Композитор, поэт и писатель Валерий Грунер родился, живёт и работает в Перми. Окончил композиторское отделение РАМ им. Гнесиных по классу композиции. Лауреат всесоюзных и международных конкурсов композиторов и исполнителей собственных сочинений. Он член Союза композиторов России, Российского союза писателей, Интернационального Союза писателей. Его стихи и проза постоянно включаются в «Антологию русской прозы» и «Антологию русской поэзии», опубликованы в сборнике литературной фантастики участников Международного конкурса им. П. П. Бажова «Новый сказ» под названием «Малахитовая вселенная». Финалист национальной премии «Писатель года» (2016), а также литературной премии им. Сергея Есенина «Русь моя» (2019). Награждён медалями им. Пушкина, Чехова, Ахматовой, Есенина, Бунина, Фета.
Многоумение и многоделание Валерия Грунера свидетельствуют о том, что он человек разносторонних интересов. Вполне закономерно появление в 2012 году уникального издания для взрослого чтения «Сказки Дядюшки Гру», объединившего не только жанры сказки, притчи и новеллы, но и четыре вида искусства: литературу, графику, музыку и театр. Сейчас автор готовит к выходу в тираж поэтическую книгу книг «В объятиях мажора».
Вообще его звали Лёхой. Но и Гришкой – тоже. Помнится, фамилия у него была Гриздец, или Гришдец. Но не это главное. Очень уж он напоминал известного в прошлом колдуна – Гришку Распутина. Только без бороды. На внешнем сходстве совпадения не заканчивались. Наш Гришка тоже был птицей непростой, хоть и работал обычным охранником в гипермаркете «Копейка».
Лёха бдел «Копейку». На работе был строг, непоколебим и недоступен, как пистолет в кобуре. Когда его осоловелый прищур из-под косматых бровей начинал отливать металлом, шуточки мгновенно сворачивались, наступало молчание… В кобуре скрывалась страшная тайна, о которой знал лишь друг Лёхи – Главный Копейский Начальник. Пистолет был ненастоящий, «для впечатления». Кобура, с торчащей от нагана ручкой, приводила в трепет кого угодно.
Трезвым Лёху не видел никто. А если кто и видел, то давно позабыл. У каждого уважающего себя волшебника есть свои секреты… У Лёхи они тоже были. Иначе и рассказывать ничего бы не пришлось.
Он многое умел, этот Гришка-Лёшка. Хотя многоумение и многоделание – таланты, без которых нынче не прожить. Времена такие. Хочешь жить – будь Волшебником! Или умри!
В «Копейку» к Гришке захаживали другие волшебники. Они делились с ним Эликсиром Жизни и помогали держать в тонусе Магическую Силу, недостаток которой он испытывал обычно по утрам. Эликсир помогал переходить границу преображения от Лёхи к Гришке. Без могучего Эликсира Лёша-Гриша не совершил бы никакого чуда. Эликсир добывался в Местах Силы. Самым сильным местом был «пятачок», где собирались причудливые волшебники с разноцветными носами. Каждый приходил с набором своих Чудес…
Одного чародея звали Дядя Коля. Он знал, как вертикальное положение субъекта при помощи Эликсира превратить в горизонтальное. Как, используя крепкие заклинания, вызвать Карету Доставки или изменить поведение окружающих.
Гришка и Дядя Коля «как следует» познакомились, когда чинили Дяде Коле канализацию. Запашок от «канальи» шёл по всей квартире и создавал устойчивый дух в подъезде. Потолок в ванной, словно денежная купюра, радужно переливался водяными знаками.
– Канализация – это жизнь! – изрёк Гришка. – Если что-то с ней не заладилось, то во всём будет «непруха»: и в жизни, и в любви, и на работе. Многие кончали плохо, когда «каналья» выходила из строя. Надо её беречь, пользоваться осторожно и редко. Пусть отдохнёт недели две. Нужду и на улице справить можно! – философски заключил Гришка, устанавливая на унитаз пломбу.
Потом он перекрыл водопровод и вразвалочку шагнул на кухню.
На столе, накрытом клеёнкой с разводами, красовались: бутылка Эликсира, пепельница, пачка дешёвых папирос «Фимиам Энергии», стаканы и Пища Избранников: хлеб и лук.
– За «каналью»! – Волшебники сгрудили стаканы.
Поморщившись в рукава, они принялись за лук, но остановились и налили Эликсир по новой.
– Золотые руки у тебя, Лёха! Будь! – опрокинул стакан Дядя Коля.
– Ты и сам не лыком шит: хорошо, ко мне обратился! А то есть «умельцы»… – Гришка выдал «непечатное заклинание», – им лишь бы чинить! Но я ведь не простой сантехник. Даже не прикасаясь ни к чему, могу всё исправить. На то мы и Волшебники, верно?
– Сейчас не будет унитаз течь?
– Как он потечёт, если вода перекрыта? Не боись!
– Ну, Лёха – голова! Надо же догадаться! Просто и со вкусом.
– Всё гениальное просто, но не всё простое гениально! Моего учителя слова! Как его… – поморщился Гришка, почёсывая живот. – Кстати, Квазимира Шмалевича знашь картину? Чёрный квадрат на ей – и ничего больше! Вроде фигня с ушами? А не каждый допрёт! Придумай-ка, попробуй! Ну, за учителей!
– Давай!.. У меня тоже хороший учитель был. Царство небесное… Он меня научил правильно Эликсир пить. Если дышишь не так или переборщишь маленько – ни за что не пойдёт!.. Ну чё? Ещё по Эликсирчику накатим? – Дядя Коля поднял очередной стакан.
– Почему нет? Накатим…
Содержимое стаканов булькнуло и исчезло, словно его и не было. Волшебники довольно крякнули. Мир закачался от блаженства.
– Слышь! Шум какой-то… – напрягся Гришка. – Из ванной, кажись!
– Где? Не слышу…
Оба, шатаясь, с проклятиями заковыляли в ванную.
В пустой рыжей ванне, гремя плавниками о чугунные стенки, выпучив глаза, билась щука. Пробка валялась рядом со сливным отверстием.
– Вот ни фига себе! Откуда щука? Ты что ли принёс? – недоумевал Дядя Коля.
– Ещё чего! Буду я хрень всякую таскать!
– Ленка что ли? Соседка. Заходила утром. Так я бы увидел… Чудеса-а-а! Чё делать-то с ней?
– Воду наливай! Жалко рыбу, задохнётся!
Пришлось снова открыть водопровод. В ванну хлынула вода. Рыба расправила плавники и усиленно задвигала жабрами. Дядя Коля облегчённо вздохнул, но тут вспомнил о протекающем унитазе и рванул в туалет. Из бачка без крышки фонтанировали и стекали по стенам струи ржавой воды. У основания унитаза хлюпало.
С расстройства приняли ещё по «сотке».
– Мой дом – твой дом! – заявил Дядя Коля.
– Тебе кого больше жалко? – выдохнул, икая, Гришка. – Щуку или соседей?
– А всех! Но щуку – больше. Щуку съесть можно! А с соседями чё? Разлаяться только!
– Тада давай щуку спасать! Пошли в ванную… Не видишь, пробка пропускает? Тряпкой обмотай!
Пробку вынули, обмотали, оставили ванну наполняться…
Усугубили по стаканчику для вдохновения.
Минут через пятнадцать послышался стук в дверь. Нижний сосед барабанил по ней что есть силы, покрывая Дядю Колю жуткими сквернословиями. Дядя Коля, спотыкаясь, побежал в ванную:
– Лёха! Не открывай пока! Мы там щуке море-окиян устроили. Я быстренько затру, а ты вентиль перемкни!
Забежал Дядя Коля в ванную, стал в море по колено, на щуку глянул, а та возьми да и скажи человеческим голосом:
– Спасибо, что спас, Дядя Коля! Вовек доброты твоей не забуду! Проси чего хочешь!
Дядя Коля обомлел, потом заморгал и перекрестился. «Неужели Эликсир? Переборщили что ли с вдохновением? Свят, свят…»
– Не пугайся, дядя Коля, загадывай желание! Тебе что, сказок в детстве не читали? Про Емелю да щучье веление?
– Так то ж сказки…
– А ты не думай, не к лицу тебе! Загадывай желание! Загадал?.. Вот и славно! Иди отворяй! Не страшись никого!
Дядя Коля попятился, не веря своим глазам, вытер испарину со лба и отпер дверь.
Сосед беззвучно, по-рыбьи разевал рот, вращал глазами, но ничего не мог произнести. Волшебники затащили перепуганного насмерть соседа и налили Эликсир. Сосед стал потихоньку оживать, речь медленно возвращалась. Когда он снова заговорил, то уже забыл, зачем пришёл. Вдохновитель действовал безотказно. Мир и покой были восстановлены.
Вскоре сосед покинул честную компанию, поблагодарив за чудесный вечер. Затворив за ним дверь, друзья кинулись в ванную… Щука исчезла…
Отдраенная досуха ванна сияла белизной, на полу и стенах блестел импортный кафель. В туалете на бачке лежала новенькая крышка, кругом стояла стерильная чистота. Воздух приятно щекотал, озонировал и светился свежестью.
– Мы же всё-таки Волшебники, едрёна вошь! За чудеса! За нас!..
Утром Лёха ни свет ни заря собрался на работу. Сонный Дядя Коля проводил его до порога и щёлкнул замком.
…Ему снилась щука. Она улыбалась зубастой пастью и звала куда-то в хорошую жизнь. Дядя Коля обещал обязательно приехать в гости. Потом щука превратилась в соседку Ленку.
– Дядя Коля! Открой! Слесарь пришёл! – орала она на всю площадку.
– Щас, щас, – недовольно бурчал Дядя Коля, шаркая к двери. – Раньше надо было…
Зайдя в туалет и ванную, слесарь укоризненно покачал головой: зачем, мол, зря дёргаете, раз всё в порядке, – и молча вышел на площадку.
«Каналья» с тех пор работает у Дяди Коли, как часы. Прав Лёха: канализация – это жизнь!
Каким бы расчудесным Волшебником ни был Гришка, но и ему порой приходилось несладко.
Перестала работать у него труба, точнее, вентиляция. Никакого продыху не даёт. Щёлкнул зажигалкой, сунул в дырку – пламя, как нарисованное, стоит, не колышется. Воздух в квартире до того спёртый, пыльный – аж с души воротит. Понял Гришка: дело табак!
Посвящённым, конечно, ясно, о чём речь. Вентиляционное отверстие обязательно трубой заканчивается на крыше. А жил кудесник-то наш на самой верхотуре, на последнем этаже, как и водится у волшебников. Так его эта вентиляция замаяла, что он сна лишился. Не спит, с боку на бок переворачивается, всё о проклятой дыре вспоминает.
И вот, как-то домучившись до шести утра, взял он канализационный трос, воткнул в дырку и ну им вертеть. Из отверстия только труха сыпется. Начал Гришка соображать, как до трубы на крыше добраться. Поднялся кверху, заглянул в трубу… Вдруг кто-то чёрный оттуда на него замахал и хрипло так закряхтел. «Что за чудо-юдо такое? – думает Гришка. – Может, домовой в трубу залез?» Давай опять тросом шерудить – снова закряхтел кто-то… И вдруг как из трубы выскочит да как каркнет! Гришка с перепугу кубарем покатился, еле на крыше удержался. Видит, ворон над ним кружится, в лицо крыльями машет, будто сказать что хочет.
– Чего тебе, Ворон Воронович, от меня надо?
Ворон Воронович крыльями по-прежнему машет, ворчит, недовольство выказывает. Прислушался Гришка к птичке, да тут и догадался, чего ему втолковать-то хотят. Гнездо, вишь, Воронович в трубе у него свил. Жениться хочет, детей рбстить собрался.
– А мне без воздуху теперь жить, что ли? Ищи себе новое пристанище! Ишь, умный-разумный какой! Ни прописки, ничё нет! Незаконно как-то!
Бросился Гришка со всех ног домой, забегает и хвать газету «Антенна». В газете той необыкновенная сила была. Много раз «Антенну» Гришка проверял. Если в неё селёдку или бутерброд завернуть, нипочём не пропадут. Если кому-нибудь в ящик почтовый подложить, непременно обратно возвращается. А если зажечь?.. Тут уж неведомо что и будет! Непростая газетка-то, с секретом.
Зажёг Гришка «Антенну», сунул в трубу и думает: «Ну что, Ворон Воронович, теперь скажешь? Против “Антенны” не попрёшь!» Из отверстия густой пар повалил, кажется, что весь дом дымом задымился. Слышит Гришка, в дверь бубуха-ет кто-то. Открывает – сосед.
– Ты чё творишь, паразит?! Время полседьмого утра, люди спят!
– Я-то не сплю ведь!.. – почти уверенно отвечает Гришка. – Завсегда тебе ни до кого дела нет в доме! Принимай участие в общей беде, дырка-то для вентиляции одна на всех! И труба, значит, тоже! Я что, один должбн за вас, лодырей, отдуваться?!
– Так ведь кабель силовой в дырке-то есть! Ты, ядрёна мать, дом без тока оставишь, квартиры запалишь!
Переполошились все этажи. Забегали людишки-му-равьишки, дым валит, огонь горит, а над всем этим концом света вороны пикируют, как бомбардировщики. Карканье такое, что уши закладывает.
Пока приехали пожарники и милиция, вентиляция прогорела. Выгреб Гришка золы немерено и весь покрылся загаром. Смотрит на свет божий, одни зрачки сверкают, как у негра. Пожарники Гришку за «своего» приняли. Милиционеры, видя такое дело, работу ему давай предлагать. Но Гришка гордо сказал, что охрана для него превыше всего.
– Главное – чистота в наших рядах!
Тут жильцы Гришку-то Чистодыром и окрестили – доныне так кличут.
Провод с током, слава Богу, цел остался. Обошлось как-то. Гришка всё ж таки молодец – своего добился: дырку прочистил, Ворона Вороновича выжил. А теперь такую забубенил кухню «понтовую»! Европа! Встроил – мама не горюй! Вытяжка – зверь, кого хошь засосёт!
Жильцы и не догадываются, что оно и не могло быть иначе. Откуда им знать о Гришкином волшебном даре? Волнение рядом с охранником-кудесником – штука лишняя. Но разве кому-нибудь из непосвящённых это объяснишь?
Задолго до того, как устроиться в «Копейку», Гришка прошёл курсы волшебников на ином поприще – стал он Чёрным Маклером. Тогда ещё не было модного нынче слова «риелтор», но это не мешало Гришке успешно продавать «недвиж-ку».
Достиг он редкого мастерства в профессии, разбогател и зажил припеваючи. Денежки летели как ласточки: легко приходили и так же весело уходили. Считать их было лень. Не царское это дело.
Однажды после полугодовых переговоров и торгов Гриша Чёрный, как его прозвали маклеры, завершил Сделку Века. «Толкнул» он квартиру в доме бывшего Державного Правителя. Хоть и пришлось ему «прижаться» в цене, но прибыль приплыла как рыбий косяк на нерест. От обилия денежных знаков рябило в глазах. Загрузил Гришка деньги в мешок и поволок, сгибаясь под его тяжестью.
В ту пору жил он с женой. Она слыла той ещё Феей, но маклеров любила. Сложили Гришка с Феей капиталы да и купили себе «норку» в престижном столичном месте. Стали они жить-поживать да добра наживать.
Но Фея слишком часто читала «Сказку о Золотой Рыбке». По душе ей пришлась требовательная старушка с корытцем. Вошла она в её личину, а выйти не может. Опыта в колдовстве маловато оказалось. Всё ей чего-то не хватает, хочется больше и больше.
Разладилось у Гришки с Феей семейное житьё. Пошёл он с добрыми молодцами гулять-гужеваться, «пары выпускать». Долго ли, коротко ли, но «пары вышли», Гришка успокоился, решил с женой примириться. Воротился с подарочком заморским, диковинным. Открывает дверь… Батюшки-светы! По квартире в его любимом малиновом халате какой-то Кощей ходит. Сам тощой такой, усами тараканьими покручивает, дряблой кожицей потряхивает, черепушечкой посверкивает, с Феей целуется-милуется. Схватил Гришка Кощея и давай трясти-мутузить.
– Ты кого бьёшь-колотишь, проклятый?! – кричит Кощей. – Я при исполнении своих мужеских обязанностей! Не знашь, с кем тяжбу затевашь!
– А кто ты таков, паскуда?! И почто к чужой Фее припёрся?!
Гришка по-богатырски придавил Кощея, того и гляди удушит.
– Остановись, Гришенька! – взмолилась Фея. – Это участковый здешний, Соловей Соловьёвич!..
Настали для Гришки чёрные деньки. Засадил его Кощей Соловьёвич во сыру темницу с решётками. Две недели и день назначили за разбой и нанесение повреждений. Слуги Кощеевы над Гришей измываются, а Соловьёвич всё ходит, костяной ногой его подпинывает да приговаривает:
– Сгниёшь ты у меня в казематах! Не видать тебе света божьего!..
Отвечал ему Гришка:
– Не сломить злодею паршивому удала молодца! Я когда воевал – никого не пугался: ни Моджахеда Кровавого, ни ружья кавказского, ни Террориста Афганского. Огонь-воду прошёл!
– А я тебя в Трубы Медные вместе с потрохами закатаю! Попляшешь ещё!
Пинали-лягали Гришку Кощеевы душегубы, аж устали. Всё ему нипочём. Живуч как смерть, паразит! Решили душегубы пот утереть, дух перевести. Отошли от него на время. А Гришка как кинется к гаражу, где Бензокони милицейские стояли, да как прыгнет на одного! Только его и видели.
Гнались-гнались за Гришкой Кощей Соловьёвич с отродьем, а не смогли догнать, упустили из виду. Скорый Бензоконь у Гришки оказался. Гришка прямиком в контору свою маклерскую прискакал да Юрику-адвокату всё и выложил. Юрика того все злодеи боялись. В Гришкиной конторе его промежду собой Долгоруким величали. «Длинные руки» у Долгорукого имелись. Были у него в друзьях именитые люди, да и волхованием он не брезговал. Напустил он на Кощея Соловьёвича чародеев да волшебников и так «построил» вместе с поганцами евонными, что те и пикнуть до суда боялись.
На суде Юрик Долгорукий всю армию скверную разгромил, места живого не оставил. Никаких поддельных справок про побои не приняли от Злодея Соловьёвича. Никакие его свидетели подставные не затуманили правду-матушку. Освободил Главный Судья Гришу Чёрного, удачи пожелал, а Кощею Соловьёвичу строго-настрого наказал никогда боле на глаза не показываться.
Всё бы хорошо, но одна беда отвалила, так другая приклеилась. Как домой-то попасть? Ключа лишился Гриша, не может появиться, пока Феи дома нет. А та ему время, вишь, назначила: «от сих до сих» появляться – и баста! А там, где хошь, шландайся. Всё на книжку про «Жилищный Кодекс» ссылается, по правилам, дескать, добрые люди жить должны. А фатеру так и вовсе разменивать отказывается. Соловей Соловьёвич, мол, здесь с нею проживает. Закручинился Гришка, голову повесил.
А тут аккурат товарищ ему армейский попадает. Богатырь! Добрыня Никитич – ни дать ни взять! Вспомнили Добрыня с Гришкой, как с врагами Отечества рубались, сколько друзей на чужбинушке, во сырой земелюшке оставили. Поведал ему Гриша про свою нонешнюю жисть. Пожалел его Добрынюшка и говорит:
– Не тужи, Гриша, я тебе помогу. Все ребята наши армейские у меня в Безопасности ноне злодеев на чистую воду выводят. Да и сам я не последний человек в Державе – Генерал Безопасности!
Вызвал Добрыня Дружину свою в Гришкину фатеру. Вынесли хлопцы из неё дверь вместе с косяком. И тут, на свою беду, Злодей Соловьёвич прётся с отродьем поганым. Положили Богатыри Нечисть Кощейскую мордами вниз, тюкнули для профилактики по «черепушке» и посоветовали лежать тихо, пока Генерал Безопасности с ними гутарит. Чует Генерал: что-то сыростью пахнуло. Глядь, ан озеро уже заплескалось с рыбками. Так испугались злодеи Добрыню, что цельный пруд вмиг образовался. Во Волшебство-то где!
– Судить тебя будем, Кощей Соловьёвич, вместе со всей твоей нечистью за коррупцию! – пригрозил генерал. Ну и, конечно, в дальнейшем сдержал слово.
Гришка возвёл посреди фатеры гипсокартоновую перегородку, пригласил весёлых цыган и устроил День Победы над Врагом. Фее своей бывшей сказал, что цыганам, мол, тоже где-то ночевать надо. Пускай, дескать, на моей половине поживут. Та взмолилась:
– Не погуби, родной! Вернись – всё прощу! Не хочу с цыганами жить!
Возвращаться Гришка не захотел. Заплакала бывшая Фея горючими слезами:
– Коли жить с честной женщиной не хочешь, давай фатеру продавать!
Продал Гришка фатеру, купил себе поменьше, рядом с «Копейкой», сделал ремонт и с тех пор там и живёт. Это была его последняя маклерская сделка. Никто больше не слыхал про Чёрного Гришку, а Лёху-охранника, кого ни спроси, все знают.
Жильцы Гришку занимали постольку-поскольку, не до них было. Но сосед по площадке будоражил глаз и ухо, хоть и работал простым Композитором. Жидкая всклокоченная бородка, небольшой рост, смешливый серый взгляд, сам худой, ручки тоненькие… Но брякал на своём «ящике – пианине» безбожно громко. Временами казалось, что сосед лупасит по клавишам кулаком или локтем. Громовые раскаты ударов переходили в нервные пассажи. Ещё Композитор пел. Гришка побаивался таких минут. Ему казалось, что вот-вот выскочит какая-нибудь нечисть. Такое и взаправду бывало. Стоит лишь выйти за Грань, превысить эликсирную дозу…
Вместе с пением Композитора пробуждались тайные силы. Чувствовал Гришка: ненормальный сосед у него – Колдун, как и он сам. Потому – уважал и хотел подружиться.
Как-то раз, воскресным вечером, взял он гитарёшку свою, приоткрыл входную дверь и запел зазывальную песенку:
Шёл-шёл-шёл Колобок по дороге,
Промочил-размочил свои ноги.
Ты куда, мужичок, раскатился,
Закусил язычок, не побрился?
Зацепись за порог бородищей
Да стяни-ка с ног сапожищи.
Уж как я тебя, Колобок, обихожу,
Сапожком порумяню-приложу.
Всех-то ты на лопатки положил,
Объегорил, браток, обезножил.
Ты катись-покатись вдоль речки,
Покатись-прикатись до печки.
Тут уж я тебя, поросёнка, умаю
Да в блины с пирогами закатаю.
А и вкусен блин, только в глотке клин!
Катись-покатись-раскатись,
Раскатись-покатись, на лопату садись.
Приворотная песенка-закличка накрепко засела в Гришке ещё в детстве. Она передавалась из уст в уста в роду колдунов. Дед певал песенку, чтобы привлечь в дом именитых гостей.
Когда Гришка заслышал шаги – ничуть не удивился «положенному чуду». Куда б оно делось? Выйдя на площадку в приворотной одежде: шортах и майке, он прихватил заранее приготовленные ведро с водой и швабру. Потом зажёг свет на площадке и начал мыть пол. Композитор медленно приближался.
– Здорово, Скрябин! – гаркнул Гришка, напористо протянув клешню. – Наконец вижу живого классика близко!
Тип со шваброй был явно «под мухой». Композитор срочно пожал протянутую руку и скрылся за дверью, опасаясь долгой беседы.
Минут через пятнадцать раздался звонок. Композитор не открывал. Он привык к непрошеным гостям: позвонят-по-стучат да и перестанут. Припечатанный толстым Гришкиным пальцем звонок не умолкал. Композитор робко приоткрыл дверь, уткнувшись взглядом в хмельного соседа.
– 3-заходи!..
Широким взмахом сосед очертил параболу через площадку к своей двери и повёл учтивого Композитора за собой. С опущенной головой и сложенными сзади руками Композитор переступил через соседский порог.
Аккуратненькая фатерка смотрела на Композитора чистенькой комнаткой, модной евро-кухней. Подогрев полов приятно утешал. Камеры наблюдения надёжно следили за каждым уголком коридора. На кухонном столике стояла початая бутылочка прозрачного Эликсира.
– Тебя как звать, Чайковский?
– Петя, – ответил Композитор. – Может, даже Ильич…
– Ишь ты! Надо же… А меня – Лёха или Гришка.
– Два имени? Как у композиторов! Иоганн Себастьян…
Вместо ответа Лёша-Гриша вручил вежливому «Чайковскому» железную кружку, открыл ванную и показал зачерпывающим жестом на алюминиевый таз, в котором «доходило до кондиции» какое-то варево, похожее на перекисший виноград.
– Ну чё, Скрябин? За Композиторов!
Брезгливый Скрябин насторожился…
– Не боись – не отравишься! Композитор – святое дело!.. Охранник я из «Копейки»! Мои предки тоже оберегали людей. Прапрадед Григорий, Царство небесное, Царя с семьёй стерёг, во как! Был он ему и матушкой, и батюшкой, и судьбу предсказывал, и беду с печалью отводил…
– И что, уберёг? – спросил Композитор.
– Не уберёг… Сперва его не уберегли… Спровадили со свету интеллигенты-очкарики, и царь без защиты остался с семейством… Щас я охраняю вас всех! – со значением подытожил Гришка. – Без меня в дому никто шагу не ступит… Может, сыграешь чего? Я тоже фортепьянствовал когда-то в кружке! А нынче вот гитарку практикую, когда на отдыхе. Места нет для ящика-то…
– Не играю я на гитаре, – покраснел Скрябин. – Могу предложить Шуберта «Неоконченную» послушать с хорошим оркестром.
Пока слушали симфонию, Гришка рассказал, как после службы армейской изготовлял печати. Хороший барыш карман не тянет! Однако перегнул палку: слишком часто поддельные кружочки ставил… Генеральной прокуратуры! Обиделся Прокурор, но, к счастью, только условно срок дал. Прежние заслуги в защите Отечества выручили.
– Не пойму я вас, мудаков! – Грязный Гришкин ноготь раздавил «Неоконченную», нажав «стоп» на проигрывателе. – Не это народу щас надо!
– А что же ему надо? Народу? – расстроился Скрябин.
– Устаёт народ нынче! Уж больно жисть тяжела! Беречь его надо!
– Беречь? – удивился Скрябин. – От Жизни? Это же самая главная сказка на свете!
– Вот ещё! Кто щас в сказки-то верит? Я чё, дебил? Или Штраус какой-нить? – возмутился Гришка. – Я Реальный Волшебник! Не веришь?
– Почему не верю? Я ведь тоже Волшебник! – разгорячился подвыпивший Скрябин. – Только пространства и звука. Наша жизнь – сплошная фантасмагория. Она непредсказуема. Здравым рассудком её бывает трудно принять. Но приходится. Всё, что сейчас происходит в мире, не приснилось нам. А как, по-твоему, зовут самого Великого Сказочника на свете?
– Опять жисть, что ли? – усмехнулся Гришка.
– Правильно догадался. Конечно, Жизнь. А ещё есть Смерть – тоже Большой Сказочник, который в своё время расскажет нам суровую сказку и подытожит нашу судьбу…
– Фуфло всё это! – сплюнул Гришка. – Что ты могёшь о смерти-то знать, Чайковский?.. Послушай лучче.
Вскинув гитару наперевес, Гришка начал выстреливать песни, завывая хриплым голосом. Короткие мотивы автоматными очередями безжалостно лупили в Чайковского:
Я композитор из народа,
Иду нехоженой тропой!
Не жду я милости природы,
Возьму «своё» любой ценой!
Я выживаю как умею.
Не стойте, суки, на пути!
Сниму не скоро портупею,
Врагу от пули не уйти!
– Эту из Афгана привёз. Дружбан у меня там был, земля ему пухом. Всё стихи сочинял, а я – музыку. Вот ещё… куплеты в гишпанском штиле, как мой дед выражался. «Похмелье» называются:
Меня посетило похмелье:
Взглянуло нерадостным глазом,
Болотным дохнуло зельем
И стало хрипеть серенаду.
Угрюмы испанские ритмы,
Когда в дыму перегарном
Находишь лишь пятый угол
И тупо пляшешь фанданго.
Сплясать бы мне лучше качучу
И сбросить похмелья заразу,
Но эта гнусная тётка
Покинет беднягу не сразу
Придётся лететь за снегом,
Валяться в сугробах летом
И не искать ответов
В стаканах гранёных вопросов.
Колбаску порежем тонко,
Закусим и прослезимся.
На то оно и похмелье,
Чтоб снова опохмелиться.
Стихи Чайковскому показались забавными, но от музыки и самогона его мутило. Из углов квартиры выглянули чьи-то глумливые рожи. Чайковский потряс головой – рожи исчезли. Но тут он побелел от ужаса. Над ним во весь рост возвышался Гришка в кафтане стражника с распутинской бородой и с секирой в ручищах. Гришка криво ухмыльнулся, занёс секиру и…
…Композитор пришёл в чувство. Родные стены успокаивали. Утренние лучи упали на нотный лист. Нотные знаки зашевелились. Вдруг они превратились в ласточек, подхватили Композитора и стали кружить с ним по комнате. Ворвались ликующие, радостные звуки. Новая Музыка величественно входила в мир.
– Как я ждал этой минуты! – воскликнул Композитор. – Улететь… улететь отсюда прочь! Туда, где нет Гришкиного дома! Где нет ничего, кроме Музыки. Унесите меня за Океан, к сияющему Берегу, к Чайковскому, к Скрябину…
Резкий звонок прервал полёт. Поникший Композитор поплёлся к дверям.
– Здорово, Чайковский! Выходной у меня – принимай друга! Слабоват ты вчера оказался, паря… А я опохмелку принёс, стаканы тащи!