Её длинные тёмные волосы были всклокочены, но лицо показалось Павлу спокойно-угрожающим.
– Привет, – неловко поздоровался он.
– Ты время видел? – спросила девушка и с неудовольствием поморщилась. – Ты что, пьяный?
– Если только чуть-чуть. Можно зайти?
Алиса на несколько секунд задумалась, после чего все же отошла в сторону. Павел двинулся во двор, по дороге неловко схватившись за дверной косяк, пытаясь не слишком шататься.
– Чего тебе? – спросила Алиса, складывая руки на груди.
– Нельзя прийти?
– Вообще-то лучше не надо.
– И в дом не пустишь?
– Ты шумишь. Разбудишь Соню.
– Никакого шума, обещаю.
Алиса вздохнула. Она окинула Павла оценивающим взглядом, нахмурилась, но с неохотой согласилась.
– Ладно уж, пойдём на кухню. Будешь чай?
Павел кивнул.
За пять лет он посмотрел много фильмов об изменах. Прочитал много книг. Поговорил с людьми, которых предали возлюбленные. И он сомневался, что на месте Алисы предлагал бы себе чай.
Но бывшая жена зашла в дом. Павел последовал за ней на большую светлую кухню, в окно которой било восходящее солнце.
Девушка налила в кружку слегка остывшую воду и бросила несколько листков сухого чая. Положила полторы ложки сахара, перемешала; от этого монотонного звука голова у Павла начала кружиться.
– Алиса, я должен тебе сказать, – начал Павел, собираясь с мыслями. – Я так ужасно ошибся. Прости меня, правда, я совершил ужасную глупость.
– Я не злюсь.
– Давай начнём все с начала?
– Слушай, я ведь уже говорила тебе, – она поставила чашку на стол перед Павлом, а сама села напротив. – Я не могу доверять тебе снова. Даже если захочу. Такой я человек, ничего не поделаешь, ты только должен смириться. «Нас» в будущем уже не будет. У меня другая семья, новый муж. Тебе стоит начать жить своей жизнью.
– Но я не могу. Вы с Соней – моя жизнь.
– Ты приходишь постоянно. Правда, хватит. Сережа может неправильно нас понять, если увидит, или Соня ему скажет. Не испытывай судьбу, просто уходи.
Павел отхлебнул недостаточно горячий чай и печально воззрился на Алису.
– Я люблю тебя. Не оставляй меня, прошу. Я без тебя не могу.
– Уже поздно, Паш. Твоя любовь мне нужна была несколько лет назад. Сейчас – нет.
– Давай начнём все с начала? Я всё понял, всё осознал, клянусь, этого не повторится. Только вернись ко мне.
Алиса покачала головой, а Павел уронил голову на руки и прерывисто выдохнул. Неприятно стянуло грудь какое-то уже привычное чувство, но Павел не мог дать ему название. Боль? Отчаяние? Или, может быть, злость? Он боялся искать ответ.
Поэтому не придумал ничего лучше, чем поднять голову и улыбнуться, делая вид, что всё хорошо. Это стало привычным.
– Я понял. Не будем о грустном. Лучше расскажи, как ты? Вижу, у Серёжи большой дом. Не пусто в нём?
Алиса недоумённо подняла брови, а Павел отвесил себе мысленную пощёчину. Он не должен даже намёками показывать, что часто думает об этом.
– Нет, мы любим простор. У нас много свободных комнат, и к нам часто приезжают гости.
– Разве у тебя много друзей?
– Обычно Серёжины. И родные его часто у нас бывают. Мои тоже приезжают, но реже.
Павел пару раз мельком уже видел комнаты. Несколько и вовсе пустовало, и по нейтрально-весёлым цветам обоев он отметил, что те готовились для детских.
Он ничего не ответил, Алиса тоже молчала, лишь неловко потёрла шею. Остывающий чай Павел глотнул скорее из приличия, чем от желания, и отметил, что тот был невкусным несмотря на привычные полторы ложки сахара.
Сидеть на кухне напротив человека, который когда-то был ближе и роднее всех в этом мире, в тишине и осознании, что кухня чужая, было откровенно больно. Павел не узнавал Алисины черты, но при этом скучал по ним невероятно. Он не находил даже самых нелепых слов, чтобы завязать самый неловкий разговор в его жизни, и Алиса тоже молчала. С ней не о чем больше говорить.
Павел вспоминал время, когда они были вместе. Когда Алиса улыбалась, а он осторожно и даже испуганно каждый день смотрел на её живот – и не замечал, как тот растёт. Помнил, как держал на руках Соню и не мог поверить, что это его ребёнок, который теперь будет жить в их семье.
И так извивающийся от кислоты воспоминаний мозг показывал новые картины. Особенно чётко Павел помнил одно: как была зима, стоял трескучий мороз, кусающий щеки и пробирающийся за ворот. Павел поздно возвращался с работы, засидевшись до ночи с каким-то глупым делом. Во многих окнах на их улице давно погас свет, и они глядели на улицу своей чернотой или плотно закрытыми ставнями. Только из одного лился тёплый свет – и там, посреди покрытой льдом дороги, под начинающимся снегопадом, Павел чувствовал кипящее внутри пламя. Оно согревало его настойчиво и так отчаянно, что он перестал чувствовать холод вовсе. Павел не помнил, сколько так простоял, в десяти метрах от собственных окон, наблюдая за тем, как Алиса неторопливо помешивает греющийся в кастрюле суп.
Воспоминание померкло. И сейчас, в довольно тёплой комнате, под горячими лучами встающего солнца, Павлу было холодно.
Ничего не говоря и даже не прощаясь, он вышел из чужого дома. Солнце заглянуло в его глаза, будто пытаясь отыскать в них правду.
Глава 8. Влюблённый кошмар
21 августа. Утро.
Косые лучи утреннего солнца проходили сквозь бутылку розового шампанского и будто зажигали его изнутри тысячей безупречных бриллиантов.
Вера, гася внутри нетерпение, положила голову на плечо Максима. Держа бутылку левой рукой, он осторожно прокручивал пробку правой. С уверенным хлопком пробка вылетела из горлышка и, описав высокую дугу, приземлилась на плитку в четырёх метрах от Веры. Под небольшим наклоном улицы она покатилась вниз, в сторону моста.
– Поздравляем нас, – с улыбкой произнёс Максим, глядя на Веру долгим счастливым взглядом.
Девушка первой глотнула шампанское прямо из горла и передала бутылку Максиму – с сегодняшнего дня её мужу.
– Если меня когда-нибудь спросят, испытывала ли я абсолютное счастье, то я обязательно вспомню этот момент, – прошептала Вера и снова склонила голову на плечо новоиспечённого супруга.
Когда она была маленькой, то часто думала о своей будущей свадьбе. Мечтала надеть самое красивое белоснежное платье, туфли на цокающих каблуках и фату, которую за ней будут нести соседские дети. Она живо представляла сотню гостей за пышным столом, поздравления, крики «горько!» и танцы до середины ночи.
Но Вера никогда не думала о том, каким будет её муж. В мечтах он и не фигурировал – был просто частью декора или интерьера богато украшенного зала.
Реальность оказалась далёкой от фантазий. Сейчас Вера сидела на широком бортике клумбы, которая поднималась над вымощенной плиткой дорожкой, чей второй край упирался в грубую кованую ограду. Сразу за ней начинался крутой спуск к реке. Птица была мелкой, но в её самой глубокой части даже Максим не доставал до дна. В конце лета она начинала «цвести» и становилась крайне богатой всякой живностью. Течение в Птице было медленным, однако порой попадались места с неровным каменистым дном, и на них река подскакивала и пенилась, как на настоящих порогах.
Набережная, пахнущая сыростью и подгнивающей рыбой, легко вытеснила золотой бальный зал из фантазий, а рваные джинсы – пышное платье невесты. Рядом не было ни родных, ни друзей – их всех заменил Максим.
Вере была не нужна свадьба с безликим незнакомцем. Ей нужен был только Максим – и когда он предложил отметить роспись вот так, в повседневной одежде с одной бутылкой шампанского, она согласилась не раздумывая. Друзей у неё было мало, родных – ещё меньше. Как, впрочем, и у Максима. К тому же устраивать церемонии сейчас несколько неуместно.
Максим приобнял Веру и продолжил пить шампанское. Несмотря на половину десятого утра, людей на улицах было мало. Только далеко слева шумел мост Милосердия – его назвали в честь статуи в углу парка позади, которая гордо стояла со своей книгой в центре фонтана. Грохот падающей воды коснулся слуха Максима, и он поспешил отогнать нагрянувшие мысли. Сегодня все они должны посвящаться его жене.
– О чём загрустил? – тут же спросила девушка.
Скрыться от неё было сложно, как и раньше. Максим понимал, почему Мстислав держал Веру в своём близком окружении – она была надёжной, исполнительной и крайне внимательной. В отличие от многих других она помнила, как оказалась в банде и чётко знала своё место в ней. Максим был уверен, что лет через десять Мстислав назначил бы её своим заместителем. Вера замечала малейшие изменения, и потому скрыться от её пытливого взгляда было сложно.
– Люблю этот парк. С ним у меня связано много тёплых воспоминаний, – улыбнулся Максим.
«Воспоминаний, которые теперь не приносят никакого удовольствия», – добавил он про себя.
– О Полине?
– И о ней тоже. Она ведь не всегда была… Такая.
– Максим, я знаю, какая она всегда была. Именно такая.
– И какая?
– Подлая, эгоистичная и меркантильная.
– Она просто привыкла к деньгам и не умеет жить без них. Они меняют людей.
– Но ты ведь научился справляться без них, – резонно возразила Вера, а Максим не нашёлся с ответом.
Он оказался умнее сестры? Настойчивее? Или у него просто не было другого варианта? Максим не знал. Десять лет назад, когда погибли родители, он разом лишился и своей части наследства – отцовского бизнеса. У Полины оказались все возможности его получить: совершеннолетие, адвокаты и поддельное завещание, составленное, как полагал Максим, не без помощи Мстислава, который почему-то встал на сторону лишь одного из детей своего бывшего товарища. Не оказалось у Полины только совести, но она новой владелице завода и не понадобилась.
Может, теперь, когда прошло столько лет, когда они оба выросли, Полина сожалеет об этом. Но Максим не хотел узнавать ответ на этот вопрос – он не говорил с сестрой всё это время, а новости о ней узнавал от общих знакомых.
– Не будем о Полине, – выдохнула Вера. – Она в прошлом, а мы – тут. Сегодня наш день.
– Ты права, – легко согласился Максим и отхлебнул ещё шампанского.
Он не любил ссориться с Верой, хотя, как правило, ссорилась с ним именно она. Что поделаешь, женщины. Максим любил её в обидах и недопониманиях. Любил, когда она злилась и когда била тарелки об кухонный кафель. Как сказали в ЗАГСе, в горе и в радости – много лет, каждый день как в первый и последний.
– Пойдём домой или ещё погуляем? – Максим перевёл тему и убрал со лба Веры сдуваемые ветром короткие пряди цвета горького шоколада.
– Пойдём в парк, там должно быть мало народу.
– Он же оцеплен, – удивлённо возразил он.
– Кого это когда-то останавливало? Мы же не пойдём на место преступления.
Максим первым спрыгнул с бортика клумбы. Он протянул Вере бутылку и размял затёкшие мышцы. Девушка одним глотком допила шампанское и оглянулась в поисках урны.
– Кидай в Птицу, – спокойно предложил Максим.
Вера усмехнулась и саркастично агакнула. Наконец она отыскала взглядом мусорный контейнер и дошла до него. Максим направился следом, и вскоре они оба бодро шагали по извилистой аллее парка.
Рядом шумел фонтан «Милосердие». Статуя держала в руках раскрытую книгу и перо, хотя Вера никогда не понимала, как это связано с милосердием.
Тем временем Максим предавался воспоминаниям. Они были тёплыми и светлыми, но теперь казались слишком болезненными. Вот тут, прямо на этом месте, они с Полиной играли в догонялки. Максим словно наяву видел себя десятилетним, бегающим рядом. Вот он плавно обогнул Веру, а Полина побежала следом. Вот мать принесла две бутылки воды, за которыми специально ездила за пять кварталов – в парке она стоила в три раза больше.
«Максим, не обижай сестру!» – укоризненно сказала мать, глядя на своих детей.
Но он продолжал дразнить Полину, убегая и брызгая ей в лицо водой из фонтана.
«Максим!»
– Максим? – кажется, не в первый раз озадаченно повторила Вера. – Ау, ты со мной?
– Да, задумался. Пойдём на качели?
Качели были новыми – непривычно чужими Максиму. Он помнил две старые скрипучие доски, на которых качался всё детство, и они не казались ему некрасивыми или неудобными.
Вера вприпрыжку направилась к детской площадке. Хотя ей давно исполнилось двадцать четыре, она любила аттракционы. Может, сказалось детство, в котором она не получила достаточно веселья, а может, ей просто надо было как-то отдыхать.
Так или иначе, Вера уселась на качели и с улыбкой повернулась к Максиму.
– Сделаешь солнышко? – спросил он.
– Если только ты меня поймаешь.
– Всегда.
Вера раскачалась сама. Максим сел на конец детской горки и с интересом наблюдал за женой, качели над которой опасно ходили ходуном.
– Иногда мне кажется, что нас свела судьба, – задумчиво произнёс Максим.
– Говорят, браки совершаются на небесах.
– Да, мне всё больше верится в это… Без тебя я бы ничего не смог.
– Для того и нужен партнёр, – Вера улыбнулась и перестала раскачиваться. – Чтобы помочь и поддержать, когда дорога становится сложной. Уверена, для меня ты бы сделал то же самое.
– Ради тебя я готов на всё.
– И даже прожить со мной всю жизнь?
Максим засмеялся и не ответил. Вера часто шутила, что ни один мужчина с ней в одном доме не уживётся, и Максим знал, почему. Родись Вера мужчиной, она сорвала бы джекпот этой жизни. Умная, упрямая, старательная, но при этом спокойная и внимательная. Она легко видела и двойное дно, и даже тройное – её существенной проблемой было то, что она искала мужчину лучше неё самой. Более умного и разностороннего, сдержанного, перспективного. Было ещё много пунктов – гораздо больше, чем мог бы вместить в себя любой живой человек. И явно больше, чем включал в себя Максим.
У Веры было бы блистательное будущее, если бы в свои далёкие шестнадцать она не разочаровалась в справедливости. Она пылала злостью и отчаянием, которые и свели её в конечном счёте туда, где она сейчас оказалась. Далеко не каждый, кто оказывается под влиянием Мстислава, может из-под него выйти.
Максим не переставал задаваться вопросом: что Вера в нём нашла? Но предпочитал не озвучивать его, боясь услышать ответ. Он просто был счастлив, просыпаясь с ней рядом, завтракая и добираясь до работы. Был счастлив их случайным встречам на запасной лестнице мэрии, как нарочно построенной для того, чтобы служить курилкой. Был счастлив возвращаться домой вместе с Верой, разговаривать о вечном и бессмысленном, не переставая восхищаться ею.
– Хочешь, приготовим дома что-нибудь вкусное? – спросил Максим вместо ответа.
Вера кивнула и покрепче ухватилась за верёвки качелей. Тонкое золотое кольцо сверкнуло на солнце, и Максим снова почувствовал прилив удовольствия.
– Могу приготовить жульен с грибами и салатик какой-нибудь, – сказала Вера, подумав.
– Тогда на мне что-нибудь мясное?
– У тебя получается вкусный борщ.
Максим расплылся в улыбке.
– Это потому, что ты не умеешь его готовить?
– Может, и поэтому.
Вера спрыгнула с качелей на полном ходу и направилась в сторону главной аллеи, а Максиму ничего не оставалось, кроме как снова последовать за ней.
* * *
На кухне всегда было тепло. Даже рано утром, когда Максим вставал задолго до зари, именно здесь ему становилось по-домашнему уютно. Может, это из-за тёплых полов, а может потому, что Вера всегда вставала раньше него и уже хлопотала возле плиты. И хотя Максим каждый раз убеждал её поспать подольше, она решительно отказывалась – мол, не спится.
Но сейчас, когда кухня была наполнена светом солнца и золотисто-коричневых глаз Веры, Максиму было вдвойне тепло.
Он поставил бульон вариться, а сам принялся чистить овощи. Вера тем временем достала из холодильника шампиньоны.
– Надо будет новые купить, – заметила она. – Запиши.
– Я запомню.
– Запомнишь, конечно… Если в «Синице» будут хорошие, купи килограмма два, заморозим.
– Они там уже фасованные.
– Тогда купи там, где не фасованные, – Вера поджала губы и раздражённо посмотрела на Максима. – Ещё лука надо купить. И перец.
Максим кивнул и продолжил чистить картошку. Да, с Верой он определённо был счастлив. Но всё-таки ему не хватало того, что много лет назад у него было и что так безвременно ушло. Максим хотел семью – большую, шумную и дружную.
– Вер, а как ты думаешь… – начал он осторожно, краем глаза следя за реакцией жены. – Что ты думаешь насчёт ребёнка?
Девушка не поменялась в лице, даже движения рук остались такими же плавными и осторожными, когда она промывала листья пекинской капусты.
– Ты знаешь, чего я хочу. Семья и дети – это прекрасно, и в детстве я об этом часто мечтала. Но рожать сейчас, когда мы буквально пленники, по меньшей мере глупо.
– А когда? Он прокандыляет ещё лет двадцать-тридцать, не меньше, так когда нам заводить детей?
– Надеюсь, его уберут раньше. Семёна-то убрали, как видишь.
– Подобраться к Мстиславу намного сложнее.
– Но и к Семёну не легче. Может, в какой-то степени даже сложнее, потому что он всё равно оставляет после себя… Наследство. Кто-то не побоялся. Этого человека я определённо уважаю. Ему хватило сил сделать то, о чём иной раз я боялась даже подумать.
– Это глупо и несправедливо, – Максим покачал головой и бросил нарезанную картошку в кастрюлю с такой силой, что брызги попали ему на лицо. – Убил его кто-то один, а компромат вылезет на всех.
– Может, оно и к лучшему.
Вера скинула капусту в салатник и принялась резать помидоры, половину из которых отправляла в рот. Максим догадался, что она готовила «Цезарь».
– Может. Но если я не успею найти его до того, как всем станет известно о подвигах Мстислава, то полетят головы. В первую очередь – моя.
Девушка ничего не ответила. Да и нечего было: ведь их положение действительно было безвыходным. Вера только мысленно радовалась, что Семёна убили раньше, чем собиралась она.
Каждый, кто попадал под крыло Мстислава, не мог просто так оттуда выйти. Семён был единственным, кому оказалось под силу порвать с грязными делами своего бывшего товарища. Он защитил себя таким количеством мерзких секретов, что никому и в голову не приходило даже косо смотреть на него. «Не буди лихо, пока оно тихо», – думала Вера и уговаривала себя перестать планировать убийства бандитов Птицына. Даже Мстислав обходил Семёна стороной, что уж говорить о других.
Максим понятия не имел, кем был тот герой, который убил Семёна. Кто выложил птичьи крылья за его плечами? Этого человека Максим одновременно и превозносил, и ненавидел. Кто-то был достаточно силён, чтобы не бояться грязной правды, которая наверняка вылезет. Признаться, он значительно пугал Максима – по большей части тем, что тот понятия не имел, на кого думать. Все вели себя как обычно, и с каждым днём ужас от осознания, что убийца может стоять за спиной и готовить новый удар, только креп.
На мгновение промелькнула мысль: а могла ли Вера убить Семёна? Например, по поручению Мстислава, который наконец решился это сделать? В ту ночь Максим не был дома, он выполнял поручение проследить за новыми бизнесменами Птицына, поэтому вернулся только к утру. Могла ли Вера… Максим решительно потряс головой. Не хватало только начать подозревать свою жену в убийстве. И хотя он не верил, что та способна на убийство, червячок сомнения всё же копошился где-то внутри.
Стук в дверь выдернул Максима из размышлений. Видя, что Вера уже поставила салат на стол, он попросил её открыть.
Девушка вышла в коридор. Она отчаянно надеялась, что это не посланцы Мстислава – с каждым днём мысль, что везде находятся его шпионы и камеры, становилась всё более навязчивой. И когда Вера увидела на пороге знакомую фигуру следователя, даже немного расслабилась: Павел, хотя и закрывал глаза на выходки Мстислава, не работал на него.
– Доброе утро, капитан юстиции Федосеев…
Вера не стала дослушивать.
– Брось формальности. В чём дело?
– Пришёл провести небольшой опрос в связи с убийством Семёна Александровича Рогова. Есть пять минут?
– Проходи. Те.
Вера отступила на пару шагов. Павел прошёл в дом и закрыл за собой дверь.
– Меня в чём-то подозревают?
Следователь помотал головой, и от внимательного взгляда Веры не укрылись тёмные мешки, пролёгшие под его глазами. Неужели всю ночь не спал и пытался расследовать это дело? Выходит, он на самом деле не знал, кто убийца. Это было странно: в Птицыне секреты лежали на поверхности, но все старательно делали вид, что не замечают их. Особенно Павел.
– Нет. Опрос возможных свидетелей является обязательной частью расследования.
– Понятно. Во время убийства я была дома, ничего не слышала и не знала. Ты явно не по адресу.
– Очень даже по адресу. В этом доме живёт ещё один человек, да?
– Максим Суханов, мой муж.
– Муж…
– Мы поженились утром.
– Мои поздравления. Можно поговорить с вами обоими?
Вера кивнула и на секунду заглянула на кухню, поманив Максима к себе. Тот оставил кипящий суп на плите и тоже вышел в прихожую.
– Максим Дмитриевич, Вера Игоревна, – Павел бросил короткие взгляды на обоих и щёлкнул ручкой, выдвигая стержень. – Прошу небольшой разговор, если не хотите приезжать по вызову в участок.
– Конечно, давай поговорим, – спокойно ответил Максим, а Вера почувствовала, что её начало слегка потряхивать от нервов. – Пройдём в гостиную.
Павел последовал за Максимом дальше по коридору, и у Веры появилось несколько секунд на то, чтобы успокоиться. Но мысли заводили её ещё сильнее; начало казаться, что Павел что-то знает, что у него есть зацепки, которые приведут к ней, а затем и к Максиму. А если Павлу нужно закрыть дело, он схватится за любого подходящего подозреваемого.
Вера села на диван рядом с мужем; следователь расположился в кресле напротив.
– Сегодня ночью мы обсуждали причастность Мстислава к смерти Семёна. Давайте пока забудем о Мстиславе. У вас есть какие-нибудь другие подозрения?
Вера искоса взглянула на Максима; тот ответил ей слегка испуганным взглядом. Теперь Вера начала сомневаться, что не сказала лишнего, хотя отлично помнила прошлую ночь. Но Павел мог бы найти любой изъян, любую несостыковку в её словах, чтобы зацепиться за них. Разумеется, если он захочет повесить убийство на неё или Максима, то сделает это без особых усилий. Как полагала Вера, Мстислав при таком раскладе не вступится ни за кого из них. Наверняка он уже готов принести такую незначительную жертву, чтобы его имя не всплывало в этом деле. Нет, даже не так. Вера была уверена, что он пойдёт и на куда большие жертвы, лишь бы убийство Семёна не связывали с ним.
От невесёлых размышлений голову сдавило. С учётом того, что после вечеринки, закончившейся в начале шестого, они оба не спали, вряд ли Максим был в лучшем состоянии.
– У Семёна было много врагов, – осторожно ответила Вера.
– Но никто из них не смел трогать его.
– Мы мало знаем о врагах Мстислава, правда, – почти честно ответил Максим. – В нашу работу входит только программирование и всё, связанное с этой темой. Даже… Особыми делами Мстислава мы не занимаемся, на то есть более преданные и проверенные люди.
Вера постаралась сохранить нейтральное выражение лица в надежде, что Павел не слишком осведомлён о делах Мстислава. А шли они несколько хуже, чем раньше; людей вокруг него оставалось всё меньше, а скольким он доверял, Вера не знала. Едва ли их больше двух-трёх, раз даже на поиск важного компромата отправили относительно неопытного Максима.
Павел что-то записал в тетрадь и через минуту снова поднял голову.
– А у вас случайно не было мотива?
Вера растерянно смотрела на следователя, не зная, что и сказать. Его тон был ровным, взгляд – серьёзным. Если он и шутил, то делал это с непроницаемым выражением лица. Кто в здравом уме будет говорить, что у него был мотив совершить убийство? Вероятно, Павел имел какие-то очень необычные соображения на этот счёт.
И Вера невольно начала задумываться, сколько всего он знает? Вдруг он уже понял, кто убийца? Но тогда он может попытаться спасти его от тюрьмы; такое уже было несколько раз, когда стараниями Павла Мстислав ловко уходил от карающего меча закона. Интересно, сожалеет ли следователь о том, что позволил Мстиславу оставаться на воле?
– Мы были очень плохо знакомы с Семёном, а наших тайн он не хранил, – за обоих ответил Максим.
– А где вы были в ночь убийства?
– Дома, – пожала плечами Вера. – Приехали с работы часов в девять вечера, поужинали и около двенадцати легли спать.
Павел едва заметно наклонил голову к плечу, как будто не верил её словам.
– И больше никуда не выходили?
Вера поймала взгляд мужа, который будто предупреждал её о чем-то. Это было лишнее.
– Нет, – ответила она.
– И даже если я проверю камеры на заборе ваших соседей?
– Проверяй, – беззаботно кивнула Вера.
Павел снова что-то записал. Потом встал и окинул комнату внимательным липким взглядом, от которого Вере стало не по себе.
– Можно немного у вас осмотреться?
– А что ищешь? – тут же спросил Максим.
– Не знаю, что-нибудь. Ну так можно?
– Проходи.
Вера встала первой и вышла из гостиной. Слева располагались выход на задний двор и дверь в подвал, следом за ними – санузел. Напротив двери в гостиную поднималась лестница на второй этаж, правее неё располагалась большая оранжерея Максима, куда Вера заходила довольно редко.
Павел направился в ванную и внимательно осмотрелся. Хотя он ничего не трогал, заглянул во все уголки, особенно те, что располагались на полу – возле ванны, у раковины и двери. Вера понимала, что следователь надеялся найти землю или листья, которые остались бы на преступнике. Но все прекрасно знали, что за несколько дней улики можно было полностью уничтожить.
Следователь вышел из ванной и взглянул на лестницу, после чего уверенно направился к оранжерее.
Когда его рука коснулась ручки двери, сердце Максима тревожно забилось. Он знал, какая реакция последует, и лихорадочно думал, как заставить Павла поверить ему.
Вера бросила испуганный взгляд на идущего позади Максима. Тот поджал губы; очевидно, Павлу не понравится то, что он найдёт за дверью. Но делать было нечего, да и само присутствие цветов в доме ничего не доказывало.
Следователь остановился в центре оранжереи, вдоль окон которой тянулись ряды больших и маленьких горшков с растениями.
– Садоводы-любители? – спросил Павел, параллельно записывая наблюдения в блокнот.
– Мои родители владели несколькими теплицами с цветами, где я любил проводить время, – поспешил объяснить Максим. – Моя мама в юности участвовала в выведении красного аконита, этот цветок напоминает мне о ней.
– Насколько мне известно, аконит неприхотлив и растёт в открытом грунте.
– Я развожу красные акониты дома, чтобы сохранять их селективную чистоту. То есть, чтобы во время опыления они не скрещивались с другими аконитами, если такие есть, и близкими видами растений.
– Понятно… Любишь насыщенно-красный цвет, да?
Максим ощутил, как трепещущее до этого момента сердце начало покрываться коркой льда.
– Я не убивал Семёна.
– А я этого и не говорил. – Павел подошёл ближе к горшку с цветком и сорвал один, после чего повернулся к Максиму. – Ты выводишь самые ядовитые цветы, продолжаешь дело своей матери, на которое у неё не хватило времени.
– Не совсем понимаю…
– Хотя я и мусор, не только в бумажках разбираюсь. Цветы, которые ты получишь после деления корневищем, будут обладать теми же свойствами, что материнское растение. Бесполый путь размножения невыгоден, поэтому Бог создал более совершенный путь – половой. Комбинации генов, благодаря которым спустя годы можно вывести новый вид. Более устойчивый. Более красный. Более ядовитый.
Максим молчал. Сказать было нечего: слова исчезли, и он оказался вдруг во вселенной безмолвия, где царит лишь пустота. Лишь лёд, который продолжает ползти по телу. Максим не знал, куда клонит Павел, и это пугало намного больше. Возможно, следователь просто наслаждался чужим страхом, а может, действительно угрожал.
Тем временем Павел бросил цветок в горшок и быстро вернулся в ванную, где два раза с мылом помыл руки. Вышел он оттуда задумчивый и серьёзный, как будто действительно размышлял над чем-то важным.
– Не бойтесь, никому я не скажу. Цветы у тела отличались от тех, что растут у вас.
– И что надо в обмен на молчание? – тихо спросила Вера, но Максим ясно различил в её голосе оттенок вызова.
Павел задумчиво почесал подбородок.
– Думаю, сотня вам будет по карману.
– Раньше ты за подобное просил меньше, – протянул Максим.
– Времена меняются.
– Хорошо, завезу… На днях.
Павел снова что-то записал в блокнот, и Максим теперь сомневался, что тот служил для рабочих заметок. Уж многовато компромата было на его страницах. Минута тишины растянулась на вязкие годы, и когда Павел поднял голову, Максим уже готов был лично вытолкнуть того за дверь.
Но следователь ушёл сам, вежливо и размеренно попрощавшись с обоими. Как только дверь за ним закрылась, Вера шумно выдохнула и опёрлась о стену рукой, как будто боялась упасть.
Глава 9. Кровавый сон
21 августа. Утро.
Павел вышел на широкую дорогу и снова перечитал свои записи. Хаотичная информация, которую он узнал у Максима и Веры, не внушала больших надежд. Всё это он уже давно слышал от других источников. Однако увлечение Максима могло обернуться бедой в будущем, а нервозность Веры наталкивала на мысль, что где-то прячется ещё одно откровение. Она работала под крылом Мстислава, поэтому наверняка что-то знала.
Вздохнув, Павел осмотрелся на наличие слежки и позвонил Георгию.
– Ничего не понимаю, – сказал он и с долей отчаяния пнул оказавшийся под ногой камень. – Вернее, даже не так. В принципе всё понятно, даже логично складывается. Но всё равно у того, что произошло, нет смысла. Крылья из аконита – крик чьей-то философской души.
– А что, в Птицыне много философов?
– Необязательно быть философом, чтобы обратить внимание на то, на что хочешь его обратить.
– Попробуй сосредоточиться на тех, кого может бесить их жизнь.
– На всех? – с раздражением спросил Павел.
– И кто не боится действовать.
Пикающий звук из динамика заставил Павла поморщиться. Он посмотрел на экран и с неудовольствием заметил параллельный вызов от Никиты.
– Мне звонят, потом договорим, – буркнул Павел и ответил на звонок напарника. – Что?
– Тут новый труп, – едва ли не прокричал в трубку Никита. – Там же, в парке. И на том же месте. Проклятие, где тебя носит?
– Опрашивал возможных свидетелей, – ответил Павел и потёр переносицу. Внутри черепа нарастала тупая боль.
* * *
Павлу понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до парка. За это время боль в голове усилилась и теперь вспыхивала при каждом шаге. Он подошёл к Никите и кивнул на криминалистов.
– Опять раньше меня приехал, – заметил Павел.
– Потому что тебя вечно нет на рабочем месте.
– Ты не любишь допросы. Опознали?
– Опознали. Галина Александровна Назарова, сорок шестого года рождения.
Женщина, как и Семён недавно, лежала на спине, а от её плеч в стороны расходились крылья из алых аконитов. Руки же были сжаты в кулаки и лежали на груди, одна над другой.
– Кто опознал? – осведомился Павел.
– Ты не поверишь, – Никита на секунду оторвался от своих записей.
– Я заинтригован.
– Константин Назаров, её сын.
Павлу не нужны были объяснения. Тот самый Константин, который нашёл тело Семёна. Совпадение или у Павла появился достойный подозреваемый? Даже если и совпадение, он уже не собирался отступать.
Следователь быстро подошёл к мужчине и кивнул ему в знак приветствия.
– Снова вы, – заметил Павел. – Вы нашли тело?
– Нет, нашла подруга её… Соседка, Елизавета Петровна. Вы, наверное, её знаете. Она сразу мне позвонила.
– А где сама Елизавета Петровна?
– В полицейской машине, ей плохо стало. Чай там пьёт.
– Никуда не уходите, я скоро к вам вернусь.
Павел направился к полицейской машине, стоящей неподалёку. Елизавета Петровна действительно сидела там и что-то пила из своего термоса. Увидев приближающегося следователя, она закрыла крышку и даже вышла на дорогу.
– Доброе утро, Елизавета Петровна, – тепло поприветствовал её Павел.
– Уже день, сынок.
Женщина замешкалась и, взглянув в сторону тела, будто опомнилась.
– Какое ещё доброе? Тут человека убили, а ему доброе…
– Елизавета Петровна, а вы точно чай пили?
– А ты что думаешь?
– А я думаю, что вино. Уж винный запах я за километр учую.
– Да? А я думала, самогонный.
– Ладно, день у обоих тяжёлый выдался… Расскажите, как всё было.
Елизавета Петровна вздохнула и, уверенным движением открутив крышку, сделала большой глоток из термоса. Потом покачала головой, собираясь с мыслями, и поднесла ко рту дрожащую руку.
– Галя была моей подругой детства. Мы с ней в одном классе учились, даже замуж вместе выходили…
– Я спросил, как вы тело нашли.
– А… Да я проснулась что-то, а молоко кончилось. В магазине только завозное осталось, но ты же знаешь, не любим мы, старики, такое. Я к парному привыкла, из-под коровки. А я знаю, Галя рано всегда встаёт. Да и что мне тут пройти, через парк да и всё, полчаса пути. И погода сегодня хорошая, – Елизавета Петровна сокрушённо покачала головой, и в уголках её глаз даже скопились маленькие слезинки. – Иду я и вижу… Вон там, прямо возле аллеи лежит… Да и крылья эти красные проклятые…
– Вы ближе не подходили? – спросил Павел, занося слова женщины в блокнот.
– Как это не подходила? Подошла. Думаю, вот дожили, что у нас в Птицыне серийник завёлся. Смотрю, а руки-то у неё не в молитве, а в кулаки сжаты.
Павел задумчиво прикусил ручку. Руки, сжатые в кулаки. Он до сих пор не понял, что означал молитвенный жест, но появление второго трупа задачу только усложнило, хотя должно быть наоборот.
Одно Павел знал точно: у Георгия появился подражатель.
Но помимо очевидных минусов данный факт имел и значительный плюс: можно с чистой совестью сосредоточиться на новом убийце, а потом посадить его вместо Георгия. Всё складывалось как нельзя лучше, и если бы не начинающаяся мигрень, Павел даже порадовался бы такому удачному стечению обстоятельств.
– Ужас, – машинально ответил Павел, видя вопросительный взгляд Елизаветы Петровны.
Та продолжила пить вино и вытирать слезы тыльной стороной ладони. В какой-то степени Павел даже сочувствовал ей. Наверняка терять хороших друзей трудно, тем более, в таком возрасте. Он сказал что-то бесцветное в знак поддержки и вернулся к трупу.
Павел плохо знал Галину Александровну. Та не имела дел с полицией, на улицах они встречались и того реже. Старая женщина не казалась мёртвой. Она будто заснула тяжёлым тревожным сном, от которого никак не могла пробудиться.
– Причина смерти? – спросил Павел, как будто кровавая рана в районе желудка оставляла какие-то сомнения. Впрочем, убийца явно плохо знал анатомию.
– Наверняка кровопотеря, – пожал плечами судмедэксперт.
– Орудие?
– Наверное, нож.
– А время смерти?
– Судя по окоченению, середина ночи. С момента убийства прошло не меньше семи часов, то есть не позже пяти утра.
– Но, возможно, в три или четыре.
Мужчина задумчиво почесал подбородок.
– Может и так. Убийца выбрал неудачное время, этой ночью наверняка у многих было алиби.
Павел кивнул.
«Это ещё ничего не значит. Город маленький, можно было уйти из клуба на полчаса, никто бы и не заметил, трезвых там вроде не было. Да и кому вообще понадобилось убивать старуху?» – размышлял Павел, прокручивая в голове возможные варианты развития событий этой ночью.
Взгляд сам собой скользнул к Константину. Стоит заметить, выглядел он намного хуже, чем в предыдущую их встречу. От Павла не укрылись ни бегающие глаза, ни одышка, ни текущий по лбу пот. Руки Константина дрожали, как бы он ни прятал их под свитером в такую-то жару.
– Можно узнать, где вы были этой ночью? – спросил Павел.
– Я был дома у моей… Девушки.
Павел недоверчиво нахмурился. Константин был похож на тех мужчин, которые умирают девственниками в глубокой старости.
– Её контакты можно узнать?
– Ольга Андреевна Крылова. Живёт недалеко, на Яблочной.
Павел поморщился, услышав знакомую фамилию.
– Она случайно не родственница врача в нашей больнице?
– Да, тётка. Вы его знаете?
– Пересекались пару раз, – уклончиво ответил Павел и продолжил допрос. – Она может подтвердить, что вы были с ней?
– Конечно. Неужели вы думаете, что я мог… Родную мать…
– У меня протокол. Проедем в участок, там разберёмся.
Признаться, Павел просто цеплялся за любую возможность найти виновника происходящего. Двойным убийством в городе заинтересуются гораздо быстрее, и тогда проблемы начнутся у всех. А если ещё и прошлые дела поднимут, то Павел наверняка потеряет работу, если вообще каким-то чудом останется на свободе.