До восьмого класса я не писал сочинений, вернее, пытался, но получал за свои потуги двойки, даже за тупой диктант мне ставили три с минусом. Однако в новой школе я все-таки решил попробовать свои силы в бумаготворчестве на тему «Как я провел лето» – вдруг получится. Признаюсь, я взялся за сочинительство потому, что был влюблен в молодую учительницу по литературе Зару Захаровну и хотел привлечь ее внимание своим интеллектом и начитанностью. И что вы думаете я сделал, хитрожопый каратист? Перед уроком литературы я зашел в школьную библиотеку, набил свою папку книгами, расписался за них, явился в класс, сел на свое место и сорок пять минут не отрываясь смотрел на красавицу педагога. Прозвенел звонок, и все, кроме меня и заполнявшей журнал Зары, покинули душный кабинет. Я выждал несколько минут, встал и медленно, нехотя, побрел к выходу. Возле учительского стола я будто бы невзначай уронил на скрипучий, натертый мастикой паркет свою папку. Захаровна, вскрикнув от ужаса, подскочила, словно увидела змею. Амран, одноклассник, недавно бросил ей под ноги сумку, откуда выполз живой уж и жутко напугал ее. Но из моей-то папки выпали классики: Чехов, Толстой, Лермонтов, Анатоль Франс и Пруст. Зара, увидев книги, вскинула на меня взгляд: ты все это прочитал? Да, сказал я скромно, хотя внутренне ликовал, ибо трюк мой удался. Опустившись на колени, я стал бережно подбирать с пола книги и аккуратно, словно это были яйца, укладывать их обратно в папку, как вдруг почувствовал на своих руках ладони Зары, ее длинные волосы закрыли мне свет. Я схватил учительницу за плечи и стал целовать ее. Она не ударила меня, не оттолкнула, совсем наоборот, ответила, и – о облом! – в дверь начали стучать. Откройте, кричал Амран, я знаю, что вы там, Зара Захаровна, я вас люблю, а тебя, хитрожопый каратист, клянусь, изувечу! Деваться было некуда, пришло время показать, кто в классе король, я поднялся, чтобы достойно встретить противника.
– Дверь открыта, ты не в ту створку ломишься, – сказал я, снимая с себя синий школьный пиджак.
– Ты думаешь, я идиот? – бесновался Амран.
– Нет, ты просто дебил, – я небрежно кинул пиджак на парту и стал засучивать рукава рубашки.
– Я заперла дверь, когда ты собирал книги, – прошептала училка, – хотела заняться с тобой сексом на столе, как в твоем сочинении «Клубничное поле».
– Но Зара Захаровна, в сочинении я написал, что повалил Жанну на клубничные кустики, и мы там только целовались, потом прискакал сторож на лошадке, и нам пришлось удрать.
– О как это заводит, я вся потекла, милый мой Таме.
Зара скинула с себя юбку, залезла на стол и стала стягивать колготки. Амран, слушая наш любовный треп, окончательно съехал с катушек, он дико закричал и, пробив двери кулаками и головой, предстал перед нами как преступник в колодках. Закованный в своей страсти, король заплакал и взмолился о помощи, но училка вытащила из сумки садовые ножницы, подбежала к Амрану и стала отсекать ему пальцы. Потом схватила меня за руку и потащила к черт знает откуда взявшемуся лифту. Створки кабины распахнулись, мы бросились внутрь, Зара нажала на кнопку с числом сто, и мы полетели наверх, как космонавты в ракете. Внезапно я почувствовал, что в лифте один. А где же Захаровна? И тут я заметил в полу большую дыру, в которую, должно быть, провалилась Зара, я схватился за поручень, в ту же секунду днище лифта отвалилось, и мои ноги повисли в пустоте. Я вскрикнул и проснулся. Оказалось, что я заснул над пустой тетрадкой для сочинения с заглавием «Клубничное поле».
Вот уже месяц я ломаю голову над сочинением «Как я провел лето». Я и название придумал: «Клубничное поле». Шикарное заглавие, правда? А история, которую хочу рассказать, вообще сумасшедшая, и, если мне удастся изложить мою повесть на должном литературном уровне, то есть без ошибок, с правильно расставленными запятыми, значит, я не зря испортил себе зрение чтением книжек. Я и карате бросил заниматься, хотя приемы, которым научил меня Вахтоша и его младший брат Сулик, очень даже пригодились в драке с Амраном. Конфликт с королем класса назревал давно и совсем не из-за Зары Захаровны, ее, кстати, похитил чувак, с которым она училась в университете, и на свадьбе у них случилась трагедия. Не знаю, право, стоит ли писать об этом страшном событии в моем сочинении, только если рассказ покажется скучным, обещаю впрыснуть в него драму со свадьбы училки.
Короче говоря, в раздевалке перед уроком физкультуры Амран якобы в шутку начал пробовать на мне приемчики бесконтактного карате. В Северной Осетии, куда я переехал вместе с родителями, этот вид спорта официально считался запрещенным. Тем не менее находились фанаты вроде Вахтоши, набиравшие команды из ребят, что хотели научиться красиво драться, не бесплатно, конечно, – чирик с носа в месяц. В новой школе за мной даже закрепилась кличка Каратист из-за драки с Булком. Тогда для устрашения я скинул с себя отвратительные, советского производства ботинки и, приняв стойку «железный всадник», грозно посмотрел в глаза противнику. Того парализовало от страха, и я дал поцеловать ему свою ногу. Он упал на траву, усыпанную желтой перхотью осени, больше от испуга, чем от силы удара тоби-уширо-гери, хотя кто его знает.
В общем, ребята в раздевалке молча следили за нашим бескровным, казалось, поединком, но мало-помалу блоки защиты, которые я ставил, Амран начал пробивать своими длинными мощными руками. Ты что делаешь, прошептал я, зорко следя за движениями соперника. Тот нехорошо улыбнулся, и полы его расстегнутого темно-малинового пиджака яростно задвигалась вправо-влево. Я ушел в глухую защиту и крикнул:
– Перестань, или, мать твою, я сейчас тебя ушатаю!
– Ты кому это говоришь?! – взревел король. – Я тебе сейчас шею сверну, сучонок!
Жаждущие зрелища одноклассники вяло, без энтузиазма принялись разнимать нас. Но Амран с горящими как у тигра глазами оттолкнул их и двинул меня ногой в грудь. Боли я не почувствовал, слегка только пошатнулся и отступил назад, к открытым шкафчикам. И он, болван, решив, что проучил каратиста и что отныне я раб и буду у него на побегушках, расслабился. Вот где ошибаются здоровяки, они не знают, насколько опасны и непредсказуемы маленькие человечки. Я собрал всю свою волю, ненависть и силу в носок, мысленно превратил его в раскаленную булаву, как учил Вахтоша, и нанес сумасшедший удар королю в промежность. Ребята ахнули, Амран, схватившись за мошонку, согнулся и выкатил глаза, но я не дал ему прийти в себя, иначе верзила превратил бы меня в пыль, и стал молотить его по голове кулаками, пока он не свалился.
Девчонки, наблюдавшие за дракой в щель, завизжали и стали звать на помощь учителя физкультуры Аркадия Самсоновича. Больше всех кричала пышка Ната, по слухам, потерявшая девственность еще в раннем возрасте. Говорили, будто красавчик Мята из седьмого класса одно время встречался с ней, и как-то на берегу Терека она разделась перед ним, а тот, увидев ее густые черные заросли под животом, испугался и дал стрекача. Аркадий Самсонович примчался в раздевалку со свистком во рту и, увидев на полу поверженного короля, чуть не проглотил свою пищалку от изумления.
– Кто его так? – спросил он, переводя взгляд с одного рослого ученика на другого. Большие немигающие серо-голубые глаза учителя остановились на мне, растрепанном, с отпечатком ноги на рубашке с отлетевшими верхними пуговками.
Пока учитель физкультуры поднимал с пола свергнутого короля восьмых классов, я развернулся и медленно, давая понять, что мне плевать на любые возможные последствия вплоть до исключения из школы, направился к выходу. Девчонки, столпившиеся у двери, расступились, и я прошел между ними, будто султан мимо своих жен в гареме.
Оказавшись во дворе школы и глотнув свежего воздуха, я почувствовал стеснение в груди – нет, только не при свидетелях! Я забежал за флигель, где у нас обычно проходили уроки французского, упал на прелую листву и зарыдал. Плакать, конечно, удел слабых и девчонок, но я постараюсь объяснить. Дело в том, что в Цхинвале я жил в неблагополучном районе, и ребята постарше с маниакальным упорством стравливали нас, малолеток, словно патриции гладиаторов в Древнем Риме. Дружба между мелкими всегда кончалась дракой. Выпивающие парни призывного возраста и ребята, проведшие в колонии не один год, заметив, что семиклассники А и Б стали держаться вместе, начинали серьезно беспокоиться за свою шкуру. Ведь отныне обидеть одного означало нажить себе врага в лице другого. А и Б уже не побегут в киоск за пивом и сигаретами по щелчку, как бывало прежде, и на пустячную, казалось бы, просьбу украсть арбуз с базара могли наткнуться на дерзкий ответ мальчишек: пошел на… на лохов, что ли, напал, гнойный пидор? Тебе надо, сам и воруй, и не забудь принести долю, иначе затолкаем арбуз тебе в зад! И попробуй тронуть А, Б точно не останется в стороне и вступится за друга, а вдвоем они сила, с которой справиться совсем не просто.
Понятное дело, взрослые начинали плести интриги, чтобы стравить друзей, и, надо признать, у них это неплохо получалось. Сценарий был такой: банда ребят постарше берет в свою компанию А и обращается с ним как с ровней. Уголовники водят подростка с собой на всякие свадьбы, вечеринки, подливают ему за столом хмельное домашнее пиво, поят сладким вином, дают курить дорогие сигареты, катают на угнанной машине, мопеде или мотоцикле. При этом промывают пацану мозги: слушай, да ты крутой, просто сумасшедший, эй, помните, как он прыгнул на спор со скалы, а Б испугался и зассал? Послушай, мы твои друзья, ты всегда можешь рассчитывать на нас, но объясни, чего ради ты водишься с этой сволочью? – Вы про кого? – Про твоего кореша. – Не говорите о нем так, Б мой лучший друг, давайте возьмем его тоже в банду. – Ты серьезно, он же, мать его, стукач, хочешь знать, кто сдал тебя легавым, когда ты побил стекла в окнах Пака? Эй, Жопа, раскрой-ка парню глаза, у тебя же зять в органах работает. Тот подтверждает, и А при встрече с Б смотрит на друга набычившись, а еще через пару дней друзей зовут в сад Общества слепых, где им предстоит биться под крики и улюлюканье ребят всего района. Перед дракой Б стоит под яблоневым деревом и делает вид, что ему плевать на толпу секундантов, дающих А бесплатные жестокие советы: бей первым, старайся попасть в челюсть, не давай ему приблизиться к себе, он, мать его, дзюдоист и знает приемы, давай вперед, мы все за тебя, порви стукача!
– Сами вы суки! – срывается Б и прет на А в надежде поговорить с ним. – Братишка, тебя тупо развели! Неужели ты поднимешь руку на лучшего друга? Эти гниды пришли сначала ко мне и говорили про тебя всякое дерьмо, но я послал их на…
Но на Б, будто пращи, летят кулаки А, он останавливается, проглатывает слова вместе с кровавой слюной и начинает бить сам.
Лично я передрался со всеми своими ровесниками в районе и, понимая, какую гнусную игру ведут взрослые по отношению к малолеткам, стал махаться и с ними. В итоге у меня не осталось друзей, я тайком выбирался из района и бродил по городу один.
Предки тоже устали от постоянных скандалов с тетей Лубой, жить с ней под одной крышей стало совсем невмоготу, особенно после того, как она напала на отца и надавала ему по голове туфлей с нехилым каблуком с железной набойкой. Короче говоря, родители решили переехать в Северную Осетию и продали нашу половину дома какой-то дальней родственнице. На радостях я напился вина, зарядил самодельную пушку и пошел искать главаря всей этой гнусной шайки. Я хотел подкрасться к нему как можно ближе, окликнуть и, когда он обернется, выстрелить и разнести его широкую грудь к чертям собачьим. Но он, заметив меня с пистолетом, побежал вверх по улице, я остановился, прицелился, пальнул – и пушка взорвалась у меня прямо в руке.
Я отложил ручку, погладил шрам на запястье, которым ужасно гордился, сполз со стула на пол и, приняв упор лежа, отжался на кулаках сто раз. Перевел дух и сделал еще пятьдесят отжиманий – через неделю мне опять на соревнования по дзюдо. На прошлом лично-командном первенстве у меня был перевес в один килограмм, и Авет, мой тренер, посоветовал мне сходить в баню и хорошенько пропариться. Я договорился с жирдяем Певцовым, которому тоже нужно было скинуть несколько кило, и мы вместе пошли в баню возле ЦУМа. В парилке я забрался на верхний полок, просидел полчаса, но поту из меня вышло не больше, чем из курицы. Певцову стало плохо, у него были какие-то проблемы с сердцем, и он слинял, оставив меня вдвоем с бритоголовым дедушкой, проявившим к моей борцовской фигуре нездоровое любопытство. Кроме нас двоих, в этой огромной бане совсем никого не осталось. Я вышел из парилки, нырнул в бассейн с прохладной водой, поплавал в свое удовольствие и, выбираясь на бортик, опять почувствовал на себе взгляд старикана. Я зашел в парилку – он за мной, я в бассейн – и он в бассейн, и так много раз.
Я вспомнил, какая слава была у этой бани, но как-то не ожидал встретиться один на один с живым пидором. Ведь я приходил мыться сюда с отцом, еще когда мы только приехали в Орджоникидзе. В тысячный раз я влез на весы посмотреть на результат: сорок пять килограммов, а нужно было сорок четыре – никакого эффекта от треклятой парилки, только вызвал стояк у старого извращенца. Я оглянулся и опять поймал на себе взгляд бритоголового, он стоял на борту бассейна и пялился на меня. Пришлось сделать йоко-тоби-гери (боковой удар ногой в прыжке), и он упал в бассейн…
Я перечитал свои записи и увидел, что ни на шаг не приблизился к клубничному полю. Ну ничего, завтра дам почитать старшей сестре и попрошу ее расставить правильно знаки препинания. Она девушка умная, учится в университете, но, блин, ходит в мини-юбке и ужасно расстраивает меня своей шлюховатой внешностью.
Представляю, какими глазами на нее смотрят однокурсники да и просто парни на улице, по которой прет полуголая девица! И ведь какой-нибудь тупой пэтэушник увяжется за ней, возможно, даже захочет проводить до дома. В Цхинвале она считалась красавицей, и парни ходили за ней табунами. Не знаю, что они такого нашли в ней, я бы от такой держался подальше, только и слышишь от нее: не трогай мою книгу, ты мешаешь учить английский, опять копался в моей сумке, получай, недоносок, мама, уйми этого придурка и т.д. Впрочем, по себе знаю, что любовь слепа, и чтобы открыть чуваку глаза, надо как следует дать в морду, можно нунчаками или обрезком трубы по башке до сотрясения мозга. К счастью, до этого никогда не доходило. Ухажеры сестры были какие-то хлипкие и пугливые, хотя, вполне возможно, у них тоже имелись сестры, и они могли представить себя на моем месте. Короче говоря, я легко обращал влюбленных в бегство, пока однажды не напоролся на настоящего быка. По-хорошему этот скот не понял, сестра, как обычно, заплакала и побежала домой ябедничать маме, а бычара, вместо того чтобы плюнуть и смыться, поманил меня пальцем. Ну я и кинулся на него с трубой, однако ухажер выбил железяку из моих рук, схватил меня и перекинул через забор в сад к соседям, прямо в зубы белому кобелю, который при одном моем виде сходил с ума – рвал цепь, если был на привязи, и пытался укусить.
Пес загнал меня на черешню, на верхотуре которой я перевел дух и, увидев перед собой гирлянды спелых ягод, стал обжираться, а косточки кидать в белого кобеля. Тот от злости зашелся в лае, на шум из дома вышел хозяин и, завидев меня на дереве, побежал за ружьем. Я не стал ждать, пока он пальнет в меня солью, и, перепрыгивая с ветки на ветку, ломая их и калечась сам, удрал. Позже я застрелил белого кобеля из самодельного пистолета, об этом я уже писал в сочинении на тему «Наши четвероногие друзья».
Нет, никому не буду показывать свою работу, тем более Заре Захаровне. Она вчера пришла на урок в первый раз после своей свадьбы, одетая во все черное, и вдруг, расплакавшись, выбежала из класса. На свадьбе ее подвыпивший брат обратился к какому-то молчаливому типу: дружище, веселись и пей, ты же на свадьбе, а не на похоронах. Тот, говорят, как-то странно посмотрел на него, усмехнулся и продолжал ковыряться вилкой в своей тарелке. А чуть позже молчаливый тип подошел сзади к брату Зары, схватил за волосы и перерезал ему глотку.