AMORINUS
(Записано по мотивам аудиоблога Марка С.)
Проснулся Марк оттого, что солнце пробивалось даже через закрытые глаза, через веки… Так было с ним один раз, когда он ездил с партнером из Германии на Ямайку и вместо обычного рома, который они пили каждый вечер с хозяином гостиницы, они накурились марихуаны, которая росла там повсеместно. Вечерний ритуал впечатлял своей последовательностью и неизменностью традиций. Примерно к 18.00 все подтягивались к бассейну, который был устроен так, что одна из его сторон являлась краем террасы, на которой он был расположен, а у второй стороны располагались лежаки, на которых и размещались хозяева отеля. Честно говоря, громкое слово «отель» навряд ли подходило к десятку одноэтажных халуп с разноцветными крышами, стоящих на берегу океана. К 18.30 все были на месте, попивая кто что, укладывались на лежаки, даже в вечерних платьях и туфлях, и готовились к представлению… Представление было каждый день одно и то же: ровно в 18.30 гигантский солнечный диск, занимавший, казалось, половину неба, начинал достаточно стремительно опускаться в океан. Бассейн и лежаки были расположены так, что все находящиеся в них были как бы в ложе… Ровно в 18.33, каждый вечер в одно и то же время, солнце окончательно ныряло в океан, и наступала кромешная темнота! Все хлопали в ладоши в полном мраке секунд десять, и после этого включались фонари… Зрители поднимались со своих мест и перемещались к ужину… Ужин тоже традиционно был очень невкусным… Островом последними владели англичане, которые и навязали свою кулинарию, вернее, ее отсутствие…
В один из вечеров (и нас в обед предупредили) подали омаров! Мы ждали ужина с нетерпением… каково же было наше разочарование… Омар действительно был, но его за каким-то лядом потушили с картошкой! Ничего более тупого я в жизни не ел… Вместо тушенки – омар! После ужина все мужчины обычно направлялись в хозяйскую беседку пить ром и курить сигары… В этот же раз хозяину, которого звали Джимми, стрельнуло в голову нас повеселить… Беседка, как он ее называл, по сути своей была нашей армейской курилкой: пятиугольник со скамейками по сторонам и лампочкой с абажуром над головами… Крыши не было. Благодаря абсолютно черной, как жевательный гудрон, ночи, роль стенок беседки выполнял конус света из-под абажура. За его пределами было совершенно темно и как бы ничего не было… Так нам казалось… Так вот, Джимми захлопнул коробку с сигарами и, повернув голову, сказал куда-то в темноту коротко и гортанно несколько слов на местном наречии… Буквально через минуту из темноты в круг света зашел абсолютно черный человек: лицо, руки, брюки, рубашка и ботинки были одного цвета, поэтому он был совершенно невидимым. В руке, прямо как Христос с пальмовой ветвью, он держал такого же размера веник из марихуаны… Она там растет примерно, как у нас полынь, зверобой и душица… Он был прекрасен!
Джимми еще что-то ему сказал, тот кивнул головой и начал общипывать ветку… Процедуру подобную я видел, конечно, впервые в жизни… Еще через минуту он закрутил нам самокрутку, или косяк, по-нашему… Творение рук его было эпичным: сантиметров двенадцати так длины и сантиметров двух в широкой части. Кстати, подумалось, что это делалось, несомненно, с подтекстом, как насмешка над белым человеком. Себе бы он скрутил сантиметров двадцать… Он с почтением преподнес эту трубку мира Джимми… Джимми, нужно сказать, был красавцем. Абсолютно рыжий, конопатый, потомок ирландцев! Он так сильно любил ром и ненавидел свою жену Ребекку, что, только выпив грамм пятьсот, он находил какой-то баланс в жизни! Пить он начинал за завтраком… Причем даже не мог разбить яйцо ложечкой, так у него тряслись руки… Но к вечеру он был в прекрасном настроении! У него было «личное время» в беседке… Короче, в этот вечер он раскурил эту пароходную трубу… И пустил по кругу… Каждый делал по три затяжки… После первого круга у Марка в голове звук отделился от изображения… Перестал синхронизироваться. Люди в его глазах двигались медленнее, чем говорили… после второго круга у него исчезли щеки… Он трогал пальцами зубы через то место, где они должны были быть – их не было… Они пропали… После третьего круга он понял, что ему нужно идти… Марк встал и пошел через мрак в свой домик… Шел он минут тридцать, как ему потом сказали… До дома было пятнадцать метров… Он зашел в номер и упал на кровать, благо климат Ямайки не предполагал обилия одежды… Проснулся оттого, что солнце светило ему в глаза через закрытые веки… Он лежал и думал: «Сейчас открою глаза, и мне будет так плохо… В каком состоянии я вчера пришел… Сейчас открою глаза, и сразу голова заболит…» Раз! Все оказалось гораздо лучше, чем он предполагал! Взору его предстало невероятное зрелище: сквозь незакрытое окно с ультрамариновыми рамами и оранжевыми занавесками светило невероятное солнце, которое они вчера так чопорно провожали! Белоснежные простыни! Деревянная мореная кровать! Белые стены и прямо напротив него написанная маслом чудовищная по исполнению картина с парусником, летящим по волнам! И главное! Главное! У него совершенно ничего не болело! Он чувствовал себя феноменально здорово! Вскочил и пошел. К Океану, который так призывно шумел за синим окном!
Сейчас было то же самое! Солнце будило Марка через закрытые веки… Он открыл глаза… Почти дежавю… Окно было синего цвета, за ним шумели волны, через него проливалось солнце, освещавшее белые стены. И белье было белым… Только из носа его торчала трубка с кислородом, в каждую руку было подключено по капельнице, и из-под одеяла свисала вниз трубка катетера, заканчивавшаяся полиэтиленовой прозрачной грушей, наполовину наполненной странной желтой жидкостью… На груди были датчики… Он был в госпитале… Настроение было таким же чудесным, как четырнадцать лет назад на Ямайке! Правда, сейчас по другому поводу… Он выжил… Странным образом оказавшись на побережье Испании в городе Бенидорм, где и был доставлен в больницу с диагнозом «инфаркт»…
К этому времени с их знакомства с Любой прошло семнадцать лет… Из которых пятнадцать лет они умудрились прожить вместе и уже почти год отдельно… Если вам когда-нибудь приходилось решать дифференциальные уравнения, то вы, конечно, помните, что такое первая производная и вторая производная. Если взять нашу жизнь как функцию, то первая производная, видимо, покажет «турбулентность», а вторая производная – «точки экстрима…» Так вот, жизнь Марка с Любой за эти пятнадцать лет напоминала по графику кардиограмму, которая в конце концов чуть не оборвалась на берегу Средиземного моря… в госпитале Марина Байкса… По большому счету, все эти пятнадцать лет были большим водевилем, даже скорее трагикомедией, которую гнала впереди себя Люба, а Марк как мог упирался ее безумному сценарию… С чем это сравнить? Да очень просто… Представьте, что вы пошли купаться на пляж, прыгнули в ласковое море, а вас неожиданно начало крутить в волнах и отбрасывать от берега! Или швырять на камни… Представили? Так в этом случае вы можете отплыть подальше и постараться отдышаться, оценить ситуацию и, если повезет, зацепиться за буек и подождать… хорошей погоды или спасателей… А вот так: вы пошли купаться на пляж, а попали тоже в воду, только в гигантскую стиральную машинку вместе с грязным бельем, испачканными простынями, использованными подгузниками и босоножками сорок второго размера… причем в программе машинки произошел сбой, она беспрерывно переключает режимы стирки с ласкового на интенсивный, спонтанно включает отжим и полоскание и в процессе всего этого скачет по всей ванной и воет нечеловеческим голосом! И в процессе этого вас крутит в барабане, а в «иллюминатор» в этот момент заглядывает какое-то лицо и, улыбаясь, говорит: «Смотри, как тебе повезло!» И подливает хлорки для отбеливания… чтобы ты лучше видел, чистыми, незамутненными глазами. Видел, б-ть, то, что тебе говорят!!! А не то, что кажется… Подчиняясь этим чудовищным, недоступным простой человеческой логике законам, инфаркт у Марка произошел именно в тот момент, когда в Москве шел суд, на котором Люба пыталась отсудить у него дом по их фиктивному алиментному соглашению, которое они подписали «на всякий случай», чтобы дом не попал под рейдерский захват, связанный уже с другим предательством… Хотя позже, при кардиологических исследованиях уже в Берлине, выяснилось, что, к счастью, инфаркта не случилось, а было воспаление сердечной мышцы на фоне воспаления легких, вызванного инфекцией, но антураж происходящего соответствовал, несомненно, мексиканскому сериалу, где, кстати, тоже говорят по-испански… Инфаркт в процессе суда! Ложится на сценарий, как нота к ноте…
Судебный процесс начался в Москве, а Марк сидел в отеле в Испании и читал сообщения по мессенджерам, отправляемые адвокатами. Периодически они отправляли диктофонные записи происходящего в суде, в основном того, что говорила Люба. Несла она такое… Даже распевалась в коридоре, чтобы судью поразить… Заседание, которое было назначено на четыре часа, откладывалось, откладывалось… Он, конечно, волновался… Вернее, это было не волнение, а смесь горечи и злобы, вызванная абсолютной подлостью Любы… она оказалась «воровкой на доверии», мало того что изменяла бесстыже на глазах у всех, а он, как всегда, узнал последний. Так она еще и обратила ситуацию в свою пользу, лишила общения с детьми и решила отнять дом, собственно, единственное имущество, которое у него было… Надо сказать, что к этому времени Марк построил два дома – один себе, другой Любе, но, как это свойственно подобным натурам, она уже забыла, как жила в убогой квартиренке в Новогиреево с мужем, мамой и новорожденной маленькой девочкой. Она, как уже говорилось, не могла брать частями, ей нужно было все…
Так вот, в ожидании начала заседания, сидя на балконе в отеле, Марк почувствовал боль в позвоночнике, так бывает, когда потянешь спину… помажешь разогревающим кремом – и проходит… или сядешь поудобнее – и не болит. Перемена позы не помогала, мази не было, да и дотянуться до этой точки посередине спины Марк бы не смог. Он ходил по комнате, делая какие-то движения руками, пытаясь размять спину. В Испании он был уже пятый день, приехал посмотреть недвижимость «на пенсию», ведь он обещал младшей дочери, рожденной Любой уже в их совместном браке, что у них будет беленький домик на море, они будут ходить ловить «крабиков» и вечером жарить рыбу на гриле… Дочку свою он тоже не слышал с августа месяца… Люба рассказала детям страшную историю, что Марк украл у нее все деньги (как можно украсть то, чего у нее никогда не было? Прямо как Ходорковский, который украл собственную нефть…), женился на другой женщине и на детей наплевал… Это была, конечно, чудовищная ложь, все от начала до конца. Но верная дочь своего отца из пятого отдела КГБ заветам Геббельса-Суслова была верна до цитоплазмы в ее клетках! Чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят! Все бывшие друзья Марка отводили глаза и блеяли что-то на тему «не все так однозначно…». Даже те, которых он знал уже больше двадцати лет, подавленные своими новыми женами, вышедшими из секретарш, дули хари и мычали что-то невразумительное… Для их жен Люба была крайне удобна. В их глазах она представлялась просто героиней, которая ведет роман с любовником, да, может, и не одним, практически на глазах у мужа делает что хочет, а он ей дает деньги. И не сбросил со скалы… Не обрил голову… Не подверг побиению камнями… Да и сама она под паровоз не собиралась… Это с одной стороны… А с другой – подруга тыкала своего мужа носом в дерьмо, которое творила Люба, и как бы говорила… Видишь? Я не такая! Радуйся! Люби меня! И гони бабки! Здесь речь идет о людях состоятельных, а оных их жены по всей стране гнали просто на фронт… Иди, козел, там деньги платят. Такие же тупые бесстыжие жабы, упрощенные модели Любы, выпущенные массовым тиражом…
Так вот… боль из спины переходила уже в грудь… Такое ощущение, что гигантский горячий шампур протыкал его медленно насквозь… Заседание началось… Боль в груди становилась все мучительнее… Жгло уже в районе солнечного сплетения… Положительным результатом на тот день в суде – являлся перенос дела… Люба даже не предупредила Марка о том, что собралась сделать… Он ей сильно мешал уже в тот момент, и если бы он умер, то для нее это был бы самый лучший вариант… Шампур прошел насквозь… Марк не мог уже ни сидеть, ни стоять. Боль становилась нестерпимой… Наконец прилетело СМС от адвоката: «Заседание перенесли!»
Марк выдохнул и позвонил в скорую… Он стоял посреди комнаты и почти не мог шевелиться. «Наверное, я сейчас умру, – пронеслось у него в голове. – Может, оно и лучше…»
В дверь постучали, Марк открыл. За дверью стояли лохматый в очках парень и миниатюрная девушка, оба в желтых жилетах. Что-то спросили по-испански… Он жестами показал на торчащий из его груди шампур… Боль становилась невыносимой… Двое все поняли… Они усадили Марка на кресло-каталку и начали возить по комнате, чтобы он взял все необходимое: документы, принадлежности, деньги… Дышать становилось все труднее… Уже в автомобиле он показал рукой на грудь и по-русски сказал: «Очень больно…» Параллельно мелькнули два воспоминания: про радистку Кэт, которая при родах должна была звать маму на русском языке… и позже почему-то Булгаков с рассказом про «Морфий».
К его удивлению, лохматый медбрат все понял… Он произнес фразу по-испански, обращаясь к своей попутчице, из которой Марк явственно услышал только одно слово: «морфин»… (Вот и Булгаков…) Дальше все было как в тумане… Пытаясь позже припомнить события этого вечера, Марк понимал, что в голове у него была каша из отрывистых воспоминаний… Хороший был морфин.
Примерно так происходило по молодости, когда начинали в ресторане, продолжали в баре, потом догоняли по клубам и бардакам, а проснувшись утром, сначала пытался определить место, где оказались, а потом по обрывистым воспоминаниям восстановить картину мира… Не всегда получалось… Так и сейчас в голове Марка, когда он пытался вспомнить, что с ним происходило, всплывали какие-то агрегаты, на которых его проверяли, какие-то уколы, шприцы, катетеры, гигантские лампы, полная темнота, палата на двенадцать человек с постом медсестры посередине и то, что запрещали пить воду… когда он в первый раз очнулся… он даже начал ругаться с медсестрой и врачом по этому поводу, так, что пришедшие за ним из реанимации два санитара в черных футболках посмотрели на него и уехали со своей тележкой назад. В общем, 6 апреля 2023 года он выжил… кризис прошел, и 7 апреля его разбудил солнечный свет, пробившийся через закрытые глаза… Брызнувшее через окно солнце отражалось на стойках капельниц, стоявших, как два гвардейца, с обеих сторон у его кровати, за занавеской на соседней койке кто-то лежал, видно было только сухие, практически мумифицированные ноги… Настроение, несмотря на членисто-трубчатое существование, было прекрасным! Начинался новый этап жизни… он еще не знал, что его старший сын подорвался из Израиля и прилетел в Испанию, хотя ему нельзя было залетать в Европу, и его не пустили! Что все, кто был с ним связан, были шокированы происходящим и переживали кто как мог за его жизнь. Просто Аннушка еще не пролила подсолнечное масло… просто он понял, как хочет жить, и все эти дома, машины и прочая атрибутика «счастливой» жизни такая хрень…
Начинался новый этап, третья половина… Когда позвонил его любимый сын, он пообещал ему прожить еще тридцать лет и твердо был намерен сдержать обещание…
– Ты прямо из одной постели в другую прыгнул, – в глазах Сани не было ревности, только сочувствие.
– Так получилось, – Марк отвел глаза.
Он понимал, что его друг был прав, чувствовал, что творит какую-то херню, было стыдно и перед женой, и перед сыном, а главное, не было всепоглощающей любви, которая бы оправдала его в собственных глазах за содеянное. «Потерять голову» – был совсем не тот случай, действовал он сознательно, даже можно сказать, вопреки желанию, а уж здравому смыслу так и подавно…
В результате своего демарша, связанного с переездом на улицу Верейская из удобной виллы городского типа в Берлине, ему теперь приходилось проводить гораздо больше времени в Москве, пришлось даже ездить на работу на свое производство, что, кстати, оказалось весьма полезно… Его предприятие, ко всеобщему удивлению, кроме, конечно, самонадеянного Марка, стало федеральным, по всей стране завелись клиенты, коих стало более полутора тысяч, и заказы сыпались один за другим. Обслуживали их крайне отвратительно… Марк приехал в офис, поставил себе кресло в общем зале и уселся среди менеджеров, в самой гуще… Сначала все напряглись, потом привыкли… Он никому ничего не говорил, только смотрел… Многие из сотрудников его и в глаза не видели раньше или мельком… Ну что – приехал какой-то дядька, сидит, в компьютер таращится, да и пусть сидит. Работали дальше, как и работали… Марк ужаснулся… К клиентам относились как к посетителям в паспортном столе во времена Советского Союза или как в домоуправлении, куда ты приходил в поисках сантехника… Презирали… Открытая Марком закономерность примерно к началу нулевых, после десяти лет в «бизнесе» (хотя то, чем занимались предприниматели в России, таким прекрасным словом назвать было трудно), была парадоксальной: чем больше русскому человеку платишь – тем хуже он работает. Причем не важно, был ли русский человек русским, украинцем, грузином или азербайджанцем, для всех закон был одинаков (на тот момент): приходит человек на работу, получает четыреста долларов – старается, сил нет! Из шкуры вон лезет, начинает получать семьсот долларов – появляется легкий налет вальяжности в глазах и расслабленный узел на галстуке, когда он получал тысячу долларов, съездил в Египет и купил подержанную иномарку, он превращался в наглого американского лавочника, виртуально клал ноги на стол и засовывал в рот сигару, чтобы иметь возможность сплевывать на окружающих быстро накапливающейся от ее посасывая слюной. Посасывал, но сплевывал! А если, не дай бог, его называли «начальником отдела», в коем кроме него никого больше не было, так он вообще прекращал работать… Разваливался в кресле, галстук выкидывал и глядел на всех сверху вниз, как гордый «орель»… Это было в двухтысячных… А в 2007-м была совсем другая ситуация… Как раньше говорилось, денег в стране оказалось неожиданно много, «гебня» еще не заполнила собой все щели экономического пространства, отпиливали крупные куски, и до мелочевки дела не было… Мелочевка, чувствуя свою безнаказанность, таки распоясалась… На рынке труда не было людей! Всем требовались сотрудники… Секретарь получала тысячу долларов только за то, что умела поднимать трубку и говорить: «Алло», менеджер по продажам легко зарабатывал две-три тысячи, а начальник отдела пять… Марк забыл про то правило, которое сам же выработал в нулевых, платил много, но, как выяснилось, ни за что…
Сидел он в курятнике непрерывно квохчущих, не желающих ничего делать «баб»! Клиенты звонили десятки раз, пытаясь выяснить, где их заказ… Производство справлялось, но явно с удвоенным количеством персонала… Логистика… Какие красивые слова… «Шоферня» ездила куда хотела, кладовщики грузили что попало, монтажники обдирали заказчиков… Полный трындец… Для Марка, который плотно соприкоснулся с устройством работы в Германии, все было чудовищно плохо… Выручало одно обстоятельство… В области сервиса его компания, кстати, названная в честь сына, была лучшей на рынке. Так в один голос говорили клиенты со всех концов необъятной родины. Незаметно для себя они стали чемпионом страны, пусть в маленьком, но все-таки в отдельном виде спорта…
Короче, через две недели он потихонечку начал увольнять и постепенно выгнал половину сотрудников, и никто ничего не заметил, как работали, так и работали…
Работа выручала… Марк понимал, что вляпался, но не хотел себе в этом признаваться…
Он жил в квартире с другой женщиной, с которой по большому счету его ничего кроме секса не связывало, честно говоря… В соседней комнате жил с няней чужой маленький ребенок… Няня была из Калмыкии, маленькая, сухенькая, без четырех передних зубов… когда она пришла к Любе устраиваться на работу, она заранее по телефону предупредила: «Я страшненькая»…
Люба переехала проворно и быстро, буквально через несколько дней после того, как Марк снял квартиру… Когда он подписал договор и получил ключи, съездил в хозяйственный магазин, купив какие-то недостающие предметы утвари, он приехал в квартиру и ходил по ней совершенно с отсутствующим видом… Он не хотел этого делать, но делал. Многими годами позже он пытался объяснить всем, кто интересовался, да и себе, зачем он это сделал. И не мог… Если бы он верил в колдовство, наверное, он бы подумал, что это оно. Он не верил… Хотя, вернее, не хотел сам себе признаваться, что верит… После появления iPhone нельзя было не верить в то, что мы не можем влиять друг на друга. Ведь из одних и тех же материалов сделаны. Раз – отправил кому-нибудь видео из своей головы в голову другому… Смотри «копфкИно», как немцы говорят…
Совместное проживание с кем бы то ни было – это отдельный вид человеческой деятельности, скорее всего, уже атавизм… Начать жить с незнакомым человеком с ребенком и прибабахами в голове – это испытание не для слабонервных. С одной стороны, Марк хотел стремительно убежать прочь… С другой стороны, его тяготило обстоятельство, что эта женщина, так клянущаяся ему в любви, приехала со сломанной детской кроваткой, сумкой подгузников и чемоданом одинаковых платьев, с ребенком в коляске и поселилась в жилье, которое он снял… И рассчитывает на него. Жене сказал, что ушел… И сыну… Б-ть… что делать. На работу ездить.
В быту Люба оказалась фантастически комфортной… Она ничего не делала… Если делала, то через «наоборот». Спала до двенадцати, одевалась, уезжала на какие-нибудь переговоры… завтракала «тирамису» часа в три дня, к вечеру звонила Марку, сообщала, в каком она ресторане… В домашних условиях она преображалась… Ходила по квартире босая и в линялом балахоне. Поймав, в первый раз нарисовавшись в том виде, удивленный взгляд Марка, объяснила:
– Я могу дома чувствовать себя комфортно? Не притворяться?
Марк, наполненный либерализмом и почему-то уверенный, что это все долго не продлится, кивнул головой в знак согласия, несколько судорожно так, но кивнул… Примерно на третий день их совместного проживания Люба приперла целый пакет мороженой рыбы. Марк к этому моменту уже давно не ел мороженных продуктов, может быть, только если не знал…
– Очень вкусная рыба, телапия, – запихивая пакет в морозильник, проговорила Люба. – Морская курица… мы с мамой очень любим…
«Мама, наверное, ей это и купила», – подумалось Марку. Перспектива назревала так себе.
– Зуфар у нас как-то сам питался, – на всякий случай, вроде бы извиняясь, а на самом деле доводя до сведения, добавила Люба, – очень любил блинчики из кулинарии… Сам разогревал…
Постепенно диспозиция выстраивалась, Марк решил не обращать на это внимания, есть няня, она же домработница… Пусть будет как будет… Хреново ему было, но как часто он поступал, и иногда срабатывало, решил пустить ситуацию на самотек… А зря…
«Нужно было бежать… Тогда еще… – думал лежа на больничной койке Марк. – Хотя дочь родилась… Моя кровинка… когда увижу? Как? Вон она что в суде говорила… Мол, сдохнет, дети даже не узнают, где могила… Может, на самом деле колдует кто? Но я же выжил… Недоколдовали? Отравить пыталась. Чуть не умер… Так я пить бросил… Или я сочиняю?» Соображалось не очень хорошо, но комфортно… Проливаемый насквозь какими-то препаратами, впадая то в сон, то в забытье, с ноющей болью в груди, он пытался рассуждать, и мысли плескались в голове синхронно шуму волн за окном… Было радостно и спокойно. Он понимал, что это действие лекарств, но хотелось думать о мистике… что он победил… Широта души, открывшаяся в нем с новой силой, наверняка была определена остаточным воздействием морфина, а шум в голове – мощными дозами антибиотиков… Но так «технократично» про себя рассуждать было скучно, а мистифицировать ситуацию – весело… Особенно весело было, когда приходили его мыть две испанские санитарки… Одна смена была абсолютно феноменальной! Мужеподобная женщина и женоподобный мужчина… Женщина явно работала до этого в морге на обмывании покойников. Резкость и уверенность ее движений не оставляли никаких сомнений, что она много лет имела дело с окостенелыми трупами, и ее сильно раздражало, что при резком повороте тела Марка с бока на бок его рука или нога несинхронно двигались с остальным корпусом, он достаточно быстро понял это и «группировался» как мог, сжимая ноги и прижимая руки к бокам. Женщина довольно хмыкала и давала команды мужчине, который тер Марка мочалкой, отчаянно стеснялся и старался не смотреть. Сквозь прищуренные глаза он видел это, хотя уже почти научился смотреть сквозь закрытые веки, немного оставалось… Но самым отрезвляющим была, конечно, процедура замены катетера, который доставался почему-то самой симпатичной девушке смены… Мистифицирующий наморфиненный Марк вскрикивал и думал: «Вот тебе это наказание, мой маленький друг, за все твои похождения…»
Это было через много лет, а в описываемый момент Марк курил с Саней на крыльце дома, где он жил с Машей и ее двумя детьми…
– Но это же очень сложно – вот так, без паузы, перепрыгнуть из постели в постель… – все-таки сочувствие! Сочувствие? Или таки злорадство? Марк не мог понять… что было в голосе друга. Конечно, спать одновременно в двух постелях, видимо, проще…
– Как твоя мама к этому отнеслась?
Если сказать, что мама отнеслась плохо, так это ничего не сказать… Воспоминания Марка прервались необычным посетителем…
– Буэнос диас! – услышал он от двери палаты.
Марк лежал на левом боку, чтобы видеть окно и лучше слышать море, созерцанию мешали только иссушенные ноги соседа, который практически никогда не вставал, с заскорузлыми пятками, синими венами, что, конечно, несколько гармонировало с цветом оконной рамы, но очень условно. Вынужденное изучение задних конечностей соседа уронило еще один шарик мысли, выколупав его из глубин подсознания. «Натоптыши» – это чудесное слово он выучил во вновь открывшемся торговом центре с симпатичной продавщицей терок для пяток, какую ему и втюрили за пять тысяч рублей… Терку, не продавщицу… Пока он поворачивался в сторону бодрого посетителя, тот успел произнести еще несколько вдохновенных фраз на испанском языке! Поворачиваться нужно было осторожно, чтобы не отключиться от системы искусственного орошения… «Гидропоника», – прокатилось в голове Марка. Это очень забавно, когда мысли не мелькают, не озаряют, а перекатываются… Успеваешь насладиться их глубиной и содержательностью, не только формой… Гидропоника… марихуана… натоптыши. С левого бока на правый, и три мысли одна за одной прокатились внутри головы от левого уха к правому… Марихуана… 7 апреля, когда врачам стало ясно, что Марк выживет, они запустили к нему «профессора». Судя по белоснежному, можно сказать, звонко белоснежному халату, который был надет на лысого господина поверх черного костюма, который, соответственно, был надет на белейшую рубашку, притороченную к шее идеальным узлом черно-белого галстука (Марк сначала грешным делом подумал, что это похоронный агент), можно было понять, что с больными и не очень здоровыми он практически никогда не соприкасался. «Профессор» разговаривал с Марком на испанском языке с помощью телефонного голосового переводчика. Сначала он сообщил Марку, что у него инфаркт… На что Марк ответил радостной улыбкой и словами: «Очень хорошо!», чем ненадолго смутил докладчика. (Пояснение смысла этого чистосердечного, несколько парадоксального восклицания будет чуточку позже.) Потом он говорил разные простые слова типа: «Как самочувствие? Мы сделаем все от нас зависящее, кризис позади», задавал какие-то вопросы. Все шло хорошо, технический прогресс разорвал языковой барьер… до той поры, пока в одном из вопросов не прозвучали слова «марихуана» и «кокаин». Переводчик доблестно перевел:
– Пробовали ли вы когда-нибудь в жизни кокаин и марихуану?
– Ну, конечно, пробовал, – честно ответил на поставленный вопрос Марк, зачем скрывать то, что было когда-то в жизни… «Гробовщик» кивал головой, улыбался, пожелал выздоровления и удалился… Все прошло хорошо, гаджет не подвел, Марк мог дальше предаваться своим мыслям, даже не предполагая, что в выписанном эпикризе напишут, что ночью 4 апреля в больницу поступил мужчина шестидесяти лет после употребления кокаина и марихуаны!!! Мало того что диагноз этого шахматного черно-белого слона не подтвердился, так он еще и записал его в наркоманы! Судебное заседание, во время которого прихватило Марка, перенесли, и адвокаты попросили прислать справку из больницы для следующего! Им, конечно, очень понравилось… Хорошо, что есть фотошоп… Гаджеты… ГАД ЖЕ ТЫ!
Так вот, поворачиваясь на очередной «Буэнос Диас», перекатив шары в голове, Марк никак не мог предполагать, кто станет источником такого бодрого приветствия! Им оказался… раз… два… три. Нет! Не Дед Мороз! А Пастор! Пастор!!! Б-ть! Только вчера гробовщик был, а сегодня пастор! А чего не наоборот? Хотя какая разница! Пастор был не простой! На нем тоже был белый халат, но не звенящий морозцем подмосковного, прихваченного корочкой снега, а немного пожухлый. Под халатом была черная рубашка с воротником-«стоечкой» и белой вставкой, характерной для католических священников. Но главной достопримечательностью всей этой опять же шахматной мозаики была голова! Голова была тоже абсолютно черной! Как рубашка! Как костюм «гробовщика»! Как мрак в закрытых от стыда или страха глазах! И, конечно, выразителем характера всего этого сюрприза были абсолютно белые зубы, на фоне которых так и отдавал желтизной несвежий халат! Блин, ну поп не имеет права так улыбаться! Он должен вещать о грехах, таинствах и душе! Излучать смиренность! Символизировать добродетели! Располагать к откровенности!
А этот? Лыбится, как Армстронг, сейчас трампет достанет или маракасы. А, может, запоет: «Мозес, Мозес, лет май пипл гоу»?! Было бы забавно…
Марк нажал кнопку на кровати, чтобы принять относительно вертикальное положение. Батюшка, или как его там, ксендз, служитель культа вуду продолжал лучезарно улыбаться и вращать белками глаз, видимо, радуясь тому, что кровать сама ездит и «членистотрубчатый чувак» восстает из… из чего-то восстает! Марк сел… Пастор начал что-то заученно говорить! Марк жестами показал, что не понимает (вспомнилась старая, подходящая по местоположению шутка: мексиканский мальчик жестами показал, что его зовут Хуан), и включил телефон с переводом:
– Откуда ты, брат? – не переставая улыбаться, спросил черноголовый.
– Из России… – ответил Марк. – Из Москвы.
С нашего попика можно было писать картину «Благая весть»… Он так обрадовался, что поднял вверх на манер «хенде хох» две большие розовые ладони (которые казались просто одолженными у кого-то, как и голова, ну совершенно не соответствующие его низенькому росту) и завопил во весь голос:
– Раша!!! Путин!!! Хорошо! Бэд Америка! Путин! Хорошо! – причем «хорошо» он орал по-русски.
Никак не ожидавший такой проповеди Марк приободрился. Он в свою очередь спросил:
– Откуда ты, падре?
– Из Ганы! – ответил не опускающий рук вниз посетитель и опять завопил: – Раша!!! Путин!!! Хорошо!!!
– Гонец из Пизы? – вспомнил опять древний анекдот Марк. – И что хорошего сделал Путин для Ганы?
– Он против Америки, значит, наш друг! – перевел телефон.
Дискуссия могла бы принять самый замысловатый оборот, но Марк был не готов…
– А ты зачем пришел? Про Путина рассказать?
– Нет… Вдруг кому-нибудь исповедоваться нужно!
«Понятно, – подумал Марк, – „гробовщик“ прислал…»
– Спроси у соседа, он не шевелится уже давно…
– Я уже у него три дня подряд спрашиваю, он глаза открывает, головой крутит и опять закрывает… не хочет…
– Ну и я не хочу, – натужно улыбнулся в ответ любителю «русского мира» Марк.
– Ок! – так же радостно сказал Блэк энд уайт. – Я завтра зайду, – и вышел в коридор…
Марк нажал кнопку DOWN, кровать поехала вниз. Правильно написано… Даун… Даун и есть… Тут тебе и место… В «даунятнике». Наслаждаясь тем, что мысли текут плавно, не как раньше, Марк решил поковыряться в своих пятнадцати годах совместной жизни с оперной певицей и попытаться сделать хоть какие-то выводы. Ну, конечно, с амбициозной целью предупредить подрастающее поколение… Хотя для этого было бы достаточно на консерватории и всех оперных театрах выбить лозунг: «Никогда не женитесь на оперных певицах!» Хотя… Совершенно понятно, что ничего бы не помогло… Пришла медсестра, поменяла пузырек на капельнице… Неуловимо пахло карболкой… Конечно, не так отвратительно, как в российских больницах, но пахло… Видимо, антураж окружающий его натолкнул на попытку проанализировать произошедшее с, так сказать, медицинской точки зрения… Как получилось так, что некая особь женского пола, которая некоторое время даже не замечала его, не помнила, что они были в одной компании, вдруг в него безумно влюбилась, а потом еще сильнее возненавидела? После нескольких часов размышлений, ибо бежать и торопиться было некогда, у него в голове родилась псевдонаучная теория, которую он сконструировал на основе рубцов на собственной шкуре… Звучало это примерно так: «Предположим, существуют два субъекта разного пола. Пока это чаще встречается, что разного. Берем пока таких. (Гомосексуальных рубцов, к счастью, на шкуре Марка пока не было, да и не предвиделись.) Их называют мужчина и женщина, но эти слова подернуты многовековым флером различных надуманных ответственностей, благородств, традиций и жеманностей… Назовем их по-простому: самец и самка. Как бы возьмем по модулю… Какова задача самки? Выбрать подходящего самца, желательно самого лучшего, но обычно какой достанется. И произвести с ним определенные манипуляции. Что в народе называется – влюбить в себя. Понятно, что все женщины (таки трудно называть „самками“ – вот и привычка!) – прирожденные актрисы. Но природа понимает, что этого мало… В большинстве случаев не сработает… Поэтому она наделила особь женского пола особой физиологической способностью в том случае, когда в зону локаторов попадает достойный „сбития“ (Ха! Компьютер автоматически исправил на „соития“! ) объект, у нее начинает вырабатываться особый гормон „любвин“… На латыни amorinus. Это происходит зачастую самопроизвольно… Когда он начинает выделяться, организм самки перевоплощается! Перевооружается! В простонародье это называется – торкнуло… Часто это бывает „с первого взгляда“, пока опустим этот случай… Разберем наиболее часто встречающийся… При сознательном выборе…» Поднаторенный за несколько дней в больнице медицинскими терминами Марк решил провести прямую аналогию… Изучая свой анализ крови с помощью дежурного врача и переводчика, он выяснил, что при нарушении работы сердца на этом листочке с десятками значений всяких холестеринов, гемоглобинов, глюкоз и прочих вдруг появляется одно, которое конкретно указывает на какое-то физическое изменение сердечной мышцы. Как оно называется, он сразу забыл, но суть ухватил… Как мы все знаем, зачастую великие открытия совершаются дилетантами. Марк не хотел читать научную литературу на эту тему… Он наслаждался собственной гениальностью, тихо восхищаясь безмолвием больничных коридоров! Не зря же народная молва всячески описывает это состояние как воздействие сердца на организм. Конечно, нет: сердцу не прикажешь! Полюбил всем сердцем! Любовь зла, полюбишь и козла… и так далее. Полагаю, что в зависимости от устройства организма женщина (невозможно привыкнуть к «самке») может и искусственно вызвать у себя выработку amorinus, нужно проводить исследования… Как действует этот гормон? В первую очередь он попадает в область лба, носовых пазух и глаз. Внешне это легко заметить и давно отмечено народом именно по их, глаз, блеску (вон у пастора как сверкали, точно хочет кому-нибудь «залудить», исповеди он ищет, ага…), одновременно с этим отдает в лоб, как паром из утюга, только он, этот утюг, у тебя с внутренней стороны головы, испарина – это что вам такое? Утюг в голове! Сто процентов! И начинает подламывать переносицу, нежно так давить… Видимо, слизистая меняет консистенцию… Это происходит за несколько мгновений… Легко сравнить воздействие гормона с первым, ПЕРВЫМ (!) бокалом шампанского, выпитым залпом (кстати, очень бы хотелось порекомендовать именно так всегда этот первый бокал и пить), вот это «паровое облако» из виртуального внутреннего утюга начинает свое движение по организму, в отличие от законов конвекции сверху вниз… В следующие несколько секунд краснеют уши и щеки… «Зарделась», – говорят в народе… («Все давно запротоколировано, нужно только систематизировать», – внутренне улыбался себе Марк.) Amorinus двигается дальше, и если жертва не спугнет чем-нибудь неожиданным охотницу, то у некоторых прямо зримо краснеет шея, а у большей части набухают Pectus papillae – в простонародье соски, ну, все замечают! (Придется попросить прощения за анатомическую подробность, Марк же в больнице, ему катетер ставят, имеет право рассуждать практически как врач.) По спине волна двигается несколько другим способом, как токи Фуко, по всей поверхности. Это не «мороз по коже» от страха, это совсем другое… Это можно сравнить осязаемо и явно с тем, как у тебя по спине, не прикасаясь, на расстоянии меньше миллиметра, так, чтобы только задевать невидимые глазу ворсинки, провести теплой рукой! Это искусственное ощущение! При работе amorinus все происходит мгновенно! Как электрический плоский разряд! Бах! И спина уже в испарине! Утюг работает! Двигается вниз! Он-то точно знает, где его гавань! И со спины, по линии бедер, как два ручья вокруг холма, огибают по талии счастливую (пока) охотницу и сливаются в районе Umbilicus («пупок» в простонародье) и стекают вниз… Этот водопад будит не бабочек… Это для красного словца народ придумал… Шоб не пугать мужиков! Бабочки! Стаю тигриц он будит! Медведицу из берлоги! Бешеного слона! Бабочки… Придумают тоже… Это у пресловутого зомби при луне растут зубы и когти! Тоже мне оружие! Тут начинает пылать такой факел – четырем соплам лунного корабля Илона Маска не снилось!
Нам, каждому из нас, знакомы сотни мужчин, которым отказали женщины, и единицы женщин, которым отказали мужчины! Марк был доволен собой. Теория очень хорошо ложилась на его собственную практику. К сожалению… В это момент он вспомнил, как блестели глаза Любы в один из вечеров, когда хозяин дома, который они снимали уже после квартиры на Верейской, пришел к ним за деньгами. Они просто искрили… Если бы эту теорию он придумал тогда, может быть, и мог бы все изменить… Хотя тогда ему было несколько все равно, не остро… Дочь еще не родилась. Как-то он верил в слова Любы, что измена ниже ее достоинства, подумал, ну, шалят, бывает, флиртуют… Пройдет. Не заведет же она роман с сантехником, арендодателем… У него вон и жена рядом сидит… Беременная… А Amorinus-то работал… Теперь он понимал, что все началось тогда, когда они переехали в этот дом. Кстати, подумал Марк, термин-то он придумал хороший, нужно в интернете посмотреть, – он нажал на поисковик в телефоне и написал «гормон любви»…
– Окситоцин… херня какая-то, – сказал себе Марк. – Будет Amorinus – гормон влюбленности… Вот так… Постояв одной ногой на краю, становишься другим… это точно…