Алжир у трёх дорог - читать онлайн

Начавшаяся 1 сентября 1939 г. Вторая мировая война привела, как известно, к капитуляции Франции. 14 июня 1940 г. немцы вступили в Париж, и в тот же день «министерский караван», т. е. кортеж правительственных машин, прибыл в Бордо. Наконец, 21 июня в Компьенском лесу под Парижем французская и немецкая делегации подписали договор о перемирии, согласно которому 2/3 территории Франции подлежали оккупации, остальная треть со столицей в курортном городке Виши оставалась формально независимой, а на самом деле была превращена в протекторат Германии. Вишистское правительство во главе с маршалом Петэном сохранило в колониальных владениях Франции ограниченный воинский контингент и корабли, пришвартованные в таких крупных портах, как сенегальский Дакар, алжирский Мерс-эль-Кебир[87] и тунисская Бизерта.

4.1. Алжир под властью Виши

В алжирском концлагере Ламбез и столичной тюрьме «Квадратный дом» томились сотни коммунистов, арестованных во Франции или в Алжире; несладко пришлось и алжирским евреям, лишенным французского гражданства и в одночасье ставшим апатридами[88]. Жесткие репрессии обрушились на ПАН. 4 октября 1939 г. Ахмед Мессали Xадж и 28 его сподвижников оказались в тюрьме, а в конце того года были произведены массовые аресты активистов партии. Между тем Фархат Аббас и Мухаммед Бен Джаллул объявили о роспуске своей партии, а сами записались во французскую армию. Улемы-реформаторы замолчали.

4.2. Высадка союзников в Северной Африке

Перелом наступил в ночь с 7 на 8 ноября 1942 г., когда союзники совершили высадку в Северной Африке, названную операцией «Торч» («Факел»). Позывным для англо-американских кораблей служил сигнал «Роберт прибывает!», «Прибывает Роберт!». Имелся в виду Роберт Мэрфи, глава американской агентурной сети в Северной Африке, формально являвшийся генконсулом США в Алжире. Американские корабли шли напрямую, через Атлантический океан к марокканскому городу Касабланка[89], английские – через пролив Гибралтар к городам Оран и Алжир. К английскому десанту присоединился небольшой отряд кораблей «Свободной Франции» под командованием генерала Анри Оноре Жиро. Однако операция «Торч» не стала молниеносной, так как 9 ноября возле столицы Туниса высадился немецкий воздушный десант, и таким образом открылся на полгода тунисский фронт[90]. И лишь весной 1943 г. союзники смогли повернуть оружие на север, за Средиземное море.

Эйзенхауэр, чья ставка находилась в г. Алжир, «возглавлял войска, растянувшиеся почти на 2 тыс. километров от Касабланки. до фронта в Тунисе. Верные до этого правительству Виши французские колонии в Северной Африке, которые не затронула война, так как они были отделены Средиземным морем от Франции, теперь были ввергнуты в политический хаос вследствие вторжения союзных войск. Интриги Виши, волнения среди арабов и враждебность французов к англичанам – все это поставило перед союзниками ряд острых проблем, которые могли вызвать осложнения. В этом политическом хаосе Эйзенхауэр был для одних освободителем, а для других – захватчиком»[91]. Так писал Омар Нельсон Брэдли, помощник Эйзенхауэра в начале 1943 г.

В Алжире репрессии приостановились, но обострились и противоречия между США и Францией в лице де Голля. Ведь его о готовящейся операции «Торч» даже не предупредили.

Следует остановиться на личности уже упомянутого генерала Жиро. Как известно, англо-американские союзники, ревниво относившиеся к растущему авторитету главы Французского национального комитета (ФНК) в Лондоне, де-юре признанного 3 июля 1942 г. английским правительством, выбрали именно Жиро, а не де Голля в качестве координатора действий французских соединений в ходе операции «Торч».

Анри-Оноре Жиро (1879–1949) – боевой генерал, уроженец Парижа и выпускник Сен-Сира, начал военную карьеру с 1900 г. младшим лейтенантом полка зуавов в Бизерте; участник Первой мировой войны и кампании в Рифе в Марокко снискал славу «бесшабашного смельчака». С января 1939 г. – член Высшего военного совета Франции, затем – командующий 7-й армией на линии Мажино и в Бельгии, совершивший отчаянно смелый побег из немецкого плена: крепость Кёнингштейн, сплетенная за долгие месяцы веревочная лестница, спуск по стене и ночные дороги, 100 тыс. марок, обещанных за его голову, и расстрел всякому, кто его укроет. Он слыл патриотом и, по словам одного военного историка, олицетворял собой идеальный образ французского генерала «от дубовых листьев [на кепи] до усов», но отклонил все приглашения де Голля перейти на его сторону.

Из средневековой немецкой крепости на р. Эльба, где он провел в заточении почти два года, Жиро бежал 17 апреля 1942 г., в день рождения Гитлера, воспользовавшись гулянкой охраны. С фальшивыми документами добрался до Эльзаса, оттуда в Швейцарию и вскоре объявился в Виши, где Лаваль и Дарлан[92] ни много ни мало уговаривали его вернуться в плен. Наличие этих документов подсказывало, что его побег, обросший легендами, был совершен не без помощи французского «2-ого бюро» (военная разведка), которое стало в то время «государством в государстве» и имело свои каналы взаимодействия с британской разведкой. В той же крепости с 1940 г. находились многие высшие французские офицеры, захваченные в Бельгии, большая группа из них была отпущена в 1941 г., когда Дарлан вел переговоры о так называемых Парижских протоколах, предполагавших крупные уступки Гитлеру в обмен на немецкие уступки; в частности, на освобождение военнопленных. Протоколы не были утверждены, но определенная категория военачальников получила свободу. Жиро в нее не попал.

Вырвавшись из плена, он поселился в уединенном месте на юге Франции, дав маршалу Петэну письменное заверение в своей лояльности ему и желании отдохнуть в тиши. Слегка его обманул, тайно поддерживая связь с небольшой «группой пяти» в Алжире, которую, в свою очередь, держал в поле зрения Роберт Мэрфи. Когда американские агенты связались с Жиро, чтобы вовлечь его в свой замысел, он поставил два условия: а) чтобы была предпринята одновременная высадка в Северной Африке и Южной Франции, а также в других странах Европы; б) чтобы ему было поручено общее командование объединенными французскими и американскими вооруженными силами. В итоге ушел на подводной лодке и только на скале Гибралтар с огорчением узнал, что командовать будет Эйзенхауэр.

В английской крепости его окружили высшие американские военачальники. Почти всю ночь с 7 на 8 ноября, которая была темна кромешной тьмой и поэтому задержала высадку до рассвета, они уламывали Жиро смириться с тем, что его не ждет роль Бонапарта, высадившегося с о-ва Эльба, или хотя бы маршала Фоша, закончившего войну 1914–1918 гг. Верховным главнокомандующим Антанты. Когда занялась заря и времени на пререкания уже не оставалось, он согласился стать «губернатором североафриканских провинций и главнокомандующим французскими силами в этом регионе». Переброшенный лишь к вечеру в Алжир, куда он добирался снова подводной лодкой, а затем самолетом, попавшим в бурю, генерал Жиро встретился с новой неприятностью в лице Дарлана, с которым пришлось разделить власть[93]. Экс-адмиралу досталась гражданская, а генералу армии – военная и переданы в подчинение французские войска, находившиеся в Северо-Западной и Западной Африке, требовавшие перевооружения и реорганизации. В эти задачи он и погрузился. Но выстрелы, раздавшиеся под Рождество, когда пробил час Дарлана, опять все изменили[94].

Генерал Жиро был назначен «гражданским и военным главнокомандующим» в Африке, получив вместе с этим странным титулом и слитную власть, вроде той, какой был облечен византийский экзарх (наместник императора в Равенне или в провинции Африка накануне арабского нашествия).

4.3. Конференция союзников в Касабланке

Тем временем между Лондоном и Вашингтоном готовился компромисс, и в январе 1943 г. – на конференции союзников в Касабланке – Жиро и де Голля заставили пожать друг другу руки. Вернувшись в Лондон с этой малоприятной для него встречи, последний рассказывал советскому послу: «Жиро считает Пейрутона, Буассона[95] и Ногеса[96] прекрасными людьми и не мешает Ногесу иметь шифросвязь с Петэном через своего представителя в Испании». В беседе с Жиро по ходу той же поездки в Касабланку генерал де Голль, – пишет с его слов А.Е. Богомолов, – «изложил свое мнение о форме объединения французских антигитлеровских сил. В ответ на это Жиро предложил повторить еще раз историю консульства во французской империи и предложил себя в качестве первого консула Франции. Де Голль сказал ему, что первый консул получил свое звание в свое время через плебисцит и что французским народом дано ему это звание за победы, которые он доставил Франции. За Жиро нет ни французского народа, ни побед»[97]. В записи беседы С.А. Лозовского, заместителя народного комиссара иностранных дел СССР, состоявшейся у него 8 марта 1943 г. со Шмитлейном, заместителем представителя Французского национального комитета (ФНК) в СССР, читаем: «На мой вопрос, что представлял собою в прошлом генерал Жиро, Шмитлейн ответил, что Жиро много лет провел в армии в Марокко. Это один из лучших и храбрых французских офицеров. Что же касается его политического лица, то еще в 1938 г. Даладье сказал о нем: «Это – фашист»»[98]. Возможно, сотрудник миссии ФНК в сердцах преувеличивал, сославшись при этом на бывшего премьера Даладье[99]. Сам же де Голль считал, что Жиро «безусловно хочет вести французские войска в бой с немцами, но политически он реакционен и беспомощен. Окружение Жиро – это фашиствующие элементы из кругов Петэна и 30 тыс. богатых колонистов Алжира» (из телеграммы А.Е. Богомолова[100] в НКИД от 29 января 1943 г.)[101].

На конференции союзников в Касабланке: генерал Жиро, Франклин Рузвельт, генерал де Голль, Уинстон Черчилль (слева направо). https://2k8r3p1401as2e1q7k14dguu-wpengine.netdna-ssl.com/wp-content/uploads/2018/08/wertheim.jpg

4.4. Французский комитет национального освобождения в Алжире

Как бы то ни было, генерал Жиро, чьи достоинства военного специалиста никто не отрицал, все еще продолжал воображать себя Наполеоном и правил как мог в Алжире, а с 3 июня 1943 г. – после приезда сюда де Голля – становится сопредседателем новообразованного Французского комитета национального освобождения (ФКНО), оставив за собой командование Африканской французской армией. Ее готовили к участию в дальнейших военных действиях и срочно мобилизовали не только французов, которые и сами катились на призывные пункты, захватывая по дороге случайные грузовики, но и арабов, берберов и чернокожих жителей французских колоний[102]. И как ни «коротка была шпага Франции в тот момент, когда союзники ринулись на штурм Европы!», и как ни ограничены были при «столь серьезных обстоятельствах» вооруженные силы Франции, «еще никогда ее армия не обладала такими высокими качествами. Возрождение ее было тем более замечательно, что она поднялась из бездны унижения»[103]. При этом, надо заметить, первая крупная экспедиция, направленная французами в Италию, называлась 2-й Марокканской дивизией и в основном состояла из мусульман.

Двоевластие в ФКНО закончилось осенью 1943 г., когда соперничество между Жиро и де Голлем решилось в пользу последнего. Отважный, но малообразованный дуумвир будущего президента Франции, сам признававшийся, что «никогда не читал газет и не слушал радио», занялся чисто армейскими делами, а с апреля 1944 г. ушел в запас. Те, кому приходилось иметь с ним дело в Алжире, называли старого солдата «в политическом отношении ребенком». Без лишних экивоков высказался о широте его кругозора французский финансист Жан Моннэ, прибывший в Алжир из США с рекомендацией Рузвельта и написавший программную речь, которую Жиро произнес 14 марта 1943 г., заявив о своем намерении осуществить в Северной Африке «республиканскую реформу, основанную на свободном волеизъявлении народа», распахнуть тюрьмы и т. д. Эту речь высоко оценили Лондон и Вашингтон, назвав ее содержание «принципами Жиро». 18 марта он издал приказы, во многом отменяющие законодательство Виши. Между тем его спичрайтер в беседе с Мэрфи дал «экзарху» следующую характеристику: «Когда генерал смотрит на вас своими глазами фарфорового кота, он не понимает ровным счетом ничего»[104].

Да и о торжестве гражданских свобод при Жиро говорить не приходится. Как сообщал Роже Гарро (представитель ФНК в СССР), к середине января 1943 г. в Северной Африке насчитывалось более 50 тыс. арестованных, «среди которых преобладают французы. В числе арестованных имеются, кроме того, [бывшие] члены интернациональных бригад в Испании, поляки, испанские республиканцы и т. д. Несмотря на заверения Рузвельта… арестованные до сих пор не освобождены. На днях генерал Жиро был вынужден заявить, что в настоящее время лишь составляются и проверяются списки арестованных. Более того, после убийства Дарлана в целях «обеспечения порядка» были произведены многочисленные аресты сторонников де Голля»[105]. Не торопился Жиро и с ликвидацией вишистских установлений. По рекомендации уже покойного Дарлана[106] он назначил 17 января 1943 г. генерал-губернатором Алжира Марселя Пейрутона – автора расистских законов Виши. До возвращения к своему ремеслу колониального администратора Сатрап (как его прозвали в Тунисе 1930-х годов)[107] побывал послом в Бразилии и Аргентине, а еще раньше, с сентября 1940 по февраль 1941 г., занимал в кабинете Виши должность министра внутренних дел.

В этот период петэновское правительство, объявившее себя правительством «национальной революции», приняло серию реакционных постановлений, в том числе антисемитские декреты. Так называемый закон Пейрутона от 7 октября 1940 г., подписанный Петэном, имел прямое отношение к Северной Африке: алжирские евреи, напомним, автоматически получившие натурализацию в 1870 г. (по «закону Кремье»), были поголовно лишены французского гражданства. Следствием этого явились погромы в Константине и других алжирских городах. Вишистские чиновники усердствовали в разжигании конфликтов на почве юдофобии. Генерал Жиро специальным ордонансом от 18 марта 1943 г. подтвердил отмену «закона Кремье». Насколько он был самостоятелен в этом, как и в других своих решениях, сказать трудно. Его «министром внутренних дел» был Пейрутон, который занимал пост генерал-губернатора Алжира до 31 мая 1943 г.

Переехав из Лондона в Алжир, де Голль первым делом устранил Сатрапа, да и вообще в стране, вроде бы, повеяло воздухом свободы.

Портрет генерала Жоржа Катру https://upload.wikimedia.org/wikipedia/ commons/a/ac/Georges_Catroux_1940.jpg https://commons.wikimedia.org/wiki/ File: Georges_Catroux_1940.jpg

Фархат Аббас, вернувшийся на родину по демобилизации в 1940 г., обратился вместе с Мухаммедом Бен Джаллулом и их сподвижниками двумя письмами от 20 и 22 декабря 1942 г. к новым властям Алжира, включая союзное командование, с предложением провести демократические реформы («Послание мусульманских представителей»). 31 марта 1943 г. они распространяют «Манифест алжирского народа» с изложением своих взглядов. 26 мая того же года вручают исполняющему обязанности (с июня 1943 г.)[108] генерал-губернатора Алжира Жоржу Катру[109] «Дополнение к Манифесту», или «Проект реформ»[110], предлагавший самоопределение Алжира, освобождение всех политзаключенных, а после войны – проведение всеобщих выборов в Учредительное собрание, которое разработает конституцию автономного Алжира. Генерал Катру создал комиссию по изучению «Проекта реформ», который был удовлетворен лишь частично. Так, политзаключенные вышли на волю, свободно стала действовать АКП, которая взаимодействовала с ФКП, благо ее членов было много на территории Алжира (собственно, только там они и находились легально вплоть до освобождения Франции из-под немецкой оккупации).

Седьмого марта 1944 г. ФКНО издал ордонанс, который давал французское гражданство представителям алжирской элиты, имевшим заслуги перед Францией, а всему населению страны – право избирать 40 % муниципальных и генеральных советников. Большинство сторонников Фархата Аббаса согласилось с этой куцей реформой, но не он сам. Через неделю после издания ордонанса он создал ассоциацию «Друзья манифеста и свободы», а с 15 сентября 1944 г. выпускал газету «Egalité» («Равенство»).

Ассоциация «Друзья манифеста и свободы» привлекла к себе «улемов-реформаторов» и членов Партии алжирского народа, требовала создания федерации автономного Алжира с «обновленной антиколониалистской Францией. Однако усиление радикального молодежного крыла в Партии алжирского народа привело к появлению антифранцузских лозунгов, против которых возражал Аббас, и вызвало раскол внутри новорожденной ассоциации. Резко выступил против пресловутого ордонанса глава «улемов-реформаторов» Башир аль-Ибрахими, назвав его «шагом к ассимиляции, который народ не примет никакой ценой»[111].

Между тем позиция почти всех французов, даже самых «либеральных» по отношению к тунисским, марокканским или алжирским патриотам, состояла в том, что пока не время думать о реформах: «нам надо еще защитить империю»[112]. Де Голль выразил эту мысль с присущей ему яркостью речи: «Именно здесь, в Северной Африке, занялась заря французского обновления, именно Северная Африка стала для Франции средоточием ее сил и неиссякаемых надежд. Здесь возрождаются ее свободы. Здесь находится ее правительство, созданное для руководства войной. Здесь комплектуются первые части ее будущих армий». Так говорил он, выступая на площади Де Ла Бреш города Константина 12 декабря 1943 г. Эта его речь стала знаменитой, ибо в ней прозвучали слова: «Здесь, в Северной Африке, все население щедро проявило свою преданность Франции, и это. не только глубоко волнует Францию, но уже теперь ко многому ее обязывает. Да, именно обязывает, и в частности по отношению к мусульманскому населению Северной Африки. По соглашению с верховными правителями Марокко и Туниса и в соответствии с заключенными с ними договорами Франция обеспечила этим странам такой путь развития, по которому надо следовать, с каждым днем привлекая все больше и больше сторонников из числа лучших представителей местного населения.»[113].

Кто же они были с точки зрения де Голля и членов его окружения? Ордонансом от 17 сентября 1943 г. в Алжире учреждалась временная Консультативная ассамблея, на которую возлагалась задача «наиболее полно, насколько это позволяют существующие условия, выражать национальное общественное мнение». В нее вошли 52 представителя организаций Сопротивления, действовавших в метрополии и за ее пределами, 20 членов парламента бывшей Третьей республики, 12 представителей генеральных советов Алжира, в том числе Мухаммед Бен Джаллул (остальные – французы), а также дополнительные делегаты. Среди них пять от Алжира, три от Марокко и два делегата от Туниса[114]. Это крупный землевладелец и умеренный националист Тахар Бен Аммар и одиозный деятель правого крыла «колонистской партии» Казабьянка.

В августе 1944 г. Париж был освобожден, и в него переехало Временное правительство Франции (бывший ФКНО), а в Алжире 9 сентября Жорж Катру, который готовился к отъезду послом в Москву, был заменен на «полномочного посланника» Ива Шатеньо, сугубо гражданское лицо. Социалист, дипломированный историк, он часто бывал на Ближнем Востоке и, по словам Жюльена, симпатизировал мусульманам, имея среди них много личных друзей. Твердолобые колонисты увидели в нем угрозу и наградили его прозвищем Шатеньо Бен Мухаммед[115].

4.5. Восстание в Кабилии 8 мая 1945 года

Однако ему было не суждено полностью проявить себя в качестве «либерального губернатора». Вторая мировая война закончилась в Алжире трагическим эпизодом, так называемой Сетифской резней. 8 мая 1945 г., когда почти весь мир праздновал День Победы, в Сётифе вспыхнули беспорядки, тотчас охватившие соседние деревни. Первоначально столкновения мусульман с европейцами унесли почти сто человеческих жизней, но в ходе широкой карательной операции погибли 6–8 тыс. человек. (Официальные данные). Приводились и более высокие цифры, ибо восстание длилось до конца мая и в той или иной мере охватило все департаменты Алжира.

События развивались следующим образом. 8 мая местные власти разрешили мусульманам Сётифа провести демонстрацию, но те вместо ожидаемых лозунгов во славу победы над гитлеризмом вооружились плакатами с надписями: «Да здравствует независимый Алжир!», «Долой колониализм!», «Свободу Мессали!», а иногда и «Долой компартию!». Полицейские пытались вырвать из рук демонстрантов эти плакаты, а один из них сделал выстрел. Большая часть толпы разбежалась, но самые упорные вступили в схватку с полицией, потом беспорядочно ринулись на улицы города, убивая или калеча ножами, топорами и тому подобными предметами случайных прохожих-европейцев. Так лишился обеих рук секретарь городской коммунистической ячейки. Убитых же в тот день было 27–29 человек. Но стоило спуститься ночи, как в город и его окрестности стеклись разбойные банды, объявившие обманным путем, что в городе Алжир уже воцарилось «арабское правительство». Нападая в основном на публичные здания и убивая чиновников, они не гнушались грабежом и насилием над женщинами. В итоге число убитых достигло 98, раненых – 150[116].

Ответ центральных властей Алжира был жестоким и безжалостным. Хотя не более 5 % мусульманского населения департамента Константина приняли участие в беспорядках, на Кабилию обрушился град авиаударов, а в ее прибрежной части – корабельных залпов. Жителей деревень, зачастую совершенно невинных, каратели хватали и расстреливали без суда и следствия.

Под следствием военных трибуналов в ноябре 1945 г. оказались 4560 человек, в том числе 3696 – из департамента Константина, 505 – из департамента Оран и 359 – из департамента Алжир. В итоге были вынесены 1307 приговоров (99 смертных)[117].

Ассоциация «Друзья манифеста и свободы» была 15 мая запрещена. Фархат Аббас и его друзья были арестованы как возмутители беспорядков, хотя это была напраслина; их дело быстро развалилось. Причины же возникновения мятежа объясняли по-разному: то ли происки фашистов, то ли стихийный голодный бунт, то ли плохо спланированная и крайне неуместная по времени акция Партии алжирского народа. Однако все историки сходятся во мнении, что данное событие посеяло семена Революции 1 ноября 1954 г. или послужило ее «генеральной репетицией».

Выйдя на свободу, Фархат Аббас основал в марте 1946 г. Демократический союз алжирского манифеста (ДСАМ)[118] и вновь стал лидером борьбы за автономию Алжира. 2 июня того года ДСАМ завоевал 11 из 13 отведенных Алжиру мест в Учредительном собрании Франции. По окончании его работы (ноябрь 1946 г.) Фархат Аббас стал членом Собрания Французского союза (непрочный аналог Британского содружества наций). Однако отказ Учредительного собрания Франции принять законопроект об автономии Алжира вызвал разочарование алжирцев в ДСАМ, и хотя Аббас решил преобразовать его в партию, ДСАМ редел, потеряв 4 тыс. из первоначальных 7 тыс. своих активистов.

Политическое лидерство переходило к Движению за торжество демократических свобод (ДТДС)[119], основанное в ноябре 1946 г. Мессали Xаджем на базе довоенной Партии алжирского народа. Однако и он, возвратившись на родину в октябре 1946 г.[120], нашел в ПАН подросших «молодых львов» и не смог удержать ДТДС от развала. Летом 1954 г. Движение за торжество демократических свобод раскололось на две фракции: «мессалистов» и «централистов», т. е. сторонников Мессали Хаджа и сторонников ЦК ДТДС, соответственно. Кипевшая и раньше между ними жестокая борьба «фактически парализовала главную силу алжирского национально-освободительного движения»[121].

Наиболее действенной оказалась подпольная Специальная организация (OS/ОС), «второе дно» Партии алжирского народа и, соответственно, ДСАМ, занимавшаяся террористической деятельностью; из нее-то и вырастет авангард восстания.

4.6. «Органический статут» Алжира

Национальное собрание Франции долго обсуждало этот «статут» и, наконец, 20 сентября 1947 г. приняло один из четырех предложенных вариантов. Согласно ему, признавалась автономия Алжира в рамках Французского союза на правах ассоциированного члена, причем законодательная власть в этой стране делегировалась парламенту, избираемому всеобщим голосованием[122]. Оно прошло в апреле 1948 г. двумя турами, а результаты его были грубо сфальсифицированы. В итоге избранными оказались всего 18 алжирцев: 9 представителей ДТДС, 8 – ДСАМ и один – АКП[123].