Альманах «Российский колокол» №3/2 2019 - читать онлайн

Молодцы, напрасно не ходите

И не зазывайте мне сватов.

Золотых червонцев не сулите,

Мне любовь важнее всех даров.

Не нужны мне жемчуг и кораллы,

Мне не нужен перстень золотой.

В косу я вплету цветочек алый

И пойду босая за тобой.

Утренней росой умоюсь в поле

И шепну заветные слова.

Птицей сизокрылою на воле

Долетит и до тебя молва:

Не нужны мне жемчуг и кораллы,

Мне не нужен перстень золотой.

В косу я вплету цветочек алый

И пойду босая за тобой.

В очи мне твои не наглядеться,

С твоих уст мне мёд весь не испить.

А сердечко часто-часто бьётся,

Ах, как хочет рядом с тобой быть.

Жарко, жарко

цикады влюблённые распевают свои серенады.

Жарко, жарко,

судьбой окрылённые, чайки мечутся над водой.

Жарко, жарко,

лучами кроплённые, золотятся дары винограда.

Жарко, жарко,

Осолонённые, плещут волны, встречая прибой.

Не волнуйся, море, ты прекрасно,

иль волнуйся, ты ещё прекрасней.

Мои ноги обнимая страстно,

будь ещё настойчивей и властней.

Я сейчас с тобой слилась навеки,

никогда, поверь мне, не расстанусь,

стоит лишь слегка мне смежить веки,

ты со мной, любовь моя, как данность.

Не ревную – можешь целоваться

с берегами пенной бороздою,

ведь тебя любил ещё Гораций,

ты для всех, но всё же ты со мною.

В мочках рябины

Рдеют рубины,

Белым туманом

Плывут облака.

Блеском серебряным

Сквозь паутину

Смотрит, прищурясь,

С неба луна.

Зайчик пугливо

Дёрнул ушами,

Белка орехи

Укрыла в дупло.

Золотом кружит

Ветер кленовый,

Осень дождинками

Бьётся в окно.

Вот чем цепляет вдохновенье?

Мгновенный отблеск на стекле,

Меж сном и явью озаренье

В двенадцать баллов по шкале.

Прикосновенье тонких крыльев,

Огня бесшумный древний пляс

И непонятное бессилье

Хоть что-то передать подчас.

Цветок в окне, кусочек ветра,

Ракушка (ощупью) на дне

И тридцать тысяч километров,

Отмотанные по стране.

Косноязычье четкой речи,

Когда с небес глядит на нас

Такой – почти что человечий —

Кошачье-желтый лунный глаз.

Размывают дожди золотые уборы,

По земле разметали нефрит и янтарь —

Это осень проходит незримым дозором

По притихшим проспектам и скверам, как встарь.

Вороша зонтом-тростью руду медных листьев

И касаясь слегка запоздалых цветов,

Дева-осень с походкою вкрадчиво-лисьей

Проверяет готовность к приходу снегов.

Малахитами выбиты стройные ели

На опалово-дымчатой глади утра…

Скоро, скоро завоют седые метели,

А туманы исчезнут, как дым от костра.

Но пока осень в нежном и призрачном вальсе

Все кружит по проспектам в огнях фонарей

И с небес до земли опускает сквозь пальцы

В серебре и жемчужинах нити дождей.

Стоит вспомнить о сорок первом —

Горло сразу до судорог сводит:

Не могу я сказать наверно,

Что со мной в этот миг происходит.

То ли врезалось в память рода

Это черное, страшное время,

То ли просто души природа —

На себя брать чужое бремя.

Может, в каждом из тех живу я,

Что за нынешних нас воевали,

Может, это они – вживую —

Сквозь стихи снова в вечность шагают.

Как тень, скольжу в стеклянных плоскостях —

чужая, отражение чужое

ловлю опять в размытых зеркалах

дождя и сумрака.

Мне встреча с осенью назначена, и вот

я здесь. И буду снова

молчать и слушать

шорох, шелест, шепот

воды, тумана, желтых листьев под ногами,

свет фонарей ловить губами

и согревать ладони выдохом и вдохом.

Как две хорошие подруги —

под руку —

мы отправимся бродить по старым скверам

и улицам.

А город, что казался серым, сутулился,

потрется об ноги бродячей кошкой;

взгляну в янтарные глаза-окошки —

и вот нас трое.

Тени по проспектам вослед потянутся,

мы встретим полночь

на перекрестке под часами, а после

на теплой кухне запивать горячим чаем

и молоком мы будем свежий хлеб

и не гадать о будущем нечаянном.

Цветеньем бешеным наполнена душа —

Черемуха и яблони как сговорились!

Наружу рвется, все запреты сокруша,

Вся сила жизни, что внутри таилась.

Усесться под кипенно-белый взрыв —

Под воплощенный Аромат! – не пропуская

Ни листика, ни лепестка, следить

Полет пчелы, причастной тайнам мая…

Не уходить, пока пылающий закат,

Как бы по клавишам рояля, не пройдется

По крышам пальцами, и в синеве искать

Хрустальные осколки – звезды – слезы солнца.

Как же пестр наш мир, созвучий полон!

И людей чья жизнь подобна книге!

В ней есть место счастью, боли, радости, нелепости, интриге!

Вот один свою закончил повесть, и мы ее тихонько закрываем!

Не было патетики и блеска! Но вот почему-то вспоминаем!

То страницы трудные свершенья, то главу, что песней

отдается!

То любовь, что ярким горным эхом до последней строчки

пронесется!

Вот другая повесть о терпенье, о булатной стойкости и славе!

И о том, как в бешеном стремленьи гнал коня на трудной

переправе!

И о славе, что венком при жизни осеняла автора чело!

И о том, как в дальней глухомани тихо дремлет отчее село!

Много повестей, романов, сказок жизнь заносит на свои

скрижали!

Только самой лучшей будет притча, та, которой мы совсем

не ждали!

– Сердце рвать не надо по былому! Прошлое не стоит

ворошить! —

Говорят прагматики спокойно! Ведь один раз суждено нам

жить!

Правда есть в словах, ну а все же!

Кто- то строки хроник залистал, наслаждаясь и пьянея

тихо, прошлой славы видя пьедестал.

Кто-то мир свой создает с улыбкой, наплевал на брань и

взгляд косой!

Кто-то лихо ставит все на карту, с черною сражаясь полосой!

Прошлое, цветные будни века, как в театре сцена и актеры!

А из-за кулис глядят, волнуясь, пьесу сотворивши, режиссеры!

Соткали они ее из боли с мукой, из любви, удачи и талантов!

Вот тихонько разошлись кулисы!

И настало время музыкантов!

Дрогнули смычки, и плачут флейты!

Действие пошло, и смотрит зал!

Только вот чем кончится премьера, никогда никто

не подсказал!

Очень любит яркие сравненья род людской, что падок

на слова!

С чем судьбу, однако, не равняли, с чем ее крестила вдруг

молва!

Говорили: «Жизнь летит как птица!», сетовали:

«Молодость как кони!

Что несутся вскачь подобно птице, унося нас от лихой

погони!»

А судьба, она неуловима! Лик ее прекрасен и жесток!

То колючки терния вплетает, то глядит наивно, как цветок!

То дорогой расстилается бескрайней! То глядит

смертельною скалой!

И ее объятий не избегнет трус или отчаянный герой!

Но для всех она неповторима, словно первый виденный

рассвет!

Словно сказка, слышанная в детстве, как любви потерянной

привет!

Что такое вера? Что за слово?

До сих пор гадают мудрецы!

У поэтов, книжников, софистов до сих пор не вяжутся

концы!

Может, в Божью мудрость? В свет далекий, тот, что звезды

дарят свысока?

Или убежденность в том, что миром правят хитрый ум

и твердая рука?

Ну, а может, вера – это пламя, что несет по жизни человек!

Как герой античных песнопений, тот, кому отмерен

краткий век!

Что такое счастье? Стол богатый? И казна, что счесть

не хватит сил?

Ну а может, свет очей любимых?! За который мир исколесил?!

За который в ледяную воду и в огонь вела тебя судьба?!

Ну а может, воля исполина, кратко говорят, души борьба?

Пусть на это маленькой планете Вера спор с Разлукою ведут!

И поэты, книжники, софисты до сих пор ответа не найдут!

Старая усталая дорога!

Тракт Владимирский, что проклят на века!

Сколько душ навеки изломала здесь судьбы безжалостной

рука!

Звон оков и топот обреченных, песни те, что исторгала

боль!

Зной и слякоть, и пурги удары, на губах запекшаяся соль!

Не найти на глобусах и картах вех могильных и не перечесть!

Только внукам, правнукам ушедших память суждено навеки

несть!

Как неслось в пути «Бежал бродяга…», как ломал здесь

душу человек!

В кандалы на три звена закован, каторжный свой отбывая век!

Тем, кто измерял шагами версты, стиснув зубы, горсть земли сжимал!

Вечным памятником станут пусть дороги и усталый

каторги оскал!

Прославляли храбрость трубадуры, в хрониках отвага

жизнь нашла!

Подвигам и силе мышцы бранной в описаньях не было

числа!

В усыпальницах и склепах родовых не один творец свой

след оставил!

А вот силе слабых почему-то памятников скульптор

не оставил!

Не оставил барельефов слабым, тем, кто в трудный час

стал в бой, не щурясь!

Тем, кто подавив тоску и жалость, на толпу зверей

смотрел, не жмурясь!

Тем, кто, леденея в дымке страха, сбросил в пропасть ужас

и тревогу!

Тем кто, навсегда прощаясь с родом, мысленно уже вкушал

дорогу!

Прославляли храбрость трубадуры, летописи фимиам курили!

А вот слабости не ставят барельефов! Памятников тем,

что просто жили!

«Есть на свете мудрость вековая! Холодна она, как вечный лед!

Существуют вечные сказанья! Каждый их по-своему поймет!

Как порой бывает тяжек камень постиженья истин и основ!

Кто-то, их читая, засыпает, а кого они лишают снов!

Заповеди! Истины простые! И открыты всем и навсегда!

Только споры чтущих не стихают! Хоть веков проходит череда!

Говорят, в почете снова хитрый, говорят, в чести умевший

лгать!

Но богатство тленно, власть непрочна,

И звучит веками слово «мать»!

Утверждают циники упрямо – слава лишь при жизни хороша!

Но звучит как эхо сквозь столетья гордый отклик:

«Вера и душа!»

В усыпальницах давно владыки свой покой навеки обрели!

От столиц и грозных равелинов не осталось и клока земли!

А влюбленным век дано влюбляться!

Странникам же вечная тропа!

Есть на свете мудрость вековая, горяча, как времени судьба!

В ней сплелись навеки жар и холод!

Сталь клинков и вечный зов души!

И все так же солнце людям греет и поют тихонько камыши.

Жизнь порой похожа на виденье! Из разлук, надежд, беды

и встреч!

Время поднимает нас сигналом! Как трубач армейский

на картечь!

Кто-то первым грудь под сталь подставит!

Кто-то скажет пафосную речь!

Третий постарается подольше свою душу с телом поберечь!

Говорят, что время равнодушно! Что свинец судьбы

всегда найдет!

Только вновь поет труба атаку и судьба привалов не дает!

Вновь бивак, поход и трудный выбор! Может, стоит

попросить поблажки?!

Кто-то, вытирая пот кровавый, воду пьет из полусмятой

фляжки!

Кто-то на картине с гордым видом словно постамент

навек застынет!

А трубач опять трубит тревогу, и живущий строя не покинет!

Мир взымает плату с человека!

За добро, за зло, за скудоумье!

Разной она порой бывает! Седина, проклятье и раздумье!

Горечь при прощанье, слово в спину и молчанье словно

вечный плач!

Пеленой подернутое сердце, горечь и досада неудач!

Только кто-то платит неохотно! Как скупец, держась

за кошелек!

Кто-то лишь присвистнет беззаботно: «Заплачу,

коль платы вышел срок!»

Ах как жизнь, с процентами играя, с нам долги взимает

не спеша!

Только неразменною монетой остается навсегда душа!

Ей нести обиды и победы!

Ей отсчет вести в ночи летящих лет!

Поднимать нас, заставляя улыбаться и прощальный

передать привет!

Пусть мы вечно платим! За ошибки, за любовь

и свой короткий век!

Но способен жизнью наслаждаться в этом мире только

человек!

Детства запах, первый шаг по свету, шелест трав,

что в сердце отзовется!

То, что каждому дано с рожденья! То, что детством издревле

зовется!

Стоит прикоснуться потихоньку – и давно ушедшее проснется!

Степь кому-то без конца и края, горы, поседевшие в веках,

Парус над морской бескрайней гладью иль камыш

на топких берегах!

Мы шагнули с отчего порога! Детство помахало нам рукой!

Альманах «Российский колокол» выпуск 3/2 ОЛЕГ БОБРОВ

Почему же мы его стыдимся? Зрелость нам советует «покой»!

С прошлым мы расстанемся навеки! Память вдруг

снегами занесет!

Но от снов о первом летнем ливне нас «покой» нисколько

не спасет!

Мы порой, бездумно глядя в небо, вдруг хотим, чтоб время

вспять пошло!

Чтобы радость ощутить и счастье, с детством поднимаясь

на крыло!

Почему же не хватает силы сильным?

Почему всех беззащитнее бойцы?

И порой уходят очень рано не замеченные веком мудрецы?

Может, потому, что на пределе гонят жизнь свою, не озираясь?

Может, потому, что под любую ношу спину ставят,

не считаясь?!

Им сломаться легче, чем согнуться!! Слабости души

не показать!

И пучок страданий и сомнений намертво узлом морским

связать!

Сильные лишь слабости боятся!

Им высоты брать и бить в набат!

«Лишь из слабых сила вызревает», – так недаром люди говорят.

Им не посвящаются картины! Бронза и литавры ни к чему!

Сильным, что распяли свою слабость, бронзы

мимолетность ни к чему!

Новобранец командира

Телом всем своим прикрыл.

В чуждом небе смерть глядела,

Как соколик пал без крыл.

Командир остался целый,

Крепок телом и душой.

Вновь собрал отряд зеленый

И повел его на бой.

Командир мой, гость непрошен,

Тихо, раненый, стонал.

Был отрядом позаброшен,

Кровью, грешник, истекал.

Вдруг могильный видит холмик

И высокий кипарис.

И в ногах, присев на коврик,

Богу молится Наргиз.

И виденье повторилось

В тот же час жене Наргиз.

Сердце женщины забилось,

Провалилось, словно вниз.

Он безногий и безрукий

Возвратился с головой.

Целовала не без муки.

Рада ты, что он живой?

«Я на верность присягнула.

Крест теперь свой понесу.

Смерть семью мою минула,

Жизнь я в жертву принесу».

И еще Наргиз сказала:

«Муж жене всегда родной,

Сил я в Господе искала,

Был бы только Бог со мной».

Защитил муж честь мундира

И вернулся со Звездой.

Что ж отряд наш командира?

«Грузом двести» шел домой.

Дом, где я родился, —

нет его сейчас…

Горы, что за домом,

радуют мой глаз.

Бор стоит зелёный,

голуба сосна.

С серебром покрыта

иглами она.

Марьины коренья —

россыпью весной,

А внизу речушка с

иловой водой.

Рыба, где на нерест

дружно уплыла,

И кричит кукушка

в роще, что бела.

В августе грибами

лес богатый наш.

Здесь однажды с мамой

строили шалаш.

Козы есть, сохатый в

колке под горой.

А зовут селенье —

Нижней Шахтамой!

смеюнчик верлимирней хлебника

кривротосклив оскаламбурен

прелюбогамной младоступности

куздрастлевая в смотрофон

харрасментарий гуинпленником

непринудист но в терем тюрем

перепалачен шлёпом пупочки

фрибольно взубом в солдафонд

ЛИтая увесистость слитКА.

БИение сердца навскидКУ,

ДОпрыгнуть готовое пряМО

КЛОкочущим клоуном смеЛО

К Окну, где беспочвенно раДО

ЧЕТырежды звонкое эГО.

ЕЩЁ ничего не инаЧЕ.

БЫвало подобного мноГО.

РАссыпалось тёмное что-ТО.

ЗОла это, как позолоТА.

ЧЕрнеет всезрячее оКО,

Квантует Вселенную строГО.

Помилуй, Боже, души грешных…

Детей Твоих: Живых…Умерших…

Покорствующих и узревших,

Луч света в темноте обретших…

Яви, О Боже, Свою милость…

Любовь, надежду и терпимость…

Не дай пропасть, даруй решимость

В делах мирских, непогрешимость…

Услышь, о Боже, мольбы сирых,

Несчастных, слабых, молчаливых…

Раскаявшихся нечестивых,

Лжецов порочно-горделивых…

Храни, о Боже, верой сильных…

Новорождённых и невинных…

Дай испытаний им посильных,

А жизни дней долгих, счастливых…

Помилуй, Боже, души грешных…

Детей Твоих: Живых, умерших…

Покорствующих и узревших,

Луч света, в темноте обретших…

Я улыбнулся Миру,

Мир улыбнулся в ответ.

Забросил былую рутину,

Зарёкся на тысячу лет:

«С бедами не встречаться,

Идти по жизни смеясь,

Порокам не поддаваться,

Лицом не падать в грязь!»

Я улыбнулся Маме,

Мама улыбнулись в ответ.

Сказал с Любовью: «Спасибо!

За Жизнь, Заботу и Свет!

За Счастливое Детство!

За Нежность! За Доброту!

За то, что меня родила Ты

И Я сегодня Живу!»

Я улыбнулся Милой,

Милая улыбнулась в ответ.

В Любви признался красиво,

Цветов подарил букет,

Желанной и Лучезарной,

Роскошной, Прекрасной, Родной,

Той, которая окрыляет

И сладко тревожит сон!

Я улыбнулся Другу,

Друг улыбнулся в ответ.

Руки друг другу пожали,

Забыли обиды навек.

Вспомнили ушедшие годы

И Всех, кого уже нет.

Нынешний день обсудили,

На завтрашнем сделав акцент!

Всё! Маски сброшены.

Окончен маскарад!

Утихла музыка. И в час,

Когда все обнажили лица,

Поспешно стали расходиться,

Я понял, что не хочу терять

Тот образ, что пришлось играть

При свете, озарившем зал,

И множестве кривых зеркал

Среди ужимок и гримас,

Блистал повеса, ловелас!

Увы, окончен маскарад!

И время маску бы мне снять,

Но нет, я не хочу терять

И уж тем более менять

Тот образ, что пришлось играть.

Вот так! Осталась навсегда

Навеки маска у меня.

Среди ужимок и гримас,

Живёт повеса, ловелас!

Мораль проста и без прикрас,

Что маски есть у всех у нас!

Узоры ночи

сегодня так прекрасны

на чёрном небе —

весна плетёт свой полог

из тишины и света…

Луна играет

на волшебной свирели —

хаос мировой

гармонию ночную

пытается понять…

Ночь затихает.

Напев волшебных песен

ко мне приходит —

стихи свои сплетаю

из тонких нитей звуков…

Напевы ночи

в строку легко ложатся,

пройдя сквозь сердце.

Стихи звучат как песни —

я звёздам их читаю…

Луна устала

одна бродить по небу —

мы сядем рядом

на краешке вселенной

и помолчим о вечном…

Ночь, луна и я —

лишь тишина меж нами…

Но сколько смыслов

таит молчанье это

под сводом мирозданья…

Луна скользнула

в нефрит озёрной глади,

исчезли тени —

разбитых звёзд осколки

вмиг поглотили воды…

Какое счастье

наедине с собою

мечтам предаться —

всё совершенно в мире,

где только я и звёзды…

Луна рисует

на зеркале озёрном

твой профиль нежный —

ночь так тиха, что слышно,

как бьётся моё сердце…

Узор созвездий

в судьбу свою вплетаю —

вслед за звездою

дорогою счастливой

иду к своим вершинам…

В пустых глазницах дома тьма и холод.

Печь превратилась в изразцовый склеп.

Уже никто не даст теплу и свету повод

Здесь возродиться. Дом навек ослеп.

Щербатым ртом провал в полу чернеет.

Раскрытый зев подвала словно грот.

Склонишься, сделав шаг, и вдруг повеет

Болезненный и терпкий смрад болот.

Отживший век. Взрастивший поколения,

Чье детство – в горках тлена на полу

Ослепший дом не ждет выздоровления,

Ссыпая в раны времени золу.

Жизнь дает нам уроки до самых седин,

Прикрываясь вуалью символической формы.

Электричка ушла, я остался один

В полуночном плену у старой платформы.

На дряхлеющей лавке, присев, закурил,

Скрыв ладонью тщедушный огонь зажигалки.

Одинокий фонарь, чуть мигая, манил,

Но потуги его в лунном свете так жалки…

Лицемерный маяк свою дань собирал,

Выступая единственным светочем мира.

У подножья его я тела наблюдал

С опаленными крыльями, жертвы кумира.

Посочувствовав их незавидной судьбе,

Миновал я крылатых Икаров останки.

Горкой пепла оставил я след о себе

На людьми позабытом лесном полустанке.

Безвестный стих мечом ржавеет в ножнах.

Пегас исчез, оставив кенотаф.

Возможность возвращения ничтожна.

Когда я звал, лишь круп мелькал стремглав…

Исчез в ночи, лишив меня покоя.

Я вслед за ним пустился, словно гриф.

Подчас встречал следы его постоя,

На ниве слова, в разнотравье рифм…

Стою Олегом Вещим на кургане

Пред выбеленным ветром костяком.

Оставив меч в сгустившемся тумане,

Ушел, не тронув череп сапогом…

Вот и снег кружится над полями,

Стаи птиц, летящих на юга́,

А меж серыми поникшими ветвями

Стоит калина, по-прежнему свежа.

Наряд ее рубинами сверкает,

Загадочно пылает в тишине,

А снег ложится и тихонько тает,

И все вокруг мелькает, как во сне.

И я пришел к своей родной калине,

Чтобы открыться всей душой своей,

Наедине побыть в лесной святыне —

И в сердце станет чище и светлей.

Моя калина – радость и надежда,

Когда лютуют стужа и мороз,

Невероятно бережно и нежно

Ты алыми рубинами цветешь.

Маленькая церковь у дороги.

Столько прожито невзгод!

Бабуля стоит на пороге.

Крестится, батюшку ждет.

Тихо молитвы читает,

Смотрит на выцветший крест,

Голову часто склоняет

В сиреневом лике небес.

Просит защиты у Бога

Для Родины и для детей.

Счастья, надежды немного

Для своих родных сыновей.

И ветер ей что-то вторит,

Играя в колокола.

О чем-то с деревьями спорит,

Мчится вдаль, в никуда.

А церковь стоит одиноко,

С бабушкой вместе молчит.

И слышно, как где-то далеко

Клин журавлиный трубит.

Фотографии. Старый альбом,

Залежавшийся в старом комоде.

Моей бабушки старенький дом,

Стоящий у ветхой дороги.

Прошло уже несколько лет,

Как не видел родную сторожку,

Но прекраснее радости нет

Постоять у калитки немножко.

Фотографии. Память в сердцах

Обо всех пережитых невзгодах,

О слезах у нас на глазах,

Когда расставались на годы.

Семейные праздники здесь,

Счастливые с близкими встречи…

Думаю, надо присесть,

Уже надвигается вечер.

Фотографии. Боль на душе,

Когда вижу бабушку с мамой.

Воспоминания о погибшем отце…

Вроде все было недавно.

И где-то опять застучит,

Может, дятел, а может, синица…

Это сердце мое дребезжит.

Моя мама мне снова приснится.

Знакомый сад, и запах старой липы,

И потускневшее от старости окно,

И слышны где-то в старой чаще скрипы,

Ведь это было так уже давно.

Уже седой – и вот стою у дома,

В котором детство я свое провел

До острой боли мне здесь все знакомо,

И помню, как отсюда я ушел.

И мать родную в сереньком платочке,

Ее уставшие и добрые глаза,

И как звала меня своим сыночком,

И как работала годами допоздна.

И ту иконку, что в углу стояла,

Как мать молилась перед ней всегда.

Как тихо плакала и часто вспоминала,

Как похоронку прислали на отца.

Я стою и тихо себе плачу

И все смотрю куда-то в этот сад

И как поземкой желтый листик скачет,

Все возвращает в прошлое, назад.

Всё, ребята, уходит мой поезд

Напрямую отсюда – туда.

Время в тамбурах быстро проходит,

Жаль, его не вернуть никогда.

Как рулетка – часы на вокзале.

Проводница в перчатках – крупье.

Вот вчера ещё только – играли,

А сегодня я еду к себе.

Всё, ребята, уходит мой поезд

Гордой птицей просторов степных.

Время в тамбурах быстро проходит,

Не жалея секунд золотых.

В подстаканнике чай отвечает

На вопрос: проиграл или не…

Вот вчера еще только – встречали,

А сегодня я еду к себе.

Как железные кони – вагоны.

Весь состав – под парáми табун.

Только слышно, как жалобно стонет

Стук копыт в связке рельсовых струн.

Всё, ребята, уходит мой поезд

И нельзя на перроне курить…

Время в тамбурах быстро проходит,

И не стóит его торопить.

Вам правду снизу не расскажут —

Не передадут гонцы,

Они чернилами всё смажут

Или порвут в щипцы!

Не донести нам правды всей

О реальностях жизни.

Вы уж приедьте поскорей,

Вам чтоб глаза не мыли.

Бездействие законов, тяжесть жизни,

Коррупция течёт везде.

Мы хоть смиренны и не ныли,

Но не обузданы в узде.

Когда-нибудь нам это надоест:

Воспрянут нигилисты!..

Мы очень ждем поэтому приезд

Ваш из золотой столицы.

Я люблю, когда падает снег,

А кругом разлилась тишина.

Даже время замедлило бег.

В снежном царстве сейчас я одна.

И мне нравится в снежном плену.

Никуда не хочу уходить.

Словно жизнь мне ещё одну

Дали свыше и я буду жить!

Всё искрится и падает снег,

И на землю снежинки ложатся.

Словно время замедлило бег,

Зимней сказкой хочу наслаждаться!

Здесь непредсказуемое лето,

Жарко днём, прохладно по ночам.

В бархатную зелень лес одетый

И раздолье солнечным лучам.

Но когда покроют небо тучи,

Затяжные спустятся дожди,

Ливневый поток уносит кручи,

И тогда спасения не жди.

Иногда здесь засуха такая…

Не падёт ни капельки дождя.

Зелень, как солома, вся сухая,

И от жажды в трещинах земля.

Заморозки могут быть в июне,

В августе их снова можно ждать.

Забайкальцы ж не распустят нюни,

Наш народ умеет побеждать!

Лунный свет серебрится, серебрится ковыль.

На дороге пустынной серебристая пыль.

Спят курганы, о вечном мысли все под луной,

Духи древней Тавриды, вы сегодня со мной.

Напоёте мне дикий киммерийский мотив,

Половецкое буйство, скифский речитатив.

У Боспора – ромеи: яд, измена, мечи.

И шепнёте внезапно:

– Остры славы лучи!

Византии раскаты, барабаны Орды,

Полыхают закаты генуэзской волны…

Ночи чашу хмельную вместе с духами пью,

На краю Ойкумены мы встречаем зарю.

Замолчали вдруг духи, я осталась одна…

Новый день на пороге: ночи чаша пуста.

Продолжение будет! Непременно, учти!

Все дороги Тавриды мной в мечты вплетены.

Все дороги Тавриды мной в мечты вплетены:

Тонкой вязью арабской, свистом хищной стрелы.

Бродит эхо столетий в можжевеловом сне,

В прах истёрты ступени на таврийской тропе.

Серпантином дорога – впереди перевал.

В лёгкой дымке долина, за спиною – обвал.

Краток отдых, и снова вдаль дороги зовут

К приключениям новым – под луной духи ждут!

Мы продолжим беседу под мерцание звёзд.

Полночь крылья раскрыла, и манит Звёздный мост.

Пахнут пряно и томно маттиолы цветы —

Волшебством южной ночи, ароматом мечты.

Степь прекрасна, пустынна, серебрится ковыль.

На дороге пустынной серебристая пыль.

Спят курганы о вечном, мысли все под луной.

Духи древней Тавриды, вы сегодня со мной

Две розы бархатных и капелька-слеза

На мраморе печального фонтана.

Прохладой веет с древнего двора,

Где тишина торжественная храма.

Вокруг шумят сады, щебечут птицы,

Намаз возносит в небо минарет.

История – эпох минувших жница,

Застыло время здесь…

Бахчисарай – дворец в садах,

Забытая столица.

Захватывает дух от красоты!

Долина распахнулась в горной чаше,

Названье дали в старину – Шули.

Шулдан левее, на баире башня,

Крестом окошко – видно далеко:

Преображенский скит, источник Ай-Тодора,

Туда добраться будет нелегко.

Затем Мангуп – оплот, хранивший Дорос,

Погибший в ярости свирепых янычар

В пятнадцать – окровавленном столетье.

Здесь триста лет продлилось лихолетье,

Пока России меч Тавриды землю спас!

Эски – значит «старый»,

Так город назвали

Татары, в Тавриду прийдя.

Возносятся в небо

Отвесные стены,

И хмуро бойницы глядят.

Нежданных – не ждали,

Осаду держали —

Надёжна родная скала!

Обманом проникли,

Защитники пали —

Уходит и жизнь, и вода.

Туман по долине,

Развалины ныне —

Пусты и безмолвны стоят,

Шумит только ветер,

Кричат только птицы.

Колодцы пустые молчат.

Мы с тобою – ты и я,

Ты влюблён – я влюблена.

Каждый вечер в нашем мире

В небе полная луна.

Тихо плещется волна,

В море Чёрном до рассвета

Притаилась синева.

По серебряной дорожке,

Вновь гуляем – ты и я!

Ты влюблён – я влюблена…

Крики чаек над Бухтой,

На Приморском бульваре – весна,

На эстраде играет оркестр.

Слышен смех детворы у фонтана.

Голубиная стая —

Грохот пушки услышав,

Вознеслась до небес.

Полдень город отметил!

Плещут волны у каменных стен равелинов…

За кормой пенный след остаётся,

Гордо реет Андреевский флаг —

Легендарный звучит Севастополь…

Дыханье твоё и родное тепло,

Прижаться, обнять

И уткнуться в плечо.

В молчании – вечность,

Сердца – в унисон,

Обычная встреча

Как сказочный сон.

Улицы свободны от машин.

По Тверской промчались мы вчера —

Лишь такси да радуга витрин.

Зимний дождь на город слёзы льёт —

Слёзы замерзают на лету,

Брызгами дробятся в свете фар —

Прошлое ложится в колею.

Льётся в небо колокольный звон —

Церковь у Петровского дворца.

Тучи разошлись, и смог блеснуть

Лик луны улыбкой …

Спи, Москва!

Поужинав, собралась вся семья.

Дела закончены дневные, вечер длинный.

Трещат поленья, на столе горит свеча.

Причудливый узор сплетают тени,

Мелькают блики на картинах и стене.

Задумались, притихли даже дети…

Вдруг голос звонкий:

– А расскажете вы мне

О старом замке на картине у камина,

О двух мечах и золотом щите, и?..

Вы давно уж обещали мне! —

Тут не на шутку младший разошёлся.

– Раз обещали, надо исполнять!

Есть время, ну а после – сразу спать! —

Сказал отец и обратился к другу.

Гостил у них его старинный друг —

Рассказчик чудный и знаток легенд старинных.

Преданья дивные он сказывал не раз.

– Расскажешь?

– Расскажу. – Друг встал и подошёл к камину,

Огонь в нём почти полностью погас,

Лишь угли багровели и мерцали.

– Да, были времена, когда не знали

Ни пушек громких и ни ружей, от меча

И мастерства бойцов зависела победа.

Легенду эту слышал я от деда, а он от прадеда…

То было так давно, но помню я, кому что суждено.

Как жизни три сплелись в витом Судьбы узоре, —

Неторопливо начал свой рассказ.

Да, вам поведаю сейчас

Легенду о прекрасной Феодоре.

Где горы с морем сходятся,

Обширная долина

Была людьми населена давно.

Растили хлеб они, стада пасли большие,

Из винограда делали вино.

А над долиной замок возвышался.

Дозором воины ходили по стене,

Земля сугдейская надёжно охранялась

Граница рядом – и беспечность здесь к беде!

Была Сугдея мирною державой,

К господству мировому не рвалась.

Народ трудился, и торговля процветала,

Так было издавна, так было и в тот час.

Правитель мудрый управлял страною

И дочь свою наследницей растил.

Росла в отцовском замке Феодора.

Он домом ей и школой сразу был.

Наукам обучали Феодору:

Учёный из заморских дальних стран

Ей тайны раскрывал про море, горы,

Пустыни и далёкий океан.

Чужие языки, обычаи и нравы —

Необходимы для наследницы державы.

Ещё геральдика, манеры, этикет —

На трёх китах стоит весь высший свет!

А закалённый в битвах ветеран

Рассказывал о войнах и героях.

Учил мечом владеть

И метко в цель стрелять

И за себя в бою уметь стоять.

Два брата-близнеца учились с нею,

Советником был их отец в Сугдее.

Он сыновей своих отправил, чтоб потом

Они помощниками стали Феодоре.

И неразлучны с нею братья стали вскоре.

Да, эта троица свернуть способна горы! —

Наставники судили меж собой.

Втроём стояли на стене в дозоре,

Под парусом ходили в бурном море,

По шумной пристани гуляли, удивляясь

Диковинкам заморским и шелкам.

На площади торговой – шум и гам!

Купцы и зазывалы, акробаты —

Пестры ряды на рынке и богаты!

Верхом скакали, в горной речке умывались,

Смеялись от души – свободой наслаждались.

Шло время: день за днём, за годом год.

Закончена учёба. До утра

На берегу у жаркого костра

С друзьями пировала Феодора.

Вы спросите, какой она была?

Ответить, что она была красива, —

Равно, что не сказать вам ничего…

Была она высока и стройна

И гибка, как цветущая лоза,

Её большие карие глаза

На мир смотрели с милого лица.

И губы полные, и толстая коса

Спускалась ниже пояса намного,

И острый ум (тут вся пошла в отца).

Весёлою и нежною была.

Под стать ей были и её друзья —

Два брата, меж собою так похожи,

Как две горошины из одного стручка.

(Но сходство так обманчиво порою!)

Легенда сохранила имена —

Гордец Ираклий и отважный Константин.

Красивы, статны – двое как один!

Сильны, находчивы, два молодых орла.

И клятва братьями тогда была дана:

Мечи их вечно охраняют Феодору!

Что ж дальше было? Что несёт Судьба?

Всё в прошлом: и учёба, и проказы.

На Феодору навалилось столько сразу —

И смерть отца, и золотой венец,

Но не был испытаниям конец!

Советники решили повлиять

И мужа Феодоре подобрать!

Как только слухами решенье обросло,

Так женихов как ветром принесло.

Но Феодора гордая была,

Решимость в ней звенела, как струна.

Обет безбрачия прилюдно приняла

И стала править твёрдою рукой она!

Шла добрая среди людей молва:

– Правительница справедлива и мудра.

Ираклий с Константином были рядом,

Но в их единстве трещина прошла:

Ираклий с Феодорой повстречался,

Пал на колени и в любви своей признался!

Но Феодора отказала:

– Мы друзья!

Да и обет я не нарушу никогда!

Поднялся и ушел он молча прочь,

Свою обиду унеся в глухую ночь.

Назавтра был учтив и весел он,

Хотя отказом страшно был взбешён.

В груди свернулась чёрная змея.

Что дальше было? Что готовит им Судьба?

А Константин был верен Феодоре,

О клятве помнил он, хранил и рядом был

С правительницей сердца и нарушить,

Её обет он даже не просил,

Хоть больше жизни он её любил!

И Константина полюбила Феодора,

Но слову своему она верна,

И чувства своего не выдала она!

Порой жестока к любящим Судьба!

Недолго длился мир, и для Сугдеи

Тяжёлые настали времена.

Соседу-генуэзцу приглянулась,

Сугдейская цветущая земля.

Сватов слал к Феодоре, но отказом

Рассержен был и очень разозлён.

Послал отряд военный на границу,

Одним приказом мир нарушил он!

И ночью в мирные селенья

Пришла беда из темноты.

Враги без жалости разили —

Дым, пламя, крики и мольбы.

Как уберечься от беды?

Гонец с границы – лошадь в мыле:

Война! Враги идут! Беда!

В бой гарнизон вступил немедля —

Пощады нет врагу! Ура!

С победой воины с границы возвратились,

Их Константин вёл в бой и победил!

А враг поверженный притих и затаился,

Послов прислал, богатые дары.

Но вряд ли будут приняты они,

Пылает гневом за Сугдею Феодора,

Совет военный собирает у себя.

Советник слово взял, служил ещё он

У прежнего правителя, отца

Любимого прекрасной Феодоры,

Но горьки для неё его слова:

Бойцы отменные в Сугдее,

Но слишком Генуя сильна,

Одна победа – не победа,

И предлагает договор с соседом —

Худой мир всё же лучше, чем война.

Как будет дальше? Что решит она?

Тем временем Ираклий истерзался,

Он видит взгляды – Феодора, Константин.

Змея в его груди исходит ядом,

Ревнует к брату он, их двое – он один!

И вот, решившись, страшное деянье

Задумал всё ж Ираклий совершить —

Послов возглавить взялся на совете

И заодно свою проблему разрешить.

Он сжёг мосты – рубеж последний пройден…

Уверенно зашёл к врагу в шатёр,

С соседом-генуэзцем состоялась встреча,

С намёком вёлся разговор.

Мерзавцы выгоду нашли,

Скрепили чашей договор:

Один получит часть земли,

Другому – власть, а Феодора

Ступенькой к власти стать должна!

А что ж любовь? Да и была ль она?

И случай подвернулся вскоре —

В Сугдею караваны шли,

И с ними пробрались враги.

Ждала Ираклия с границы Феодора,

Стояла у открытого окна,

Смотрела вдаль, туда, где лес и горы,

И светлая дороги полоса

Виднелась, но была пуста она.

Правее – море, лёгкий бриз солёный,

В порту лес мачт – купцы товары ждут.

Вот-вот прибудут караваны,

Загрузят трюмы и за море поплывут

В далёкие неведомые страны…

С любовью вспоминала Феодора,

Как в детстве бегали смотреть на корабли,

Как были счастливы они —

Ираклий, Константин и Феодора!

И вдруг над дальним перевалом

Пыль в воздухе увидела она,

А следом появилась и охрана,

Что впереди всех караванов шла

И от разбойников торговцев защищала.

Потом повозок с грузом череда:

Верблюды, лошади и люди,

И позади охрана тоже шла.

Посольства флаг увидев, Феодора,

Спустилась вниз – Ираклия встречать.

Хотелось точку ей поставить в этом деле

И все подробности у друга разузнать.

Ужель нельзя Судьбу предугадать?

Благополучно возвратились караваны,

Посольство цело, хоть устали и в пыли:

Охрана, воины, Ираклий.

И жаждут отдыха они,

Но долг важнее, ждут послы,

Когда подъедет Феодора.

Шум, крики, ржанье, рёв верблюдов —

Ожили пристани в порту,

Идёт погрузка полным ходом —

Закончить надо всё к утру!

Тем временем к посольству Феодора

Подъехала, велела отдыхать.

Ираклия на ужин пригласила,

Хотела новости из первых рук узнать.

Небрежно поклонился он в ответ:

– Готов сейчас всё доложить,

Вот только смою пыль с лица —

И я к услугам госпожи!

– Поедем в замок, отдохнёшь с дороги,

Успеешь завтра мне всё утром рассказать.

«Мне жаль, но не успеешь ты узнать», —

Подумал мрачно про себя Ираклий.

И поехали они в замок…

Спокойной ночи пожелала Феодора

И удалилась в комнаты свои.

Сжав кулаки, Ираклий слушал,

Как стихли лёгкие шаги,

Как затихали в замке звуки

И стражники дозором шли.

Он ждал урочную минуту,

И холод был в его груди.

Назад отрезаны пути!

Спустился он во двор,

Прокрался вдоль стены,

Где тайная калитка находилась.

Некстати для него

Там стражник проходил.

Ираклий ненадолго затаился,

Потом калитку тайную открыл,

Отряд врага он в крепость запустил!

Дана команда – ждать сигнала,

Как кровь в висках его стучала

И сердце прыгало в груди!

Вернулся в замок он, по ходу,

Проверил стражу и посты —

И воины ему салютовали…

А для Ираклия они уже мертвы!

Идёт по замку он к покоям Феодоры,

Глухая ночь, и все спокойно спят.

Но вдруг за поворотом коридора

Увидел он – идёт навстречу брат,

И на лице его улыбка – Ираклия он видеть рад.

А у того в руке кинжал,

Удар короткий – прямо в грудь,

И Константина верного не стало…

Убийца свой продолжил путь:

Подал сигнал условный из бойницы,

К покоям Феодоры подбежал,

И окровавленным кинжалом

Он в двери громко застучал.

Кричал:

– Измена, Феодора! Враг в замке!

Бой идёт! Беда!

Дверь распахнула Феодора —

Готова к бою, меч в руке.

Спросить Ираклия хотела,

Но замерли слова на языке.

В тот миг она ещё не знала,

Что можно убивать, смотря в глаза.

Увидев тело Константина,

Взглянула на Ираклия она —

И выдали предателя глаза!

Он отшатнулся, но короткий взмах меча —

И отделилась голова от тела.

Вся боль её в ударе том была!

Какая жалкая предателя Судьба!

И в бой кровавый устремилась Феодора.

Врагов без жалости рубила, но стрела

В бедро попала, острой болью обожгла,

Но Феодора битву продолжала, сломив стрелу,

Лишь кровь в сапог текла.

Пылают факелы – сраженье освещают,

Луна с небес сияет, не таясь,

Картину боя наблюдая…

Стеной защитники стояли

И дрогнули ряды врага.

На небе занялась заря,

Была победа уж близка.

А Феодора вдруг упала —

И громовая тишина

Сменилась рокотом обвала —

То дрогнула могучая гора,

И всех врагов, как щепки, разметала

С обрыва вниз … и снова тишина.

А по скале отвесной ручейки

Кровавые к подножью потекли —

То кровь защитников, что пролита была,

Навеки в камне отпечаталась она.

Издалека видна Кровавая скала!

Терзает боль, нет сил открыть глаза,

Но меч в руке у Феодоры.

– Сражайтесь, воины, победа ведь близка! —

Как больно! Вдруг надёжная рука

К груди широкой нежно привлекла.

И боль ушла, открыть смогла глаза.

Знакомый голос слышит Феодора:

– Ты справилась, любимая моя!

– Откуда ты, я видела… тебя…

– Поклялся вечно охранять я, Феодора!

Враги повержены, долина спасена!

Попутный ветер дует, нам с тобой пора!

Друзья нас ждут у дальнего костра.

Отныне вместе будем мы, любовь моя!

– Люблю тебя! – сказала Феодора

И Константину руку подала.

И в первый раз его поцеловала.

В лучах рассветных появились паруса,

И в дымке утренней пропали…

– Что дальше было? – спросите меня,

Молчит легенда, промолчу и я…

Хотя

Минуло время, пронеслись века,

Сменилось всё, и нет давно Сугдеи,

И так же чайки над волнами реют,

А над долиной высится гора.

Руины замка поросли травою,

Но память о минувших днях жива,

Как и легенда о прекрасной Феодоре!

Ну вот, рассказ закончил я, —

Повисли в воздухе слова.

И вдруг – порыв морского бриза,

Открылись створки у окна.

Свеча мигнула, затрещала —

И наступила темнота…

Дыханье затаили люди:

Легенда дивная чудес полна!

Ведь сразу все услышали:

Мир, люди! Любовь жива!

И вспыхнула свеча…

В метро вечернею порой с работы ехал я домой.

О чем-то думал или спал и никого не замечал.

Вокруг сменялись пассажиры, мелькали словно бы пунктиры.

Вагон, качаясь, грохотал, а я привычно так дремал.

Гул голосов неразличим, все голоса слились в один.

Из ниоткуда, как удар, ребенка голос услыхал.

Спросил простую вроде вещь: «Скажи мне, дед, а счастье есть?»

Хотел услышать я ответ и глаз открыл, ныряя в свет.

Увидел рядом старичка, он за руку держал внучка.

И дед ответил: «Есть оно, да только каждому – свое!

Тебе купили самокат – и ты от счастья очень рад.

Другой же все имеет сам, но шлет проклятья небесам».

«Ну да, про жадность я слыхал», – внучок дедуле отвечал.

«Да нет, внучок, все неспроста. Бывает, что душа пуста».

«Но разве может это быть? С пустой душой нельзя же жить!»

«Бывает хуже, ты поверь, когда в душе таится зверь.

Тебя он лаской подзовет, ты подойдешь – он загрызет!»

«Ну, дед, ты сказки говоришь!» Тот улыбнулся: «Эх, малыш.

Дай Бог тебе не видеть зла и больше повстречать добра!

Хотя ты счастья не поймешь, пока печали не хлебнешь».

Мальчишка свой нахмурил лоб. Я думал, вряд ли он поймет.

«Бывает, что за целый век не видит счастья человек», —

Продолжил дедушка свой сказ. Я приоткрыл и левый глаз.

«Не может человек понять, нельзя то счастье в руки взять».

«Постой, дедуля, как же так? – И мальчик свой открыл рюкзак.

– Вот видишь, деда – телефон! А знаешь, сколько стоит он?

Мне его папа подарил. А знаешь, как я счастлив был?!

Его могу потрогать я, неправда где-то у тебя!»

Лукаво подмигнул малец. А что, парнишка – молодец!

Уел он деда, я гляжу. «А я тебе вот так скажу:

Твой телефон иль самокат лишь отзвук счастья, понял, брат?»

Тряхнул мальчишка головой: «Ответ твой, деда, непростой».

«Попроще трудно объяснить, тебе сейчас не уяснить,

Что счастье – это пузыри, что разрывают изнутри.

И сердце бьется и горит. Душа как будто ввысь летит.

И знаешь ты, что горя нет! Вот в этом счастья и секрет.

А если на душе черно и сердце жжет, болит оно,

То, значит, счастье в этот раз тепло огня тебе не даст!»

Молчал и дед, и внук, и все! Лишь только звук колес извне.

Пропал мой сон, я был смущен. Но продолжал свой путь вагон.

Дед с внуком вышли: внук, смеясь, уже забыл про ипостась.

Наверняка другой вопрос внучок для деда преподнес.

А я свою крутил судьбу: а я счастливым быть смогу?

А вдруг оно уже прошло и мне души не обожгло?

Тряхнул я нервно головой: «Ну нет, мне путь еще большой!

Да, может, горя хапну я, но счастье будет у меня!

И не какой-то пузырек, а целый с горочкой мешок!»

Я встал и бодро зашагал. Открыл мне двери мой вокзал.

Вагон не стал меня держать. И я хотел лететь, бежать…

И все ж, дедуля, прав твой внук: не выпускай тепло из рук.

Да, счастье можно подержать и от огня его сгорать!

Еще одно я понял, дед, что счастья нет у тех, кто слеп!

И побежал навстречу дню… А может, к счастью своему…

Без остатка растрачу себя делу доброму

И, ничуть не жалея, об этом я честно скажу,

А за жизнь свою этого если не сделаю,

То напрасно, впустую, бесцельно её проживу.

А, она – это чудо, природою свыше нам данное.

И какое же счастье хоть временно в ней пребывать,

Чтоб оставить свой след на земле повесомее.

Что-то стоящее – нужно людям на память создать.

Да ещё дом построить и высадить дерево,

А для полного счастья родить, воспитать всех детей.

В древней мудрости это давно уже сказано.

Благородное дело и долг также в жизни моей.

Для людей сделать многое сердцем мне хочется:

Счастьем дом озарить и любовь принести.

Пожелать им – пусть жизнь у всех счастливо сложится,

Ведь когда всё прекрасно, то каждому легче по жизни идти.

Протяну руку помощи другу ослабшему

И за это взамен от него ничего не возьму…

Помогу успокоить боль сердца страдавшему,

И ещё: кто нуждается в помощи, всем помогу.

Без остатка растрачу себя делу доброму,

И, ничуть не жалея об этом, я честно скажу,

Что за жизнь свою это если не сделаю,

То напрасно, впустую, бесцельно её проживу.

Я Русич! Да, сермяжный, но свободный.

Поклоны бью могилам славных предков.

В рабы во все века я был негодный,

ни с чьих столов не собирал объедков.

Душой открыт, мечтаю о высоком,

слагаю песни нежные, о главном.

Не суйтесь к нам с мечом – вам выйдет боком,

о прошлом помните на поле бранном.

Не следует бахвалу-супостату

границы рушить, нос совать – накажем…

Последнее, что вспомнит враг, – ту дату…

Мы и из пепла встанем грозным стражем.

Не будет так, чтоб смять Руси устои,

разрушить память предков – в нас их гены.

Гостей приму – в радушии покои…

И Русский Дух во всех – нам нет замены.

Так много разных тем звучит,

когда спешу под звёздным небом

к теплу домашнему, к печи

и к запаху краюхи хлеба.

Но налетит, как ураган,

забот нескошенное поле,

устроит жуткий балаган,

перетасует лица, роли.

Ищу следы в тиши ночной

средь бурелома мыслей важных,

в надежде встретиться с чудной

Напевной Музой рифм куражных.

Плыву в бескрайности красот,

родной язык вновь познавая.

Рисую замки до высот,

на тройке мчусь по кромке края.

В стихии чувств омыт росой

прозрений радостных и горьких

мой нервный слог и со слезой

порою строчки – сердца дольки.

Всё тот же вид с окна и дерзкий ветер

терзает платье, бьёт дождём в лицо…

Он словно брат мне духом, свеж и светел.

Рад с ним летать, парить и быть бойцом.

Война. Сибирь. Зима. Мороз.

Пальтишко на двоих.

Детишки, ночь, за хлебом рос

хвост очереди, тих.

Пронзает ветер до костей,

девчушка малых лет

едва стоит в толпе людей,

больна, дрожит, сил нет.

И мать на смене у станка,

без хлеба не прожить.

Кусочек твёрд, берёт рука,

но рвётся жизни нить.

Спасли ребёнка в той ночи

заботою людской.

И детства трудного клочки

рассказаны тобой.

Босыми ножками с корой,

привязанной к ступням,

в ручьях, в болотах, в ледяной

воде – нет счёта дням.

Пришла с победою весна,

и легче стало всем,

но в страшных материнских снах

хлеб той войны я ем.

Этот дивный лунный свет

приукрасил зимний вечер.

Пляшут тени. Санный след.

На щеках мороз замечен.

Кони мчат к теплу, в село,

пар валит с боков лощёных.

Песню в небо вознесло

о судьбе неукрощённых.

Струйки дыма из печей,

лик плывёт луны ленивой.

В шапках крыши изб, огней

блики в окнах, очи милой.

Чай ароматный в раздумьях вкушаю:

байховый лист мысль уносит далече.

Мнится иль явью, но лица я знаю

прадедов светлых, их голос на Вече.

Память ли Рода иль встреча сквозь Время,

дороги взгляды, улыбки родные.

В них: благодарность за взросшее семя…

знания предков… событья лихие…

Чист, чуть с прищуром, вопрос наболевший,

мудрости полон, внимает ответу…

РОД мой – ты БОГ мой, я поздно созревший

листик на ветке под лучиком света.

Если звёзды светят, греют наши души,

значит, это важно – это не нарушить.

Значит, зажигает не случайно вечер

Небо из столетий, предков наших вече.

Где-то есть, конечно, по созвездиям главный —

Караульный Света задушевно-славный,

пост несёт надёжно, отбирает лучших

бесконечно ярких, кто спасёт заблудших.

Тех, чьи души стойки к хладу во Вселенной,

к алчности всеядной, меркантильно-пенной.

С сердцем как у Данко, с волей закалённой

и с любовью к людям, в битвах сохранённой.

Я любуюсь ночью… Млечный путь прекрасен…

Сколько в нём атлантов, МИГ чей не напрасен.

Сон мой будет краток на заре, на зорьке,

Небеса взывают, был чтоб каждый стойкий…

Красив полёт орла,

он небу верен.

Любовь, что Честь – светла.

Добро – их терем.

И даже в смертный час

парит крылатый.

Луч тёплый не угас,

я тем богатый…

В некотором царстве,

В некотором государстве

Жил-был царь Ипполит,

Царь был весьма знаменит,

И был у него сын Василий,

И был Василий красивый,

Умный, начитанный —

Но невоспитанный:

Держать себя не умел,

О других не думал,

Никому не помогал,

Заносчиво говорил.

Вдруг царь Ипполит весть получил:

Сосед его, царь Елисей,

Владелец множества земель,

Ищет жениха для дочери своей.

И, коли жених ему приглянется,

Он обручит его с дочерью —

Еленой-красавицей.

По причине сей собирает царь Елисей

К себе через десять дней

Молодых царей да царевичей,

Королей да королевичей.

Очень хотелось Василию

Понравиться царю Елисею,

Понравиться царевне Елене.

Но сказал царь Ипполит сыну:

– Поведение мне твоё не нравится,

Не видать тебе царевны —

Елены-красавицы!

Позвали лучших учителей.

Принялись они царевича учить-обучать:

«Нельзя так сидеть,

Нельзя так ходить,

Нельзя громко есть,

Нельзя вилками греметь».

Старается Василий, старается,

Да не может запомнить всего,

Чему обучается.

Только запомнит правило одно,

Ему говорят:

«Нельзя молчать,

Когда с тобой говорят,

Нельзя класть локти на стол,

Нельзя громко есть,

Нельзя, нельзя, нельзя…

И опять нельзя».

Царевич так устал,

Что громко закричал:

«Больше учиться не буду

И никуда не поеду!»

Тогда обратились к старому мудрецу:

Нельзя ли сократить число правил этих

Хотя бы до пяти, но самых главных.

«Можно сократить до одного,

Кто знает это правило одно,

Знает и все остальные.

Я обучу за час царевича Василия».

Пригласили его во дворец

И сказал царевичу мудрец:

– Чтобы быть не просто хорошим,

Но и хорошо воспитанным,

Нужно других лучше себя считать,

Поэтому нужно всех уважать.

Думай прежде всего о других —

И ты не сможешь

Сделать ничего плохого для них.

Если будешь уважать других людей мнение,

Это и будет хорошим поведением.

– Наш шут лучше, чем я?

Да он мне неприятен!

– А ты помни, – сказал мудрец, —

Что шут – заколдованный принц,

Когда будешь говорить с ним,

Говори с ним как с принцем.

Если не отступишь от правила того,

Сможешь снять колдовство с него.

И тогда говорить будут с тобой

Только принцы и принцессы

Вместо шутов и лакеев.

Василий понял, что мудрец сказал правду.

Он стал скромным, ласковым

Да внимательным, не говорил того,

Что могло обидеть, а наоборот,

Старался сделать что-нибудь приятное.

Настал день,

Когда царевич Василий со свитой своей

Отправился на смотр к царю Елисею.

И съехались к царю Елисею —

Как на большую ярмарку,

Народу видимо-невидимо,

Съехались юноши со всего света:

Цари да царевичи,

Короли да королевичи.

Немудрено, что все они

Искали руки царской дочери:

Была она так прекрасна

Что не вздумать не взгадать,

Только в сказке сказать.

И царство большое,

И богатства несчётные,

И была она одна дочь у батюшки.

И были все царевичи и королевичи

Хорошо воспитаны,

Любезны и приятны.

Кланялись, танцевали,

Царевне стихи читали,

Букеты подносили,

Королю вежливо отвечали,

Но друг друга они не любили.

А царевич Василий —

От души всех хвалил,

Подарки получать не спешил.

И царевна в него влюбилась;

И он в царевну влюбился;

Он к ней подошёл —

Она ему поклонилась,

Взяла за руку, к отцу подвела и сказала,

Что любит его и что он её суженый.

Потом царь-отец их благословил

И священника призвал,

И священник их обвенчал,

И устроили царский пир.

Царь же, так как был стар,

Посадил зятя на трон.

И правил Василий милостиво и мудро

Долгие годы, а коли не помер,

То и сейчас живёт.

Наверное, вы уже догадались друзья,

О чём думал мудрец, говоря,

Что иногда человек неприятным кажется,

А на деле —

Принцем заколдованным оказывается?

Конечно, он думал о человеке прекрасном,

Конечно, он думал о человеке достойном

Природа и весь мир вокруг нас – живой.

И человек тоже часть

Природы живой.

В комнате цветы растили.

Ухаживали за ними, поливали.

С одними цветами говорили,

Восхищались ими и хвалили,

Мимо других проходили,

Беседу не заводили.

Цветы, с коими беседу вели,

Быстро росли, пышно цвели.

Хозяина своего знали

И будто нежные чувства

к нему питали.

Когда ему уезжать случалось,

Они вяли – словно в печали,

По хозяину своему скучали.

Когда хозяин домой возвращался

И со своими любимцами общался,

Растения тут же веселели,

Снова листочки зеленели.

А те, которые без любви жили, —

Цвести не хотели, плохо росли.

Растения любят музыку классическую,

Музыку народную, напевную,

Но не переносят музыку громкую.

Ещё ученые заметили, что,

Когда жестокосердный человек

Лишь только к дереву подходит,

Сок в дереве волнуется, не бродит.

Как они это определили?

К березе приборы подключили,

С дисплеем их соединили —

Приборы состояние березы

Спокойной линией отметили.

Сок березы на анализ взяли,

Плохого ничего не заметили.

Потом у берёзы ветку отломили —

И вдруг линия ровная

Стала стрелою ломаной!

И вкус сока изменился.

Когда же показания эти

Перевели на язык человеческий,

Оказалось, что береза «кричала»

От боли «нечеловеческой».

Потом березу залечили.

Через пять лет опыт повторили.

К березе приборы подключили,

Сок березы на анализ взяли

Анализы были хорошие,

Состояние было спокойное.

Когда тот же человек

приблизился к дереву снова —

Без намерения сделать плохое,

Линия на экране снова ломаной стала!

Береза обидчика своего «узнала»

И снова от страха закричала.

Дальнейшие опыты показали:

Деревья и травы чувствуют,

Что с ними делают,

Страдают, когда их обижают.

Все мы летней порой

Наблюдаем в природе живой,

Как каждое дерево, кустик,

Травка, цветочек растут, цветут,

Как у каждого плоды вызревают.

А зимой —

мы восхищаемся красотой,

Когда деревья высокие

и кусты низкие

Внезапно покрываются

инеем пушистым.

Зимой дерево не спит,

и при стуже лютой

Льёт через ствол на веточки

воду как будто.

Замерзая, вода превращается в иней,

И дерево укрывает

серебристой пелериной.

А могли бы деревья заботиться

о себе,

Если б не были живые все?

В далёкой Болгарии женщина

Ванга жила,

Слепа она была с раннего отрочества,

Но развиты у неё были

другие чувства,

Они ей помогали жить,

Людей лечить.

С травами, цветами она говорила,

Когда по тропинкам ходила,

Ведь от цветов и трав лучи исходили,

Которые Ванге «говорили» также,

Какие травки рядом растут,

Когда они зацветут,

Какое лекарство тогда готовить,

Какие болезни можно лечить.

А если бы растения не были живые,

Могла бы Ванга общаться с ними?

Итак, Природа и весь мир вокруг

нас живой.

И человек тоже часть

Природы живой.

Велика ответственность человека

За сохранение жизни на планете!

И принять должно человечество

Эту великую ответственность

Нежностью полон

Цветущий весенний сад.

Ласкают душу

Песни цикад, соловьёв,

Нежность сковала мне грудь.

Перепевные

Сияют солнцем ручьи.

Сладостью вишен

Пронизан вечности мрак:

Струится гармония.

Бабочки крылья

Тоску мою смутную

хранят, бередят.

Лёг на ладонь лепесток,

Словно хрустальный венец.

Ветер игривый

Листьями в чаще шумит,

Дарит прохладу.

Лишь моё сердце

Болью и грустью живёт —

Смирился давно.

Не радует солнца свет.

С покорностью жду конца

Под сводом луны.