Поэзия
Людмила Свирская
Родилась в Алматы (Казахстан), после окончания школы переехала в Барнаул (Алтайский край, Россия), где окончила факультет филологии и журналистики Алтайского государственного университета.
С 1999 живёт в Праге (Чехия). Автор 7 стихотворных сборников. Публикации в журналах и альманахах: «Сибирские огни», «День поэзии», «Литературная газета», «Алтай», «Берега», «Волга XXI век», «Европейская словесность», «Чайка», «Золотое руно» и др.
Член Союза Российских писателей и Московского союза литераторов.
Стихи переводились на украинский, чешский, английский и испанский языки.
Финалист и призёр литературных конкурсов: «Эмигрантская лира», «45-я параллель», «Фонарь», «Русский Гофман». Победитель поэтического конкурса «Пушкин в Британии» – 2018.
Главный редактор поэтического альманаха «Ассоль» (Прага).
Потрескивает сердце, как свеча…
Расходятся, скрипя, дощечки у моста.
У мостика – мне скажется вернее.
Над Летой, как всегда, такая пустота,
Что задержаться хочется над нею.
На берег «тот» легко попасть со всех сторон,
Без ветки золотой – когда бы если…
На пенсию ушел измученный Харон:
Возил туда-сюда. Баркас и треснул.
Застыли облака. Осенний ветер стих.
Под небом лишь свобода от печали.
Я здесь касаюсь всех: любимых и чужих,
И мёртвых от живых не отличаю.
Бетховен
Пыль с мёртвого рояля деловито
Сметает фрау Мюллер день за днём.
Как он звучал, рояль мой! Dolce vita!
Моё ль остановилось сердце в нём?
Не морщась от щелчков и зуботычин,
Я накрепко, до хруста, сжал кулак:
Угрюм и одинок. Косноязычен.
И по губам читаю кое-как.
Клубок судьбы давно уже размотан,
Уплачен долг ещё одной весне.
Проросшими фасолинами ноты
Разбухли в абсолютной тишине —
Заношенной, затянутой, затёртой…
И если с губ срывается упрёк,
Теснятся пирамидами аккорды
На чёрном небе вдоль и поперёк.
А впереди – бемоль, как белый парус.
Квартет «d-moll». Душа идет ко дну…
Я вытяну всю музыку из пауз
И до последней ноты вам верну.
Ни денег, ни славы. Лишь двое детей – непосед.
На ужин – картошка с французской комедией в восемь.
Напрасно ругает жару возмущённый сосед:
Уже на подходе мадам пунктуальная – Осень.
Империя Лета! Как скоро ты рухнешь к ногам,
Шурша обречёнными листьями нощно и денно…
Но мне безразлично: назло и векам, и врагам
Своё лаконичное платье я гордо надену —
Пройду через парк, как сквозь толщу роскошных витрин,
Любуясь блестящей, чуть смуглой, родной черепицей…
А осень близка: непогода, тоска, аспирин…
Мне б сотней последней навек от неё откупиться.
Поросёнок Ниф-Ниф
Нас на этом свете только трое.
Старший брат цеплялся, как репей,
Дом кирпичный предлагал построить…
Я Ниф-Ниф, который всех глупей,
Говорю: быстрее – из соломы,
Потому что рвётся прочь душа…
Не могу сказать, что я бездомный,
Просто мне хватает шалаша.
У меня есть стол, кровать и кружка,
И прохлада в летнюю жару…
«Здесь с тобою рай», – моя подружка
Мне шепнула как-то поутру,
Помня волшебство грибного супа,
Котелок, забытый на траве…
Я Ниф-Ниф, который самый глупый,
С золотой соломой в голове.
Ни единым облаком не хмурясь,
Замаячил мартовский денёк.
Я с тобою, кажется, рифмуюсь,
Хоть и многим это невдомёк.
Друг от друга нас не отпуская
И на половинки не деля,
Бьётся рифма – женская – мужская,
На которой держится земля.
Вчера панихида была по зиме.
Мы все её в путь провожали последний.
А следом шёл снег по уставшей земле —
Бездомный, в права не вступивший наследник.
Летели снежинки в весеннюю грязь,
Срывались со скользких натянутых веток…
Снег шёл торопливо, как будто боясь
Куда-то ещё опоздать напоследок.
Малиновый свитер
О.В.Д. – с благодарностью
Теперь мне по ночам так горько спится:
Потрескивает сердце, как свеча…
Молитвы шепчут тоненькие спицы,
Серебряными клювами стуча.
Нет бабушки давно. Но кто-то вяжет
Мне свитер, повторяя: «раз» и «два»…
И тянется малиновая пряжа
Со дна души, которая – права…
К чему e-mail и номер телефона,
Коль здесь любовь, в моих руках уже?..
И музыка малинового звона
Не затихает в дремлющей душе.
Кофе по-венски
Н.Я.
Кофе по-венски – знакомый сюжет:
Стройный бокал, белоснежный манжет,
Вальсы, балы, парики, треуголки…
Я – в легкомысленной пёстрой футболке,
Ты – с рюкзаком, полным книг и идей…
Встретились двое хороших людей,
Чтоб поболтать о стихах и кино,
Кофе по-венски испив заодно.
Вена была до конца откровенна…
Встретились буднично. Обыкновенно:
«Здравствуй». – «Привет». – И, примкнув к ротозеям,
Мы понеслись по садам и музеям,
Безотлагательно, самозабвенно
Вену вливая в себя внутривенно…
И закружились с восторгом вселенским
Небо по-венски.
И солнце по-венски.
Что же касается кофе… Увы…
С ним решено потерпеть до Москвы.
Мы в карантине: ты и я.
Я на балконе, ты на фото.
Не изменилась жизнь моя
С момента твоего ухода.
И ощущенье, как в кино:
Сижу, смотрю и жду финала.
А ты ушёл давным-давно,
По руслам высохших каналов,
Свободен, дерзок – и один,
Ты вырвался из группы риска,
Туда, где вечный карантин,
Откуда только к солнцу близко.
Карантинное
Июнь пронёсся, радостно стуча
Копытами по клавишам надежды.
С утра до ночи слышу: «Где ж ты, где ж ты?»
И пустота свободного плеча,
Коль нечего уже держать Атланту,
Хранит прикосновение одно…
Весь мир – как в школьной физике «дано»,
Но вдребезги разбиты Гегель с Кантом.
Здесь кто-то перепутал верх и низ…
Июль пришёл – а я оттуда родом.
Что ж я могу, не вылезая из
Норы своей трусливо год за годом?
Ты говорил, что мир накроет тьма,
Когда был жив и он, и ты… в реале…
Давай поставим пушкинское: «vale!»
В конце никем не вскрытого письма…
Чтоб только Бог не дал сойти с ума.
Билеты продаются в том окне —
Куда-то. А вернее, для чего-то.
И запертые наглухо ворота
Становятся податливее мне.
Там чей-то голос (только голоса
У нас ещё не заперты покуда) …
Он спрашивает, что я делать буду
В ближайшие два с четвертью часа.
Дышать. Бежать за солнцем, вдоль реки,
Постукивая термосом глинтвейна,
И трогать по пути благоговейно
Массивные висячие замки…
Приснится же такая чепуха!
Год двадцать первый. Третий день суровый.
Наощупь я бреду. И держит снова
Соломинка последнего стиха.
Рисунок Светланы Ринго