Шушин звонок врывается в мое сумасбродное утро и возвращает с небес на землю. Ольга с точностью до секунды знает, когда именно стоит напомнить о себе. Но я в курсе, что ее глупые просьбы и проблемки не несут ничего важного и не требуют экстренного вмешательства. Я бросаю взгляд на свою «помощницу», которая по необъяснимым причинам предпочла прогулку комфортному передвижению на колесах, что так несвойственно всем знакомым мне девушкам, и решаю не выпадать обратно в реальность.
Стебелек чего-то зеленого – сирени? акации? да какая разница! – липнет к ладони, пока я вращаю его между пальцев, спрятав за спиной. Я жду от Лины ответа, но она смотрит так, будто я последний придурок на планете.
Не могу реагировать на нее спокойно: покусываю губу, чтобы не рассмеяться, и разжимаю пальцы. Воображаемый букет из миллиона алых роз падает на тротуар.
– Вот! Ты даже познакомиться нормально не можешь! – фыркает она. Но все-таки улыбается.
Теперь я знаю наверняка, что она одобрила мое предложение. Поэтому останавливаюсь, делаю несколько шагов в обратном направлении, подбираю с асфальта веточку, сдуваю с нее невидимую пыль, возвращаюсь и…
Нет, так я еще никогда не знакомился!
– Алексей.
Протягиваю Лине «букет».
– Алексей? – Она смеется, и ее светлые брови снова становятся домиками. Они как бы спрашивают: «Ну и что изменилось?» – но я игнорирую их посыл.
– Да, это я, – не свожу с нее глаз. – А как насчет тебя?
Сейчас Лина такая милая. Ей идет все это: кеды, джинсовый комбинезон с потертостями, футболка оверсайз, красная тесемка на запястье. Тихая захолустная улочка, майский ветер, играющий с прядями ее волос, и молодые листики на ножке, которые она прячет в карман.
– Лина.
– Просто Лина?
– Просто Лина.
– О’кей. Тогда и ты можешь обращаться ко мне как-нибудь проще, – улыбаюсь в ответ.
– И как, например?
– Например, Алексей Владимирович.
– Алексей Владимирович?
Она смеется еще звонче. Мне нравится, как она это делает: легко и без каких-либо раздумий. Ее смех искрится на солнце и отражается в небе радугой. Так смеются только дети.
– Ладно. Хорошо. – Я перестаю пятиться и пристраиваюсь рядом. – Я готов рассмотреть твои варианты.
Справа от нас закусочная, столики которой расположились в тени аллеи. Недалеко от самого крайнего – холодильник с газированными напитками и кофе-автомат. Но мы проходим мимо.
– Лелик? Леня?
– Н-нет.
– Может, Алеша? – Лина забавно морщится.
– Подозреваю, что ты сама не захочешь меня так называть.
Она кивает.
– Тогда Алекс.
Мотаю головой, на что она бурно реагирует:
– Не-ет?
Лина поворачивается ко мне вполоборота; в ее глазах я читаю неподдельное удивление. Но оно не содержит в себе возмущения или неодобрения, наоборот. И я решаю убедиться:
– Ты считаешь, что это имя мне подходит?
Она спокойно улыбается, и этого вполне достаточно для подтверждения.
Но Лина никогда не призна́ет своего поражения!
– Хм… а как насчет Самовлюбленного Эгоиста?
– Ты видишь меня именно таким?
– Нет. Но ты же согласился рассмотреть мои варианты!
– Я их рассматриваю, но не одобряю.
– Ах, вот как! – Лина деловито складывает руки на груди. – Значит, все-таки Самовлюбленный Эгоист?
Мы оба смеемся, и я театрально прохожусь ладонью по волосам:
– Не так уж и плохо быть самовлюбленным эгоистом…
– Ну уж нет! Самовлюбленный эгоист и зануда, два в одном – это слишком!
– Слишком… для чего? – Я не хочу, чтобы она замолкала.
– Слишком для всего!
Не-ет, меня не устраивает такой ответ.
– Кажется, ты что-то недоговариваешь…
– Кажется, нам пора возвращаться обратно, А-лек-сей! – она произносит мое имя так, будто пропускает его через мясорубку.
Я смеюсь и смотрю на часы, делая вид, что позабыл о причинах этой спонтанной прогулки. Конечно, сразиться с ней в словесной дуэли, сидя друг напротив друга за чашечкой кофе – да хотя бы за стаканчиком суррогата! – было бы неплохо, но раз она сама игнорирует кофе-автоматы…
– Постой! Я, кажется, поняла.
Лина перебивает мои мысли и оживляется. Ее глаза сияют совершенно по-особенному. Они улыбаются. Улыбаются так потрясающе, что я не могу наглядеться на нее.
Ну что в ней такого? Девчонка же еще совсем!
– Стою.
Я останавливаюсь и решаю, что не сдвинусь с места ровно до того момента, пока она сама не потянет меня за руку.
– Я поняла! Ты динамишь. Да! Динамишь свое же предложение!
Она совершает какой-то немыслимый, молниеносный кульбит: потянувшись ладонью к солнцу, подпрыгивает и, оттолкнувшись ногой, поворачивается вокруг своей оси. И что-то еще в том же духе – я не успеваю уследить за всеми ее движениями. Такой пируэт мне даже в теории никогда не повторить.
Я смеюсь:
– Похоже, я динамлю нечто такое, что с удовольствием продинамила бы и ты.
Ее смех звучит как доказательство. Мне самому хочется взять ее за руку, потянуть за собой и бежать, бежать, бежать… с подскоками, вприпрыжку, на «красный», против движения, без оглядки на прохожих и на прочие обстоятельства! Бежать, бежать… и не важно куда.
Но мы возвращаемся обратно. Необходимо сделать то, ради чего мы сюда приехали. К тому же время уже поджимает – я обещал Игоречку, что буду в боксе к обеду.
В оранжерее по-прежнему немноголюдно. Редкие посетители, больше похожие не на покупателей, а на туристов, забредших поглазеть хоть на что-нибудь, создают атмосферу размеренности и неспешности жизни. Хотя нет, это делают не они! Я отрываю взгляд от высокого растения, ветви которого – будто брызги фонтана, а ствол напоминает ананас, и замечаю, что мой шаг стал короче, а движения замедлились. И вот уже внимание приковывают толстокожие блестящие листья массивного гиганта. Они словно ненастоящие, и я дотрагиваюсь до них – палец скользит по жилистой поверхности. Мне мало того эстетического удовольствия, которое я получаю от созерцания. Подключаю свои тактильные ощущения и растворяюсь сам в себе. В другой ситуации мне было бы неловко, но здесь я не думаю об этом: во мне отключаются условные и безусловные рефлексы, а также все то, что годами навязывалось извне.
Теперь я понимаю, почему многим нравится озеленять свои комнаты, строить зимние сады, работать в цветочных лавках, – у этих людей есть свой параллельный мир, далекий от опостылевшей суеты. Быть может, даже в самом центре мегаполиса.
– Ты прикинулся статуей? Тебе идет! – Лина будто нарочно задевает меня локтем. – Но сейчас ты мне нужен в своем привычном обличии джентри.
Она протягивает мне какие-то бумаги. Я смотрю на них и понимаю, что это накладные.
– Когда ты успела?
Мне показалось, я застрял в этом зале всего лишь на пару минут.
Лина морщится.
– Что? – Ее взгляд снова прожигает меня насквозь, как вчера у машины, когда я только-только совершил наезд на коробки с кактусами. – Ты хотел проконтролировать мой выбор? Боишься, я прихвачу с собой что-нибудь лишнее?
Я смеюсь. Смеюсь и улыбаюсь. Ее беспочвенные выводы забавляют меня.
– Ты можешь прихватить с собой все что угодно, если тебе так хочется.
– Даже это? – Лина указывает на одну из морщинистых пальм и усмехается.
– Даже это.
– Ты балабол! – Она выхватывает у меня накладные. – Разговаривать с тобой на серьезные темы не имеет смысла! Оплати то, что уничтожил, и покончим с этим!
Когда она ведет себя так, мне хочется засесть в мягкое кресло, поставить на колени большое ведерко попкорна и с жадностью наблюдать за ее выходками в режиме реалити-шоу. Но такой привилегии у меня нет. Поэтому ничего не остается, как отправиться вслед за Линой, стремительно рванувшей к кассе.
– Вы готовы оплатить? – Девушка в сером фартуке с пурпурным логотипом оранжереи оживляется, едва Лина подходит к стойке. В ее униформу, видимо, входит и фирменная улыбка, про которую она благополучно забывает, но, вспомнив, тут же растягивает на пол-лица. – Давайте, я посмотрю.
Лина отдает распечатанные накладные, которые, как понимаю, ей выдали на складе, где она успела побывать без меня, и встает так, что у стойки теперь невозможно разместиться вдвоем.
Но разве это преграда?
Я беру Лину за плечи, легонько отодвигаю в сторону, вклиниваюсь на отвоеванное место и оказываюсь лицом к лицу с девушкой-администратором.
– Скажите, пожалуйста, если мы включим в заказ еще и это, – я оборачиваюсь и указываю на пальму, – нам организуют доставку «от двери до двери»?
– Да, конечно, – еще более глупо улыбается та. И теряется. Ведь теперь она не знает, к кому из нас обращаться. Девушка смотрит на меня, затем на мою «помощницу», после чего снова переводит взгляд на меня. – Оформляем?
Я киваю. И улыбаюсь, замечая ухмылку на лице Лины. Сейчас она обязательно что-нибудь выдаст.
– Зачем ты смотришь на меня так? – фыркает она.
– Как «так»?
– Так, как ты всегда это делаешь!
Я смеюсь.
– Я не знаю, как я это делаю. Не могу знать, потому что не вижу себя, извини. Просто смотрю на тебя и жду твоей реакции.
Она поднимает бровь:
– Надеешься, что я передумаю?
– Надеюсь, что нет.
– М-м. – Она многозначительно кивает, кладет локоть на стойку и подпирает ладонью щеку. – Бла-бла-бла…
– Оформляйте! – даю команду застывшей в недоумении девушке-администратору. И, склонив голову к Лине, практически шепчу: – Когда ты произносишь это свое «бла-бла-бла», становишься похожа на маленькую вредную засранку.
И сразу же получаю тычок под ребра.
– Превратись обратно в статую!
– Не могу! – Достаю из бумажника карту и машу ею перед ее лицом. – Я пока еще в образе джентри.
Она наконец-то сдается. Смеется, сделав два шага назад.
– Нет, ты невыносим!
– Я слышал это уже как минимум трижды. Или ты пытаешься убедить саму себя?
– Я пытаюсь понять, что мы станем делать с этим растением.
Ее смех подогревает во мне решимость, и я уже ни капли не сомневаюсь.
– Мы подарим его Тамаре.