Часть первая Цирк Факетти

Происшествие

Ах! – десятками женских легких… а!… – сдавленным стоном мужчины, – падаю и в ту же секунду – бум! Все, ничего больше не чувствую. Следом в страшной тишине истерический женский крик: – Убилась! Она убилась!

Но я уже этого ничего не осознаю, отключаюсь, не чувствуя боли и неудобного положения тела, что образует на сцене неправдоподобно лежащую груду… И это все, что от меня осталось… Последнее, что вижу… Манюня – моя напарница, нижняя из гимнасток, застыла с поднятыми к плечам руками и судорожно сжатыми опустевшим пальцами. И, ведь только секундой назад она еще держала верхнюю гимнастку – за ноги. Все, больше уже ничего, темнота и куда-то проваливаюсь…

А та, что стояла, она, словно пораженная молнией, напряглась так, как будто бы это она, а не ее партнерша с высоты ее плеч, секундой назад, оскользнувшись, рухнула на пол…

Потом она, несоизмеримо мелкими шажками – по отношению к своему налитому здоровьем телу, нелепо посунулась к лежащей партнерше и села, подгибая крепкие ноги, не отводя глаз от верхней, той кто только что, вот, на ней пыталась устоять и оскользнулась…

– Я не хотела, я… – и беззвучно заплакала, безвольно раскинув руки в стороны, такие сильные и вовсе теперь ненужные, лежащей пред ней девочке…

Она непроизвольно протянула руку, намереваясь увидеть лицо неподвижно лежащей партнерши, как тут на весь зал прозвучал сильный и требовательный мужской окрик…



– Не трогай! Не смей! Только врачу.…Вызывайте скорую! – кричал на ходу мужчина, спешащий вскочить на сцену – возможно, коротким путем…

– Скорую! Скорую! – загалдели сразу же многие… – Ну, кто-нибудь?! Неужели, нет среди нас врача? – закричали несколько женщин, по вскакивающие с мест, и растерянно оглядывающих публику, все еще не пришедшую в себя, после увиденного ими внезапного падения гимнастки прямо у всех на глазах…

– Ну, кто-нибудь, вызовете скорую! Неужели, нет среди нас настоящих мужчин?!

К месту падения, к лежащему неподвижно телу сразу же из-за кулис, зрительного зала метнулись, а потом, словно наткнувшись на стену, сгрудились вокруг, заслоняя своими телами свет и забирая воздух так нужный сейчас лежащей и неподвижной…

– Воздух! Воздуха… – закричала Манюня, которая, только что, немыслимо изогнувшись низкой дугой, чудом услышала прерывистое и еле слышное дыхание раненной…

Потом Манюня вскочила на ноги, и, разводя руки в стороны, широко вышагивая, как бы очерчивая невидимый круг вокруг раненной, крутанулась выкрикивая…

– Назад! Всем назад! Кто подойдет, убью!

Столпившиеся отшатнулись назад, отскочили и кто-то громко…

– Да, она ненормальная… Она уже убила одну, а теперь и до нас…

Договорить не получилось, потому как Манюня, угрожающе навалилась на того, кто посмел о ней так, кто о ее девочке, и о том, что эта она…

– Убью! – надвигаясь, угрожающе прорычала, – все пошли вон! – и по залу прокатился этот ее окрик – ее «вон» – со звоном, как звук выстрела…

Потом встала над ней, широко расставив обворожительно длинные и слегка располневшие ноги, развела руки в стороны, ограждая тело от всех, словно птица, крыльями защищающая птенца… Она так и стояла, никого не подпуская, пока не приехала скорая и врач, с медсестрой, над бедной девочкой не захлопотали…

Потом осторожно ее приподняли и с помощью посторонних мужчин, аккуратно ступая, вынесли гимнастку на улицу к скорой помощи.

Их обступили, стараясь, почему-то увидеть бледное, обескровленное лицо гимнастки.… И тут снова, отгоняя зевак, встала преградой Манюня…

– А ну, отойди! Отойди, кому я сказала? Ну, ты и достала меня … – кому-то говорила, в сердцах Манюня вовсе не замечая своего несуразного артистического внешнего вида на улице.

На ней было плотно обтягивающее трико, которое обрисовало немалую фигуру и просматриваемый контуром сдавливающий красивую полную грудь, уменьшенную тесным лифчиком, а на ее роскошных бедрах топорщилась коротенькая воздушная, черного цвета юбочка – пачка, из-под которой бесстыдно и теперь уже многим было видно, проглядывали туго обтягивающие ее причинное место обмоченные трусики… Это она со страху, нечаянно – негаданно, выдала, циркнула… Но, сама этого не замечала, находясь в таком возбуждении от всего происходящего… Ей непременно что-то надо было делать, кого-то отталкивать, спорить, спасать кого-то еще… И это все у нее от нервов, от нервного срыва, и даже на щеках, так и остались дорожки от слез, размывшие грим артистки.

Она ничего не замечала, она ее, свою девочку оберегала, и на вопрос медсестры, кто она приходится пострадавшей, сначала замялась и тут же, опережая ее догадки, сказала, что она – ее старшая сестра.

– Ну, раз сестра, тогда можете ехать и сопровождать, – утвердительно сказала медсестра. И та, не раздумывая, в том, что было на ней надето для сцены, так и уехала в машине скорой.

Потом она долго, нелепо одетая, топталась у дверей реанимации, суетилась, помогая, а больше мешая, отвезти пострадавшую на рентген. Потом бросилась к девочке, схватила холодную руку и пока ее катили к дверям реанимационного отделения из рентген кабинета она, согнувшись, засеменила рядом мелкими шажками и еле поспевая, все время, целуя бледную беззащитную безвольную ручку…

– Прости, прости, недоглядела, это я во всем виновата, это я… – только и шептала, не отводя глаз от бледного и почти неживого кукольного личика.

Потом снова затопталась у дверей реанимации, почему-то при этом мешая всем не столько нарочито красивым телом и ростом, сколько своим полуобнаженным видом артистки из цирка. Какая-то сердобольная санитарка отвела в сторону, накинув на плечи старый больничный халат, а она, даже не замечая, не поблагодарив, так и продолжала топтаться в нем пред дверьми взад-вперед, словно… Ей так и сказал один и медиков – остряков, выходя перекурить из дверей реанимации…

– Ну, что ты носишься, как Чапаев в бурке? Сядь! Я кому говорю? Вот и сиди… И она, словно маленькая девочка, послушно и все что ей говорили врачи…

Потом ей принесли чашку горячего чая и она, громко стуча зубами о края, пила большими глотками и обжигаясь, не замечая, что проливает…

Она все время прислушивалась, ей казалось, что она слышит, как ее девочка ожила и стонет за дверью стеклянной, и как с ней врачи говорят…

А сами врачи в это время, накрутившись за вечернюю смену, уже вяло, устало выполняли так необходимой сейчас девочке свою привычную работу…

И если бы об этом узнала Манюня, то она бы всю их контору… Но пока она сидела в неведении, потому и молчала… А врачи…

Эх, нам бы оказаться на их месте, мы тоже как и они все делали неторопливо: привычно кололи, следили за показаниями приборов и уже обсуждали детали того тела, что перед ними лежала и ждало немедленной помощи.

Потому и называется это отделение реанимацией, где людей спасали, вот и над ней колдовали врачи, надеясь вытащить такую красивую девочку.

А пока пострадавшая, красивая, взрослая девочка все в том же сценическом наряде… Нет, ее уже раздели и осмотрели врачи… Женщины – с сожалением, понимая последствия, а мужчины-коллеги… На то и мужчины, чтобы привычно отметить у девочки на беззащитном теле, красивые и волнительно юные груди с припухшими сосками, выпирающие ребрышки и плоский волнительный животик, под которым, вот…

– Да, девочка что надо! – сказал, со знанием дела один из врачей, – и фигурка, и вся она загляденье…

– Думаешь, не вытянет? – спрашивал коллега, поглядывая на ее неподвижно лежащее тело.

– Не знаю… Посмотрим… А впрочем, организм молодой…

– Говорят, что она прямо на выступлении грохнулась.

– Да? Ну и как, и кто виноват?

– А та, кто ее грохнула, сидит у нас перед дверью… Думаешь, эта умрет, а ту посадят?

– Нет, коллега, позвольте, пока что, никто и никого не посадит. А там уже, как говорится, смилуйся боже…

– И я, того же мнения… Как выйдешь перекурить, так посмотри, там такая красивая баба с большими сиськами и распущенными волосами в больничном халате сидит почему-то в балетной пачке.

– И что? Такая уж прямо красивая, как ты говоришь? А может, это она ее так специально подставила да уронила, раз и эта такая красивая…

– Все может быть! Знаешь, а мне захотелось посмотреть ее номер. Кажется, он спицей у них называется и говорили, что в ее исполнении был не только красивым, но и довольно эротичным. Потому как она на одной ноге на плечах стоит, а вторую вверх над головой, как мачту задирала, да так, что всем хорошо было видно, особенно с первых рядов, ее девичью…

– Мальчики! Хватит трепаться, пора и за тело браться, как говорится, – пошутила начальница, заодно одернув говорунов…

Всю ночь просидела Манюня рядом с дверьми реанимации. Ее уже знали. На нее что-то накинули потеплее. Теперь она сидела, подобрав под себя ноги, обхватив их руками, и носом клевала…

– Артистка! А, может, приляжешь? – пытался уговорить один из остряков, выходящих перекурить из реанимации.

А она, свешивая и раскрывая красивые ноги, совсем не обращая на это внимание и на их прилипчивые взгляды, каждый раз у них выспрашивала…

– Ну, как там, моя девочка? Ну, как…

И они каждый раз однообразно отвечали, что пока, слава богу, положение стабильное… А вот что это означало, не знала и терялась в догадках, оттого и переживала.

Они пообещали сразу же сказать, как только положение изменится… А вот в какую сторону, она снова о том волнительно терялась в догадках…

Потом они исчезали за неприступной дверью и она снова, подгибая красивые ноги, обхватив их руками, начинала носом клевать… Итак это продолжалось уже не один раз за ночь. Под утро ее растолкали.

– Вставай, просыпайся, красавица! Теперь можешь сказать нам спасибо…

Она встала во всей своей стати и сразу же они отметили, какая же эта баба красивая и как этого раньше не оценили? Потому, может быть, с удовольствием, с ней целовались, а она, совсем не смущаясь своего полуобнаженного натренированного тела с ними взасос целовалась… – а это она так от радости, как вы догадались… На том и расстались.

Потом забрала сумку с вещами, которую девочки с труппы еще вчера подвезли и о которой ранее даже не вспоминала. Потом она, молча, сосредоточенно в чьей-то женской палате бесстыдно при всех лежащих переодевалась… И женщины, глядя на это, нисколько ведь не смущаясь, сами разглядывали…



Когда она вышла, то та, что лежала у окна, задумчиво…

– Да… Потому и артистка, что такое красивое тело!

– Нет, потому что не рожала! – безапелляционно сказала другая, явно проигрывая в сравнении. И тут же заспорили, скрывая за этим свое невольное потрясение вызывающим видом такого красивого обнаженного и совершенного женского тела.

Потом все на нее обращают внимание и даже медсестры на посту у палат, между собой, переговариваясь, на нее поглядывают…

А ведь какая красивая женщина, ничего, ведь не скажешь!

Теперь она переоделась и сидела, выпрямившись, крепко сведя колени вместе, ждала прихода лечащего врача. И хоть она испытала вчера потрясение, ночь не спала, но ее окрыляло осознание отведения ее усилиями от ее девочки беды неминуемой…

Ничего, говорила она про себя, моя Малая выкарабкается и мы с ней еще покувыркаемся, привычно подумала, но тут же вспыхнула, запнувшись в мыслях… Нет, покувыркаться теперь не придется и, может быть, этот случай наконец-то и ей преподнесет урок! Пора задуматься, ведь уже тридцать!

Боже, мне уже тридцать лет, а я что же: ни кола, ни двора, так, одна акробатика… Не думала, но так складывается у меня, мало что остаюсь без партнерши подруги, так и вряд ли с кем-то буду работать еще, если не с моей Малой. Нет, пора завязывать, пора… Тем более, я не намериваюсь ее оставлять без внимания и буду за ней ухаживать, буду ее лечить и вылечу обязательно!

И пока Манюня была занята проблемами Малой, совсем другие проблемы обдумывал Артист. Его еще называли по семейной цирковой традиции по фамилии – Факетти.

Бухгалтерша

– Ну, Факик, моя душечка! Не расстраивайся ты так, все обойдется, – говорила Марианна – Бухгалтерша, утешая Артиста. – Подумаешь, упала, с кем не бывает…

– Уйти! Сять и помолчать, пошалуйста – отрывая от себя ее руки, говорил ей сердито Артист. А дальше в своих описаниях мы не будем коверкать слова, произносимые им, и будем писать все по-русски правильно…

А потом, смягчаясь и видя, как Бухгалтерша, обижаясь, на него поглядывает…

– Ну, как ты не понимаешь?! Беда! Она упала у всех на глазах, это раз, во-вторых, упадут сборы, в-третьих, публика перестанет ходить на представления! Ты хоть это понимаешь?

– Да я все понимаю, Котик, но только я за твое сердечко ласковое больше всего беспокоюсь, – снова подлизывалась к нему Бухгалтерша.

Потом Артист выпроводил Бухгалтершу и остался один в кабинете директора, где долго молча сидел, уставившись в одну точку…

Потом медленно достал начатую когда-то бутылку, налил мартини и выпил залпом, чего отродясь не проделывал никогда. Он обычно пил как итальянец, мелкими и небольшими глотками, оценивая искусство виноделов и сладость вина, а тут, такое приключилось? Эх, подведут ведь меня, эти русские бабы?!

Потому и пил по-русски! Выпил и замер, вспоминания что-то из прошлого со стаканом в руке…

А ведь снова в его жизни вмешивается падение!

Первый раз это было у него дома, когда насмерть разбилась гимнастка в его труппе на родине в Италии, сорвавшись с напарницы и тоже при исполнении той же фигуры – спицы!

Что и говорить, номер этот со спицей был его коронным трюком, который всегда подавался публике на десерт. Он этот трюк сам придумал, долго вынашивал, советовался и наконец, еще в далекие годы, дома, сумел поставить и главное, убедить девочку, которую звали.…Да, вспомню сейчас.… Эх, память! Когда же все это было, да и в каком году…

Он тогда, после того несчастья вообще ничего не помнил. Ведь его тогда чуть не упекли за решетку, он потерял все! И если бы не те русские, то ему бы туго пришлось…

– Давай с нами! – переводила ему переводчица-гид, скромно озираясь, стесняясь близко стоять с пьяными русскими… А те, все равно, ее доставали, обнимали и тискали, не стесняясь в его присутствии. И вот, из-за ее спины, увлекаясь, один говорит ему…

Так он согласился и выехал с ними в Россию, где уже который год он трубит, как говорят, русские.…но что, это означает, он до сих пор так и не понимает. Вообще, к русским трудно привыкнуть! К русским? Нет, от русских женщин трудно отвыкнуть! – поправил себя сам.…И уже за семьдесят, а у него все равно на русских красавиц как у мальчика.…Ну, эти русские женщины… нет от них никакого спасения.…Еще раз выпил и крикнул.

– Мари, кам хее… – прокричал возбуждаясь.

Что на него больше всего подействовало, коньяк или же.…Да, эти русские женщины – сущие божье наказанье! думал он, в очередной раз, испытывая наслаждения от завладения его чреслами таким, как говорили русские бабы, задушевным у них языком…

Настроение заметно улучшилось, и он снова стал импресарио…

На какое-то время надо прекратить публичные выступления, говорил сам себе, и сосредоточиться на корпоративах. Часть труппы придется отправить в отпуск без содержания, часть оставить, но при одном условии… И вот об этом ему надо было кое с кем переговорить.

Освобожденную от исполненных ею своих интимных обязанностей Бухгалтершу он снова пригласил и с ней обсудил свой план при полном одобрении с ее стороны.

Она с ним, без возражений и как только он стал обговаривать особые условия для остальных, так она заволновалась, заерзала, а потом, когда он сделал паузу, собираясь ей, что-то еще добавить…

– Не знаю, а согласятся ли все на твои условия, кого ты наметил? Это же… шутка сказать?

– Ты что-то хочешь добавить? С чем несогласна, скажи!

– Думаю, что девочки некоторые могут и заартачиться… Шутка ли сказать, выступать на корпоративах как в варьете с обнаженной грудью? Это что же, обязательно топлес?

– Почему? я их еще попрошу и совсем обнажиться, разумеется, за отдельную плату.

– Не знаю, как все, а вот Манюня может теперь заартачиться, это точно.…Кстати, Факик, с кем она будет теперь выступать? Да и хотела спросить у тебя, девка, эта – Малая, она хоть жива? – не успела спросить, как звонок прервал ход ее «заботливых» мыслей…

Трубку взял Артист и, послушав немного, протянул трубку телефона Бухгалтерше приговаривая…

– Ничего не пойму, о чем она говорит? Что это обозначает? На, сама послушай… – в трубку с радостью шумела Манюня…

– Бухгалтерша – это вы? Так вы и передайте Факетти, что Малая оклемалась! И врачи мне сказали, что она крепкая, потому сдюжит! Эх, себе никак не прощу… Вы меня слушаете, Бухгалтерша?

Бухгалтерша отвела трубку, прикрыла ее рукой и своему Факику…

– Пришла в себя к утру, врачи переведут ее в палату. Надо бы ей деньжат подкинуть, пусть и девочки тоже скинутся, а не только одна я из кассы.…Ну, что вы молчите, Факетти? Выпить бы надо за ее здоровье?

Артист снова поставил бокалы, налил, и они вместе выпили за везенье и за счастливую звезду ловкого итальянского импресарио Факетти!

А что касается денег, то Артист не пожалел, раскошелился, как всем говорила Бухгалтерша, собирая с девочек деньги на выздоровление пострадавшей.… При этом она, поразмыслив, часть денег убрала.… Как она сама говорила, подальше от Манюни, которая, и она этого все время боялась, снова скоро запьет и тогда не увидеть им ни леченья, ни денег.

Да, подумала, ну и кто же сейчас остановит Манюню? Ведь единственная смелая с ней была только ее напарница Малая. Казалось, она никогда Манюни пьяной ли, трезвой ли, одна не боялась. Ну, и кто же теперь остановит и выведет Манюничку из запоя? А, ведь, она знала, что если Манюня запьет, то лучше с ней не только не разговаривать, но и заходить к ней не надо в гримерную – убьет, ведь!

Манюня как выпьет, так сразу же по морде любой и даже Факеттику как-то раз надавала! Думала, он ее выгонит, ан, нет! Видимо, все же любил он ее! – ревниво подумала.

И об этой тайне знали только: Факетти, Манюня, Малая и она, Бухгалтерша!

А ведь и Бухгалтерша непросто спала с ним, она его просто боготворила! Она его полюбила с первого взгляда, потому как, где еще было встретить такого импозантного мужчину? Элегантного вечно с платочком на шее, с густой шевелюрой темных волос чуть тронутых сединой и тонкими усиками, к том же всегда улыбчивого, прекрасно выбритого, надушенного, с ухоженными ноготками на мягких и легких ручках.…А как он всегда одевался! Он ведь как модель с подиума! Всегда на нем светлый пиджачок, чистые брючки и настоящая кожаная обувь… Небольшого росточка Факетти всегда ей казался реальным воплощением мечты ее детства о любовнике-киногерое… Он сущая прелесть! В отличие от него была Манюня…

Высокого роста, под метр восемьдесят, плотная, крутобедренная, с очень красивыми полноватыми и длинными ногами, и что немаловажно для женщины – с большой и полной отвислой грудью! Она эту грудь не афишировала, но ее так носила, как золотую медаль с выставки Мисс Россия…

А лицо? Ну, скажите, откуда у нее такое благородное, с правильными чертами лицо русской красавицы? Почему у нее такие густые и длинные русые волосы?! Почему это именно все у нее?! А ведь, глядя на Манюню со стороны, можно было подумать что она либо дочь, либо жена олигарха, а не какая-то циркачка заср….!

Нет та за собой, неведомо каким образом, эта простая деревенская девка, словно чутьем угадывала модные тенденции и, ведь, чертовка, всегда не менее элегантно, чем сам хозяин могла одеваться. Причем, всегда в своих модных нарядах Манюня так сексуально выглядела, просто прелесть! Ну и досталась ей конкурентка, ревниво вспоминала Бухгалтерша…

Да, да! Она ее и ненавидела, за обожание ее со стороны патрона, но и отдавала ей должное за ее безупречное поведение и порядочность как женщины.…Хотя, какая порядочность может быть у циркачки?

И что немаловажно, она немногословна, и о ней решительно никто и ничего не знал. Так, одни слухи, что жила и выросла в деревне стараньями отца, мать умерла при родах такого совершенного создания… Она представляла себе, какой красавицей была ее мать, раз дочь такая выросла! Говорили, что вышла замуж за какого-то военного, а вот куда и кто об этом не знал никто. Потому как и речь ее всегда, и это ее: – ну! Что, не скажи, не спроси, молчит, а потом только свое – ну и ну, вот и все!

И никому из мужчин не удавалось ее покорить! Никому!

А ведь, такие за ней мужики увивались… И она, как-то так с ними, со всеми – ровно, без каких-либо эмоций, как должное все: их комплименты, цветы, подарки и на все их вопросы, все предложения о встречи только посмотрит и долго молчит.…Вот же, су…!

Один за ней грех – пьет. Редко, но так.… Причем, пьет, как мужик – запоем по нескольку дней!

Нет! Пусть и на этот раз пьет, к тому же она к ней не пойдет и пусть уж ей письмом пояснят, что ее на месяц, на два, отправят в отпуск за ее же счет. А она… Она не камикадзе, чтобы идти с таким известием к пьяной Манюни! Ведь, того и гляди, зашибет! Любого та зашибет! Недаром она из деревни и дочь кузнеца.…

Ну, ее, пусть охолониться пока, перебесится.…А то, наверняка, думает, что Малая по ее вине грохнулась… Пьяной пойди докажи!

Нет! Пусть уж только по почте станем общаться с ней. Да и за Малой пусть присмотрит, когда ту выпишут из больницы домой… Главное, чтобы Малая не ботала чего лишнего, если ее спросят…

Браво, брависсимо!

Факетти был стреляный воробей! Он знал, что надо публике и как ее заставить улыбаться только при одном упоминании о выступлении его труппы.

Во-первых, его – труппа, в ней никаких мужчин, все только – девочки! Красивые, сексапильные, фигуристые, с развитой грудью и… он один, единственный! И когда он под занавес выступления выходит, вернее, они его выводят, взявши крепко за руки… Все смотрят…

Так вот, он каков – счастливчик!

Он аккуратный, элегантный, молчаливый, одетый с ниточки волшебной… Все они кланяются перед публикой, потом, под их аплодисменты, начинают сами и, постепенно поворачиваясь к нему, рукоплескать – ему! А он скромно, прижимая руку к сердцу, вышагивая вперед, кланяясь и всем им громко:

– Грацио! Браво, публик!

– Ну, как? – все время спрашивал о впечатлении у своей бухгалтерши, которая непременно стояла тут же, за кулисами с цветами…

– И ты еще спрашиваешь! Браво, Факкетик, брависсимо!

Потом он, обнимая ее за талию, уводил в свой кабинет, где они… И как она им всем говорила:

– А то, как же, мне надо сдать ему всю до копейки выручку…

А те ей… Знаем, какую выручку он с тебя поимел и что потом получим мы, после того как ты, как он…

Повторюсь, Факетти был умудренный импресарио и потому придумал много схем, как зарабатывать на девочках, не обижая всех и никого из них – в отдельности.

Взять, к примеру, хотя бы прием новенькой в труппу… Это процедура была одной из его придумок. Ведь он артист, а не хухры-мухры, как всем любила говорить его Бухгалтерша.

Итак… Принимая новенькую, заканчивая просмотр того, что умеет на подиуме, ее обязательно приглашают в его кабинет и Бухгалтершу приглашают тоже. Девочка входит, волнуется, но видит, как рядом с этим итальяшкой сидит такая на вид добрая русская и видная женщина… При ней, она так понимает ситуацию, к ней итальяшка не пристанет. И, слава богу! А то наговорят такое… про него… Она расслабляется, он начинает ее расспрашивать, Бухгалтерша уточняет, поясняет и той кажется уже, что она своя в доску с ней, что называется… И тут он ей…

– Раздевайся!

Как? Что, прямо тут и перед… Конечно, она была готова ко всему и даже подмывалась на всякий случай… Но, так! Ну, одно дело – с ним или пред ним… Но, чтобы, вот так и перед ней тоже?!

А он снова ей…

И вот, этой девочке надо за мгновенье принять решенье… Как правило, все они решали – одинаково… А ладно, говорят, какая разница – пред ним, пред ней, все равно ведь с кем и как, главное – получить побольше денег, да хорошо устроиться.

И вот она, преодолевая некоторую секундную растерянность уже разделась, прошлась, присела, повертелась, перед показала и зад, а некоторые, сразу же и на шпагат и кто, что умел, снова, но уже обнаженными демонстрируя себя – сопят, краснеют, но все что могут, чему их где-то научили, то все пред ними демонстрируют.

Потом уже бухгалтерша, поднимаясь с места, обрывает ее на самом интересном месте…

– Хватит, достаточно, одевайся и выйди. Сейчас мы посовещаемся…

И пока она, дрожащими руками – от всего происходящего, с волнением одевается, то Бухгалтерша ей вопросы мимоходом… о том, где до этого и сколько ей платили и все о том, что было или не было…

Она выходит и стоит за матовой стеклянной дверью, ожидая своей участи, а может, как она решает и скорого своего грехопадения, раз она такое им демонстрирует… Потом слышит, как они говорят громко, как спорит Бухгалтерша с ним… Думает, что та, так за нее готова и поспорить… Это надо же? И не знает, что те так перед ней специально, как у них заведено по его придумке. А ведь, что он задумал?

Во-первых, если девочка стоящая, то ей сразу же называл такую сумму, что она от радости и осознания переоценки себя, готова сразу же забыть об остальных предложениях, что были, иль не были ей сделаны. Потом, сейчас мы вместе с вами узнаем, как все у них работает дальше…

Она ждет, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и вот… Наконец-то из дверей выходит бухгалтерша, пропуская ее в офис, а сама остается на этот раз за дверью, где стояла эта новенькая… Та входит и Факетти ей называет…

Она рада – радешенька! Еще бы?! Столько ей нигде не обещали. Она к нему с благодарностью и тут же, пока он не передумал, не перечитывая и не запоминая – раз! И с ним контракт подписан наконец-то! О, мама! Слава богу… и ему, и ей, как она поняла, и как только она выходит, то ей Бухгалтерша тут же…

– Значит, так, моя дорогая… Я за тебя боролась, это раз. Потом ты, как дура при мне сняла трусы и ему себя продемонстрировала и это – два… Так знай! Факетти мой и ты не вздумай… За это все сниму с тебя я, – а потом, будто бы подумав, говорит, ее окончательно отрезвляя…

– За это все, сниму-ка я с тебя, процентов… двадцать! Потому с каждой получке проценты эти – мне! Тебе, понятно? А раз понятно, то иди, пока перекури, да и не вздумай трепаться, и с кем-то поделиться о нашем разговоре… Я все равно узнаю и тогда не видать тебе ни выступлений, ни твоих желаний… Иди и думай, прежде чем свой клювик открывать и там чирикать среди таких же прирученных красивых птичек кто сели сами к Факетти в золотую клетку. Ну, что, теперь тебе понятно, кто тут главный?! Ну, так вот, советую тебе думать, а лучше – все забудь, и я – забуду. Кстати, я с удовольствием посмотрю еще разик на твои обнажения при выступлении… А может, о них, шепну еще на ушко кому-то и ты сможешь сполна на том подзаработать? Но, знаешь, труппа Факетти, мы как одна семья и тут порядок, а я, как мамка для тебя, конечно, если ты послушной станешь. А ты послушная, как ты считаешь? Так, да иль нет? Решай сама…

А та молчит, задумалась, у нее в голове мелькают цифры, варианты… Но в первые мгновенья ничего путного в голову не приходит, обида только на эту… Да как она посмела позариться на мои заработки? А с другой стороны, ну что я могу поделать? Не уходить же? А, может, я смогу еще на этом подзаработать? Интересно знать, сколько я еще смогу отгрести за свои концерты голые и где она приговорила мне…

Потом взгляд на бухгалтершу, а та ей, молча, вопрошая таким невинным и милым взглядом ясных и будто неподкупных глаз… Мол, ну что, тебе все ясно? И ей становится ясно, потому она ей молча кивает своей головкой, так искусно ей замороченной…

Ну, что же, начну, а там посмотрим, может смогу ее перехитрить и с помощью ее – еще подработать, думает она… Да бухгалтерша сама, как простота! И тут же от нее слышит…

– Ну, что, идем, и я оформлю твою у нас трудовую деятельность, и ты мне все расскажешь, о похождениях своих …Я страсть как люблю послушать девочек, как они начинают и как их потом… Что я не так сказала? Ах, прости! Ну как же я так, конечно же, это ты сама им, и это ты им чуть-чуть позволяла… Давай уже, иди и нечего на меня смотреть как Сталин на Мао Дзе Дуна! Хотя, что я говорю… Ты разве, знаешь о том, думаю, что больше всего ты знаешь как надо трахаться… Так, вот, предупреждаю сразу, с этим у нас строго! А если что случится, то ты у меня спроси, я расценки знаю по всем номерам и кренделям сексуальных выступлений наших девок. Да, кстати, что это ты ему насчет того, что у тебя случилось с мамой…

И, увлекая ее следом, может, даже обнять ее, смущая, а некоторых может, так обнять и так поцеловать… Что те: – ой мама! Ну а причем тут мама? Ах, эта… Ну, эта, глядь же!

А, как она ловко ко мне в карман и что-то насчет расценок еще каких-то… Надо все у девочек узнать, да расспросить, и что, она их тоже подсадила на свои проценты?

Так деньги совершали оборот из кассы к девочкам, те расписались за кругленькую сумму, а сами, чуть ли не половину, тут же ей отдавали… Все гениальное, как видите, просто и легко!

Ай да Факетти! К нему претензий нет? Нет! А все остальное… Да кто их разберет там, кто прав, кто виноват в их дамском серпентарии…

Потом новенькую начинают учить те, кто в труппе уже пребывал постоянно…

– Так! Не спать, не лениться и с утра вставать! Это тебе не в Жмеринке выступать, тут у нас столица и потому, ты тут Жар-птица… Не разговаривать, стоять! А ну-ка, начали разминку… Раз, два, раз, два… Через неделю, когда ей все это надоело, они ей снова…

– Не жрать – на ночь! Ты что? Почему не ешь фрукты и отварные овощи? Почему снова нажимаешь на булки и пирожки? Сама смотри, какие ты наела булки! Да, понимаем, что непривычно есть здоровую еду. Но знай, это сам хозяин нас угощает, и заметь, бесплатно виноград и фрукты нам! А еще смотри, в туалете в шкафчике – все, что нам надо! Да, он и средства нашей гигиены сам выбирает и покупает… Он нас любит, о нас заботится и только таких как ты просит, чтобы ты не жрала, и не толстела, да смотри не утяни из шкафчика того, чего тебе и так хватает! Ну, а насчет того – неправда! Факеттик нас не обижает и говорит, что он глаза закроет – на наши шуры-муры, если ты… И дальше ей все это повторяли…

Те, кто дружили с головкой, те все – соглашались и выходили скоро под свет юпитеров на сцену или на арену. А те, кто упирался или у кого в головке – вава…

Ну, что с ними спорить, себе дороже! А тогда, что это его за штрафы с нас?

Ну и что те штрафы? А как же тебя заставить? Ведь тебя потому оштрафовали, что ты вылезла на сцену в запачканных нарядах, что у тебя на голове какой-то хайер, что туфли грязные, что у тебя рожа недовольная, что ты еще…

– Так, я все поняла! – отвечали одни, а другие…

А тем, кто поняли потом, за тем праздничным столом, после их удачных выступлений, слегка подвыпив, объясняли…

– Эх ты, деревня! Ведь, раз тебя Факеттик выбрал, считай, что вывел тебя в люди.! Ведь он тебя тянет, он из тебя артистку делает… Заметь, сейчас ты так блистаешь, ты в фаворе, да и поклонники тебя не отпускают… Ты хоть бы на афишу посмотри… Вот ты, вот мы! Ну и где, скажи, и у такого ты такого могла достичь! Нет, девки, наш Факеттик…

И пили за него и за их труппу… Ну а что касается – того…

То, знайте, нигде и никогда женщине влюбляться так часто не выпадает, как, став артисткой, тем более, в таком популярном цирке, как у любвеобильного Факетти.

И каждая, заметьте кто хотела, то получила от него сполна и ласки, и подарки… К тому же эти итальяшки они такие… Нет, с ними они чувствовали себя, как их мадонны, хотя не всем им выпадало званья – примадонны.

Да, умел Факетти с женщинами! Он – не наш… Он и погладит, и поласкает, он так с ней поиграет, что ей уже самой… И вот, она уже слышит от него, как он чуть слышно шепчет, обмирая от восторга прелестей ее…

– О, мадонна…

Я мадонна?! Это надо же, как он меня? Меня еще никто и никогда, как он не называл! А если так, то я вся из себя, и я такая, пусть он знает, что я сейчас нас с ним, как подниму – на небеса! Ну вот! И вот, и вот еще, и все еще, и… Потом счастливо слышит от него, со вздохом: о, Мама Мия!

– Ну, как, – улыбаясь, спрашивают девки, – ты видела мадонну? – и все смеются весело… – А, Маму Миу?

– Не видела, зато прекрасно слышала… Да, и вот… – и пальчик им показывает с красивеньким колечком…

Прием Малой в труппу

Потом в дело приема стала вмешиваться она – его недосягаемая звезда, Прасковья, она же и Манюня….

– Факетти! Эта девочка моя! – заявляет категорически Манюня на просмотре. И как не пыталась, до этого Бухгалтерша оттеснить ее от участия в подборе новеньких, но у нее ничего не получилось, как всегда… И она сидела, насупившись, пытаясь осадить наглую Манюню…

Нет, он к ней явно благоволит, это ясно как дважды два! И он бы давно… Если бы не ее отстраненность… И слава богу, что так! Надолго ли, вот в чем вопрос? – рассуждает Бухгалтерша то на нее, то на него поглядывая.

Неужели же мой Факик, не видит? И потом, что она себе позволяет?

Но Факетти, удивительно быстро соглашается с доводами Манюни, которая сразу же заявившись на просмотр, нагло уселась рядом с Артистом и заявила, что, раз подбирают из новеньких ей в напарницы, то она тоже будет принимать участие в конкурсе…

Нет, вы видели, какая наглость?! – возмущается Бухгалтерша, пытаясь обратить на себя внимание и перевести взгляд Факетти с коленей Манюни на свои колени… Которые она так специально выставила из-под края платья… Она еще, вроде бы как, привставая, а сама еще повыше подтянула под себя край платья… Факетти глянул… Она уже, было рот открыла, чтобы ему что-то промурлыкать… Но тут нагло вмешалась Манюня…

Он отвернулся к ней и принялся что-то оспаривать с этой наглой девкой.

Бухгалтерша даже от ревности, перегнувшись вперед, уставилась на оголенные ляжки соперницы… Она же не дура, она все видит…

Факетти, увлеченно разговаривая, повернулся и даже свою закольцованную перстнями холеную ручку положил ей на коленку… Ну, наглость! Ну… Правда, ручка Факетти ею тут же отбрасывается… Но сама постановка вопроса? Как вам эти ее заявления?

Нет, ерзая от волнения, думает Бухгалтерша, мне все равно надо ее срезать и потому она тут же вмешивается…

– Маэстро! Ну, так мы будем работать дальше или вы будете отвлекаться на чьи-то колени…

А эта девочка действительно неплохо вписывается в их намерения…

Факетти в волнении, захлебываясь русскими словами, пытается что-то у этой девочки спросить… Так, решает Бухгалтерша, сейчас мой выход, и тут же ему уточняя… Он к ней, широко размахивая руками жестикулируя… Она видит, как он взволнован, она чувствует, охватившее его волнение, его порыв, как импресарио… О, как она хорошо это знает, как она его чувствует… И потому, схватывая налету облекает, его желание в ясную мысль и той стройной и новой красивой девочке…

– Сделай стойку на одной ноге, а вторую вверх… Так, сильнее, ну же… Тебя сам маэстро просит… Так, так, ножку прямее, а носочек потяни еще… Так? – услужливо спрашивает, быстро обернувшись к Маэстро…

Маэстро – сияет!

Так в труппе появилась Малая, которая постоянно находилась под покровительством Манюни и с которой Бухгалтерша как она не примерялась, но так и не смогла получить хоть какие-то проценты… Кстати, та и колечка не получила, и никакого ей – Мама Миа…

Потом Бухгалтерша видела, как началась подготовка заключительного номера шоу и как эту девочку вдвоем гоняли то Маэстро, то Манюня, заставляя ее до автоматизма легко задирать вверх длинную и стройную ножку такой красивенькой и нежной девочки…

Девочки? Да, девочки! Об этом всем заявила Манюня и еще пригрозила, что если кто к ее девочке, с иным намерениями сунется…

Характер и силу Манюни все знали, потому и не нашлось желающих…

Ну и прекрасно, рассуждала Бухгалтерша, пусть среди этих развратниц, себя она к ним не причисляла, хоть одна будет – девочкой, да так и останется: чистой и непорочной… словно – Мадонной! Мадонной, но ни примадонной… За этим она вместе с Манюней неустанно следила и как только Факетти, так она ему…

– Милый, ты куда? А может, не надо? Сам понимаешь, Манюня у нас немного того… И потом, тебе этого мало? – говорила и в зависимости от обстановки, ему что-то в себе показывала…

Но то все было, а вот сейчас с падением этой юной девочки… Интересно, подумала, что еще Манюня выкинет по этому поводу? Как всегд, а запьет или что-то иное придумает?

Счет

Спустя несколько часов, после встречи с лечащим врачом, Манюня сидела в кабинете Факетти. И если бы кто заглянул к ним туда, то очень бы удивился, увидев такую картину…

Рука Манюни лежит на столе ладонью вверх, с распрямленными пальцами правой руки, и она медленно, не говоря ни слова, складывает пальцы, будто ему рога показывает!

Это что же, оскорбление, она ему, своему боссу рога показывает?

Но босса этот жест не смущает, так, что же тогда может означать этот жест?

– Четыре! – говорит Манюня. Значит, рога означают четыре!

До этого Манюня ему не спеша начинает считать, как это до сих пор считают в Риме. Интересно, а как это? А вот так!

Положите правую руку ладонью вверх, с выпрямленными пальцами и, загибайте их по очереди, начиная с, мизинца… Сгибаем мизинец и говорим – один, потом сгибает безымянный, и говорим – два, потом средний – три… Не торопитесь согнуть указательный палец, так в Риме никто не считает! Теперь надо, наоборот, разогнуть мизинец.…Вот и получились – рога! Ну, а если теперь разогнуть безымянный, то, что же получится тогда? Тогда – пять, разогнув безымянный и так далее.…А вот, пальцы, сложенные пистолетом, обозначают – девять, жест: о, кей – десять…

Да, сразу и не разобрать.… К тому же, рога на правой руке, это вовсе не четыре, как показывают на левой, а это обозначает – четыреста! Вот и лежит на столе у Факетти ее правая рука…

– Нет, нет, нет! – пытается оспорить Артист, – только три! – и сам, точно так же раскрывает ладонь правой руки на столе, сгибая три пальца начиная с мизинца, как уже мы об этом знаем…

– Нет! Четыре! – снова она говорит ровным голосом, показывая «рога» и спокойно смотрит ему в глаза…

Факетти заерзал… Встал, заходил по кабинету… Она, как сидела к нему с ногой, заброшенной за ногу, так и продолжает сидеть. Видя, как он на эту, оголенную больше чем надо коленку посматривает, она… Она у него на глазах, перекидывает ноги, с одной на другую, при этом еще больше показывая ему свои ляжки и обнаженную донельзя округлую полную коленку…

Факетти замер, бесстыдно смотрит, нагнув к плечу голову, а потом, словно его кто сзади в спину толкает… Быстро возвращается, плюхается за стол, и…

– Ну, что, подписал? – волнуясь, спрашивает ее Бухгалтерша…

– Ну!

– Что, ну? Сколько?

Она показывает ей на пальцах…

И пока Манюня идет по коридору, некрасиво и нагло повиливая назло ей бедрами, Бухгалтерша взрывается…

– Деревня! Кобыла! Что ты мне тут рога на пальцах показываешь?!



А потом в кабинет к Факику своему, думая, что рога те, неслучайно она ей показала… Оттого потом крики, но из-за плотно прикрытой двери ничего не разобрать и девки, подставляя ушки, только смеются, бесстыдно подслушивая разборки любовницы со своим…

– Ну, дает! – говорит, одна из девчонок… А другая, ее поправляя…

– Дает, и знаешь как?

– Да знаю, знаю… У нашего Гения, видимо, уже не очень-то… Потому, она ему…

– Так, хватит! А вот Манюня наша опять отличилась и четыре сотни баксов на лечение своей Малой у Факетти, как я поняла, выцарапала. Вот кто дает, так дает, а не наша Бухгалтерша! Хотя и эта тоже дает и, видимо, так, что наш Босс… Кстати, говорят, нас отправляют в отпуск без содержания. Ты об этом факе нашего Гения ничего не слышала?

А потом, после длительного молчания за дверью…

– Слышишь, Людка?

– Нет, ничего не слышу. Молчит! Наверное, наша Бухгалтерша при исполнении, потому и молчит!

– А что нас касаемо, так я думаю… – и склонили головки, зашушукались, неожиданно забывая об исполнении Бухгалтершей ее бабских обязанностей как любовницы… Тем более что речь пошла о том, как остаться и на каких условиях…

– Нет, бабы! Вы как хотите, а я раздеваться не буду!

– Ну и дура! Так и останешься со своими сиськами прямо на улице и что? Лучше уж сиськи на корпоративах показывать, чем…

Скажем так, определенным местом, как вы догадались, ей надо было бы тогда где-то на заднем сидении машины клиентов мелькать и светится, да и, по сути, за те же бабки.…

А еще сутенеры, разборки.…Ну, его на фиг! – решили девчонки, прекрасно ведь понимая, что за их топлесом может последовать те же мелькания, и уж если светиться своими… то, пусть уже лучше – в мягкой постели корпоративной хазы. И кто его знает, а может, и сможет, кто из них зацепиться за какого-то папика, как наша Бухгалтерша! И уж они тогда, расстараются. На том и решили!

И скоро все у них претворилось в жизни.…У знаменитых артисток пошли корпоративы…

Корпоратив

Перед бухгалтерией стоят несколько человек, пришли оформлять отпуск, а некоторые и расчет. Не будут они ждать пока снова дела пойдут в гору на шоу Факетти.

Звонок…

– Кто это? Да, я! – говорит Бухгалтерша, продолжая оформлять чьи-то бумаги.

Девочки рядом сидят, ну и мы как бы рядом с ними присядем да послушаем односторонние реплики Бухгалтерши, с кем это она там разговаривает на другом конце провода…

– Да, я! Кто, кто? И не бухгалтерша, а Марианна Евгеньевна к вашему сведению.… Ну, что там у вас, чего ты звонишь, отрываешь от дел.…Нет, шефа не будет ни сегодня, ни завтра, он в иногородней командировке, уехал вчера согласовывать тур.…Нет, не знаю…

Что? Чего ты там мямлишь? Ты громче можешь? Где ты сидишь, у кого.… Ну, знаешь.…А что тебе другого места на корпоративе не нашлось?

А почему тогда так дышишь? Что, что?! Ну, знаешь… Что, что, сама понимаешь, мне тебе только можно позавидовать… Не завидовать? Это еще почему? Что, что?

Ну, прямо… Ну а ты что хотела, топлес на корпоративе, вот и присела… Как это всех? А что же Манюня? Она у вас старшая? А ну, позови мне ее к телефону! Как это ты не можешь? А ты слезь и бегом, я кому говорю. Как это держит? Ну, знаешь…

Ну, ладно… Ладно говорю, как закончишь… Да ладно хныкать тебе, подумаешь? Перезвонишь? Хорошо, я буду ждать! Да и не дыши ты так в трубку…

Отложила телефон и, отводя в сторону раскрасневшееся лицо, долго молчит и смотрит в окно…

– Что-то случилось? – спросили с тревогой девчонки, – это что-то связанное с корпоративом? – Спросили, почувствовав что-то недоброе, да и ее вопросы наводили на определенные нехорошие мысли. А впрочем, подумали, это мы правильно все решили! Знаем мы эти корпоративы! Но тут снова звонок…

– Да, я! – как-то еще резче отвечает Бухгалтерша.

– Ты мне Манюню позвала? Я же тебе сказала. Как это споили? Да быть такого не может, она же их всех заткнет за пояс, да, она всех их просто разметает…

Как это отрубилась? Что, что? К ней очередь… Да быть такого не может! Не верю! Что там у вас вообще происходит?!

Как это второй раз выступали? Как это… Ах, обещали… И что вы должны были перед ними… Как это, прямо вот так и вы согласились? Ах, вам заплатили… И, поскольку, позвольте узнать? Что, каждой?! Ну, знаешь… Давай адрес, я сейчас к вам! – шучу я…

Как это ты не знаешь? А кто тогда будет знать? Вас же встретили, вы же ехали? И что, никто не запомнил дорогу? Вас что, на луну завезли? Вас же на корпоратив отвезли.

Так! Так! Ну и…А потом… Так, вы же сами во всем виноваты! Зачем же вы с ними поперлись в сауну? Вам же русским языком было сказано…

Что? Как это угрожал, кому? А она что? Ах, она ему как дала! Вот молодец! Ну а потом, что? Какую еще мировую… Ну, тогда она сама виновата во всем… Вы? Ну и вы! Почему там торчите? Тогда вызывайте милицию…

Адрес? Сейчас узнаю! Узнаю, говорю! Что непонятно? Хорошо, ждите, я сейчас же звоню им в офис…

Ей даже не дают положить трубку и сразу же к ней девочки, и все ей: что случилось, почему так у вас происходит всегда! Бухгалтерша им что-то пытается объяснить, что она, мол, не в курсе, а девочки начинают ее клевать и особенно – те, кто сейчас увольняются… Бухгалтерша пробует отбиться, пробует успокоить страсти, но так как ей не удается, то она…

– Хватит! Хватит на меня орать! – а, сама – то, орет…

– Дайте спокойно мне с офисом их фирмы переговорить… Ну, пожалуйста, девочки… – хитроумно льстится к ним, но не встретив с их стороны понимания…

– Так! Выйдите все! Все, я сказала! И ты тоже тем более что ты уже уволена! Жалуйтесь, жалуйтесь… Только не забывай, что к нам насчет справок начнут обращаться ваши покупатели и куда бы вы ни пошли, и где бы потом не работали, все равно у нас станут о вас расспрашивать… Все! Все, я сказала… – и уже смягчаясь, – выйдите и перекурите пока, я хоть их адрес узнаю… Вы, хоть, это можете понять? Мне надо срочно их адрес узнать…

Девочки нехотя, все еще оживленно переговариваясь между собой, потянулись к выходу и как только вышли, так сразу же все загалдели разом, обсуждая очередную неприятную новость… Снова отличился Факетти!

А Бухгалтерша, волнуясь, порылась в бумагах и нашла, наконец-то номера телефонов заказчика выступления шоу Факетти на корпоративе…

– Девушка! Мне надо срочно переговорить с вашим директором… Да, это из шоу Факетти… Тогда с кем еще из руководства? И что, у вас никого из ответственных нет на рабочем месте? Ну, вы даете? Вроде солидная фирма, импортер чая, кофе, работаете с за границей и что, никого нет в офисе? Ну и где же все? Что? С гостями и на корпоратив уехали… – переспросила растерянно. А потом собравшись с мыслями…

– Девушка, а вы адрес корпоратива не могли бы мне сообщить? Ну, пожалуйста… Как это вас уволят? Это, что, тайна какая-то государственная? Почему вы не знаете?! Вы обязаны были нам сообщить адрес, ведь мы же вам своих лучших артисток, девушек… Да, как договаривались! Лучших из лучших…

И что вы, себе там позволяете? Ну и что? Мален Руж тоже кордебалет и девушки там все топлес… Что? Сами видели? Где? В Париже?!

Ну, мы Парижем мордой лица не вышли… А вы? Что? Работали в эскорте сразу же после иняза? Да, как вам не стыдно? Что? Ах, нет работы и это такой путь в люди… Ну и как, вышли в люди? Ах, все еще просто работаете в офисе… Знаем, как вы там в офисах у бандитов на коленях работаете…

Я что-то не то вам сказала? Что? Мы сами такие? Ну, знаете…

Шоу Факетти, мы же и в заграничные туры выезжаем.…И вы тоже выезжали? Как интересно?

И что, вам такая специализация нравится? Ведь вы же сами институт иностранных языков оканчивали… И это все для того, чтобы связаться с каким-то папиком…

Ну, хорошо, директором вашей фирмы, а потом в Париже валяться на атласных простынях… Ах, не атласных. А, каких? Что? Из чего…

Так, что-то я с вами заболталась, коллега…

Да, знаете и у меня, можно сказать, нечто такая же спецификация… Да, Факетти! Нет, что вы? По секрету скажу вам, что он сто очков наперед еще даст молодым парням…

Да, все никак не решится… Нет, не собирается… Говорит, что прожил до седин и дальше бобылем проживет… Не хочет жениться и все!

Нет ни один, я рядом с ним… А у вас, как с ним? Что? У него есть семья? И что, у вас без вариантов?

Жаль! Жаль говорю, что мне с вами не удастся встретиться, посидеть, поболтать…

Что вы говорите? Когда? Скоро заканчиваете? Хорошо… Простите, не знаю, как вас и звать…

Ах, какое имя чудесное! Хорошо, Аурелия, буду! Буду обязательно! Да, ну и как же я вас узнаю? Ах, столик, во втором ряду и вы… А как вы будете одета? Хорошо, я запомню, милая Аурелия…

Как интересно! Я не прощаюсь, говорю до свидания… До нашего с тобой, милая Аурелия, свидания… Чмоки, чмоки! Пока…

Так и не приехала никакая милиция и никого не спасала, и только к утру, всю перетрах… труппу, словно ночных бабочек, отработавших смену, подвезли в город. И даже спасибо, никто не сказал… Ну а денег…

Сами понимаете, всех денег ни кордебалетом, ни топлес, ни в неглиже ведь не заработаешь! И даже, такими и вовсе не легкими, да и непривычными к подобной работе своими трудами артистическими, ведь телами… тоже всех денег – не заработаешь…

Ну и теперь понимаете, какой для себя вывод сделали девушки после перекура…

– И правильно, – говорила одна, возвращаясь, с подругой домой, – правильно я поступила, что уволилась.…А ты?

– А что, я? Меня решили отправить в отпуск… Я же, вторая змея…

Змея – это артистка эксцентричной акробатики и пластики тела.

– Да, хорошо, что вторая! А то бы тебя там, ты представляешь как, да такую ловкую змейку.…Слушай и что, ты ни разу не пользовалась своими успехами с гибкими косточками…

А когда та ответила, то девушки, тут же решили в спокойной обстановке посидеть и между собой уже выслушать каждую в своих откровениях.…

Каждой было о чем рассказать подруге.…Ведь эти девушки были такими умелыми, такими гибкими и красивыми… Что пока они вместе шли и смеялись, на них не один мужчина посматривал, а некоторым, показалось даже… Но то, как вы поняли, им только так со стороны показалось…

А ведь эти девушки были умными, и, как оказалось, удачливыми, раз не попали на чьи-то корпоративы.…

Хотя, как вы поняли, все дело – случая!

Гнездышко

Факетти не любил поражений… Потому и зарядил Бухгалтершу и та, нет, чтобы пойти ее искать, она сразу же к своей знакомой Секретарше… Мол, хочу увидеться, соскучилась, давай свидимся… Та с радостью и попросилась встретиться на прежнем месте…

И вот она, снова сидит в их кафе у окна и видит, как к ней приближается ее знакомая-Бухгалтерша. У нее даже предательски что-то екнуло… Это надо же, какая у меня подруга красивая, сама себе завидую…

– Ну, здравствуй, Аурелия! – говорит та, а сама с нее глаз не сводит. Видимо, и ей Аурелия нравится и вот они уже, напротив, друг дружке, разговаривают, смеются.

А почему бы и не посмеяться, раз им так хочется, к тому же перед каждой такая красавица. А что потом еще будет, что станется… Нет, им решительно все в подруге своей нравится!

– Ну, милая Аурелия, нам уже пора, наверное, ближе к телу, как говорится. Куда меня поведешь? Где ты живешь? К тебе можно заскочить на минутку, посмотреть… на твою кроватку, – все это высыпает распаленная вседозволенностью ее поведением и страстью Бухгалтерша.

Вышли, на улице идет дождь… И, они, взявшись за руки, словно девчонки малые перебегают от подъезда в подъезд, а в подъездах тех, как взрослые и балованные девочки: лижутся и целуются…

– Аурелия, Аурелия… – шепчет Бухгалтерша, целуя ее лицо…

– Марианочка, Марианочка, – шепчет в страсти другая, отвечая, захлебываясь словами в ее ненасытных губах… Я хочу тебя… хочу!

– И я, и я, милая…

– Дождь… – говорит Аурелия, стоя с ней под лестницей и высматривая опасность с улицы, позволяя пока подруге трогать ноги под юбкой и даже… – Нет, погоди, рано… Рано, моя любимая… Дождь мешает…

– А я уже не могу! Я так хочу! Ну, иди же ко мне, дай хоть услышать твой божественный запах… Ах, ах, ах! – начинает задыхаться, зарываясь лицом между ног у подруги, пряча голову у той под юбкой…

– Дождь идет, – снова тихо говорит Аурелия… – Ну, постой же хоть немного, а то, я… А…а…а! – начинает сама постанывать…

– Что там происходит? Кому-то плохо, нехорошо? – неожиданно над ними спрашивает старческим голосом со ступенек лестницы…

– Женщина, вам плохо? Может, в квартиру зайдете?

Бухгалтерша толкнула Аурелию, мол, давай…

– Давай, прикольнемся, идем, не бойся… – и потащила ее за собой из-под лестницы ни живую, ни мертвую от испуга, что их застукали…

– Да, бабушка, мы едем, идем, а вы одна живете?

– Ну, да! Что это с ней? – спрашивает старуха, рассматривая помятую и плохо оправленную юбку… – Ей плохо? А может, вызвать скорую? – снова спросила, посматривая на бледное от испуга лицо Секретарши…

– Ой, и не говорите, бабушка, ей все плохо, потому что дождь идет и она никакая в таком состоянии, не может до дома добраться… Ее бы уложить и дать полчасика отдохнуть – нагличает Бухгалтерша, выталкивая перед собой чуть дышащую от нервного напряжения Аурелию. Потому как Аурелия теперь думает, а если она догадается, то, что тогда? Об этом она все время думала, но и избавиться уже от ее присутствия в своей безрадостной жизни такой почитательницы ее тела уже не могла… Потому, уступая, согласилась прилечь на диванчике у такой доброй и отзывчивой женщины… И пока бабушка ушла хлопотать насчет чая…

– Ну, как? Тебе тут нравится? – спрашивает ее Бухгалтерша, поглаживая по лицу… – А, знаешь, что я придумала? – говорит, распаляясь в сексуальных фантазиях, – давай снимем у нее эту комнатку и будет у нас с тобой уютное, милое гнездышко… Говорила, вставая и оглядывая комнату с высокими потолками и с видом на сад, под окнами. – А что, мило… Ну, ты как?

– Зачем спрашиваешь, ты же, знаешь, что если тебе хорошо, то и мне… Иди ко мне моя прелесть…

И когда бабуля ненароком зашла, то сослепу или так показалось, увидела как две бедняги, так умаялись, так умаялись, что лежали вместе и… Наверное, все же так показалось, подумала старая…

Вот же бесы! Снова зашевелились… Надо бы в церкви свечку поставить, да у батюшки искупления испросить исповедуясь. А то причудилось… Это надо же, показалось, что те лежат и целуются?! Это надо же? – и тихонечко прикрыла дверь…

Пусть уж передохнут, раз они так умаялись, – сказала и зашаркала на кухоньку пить настойку из травок, потому как сердце ойкнуло, оттого, что такое причудилось… Это надо же, это надо же… – причитала она, усмотрев за окном, как с соседней крыши побежала вода ручейком… Потому как на улице дождь…

Через полчаса…

– А дождь все идет и идет, – снова заговорила Аурелия, выглядывая из-за обнаженного плечика своей любимой… – А ты меня любишь? – тут же спросила в тысячный раз за это утро… И, почувствовав на груди ее поцелуй, прошептала сама…

– Вот и я, вот и я… Я тоже тебя, моя любимая Марианночка… – нашла губы и…

Вот так и нашли для себя неплохое пристанище, решив снимать у сердобольной бабушки комнатку для свиданий…

А бабуля подругам своим в скором времени…

– Представляешь, Кузьминична… вот, свезло так свезло… И такие хорошие девочки оказались и такие счастливые… Вот какими бывают приезжими командировочные… Они другие, не наши… Те все время злые стервы! А эти… Вот, посуди сама! Как приедут в командировку, так сразу ко мне, когда ночевать остаются среди недели, когда просто заскочат на пару часиков. Но никогда не приходят с пустыми руками: что-то вкусненькое принесут и угощают… Тут и сыр, колбаска… Ты краковскую-то, любишь? Ах и вкус ее уже позабыла? Так вот, намажу тебе второй бутерброд. Ешь, да и чай пей! Чай и кофе теперь по гроб жизни, потому как младшенькая, с таким красивым именем, эх, и не вспомню, так вот, она в какой-то фирме с иностранцами и занимается чаем и кофией. Говорит, что работает там переводчицей. Ну, старшенькая, такая красавица, Марианночка, та бухгалтерша. И другой раз, слышу, как они до глубокой ночи что-то там обсуждают, смеются, считают…

А чистюлю, какие… Мамочки! Как приедут, так сразу же в ванную, причем обе. Я им говорю, воды горячей на всех хватит! А они смеются и отвечают, нет, теперь никакой воды не хватит, потому как такие, что нас не разлить никакой водой.

– Это они из экономии так, вместе моются… – авторитетно заявляет Кузьминична, старательно пережевывая второй бутерброд с краковской, такой вкусненькой колбаской…

А потом бабуля снова ей, как они встречаются, но только уже в обновленной квартире.

– Представляешь, какие девочки… Вот смотри, нравится? И, правда, поначалу все мне казалось и на самом – то деле все в розовом цвете… Вот смотри, Кузьминична, обои эти, это ветки сакуры, японской вишни, а в туалете и в ванной там тоже все розовое, как и полотенца вот эти… А ты понюхай, понюхай, как они пахнут?! Нет, что и не говори, свезло мне! Ой как свезло. И даже пенсии стало хватать, чего отродясь не бывало, а тут еще…

Нет, к себе меня не пускают… Ну, мало ли чего там у них? Может, склад какой-то с чаями и кофеями. Не знаю, не спрашивала? Мне того что дарят, по гроб жизни хватит! Чего к ним в комнату лезть? Пусть уж живут как хотят… Так, постой, Кузьминична, кажется, девочки снова приехали…

– Ну, здравствуйте, здравствуйте, проходите… Кузьминична все, на сегодня! Пока!

– Пока… – сказала Кузьминична, наблюдая, как две девицы, те самые ее постоялицы, стоя в коридоре, обнялись и словно никого не замечают…

Нет, ну и пусть! Пусть целуются… А колбаска-то, вкусная, краковская… – решила тактично смолчать Кузьминична…

Факетти не стоило никакого труда, как прекрасного знатока человеческих душ, чтобы тут же понять, что его Бухгалтерша – влюблена!

Нет, она просто потеряла по кому-то голову и никакого на него внимания! Это надо же? И это его развратная и непростая Бухгалтерша? Нет, надо срочно узнать все…

А вдруг ее околдовал кто-то из конкурентов? Он никогда не доверял женщинам, вот и на этот раз решил разузнать и выследить…

– Факетик? Могу ли быть свободная? Я все сделала, что вы просили, – сказала Бухгалтерша, скоро собираясь с работы, как никогда раньше… – Ну, я пойду, уже…

Он ей, мол, зайди ко мне…

– Ах, нет, мой дорогой, месячные, потом врач сказал, что ранний климакс… И надо бы с этим повременить… Ну, не дуйся так, Котик… Скоро, скоро все образуется и ты… Ну, я побежала, пока! – и выскочила, чуть ли не бегом…

Конечно, ему не доставляло особенного труда за такой счастливой и ветреной, влюбленной женщиной проследить.

Ах, это женщина? Несколько озадачило такое открытие и тут уж, без сомнений. Это другие пусть видят в их встречи в кафе лишь, деловую беседу, но, его-то, не проведешь!

Стараясь, быть незаметным, быстро проскользнул в кафе и развернув газету, проделав в ней… Да, да! А что делать, когда надо все вызнать про эту… Эту… Ну и… Вот бы еще послушать, о чем щебечут две пташки?

Он ту рассмотрел как следует… Интересная, милая молодая женщина…

Ну и что ты? – сказал себе. Женщина, ведь не мужчина! Вот и успокойся! А я и так спокоен… Только мне интересно. А где же они любовью своей занимаются? Надо бы все разузнать? Ага, встают, сейчас надо себя не выдать. Так, мимо идут и щебечут две пташки счастливые… Ну вот и они…

Теперь следом. Так, надо чуть переждать и…

Так, дьявол! Куда же они пропали? Заметался Факетти, даже не представляя себе, что те, за кем он решил проследить, уже не смогли удержаться и прямо вот так, сделав два шага, снова нырнули в подъезд и…

– Кто это? – отрываясь от жадных и ненасытных губ подруги, спросила Аурелия, выглядывая из-за плечика подруги на метавшегося перед запыленными и грязными стеклами двери подъезда явно не русского мужчину… К тому же такого экзальтированного!

– Смотри, какой он смешной…

– Кто? – спросила Бухгалтерша неохотно обернувшись…

Ну а что же Манюня? Где и с кем же она?

Драка

Злая и мрачная Манюня сидела за столиком и пила в том самом кафе, куда собиралась на встречу Бухгалтерша. Здесь же сидели и те девочки, кто оставались не у дел в шоу Факетти. Это те, кого рассчитали или кого отправили в отпуск…

Они как вышли от Бухгалтерши, то так и сидели вместе, оживленно разговаривая, обсуждали, как они предполагали, коллективное шугалово на том самом корпоративе… К тому же мрачная и все еще полупьяная Манюня, была ярким тому подтверждением.

Видимо, там даже ее достали, знали, ведь что Манюня ни с кем и ни при каких обстоятельствах! И уж точно, не за подарки и деньги, чем, конечно же, сами грешили… Слабые, ведь раз такие они красивые, артистические сексуальные молодые женщины…

Они к ней не подсели из соображений безопасности. Знали, что когда Манюня переберет лишнего… А она настолько сильная, что иной раз и мужчину заставит с собой считаться. К тому же прекрасно умеет драться на кулаках!

А они и не знали, что Манюня пробовала себе на ринге и у нее это так хорошо получалось… И когда она уходила из боксерского профессионального клуба, то ей все:

– Оставайся, Манюня! Мы из тебя чемпионку России в тяжелом весе сделаем!

– Нет! Не могу я, грудь от бокса болит… – говорила, почесывая свою прекрасную и большую, помятую чужими кулаками…

– Да… – с ней соглашались, – грудь у тебя действительно хороша, и побереги ее для своего любимого…

– А, знаешь, – потом говорил тренер, – ты могла бы теперь встречаться со мной, раз уходишь из бокса. Я ведь так привык к тебе и потом…

– Нет! Ты, Петрович женат. А я с женатиками не встречаюсь принципиально! Это тебе, понятно?! Сказала и как отрезала…

Так и ушла из бокса и от него, так и не порадовав своего тренера лицезрением и ощущениями прекрасного натренированного им такого желанного женского тела…

И вот, сейчас, после всего, что с ней произошло на корпоративе, когда она что-то такого перебрала, как думала, потому и пустилась со всеми подряд во все тяжкие… Отчего чувствовала себя прескверно! К тому же и пиво не понравилось…

Пила и фыркала каждый раз, головой потрясая, вспоминая, что-то такое чего так и не могла до конца вспомнить… И откуда там столько мальчиков на меня навалилось…

А в это время, Секретарша из той самой фирмы зашла в кафе и уже заскользила на место свидания. Села у окна, во втором ряду как раз на глазах у Манюни, загораживая ей вид из окна…

– Слышишь, ты, как тебя там? Прошу, пересядь! – сказала спокойно и довольно дружелюбно Манюня, показывая Секретарше на новое свободное место.

Но та заартачилась! Шутка ли, сказать, с чего бы это она должна куда-то пересаживаться? К тому же, это место ей было указано для свидания с Бухгалтершей!

– Тебе, что, тяжело пересесть? – спросила Манюня теперь несколько недружелюбно. – Ну, я тебя прошу.…Пересядь! Местов же много свободных…

– И не местов, как вы изволите говорить, а мест!

– Ну, да! Я так и говорю! Чего ты ко мне придираешься… Видишь, я пью!

– Нет! – съязвила Секретарша, задетая незаслуженным обвинением в придирках… И стала бесцеремонно рассматривать эту мрачную, пьющую пиво, бабу… Кстати, довольно красивую, да и мощную… Она бы, будь та с ней повежливее, может быть, и познакомилась ближе…

Секретарша понимала толк в женщинах не хуже иных ловеласов. Любила она, знаете ли… разнообразить монотонные отношения… К тому же во многих случаях, подобные отношения с мужчинами ее просто раздражали! Но что поделать? Иного выбора у нее пока что не было, вот и приходилось ей спать, с кем было надо, а не с теми, с кем ей так хотелось…

А вот с этой бы, такой запоминающейся, с таким лицом, волосами, в которых можно было запутаться с ней вдвоем…

– Ну, что ты смотришь? Слушай пересядь! Местов полно…

– Да, не местов, дорогая, а надо говорить, что мест свободных много, пересядьте, пожалуйста.…Так?

– Ну!

– Что, ну? Может, ты замолчишь?

– Кто, я?

– Ну, не я же!

– Это еще почему?

– А по кочану, вот! – сказала Секретарша и отметила с радостью, как эта пьющая баба поднялась и двинулась от нее в женскую комнату…

Она еще проводила ее взглядом, отмечая красивую попку и крепкую фигуру молодой женщины. Секретарша еще смотрела ей вслед, как тут рядом с ней раздался мягкий и нежный голосок…

– Аурелия?

– Ой! Я так и знала, что ты будешь такая!

– Какая? – кокетливо переспросила Бухгалтерша, улыбаясь, скользя легким взглядом по лицу будущей своей подруги, и как она поняла, и любовницы тоже.…Спросила и присела на край стула, как ей казалось, все это сделала так элегантно красиво…

– Ты куришь? – спрашивала снова, доставая пачку дорогих импортных сигарет, из своей заначки, для охмурения и производства неизгладимого впечатления…

– А ты красивая! – услышала комплимент от Аурелии…

– Нет, что ты? Ты, гораздо красивей! Вон, какая кожа, как ухожены ручки, ноготочки… – говорила и, взяв ее руку в свою… И та, это позволила…

Внезапно рядом голос Манюни.

– Бухгалтерша, а ты, что тут делаешь?

– Я, я… – залепетала та, с сожаленьем выпуская ее ручку…

– Женщина! Вы нам мешайте! Вот же прицепилась? – попыталась защитить только что намечавшееся счастье с такой милой Бухгалтершей…

– Кто, я? По-моему, ты сама не против, чтобы к тебе наша Бухгалтерша прицепилась! Ха… ха… ха! – засмеялась довольно громко, привлекая внимание.

– Слушай отойди!

– Ты это кому сейчас говоришь, мне?

– Тебе, тебе! Иди, сиди и пей свое пиво! Или уже так напилась, что чуть не обосс… – но договорить не получилось!

Словно щелчком Манюня пощечиной тут же сбила ее со стула на пол. Та, так ничего не поняв, попробовала сразу же встать.…Но на нее уже стала надвигаться Манюня… И вместо того, чтобы пред ней извиниться или что-то в свое оправдание, завопила:

– Милиция! Милиция! Грабят, убивают! – и, видимо, так закричала с перепуга, отмечая, как к ней склоняется Манюня…

– Дура! Дай руку… Ну, что ты блажишь, давай вставай! Прости, я не рассчитала… Ты, словно муха, только лапками мелькнула и слетела со стула… Не больно?

– Ну, кто-нибудь, за женщину заступится? Мужчины тут есть?! – вопила отчаянно пострадавшая.

Нашлись и такие…

Потом уже в отделении милиции с Манюней беседует следователь…

– Ну, и как вы, гражданка Морковкина докатились до такой жизнь? Деретесь, пьете! Женщину невинную избили…

– Невинную? Это кого же? Любовницу Бухгалтерши, что ли? Нашли себе невинную…



С большим трудом Факетти удалось замять бескровно инцидент с дракой…

– Ну вот, – говорил он угрожающе и со злостью, выходя перед Манюней вперед из милиции, – ты все мне отработаешь сполна! Тебе понятно? Что? Не слышу?!

– Ну… – гудела рядом Манюня, прекрасно понимая, как и чем надо будет отработать и возместить затраты Мастера за свое освобождение и сглаживание инцидента с дракой.

Только и она, как показалось, так приятно провела время! Подралась одна против всех их! Ну а по груди треснули, то пусть, то перетерпится.… Зато, как я того, кто к ней нагло полез, размахивая кулаками.…И, вспомнив, засмеялась…

– Ты у меня еще досмеешься… – прошипел Факетти, прикидывая, сколько за нее получит на этот раз… И пошел впереди, чтобы не видела у него на лице довольную улыбку от подлого расчета насчет ее тела. Остановился, пропуская ее вперед, наклонился, как будто завязывал шнурки…

– Ну, что стоим, иди!

И Манюня, волнуя все в нем, поплыла красиво пред ним, и…

О, Матерь Божья! Как же хороша эта чертовка! – отметил, что даже, чего уже давно не случалось, о себе напомнил его давно забытый и усыхающий лучший дружок…

Уж если не ему, то никому! Ни мне, ни ей!

И тут же передал Манюню в аренду на отработку…

Отработка

– Ну вот мы и встретились?! Не ожидала?

Манюня задергалась, пытаясь освободить руки, привязанные к спинке кровати.

– Дергайся, не дергайся… Эх! Как же я сейчас займусь тобой, красавица! – говорила та самая девица, которой она накануне по физиономии в кафе заехала и из-за которой потом Факетти ее сюда на отработку, по злому сговору…

Она же ведь чего думала, что ей придется совсем голой перед кем-то выступать в приватном танце, да фокусы свои силовые показывать.…Но, то она так думала, а как ее забрали и почему-то только ее одну?

Вспомнила, как она искала Факетти, а Бухгалтерша ей говорила, чтобы она не беспокоилась и ехала себе спокойно, потому что, следом за ней выезжает вся труппа… Она не верила, чувствовала подвох, но Бухгалтерша ей:

– И кордебалет будет, и змея, и фокус-покусы всякие.…Только пока ты там начнешь сначала одна, а Факетти всю труппу соберет и доставит. Ну, что, ты? Ты что, боишься?

– Ну!

– Ах, сколько раз я тебе уже говорила, чтобы ты со своим этим «ну» не совалась! Говорила?

– Ну!

– О господи! Иди уже, ждут тебя! Машину, даже за тобой прислали…

Потом она помнила, как всю дорогу какой-то шофер – весельчак пытался развеселить, а попросту сбить с толку. Он ее отвлекал, это чтобы дорогу назад не запомнила, так тогда подумала. И, как оказалось, так и случилось.

Он ее укатал и почему-то кружил, пока не стало смеркаться.

– А куда это мы так долго едем? – спросила тревожась. – Как же Артист мой, с нашей труппой найдет к вам дорогу? Ведь и я совсем запуталась. Мне все кажется, что мы тут уже проезжали. Проезжали? Нет? Ну, тогда ничего не понимаю… А, ведь, тот же поворот и шлагбаум точно такой же… Ах, полосатые они все такие? Может быть, может…

Потом уже в темноте машина замерла перед массивными и глухими воротами. Шофер посигналил, ворота автоматически открылись и ее завезли во двор.

– Ну вот и приехали, – добродушно сказал шофер, разминая затекшие члены. – Сейчас пойдем и подкормимся, а завтра уже…

– Как это завтра? Вот завтра и надо было приезжать. Чего мне тут делать? Где располагаться? Я не хочу. Отвезите назад! Ну, пожалуйста… – последнюю фразу произносила, ухватив шофера за руку.

Он не сопротивлялся, сказал, что устал и голоден и что они вместе сейчас на кухню, а потом уже свяжется с начальством, и если ему позволят…

– Никаких, позволят! Я и не подумаю здесь оставаться! Я прошу меня отвезти назад!

– Ну, хорошо, хорошо! Дай хоть по маленькому сбегать…

Она стояла на пустом хорошо освещенном дворе перед большим домом с темными окнами и только сбоку, за углом разглядела еще один небольшой особнячок, в котором горел яркий свет. Туда она и пошла, на свет, оставив на месте сумку с вещами.

Неожиданно и она даже вздрогнула, на нее набросилась с громким лаем большая собака. Она попятилась и тут же обратила внимание на то, как из-за поворота выскочила вторая, а за ними, точно такой же масти еще собаки и все они на нее…

Манюня пятилась. Переключив все внимание на лающих псов, как тут сзади, неожиданно одернул шофер.

– Сюда! Быстро! Я сам этих собак боюсь… – говорил и потянул по ступенькам под дом, к какой-то невысокой двери цоколя.

Собаки подняли настоящий гвалт, как только они стали спускаться под дом к этой самой двери. А один из псов попытался даже ухватить за ногу, потом за руку, как только она очутилась на уровне двора и начала полуподвала дома.

– Сюда! Живей!

Дверь спасительно распахнулась, она следом за ним и…

– Сюрприз! Вот это деваха! Кто это? Как тебя звать, длинноногая? – к ней со всех сторон несколько голых и пьяных мужиков, причем многие с татуировками по рукам, на груди, а она даже попятилась, задыхаясь сразу же от горячего воздуха с алкогольными запахами.

– Куда ты? Там же собаки? Нет, милая! Мы заждались… Давай накати рюмочку и что ты нам будешь показывать? Ах, заробела? Ну, проходи, проходи милая… У нас тут жарко сама понимаешь, сауна. Да ты не стесняйся! Садись пока рядом, а я девок покличу… Юрок! А ну-ка, давай их, толстож… сюда! Гость у нас, женщина высшей лиги! Артистка! Да, вот, пацаны, смотрите, какая к нам прикатила артистка! Смотрите, любуйтесь! Вот что значит итальяшка заср…! Умеет баб отобрать! А тело какое у нее, а рост. Кстати, сколько?

– Сто восемьдесят, – промямлила гостья, все еще не приходя в себя, среди голых мужчин, в нестерпимой жаре…

– Вот, Юрок, и налей ей столько граммов, сколько в ней роста! – Ха… ха… ха! – и засмеялся, как она поняла, главный, это по его животу и того, что… Так, не смотрю, не смотрю… Вот же черт! Ну, Факик! Приеду, убью!

Но сейчас мне надо как-то из этой западни выбираться… – думала, быстро соображая Манюня.

К ней из парной, как она поняла, стали выходить распаренные и красные, довольно красивые девицы. Нет, просто красавицы! Все девки высокие, длинноногие и такие же, как и она сама, при своих телесах, которые, с каждым их шагом колышутся, что она привычно для себя отмечает.

– Ну и что стоишь? Ты так и будешь спиной дверь подпирать? Давай, проходи, проходи и садись, – и, главный их, ухватив крепко, потянул ее за руку. О господи…

Она, не присев, тут же при них, скинула туфли, пиджачок, быстро стянула, прилипающую уже к телу белую блузку и… секундами поколебавшись… Нет! Лифчик снимать не буду, пригодиться, когда я буду перед ними сейчас кувыркаться… А то, что ей придется это проделывать и секундой уже не сомневалась, так как сразу же поняла, почему ее сюда одну доставил Факетти…

Сходка тут, а вон тот, с куполами на плечах… Быстро сообразив, тут же решила немедленно перед ними выступить.

Потому, резко отбрасывая одежду и туфли, оставшись только в тренчах и лифчике, начала пред ними свое эротическое выступление…

Она это шоу еще вместе с Малой подготовила, специально для таких небольших компаний. Знали они и чувствовали, что залами дело для них не закончится. По мере роста их популярности все чаще им приходилось отказываться от подобных приглашений. Что просто бесило Факетти! И он им орал:

– Дуры! Вы ничего в искусстве не понимаете!

– Ну, да! Зато мы очень хорошо понимаем, чем для нас такие приглашения могут закончиться…

– Ну и дуры! Другие бы женщины на вашем месте…

– А вот и ищи себе таких! Но… Вот и пришлось ей…

И она начала свое выступление…

Сначала она вышла в стойку вниз головой на руках и тут же, легко отжалась, удерживая равновесие ногами, перекинутыми и согнутыми за спиной. Потом, стоя на руках, пошла к главному, перегибаясь всем телом, подошла, вытянув, перегнутые над головой ноги и попросила…

– Рюмку налейте!

Затем с большим трудом удерживая рюмку между большими пальцами ног, вся выгибаясь сильнее, сильнее.…И, под их одобрительные крики…

– Давай! Вот, дает, девка! Это надо же? Ну, пей же, пей…

И тут же все хором ей: – пей, пей, пей!

И она, вывернувшись лицом, стоя вниз головой на руках, сохраняя равновесие, подтянув к голове согнутые ноги, плеснула из рюмки себе на лицо, облизывая губы…

Они все от восторга просто взревели!

Потом она, ободренная их радостными возгласами, сделал на полу качельку и, вскочив на ноги, приняв боксерскую позу, крикнула:

– Свалю любого с ног, за два удара!

– Что, что?!

А она, словно не слыша насмешек, сорвала простыню с рядом сидящей к ней красавицы, потом также пересиливая сопротивление, стянула с другой и, наматывая простыни на руки, словно перчатки боксерские, повторила:



– Ну, что? Слабо? Кто хочет попробовать пролетарского тела…

Теперь уже все молчали и посмотрели на главного… А тот сидел на скамейке, к столу спиной, разведя ноги в стороны и…

– Циклоп! Дай ей как следует! Только по ряжке – не бей. Личико мне не попорти… – степенно и как-то небрежно проговорил тот, с нарисованными на груди куполами.

И на нее в самом деле вышел голый циклоп…

Она сразу же распознала в нем профессионала боксера, потому как тот тяжеловес, вобрав голову в плечи, прикрывая кулаками лицо, локтями прикрывая грудь и живот, пошел на нее, оставляя открытым только голый и плоский лоб. У него на лбу наколкой был изображен раскрытый глаз! Нет, он точно Циклоп!

Первый удар и она только чудом, нырком ушла вправо, как он тут же крюком снизу, целясь в подбородок, но зацепил по сиське, потому удар ослаб…

Боль! Она, на шаг назад и отходя, все же достала и прямым ему прямо в лоб! Трясь! У циклопа даже цокнули фиксы!

– Раз! – прокричала она…

Циклоп отскочил, свесив руки, повернулся к Куполам, как бы спрашивая разрешение на убийство.…А то, что он этого уже хотел и горел, она это сразу же почувствовала. Шутка ли сказать, его, профи и какая-то баба, да, в лоб! Да еще при всех корешах, на глазах…

– Давай! – услышала она от Купола и тот, даже не стал смотреть, снова стал пересаживаться за стол, перетаскивая ногу и сверкая перед…

Циклоп внаглую и опрометчиво раскрываясь, угрожающе сгибая руки, попер на нее, решая завалить, при этом совсем забывая, что перед ним женщина!

– Два! – крикнула Манюня и выпадом ногой снизу по тому запрещенному месту, по его колокольчикам! Стук! Циклоп так и рухнул к ее ногам, сворачиваясь в комок и подтягивая колени…

Все вскочили! Манюня стояла, опустив руки…

В тишине его голос прозвучал особенно громко. Купола сказал:

– Сядь! Садись рядом! Я сказал!

Потом шугалово…

Очнулась уже в постели – от его горячих объятий и того, что он ей шептал… Что она теперь будет его телохранителем, и он научит всему… Что она ему как баба сразу понравилась! При этом надолго припадал к груди и сосал ее, словно маленький… И она впервые ощутила в себе нечто, что так поразило. Она взволнованно искала какую-то, неведомую ей досей поры – силу в мужчинах… Мужскую силу! И она, эта сила самца сейчас на нее навалилась…

Ночь показалась безумством… Но, зато какой она стала для нее?!

Наверное, я настолько порочна, думала, ерзая под его телом, что мне уже простого мужчины мало и мне надо именно такого… Такого, такого… Ой, мамочки!

Он уже рвал и терзал ее тело и делал все это с болью, и оттого она, обезумев, сама горячо шептала… Ее охватило безумие. Кончилось тем, что она напросилась и он, привязал ее руки к спинке кровати…

Все смешалось: унижение, боль, садистские фокусы, что проделывал он с ее телом… И она, наконец, выдыхаясь, взмолилась…

– Пощади… мне достаточно… больно уже… – и засмеялась, наконец-то, удовлетворенная…

Он ушел, сказав, что вернется через полчасика, и они продолжат, а ее такой и отставил, с руками, привязанными к кровати. Она тут же задремала, ожидая его возвращения…

Но вернулся не он, а она, та самая!

Близкое знакомство

– Не жди, не вернется! Теперь я буду вместо него!

– Пошла ты… – и послала куда подальше… Но так получилось лишь на словах, потому как она уже раздевалась…

– Ты, чо? Ты чо делаешь?! – возмущается ее наглости. – Слышишь, ты даже не вздумай! Я не шучу, я сурьезно говорю…

– Сурьезно?! – ехидно переспрашивала, а сама уже, подбирая комбинацию, стянула книзу свои ажурные трусики, оставаясь в красивых черных чулках, на изящных ногах, комбинации и дурацкой, желтой газовой косыночке, завязанной под самое горло.…

– Слушай… Слышь, ты, это… Ты что удумала, малявка?

– Малявка?! Это ты мне, что ли? Ну, знаешь… Ты, что боишься? Меня боишься?

Привязанная девица напряженно молчит, видимо, обдумывает свое дальнейшее поведение, раз та не лезет пока что…

– Так, ты говоришь, Купола больше не будет? – наконец-то до нее доходит. – Ну, тогда развяжи… Руки затекли…

– А зачем?

– Как это, зачем? А затем! Затем, что я прошу… Ну, что тебе трудно, тем более, как говоришь, никакого кина больше уже не будет.

– А это мы еще посмотрим, Красивая… Так, – говорит и лезет с ногами на постель, – посмотрим, посмотрим, что тут у нас из вкусненького… – и сразу же начинает хватать ртом ее груди…

Манюня заерзала, пытаясь увернуться, но ведь привязана! А той, словно того и надо… Теперь она как Купола осторожно зубами зажимает сосок и теребит, покачивая головой… Теперь уже не покрутишься, больно! Потому Манюня только молчит и сопит. Сопит и эта нахальница… А потом, насладившись сполна ее беспомощностью, отваливаясь от груди, и тянет с радостью…

– Да, как я Купола понимаю… Грудь, твоя… Неслучайно так разукрасил тебя…

А, ведь на самом деле вся ее грудь не только покусана, а еще и в синяках от его, а теперь уже и ее поцелуев взасос…

– Ну, хватит! Хватит, сказала! Успокойся…

– Нет, дорогая Красавица, я только начала, – сказала, улыбаясь, и полезла к низу живота, туда, где разделялись ее красивые ноги…

Ноги-то тоже были растянутыми и привязанными!

– Ну, больно же! – взмолилась привязанная.

– А ты расслабься, чего сжимаешься? Думаешь, не умею? О, ты меня еще не знаешь…

Но все равно делает неприятно… И та, что привязана, на ее действия: – ой, да, – ой, ой, – да…

– Ну, хватит, хватит! Отстань! – взмолилась. – Ну, что надо, там? Что там такого нашла, чего нет у тебя?

А та и не думала прекращать, наоборот, заняла позицию на четвереньках и, припадая грудью, низко наклоняясь, подлезла половче лицом к ней между ног…

Что ей надо? – встревожилась не на шутку Манюня. Чего добивается? Неужели хочет меня туда… Туда?! А та уже вся лицом и обжигая своим горячим дыханием… В тот момент, когда так две участницы сосредоточены, открывается дверь и…

– Чем это вы тут занимаетесь? – говорил Купола, входя и насмешливо… и тут же…

– Машка стой, как стоишь! Замри, поняла?

И на глазах у растерзанной и привязанной девушки Купола, смотря ей в глаза, начал свои вызывающе откровенные движения с той, кто так и продолжала на четвереньках стоять…

И та, кому эти движения предназначались, повернув голову набок, уже сама теперь начала охать… Итак, раз двадцать пять, наверное, подумала привязанная… А еще она, его предательскими действиями была обижена и унижена…

Это что, же думала Манюня, он специально ее ко мне подослал? Чтобы та наигралась, а теперь он ее, и прямо на моих глазах! А та уже ах, сменила на ой…

Ей стало противно и унизительно видеть, как у того бугая лицо расплывается в самодовольной улыбке и Манюня задергалась…

– Отпусти! Слышишь, ты! Как там тебя, Купола…

Тот отрывается от зада подруги и, перешагивая через растрепанную, решает к ней… Но она ему:

– Что? Пошел к черту! Уйди! Я не буду! Не хочу! Пусти! – и тут же, для себя, чего никак не ожидала… застонала, запричитала жалобно… – Мамочки…

Купола выпрямился, стоя перед ней на коленях…

А она не хотела, но так получилось! Она все никак не могла остыть и забыть как он ей вот тем самым, что так красиво сейчас между ног…

Он протянул руку к ее лицу, намериваясь погладить, но Манюня отвернулась…

– Ты ревнуешь? – спросил негромко и нежно…

Голова Манюни беспомощно и обреченно повисла, распуская волосы по обнаженной, покусанной ими красивой и такой волнительно полнокровной груди…

– Хорошо. Ты свободна… – сказал и начал отвязывать руки…

Отвязал, посопел рядом с телом, все еще не решаясь, приступить ли силой… Она же, на него не смотрела, голову поворотила, хотя… думала, что все же останется…

А как же эта? Нет, я так не могу! Пусть выбирает, или я, или эта, что все еще стоит на четвереньках, как верная раба. И что? А то, если сейчас при этой начну, то и сама стану такой же, одной из его собачек. А я так не хочу! Я с ним по-другому хочу. Вот!

– Кхе, кхе! – напомнила о себе Секретарша.

Он ее тут же осадил повелительным хлопком сверху по мягкому и поверженному им месту. Та сползла и сидела уже на полу у самой кровати, а он, будто бы этого не замечая, обратился к покусанной…

– Ты, вот что, – сказал ей Купола, – хочешь остаться, оставайся пока…

– Пока, что?

– Ну, как думаешь, Циклоп простит тебе свое унижение? Ведь ты же его опустила… Да, кстати, где это так научилась драться?

– Ну, я же не все время была… Раньше такое умела… – и тут же смущаясь своего возможного откровенья, смолкла. Замолчала и на рабу его посмотрела двусмысленно. Мол, мешает она мне, ты, что же, не видишь? Он понял.

– Машка, пойди прочь, приготовь нам что-то пожрать и бахнуть. Иди, я позову…

И та, подбирая одежды, попятилась, прикрывая, как поняла Манюня, затраханное Куполом то самое место… Вышла и Манюня с облегчением, но и с каким-то уже осуждением.

– Ты ее туда?

Он посмотрел на нее с удивлением, мол, это обычное дело.

– А что? – сказал с вызовом.

Она замялась… Но, все еще не желая подчиняться, сказала, смиряясь…

– Так, это же больно…

– Машке? Да ей уже все равно, по-моему…

– Ну, все равно, так все равно… А она не зайдет? Ты ее намеренно выпроводил?

– Ну, ты же, как я понял, хотела, вот и выгнал. А что?

– Да нет, ничего, спасибо… Не знаю, стоит ли говорить, но она мне как-то еще в кафе не понравилась!

– А это там, где со всеми подряд дралась и даже с ментами…

– Ты и об этом знаешь… – сказала тихо и покраснела…

– Я и другое знаю…

– И что, если не секрет?

– А это ты уже сама решай, а я послушаю, насколько будешь со мной откровенной.

Она на него, он смотрит с любопытством, полулежа, при этом он все так же, там ничем не прикрыт и она нет, нет, да и скользнет туда любопытным взглядом и тут же, краснеет… Это не осталось им незамеченным…

– А вот, погляди, какой я тебе покажу фокус. А? Ну как?

Она смотрела на самую что ни на есть мужскую головку и даже…

– Что, такого ни у кого не видела?

– Нет! Такого не видала… Но это же, так больно! Как ты все это художество вытерпел… – сказала, и уже не стесняясь, жалея его, наклоняясь, сначала осторожно целуя, коснулась изображения мухи, а потом, за ее поцелуем и вся наколка исчезла…

И опять они с ней отжигали и снова он ей.…Итак, не раз и не два, а она, оценивая его мужскую силу, лезла, вся распаляясь телом, и только охала, да постанывала негромко и дрожала каждый раз в ожидании вожделения…

Впервые в жизни всего, что было с ним связано, ей было мало! Мало и она все еще не могла насладиться… Она его так желала, так как не было с ней никогда такого еще в жизни…

Но все в жизни рано или поздно заканчивается…

Вот и Купола, уставая, стал буквально заваливаться, забываться, а она… Она ни в одном глазу! И когда тот заснул сном праведника, то медленно повернулась, близко прильнула лицом прямо к тому самому, теперь такому любимому месту…

Взяла, удерживая, целуя, снова рассматривала эту затейливую и съежившуюся уже наколку…

Впервые со мной такое, думала… Вот лежу и никак не могу расстаться и даже сейчас, как об этом подумаю, как увижу… У… ух! Какой он любименький! У… ух! Какой же хорошенький…

Что это со мной? Почему? Почему никак не могу оторвать своих рук и даже не мыслю теперь и минуты без его присутствия, без его ощущения рядом… И не только, вот… Вот, я его… А он вкусненький!

Итак, играясь, не сводя глаз, она следом за ним уснула рядом с таким бесценным для нее мужским сокровищем в своих нежных, слегка подрагивающих, но теперь уже точно, любимых руках…

Наутро она осталась в его окружении.

И сколько ни, звонил Факетти, ему отвечали, что шефа нет, а вот когда будет, тогда и звоните… Ну а насчет какой-то его артистки они решительно ничего не знают и им отвечали…

– Не знаем, не видели ничего и не слышали! А нам, какое дело? Ищите сами кого хотите! А нам, простите, некогда… – и вешали трубку с насмешками, над бедными итальяшками!

Ищите, ищите, но того что надо вы уже никогда… Оглянутся и снова смеются…

А ведь и, правду сказать, нет больше той прежней артистки, теперь есть еще одна очень красивая и стройная, счастливая Башенька рядом с Его Величеством Куполом…

Ближний круг

Придавливая красивое женское тело к пассажирскому креслу, самолет дальних магистральных линий – Боинг-737, уносил в полную неизвестность… Манюня повернула голову и улыбнулась.

Купола, который только что был для всех окружающих грозным и непреступным боссом, тут же уснул как маленький и набегавшийся мальчик. Замучился, бедненький, сказала себе Манюня. Нет! это я его довела до такого состояния! А, что, не так, разве же? А ведь он сказочный! Нет, он никакой не принц, но он такой прекрасный и такой сильный мужчина… Наклонилась над ним, поправляя плед…

– Что? – спросил тревожно спросонья.

– Ничего! Спи, мой мальчик.

И он, в знак благодарности и полного доверия, повернув в ее сторону голову, сказал с закрытыми глазами, о чем все время думал.

– Спи! До посадки еще долго. Тебе тоже надо обязательно выспаться. Не бойся, в самолетах не совершается покушения. Это я тебе говорю, я знаю, – сказал и взял ее руку.

Она сразу же успокоилась, снимая с себя обязанности и напряжение.

Весь полет она вспоминала себя…

Вот она поступает в бортпроводники на водные артерии страны. Готовили тогда бортовых проводников, стюардесс на теплоходы – для речников. Девки все подобрались на загляденье красивые и она среди них.

Общежитие оказалось не подготовлено к их заселению, потому проживание начали на дебаркадере. Стоял такой старый пароход на Волге, под названием «Голубь» рядом с берегом их общежития. И потом, всех их расселили по четырехместным каютам: кому спать снизу, а кому на верхних полках.

Обустроились весело, к тому же их сразу же поставили на довольствие. И чего только им не давали кушать! Мало того что по три раза на день кормили, так еще и пирожками регулярно потчевали. Ни жизнь, а малина! Особенно – после полуголодного проживания вместе с отцом в деревне.

Мать-то родила, а сама, бросая ее на попечение мужа, удрала в город. И об этом она никому не говорила, скрывала, а всем говорила, что мать умерла при родах. Потому отец с самых пеленок, воспитал как своего пацана! Она все умела; могла починить, инструментом научилась работать и по дому сама делала. Да и рано на нее свалились обязанности женские по дому: приготовить чего там, убрать, постирать – все это она научилась делать сама с малых лет. А как же иначе? Батя на работе, она сама и надо ей успевать с утра и до вечера, а тут еще куры и Буренка, любимый щенок и кот… И всех ей надо успеть накормить, за всеми нужен уход… Потому она в школу как в облегчение!

Училась хорошо и отлично, потому как услышала про стюардесс на водных артериях страны, так сразу же заявление. Отец накричал, сказал, что она его предала. Но ей уже мерещились речные просторы любимой Родины.

Такую красивую и ладную дивчину сразу же заприметили и даже сначала засомневались: принять, не принять, ведь такую сразу же утащит какой-нибудь речник замуж и тогда она, с отчаяния… Отец-то кузнец! Вот она и, схватив со стола пятак, согнула его пальцами в трубочку! А что было потом?

Ну, вообще приняли, только попросили рук не распускать и беречь свои силы…

А она и не распускала… Дала как-то пару раз затрещины за то, что к ней решили пристать какие-то речники, и те от нее боком, боком и лесом, лесом…

– Полоумная баба какая-то, – так о ней говорили! – Чуть что, сразу же руки свои распускает.

Может, за это, а может, за характер и бережливость ее выбрали в старосты группы, так она до самого окончания обучения все староста да староста…

Обидно, ведь, к тому же кто был не старостами, те уже давно на танцах, и мальчики вокруг них вьются. Еще бы! Ведь они, считай, в морской форме и даже в мичманках! Класс, да и только! Не девки, а супер – красавицы, в самом-то деле…

И гости, конечно же, к ним зачистили, и самодеятельность, и, конечно же, следом тили-тили…

А потом раз и первая сорвалась, выскочила замуж, бросая учебу, потом вторая забеременела, считай, что пропала… И поехало, и пошло… Собрали собрание.

Она выступила и сказала что:

– Если так и дальше пойдет, то их группу при речном техникуме расформируют, распустят. И кому тогда будут нужны такие округлые стюардессы? Потому, кто решает замуж, те должны… А те, кто хочет плавать…

Ее поправили и сказали, что моряки не плавают, а ходят.…По воде ходят, вот чудаки!

– Так что, кто хочет выучиться и ходить по реке… – все засмеялись!

– Ну ладно, все поняли! Но, ходить по реке.…Это ты, Манюня того, немного загнула!

И в самом-то деле, а ведь не ходят, а плавают моряки по реке на пароходах, потому они речники.

Но недолго им выпадала лафа, и года они не проучились, как скоро произошли изменения в стране и уже никому не было дела до каких-то круизов и туристов по Волге и другим водным артериям любимой страны. Самой страны-то, считай, уже той вовсе не было. Растащили ее по углам, где делили между собой барыши от продажи того, что принадлежало всем.

Они еще как-то сначала цеплялись, пока техникум, как Титаник тонул, а потом, к ним пришли и сказали:

– А ну, брысь! Дебаркадер ваш за долги на металлолом продали. Так что, вашей учебе конец, а кто захочет, вас ждут на работу… Вон ребята у тачек стоят, и они всех вас с радостью к себе на работу возьмут…

– Нет, спасибо! Знаем, что задумали вы! Не пройдет у вас с нами, считай, что вы имеете дело почти с моряками, так что ваш дешевый номер тут не пройдет. Морячки никогда прости… не были, обходитесь-ка сами своими глядями…

Сказали и кто куда… Ну а ей куда? Назад домой?

Отец написал, что сначала сам мучился по хозяйству, а потом сошелся с какой-то женщиной. Хорошо, что старый и добрый речник, Афанасий Антонович с женой к себе пожить пригласил. Поживи пока что у нас, говорит, пока определишься, хотя… Нет, нет, живи у нас, ведь нам так приятно, словно ты наша дочурка. И по-старчески запричитал, вспоминая погибшую дочку…

Манюня потыкалась, было туда и сюда, а потом, как только узнала о заезжем цирке так сразу же туда, показать свою женскую силу. Взяли ее сразу же, тем более такую красивую, считай, что девку на выданье. К тому же она сразу же понравилась импресарио. И вот так, отбиваясь от нескромных мужских приставаний, она нижней попала в один гимнастический номер. Взял к себе Валерий Иванович, глава семейного циркового клана и выдал ее, за свою племянницу для своего семейного шоу.

Сначала и с непривычки ей от него доставалось…

То она ноги не так ставит, то ставит их в раскоряку, то поддержка у нее тяжела… Ага! Человек пять на нее забирались, попробуй красиво тут устоять да еще их всех ползущих по тебе, удержать?!

И она, помня, что ей идти некуда не только сама удержала, но и многие покорила сердца! Влюбился Алексей, один из сыновей Валерия Ивановича, что лазил по ней с упражнениями.

Манюня заерзала вспоминая… Глянула на спящего рядом мужчину, невольно их между собой сравнила, блестящего, гибкого красавца Алексея, гимнаста, эквилибриста и этого, обрюзгшего Купола.…Да никакого сравнения! Эх, Алексей, Алексей.…Ну и где ты сейчас, и с кем?

И снова навалились о нем воспоминания…


Приревновали его сестры и объявили войну. И как-то на одном из выступлений… Вообще, завалила она ту пирамиду из тел легендарной гимнастической группы. Как не хотел Алексей, но отец его…

Не стала Манюня дожидаться разборки, знала, что любимый заступится, пожалела своего Алешку. Не хотела, чтобы у него были из-за нее неприятности в семье, собрала вещи, и даже без расчета ушла из их цирка. Ну, не приняла их семья и не приняла, к тому же она – нижняя.

Это потом узнала о всяких там сексуальных ухищрениях и что у таких, кто любил с силой и издевательством, такая женщина, так же называется, как опущенная, нижняя… Может, потому они так к ней отнеслись?

После того случая ожесточилась и уже на новом месте, в новой труппе не позволяла сама себе и кому-то в нее влюбляться! Говорила с горькой усмешкой, что она маленькая пока что любовью с кем-то заняться. Может, потому в насмешку так, и прозвали ее – Манюней?

И вот сейчас, в самолете, который уносил куда-то, она, вспоминая, сладко приспала и так, что даже не просыпалась до самой посадки.

Как только вышли из самолета, так ей Купола сразу же.

– Вообще, так! Всякое может случиться, мы на чужой территории и нас могут уже ожидать конкуренты. Потому ты держись от нас подальше и не возражай мне. Езжай и сама устраивайся в гостиницу, я сам найду тебя. Все! Все, я сказал!

Пришлось ей ему подчиниться…

Подарок

Она только видела, что Купола и его команду встречали какие-то крутые парни, проследила как они, взвизгнув колесами на всю автостоянку в аэропорту, тут же с места рванули куда-то на черной машине, а за ними еще какая-то следом и как привязанная. Она уже отворачивалась, но краем глаза заметила, что за ними и сразу же, рванули еще две какие-то непонятные ей машины. Сердце тревожно сжалось, так как заподозрила в этих поездках машин, что-то неладное… Неужели их ждали? Вспомнила эти все разговоры перед поездкой о соблюдении осторожности, и даже ей в самолете о том же. И она сразу же поняла, что Купола предали, сообщили о его маршруте. Подозрения пали сразу же на Циклопа. А на кого же еще?

Задумчиво и как-то машинально села в такси и просто сказала, чтобы отвезли в приличную гостиницу.

Шофер как на нее глянул, то сразу же понял, что девушка с такой внешностью и к тому же в дорогой одежде не меньше как бизнес – вумен, потому и повез в самую шикарную гостиницу города.

Она сняла небольшой, но очень уютный номер и села ждать звонка, тревожась за Купола. Время шло, но никаких звонков не последовало…

Прождав, не раздеваясь, два часа, она заказала легкий ужин в номер. Потом оставшись одна, не раздеваясь, так и прилегла на постель, машинально переключая каналы телевизора, и уже засыпала, как вдруг…

По местному телевидению передали, что на каком-то там километре произошла большая авария и что есть пострадавшие. Она забеспокоилась, потом решила позвонить хоть куда-то и все разузнать. И уже взяла трубку телефона, но тут нелепость какая-то… А о ком спросить? Что, так и назвать, как Куполо, и его охранника, и бухгалтершу? Она тут же поняла, что ничего о нем не знает: ни его настоящего имени, ни фамилии, он как был для нее Купола, так и оставался все время, и как был Циклоп его охранник…

Так, постой! О чем это там снова… Она включила звук телевизора громче и тут…

Она не плакала, нет! Только поняла, что снова остается одна. Одна? И что, больше уже его никогда…

А мне что же делать? Оставаться или бежать? А куда, паспорт-то уже побывал на регистрации.

Так, думай, девочка, думай…

В холодильнике оказались водка и коньяк. И она, заглушая свое беспокойство… Да, страх. А что, разве не так? Ведь если его и всех их, то и до нее могут скоро добраться?

Нет, кто такая, да и кто тут знает, что я с ним? А потом, торопливо отпив коньяка из стакана, снова принялась рассуждать… И вот так, вперемежку со своими воспоминаниями, тревожно заснула…

Утро застало одну в номере. В коридоре натружено гудел пылесос…

Спросонья, от навалившегося на нее несчастья затрепыхалась в отчаянии. На глазах навернулись слезы…

Так! Хватит раскисать. Надо собраться… говорила себе, лихорадочно пересчитывая купюры, что сунул в последний момент Купола… Эх, Купола, Купола… Во сколько же ты меня оценил?

– Ничего себе… Это надо же? Тысячу долларов! Эх, мальчик мой.… Ну, спасибо мой любимый бандит! С такими деньгами я как-нибудь проживу. Эх, мальчик мой Купола, эх Купола, Купола… – и слезы снова невольно навернулись на глаза…

Она сидела и тихонечко плакала, жалея его и себя, конечно же. А еще она вспомнила о Малой. Той она обязательно поможет деньгами, а еще ей надо хоть что-то отцу, да и самой немного. Ну и что тогда я тут сижу? Что жду?



Уж если те грохнули Купола, то, возможно, их команда начала охоту за мной? Наверняка им кто-то стуканул о такой слабости Купола.

Нет, надо немедленно делать ноги и бежать. Но куда? К отцу в деревню? – лихорадочно думала Манюня. Нет, туда пока не буду, лучше я где-то рядом в соседнюю деревню. Как там ее, о, черт, забыла? Да, Бобровка! Вот туда и поеду, а сейчас мне надо быстрей уносить отсюда ноги, пока до меня не добрались какие-то лихие парни.

И уже торопливо одеваясь, она вспомнила о его подарке…

Жаль, конечно, но это колечко ей все же придется… Так, продать его сразу же или, как? Рассуждала о нем на своем пальце, разглядывая словно теля…

Она, ничего не зная о страшной и губительной силе, особенно – дареных кем-то сокровищах, все еще не решаясь расстаться с памятью о нем, совсем не думая о последствиях, стояла и рассуждала…

Эх, знала бы тогда что за беда придет следом…

Кольцо – то, какой-то старинной работы и наверняка стоит немалых денег, рассуждала, ничего решительно не понимая в драгоценных камнях!

А ведь она даже не могла догадаться, что Купола, свое будущее благополучие связывал именно с этим роскошным, старинным, бесценным кольцом!

Такой осторожный и хитрый Купола планировал, красивым жестом, подставлял ее и, снимая с себя, обязанность за сохранность кольца, перекладывая это на нее, подставляя ее, передавая кольцо и тем все свои накопления, и она сейчас фактически держала накопления в своих руках, одерживала их на своем пальце!

Ведь она так предана, такая смелая и сильная, сможет защитить себя и его сокровища, к тому же, наверняка не знает и не понимает, что носит на своем пальце…

Откуда же ей было знать о роскоши, дитя одинокого кузнеца и непутевой матери? Она, отродясь таких каменьев не видела и потому не соображала…

И вот сейчас держала в руках несметное богатство и рассуждала…

Какое-то мгновенье думала продать его, но тут вмешались не забытые и еще не остывшие чувства радости женского блаженства испытанные с ним…

А, пусть пока останется как память и про запас. Теперь запас очень скоро так пригодится! Повернула колечко окладом под пальцы, чтобы меньше было видно…

Ну, спасибо мой друг сердечный за подарок, хотя и бандит ты. Бандит? Да был и весь вышел, словно сдулся воздушный шарик.

И неожиданно вспомнила, как надувала довольно нескромных размеров.…Нет не шарик, а муху ту целовала… Взасос целовала и вовсе не шарик, как потом оказалось…

Эх, Купола, Купола… а я ведь с тобой все равно была счастлива! Как женщина – счастлива.

Прощай и спасибо тебе за подарок! Ну а все что между нами было, я с собой заберу, как в память о нас, как это кольцо.

Обменяла сто долларов, рассчитываясь и забирая паспорт, узнала, что в гостиницу уже приходили из милиции.

– А вы, значит, уезжаете, – констатировала администратор гостиницы, Машка, довольно милая и симпатичная девица.

– И правильно делаете! А то тут у нас… Вы, наверное, уже слышали? Нет, не слышали? Снова разборки как в девяностые годы. Убили какого-то Кумпола, а с ним всех попутчиков. Говорят, что спаслась только любовница, какая-то столичная дрянь. И зовут ее… Ах и не вспомню, наверное.… Нет, вспомнила почему-то, какой-то Манюней ее милиционер называл… Вы, случайно, такую не знаете?

Манюня еле сдерживая эмоции, старалась всем своим видом и с безразличием делать, потому, оглядывая зал, отрицательно покачала головой….

– Я милиции так и сказала! Они спрашивали о приезжих, обо всех и о вас тоже…

Сердце Манюни екнуло и, желая сохранить безразличный вид, спросила, как могла равнодушно, о расписании самолетов в столицу.

Пока листала расписание, вовсе не запоминая рейсы, регистраторша продолжала рассказывать подробности о покушении на Купола…

Ей стало страшно и она, заторопилась, ссылаясь на ближайший рейс самолета в ее сторону.

Конечно, она и не думала улетать, она поедет на поезде, так решила. Только поскорее надо бы где-то переодеться. И думать было нечего, чтобы в таких нарядах ехать в общем или хотя бы в плацкарте. Вышла из гостиницы осторожно и медленно осмотрелась…

Ей так не хотелось кого-то заметить, но кроме нелепо разодетых девчонок, а, скорее всего – проституток, она никого не приметила.

Так, надо переодеться немедленно, а то в этих шмотках среди местных, как белая ворона, говорила, оглядывая себя в отражении витрин. Багажа с собой у нее никакого не было, все осталось у них в машине, и она, стараясь, казаться незаметной, быстрой походкой пошла подальше от такого видного места, как лучшая гостиница в городе. Завернув за угол, тут же уселась в такси.

– На вокзал!

И как только поехали, то снова о том знаменательном событии провинциального городка начал рассказывать таксист. Она слушала, вся сжимаясь от подробностей, и когда он назвал имя любовницы Купола…

– Так! Мужчина, мне все это как приезжей, тем более женщине, вовсе не интересно, лучше о ваших делах расскажите. А вы женаты? – и дальше и так далее…

На вокзале она, скрепя сердцем, поменяла свой итальянский плащ, на какой-то дешевый, немодный, советский. И на удивление той женщины, с которой плащом обменялась, искренне этому хламу обрадовалась. Представляете, каково было той, с кем она поменялась? Может быть, потому и умчалась она, от какой-то бабы чумной, за себя такая гордая!

На местном рынке купила корзинку и тут же набила ее харчами. Выторговала у бабушки платок и, накрывшись, только тогда хоть немного успокоилась.

В поезде, не раздеваясь, сразу же полезла на верхнюю полку, где заснула мертвецким сном праведницы… Так и доехала.

Проводница еле, еле ее растолкала.

Ну вот и приехала, сказала себе, привычно ступаю в модной обуви по местной грязи. Ну, здравствуй, родина! И, несмотря на раннее утро, весело себе зашагала по пустынной дороге на Бобровку.

Бобровка

Некогда полнокровная и крепкая Бобровка измельчала вконец к концу девяностых. Сначала половозрелые мужчины уехали на заработки и следом за ними потянулись семьи: жены и дети, обтирать чьи-то чужие углы. В деревне сначала еще какое-то время оставались одинокие бабы, а потом и они растворились в чужих мечтах и посулах хорошей жизни. Остались одни старики. Да и тех от тоски в скором времени на погост одного за другим потянули за ноги.

Вот и стояла Бобровка на тридцать двор почти что пустой, так три домика еще оставались, в которых еще теплилась хоть какая-то жизнь стариков. И не стариков, а одиноких старух. Хотя каких они там старухи, если им только под семьдесят лет, всего-навсего…

Вот в один из таких домов и прибилась Манюня. А теперь уже вовсе не Манюня, а Прасковья, а попросту – для деревенских, Проня.

Сначала было непривычно снова услышать давно забытое свое имя, когда ее хозяйка по нескольку раз на день окликала, а потом ничего, привыкла.

Хозяйка в ней сразу признала свою, деревенскую душу, а то, как же? Разве какая-то городская станет так бережно все в доме проделывать? Она и воду в колодец назад не выливала ни капли, и в дом заходила с босыми ногами… Ну, вообще, своя, деревенская, наша, но чья?

Хозяйка спросила, а та ей вместо ответа свой паспорт, а там место рождения прописано в их райцентре. Ну, как же, помним, ей говорила, пытаясь вспомнить, хоть что-то о ком напоминала Прасковья. Но так и не вспомнила, хотя что-то смутное и забытое, и от того успокоилась, к тому же жиличка принялась сразу же за обустройство хозяйства. Помогла ей, а потом, дней через пять съехала в соседский заброшенный дом.

Навела там порядок, развела огород, а потом, разузнав, где достать самогон, пригласила оставшихся баб на свое новоселье.

Погуляли славно, песни пропели все вместе, вспоминая счастливые время и, конечно, соседей… А те им, доверяя на них, оставили брошенные ими дома и сараи.

В сарае у старой хозяйки нашла мотоцикл с коляской и стала возиться с ним. Пару раз уходила надолго в город, искала запчасти, а потом…

Тра-та-та! – заурчал забытый богом мотор. А потом: брр… р! – раздалось на всю деревню, пугая воронье, что по домам уже расселилось. И вряд ли ее кто узнал бы такой, в чужой одежде верхом на Урале…

В тот же вечер она укатила куда-то надолго. Соседи забеспокоились, может, чего с ней случилось? Мотоцикл – то хоть и наш, советский, надежный, может, что с ней самой приключилось?

Через неделю она вернулась, и не одна, а с больной подругой.

И когда ее вышли встречать, то запомнили, как она ту самую подругу вынесла закутанную всю, словно девочку маленькую на руках! Ну и сила же, ну и баба! Ай да Прасковьюшка!

Потом она, из соседней деревни пригнала корову. Так и зажили все с благодарностью к ней.

Ведь она по утрам старикам – молока по крынке, да масла два раза на месяц да сливки. Ай да Прасковьюшка, ай да хозяйка!

Но что за больная такая и кто, Прасковья молчала… Наконец-то больная в корсете на шее впервые сама вышла посидеть на солнышке. Подошли, познакомились с ней…

Конечно, она Леночкой назвалась, а затем рассказала о своей сестре старшей, так она о Прасковьи. Так они хоть что-то и наконец-то о Прасковьи своей разузнали.

Леночка им говорила, сидя на солнышке, вытянув ножки, что с Прасковьей раньше вместе работали в цирке.

– А потом, а потом… – и надолго смолкала, отводя взгляд, долго молчала, что-то рассматривая вдалеке, за рекой, и за темным затерянным лесом…

Поиски

– Ну вот, Машенька, мы наконец-то узнали о нашей коллеге, – говорили посетительницы администраторше довольно красивые и общительные, разодетые во все модное у окошка на регистрации той самой гостиницы, где ранее останавливалась Манюня.

– Ну вот, смотри, теперь ты поверишь, похожа она на нашу… – и, сделав довольно нелепую паузу… – говорила одна из них, показывая афишу цирка Факетти, которую они с собой прихватили, а сейчас развернули рулон перед ней.

А Машке, администраторша, той бы, дурехе, промолчать, так нет же, какой там! И она, желая сверкнуть своей девичьей и короткой памятью им, тут же:

– Ну, как же! Ну, как Прасковью не вспомнить? Простите, кажется, я подзабыла ее фамилию… Сейчас посмотрю в журнал и скажу вам фамилию.

– Так она, оказывается, не бизнес-леди, а артистка цирка? А я-то думала, что она из богатых… Простите! Нет, правда ведь, но она так выглядела, – продолжала Машка, ковыряясь в записях регистрационного журнала и как бы оправдываясь, пред такими красивыми, за свою девичью забывчивость. Нашла нужную запись и очень обрадовалась, сообщая о ней приватные сведения.

Отойдя подальше от стойки регистрации, чтобы не услышали, одна из красавиц.

– Ну и дурища она! Поздравляю. Нам везет с тобой на болтливых баб! – сказала одна из красивых. – Мало того что опознала, так и вывали всю ее подноготную. Вот теперь нам можно немного расслабиться, как ты считаешь, Кисунечка, моя милая?! А может, вернемся и вселимся часика на три в номер? А им скажем, что нам для поиска потребовалось некоторое время…

Так они на пару и сделали.

И там, в номере гостиницы, предаваясь ласкам, вспоминали болтливую регистраторшу, которая, сама того не ведая, доставила им столько радости! А то бы они все бегали да узнавали о какой-то Манюне – любовнице этого самого и теперь навсегда замолчавшего Купола, зверски убиенного их хозяевами!

А тем временем…

Прасковья, все еще на что-то надеясь, приехав в город, привычно позвонила в гостиницу. Она раз в неделю так делала, чтобы узнать, не спрашивал ли о ней кто? Рассчитывала на весточку от Купола.

Вот, и на этот раз она уже хотела отложить трубку, как тут ей Машка – болтушка, взяла, да и выпалила по телефону, что ее, наконец-то нашли подруги по профессии.

– Какие подруги, какой профессии? – спросила с тревогой. – Машенька, а ты ничего не путаешь? Ну и как они выглядели, во что были одеты? – наседала Манюня, стараясь скрыть за вопросами свое беспокойство и необычайно сильное волнение.

Так она поняла, что с Купола покончено окончательно и что ее теперь зачем-то ищут…

Но зачем? – спрашивала себя, – что я такое для них означаю? Неужели ее будут преследовать только за то, что была с Купола? – говорила себе, еще веря в какое-то бандитское благородство, навязанное ей особым общением с Купола.

Нет! Что-то не то! – говорила себе, уже освобождаясь от уходящих иллюзий и возвращаясь к реальностям современной жизни.

Как женщина, оставаясь одна, она снова становилась осторожной и потому что-то неясное и тревожное почувствовала… Чувствовала, но пока что не могла найти объяснений этому беспокойству в их настойчивости.

А тем временем те самые красивые девочки, разметавшись телами на постели, насладившись, взаимно обнявшись, лежали и отдыхали удовлетворенно, взявшись за руки…

– Нет, – молвила как-то неуверенно Лапочка, одна из девиц, приподнимаясь на локте, – я все понимаю, но почему это именно нас зарядили на поиски?

– А ты что же, не рада?

– Ну что ты, Кисуня! Я рада! Я такая с тобою счастливая… – сказала и, наклонившись, нежно поцеловала свою любовницу и коллегу по профессии. – Но все же, – продолжала она, отрываясь и облизывая смятые губы, – почему это они именно нас с тобой на ее поиски бросили? Ведь такого раньше никогда не делали?

– Да, не делали… – отвечала подруга, поглаживая нежно отставленную в сторону ее изящную ручку, любуясь, отвислой и оголенной для нее грудью.

– Ну вот, видишь! Неспроста это, как считаешь?

– Да, неспроста… А ты раньше ничего такого о Купола не слышала? Так, вот, Лапочка, говорили, что Купола заныкал какое-то императорское кольцо.

– Императорское? Ну и какого же это императора, интересно знать?

– Нет, не императора, а кольцо императрицы, вот так, будет правильно. И кольцо то, бесценно, потому как… Так ты ничего не слышала?

– Впервые от тебя слышу! И что оно, такое уж ценное?

– Не то слово, – бесценное! Говорили, что подарил Николашка, ну царь наш, Николай второй, своей жене. А до этого…

– Так их же в семнадцатом году шлепнули! Значит, и кольцо у нее сперли…

– Вот именно! Но не в семнадцатом, а в восемнадцатом царя с его бабой завалили, а сами меж собой их барахло…

– Вот-вот! Так, всегда, как грохнут какого крутого, так золотишко и камушки себе… И, что, такое оно было ценное, что никак не смогли хорошенько заныкать? Я бы его заныкала…

– Э, нет, дорогая! Такое колечко как не прячь, а заныкать, как следует, не получится… Потому как, если уж Купола грохнули за это колечко, то нас с тобой и подавно бы… Да и вот еще что? Только об этом никому! Это я сама догадалась, – говорила Кисуня, – ты же знаешь, я умная.

Так вот, как поняла, Купола колечко не заныкал, как наши думают, а натянул своей бабе на палец! Хитрый был этот Купола и осторожный. Себя не стал подставлять, а подставил свою бабу. Ты представляешь, какой должна быть такая баба? К тому же мне сказали, чтобы мы ту бабу, не спугнули и втихаря о ней разузнали.

– А давай сами это колечко смастырем! Пока суть, да дело, с тобой у той бабы колечко свинтим враз и вместе за бугор дрыснем… Ведь только с тобой знаем, где ее искать! Так?

– Да, так и не так, Лапочка! Потому как мне сказали, что баба эта такая сильная и смелая, что она самого Циклопа на сходке с ног сбила… Во как! А ты говоришь, чтобы мы с ней справились сами.

– Неужели боишься? Бабу какую-то испугалась, к тому же артистку какую-то из цирка Факкети! А ведь мы же с тобой неглупые и не будем с ней силой. Неужели с тобой какую-то бабу да не окрутим? Ну, же, Кисуня, смелей! Только представь себе вместе где-нибудь на Карибах?! Представила?

– Ну а если узнают? Администраторша эта уж больно болтливая.

– А мы ее к нам на пару часиков в номер. Ну, давай прикольнемся и вместе с ней… Опутаем, сломим в ней девичью гордость. И пусть потом только посмеет, а мы ей напомним… Она, небось, даже о таком не мечтала, а мы ей лизнем на пару, да ты слегка пощекочешь кружочек сзади, а я…

– Так, хватит! Размечталась! А если она не захочет? Если у нее есть парень?

– Ну, тогда я им займусь, а ты уже с ней… Да, ладно тебе! Это же все для дела! Ну как, соглашаешься? К тому же первая ее распечатаешь и будешь у нее любимой женщиной… Ха-ха-ха! И она за тобой потом будет бегать, как котенок и мяукать, дай ей и сделай это еще разик… Прикольно, ведь! И ты из нее будешь веревки вить. Тебе что же, бесплатный номер для… не нужен в гостинице? Давай соглашайся, ну Кися, Кисуня…

А пока с ней не начала, то с тобой продолжу. Уж больно горячий у тебя язычок, Кисонька моя милая…

И она продолжила, а потом, оторвавшись и переводя дыхание, ей, словно опомнившись…

– И ничего не бойся! А знаешь почему? Потому как я люблю тебя, так с тобой не одна баба! О членах даже не говорю, будь они неладны! И лезут, и дроч…, и тыкают ими… Ну, иди уже ко мне, я так хочу тебя снова…

Не на шутку встревожившись, Манюня в нерешительности медленно шла по улице и про себя рассуждала…

Так, если они меня ищут, то это неспроста. Вот если бы был жив Купола, то я понимала, а так ничего не понимаю? Зачем же я понадобилась? Они что думают, что владею какой-то информацией о его финансах? Я же не при делах! Он сам об этом все время говорил. Да и Циклоп слышал не раз! В предательстве Циклопа и минутой больше не сомневалась, к тому же…

Да, ну и врага же я себе нажила! А надо ли было его при всех? – невольно переспрашивала… Но если бы не я его, то он меня! Это уж, точно!

О преподнесенном подарке она даже не вспоминала по простоте душевной и свойственной всем русским бабам жалости по утраченным любимым мужчинам, придуманным ими самими, одинокими бабами в своих наивных фантазиях…

И пока Проня все еще не догадывалась и продолжала теряться в догадках, то те две подруги, заряженные на ее поиски, уже начали действовать по своему плану…

Все идет по плану…

– Ах, какая же я неловкая! – искусно разыгрывая оплошность, как бы нечаянно одна из кисок окатила Машеньку водой в душевой своего номера из шланга.

И теперь Маша, дежурная администраторша стояла пред ней и чуть ли не плача, потому как новый костюмчик с платочком в карманчике… А ведь так старалась выглядеть на дежурстве привлекательной… И вот, тебе!

Откуда же ей было знать, что эта красивая девушка, предъявляя претензию на, якобы не работающий, по ее мнению, душ, да еще и обольет всю ее с головы и до ног!

– Сейчас я, сейчас, – суетилась рядом виновница невольного обливания дежурной администраторши, пытаясь полотенцем промокнуть воду у той на костюмчике. – Прямо не знаю, что делать?! – сказала, виновато смущаясь и искренне улыбаясь. – Но вам, милая, придется, все же, у меня в номере ненадолго задержаться и подсушиться. А костюмчик пока свой снимите, и я просушу его.

Одним костюмчиком не обошлось…

И Машка, смущаясь, сняла с себя еще мокрые вещи: сначала пиджачок, а следом пришлось юбку да еще и блузку, та тоже оказалась подмоченной. После того, стесняясь, но, почем-то уступая, согласилась помыться у нее под злополучным душем, пока вещи просушатся. А душ-то прекрасно работал, отметила, обнажаясь.

А эта девочка с таким смешным и красивая именем кошечки – Кися, все вертелась вокруг нее…

Она ее попросила выйти, но та, видимо, закрутилась, и Машке пришлось при ней обнажаться и даже при ней снять свои красивые трусики, которые скомкала, смущаясь и не представляя, куда их ей отложить… Сунула к полотенцу и, отвернувшись, полезла за занавеску душа. А ведь сама расстроилась! Еще бы, все вещи намокли и белье тоже вот и трусики с лифчиком…

И как это она меня уговорила помыться? – думала, поворачиваясь и улавливая телом такие теплые желанные струи…

Может, оттого, что весь день с самого утра она, не разгибаясь, только и делала, что оформляла приезжих. А те, как назло, не давая опомниться и передохнуть, все ехали и шли к ней, оформляя, одни – заселение, другие – на выезд. Потому и забегалась, не отдыхала и даже как следует, не пообедала. А тут еще этот вызов с жалобой… Может, потому и решилась освежиться? Впереди еще предстояла беспокойная ночь дежурства, хотя…

Отвернулась, задергивая занавеску и уже обливаясь из душа, подумала, что раз такая суета поднялась днем с регистрацией, то хоть в ночи теперь будет спокойней. К тому же ее подменяла сейчас Женька-подруга, старшая горничная. Так что, можно немного расслабиться, да и девушка сразу же ей понравилась. Она так к ней внимательно, и улыбаясь, говорила обо всех неприятностях…

Да и что же она? Это кто же мелькает неясной расплывчатой фигурой у нее за занавеской…

Кисуня крутилась перед ванной, решая, как ей сподручней начать с этой наивной дурочкой.

Она видела фигурку размытыми контурами обнаженного тела за занавеской, пристраиваясь, старясь появиться в нужную минуту. Потому и осталась в ванной…

Машенька даже не услышала, как девушка осторожно сдвинула занавеску и только вздрогнула, почувствовав на бедре ее руку, замерла…

– Разреши, помочь. Не волнуйся и мойся, я только помогу потереть тебе твою спинку…

И, не дожидаясь ее реакции, принялась намыливать спинку, дотрагиваясь нежно сначала до плечиков, а потом, проводя по спине мыльной рукой с мочалкой, потом пальчиками нежно сжала, погладила ее булочки, напряженные почему-то…

Машка повернулась, хотела сказать, что так делать больше не надо, как тут…

Ее поцелуй стал для нее такой неожиданностью, что Машка невольно попятилась и зашептала испуганно…

– Ну, что вы? Что же такое делаете… Я же при исполнении… – хотела добавить еще что-то, как эта Кисуня…

Она уже лезла к ней, скинув халатик, оставаясь перед ней обнаженной.

– Я тоже помоюсь, родная, не возражаешь?

И пока Машка, отвернувшись, приходила в себя, все еще не решаясь на что-то по отношению к ее выходке, как та, кто была у нее за спиной и только что ей казалась обворожительной и внимательной, отчего ее совсем близко к себе подпустила, такую заботливую…

– Господи, – услышала за спиной ее восторженный шепот, – какое же у тебя совершенное нежное тело… И не давая Машке опомниться и возразить, вставить хоть одно слово протеста она, сбивая ее с протестных мыслей…

– Ты, чья больше дочка, папина или мамина? – говорила у нее за спиной, тревожно волнуя и прикасаясь, скользя рукой по изгибам ее оголенного тела своей теплой и мягкой, намыленной, скользкой рукой… – Так, чья же?

– Мамина, – еле проговорила, отворачиваясь и сжимаясь от прикосновений и слегка сбиваясь в дыхании.

– Я так и знала. Наверное, мама твоя очень красивая?

Машка застыла и молчала, не зная, как поступить. Как не обидеть такую внимательную, кто так хорошо думал о матери и как выкрутиться из щекотливого положения со своим перед ней обнажением…

А девушка и не думала успокаиваться, и все время продолжала гладить ей тело, нашептывая…

– Какие же красивые у тебя бедра, это надо же! Ни у кого таких не видела! А, ноги, ах ножки какие милые, – и, сползая руками по бедрам, повела рукой сначала снаружи по обводам действительно стройных ножек… Машка об этом знала и о себе такое не раз слышала, потому привычно отметила для себя ее восхищение как что-то должное! Потому, сначала расслабилась, а потом сжала их, по тому, как ее рука…

Пока та скользила вниз к коленям, она еще не паниковала, но вот ее рука замерла и потянулась вверх, протискиваясь между сжатых ног, которые, как нарочно, никак не сжимались в самом верху… Ах, этот злосчастный, слегка разведенный, с просветами, между ног треугольник!

У нее, даже зашлось дыхание…

Ну, не надо! Не надо! – просила ее, но только мысленно, как оказалось… Но!

О, Кисуня умела!

И скоро Машенька, отчаянно пыталась отбиться от ее поцелуев… Но так только хотела думать, а на самом-то деле…

И уже не сопротивляясь, словно обреченная, соблазненная восхищениями, поворачиваясь и выгибаясь всем телом, сама подставила ей свои наивные груди и такие красивые полные полудетские губы.

Она просто зашлась, как только ее скользкие, нежные руки прикоснулись к груди… При этом сама робко пытаясь ответить ей, в девичьем взаимном поцелуи, разворачиваясь всем телом, не в силах вытерпеть таких эротических прикосновений чужой, но ставшей близкой такой ласковой женщины.

Подобной нежности и такого посыла любви Машка еще не испытывала ни с кем и никогда! И даже с Андреем, который все пытался ее.…Нет! Он не пытался, а просто ее обожал! Так считала все время, но тут же, засомневалась, потому как эта Кисунька…

И осознание того, что это впервые с ней в жизни, запретно вскружило голову, щемящими чувствами ожидавшей чего-то необыкновенного в своей провинциальной и однообразной жизни… Прекрасно понимала, знала, что это запретно, что о том она никогда и никому не расскажет… И только в минуты наивысшего наслаждения, когда сама баловалась ручками, о тех минутах мечтала… Тогда только в видениях, а сейчас наяву…

К тому же Кисуня нашла ее самые слабые местечки: за ушком и на тоненькой шейке… И теперь их до изнывания в теле все целовала и язычком щекотала…

И Машка поплыла, безвольно нашептывая ей ответные и запоздалые оправдания, выпячивая навстречу напряженные груди и, задирая вверх подбородок…

– Ах, не надо! Что вы делаете, это же.… Это… – открыв напряженный ротик, хотела вымолвить что-то еще, но вместо того тут же получила запретный и сильный поцелуй в свои полураскрытые губы взасос…

И она поняла тут же, – пропала!

Попятилась, стараясь несмело отбиться от ее губ и рук, которые уже так нестерпимо приятно, все, усиливая ощущения, гуляли по телу…

Душ бил горячей струйкой в ноги и они уже, сблизившись, тесно обнявшись…

Да, и она теперь с ней вместе стояла в горячей воде, нарушая все правила и запреты общения администрации с постояльцами…

Сама не поняла, почему она следом позволила ей опуститься и встать перед ней на колени в ванной.

– Не надо, прошу… – шептала, изнывая от непоправимого предчувствия запретного грехопадения, пытаясь оттолкнуть ее голову от того места в соединении ее дрожащих от напряжения ног, и куда та полезла…

Куда она?! Туда же нельзя! Нельзя, ведь! Тем более, – девушке…

Она честно сопротивлялась! Нет, правда, ведь! – так говорила себе, все еще не решаясь самой, а, только дозволяя прикасаться той нежно губами к лобку…

– Встань! Встань, пожалуйста! Ну, я же прошу тебя…