Все уставились на меня. Кажется, что мир сузился до одних глаз. Я не знаю, что сказать, и поэтому не говорю ничего. Да я и не смогла бы из себя выдавить ни слова. Миссис Ван Стин перестает сверлить меня взором, упирает руки в свои могучие бока и окидывает взглядом весь класс, набирая побольше воздуха в легкие.
– В этой школе, – внезапно выдает она театральным шепотом, – царит дух неотрадиционализма, а значит, братства и взаимного уважения. Все наши усилия служат благородной цели поднять всеобщее качество жизни и поддерживать на самом высоком уровне. Каждый день мы учим вас быть готовыми прийти на помощь и уважать ценность человеческой жизни. И это нам прекрасно удается: много наших выпускников выбирают работу в медико-санитарной службе или службе спасения на водах.
Ее голос буквально сочится пафосом. Если бы от пафоса оставались пятна, пол в классе был бы испорчен навсегда.
– Конечно, без ссор не обходится, – продолжает она. – В конце концов, юность – время страстей и гормональных бурь, с которыми бывает непросто совладать. И всё же я с уверенностью заявляю, что норма повседневного общения в этой школе – улаживание конфликтов в диалоге, а не при помощи насилия.
Она даже и не подозревает. То есть вообще не имеет ни малейшего понятия. Ее взгляд снова устремлен на меня, глаза гневно сверкают.
– И при всём том, – продолжает она, шаг за шагом подходя ближе ко мне, и теперь ее голос грохочет, как раскаты грома, – утверждать, что одноклассники столкнули тебя в воду и бросили на произвол судьбы… Это такая подлая клевета… Это просто чудовищно. Чу-до-вищ-но. Никто в этой школе… я повторяю: никто!.. не поступил бы так.
Миссис Ван Стин нависает надо мной.
– Что ты можешь на это сказать? – грохочет она мне в лицо.
Я всё еще парализована, но как-то мне удается открыть рот.
– Я ничего такого никогда не утверждала, – выдавливаю из себя.
– Что? – Ее глаза вот-вот вылезут из орбит. – Эту историю пересказывают во всех классах. Якобы тебя вчера столкнули в бассейн для рыбы, столкнули одноклассники, которые прекрасно знают, что ты не умеешь плавать.
– Я ничего такого не говорила, – повторяю я.
– Тогда откуда же все эти слухи?
– Не знаю.
И я действительно не знаю.
В этот момент в классе раздается звонкий голос:
– Это я. Я рассказал.
Оборачиваются все. Директриса, миссис Дюбуа, ученики и я. И все смотрят на обладателя голоса. Это Пигрит Боннер, тщедушный мальчишка с кожей цвета чая с молоком. Он где-то полгода как перешел в наш класс, после зимних каникул, и до настоящего момента ничем особо не выделялся, кроме того, что часто носил одежду из современных синтетических материалов, которая здесь, в Зоне, не особо приветствуется. К тому же он на год младше нас, потому что перепрыгнул один класс, но при этом контрольные пишет лучше всех.
И вообще, до этой минуты он не очень-то много говорил.
– Ты? – переспрашивает директриса. – Ну и почему ты это сделал?
– Потому что это правда, – объясняет Пигрит, глядя ей прямо в лицо. – Я сам это видел.
Я понятия не имею, как он мог видеть то, что произошло. Там никого не было. Никого, кроме Карильи и ее банды. Ну, и меня, само собой.
Но у директрисы теперь проблема. Пигрит вообще-то сын Джеймса Вильяма Боннера, известного историка, и Сихэвэн очень гордится тем, что его удалось переманить из Мельбурнской метрополии. Пигрит – странноватый тип, но его тоже нельзя трогать, как и Карилью.
Миссис Ван Стил с шумом выдыхает, судорожно пытаясь сообразить, что же ей теперь делать. Звучит это так, будто выпускают воздух из паровой машины.
– Мы продолжим этот разговор у меня в кабинете, – решает она наконец. – Вы оба – за мной.
Директриса несется вперед, она напоминает разъяренного носорога, которого я однажды видела в фильме про вымерших животных. Путь ей никто не преграждает, коридоры и лестницы безлюдны. Мы с Пигритом еле поспеваем за ней.
– Почему ты это сделал? – шепчу я ему.
– Что?
– Рассказал!
Он смотрит на меня снизу вверх и повторяет:
– Потому что это правда.
Как будто бы это всё объясняет. Я чувствую, как во мне поднимается волна злости.
– Если ты всё видел, то почему же меня не вытащил?
Он приподнимает брови.
– Я пытался, – говорит он. – Но ты оказалась слишком тяжелой. Я не смог.
Миссис Ван Стин резко останавливается и оборачивается к нам.
– Ну-ка тишина! Не хватало еще, чтобы вы сговорились!
Я потрясена. Внезапно мне начинает казаться, что смутно припоминаю, как чьи-то руки хватают меня и как кто-то пыхтит и кряхтит, пытаясь вытащить меня наверх. Мою злость как ветром сдуло. Я хотела бы дать Пигриту понять: мне жаль, что я так накинулась на него. Но не решаюсь сказать что-либо вслух. Молча мы идем за директрисой в ее кабинет и усаживаемся на стулья, на которые она нам указывает.
Она сразу переходит к делу:
– Итак, Пигрит Боннер, рассказывай. Что же ты якобы видел?
Глядя на Пигрита, по-прежнему нельзя сказать, чтобы его пугал ее мрачный взгляд. Он спокойно пересказывает всё то, что на самом деле произошло: как Карилья, Бреншоу и остальные подкараулили меня у бассейна, как они насмехались надо мной, а потом начали толкать туда-сюда, пока я не упала в воду.
– Секундочку, – перебивает директриса. – И откуда же ты мог это видеть? У тебя была перемена. Ты должен был находиться на школьном дворе.
– Я был на выставке медицинских экспонатов. Как раз рассматривал легкие курильщика, когда через открытое окно до меня донеслись крики со стороны пляжа… – Он останавливается в очевидном замешательстве, потому что в этот момент и директриса, и я смотрим на него как на существо с другой планеты. Выставочный зал на первом этаже Тоути-холла открыт каждый день, в каждой школьной рассылке нас призывают посещать его, но никто никогда не слышал ни об одном ученике, который по собственной воле туда пошел бы.
Пигрит откашливается.
– Я хочу в будущем стать врачом, – поясняет он.
Миссис Ван Стин выпрямляется, моргает и коротко встряхивает головой.
– Понимаю, – машинально произносит она. – А потом?
– А потом Саха ушла под воду, – говорит Пигрит. – И кто-то сказал: «Ого, да она и правда не умеет плавать». А Карилья на это покачала головой и сказала: «Ой, да ладно, она просто хочет нас напугать. В Сихэвэне нет ни одного человека, который не умел бы плавать. Давайте, валим отсюда». И они ушли.
Директриса шумно выдыхает и еще сильнее хмурит брови.
– Так она и сказала?
– Да.
– Ты же понимаешь, что это очень серьезные обвинения.
Пигрит спокойно выдерживает ее взгляд.
– Это правда.
– Подтвердить которую могут только твои слова, – парирует директриса.
Пигрит качает головой.
– Нет. Я всё записал.
Он достает свой планшет, включает запись и протягивает планшет директрисе. Она смотрит на экран, и глаза ее расширяются. Я вытягиваю шею и краем глаза различаю бассейн и его окрестности. Всё снято сверху, картинка трясется и расплывается. Раздается громкий всплеск и многоголосый торжествующий хор, который тут же смолкает. Когда начинает говорить Карилья, директриса останавливает запись. Повисает молчание. Она погружается в раздумья, и никто из нас не издает ни звука.
– Это проблема, – наконец объявляет она. – Это действительно проблема.
Как загипнотизированная, она смотрит на планшет. Я обмениваюсь взглядами с Пигритом. Его лицо остается неподвижным и никак не выдает того, о чем он думает.
– Что же мне теперь с этим делать? – Директриса говорит негромко, но вслух, как будто забыв, что мы сидим перед ней. – Карилья Тоути – дочь Джеймса Тоути, важнейшего спонсора нашей школы. На деньги ее деда построен Тоути-холл. Ее семья основала Сихэвэн, черт побери!
Это преувеличение. Я читала историю города. Тоути были лишь одной из одиннадцати семей, перебравшихся сюда после провозглашения неотрадиционалистской зоны и начавших строить улицы и в первую очередь, конечно же, порт. Правда, из тех семей, которые еще сохранились с тех времен, Тоути самые богатые. Вот почему у миссис Ван Стин возникла проблема.