в сторону уборной, побежала вниз по лестнице.

Здание нашего университета было построено еще до Гражданской войны, поэтому большинство кабинетов на цокольном этаже не использовались из-за сырости и аварийности. Они служили архивами. В одном из таких кабинетов студенты сорвали старый замок и поставили свой, имеющий только вид нормального замка, на самом деле открывающийся даже без ключа. Я ни разу там не была, но знала, где находится этот кабинет и что он заставлен старыми партами, картами и прочим хламом. Я не хотела думать о том, кем и в каких целях использовалось это место, мне просто было необходимо срочно увидеть Дэвида и поговорить с ним наедине.

Пока я бежала туда по лестнице, моя голова раскалывалась от его допросов:

«В чем дело, Элизабет?! Куда ты? Остановись».

Я его не игнорировала, просто не могла ответить вслух. Разговаривать "с собой", когда вокруг столько людей не очень правильно. Поэтому я перепрыгивала через ступени, чтобы скорее оказаться на месте и не слышать его переживаний.

Я свернула в пустынный темный коридор, по которому пробираться можно было только на ощупь, по причине отсутствия электричества. Его не тратили на этот этаж попусту, потому что сюда спускались редко, только за архивными материалами.

Дэвид возник рядом, словно из ниоткуда и молча, прошел за мной до нужной двери. Он выглядел просто великолепно: густые черные волосы зачесаны назад, одет во все черное. Поверх черной водолазки, облегающей его тело и выступающие мышцы, была надета толстовка с широким капюшоном и на змейке, застегнутой до середины грудной клетки. Черные джинсы и черные кроссовки завершали без того сводящий с ума образ. Я так бы и стояла, нагло разглядывая и восхищаясь, если бы не его вопрос, вернувший меня к жизни:

– Может, объяснишь?

Развернувшись к замку, я стала его судорожно дергать, понимая, что ни разу не интересовалась, как он открывается. Осознав, что мне его не открыть, я прошипела:

– Нам нужно поговорить, но не здесь.

Он правой рукой притянул меня к себе. Я вспыхнула от такой неожиданной близости, и в следующий момент мы оказались внутри кабинета. На какое-то время я потеряла дар речи и уж точно не собиралась его отталкивать, а он держал меня, на тот случай, если не смогу устоять с непривычки. Я вспомнила, как он исчезал у меня на глазах с той женщиной на руках и произнесла:

– Вот это класс…

Ощущения были сродни тем, что испытываешь на аттракционах, которые высоко забрасывают тебя вверх и заставляют сердце замирать от страха и восторга.

– Элизабет, зачем мы здесь? Ты снова видела Эрика?

Я пришла в себя, и от воспоминаний об Эрике по спине поползли мурашки.

– Нет-нет! Это не то! Я просто… не знаю, как сказать…

Черные глаза не выражали нетерпения, только обеспокоенность.

– В общем, я знаю, кто был моим Хранителем до тебя. Это Роб, ведь так?

Он расслабился, и его широкие плечи опустились вниз, отпуская напряжение, в котором он находился все эти минуты.

– Но как?

Я быстро объяснила:

– Догадалась. Он всю перемену в столовой пялился в окно. Я не сразу поняла, что он на тебя смотрит, но потом сопоставила твои рассказы о том, что ты охраняешь меня месяц и тому подобное и все сошлось.

– На самом деле он ушел от тебя не от усталости, это глупое оправдание, – помолчав, сказал он, – Просто ничего умнее я не придумал. Когда умерла мама Сони, эта девушка нуждалась в опытном Хранителе, но к ней отправили меня. Я был с ней со дня смерти ее мамы, и понял, что не справляюсь. Мы с Робом попросили разрешения у Старейшин, а затем обменялись подопечными.

– А почему он на тебя так смотрел в столовой?

– Мы можем читать мысли друг друга. Он недоволен тем, что ты знаешь все, и боится за нас обоих.

Я искренне удивилась:

– А за меня-то почему?

– Я говорил тебе, что Роб – Хранитель трижды дольше меня и знал Эрика лично. Он слышал, что Старейшины скоро появятся, желая убедиться, что мы справляемся с новыми подопечными, и когда они прочтут наши с тобой мысли, он ничем не сможет помочь. По его словам, я повторяю ошибку Эрика. Он переживает.

– Я слишком много знаю, да?

– Не паникуй, Элизабет. Тебе нечего бояться. Тебе ничего не сделают.

– Я не о себе волнуюсь! Сотри мне память на время, пока они не уйдут!

– Это не поможет, – его голос стал тише.

– Но почему???

– Потому что даже если ты не будешь помнить меня, я буду постоянно думать о тебе, не как о подопечной!

Я молчала и пыталась понять смысл его слов. Мне было трудно поверить в то, что он говорит. Его глубокие большие глаза с густыми пышными ресницами смотрели мне прямо в душу, не давая пошевелиться.

Он облокотился на стену и продолжил:

– Они все равно накажут меня и заставят корректировать твою память. Так подари мне хотя бы эти несколько дней до их прихода, дай мне побыть с тобой, милая, не проси меня стереть тебе память!!!

«Я сплю? Неужели это он ко мне обращается?»

Было ощущение, что на меня ведро холодной воды вылили после его слов. Я была настолько слепа с мыслью о своей безответной любви к нему, что не замечала той нежности, с которой он прикасался ко мне, и которая наполняла этот старый кабинет. Я прошептала:

– Я люблю тебя.

Он застыл статуей на некоторое время, а потом последовал удар кулаком о стену:

– Я не думал, что ты тоже. Ты даже не представляешь, во что я втянул тебя! Ты не знаешь, что делает любовь к Хранителю! Когда тебе сотрут память, ты еще долго не сможешь никого любить! – он чеканил слова, – При каждой влюбленности тебе будет рвать грудную клетку от боли, и ни один врач не сможет назвать причину. Это будет до тех пор, пока я буду рядом. А я не смогу тебя покинуть, ближайшие лет тридцать, пока за тобой не перестанут охотиться. Другого Хранителя тебе не дадут, и ты постоянно будешь в опасности! – он почти сорвался в крик.

Я притихла, прошептав:

– Лорен… – и вспомнила суматоху вокруг нее в кафе, когда она от боли не могла дышать.

– Я знаю, что ты помнишь это. У тебя будет так же. А я не смогу уйти, зная, что ты в опасности.

Я перебила его движением руки:

– Все, Дэвид, хватит! Мне все равно, что у меня будет болеть, и кто будет за мной охотиться! То, что я чувствую сейчас к тебе – вот что важно, и ответное чувство с твоей стороны для меня меняет все! – я не привыкла произносить такие слова, точнее ни разу и никому не говорила их.

Он подошел ко мне уверенным шагом и снова прижал к себе. Перед глазами все поплыло, то ли от энергии, которая заполнила все мое существо, то ли от близости и аромата его тела. Через секунду мы оказались в коридоре, и он отпустил меня, убедившись, что я твердо стою на ногах.

– Тебя нет уже двадцать минут. Скажи, что тебе было плохо, но с пары не отпрашивайся, увидимся вечером.

И он исчез. Опустошенная и в тоже время наполненная, я направилась в кабинет.

Не в состоянии о чем-либо думать, я с трудом удерживала себя на месте до конца пары. Во мне боролись два чувства – безумная радость, что он любит меня, и боль, что у нас с ним совсем не остается времени.

Мне требовалось немало усилий, чтоб стараться выглядеть обычной и делать вид, что все нормально.

– Где ты была, Элизабет, что случилось? Ты вылетела из кабинета, как ошпаренная! – улучив момент, спросил Ник.

– Мне стало нехорошо, – шепотом ответила я.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но его любопытство прервала мисс Морган, задав ему вопрос по теме, которую мы проходили на прошлом занятии. Он нашелся с ответом, и больше уже ко мне не приставал до конца пары.

Со звонком я сразу вскочила и собралась, только и успев чмокнуть Ника в щечку, сославшись на неотложные дела.

– До завтра, – кинула я, выбегая из кабинета.

– Хорошо, но я был прав, говоря, что ты не в себе! – крикнул он вслед. Чтоб хоть как-то ему возразить, я показала язык.

Всю дорогу до машины, я шептала:

– Знаю, ты слышишь меня! Неважно, что сейчас только два часа дня – как только я буду дома, ТЫ сделаешь что угодно, но я должна тебя увидеть!

Я запрыгнула в машину, и завела мотор:

– У нас и так немного времени, и я не могу сидеть и ждать, пока тебя отберут у меня!!!

Непрошеные слезы хлынули из глаз, и я нажала на газ. Незваная тишина стояла между нами, она и послужила мне ответом.


Глава 11. Биение сердца.

Подъехав к дому, я посмотрелась в зеркало заднего вида и вытерла слезы. Дождь струился непрерывными линиями, но мне не страшно было промокнуть. Я вышла из машины, и, захлопнув дверь, не спеша пошла по аллее. Ощущение того, что он рядом и молча разделяет мое внутреннее состояние, делало меня счастливой. Капли дождя смешивались с моими слезами и водой стекали вниз, на мокрый безразличный асфальт.

До прихода мамы была уйма времени, и этот факт немного повлиял на мое настроение. Не хотелось, чтобы она видела меня такой угрюмой. Я успела вымокнуть, и, прихватив в своей комнате сухие вещи, прошла в ванную. Расчесывая волосы, я рассматривала свое растерянное лицо в зеркале. Переодевшись в сухое и автоматически закинув вещи в корзину, я вышла.

– Дэвид…

Расхаживая по комнате в попытках успокоиться, я собирала и раскладывала по местам разбросанные повсюду вещи.

«Я здесь».

– Мне мало этого, я хочу тебя видеть!

«Это невозможно еще полдня до того, как луну станет видно».

– Скажи мне, где ты? – немного успокоившись, спросила я.

«Как всегда, сижу на подоконнике».

Я стояла в нескольких шагах от окна и пыталась вспомнить в деталях, как именно он обычно сидит на подоконнике. Черты его лица легко всплывали в памяти, неестественно красивые, наполненные и ставшие родными за такой маленький срок.

Волнение так и плескалось в области солнечного сплетения, словно хотело пробить меня изнутри. Ощущения, наполняющие меня, были непередаваемы – я представляла его так четко, как будто видела на самом деле. Мне хотелось прикоснуться к нему прямо сейчас, почувствовать на губах его дыхание снова. Если бы раньше я знала, что мои чувства взаимны, то не сдерживала бы тогда своего порыва.

«Элизабет, о чем ты думаешь?», – прервал он мои мысли.

Я совершенно забыла, что стою и смотрю на него.

«Сколько я уже так стою?»

– О тебе… когда я тебя не вижу, мне кажется, что все было сном.

Он рассмеялся.

«Прислушайся, ты должна услышать…»

– Услышать что?

Я вслушалась в тишину, пытаясь уловить каждый звук, чтобы понять, о чем он говорит. Все было как обычно: шум машин за окном, удары капель о крышу и подоконник снаружи, шелест ливня на тротуаре, шум работающей сплит-системы. Что еще я должна была услышать?

«Я стою совсем рядом, между нами не более тридцати сантиметров. Я чувствую запах твоих волос, смешанный со свежестью дождя, тепло твоего дыхания и слышу, как бьется твое…»