Глава III
3 января 1856 г. Рабочий кабинет Александра II. Зимний дворец. Санкт – Петербург.
Государь Александр Николаевич пребывал в прескверном расположении духа. Метель, разбушевавшаяся к вечеру этого дня в Санкт-Петербурге, протяжно подвывала, бомбардировала столицу снежными зарядами и, казалось, была намерена лютовать до утра. Погода за окном кабинета императора полностью соответствовала положению дел в стране, в дипломатии, на фронте.
Получив от отца не самое завидное наследство – пустую казну, политическую изоляцию в Европе, войну на нескольких театрах боевых действий, он поклялся перед Государственным Советом и всей Империей, что денно и нощно единственной его заботой будет беспокойство о благоденствии страны. Господь пока явно не благоволил новоиспечённому Государю в реализации его намерений.
Ровно в восемь вечера камердинер, как обычно торжественно, распахнул обе створки высоких дверей его кабинета:
– Ваше Императорское Величество! Великий князь Константин Николаевич и прочие приглашённые прибыли для аудиенции!
– Зови… – Александр II продолжал стоять у окна, вглядываясь в стекло, покрытое морозными узорами, сквозь которые уже с трудом просматривались контуры дворцового ансамбля.
Камерная обстановка рабочего кабинета царя полностью соответствовала моменту. Портреты государей, картины, изображающие батальные сцены, даже фигурки солдат разных полков, накрытые стеклянными колпаками – всё наталкивало только на мысли о войне и её последствиях.
– Ваше Императорское Величество, – прервал неловкую паузу младший брат царя, адмирал, управляющий морским ведомством, Великий князь Константин Николаевич. – По Вашему приказу прибыли все, кто необходим для сегодняшнего совета. Мы в Вашем распоряжении, государь…
Чести быть в советниках у Императора в такой тяжёлый час удостоились кроме Великого князя Константина, военный министр, князь Василий Андреевич Долгоруков, бывший российский посол в Вене барон Мейендорф, министр иностранных дел граф Нессельроде, князь Воронцов, графы Блудов, Орлов и Киселёв.
– Располагайтесь, господа… – произнёс Александр II на французском языке. – Протоколов вести не будем. Сегодня мы с вами обязаны принять решение, во многом, возможно, судьбоносное. Мне нужно знать мнение каждого из вас. Необходимость именно коллегиального решения продиктована вашей компетенцией и моим безусловным доверием.
Все восемь приглашённых, конечно, были посвящены в канву событий, но именно сам факт этого почти ночного совещания подталкивал их к мысли, что произошло нечто неординарное.
– Мы получили удар в спину. – Александр II, заложив руки за спину, стал между своим столом, располагавшимся посередине кабинета и окном, так, чтобы видеть каждого из присутствующих, ни один из которых не принял предложение государя располагаться. В присутствии венценосной особы они все продолжали стоять.
– Австрийский посол Эстергази передал нашему министру иностранных дел Нессельроде ультиматум коалиции. Карл Васильевич, конечно, знаком с его содержанием, но не вы, – продолжил царь. – Срок сего ультиматума истекает через три дня. Как поведёт себя Австрия в случае его неприятия, мы можем только гадать, но я не припомню ни одного случая в истории дипломатии, когда такие событии заканчивались бы пира́ми. Итак… Ультиматум содержит пять пунктов. Поправьте меня, министр, если я недостаточно точно выражу их.
Нессельроде поправил пенсне и покорно кивнул – в его возрасте такие треволнения давались слишком тяжело, последние дни он стал замечать некоторую слабость в ногах, и порой приходилось усмирять лёгкий тремор. Даже его любимые изысканные ужины при свечах не доставляли никакого удовольствия и не приносили такого желанного душевного равновесия.
– Первое: противостоящая нам коалиция требует уступить в их пользу протекторат над Сербией и Валахией. Второе: в устье Дуная они требуют полную свободу судоходства.
Государевы советники, каждый из которых в силу своих обязанностей владел лишь частью общей картины, внимательно слушали своего царя – каждое его слово рисовало ситуацию в целом.
– Третье: нам предложено отказаться от покровительства православных подданных турецкого султана.
Граф Блудов, считавший, что двуглавый орёл – единственный истинный защитник православных, на этих государевых словах не смог сдержать эмоций и своим хмурым выражением лица ясно выразил своё неудовольствие.
Император говорил медленно, отчётливо, делая паузы между словами, будто ему было нужно сформулировать следующую мысль, и при этом внимательно следил за реакцией приглашённых. Кроме старика Блудова никто своего душевного беспокойства не выказал.
– Четвёртое: уступить Молдавии часть Бессарабии вдоль русла Дуная.
Нессельроде еще раз кивнул, подтверждая истинность слов Государя, но выглядело это несколько нелепо – он будто оправдывался. Все присутствующие отлично знали историю австрийского вопроса и понимали, что такой резкий разворот союзника – это в первую очередь – катастрофический провал министерства иностранных дел.
– И пятое, – Александр II от нервного напряжения сам не сдержался и изменился в лице – челюсти его сжались, заставив желваки вздуться, а взгляд стал острым, с прищуром. – Сим трактатом нам запрещается иметь на Чёрном море военный флот, а на берегах – арсеналы и укрепления…
Государь окончил свою короткую речь, но никто пока не решился взять слово.
– Как, впрочем, и Турции, но это мало что меняет. И через Босфор также воспрещается проход всяких эскадр независимо от флага.
Александр II проследовал к своему креслу у стола и сел, положив ногу на ногу. Члены этого импровизированного совета при дворе после жеста хозяина кабинета таки сели на подготовленные для них места, но министру иностранных дел, борющемуся в этот момент со своим пульсом, всё же пришлось опять подняться.
– Карл Васильевич… Потрудитесь сформулировать мне и всем присутствующим мнение вашего ведомства. Попытайтесь при этом не растекаться мыслью по древу. О лаконичности прошу и всех остальных. Мне нужно знать ответ только на один вопрос – принимаем мы ультиматум или нет. Как следствие – сможем ли мы оправиться от такого удара… Прошу…
– Ваше Императорское Величество, я буду краток… Союзники недовольны содержанием этого документа. Они считают, что эти условия не удовлетворяют их амбиций и они в праве требовать большего.
– На основании чего? В войне определился победитель? – перебил своего министра Император.
– После падения Севастополя они себя таковыми считают. Я не уверен, что дальнейшее наше сопротивление не приведёт к ухудшению положения на театре военных действий, и тогда уж точно условия мира буду иными. Более тяжёлыми.
Рассматривая поверхность стола, Александр II провёл рукой по усам, будто проверяя их и без того идеальную линию.
– Михаил Семёнович, соблаговолите высказаться… – слово переходило к наместнику Кавказа, светлейшему князю Воронцову.
– Вижу в принятии условий тяжёлый, но такой нужный нам выход. Можем потерять Польшу или Финляндию. Или и Польшу и Финляндию. Сейчас поступившись гордыней, сможем голову поднять со временем. Время – наш друг и союзник.
– Генерал-адъютант Орлов… – Государь выслушивал своих советников в том порядке, в котором они расположились в кабинете.
– Ваше Императорское Величество… Верхом самонадеянности я считал бы слепую веру в нашу победу, когда ни одна из держав нам не подставит плечо. Согласен с князем Воронцовым. Польша и Финляндия меньше пятидесяти лет в составе Империи. Это одно поколение. Союзники долго думать не будут. Это они сейчас не решились – еще год войны, и условия будут другими. По сравнению с такими опасностями, жертвы, которых от нас теперь требуют, ничтожны, минимальны и на них должно согласиться…
– Барон Мейендорф.
– Дальнейшее ведение войны ослабит казну настолько, что мы неизбежно придём к банкротству. Не вижу в этих условиях ничего такого, что помешало бы за некоторое время восстановить состояние казны и армии. Пусть потешатся. Пока что…
– Граф Киселёв.
– Народ истощён и зол. В каждой войне есть смысл, если она ведёт к победам. Викторию же в одиночку не одержать. Следует согласиться и искать союзников в Европе. Союзников против Британии в первую очередь. Те никогда не успокоятся. Мир с Англией – всегда явление временное, пока лев не отоспится и не залижет раны.
– Граф Блудов.
– Ваше Императорское Величество, моя позиция Вам хорошо известна. Быть в числе великих держав – значит нести крест ответственности. Я не знаю, что мы потом скажем сербам. Я не найду слов для наших моряков. И не сумею оправдаться перед православными, что в Турции осеняют себя таким же как и мы крестным знамением. Условий не принимать. Таково будет моё слово.
Император встал с кресла и, всё так же держа руки за спиной, опять подошёл к окну – теперь ему следовало принять решение. После долгого молчания, за время которого каждый из выступивших продумал сказанное ним еще раз и убедился в собственной правоте, Император огласил свой вердикт:
– Посему и быть. Каждый из вас сказал слова, ведомый искренним желанием благополучия России. Нессельроде – повелеваю вступить в переговоры и готовить мирную конференцию. Всем спасибо. Великий князь, останьтесь…
Константин Николаевич всё это время не сказал ни слова, но он был посвящён в тему вечернего собрания в Зимнем.
– Скажи мне, брат… – Император обратился к Великому князю, когда дверь кабинета закрылась за графом Орловым, выходившим последним. – Ты, как адмирал, как управляющий морским ведомством, сможешь ли повторить то чудо, что сотворил вместе с Путиловым[8]?
– Ваше Императорское Величество, как это сделать, мы понимаем. Но как же запрет на флот в Чёрном море?
– Пока Нессельроде будет торговаться, нам нужно уже размышлять на десять лет вперёд. Как запретили, так и отменят. Не бывает вечных договоров. Вон, Австрия – тому пример.
– Только наш великий предок мог с мужиками флот на Плещеевом озере заложить, – князь Константин взглядом указал на портрет Петра Первого. – Времена другие. Топором да сноровкой уже не управиться. Слова Горчакова мне запомнились: пока мы три месяца полки в Крым ведём, пока порох на подводах тащим, англичане всю Европу на судах за месяц обходят.
– И флот будет, и Севастополь. Пусть дипломаты свои интриги плетут. Наше дело – быть готовыми, когда они одержат победу на своём фронте, а для этого… Ты готов, брат? Только тебе могу доверить.
– Не впервой, государь. Мужики на путиловских верфях говорили – сдюжаем. На тот случай план уже продуман в общих чертах: была бы железная дорога до Севастополя, разве решились бы союзники на осаду? Нет. Был бы флот броненосный, подошли бы на рейд? Точно нет. Металл нужен. Наш металл. Тогда и лист броненосный сделаем, и рельс. Немногим больше мы, чем Англия, нам без дорог будущего не видать.
– Ну что ж… Чем сложнее цель, тем интересней к ней идти. Я так понимаю, ты, Константин Николаевич, согласен. Теперь с тебя спрос будет и за флот новый, и за дороги железные…