На следующий день утром я встал поздно, так как забыл включить будильник. Собственно, я и не ставил себе целью прийти в редакцию рано.
Я не спеша позавтракал, влил в себя остатки вчерашнего коктейля и в издательство прибыл в районе часа дня. Каково же было мое удивление, когда, едва переступив порог кабинета Седого с Капитоновой, я был подвергнут раздраженным словесным атакам Седого.
– Ты где, черт возьми, шляешься? – вскочил он с места. – Или ты вообще утром на работу приходить не можешь?
Я не нашел что возразить непонятно чем раздраженному Седому и просто спросил:
– А что, собственно, случилось? Уж не покушались ли на главного редактора? Жив ли господин Гармошкин?
– Жив, – буркнул Седой. – И очень хочет тебя видеть.
– Зачем?
Седой сел за стол и сделал вид, что погружен в рассмотрение каких-то бумаг. Спустя некоторое время он поднял на меня глаза и сказал:
– Ну, в общем, есть у него к тебе разговор. Иди, сам все узнаешь.
Я не стал мешкать и направился в кабинет главного редактора.
– Добрый день, – сказал я читающей газету секретарше. – Гармошкин сейчас свободен?
– Свободен, – ответила Ирина, оторвавшись от чтива. – Ждет вас.
Очутившись в кабинете главного редактора, я застал его хозяина в весьма плачевном состоянии. Похоже, события вчерашнего вечера более чем отрицательно сказались на Гармошкине. Видать, он провел бессонную ночь, о чем говорили обширные круги под глазами. Ежик его волос поник, как колосья хлеба после града. В пепельнице уже было полно окурков. В момент моего появления Гармошкин с кем-то говорил по телефону, стараясь быть по максимуму односложным. «Да… Нет… Пока не знаю… Как только что-то будет, я тут же сообщу… Договорились… Пока». Гармошкин, скривясь, положил трубку. Физическое состояние, и этот разговор, и все окружающее его не доставляло ему никакого удовольствия. Он все делал через силу.
Тем не менее, завидев меня, он оживился.
– Я ждал вас, – начал он многообещающе, как только я устроился в кресле. – Владимир Александрович, мне нужна ваша помощь.
– Да, пожалуйста… – с готовностью сказал я. – Речь идет о моей работе?
– Да… Но не совсем в том плане, о котором мы вчера говорили. Понимаете… – Гармошкин немного помолчал, закурил, потом продолжил:– Все эти вчерашние ужасы, и все, что за этим последует… В общем…
На удивление, он никак не мог найти подходящих слов.
– В общем, все это непросто и неоднозначно. Боюсь, что эхо этого взрыва затронет многих и многое в нашей жизни…
– Василий Борисович, вы не могли бы покороче и сразу к сути дела? Я вас не совсем понимаю.
– Да-да, – сказал Гармошкин, тут же скривившись, как от зубной боли. – Я пока еще не предполагаю, где искать корни вчерашнего преступления, но считаю, что, как редактор, я имею право заказать собственное расследование происшедшего. В связи с этим прошу вас взяться за это дело. Нет-нет, не перебивайте меня! – тут же остановил он мое желание возразить. – Вчера я много думал и случайно вспомнил, что вы обмолвились о вашей прежней работе детективом. Я сначала счел, что это шутка… Но сегодня, поговорив с Леонидом Борисовым, я понял, что вы действительно классный специалист. По крайней мере, именно такой вывод напрашивается из дел, которые вы раскрыли. Я навел справки еще и по некоторым милицейским каналам. Там мне сказали, что ваша фамилия действительно фигурировала во многих громких делах. И хотя вы держались в тени, милиционеры все же подтвердили, что именно вы стояли за раскрытием всех этих дел. Поэтому я очень вас прошу, помогите мне и будьте уверены, что я в долгу не останусь.
Гармошкин закончил свою речь и как бы в подтверждение этого загасил сигарету в пепельнице.
Моим первым желанием было сразу же категорически отказаться. Однако вид Гармошкина был настолько удручающим, что я не решился сказать «нет». Наверное, главный редактор все-таки искренне переживал смерть своего сотрудника и вправе был во всем разобраться. Но я все-таки попытался отклонить предложение Гармошкина.
– Видите ли, я не хочу, чтобы вы меня поняли неправильно, – начал я. – Я не хапуга, но расследование – дело дорогое и может затянуться надолго. Я не уверен, что это вам экономически по силам…
– Да-да, – медленно покачивая головой, произнес Гармошкин. – Борисов говорил мне о ваших расценках. Думаю, что сто пятьдесят долларов в день я потянуть смогу. У меня есть полное моральное право воспользоваться резервным фондом редакции. Пока же я лично прошу вас заняться этим. Только сразу договоримся: кроме меня, вас и вашего друга Борисова, об этом знать никто не должен.
Я посидел в раздумьях минуты две-три, потом заговорил:
– Хорошо. Я согласен при следующих условиях – сто пятьдесят долларов в день плюс расходы. Однако я не могу гарантировать вам результата. Вы же оставляете за собой право прервать расследование и расторгнуть нашу договоренность в любой день.
Гармошкин взъерошил свои волосы, видимо, для стимуляции мыслительной активности.
– Хорошо. По рукам. Считайте, что с сегодняшнего дня вы на работе.
– И еще, – добавил я. – У меня есть друзья, которые иногда мне помогают в расследовании. Надеюсь, вы не будете против, если я введу их в курс дела?
– Вам виднее, – устало произнес Гармошкин. – Но обо всем в первую очередь докладывайте мне и продолжайте находиться в редакции под видом колумниста. Кстати, приказ о вашем зачислении на работу я уже подписал. Думаю, это будет для вас неплохой «крышей»…
Я кивнул головой в знак согласия и вышел из кабинета.
Зайдя в комнату к Седому, который в одиночестве сидел за компьютером, я плюхнулся в кресло и закурил.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Седой. – Договорились?
– Договорились, – сказал я.
– Ну и дурак, – сказал Седой. – В это дело лучше не ввязываться.
– Странно это слышать от человека, – бросил я на Седого злобный взгляд, – который расхваливал меня своему начальнику как частного детектива.
– А я не расхваливал. Я просто сказал правду. Что было, то было.
– Вообще, честно говоря, у него был такой вид, что я не смог отказать, – признался я.
– Ну, все правильно… Ты же у нас добрый и умный, – съязвил Седой. – И что же ты думаешь делать?
– Пока не знаю. Но, коли уж ты втравил меня в это дело, от тебя потребуется помощь.
– Да я завсегда…
– Ты вчера сказал несколько странных фраз, которые надо бы расшифровать.
– Это какие же? – спросил Седой, закуривая.
– Ну, например, что ты имел в виду, когда говорил что-то о доходном бизнесе погибшего?
– Скажу тебе откровенно – никаких фактов у меня нет. Но почти все знают, что Бомберг был не только хорошим журналистом. Он умел раскапывать факты и собирать материал по самым неожиданным и сложным делам. С другой стороны, он умел все полученные факты использовать в своих интересах. Были случаи, когда Бомберг публиковал статьи в газете, которые являлись разгромными для той или иной компании, того или иного политического деятеля или известного бизнесмена. Однако впоследствии было немало косвенных указаний на то, что эти статьи в значительной степени были выгодны конкурентам тех, на кого Бомберг наезжал. В общем, сколько я знал Александра, эти слухи за ним тянулись всегда. В конечном счете, можно на это обращать внимание, можно и не обращать – некоторые считают это просто завистью, – но Александр был состоятельным человеком. Даже при его гонорарах и должности заместителя редактора сложно купить себе иномарку. Да и вообще – жил он в хорошо обставленной квартире в центре города, прилично одевался… Однако все свои дела Бомберг обделывал очень аккуратно. Скорее всего, у него есть достаточно высокие покровители. А может быть, он умело лавировал между ними. Все эти свои худшие подо-зрения насчет Бомберга я бы никогда не стал излагать, если бы не его смерть.
– Хорошо… – задумчиво произнес я. – Допустим, это одно из направлений. Что еще могло привести его к такому ужасному финалу? В конце-то концов он работал, если так можно выразиться, в «горячей» сфере. Наверняка не раз переходил кому-то дорогу. Такой человек не мог не иметь врагов в городе.
– Да, ты прав. Сфера поиска может быть гораздо шире. Но именно в этом направлении стоит искать преступников. Думаю, что именно преступников, так как одному организовать такое убийство сложно. Наверняка работали профессионалы-бомбисты.
– Да, похоже, что придется изучить ряд последних тем, которыми профессионально интересовался Бомберг. Чем, кстати, он в последнее время занимался?
– Я не знаю и боюсь, что мало кто знает. Во-первых, в силу специфики работы, а во-вторых, потому что Бомберг был в редакции на особом положении. Как человек известный и влиятельный в журналистских кругах, он мог себе позволить ни с кем не делиться своими планами и согласовывать с редколлегией и главным редактором лишь конечный продукт – готовые статьи.
– Ну вот, с готовой продукции мы и начнем. Никакой другой конкретики у нас пока нет, – подытожил я наш разговор.
Остаток дня я провел в редакции, изучая подшивку газеты «Горячая Волга» за последние три месяца. Это мое занятие не раз прерывалось различными незначительными событиями, происходящими в редакции. Все их, однако, объединяло то, что они были связаны со вчерашним происшествием.
Ближе к вечеру появилась Капитонова. Она побывала в милиции и теперь сообщила нам, что по делу Бомберга сформирована следственная бригада и что нас троих завтра вызывают на беседу. По имеющейся информации, пока что следствие не предприняло никаких конкретных действий.
На заседании редколлегии было принято решение о выпуске специального номера газеты, посвященного убитому коллеге. В коридоре повесили большой портрет Бомберга в траурной рамке, а весь журналистский коллектив приступил к формированию спецвыпуска. Кто-то писал обширный некролог, кто-то работал над биографической статьей, кому-то был поручен материал о криминальной ситуации в городе.
К вечеру коллектив редакции собрался на общее собрание в комнате секретариата. Пришел на него и я. Председательствовали трое: Гармошкин и еще двое мужчин, которых я раньше не видел. Пока Гармошкин открывал собрание речью о случившемся и делился последней информацией о ходе начавшегося следствия, я шепотом попросил Седого рассказать кто есть кто.
– Тот мужчина, справа от редактора, – он указал на маленького смуглого, похожего на цыгана мужичка в очках, – заместитель редактора по гуманитарным вопросам Сергей Пыжиков. А слева, – Седой показал на хмурого плотного мужчину с гладко зачесанными волосами, подпирающего лицо сцепленными руками, – коммерческий директор газеты Борис Кострюков. – Он, кстати, тоже пострадавший.