Альманах «Российский колокол» №1 2021 - читать онлайн

В этой дымке тумана

Кукушка на дереве куковала.

Олень, расправив рога,

Стоял. Такой красотой владеет тайга.

Туман тихонько полз по тайге.

Грибы шляпки умывали в росе.

Брусника бусинками рассыпалась в траве.

Тишину украсил восход дня.

Золотыми лучами играя в листве,

Белка, шишками стуча, выглянула из дупла.

День проснулся – просыпайся, тайга.

Пусть играет зайчат детвора.

И таинственна красота тайги.

Живёт мир зверья-муравья.

Встречают красивый восход дня.

И вот открылась вся красота.

Что осень сотворила, соткала,

Разными красками вышила узоры,

Украсила суровость тайги.

В цвет солнца и цвета хны украсились листы.

А помнишь ту тропинку

На том высоком берегу?

И нашу заветную берёзку,

И звонкий девичий смешок?

Ты такая вся нарядная,

А на голове цветной платок.

На берегу цвели цветочки,

Хоть берёзка вся в жару.

Мы стояли, прижавшись тесно.

Слышно, как стучат сердца.

Только жёлтые листочки

Нежно падают с куста.

Солнце выглянуло из-за веток,

Сливаясь с золотом листвы.

Ветерок играет нежно

В цветах платка каймы.

И опять та тропинка,

Что к дому поведёт.

Наши руки будут вместе.

И шаги в шуршании листвы.

С каждым годом, с каждым настроением

Всё прожитое уходит в запас

Того, что самое дорогое.

И как хочется покоя от тягот и тревог.

Я не скрываю, что было всё,

При любой погоде года.

И никому я не перекидывала невзгоды,

Только слышала упрёки за спиной.

Но ведь прошли эти года,

Какова бы жизнь тяжела ни была.

Но она прожита, и я довольна,

Что я её как песенный запас.

А так всё нормально,

Только была обеспокоена моя душа.

Ты молчал, и вижу, ты был настроен,

Да нет, ведь ты для разговора слова искал.

И так всегда в нашей жизни:

То уютная, то тишиной прикрытая.

Но наступит мгновение такое:

От счастья зайдётся душа,

Ведь ты нашёл нужные слова.

И так с каждым годом жизнь быстро пролетает.

И такой большой запас всего.

И понимаешь, ведь не зря жила,

Какая бы жизнь ни была.

Нахмурилось небо, тучей заволокло.

Сыро и неуютно в капле дождя.

Осень загрустила, увяла она.

Красотой отшумела, убрала урожай.

Птиц проводила в тёплые края.

Холод встречает порывами ветра.

Люди уныло прячутся в домах.

Дымком запахло, печи в жару.

Деревья уныло смотрят кругом.

Но осень хозяйка ещё

И как может держит тепло,

Но силы её уходят в ночь.

Где к утру морозец обхватывает траву,

Инеем сизым украсит всё.

И немного разукрасит окно,

Но в доме тепло-тепло.

А небо разгулялось – ему мало дождя.

Снегом посыпало всё, кругом белизна.

Но осень, упряма она:

Солнце заставило растопить снега.

Но как бы ты, осень, настойчива ни была,

Зима наступает, и придут настоящие холода.

А пока ты в ноябре разгулялась сполна.

Осень, ты в таком виде тоже симпатичная.

И унылость твоя оттого, что скоро зима,

Но пока ты владычица, а это не ерунда.

Красива, красива по-своему, осень, ты,

Хоть и опали твои золотые листы.

Архивариус гор,

Звездочёт над заоблачной тиной,

Где хранишь ты свой голос,

Опутанный пылью и паутиной?

Только шаг – на печати следов

Ляжет тонкое кружево инея,

Первородный суглинок каменеет

В размытости синего,

Ненавязчивый ветер

Гремит чердаками весь вечер,

Над оторванной жестью

Плачет дождь, предпоследний в году,

Снег не выпал ещё.

Подорожник не лечит

Эти лёгкие ссадины троп,

Что туман в неизвестность ведут.

Солнца жар, грациозность хромых

Листопадов —

Всё исчезло как сон

В роговицах темнеющих луж.

В них хранится тепло

Твоего говорящего взгляда,

Архитектор рельефов земных,

Провожатый потерянных душ.

Тонкой памяти рук, обнимавших когда-то

Безразличную юность мою,

Посвящаю симфонию нежности и сожаления.

Я себя убивал, я рубил на корню,

А теперь у рассветов молю о прощении.

Мне не скажет никто, где живут мои старые книги,

Совершенно не греет пальто.

Я меняю столетья на миги

И делю на шаги неразрывность дорог.

Просыпается снежная соль на беду.

Голод тянется к хлебному боку,

Но смыкаю я губы. Крошу его уткам в пруду.

Господи, брось меня в чёрную падь,

Чтобы до осени камнем на дне лежать.

Листьями, ветром изжёванными покрой.

Дождями холодными тело моё омой.

Пусть не слепит мне глаза заря.

Пусть не звучит мой голос зазря.

Пусть тёмную воду пленя,

Закуёт берега ледостав.

Только прошу тебя, душу себе оставь.

Мне вдруг вспомнилось детство.

Скамейка. Сваебоя гремучая трель.

Руки матери с запахом теста

И промокший звенящий апрель.

Городская пустынная площадь,

Одинокий трамвай номер три,

Голубая тряпичная лошадь

И свинья с пятаками внутри.

Подоконник с облупленной краской,

Чёрно-белый котёнок у ног.

Парта. Глобус. Портреты. Указка.

Оглушающий школьный звонок.

Крошки мела на пыльной дорожке.

Тень акации, свет фонарей.

Книга сказок, где всё – понарошку,

Солнце ярче и небо синей.

Детство… Боль от разбитых коленей

Пострашнее разбитых сердец…

И блестит то счастливое время

Как упавший в песок леденец.

Сквозь еловые ресницы лес глядит на города,

По щекам его струится речек мутная вода.

Кто ты? Где ты?

Мёртвой тайны глаз навыкате застыл.

Совпадения случайны. Заверения пусты.

Оторвись от жёсткой корки,

Камнем в небо упади.

На вселенские задворки,

Жалкий плакальщик, гляди.

С кем под кронами глухими

Коротали времена

Твои жены золотые и любимая одна?

Комом в горле пересохшем

Застревают имена…

Кто ты? Где ты?

В чём печаль свою полощешь,

Чем душа твоя больна?

Светит сердце ржаво-красным

Из межрёберных колец.

Как осёл из старой басни

На погосте спит мертвец.

В горе жил, а в счастье не жил.

Облака кладут на плечи

Шкурой белой, грязным мехом,

Тянут жилы долгим эхом

Дерева-анахореты:

Молчаливый человечек, отзывайся,

Кто ты? Где ты?..

Порою ажитация столь непомерна,

Что, расплескав её бездонную купель

И рваных сил старинную дилемму,

Смиренно угасает жизненная прель.

Порою ажитация тугой купели

Скитается с надеждой обрести

Засушливые земли Мариэли,

Где от прострации не видно и дуги.

Порою ажитация грехов зверее,

Что нацарапаны на манускрипте Антов…

А лицезрение таких грехов сроднее

Той муке, что лукает в ятовь.

Где роздых изыскать, что захоронен белым поднебесьем?

Застать, изречь, изменживать, что корни

мои угодили в ветошь.

Где никто не переберёт слепое обличье…

И никто не проронит: «Он был наверняка излишек…»

Где бы урочище мне изыскать,

Что ухитит плюгавым холстом,

Где раздольно можно шагать,

И никто не наложит свой гонор?

Где бы смог разустаться, склониться,

И ничто не проникнет в Сион.

Где пустынное марево катит

Жнивьё отмерших хлебов.

Где покорно цепляют зажор.

Тленный глаз – большинству новизна.

И не ведают больше ростков,

Ведь в уклад не пущают лжеца.

Ранним утром за чашечкой чая

Вкусив тихий звон пустоты,

Утвердительно принимаю:

– Не вернусь я в людские сады!

Катарсис, боль и отречение…

Вчера зияла пустота.

Как Голиаф, бреду вдоль моря и жду, что вскоре голова

моя окажется у ног Софии, которая давно ждала меня.

– Родная, я шагами землю мерил…

И вот явился пред тобой.

Прости, конечно, что не прежний, цельный,

но по-другому я не смог.

Оставил душу я в пустыне,

Где Моисей бродил годами.

А тело бренное моё там, где воцаряет Сатана…

Я предал родину и лица позабыл

Детей, и матери слова:

– Ты должен помнить любящих и то,

что есть обратная дорога…

Но я забыл… Не без причины…

Вина – инверсия души.

Теперь для грусти места нет.

Я выменял всё на надежду обрести…

Как Голиаф, стою я на вершине…

Готов сражаться с тысячной ордой.

Но знаю: неизбежен тот,

кто все мои мечты гранитным камнем обречёт…

Я вдруг решился написать тебе.

Не знаю, что сподвигло на такую глупость.

Моя любовь практически иссохла по тебе,

Я заново учусь любить и быть любимым.

Как видишь, я пишу стихи,

А о тебе пишу впервые.

Нет. Не забыл я о тебе,

Как раз наоборот: всё это время помнил.

Наверное, не знаешь ты,

Какое это было время.

Я всем твердил, что больше нет любви

И что моё уж сердце позабыло!

Я не звонил и не писал

С надеждой, что тебя забуду вскоре.

И каждой ночью перед сном мечтал,

Как будешь рядом ты со мной.

И благодарен я тебе,

Что не звонила, не писала.

Вот только думается мне,

Что ты меня не вспоминала.

Не думала о том, как я любил,

Как был не против провести с тобою жизнь.

Как завели с тобою бы детей

И в старости могли гордиться ими.

Мы встретились уж слишком рано,

И мне сквозь боль пришлось уйти.

Но опыт, что унёс с собой я,

Навеки будет течь в моей крови.

Куда уходит путь из рельс серебряно-стальных,

Накрепко перекрытых шпалой деревянной, что

Вымокла под талым снегом ранней весной?

Куда спешит их крепкая серебряная сталь?..

Наверное, в неизвестность, а может, в бесконечность.

Всё может быть, но неизвестен путь их молчаливый…

И всё же, захватив небольшую часть вокзального перрона,

Он снежно-талой шпалой уходит в лес угрюмый,

Который до конца не успел проснуться от зимы,

А дальше мчится в хмурую еловую тайгу,

А после вовсе исчезает, как будто обрезая

Сталь бегущего серебра, не желая быть скреплённым

Промокшей шпалой, что предвещает быть размытой

Талым снегом, что вскоре побежит ручьём…

…пока же бегут рельсы вдоль вокзального перрона,

Разрезая сталью серебра нетронутые белые снега,

Которые за немой параллелью промокших шпал

Засыпали равниной деревенские дома, что зачастую

Кособоки и даже неказисты, но дышат жизнью,

Как и красно-белые турбины комбината, что густым

Серым дымом тянутся к холодным небесам.

И невдомёк турбинам огроме-енным, что

Куда-то тянутся, а может, мчатся стальные рельсы,

Скреплённые промокшей насквозь шпалой, что

Обещает в нить размытой быть, а после вовсе

Развалиться и отпустить серебряную сталь

В еловую угрюмую тайгу, которая с приходом лета

Расцветёт и будет улыбаться, забыв морозную зиму…

Небо и земля как разные поля

Одной планеты неделимой.

Словно зеркала глядят друг в друга

Сквозь стекло воздушного пространства.

Воздух и вода как полюса,

Что тянутся друг к другу,

Но не сойтись им никогда

В пространстве безграничном…

Разные стихии света

Тянутся друг к другу,

Но сойтись не могут,

Меж собой враждуя,

Но отчего же сила притяжения их

В парадоксе мира и вселенной?

Отчего вражда стихий, когда

В друг друге так нуждаются они?

Когда они необходимы всем

И невозможна жизнь без них?

К чему вражда их, в то же

Время притяжение как магнитом?

Всё оттого, что без стихий,

Что так важны и так бунтуют

Меж собой, порой, неумолимо

Не было б вселенной и веков…

Летят мгновения сквозь времени поток.

Бегут они через секунды и часы,

В года, века сливаясь незаметно,

И всё ж порой, остановившись,

Замечаешь их былой невидимый полёт.

Мгновения лишь торопятся, спешат

Невидимо, неслышно даже,

Забывая нам напомнить о себе,

Но в сплетении скоротечных лет

Дадут свой громкий, видный отголосок…

Зачем случилось что-то?

А может, для чего произошло?

Сразу сложно дать ответ

На сей вопрос замысловатый.

И всё ж ответы есть на все вопросы,

На все события жизни, что случились

Невзначай, случайно, невпопад

Или же наоборот специально.

Ведь не бывает ничего случайно.

Не происходит действие с чего-то,

Из-за кого-то, что быть могло причиной

И все ж в мгновений вихрях произошло,

А после в годы слилось

И оставило свой след

На долгие и длинные года, что

Станут вековой эпохой…

Для людей, природы, мира

И непредсказуемой вселенной.

В вечном споре с самим собой пилигрим.

Не может он найти ответа на вопрос,

Который уж давным-давно созрел,

А ответа нет на сей вопрос незаурядный.

Нет решения у загадки странника седого

Оттого, что не в силах он справиться

С сердцем и душой разуму вопреки,

Который ему немо шепчет, пытаясь робко

Вслух произнести: «Куда ты спешишь?

Торопишься куда и зачем?» Но…

Но нет ответа у странника вечного,

Который мечтает о доме и семье,

Уюте, лепете детей, что не даст

Тишины, и будет нарушен покой.

Но куда же извечному путнику без дорог,

Странствий, открытий? Ведь не всё ж

Успел он обойти в палящий зной и холод,

Не все тропинки леса и тайги он обошёл…

Пусть будут дожди проливаться,

Морозы ветра задувать, от которых

Согреться порой невозможно,

Спрятаться негде, как и от знойного

Палящего солнца, что обжигает лучами,

Засухой убивает природы стихию.

Но не страшны они пилигриму,

Который желает мир весь обойти

И всё, что неизвестно, разузнать

Вопреки дорогим, заветным мечтам!

Запрягу вороных, прокачусь по просторам,

По лугам заливным, где растёт бражный хмель.

Понукая игривых, со свистом задорным,

Пронесусь, а за бричкою – пыль, как метель.

До чего же прекрасна сторонка родная,

Дух пьянящей свободы здесь сводит с ума.

Чувство вечной любви к ней внутри закипает,

И его моё сердце впитало сполна.

Мужики на полях косят росные травы,

И под солнцем, устав, пьют ядрёный квасок,

Пусть мозолисты пальцы, ладони шершавы,

Не смутит косарей, им ещё бы глоток.

Колокольный трезвон созывает на службу,

Стар и млад услыхав, помолиться идут.

Разговоры ведут мужики у конюшен,

Ну а бабы в домах караваи пекут.

Ах, Россиюшка-матушка, ширь да просторы,

Дух дурманит медовый с цветущих полей.

Необъятную даль не окинуть мне взором,

Вороные красавцы, вперёд же, быстрей!

Когда аромат растекался весною

И свежая зелень вплеталась в кусты,

Я дикою розой цвела и, не скрою,

Хранила томленье, в душе был лишь ты.

И часто, страдая от боли, сомнений,

Всё слёзы лила и теряла красу.

Бутон распустила, сменив настроенье,

Былое встряхнула как с листьев росу.

И вновь по весне я вся в белом красуюсь.

Зачем увядать? Нет мне смысла грустить.

В шипах я печали свои маскирую,

Хочу, как и прежде, любовью цвести.

Город окутан тоскою туманной,

Морось осенняя, пасмурный день.

И фонари, что бредут караваном,

Бликами светят в вечерней воде.

Тень расплылась серебром в амальгаме,

Груды опавшие жёлтых монет

Щедро разбросаны меж фонарями,

Где-то уныло играет кларнет.

Редкий прохожий, зонтом прикрываясь,

Старчески сгорбившись, скрыться спешит.

Эта картина тоску навевает

В недрах моей бесприютной души.

В камине треск огня, шипение поленьев,

Горячий, с кардамоном кофе Медельин —

Всё это осень, с нею холод, я в смиреньи,

Сегодня он мой гость – осенний Арлекин.

Простывшая от равнодушия внимаю

На то, как на манеж выходит мой герой,

Он в сговоре с моей судьбой, и я вздыхаю,

Увидев на стекле лист клёна золотой.

Осенние мотивы навевают скуку,

И оттого неспешно кофе с пенкой пью.

А мой паяц смеётся, он идёт по кругу,

Играя роль, испытывать судьбу мою.

Прогноз не утешит, шальная погода,

Сезонная слякоть, и ныть проводам.

Ссутулился тополь, грустит от чего-то,

И серостью сеять опять небесам.

Елозит волчком суета бесконечно,

Бросает вибрацию шум городов.

И рокотом хриплым мысль изувечена

У низкопоклонников и дураков.

Скорее бы выйти из разных предтечей.

Внутри всё в застое, душа в кабале,

Дышать всё труднее и, кажется, нечем,

Отчаявшись, кто-то сидит на игле.

О, как же тоскливо, возможно, мы в коме,

Ведомые жизнью, и я словно слеп,

Внутри беспокойство с неясным синдромом.

О, сколько в округе таких вот калек!

Ах, если б могли мы усилием воли

И страхи крушить, и терпенье ломать,

Сбывалось бы то, что желалось до боли —

Синдром невралгии с каждого снять.

Да, дорога фронтовая

И ухабины, и кручи

ГАЗ а-а, аж «завывает»

Змей Горынычем ползучим.

В кузове машины гайки,

Трубки, винтики, заклёпки,

Самолётные «фуфайки»,

Я и сырость посередке.

Сырость: тут роса и дождик,

А ещё из глаз порою.

Ехать просто невозможно.

Еду, мучаясь собою.

Я – такая неумёха,

Я – такая растеряха.

А шофёр – одна потеха:

Сажей вымарана «ряха».

Мимо раненые люди,

Кто с коляской, кто с котомкой.

Мамину усталость «студят»

Руки малого ребёнка.

Кровь, повязки, не повязки,

Что-то Серое Большое,

Как кошмар из старой сказки,

Над Великою Страною!

Стой! Останови машину!

Выкинь с кузова железки.

Посади того мужчину.

Ну и что – пусть будет тесно!

Я ругалась и кричала:

«Ты бездушный! Ненавижу!»

Я рыдала, умоляла.

Он скрипел зубами: «Вижу!

Слазь, а запчастей не трогай.

Нервы подбери. Не вякай.

А то слякоть на дороге.

Одного возьму! Понятно?»

Солнце к вечеру за тучи

Тоже с нами отступает.

Звук на воздухе тягучий —

Самолёты подлетают.

Прыгаю. Бегу с толпою,

Паникую. Стоп, подруга.

Что-то прямо под ногою.

Падаю – и МИГ испуга!

Изуродованным телом

Мать окутала ребёнка.

Боже! Как Оно глядело!

Это личико девчонки!

Ничего не понимая,

Всхлипывая тянет руки.

А вокруг весь мир ломают

Эти стонущие звуки.

Я опешила, стояла,

Просто подойти боялась.

«…ну иди ко мне, родная!..» —

За плечом моим раздалось.

Я, ей-богу, не узнала

В этой нежности мужчину.

Вижу, как слеза упала,

Процедилась на щетину.

«…ну иди ко мне, родная!» —

Это был не хриплый голос.

Голос Мужа! Сына! Мая!

Это – говорила Совесть!

Завернули. Закрутили

Словно в гнёздышке «найдёнка»

И к деревне подкатили.

Вот и крайняя избёнка.

Вышла дама пожилая,

Кто такие, расспросила.

«…а дитё с собой таскают…» —

Тоном словно укусила!

Тут же сразу застеснялась,

Поняла. Слова «с морозу».

Наша «гвардия» осталась

До утра, а утром проза.

Что с ребёнком делать дальше?

Ехать! Так и понимайте.

Груз для самолётов наших…

«…а ребёнка оставляйте!»

С этим словом молодуха

На руки взяла девчонку.

Солнышко моё! а ну-ка,

Отойдите-ка в сторонку.

Вот! а маленькая кроха

Обняла Её руками

И целует! Бабка, охнув,

Загремела чугунками.

Как-то так вот получилось.

Мы ещё покуда живы!

Живы! чтобы ни случилось,

…а ведь Он хорош, служивый!

Ну! Иди ко мне, родная!

Слёзы на лице мужчины.

Воля! Час назад – Стальная!

Не рыдает беспричинно!

Невидимая, скрытая в пространстве точка:

Начало есть и линии, и круга, и квадрата,

Основа каждой вещи, элемент субстрата,

Из облака оторванная крошка.

И безобразного курьёз, и красоты зародыш,

И в точке страсти дремлют помыслы греха,

Как отправление, где роль её тиха,

В ней то, что представляешь, то – находишь.

Планет рождение несёт существ зачатье —

Насущный зов из тайной пустоты,

Среди оглохшей тьмы и слепоты

Стремление сквозь время к нужной дате.

И в геометрии чернеет замыслом штриха,

В нём смыслом обретённым буква стала,

Всезнающей кириллицы начало,

Начало слов и пункт в конце стиха.

Весна наступает. Зима позади.

Барочно танцуют капели.

И даже холодные в струях дожди

Разносят безумные трели.

Играет природа небес синевой,

Несёт изменения Хронос,

И вносит земля фантазийный настрой,

Меняя ландшафтов фасоны.

Весенние дни создают миражи —

Летучих голландцев иллюзии.

Моя равноценная вечности жизнь

Направлена добрыми музами.

А я ухожу. Ты меня не держи.

В сюжете грядут перемены.

Былые пора перейти рубежи —

Вибрацией тянет Вселенная.

Горел закат, и воровато

Из его пасти шёл туман,

Даль устилал молочной ватой,

Пространство речки укрывал.

Дома, как призраки, висели

Совсем без нижних этажей,

Для фильма нового модели

Витали облаком стрижей.

Фасады маревом покрылись,

Оделись ели в чешую,

Повадки мари крокодильи

Скроили серую листву.

Сгущённое туманом время

Несло неумолимый смысл,

Размытой мглою диадемой

Загадочно эфир завис.

Покрыла сахарная вата

От края и до края путь,

И скрылись отблески заката,

Спеша в барашках утонуть.

Опудрены стволы деревьев,

Дороги в маревых клубах,

И, пудрой сахарной белея,

Дым нежно таял на губах.

Подвижно было пространство

в потоке с запада на восток,

и впечатление

поспешно двигалось,

отодвигался

соседней крыши носок,

и образы в тучах,

словно клоуны в цирке,

прыгали.

И превращалось далёкое

В … – вот оно,

можно схватить рукой,

обнимать и гладить,

делать пространство уже,

и понимать

то, что было давно,

и океанский прибой

слушать.

О кофе! Бесподобный Бах

Любил божественный напиток

Не только в музыке, в стихах

Его восславил композитор.

Вкус кофе часто вдохновлял

Перо Бальзака и Вольтера:

Энергии давал сигнал,

Вселял писательскую веру.

И чудный кофе аромат

Нам красит все изъяны быта.

Арабики и Вы фанат?

Приятного Вам аппетита!

Ах, эти старые письма!

В них ясным почерком ровным

простые вещи описаны.

За ними судьбы изломами

встают явления прошлого,

а строчки, слезой политые,

задерживают осторожно

глаза на буквах-улитках.

Хранят письма запахи сладкие —

вдруг явственно чую шафрановый,

в советах, изложенных кратко, —

звук гаммы фортепианной.

В эпистолах зрю мемуары.

Листы с черновыми краями

напомнят события старые,

шуршащими букв устами.

В осенних потёртых плащиках,

в чернильных потёках местами

хранятся послания в ящике.

Название сейфу – память.

Не надо одиночества вдвоём.

Когда не тешит кофе за беседой

И душу утепляют только пледы,

Мы дух былой надежды не вдохнём.

Когда улыбка кажется игрой,

Ослаблены связующие узы

И вечером не посещают Музы,

Укрывшись под желейной бахромой,

Когда слова слоятся кривизной,

И нет тепла в мертвеющих ладонях,

А жизнь течёт по созданным шаблонам,

И комплимент наполнен пастилой,

Когда и глаз от счастья не горит,

Не радуют нагрянувшие гости,

Не выстроить нам пониманья мостик,

И в темноте не светят фонари.

Не надо одиночества вдвоём,

Когда молчит душа и голос тела,

Когда и слово в горле онемело —

Не плыть одним по морю кораблём.

Так короток в сиянье день —

сочится мгла, и наступает вечер.

И время – человеческий предел —

бросает тело

в сумрак разноречий.

И разночтения из чаши мудрецов

не делают сознанье толерантным,

и, словно с крыльев бабочки, пыльцой

слетает время

в полое пространство.

Сжимаясь до малейшего витка,

темнеет несвершившееся время,

плывущие в раздумье облака

несут от века

тягостное бремя.

А время в темпе сквозь эпохи мчит —

и для него преград нет, отчуждений.

Жизнь наша коротка и состоит

из промелькнувших

памятных мгновений.

«И отдавая силы на излом,

Не помня радости блаженства…»

Как жаль, что я ещё не бог,

А призрак морока – халдейства.

Что, стужа?! – Вечность!

…Шумят ветра

В пространстве гомона чужого,

Излёт неумолимости – тоска.

По лунной круче до подъёма

Мой верный пёс: беги, строка.

Встречая вниз допрежь сойдённых,

Слегка в наклоне голова.

Былое минуло о лучшем

«Течёт со временем…

Река».

Непечатное, не варьируется.

С догмой судится, палится.

Словеса будто огненны —

Языку неподвластные.

Чуткий ум распинается,

«Есмь и Я»…перемаются.

Бог не выше, а вот!

Изначальные каются.

Все мы дети огромной великой страны

И воспитаны были на книгах добра.

Жаль, что книгам и песням судьбой сочтены

Дни звучания и славы родного двора.

Очень жаль, что в жестокие дни перемен

Мы сожгли очень много, а что же взамен?

Я не верю в кликуш, в беспросветную мглу.

Вот появится кто-то, кто выше других,

Кто не любит железом, как он, по стеклу

И, возможно, поднимет всех тех, кто затих!

Нет, мне не добраться до цели

Без Веры, Надежды, Любви,

И волосы пусть поседели,

Любовь в моём сердце, живи,

А с нею незрячая Вера,

Надежда – последней в строю.

Пусть рухнет вся Новая Эра,

Я с ними всегда устою.

Старинный подсвечник, что в кухоньке летней,

Стоявший в углу, весь седой, незаметный,

Вниманье привлёк своим странным узором.

Его я достал и внимательным взором,

В руках покачав, осмотрев подетально,

Почистить решил, словно был он хрустальный.

Когда осторожно я пыль удалил,

Он золотом бронзы меня ослепил.

Как долго светил он в далёкой ночи

Шутам ли, красавицам, или героям,

Что воск от расплавленной белой свечи

Покрыл его плотно немаленьким слоем.

Неясно просматривался сложный узор,

Неведомым мастером чудно отлитый,

Чьё имя и память искусным огнём

Расплавлено и на века в нём залито!

Мы романтику боя

исключили на раз.

Было время такое —

оно выбрало нас —

Молодых и безусых

и не знавших войну.

Мы на плитах могильных

проклинали страну…

Мы не все возвратились —

половина из нас…

А верхи суетились —

те, кто отдал приказ.

Как страна изменилась,

не скажу никому.

Что мы там защищали,

не понять самому.

Ни награды, ни песни

не помогут забыть.

Жизнь теперь интересней —

да и хочется жить!

Не ушли безвозвратно

те лихие года!

Ночью снятся, да ладно —

утекает вода…

Вместе с нею уходят

боль, печаль и тревога.

Я стою молчаливо

у родного порога…

Я когда-нибудь встречусь

с кем прошёл ту войну.

Только в жизни отмечусь,

затенив седину.

Как понять непростые

дни прошедших времён,

обещания пустые

с самых разных сторон?

Кто шута бубенцы на себя примерял,

Кто-то схиму приняв, просто сгинул.

Кто-то душу в себе навсегда потерял —

Чёрным вороном мир наш покинул.

И кружило над полем войны вороньё,

громко каркая, видя всю битву.

Ну а кто-то сказал, что всё ложь и враньё,

и по горлу провёл себе бритвой.

Каждый сам выбирал или был принуждён

в плотном строе стоять на одной из сторон.

Разделились не ровно – кто верх, а кто низ.

Как один, поголовно – шашки вон! Понеслись…

Две волны повстречались, друг друга кляня.

И рубились, и мчались, не жалея коня!

Обе бились за жизнь, за себя, за страну!

Как же так получилось? За свою! За одну!

И стреляли брат в брата

из отцова ружья,

и у каждого правда —

не чужая – своя!

Мести злобная ведьма

выбирала сама

место цели и время,

и горели дома.

Горько плакали матери.

Погибали сыны.

Будь ты проклята матерно,

суть гражданской войны!

Вся земля пропиталась

жарким потом и кровью!

Но борьба продолжалась

с обоюдной любовью!

До конца! До признания —

обоюдной вины —

глубины покаяния

от другой стороны!

Нам, не путая флагов,

но сплетая концы,

наших стягов кровавых,

оборвав бубенцы,

Поклониться всем павшим,

осознать и простить,

отдых дать всем уставшим

и в любви, в мире жить!

Плачет колокол с болью,

звук разносит окрест,

Чтоб не сыпать ран солью,

есть улыбки невест!

Жизнь конечна – но вечна!

Нам в наследниках жить!

А любовь – бесконечна!

Так давайте любить!

Как рассудите, люди,

вы, живущие, нас?

Нелегко это будет.

Кто страну нашу спас?

Осознаем когда-то —

Все уйдут подлецы, —

Что страна наша – свята,

А герои – отцы!

Восход багряно-золотистый.

Он был отчаянно тревожен…

Мы подошли к врагу на выстрел…

Победный выстрел был возможен!

Наш бриг окутался дымами.

Ударил залп из всех орудий.

В тот час была ПОБЕДА с нами.

Корвет горел, кричали люди…

Мы сбили разом все их мачты…

И, получив немалый крен,

Почти разваливаясь на части,

Корвет врага попал в наш плен…

Мы подобрали тех, кто выжил.

Их капитан, что ранен в ногу,

Свой пистолет уже запыжил,

Чтоб застрелиться недотрогой…

Но не позволил ему наш…

Мы взяли их на абордаж.

Был скоротечен этот бой.

Вернулись вскоре мы домой…

Война не лёгкая прогулка.

Бьют барабаны гулко-гулко…

Встречать весь город вышел нас!

Мы – победители сейчас!

Ликует наш спасённый остров.

Корвета чёрный, жжёный остов

Поставим памятником в бухте.

Враги, смотрите, не забудьте,

Что ждёт того, кто к нам с войною…

Мы – люди МИРА и ПОКОЯ!

Но жадным каперам – пиратам

Не отдадим того, что свято —

Свой чудный остров и СВОБОДУ,

И ЖИЗНЬ, что дал Господь народу!

Я не хочу судьбу такую, как во сне,

но не могу её отбросить как игрушку.

Она корнями проросла уже во мне

и представляет очень древнюю старушку.

Обида, боль и безответная любовь

закрыли напрочь нерастраченную нежность.

И вот во мне почти совсем застыла кровь.

Я, замерзая, ухожу в большую снежность.

Не отогреться даже солнечным лучом.

Он тихо гладит мне заплаканные щёки.

И ничего не отложить мне на потом.

Я одинок, и сон безжалостно глубокий.

Порвать у времени связующую нить,

Вернуть обратно ничего не удаётся.

Я понял, что судьбу не изменить,

смиренно тихо умирать мне остаётся.

Прощай, мой мир, я ухожу, не испытав

любви ответной, безграничной, так желанной…

Я ухожу, из сердца медленно достав

тяжёлый камень, многоцветный, многогранный…

Быть может, вспомнит кто-то – был такой чудак,

писал стихи, но не умел он петь вживую…

Душа моя – один сплошной синяк!

Я сам её и бью, и сам целую…

Ушёл мой поезд, и перрон был чист,

Покрытый белым снежным покрывалом.

Передо мной лежал готовый лист.

Пиши, рифмуй, но слов мне не хватало.

Я опоздал всего на краткий миг.

Умчалась жизнь моя под стук колёс.

Чего-то в жизни всё-таки достиг.

Пусть потерял, не сдерживая слёз.

Бежать вдогонку, мчать вперегонки,

Сесть в самолёт и обогнать назло судьбе,

И обстоятельствам, и року вопреки,

Чтобы поднять уверенность в себе,

Уйти в фантазий мир – красивых сонных грёз…

Но будет ли достойным этот шаг?

Тяжёлый груз в груди я долго нёс —

Я сам себе и друг, и главный враг…

Сомненья серых, призрачных теней

Мне говорят: «Давай, стакан налей…»

Я не хочу быть слабым и больным.

Мне выбор есть, и вот я перед ним.

Один чудак сказал, что плоть жива,

Пока поступки ценит голова…

Мне в друзья набивались

столько разных людей,

В личной жизни копались,

многих выгнал взашей…

Сколько дам одиноких

жали руку мою.

Если б вняли им Боги —

был давно бы в раю,

Только птицу удачи

не поймал я за хвост.

Всё могло быть иначе.

Нынче в землю я врос.

Закопали по пояс,

завязали глаза…

«Спи, родной, успокоясь,

надави тормоза…»

Здесь цветы не на клумбе —

те растут, эти нет…

Припечатали к тумбе

от гитары скелет…

Все слова – словно гвозди,

что сказали в тиши…

«Без любви и без злости

отдохни, не пиши…»

Жизни горькая правда

мне уснуть не даёт.

Я вернусь, пусть не завтра,

лет на сотню вперёд,

Прохриплю, как сумею,

Всё, что видел в пути,

И уйду, онемею,

чтоб следов не найти,

Чтобы вновь не схватили,

не всадили в бетон,

Чтобы звёзды светили…

Боже! Это был сон…

Куполов позолота

потускнела в обед,

Но ещё не допета

песня прожитых лет…

Полон дум, надежд, мечтаний,

Всех несбывшихся желаний,

На закате у огня

Я сидел на срезе пня.

Думал думу как-то так…

Получалось – я чудак!

Что искал – всё приобрёл.

Нелегко по жизни шёл.

Вдаль по кочкам, буеракам,

Запинался, но не плакал.

Поднимался вновь и вновь

И обрёл свою любовь.

Значит, всё не так уж плохо.

Нечего сидеть и охать,

На судьбу роптать в тиши.

Соберись и напиши —

Всё, что думаешь о жизни,

Выше голову, не кисни.

Осень красками богата —

Сын, жена, друзья, внучата…

Ты не делал людям зла.

Жизнь насыщенной была.

Тропку проложил свою.

Дом построил и семью.

Выбрав сложную работу,

Много раз был на краю.

Устоял, держась за правду,

Помнил Родину свою.

Осень жизни тёплой краской

Жизнь раскрасила твою.

Светлой грустью иногда,

Как дождём по крепкой крыше…

Ну, да это не беда.

Посмотри на небо выше.

Утром снова солнце встанет.

От росы трава воспрянет.

А над речкой, как дурман,

Лёгким облачком – туман.

Ясен день вершины лета.

Всё прошло, что было где-то.

Есть сейчас и завтра будет.

Новый день придёт, рассудит.

И не надо ставить точки.

Осенью растут грибочки.

Лист раскрашен в жёлтый цвет.

Да! Немало прожил лет!

Жаль мне молодость иль нет?

Всё ищу, ищу ответ…

Летом,

вдруг,

про осень жизни…

Нелогично?

В чём секрет?

Цветной листаете альбом,

Страница каждая – раскраска.

А жизнь проходит день за днём,

Как удивительная сказка.

И каждый день как чистый лист

В цветной раскрашиваем упрямо,

Наивно думая, что жизнь

Потом расставит каждый в раму…

Весёлая берёзовая роща

Стоит там, возле дома, на пригорке.

В ней ветер средь ветвей о чём-то ропщет…

Зимой мы мчались в санках с этой горки.

Простая среднерусская природа,

Где звонкие апрельские капели.

Зима там длится около полгода,

А вечер летний соловьиных полон трелей!

Там в быстрой речке – чистая водица.

Ловили рыбу утром, на восходе…

И можно было той воды напиться,

Да босиком, по травке, на природе…

Роса, как слёзы крупные, – на ветке…

И безмятежность в воздухе разлита…

А подремав на солнышке, в беседке,

Забыть, что падал и колено в кровь разбито…

Мне детство снится, что-то чаще, чаще…

Со мною что-то, видно, происходит…

Но волны жизни были так бурлящи,

Что сжалось время и стремительно уходит…

Вернуться к детским, беззаботным, тем годам —

Без сожаления, что имею, всё отдам.

Глубокой старости седая пелена

Меня не радует. Как жаль, что жизнь одна.

Светлой печалью покрыты потери,

те, что со временем годы берут.

Время закроет все раны на теле

души, превращая её в мёрзлый грунт.

Лицо младенцу дал Господь.

Душа подарена с рождения.

Затем родителей черёд —

Воспитывать для предназначения.

И в 20 лет его лицо —

Витрина, что они вложили,

Покинуть отчее крыльцо —

Готовили или спешили…

А в 45 его лицо покажет —

Всё, чего добился,

Какую цель поставил сам

И как к той цели он стремился!

Когда же возраст подойдёт

Всей жизни подводить итоги —

Посажен сад и сын растёт,

Есть дом – семейные чертоги…

За 70 – что заслужил,

Что сделал и как жизнь прожил…

Всей жизни путь – он на лице,

В преклонном возрасте, в конце.

Что видишь в зеркале, скажи,

Лицо как зеркало души…

Вглядись… Как много кроется непознанного в души

глубоких тайниках…

Да, я болен тобой,

Моя тихая, светлая Родина!

Я в разлуке грущу.

Ветер дует в мои паруса.

Сотни миль за кормой

И немало морей уже пройдено.

Сердце бешено бьётся

И верит ещё в чудеса.

Вот найду, что ищу,

Что меня остановит, наверное,

Что изменит мой путь,

И меня так потянет домой,

Что я курс поверну

На страну, где ждёт счастье безмерное.

Дай мне Бог возвратиться, пока я живой.

Я пойду на луга,

Что раскинулись там за околицей.

В чистых водах реки

Голышом с головой окунусь,

И водой с родника

У берёз, что растут на пригорочке,

Зачерпнув, из ладони досыта напьюсь.

Тихо встретит меня

Моя милая малая Родина

И уже не отпустит

Ни в моря, ни в чужие края.

Я ромашек нарву,

Вспоминая, что было, что пройдено…

Станут ветви берёз

Как большие мои якоря…

И вот пришёл рассвет седой, кошмарный…

На парусах не охнуть, не вздохнуть…

Мы в эту ночь не видели Полярной…

Здесь Южный крест указывает путь…

В белёсой пене палуба и снасти,

Да альбатрос меж небом и водой…

Щемит тоска, что сердце рвёт на части

И тихо шепчет: «Долог путь домой…»

Но мы пройдём сквозь бури, ураганы,

Туман у мыса Горн и Скапа Флоу,

А дома, распакуя чемоданы,

Мы скажем просто: «Снова повезло».

Нас океан качал, швырял и метил

Водой и солью. Ветер бил в лицо.

Но солнца луч, сверкнувший на рассвете,

Нам осветил родимое крыльцо.

Вновь сотни миль остались за кормою.

В кипящей пене скрылись острова…

Водой с колодца я лицо умою

И на морозце поколю дрова…

Пока тоска по ясным синим далям

Не схватит сердце в жилистый кулак…

Мы в море всё, уж кажется, видали,

Но не сидится дома, ну никак…

Хотел он истиной пронзить

Сердца любителей поэзии,

Но главное – остался жить.

Спасли укольчиком магнезии.

Сломало мачты. Сникли триселя.

Рангоут в клочья. Шлюпки оборвало.

А ветер пел, безумно веселя…

Команда в жизнь такого не видала.

Мы на руле стояли вчетвером.

Вода стеной вставала перед судном.

Волну бушпритом рассекая, как ножом,

Мы выстоять пытались в дне том «судном»…

Мы выживали, истово молясь,

Без кожи на руках, сорвав мозоли.

Мы солнце утром встретили, смеясь,

Хлебнув по горло океанской соли…

И нету в мире краше ничего

Седой волны и солнца на восходе.

А многие желают одного —

Тепла, безветрия и тишины в природе.

И преуспев в комфортнейшем быту,

Согрев диваном ноги, зад и спину,

Всё променяют на Ти-Ви «витрину»,

На кнопки пульта нажимая их в поту…

Так применив технический прогресс

Да мощь науки всей призвав в подмогу,

Огромный небоскреб, построив до небес…

В строенье гена человек с пинцетом влез —

Но —

Кто в море не бывал – тот не молился БОГУ!

Нам до отхода только полчаса.

Выходим в море, радуясь свободе.

Надёжный парус, звёзды в небесах

Укажут путь нам в море по погоде.

В закате солнца яркий красный диск,

Садится в воду он на горизонте.

Подтянем шкоты. Еле слышный писк —

набитых талей. Больше их не троньте.

Поймали ветер наши паруса.

Форштевень режет воду в клочья пены.

В безбрежной дали ждут нас чудеса

Погоды ветреной, дожди и перемены.

Но всё ничто в сравненьи с океаном,

С его напором, шумным плеском волн

И с воздухом его – солёно-пьяным,

И с кораблём! Нам станет домом он!

Надёжен он и парус наш надёжен.

Любой поход на нём для нас возможен.

Искал мелодию в душе.

Как гениален был сюжет!

Весь год писал. Вот, вот! Уже!

А музыки всё нет и нет…

Невыносимо тяжкий труд.

Нет нот. Хоть клавиши все тут…

Кошка гуляла сама по себе,

мышей по желанию ловила,

нагадить могла на цветах, на траве

и рыбку покушать любила.

Такая здоровая, толстая киска

жила во дворце королевы английской

и, числясь начальником в охране дворца,

на подданных строго взирала с крыльца.

Сама королева искала ей принца —

кота с родословной, и надо ж случиться,

котят нагуляла с дворовым котом,

безродным и серым, нахалом при том.

Случился конфуз. Как его исправлять?

Пришлось королеве решенье принять.

Присвоить гуляке, нахалу коту

высокое звание у всех на виду.

Объявлен он лордом старинных кровей.

Мундирчик пошили ему поскорей,

Помыли, одели и орден на грудь.

Народ пригласили на это взглянуть.

Котята росли. Их чесали и мыли,

Дворцовые слуги за ними ходили.

Кормили котят и отказа им нет.

Ещё научили ходить в туалет.

Когда повзрослели, их взяли на службу.

Они, сохраняя рождения дружбу,

дворец охраняли от крыс и мышей,

чужих и непрошенных гнали взашей.

Себе подобрали из кошечек мисс

и как захотят, подзывают: кис-кис…

Так получился наследственный пост.

Мышек гоняют все те, кто подрос.

Завидная жизнь без печали, тревоги.

Хотелось такую судьбу очень многим.

Не только котам и безродным собакам,

но даже бомжам человеческим всяким.

Жаль, должности нет для бродяжек бездомных

в покоях дворца королевских огромных.

Расписано всё по уставу дворца,

а сказочка наша дошла до конца.

Детская сказочка. Есть ли в ней суть?

Прочти и попробуй в себя заглянуть.

Чтоб заглянуть за дальний горизонт

Чертой, делящей мир на половинки,

Я вышел в путь, обутый в новые ботинки

И прихватив на всякий случай зонт.

Стремясь быстрей достичь заветной цели,

Я шёл как мог, и жизни дни летели.

Сносил ботинки, и прошли года,

А горизонт далёк был как всегда…

Я брал машину, самокат, велосипед —

До горизонта не добрался, нет!

Попробовать, быть может, самолёт?

Согласен взять меня один пилот!

Вот мы взлетели! Что за чудеса?

Мой горизонт стал дальше на глазах!

Подумал я, что это всё мираж.

Мне друг сказал: «Отбрось ты эту блажь,

Ведь горизонт никем не достижим.

Зачем всю жизнь ты гонишься за ним?»

А я не знаю. Просто так хочу.

Мне, может быть, его достигнуть по плечу.

И я иду и трачу жизни дни.

Мне эти дни как звёздные огни!

Я столько лет шагаю вдаль по ним.

Быть может, правда – горизонт недостижим?

Так как же быть? И, помня о былом,

Судьбу встречаю праздничным столом!

Нет, я не сдался. Я не сделал шаг назад.

Пусть в окруженьи что-то говорят.

Я не обижен, не ругаю, не кляну.

За горизонт, я верю, загляну!

Своё желание озвучу я судьбе.

Коль не достигну, так погибну, хоть в борьбе,

А не от старости, немощным и больным.

Я отдохну чуть-чуть и вновь пойду за ним,

За горизонт, что манит с юности меня,

Передохнуть должно хватить мне и полдня…

Чёткость ритма. Безупречность формы.

Слова обычной разговорной нормы.

Ещё бы содержания добавить —

Стихи, могли бы вас на век прославить,

А так смогли нас только позабавить.

Прочтя Ахматовой стихи,

Решить пытался я Загадку,

Как удалось ей ёмко, кратко

Вложить в них счастье и грехи.

Я не кончал журфака МГУ.

Я не учился ставить запятые.

Поверьте, что украсть я не могу

Чужие мысли и стихи чужие.

Слова мои такие, как у всех,

Они звучат в стихах других поэтов.

Они способны обеспечить мне успех,

Ничуть не обирая всех при этом.

И очень жаль, поверьте мне, о том,

Что кто-то вдруг обидится притом.

Тихая ночь. Город спит. Красота.

Лёгкий мороз. Ветер воет в окошко.

Словно рукой обняла темнота,

Только слегка освещает дорожку

Тусклый фонарь, что горит меж домов,

Плавно качаясь с порывами ветра.

Листья шуршат по асфальту дворов,

Будто ковром укрывая их щедро.

Тихая ночь. Сладким сном спит Москва —

Сон её крепок и утро нескоро.

А на часах где-то часика два,

В комнате мрак, ведь зашторены шторы.

Мысли роятся, но хочется спать —

Через четыре часа подниматься.

Тянет ко сну, я прилёг на кровать,

Время пришло в сладость сна погружаться.

Тихая ночь. А что будет – вопрос!

Утро разбудит соседей шагами,

Гулом моторов да скрипом колёс —

Можно сказать, что встаём с петухами…

Так и живём среди каменных стен —

Только к полуночи город ложится.

Вся наша жизнь словно сказочный плен,

Где тишина может только лишь сниться.

Тихая ночь к завершенью идёт —

С ней и останутся все размышленья.

Утро настало, с ним солнце встаёт —

Ждут нас заботы, дела и свершения.

И лишь в душе мы храним и несём

Нежные чувства к красотам природы:

К синему небу иль ветру с дождём —

Всё, что осталось для сердца свободы…

Весь город словно окунулся в унынье осени сейчас.

Парад из туч грядой тянулся, собою радовал он глаз.

Листва протяжно шелестела, слетая с веток на траву.

Дул слабый ветер. Вечерело, как мелкий дождь

накрыл Москву.

Нечаянно взглянув в окошко, асфальт я в лужах увидал.

Хотя и лил сей дождь немножко, но моросить не

прекращал.

Намокли листья, что лежали. Повсюду грязь. Какой уют?

А вы иного ожидали, когда дожди всё льют и льют?

Не поднимает настроенья погода в сей осенний день.

Но дождь способствует общенью, пускай несёшь

лишь дребедень.

Как не ценить подобный вечер: вдвоём, обнялись,

взяли плед,

Зажгли камин, а также свечи. И за окошком лунный свет…

Не может дождь быть бесконечен, как и осенняя печаль.

Любой сезон столь скоротечен, что тратить время,

право, жаль

На все уныния природы. Когда любовь в сердцах живёт,

То в мире нет плохой погоды. Кто любит сам —

меня поймёт!

Луна, как золото, сияла в холодном небе октября.

Природа тихо увядала. На час вечерний несмотря

Деревья красками играли, пока качались на ветру,

И листья с веточек роняли. Их шелест слышен по двору,

Когда не чищены дорожки. И вот идёшь, чеканя шаг,

Шурша ботинками немножко. А рядом дуб стоит весь наг.

С мольбою ветви к небу тянут берёзы, клёны, тополя.

Упав, их листья быстро вянут – укрыта ими вся земля.

Прекрасный вечер. Чуть стемнело. Шуршанье листьев.

Лунный свет.

Дорога к дому опустела. Машин как будто бы и нет.

Ко сну готовится столица. Зажглись гирлянды фонарей.

Переверни же дня страницу – пора в постель

и спать скорей.

Шелест листвы, что шуршит под ногами,

Нежной мелодией кажется мне,

Где топот ног я сравнил бы с басами,

А листьев шорох – с клавиром вполне.

Эта мелодия льётся повсюду,

Где по земле только ступит нога.

Ритм произволен, а звук сродни чуду,

Сердцу такая игра дорога.

Канет октябрь, и, возможно, та песня,

Что в этот час мне звучит под ногой,

Будет иной. А какой – неизвестно,

Но всех сразит своей чистой красой.

Шелест листвы для меня как услада,

Словно иду через звуков ручей,

И мне играют то блюз, то баллада —

Радость для слуха, краса для очей…

Горели красным небеса, пока диск солнца опускался.

Всего каких-то полчаса, и он исчез, не задержался.

Но в эти несколько минут весь небосвод горел слоями.

Все взоры мира были тут, пока закат пылал огнями.

Вся гамма красок и цветов пленила разум мой всецело,

Светясь сквозь толщу облаков, покуда солнышко не село.

Погас последний в небе луч, и стало зябко.

Мрак спустился.

Но как же, право, я везуч, что в этот миг здесь очутился.

Гуляет Ваня по проспектам нашим

И просит чувства радовать собой.

С хорошим чувством видится все краше,

И ходят пары в чувствах за судьбой.

А чувства, чувства в облаках витают,

И каждый может видеть взмах крыла.

И все надежды тайные питают,

Что страсть охватит статные тела.

Куда вы, чувства, право, погодите,

Спускайтесь к людям щас же и сейчас.

Желанья Вани искренне поймите,

Пускай наступит наш волшебный час.

А чувства просьбе радужной внимают

И не хотят покинуть небеса.

Мол, пусть над всеми радугой сияет

В заветный час волшебная краса.

А Ваня хочет дивом любоваться,

И люди тоже верят в чудеса.

Ах, чувства, где вы? Время возвращаться,

Не дело это – бегать в небеса.

А чувства пляшут, требуют признанья,

Волнуют Ваню, мысли теребят

И дарят людям дух благоуханья,

Проняли тело, душу веселят.

Вот счастье, счастье людям улыбнулось,

И Ваня Маню встретил наконец.

Вновь чувства манят и зовут их в юность

Сиянья глаз и трепета сердец.

А чувства снова что-то затевают,

Хотят украсить видимость людей.

Они как будто облик принимают

По воле мысли их шальных затей.

Гуляют Вани с Манями по парам,

Любуясь дивом и восторгом грёз.

Наверно, чувства были все же правы:

Давно пора влюбляться им всерьёз.

Ко мне приехал на побывку Пуп Земли.

Какое чудо, какое диво!

Сказал, что нынче он, ну, в общем, на мели,

А раньше правил думами строптивых.

– Ты что же, новый наш научный мир и Бог? —

Спросил его, открыв учебник правил. —

Так много новых сверхтеорий сделать смог,

Понять не понял, но мозги расплавил.

– А что вам надо, ведь одна у вас мечта:

Летать над миром важным Дело-Пупом, —

Ответил Пуп, – святая ваша простота

Глядит на мир восторженно и глупо.

Вот так нечаянно открылся тайный смысл

Души мятежной, трепетной желанье.

Так хорошо, что есть на свете всё же мысль,

Её порыв – создать мотив сознанья.

Покуда зрел сакральный замысел души,

Призвал к рассудку редкостного Зубра,

И бык вспахал владенья Пупа в сей глуши,

И шёл за плугом образ мой в то утро.

Смеялся Пуп, – какой блистательный финал:

Само собой, случилось в мире действо.

А это есть как раз начало всех начал,

Я – Пуп Земли, а вовсе не злодейство.

В небе разговоры все о смысле.

Солнце, звёзды, мудрая Луна —

Все толкуют праведные мысли:

Что же жизнь доделывать должна.

Надо быть по жизни оптимистом, —

Молвит любопытная Луна.

Будь, как я, космическим связистом —

Будет приключений жизнь полна.

Разум видит дальние просторы

И болтает там о пустяках.

Что там и какие где узоры,

Чувства с кем играют в Ох и Ах!

Скажет мне, что оборотнем стала

Гордая и властная Земля.

Я подстать меняюсь, но местами,

А миры ломать – так это зря.

Ты подумай, матушка планета,

Где найти потерянных людей.

Тех, что к нам пришли давно с приветом

Из союзов звёздных лебедей.

Горят леса по всей России,

Пылают жарко, всюду дым…

Уж сколько их огнём скосило,

То знает лишь Господь один.

Ещё вчера здесь птицы пели,

Стеной стоял зелёный лес,

Во множестве водились звери.

Сегодня этот мир исчез.

Осталось пепелище только,

Погибло всё на много лет,

Здесь даже выть не будут волки.

Кому за всё держать ответ?

А злой огонь всё больше, дальше.

Горят уж тысячи гектар,

Там, за рекой, сгорели дачи,

А здесь деревню он сожрал.

Разводят лишь руками власти:

«Стихия, как нам с нею быть?

Не ждали мы такой напасти,

Чтоб это всё предотвратить».

Они умеют оправдаться

Внезапной засухой, жарой.

И можем скоро мы остаться

Без леса, с выжженной землёй.

Наживы бесконечна жажда,

Их золотой телец слепит.

Под корень вырубят однажды

Всё, что в горниле не сгорит.

Такая уж у них порода —

Свои карманы набивать,

Лес, достояние народа,

Как свой цинично продавать!

Набьют карман – и на Канары,

А после них, да хоть потоп.

За воровство бы их на нары

Да на пожизненный бы срок.

Пускай они остаток жизни

Сажают лес, что извели,

Чтоб лик своей родной Отчизны

В порядок прежний привели.

Чтобы тайга стеною встала,

Водой налились русла рек,

Зверья опять в избытке стало

И стал разумней человек.

Чтобы потомки наши жили

Счастливо долгие года

И русский лес преумножали

На землях Родины всегда!

Осень, хмурая старуха,

Налетела не спросясь,

Беспорядком, заварухой

Над домами пронеслась.

Отпустила ветер шалый.

Он по городу сновал,

Лист с деревьев обветшалый

Беспощадно обрывал.

А потом его горстями

Он с неистовством швырял,

Бешено стучал ставнями,

В трубах дико завывал.

Замолчал фонтан весёлый,

В подворотне пёс притих.

Даже парочки влюблённой

Не увидишь в этот миг.

Улиц страшные провалы,

В чёрном небе ни звезды,

Стали сточные канавы

Притяжением беды.

Под разгулом силы тёмной

В тусклом свете фонарей

Затаился город сонный,

Выжидая лучших дней.

Вечер нежен и тих,

За окном снегопад.

Я в объятьях своих

Век держать тебя рад.

Мы вдвоём. Тишина,

Даже музыки нет,

Лишь в бокалах вино

Да коробка конфет.

Слов не нужно, молчим,

Всё понятно и так,

Только сердце стучит

С твоим рядышком в такт.

От любви и вина

На душе благодать.

Ты мне Богом дана.

Что ещё мне желать?

Слышать голос родной,

Солнце вместе встречать,

Любоваться тобой

И тебя обнимать.

Нет желаний других,

Лишь бы рядом всегда

До волос до седых

Ты, мой ангел, была!