Там, в деревне, на опушке
Бабка с дедушкой в избушке
Жили скромно, чем пошлёт,
Дед творил свой переплёт.
Плёл он лапти и корзины,
Миски делал из коры,
Презирал он власть резины
И пластмассовы дары.
Бабка изучала травы,
Но не ради то забавы,
Для того, кто сердцу мил.
Иван-чай и Девясил,
Листья молодой крапивы —
Всё на утренний отвар:
«Вспомнила, растёт у ивы
Дикой мяты божий дар».
Речка рядом протекала,
На брегу её стояла
Ива – скромная девица,
Ствол как стан, ветвя – ресницы.
Там рос мяты куст душистый,
Что лечил от разных бед,
Лишь не мог он дух нечистый
Превратить в добротный свет.
Вышла к речке:«Что за диво? —
Скачет по ухабам Нива, —
Кто же это утром ранним
К нам в деревню притаранил?»
По дороге всей изрытой
Мимо домиков простых
Едет русское «корыто»,
Пробираясь сквозь кусты.
Не сыскать машины краше
Для родных дорог и сёл.
Да неужто Лёшка наший
Ту машину лихо вёл?
«Точно!» – крикнула старушка,
И, оставив всяку грусть,
Ноги понеслись в избушку,
Позабыв про мяты куст.
Дед сидел ни сном, ни духом,
Ложку ножиком точил,
Звук мотора слышит ухом:
«Странно, кто бы это был?»
Сердце налилось как мёдом,
Сына чувствует отец,
Вот она души природа,
Человеческий венец.
Что уж ждать-то, сидя в доме,
Вышел, встал в дверном проёме,
Видит, за рулём сидит,
Виновато так глядит
Сын, что не звонил давненько,
Не писал, не заезжал,
Бросил он отца коленки,
На которых восседал.
Дверь машины заскрипела,
Словно ласточка запела,
Вылез сын, пустил коренья,
Будто ждёт благословенья,
Чтоб вернуться в отчий дом.
Голос бати – мощный гром:
«Чё ты встал там? Проходи!
Ехать-то устал, поди?»
И пошёл отцу навстречу,
Шаг один, а вот уж пять,
Из кустов неподалече
Появилась сына мать.
Чуть не сбила с ног детину,
Отче – гром, мать – ураган,
Вот такая вот картина
Открывалась по утрам.
Вспомнил Лёша запах ели,
Шум реки и птичьи трели,
Нежны матушки объятья,
Жёсткого ремня от бати,
Вспомнил, как играл ребёнком,
Да вот в этом вот дворе,
Заливаясь смехом звонким,
Бегал босый по траве…
Так стоял, вдыхая грудью
Детство, кое не вернуть,
Сам себя сейчас он судит,
Что утратил жизни суть.
«Эх, виновен, признаюся,
Матери в глаза боюсь я
Опустить стыдливый взор».
Слышит ухом разговор,
Матушке отец глаголет:
«Отпусти же, пусть зайдёт,
Видишь сколько в сыне боли
От того, что не живёт.
На тебя мы не в обиде.
Стыдно? Пусть! Забудь про страх.
Мы тебя лишь породили,
Жизнь твоя в твоих руках.
Сам решил уйти однажды,
Сам реши вернуться,
Но теперь подумай дважды.
Мать, готовь-ка блюдца,
Чай, варенье, мёд и хлеб.
Нужно встретить сына.
Дальше мы трудиться в хлев,
Пока будут силы».
Стыдно Лёше, нет лица.
Вдруг взорвался громом
Сын, что весь пошёл в отца:
«Наконец-то дома!»
Время шло, летело даже,
День, неделя, год… Постой!
Взглянешь, так-то и не скажешь,
Что наш Лёшка городской.
Что не так давно учился
На акулу и лису,
А теперь он очутился
В настоящем-то лесу.
Нос пронзает запах хвои,
Дерево трещит сухое
Для печи, да на дрова,
Не сбежишь от топора.
Слышно было как стучал
Целый божий день,
С каждым взмахом выбивал
Городскую лень.
Вот прошли болячки разны:
Гайморит, желудка язвы,
Не болела больше печень.
Понял – дело тело лечит.
Да и банька помогла,
И еда живая.
(Ну а вкус у молока,
Что сказать не знаю).
Лёжа тихо у пруда,
Отдыхая от труда,
Слышит Лёша чей-то шаг,
«Интересно, друг иль враг?
По мою ль крадётся душу? —
Думал он, лежал и слушал. —
Да какой тут враг в деревне?
Город сделал слишком нервным».
Любопытством разум жаря,
Затаился он в траве,
Видит, то девчонка Варя
Наклонилася к воде.
Вместе с ней он рос в деревне,
То была его любовь,
Искорка от детской первой
Разгоралась нынче вновь.
Простота её движений,
Нежный, но игривый взгляд,
«Ладно, время для решений,
Шаг вперёд или назад».
(Вот моменты жизни целой,
Где хозяин, братец, – ты.
Будь же честен, будь же смелый,
Эти качества важны).
Встал, расправил шире плечи,
Медленно пошёл навстречу:
«Здравствуй, Варя», – ждёт ответ,
Слёзы: «Лёша, ну привет!».
Долго так они сидели,
Говорили по душам
И смеялися, и пели,
Слышно было тут и там.
Солнце, наблюдая встречу,
Видя, как друг дружку лечат,
Что есть мочи ночь держало,
Раскраснелось и упало.
Фонарей здесь не водилось,
Так что тьма к пруду спустилась,
Взяв в заложники кусты,
Добралась и до воды.
Тень ползёт по коже нежной,
Стынет в жилах кровь,
Только нет у ней надежды,
Ведь горит любовь.
Светится снаружи Варя,
Лёша – изнутри,
Всем в округе свет свой дарят,
Как ты не крути.
Взявшись за руки, пошли
По тропинке узкой,
Рады, что друг друг нашли
Тут в деревне русской.
Дело шло уже к венцу,
Лето близилось к концу,
Всюду слышно птичье пенье,
Только нет благословенья.
Медлит Варенькин родитель,
Выжидает, не спешит,
Словно хитрый предводитель,
Что не трогал меч и щит.
Вскрылась правда-то в итоге.
Варенька стоит в пороге
Вся в слезах, намокший ворот:
«Уезжаю, Лёша, в город,
Мать с отцом давно решили
Нам не дать жениться,
Сами, да и мне внушили,
Что пора учиться.
В петербургский институт
Примут меня скоро.
Может, нам не место тут,
Едем, милый, в город?»
Холод побежал по телу,
Замерли глаза:
«Боже, боже, что же делать?
Отпускать нельзя», —
Ничего ей не ответив,
Двинул по крыльцу,
И понёсся словно ветер
Он к её отцу.
Мчался Лёша с хмурым ликом,
Пролетая над землёй,
Не слыхал он пенье, крики,
Только сердца вой.
«Стой», – шептали мать с отцом
Глубоко внутри,
Нёсся с каменным лицом,
Вспомнив блеск витрин:
«Снова полчища реклам —
Пошлость, глупость, стыд и срам;
Снова эгоизм на блюде,
Сами строят, сами губят,
Все разводятся в итоге,
Забывают о природе,
Верят в деньги, а не Богу
И бегут чужой дорогой.
Совесть – редкая там птица.
Ну зачем, зачем туда?
Скрыты масками там лица, —
Слёзы, – Варя, ну беда».
Ярость быстро донесла
В дом её родных,
Мысли все сожгла дотла,
Кроме слов простых:
«Мать, отец, ну для чего?
Для чего ей в город?
Вы ж не знаете его,
Там не свет, а морок,
Там душевный голод,
Там сердечный холод».
«Хватит! – отвечал сурово
Отчий голос эхом, —
Уезжает, то не ново,
Ты не будь помехой.
Если любишь, отпусти,
Пусть сама вернётся,
Или вместе с ней иди,
Как пред светом солнце».
Лёша помолчал немного,
Помолился тихо Богу,
И открылась будто дверца,
Что от разума, от сердца.
«Не оставлю я семью,
Хватит с них уж боле,
Пропадёт там, сам верну,
Вот что в моей воле!»
Всё на этом порешили.
Провожали, ели, пили,
Плакали, чуть-чуть смеялись
И под вечер распрощались.