В последующие две недели встретиться всем вместе не получилось. Джек вернулся на работу в клинику. Лиза ушла с головой в дела корпорации. Макс днем мотался по городу, а ночью стоял на посту в клубе. Глеб плотно занялся поисками работы: деньги подходили к концу и нужно было искать источник дохода. Занятые повседневными хлопотами, друзья еще долго не собрались бы целой компанией, не случись кое-что непредвиденное.
Стоял погожий июльский день, психотерапевт Кравцов сидел в офисе, заканчивая сеанс с пациентом. Он успел соскучиться по практике и, как только представилась возможность, сразу приступил к должностным обязанностям.
– Сейчас панические атаки стали реже, не чаще раза в неделю, но я по-прежнему постоянно проверяю свое ощущение окружающей действительности и чувство своего «я», – бормотал молодой дерганый парень с обсессивно-компульсивным расстройством. – Я замечаю какие-то несоответствия и начинаю бояться. Меня преследует страх, что со мной что-то не так, что мир неправильный и я неправильно реагирую на этот мир. Чувствую, что не живу, как раньше, не воспринимаю себя адекватно. Я боюсь попасть в психушку, и меня это сильно беспокоит!
Иван кивал, делая в файле короткие пометки, и задавал уточняющие вопросы. Впрочем, пациент был словоохотлив, вопросов у доктора практически не возникало. Это был уже третий визит пациента в клинику, и в его состоянии наметились определенные изменения.
– Я очень доволен нашей сегодняшней встречей, – подытожил Джек. – Вижу некоторые улучшения, несмотря на то что мы только начали лечение. Продолжайте пить прописанные препараты и выполнять упражнения. Думаю, следующую неделю мы пропустим, а вот числа, скажем, 24-го увидимся вновь. Вам удобно в это же время? В таком случае обратитесь к девушке на ресепшене, она вас запишет.
Когда за парнем закрылась дверь, Джек откинулся в кресле, сцепив руки на затылке. В клинике в честь возвращения ведущего специалиста устроили торжественную церемонию – с алкоголем и закусками, само собой. Руководство ценило господина Кравцова, коллеги-мужчины уважали, а женская часть коллектива тайно вздыхала по красивому доктору – тот хоть и был неизменно галантен и щедр на комплименты, никому фавора не оказывал, лишь сильнее распаляя желание. Ни одна из сотрудниц не отнеслась безразлично к постигшему психотерапевта несчастью. Переживали все поголовно: от юных медсестричек до главврача – женщины пожилой, тучной и строгой. То-то радости было, когда сероглазый король вернулся зрячим и полным сил.
В первые дни к Джеку в кабинет потянулась череда паломников: коллеги наведывались по делу и без. Расспрашивали о Германии, о впечатлениях и планах. Он делился информацией ровно настолько, насколько требовала вежливость. По запросу раскрывать душу привычки не имел. Постепенно назойливое внимание утихло, и Джек сосредоточился на работе. Без сомнения, ему недоставало этой восхитительной привычной рутины.
Кабинет встретил хозяина в неприкосновенном виде. Уборщица регулярно протирала пыль и мыла полы, все поверхности сияли чистотой. Массивный элегантный стол цвета темного ореха, подвижное кресло из темной кожи с лакированными деревянными подлокотниками (эти два предмета мебели Кравцов купил на свои кровные), дипломы и сертификаты на стенах, три квадратных горшка с кактусами (горшки тоже сам выбирал) – все на своих местах. Блокнот с записями открыт на той же странице. Придраться не к чему. Какое наслаждение – иметь хорошую профессию, удобный кабинет и главное – дееспособность.
Джек запрокинул голову, мечтательно уставившись в потолок. На безупречно белом фоне проступили контуры женского лица – сперва неясные, а затем все более отчетливые, объемные. Высокие скулы, пухлый чувственный рот, большие насмешливые глаза…
Стоп!
Джек порывисто встал, прогоняя дивный мираж. Нажал на вызов секретаря:
– В 205-й приглашайте следующего пациента.
Имелась у Джека дополнительная причина поспешного возвращения в клинику: нужно было срочно чем-то занять свой мозг, чтобы не грезить об одной прехорошенькой немецкой медсестре.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла Лиза:
– Иван Сергеевич, здравствуйте. Я на прием, можно?
Он удивленно приподнял брови, мельком глянув в график на компьютере.
– Я записана, – улыбнулась Лиза, поймав его взгляд.
– Я вижу, Елизавета Матвеевна. Проходите, присаживайтесь, – указал он на широкий удобный стул.
– Ах, спасибо, – церемонно ответила та, сделав вид, что приподнимает длинную пышную юбку, чтобы не помялась.
– С чем пожаловали? – не без любопытства спросил Кравцов и совсем не по-деловому уселся на стол одним бедром. Он обрадовался визиту подруги – в прошлый раз из-за масштабной пьянки поговорить не получилось. Профессиональная помощь Джека не оказалась бы лишней, он даже пару раз обдумывал, как вызвать Лизу на откровенный разговор. И тут, надо же, сама пожаловала. Прав был психотерапевт Кравцов, не веря в искренность ее оптимизма. Слишком резкий переход от депрессии к счастью – симптом нездоровый. Было что-то неестественное в столь стремительной реабилитации. Джеку приходилось работать с жертвами изнасилования, и большинство из них от радости не светились, наоборот, демонстрировали все признаки посттравматического стрессового расстройства. Паника, отсутствие интереса к семье и друзьям, депрессия, чувство вины – ничего из перечисленного Лиза якобы не испытывала, хотя провела в плену около двух месяцев. Последствия не могли пройти мгновенно и без следа. Даже самая упрямая воля дала бы трещину. Джек был лишен зрения, а не свободы и достоинства, его окружали любовь и забота, а не боль и насилие, и все равно он едва не повредился рассудком. Страшно представить, что пережила Лиза и что творилось у нее в голове.
– Поболтать хотела, – ее тонкие губы тронула улыбка – тусклая, почти страдальческая. Совсем не похожая на фирменную едкую усмешку.
– Конечно, Елизавета. Ты же знаешь, я всегда готов…
– У тебя курят? – перебила его Лиза и полезла в сумочку за сигаретами.
– Вообще-то нет, но для тебя сделаю исключение, – Джек дернул за ручку, приоткрывая окно. Пододвинул на край стола кружку – вместо пепельницы.
Лиза затянулась и надолго умолкла. Иван терпеливо ждал, позволяя ей собраться с духом. Он не хотел напугать ее неуместной нахрапистостью. Лиза смотрела в одну точку, выпуская едкие кольца дыма, и, казалось, позабыла, где находится. Одну за другой выкурила три сигареты (каждую – до половины) и лишь после этого подняла на Джека глаза.
– Я собиралась тебя убить, – будничным тоном сказала она.
Джек промолчал, не понимая, как реагировать на ее слова. Это признание или шутка? Сидеть на столе стало резко неудобно, но позы он не изменил.
– Сейчас это кажется далекой глупостью, – Лиза будто бы обращалась к самой себе. Ее руки безвольно лежали на обтянутых черными джинсами коленях. – Это было тысячу лет назад. Какая я старая, – из ее груди вырвался тихий вздох не то сожаления, не то облегчения. – Я тебя тогда очень любила и еще больше – ненавидела. Раздобыла яд. Я бы отравила тебя, ты меня знаешь. Но у кого-то очень проворный ангел-хранитель.
Повисла долгая пауза. Джек встал со стола и бесшумно сел в кресло.
– Этот урод взял меня тепленькую, – продолжала она. – Пьяную в дрова, с ядом в кармане пальто. Был дождь, сапоги промокли. Терпеть не могу, когда хлюпает в обуви. Я рыдала, как истеричка. Оплакивала будущую кончину старого друга, ха-ха. Урод подошел ко мне… А когда я очнулась…
Джек слушал, упершись локтями в стол и сложив треугольником пальцы.
Лиза выглядела уставшей, как после марафонского забега. Она хотела многое рассказать, но не имела сил для красноречия. Говорила бесцветно, будто диктовала конспект.
– Я его ненавидела. Ненавидела, но ждала его прихода. Потому что эта омерзительная тварь была единственной связью с миром. Единственным вариантом общения. Мне нужно было слышать хоть чей-нибудь голос, даже если это голос собственной смерти. В какой-то момент во мне что-то сломалось. Не рухнуло с треском и даже не пошатнуло внутреннее устройство, а как-то очень медленно, но неумолимо стало отмирать. Нечто важное, что непременно должно присутствовать в человеке, – душа, ощущение связи с чем-то большим, чем ты сам, я не знаю… – безвозвратно ушло, оставив меня донашивать свою жизнь, как вышедшее из моды платье, – Лиза перевела дыхание. – Но ты, Ваня… Ты должен быть благодарен ему. Он тебя спас.
Джек постарался придать своему голосу душевность и нотку раскаяния:
– Лиза, я сожалею, что тебе пришлось пережить такое… Отчасти по моей вине… Прости, если бы я знал…
– Ничего бы не изменилось, если бы ты знал, – она не дала ему закончить фразу. – Ты поступил бы точно так же. Насильно мил не будешь, не так ли?
Не так, конечно, не так. Любому приличному психотерапевту известно, что симпатия, страсть и даже настоящая нежная любовь легко синтезируются при должной тренированности ума. Сначала сознательно вдалбливаешь себе определенные установки, покуда они не закрепятся в подсознании. А затем подсознание начинает работать самостоятельно, подгоняя эмоции под внедренную программу. И вот тебе уже и заинтересованность, и восторг, и искреннее светлое чувство. И все-таки в одном Лиза была совершенно права: даже зная о предстоящем кошмаре, Джек не стал бы делать усилие, заставляя себя влюбиться. Ему просто не хотелось влюбляться в подругу. Если уж поддаваться иррациональной эмоции, то ради нового персонажа. Елизавету Гончарову Иван Кравцов уже давно изучил, в ней не осталось загадок и сюрпризов. Даже ее намерение убить его не удивило Джека. Ошеломило немного, но не удивило. Подруга всегда выбирала самый простой путь.
– Я отлучусь на минуту, – Лиза с усилием поднялась и покинула кабинет.
Пока она отсутствовала, Джек прикидывал, с чего начнет свой монолог. Лизе требовалась психологическая помощь, нужно быть предельно аккуратным. В таком состоянии пациент крайне восприимчив к любому нюансу речи – от фонетической составляющей до интонации голоса. Судя по всему, Лиза находилась на стадии внешнего приспособления – пыталась преодолеть тревогу и вернуться к прежнему образу жизни, вести себя так, словно кризис уже миновал. Этот период псевдоадаптации характерен тем, что психологическая травма отрицается, чтобы заглушить связанные с ней переживания. Жертва насилия старается казаться нормальной, тогда как внутренние ресурсы ее серьезно истощены. Лиза правильно сделала, что обратилась к профессионалу, это ускорит реабилитацию.
– Что, загрузился? Забей, Ванюша, нам ли быть в печали, – Лиза вернулась повеселевшая и посвежевшая. В ее глазах играли озорные огоньки, и не следа от недавней грусти.
Джек озадаченно посмотрел на нее, терзаемый подозрением:
– Куда ты ходила?
Лиза улыбнулась с легкой издевкой:
– В туалет, миленок.
– Что ты там делала?
– Ты серьезно? – Подруга выгнула бровь.
– Более чем, – Джек приблизился к Лизе, развернул к окну и внимательно изучил ее лицо. – Ты употребляешь наркотики?
Она отстранилась и плюхнулась в кресло Джека, не ответив на вопрос.
– Кокаин, – предположил он.
– Хочешь? У меня осталось, – Лиза шмыгнула носом и принялась крутиться в кресле из стороны в сторону.
– Ты разве не осознаешь, что в твоем состоянии прибегать к наркотикам – идея, мягко говоря, неумная?
– Выключи Иисусика, умоляю. Мы взрослые люди. Ты своим пациентам антидепрессанты прописываешь, разве это не те же наркотики?
Джек нахмурился:
– Прочитать тебе лекцию о том, чем отличается сертифицированный антидепрессант от кокаина и каковы последствия от применения того и другого?
– О нет, – воскликнула Лиза. – Я знаю все, что ты скажешь. Думаешь, я не изучила вопрос?
– Я не собираюсь учить тебя. Но хочу лишь предупредить, что подобные эксперименты крайне опасны, когда человек испытывает постстрессовый шок. Твоя психика сейчас очень уязвима. И дело даже не в том, что тебе труднее контролировать привыкание, – я нисколько не сомневаюсь в твоей сознательности, – дело в том, что неизбежный упадок настроения, наступающий после приема наркотика, может усугубить твое и без того неустойчивое состояние.
Лиза улыбнулась:
– Я в курсе. Просто сегодня такая тоска навалилась, хоть вой. И слабость. А у меня через час переговоры важные по работе. Может, удастся продать бизнес по очень неплохой цене. Я все равно в нем ничего не смыслю.
Впервые Лиза попробовала «белый» несколько лет назад. Они сидели компанией в кафе, отмечали день рождения Макса. Лиза уже собиралась домой – было за полночь и хотелось спать, – когда именинник загадочно подмигнул и попросил товарищей проследовать за ним. Они сели в машину, недоуменно переглядываясь. Макс достал маленький квадратный пакетик с белым содержимым и предложил попробовать.
Попробовали. И ничего не почувствовали. Вернулись в кафе, общались, ржали, плясали. А потом неожиданно подошел официант и сообщил, что кафе закрывается. Шесть утра, как-никак. Удивились, как незаметно пролетело время.
После выписки из больницы на Лизу нахлынула тоска и неудовлетворенность: тут тебе и ненависть к сбежавшему маньяку, и злость на неласковую, не скучавшую по ней дочь, и плохое самочувствие. За два месяца плена Лиза разучилась радоваться.
Она давно собиралась поговорить с Джеком. Нет, сеанс психоанализа ей не требовался, она знала себя куда лучше, чем кто-либо другой. Ее интересовала реакция Джека на сообщение о его несостоявшемся убийстве. Неизвестно, на что Лиза рассчитывала. Товарищ не изменил себе, оставшись сдержанным и холодным, как ледяная фигура, установленная на главной площади города перед новогодними праздниками. Статуя прозрачна и неподвижна, и лишь тусклые отблески разноцветных гирлянд плавно струятся по ее безжизненной коже, создавая иллюзию жизни. И кажется даже, что слезы медленно капают из ледяных, широко распахнутых глаз. Ты замираешь в трепетном предчувствии: неужели? Но нет, волшебства не бывает. Это всего лишь дорожка инея, оставленная ночными заморозками.
Джек неискренне изобразил сочувствие – у «пациентки» напрочь пропала охота откровенничать. У нее и так с самого утра настроение никудышное, а теперь стало совсем тошно.
По внутренней линии позвонили. Джек поднял трубку.
– Иван Сергеевич, вас ждет клиент по записи, – сказала секретарь.
– Хорошо, я сообщу, когда его пригласить.
Лиза встала с кресла:
– Конь копытом бьет, удила грызет? Ладно, не буду тебя отвлекать, хотя очень хочется.
– Елизавета, мы можем встретиться завтра или в любой другой день – когда тебе удобно, – чтобы поговорить о том, что тебя тревожит.
– Меня ничего не тревожит, Ванюша, – Лиза подалась вперед, звонко чмокнула его в щеку. – Петушок напился, и проскочило зернышко.
– Какое зернышко, Елизавета? – Джек почувствовал себя идиотом.
– Которое комом в горле стояло, – весело ответила она и выпорхнула из кабинета.
Едва за ней закрылась дверь, снова зазвонил телефон, на этот раз мобильный.
– Старик, собираемся сегодня. Все, кроме Глеба. Позже объясню почему, – голос Макса звенел от напряжения. – Кое-что случилось.