Акафист Пресвятой Богородице – хвалебный гимн в честь Пресвятой Девы Марии, сочиненный в Византии, по разным предположениям, в период между V и VII в. или, во всяком случае, в ранневизантийскую эпоху. Авторами могли быть преподобный Роман Сладкопевец (VI в.), Георгий Писидийский (VII в.), патриарх Сергий (VII в.) и другие.
Греческое слово «акафистос» означает буквально «неседален», т. е. песнь, во время которой не сидят, что указывает на ее изначальное богослужебное применение. Однако термин «акафист» далеко не сразу стал обозначением гимнографического богослужебного жанра (подобно тропарю, стихире, канону и т. п.). Произошло это после того, как по образцу и в подражание первого и долгое время единственного в своем роде «Акафиста Пресвятой Богородице» стали сочинять другие, повторяющие его формальную структуру гимны, которые также стали называть акафистами – Господу Иисусу Христу, Божией Матери в связи с различными Ее иконами и праздниками, а также святым, – весьма различные по своей богословской и поэтической ценности. Особенно акафистное творчество развилось во II христианском тысячелетии, в том числе в православной России, сохраняя свое значение и доныне.
В современной богослужебной жизни Православной Церкви византийский Акафист Пресвятой Богородице продолжает занимать первенствующее и исключительное положение, о чем свидетельствует тот факт, что он, единственный из всех акафистов, вписан в богослужебный устав. Его незыблемое место – в Постной Триоди, на утрене субботы пятой седмицы Великого поста, в связи с чем эта суббота называется Субботой Акафиста или Похвалой Пресвятой Богородицы.
В композиционном отношении Акафист представляет собой большое по объему и сложное, но в то же время весьма стройное произведение. Он состоит из тринадцати кондаков (более кратких, в определенной степени законченных строф) и двенадцати икосов[1] (более развернутых строф, начало которых аналогично кондакам). Кондаки и икосы чередуются друг с другом.
Главная особенность и основное содержание икосов заключается в двенадцати, каждый раз различных, обращениях к Богородице, начинающихся со слова «Радуйся» – греческого приветствия «хáйре» (или «хэ́ре»). Эти обращения представляют собой молитвенно-поэтические вариации на тему приветствия, с которым обратился Архангел Гавриил к Пресвятой Деве Марии в день Благовещения: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою» (Лк. 1, 28). Поэт, составитель Акафиста, вкладывает их в уста кого-либо из участников евангельской или церковной истории: Ангела Гавриила, младенца Иоанна Крестителя, находящегося еще в утробе Елизаветы, пастухов, волхвов, верующих, Церкви и т. п. Каждый икос заканчивается одним и тем же рефреном: «Радуйся, Невесто неневестная». Кондаки заканчиваются «Аллилуиа» (евр. «Слава Тебе, Боже»), за исключением первого кондака, имеющего окончание икоса: «Радуйся, Невесто неневестная». Именно подобная схема и была взята последующими церковными поэтами как предмет подражания, отчего она стала формой жанра, наполняемой различным содержанием.
Внутреннее же богатство и красоту Акафиста – и в богословско-догматическом, и в молитвенно-богослужебном, и в художественно-поэтическом отношениях – оценивают только в превосходной степени. Можно сказать, он представляет собой удивительное сочетание, кажется, трудно сочетаемых вещей – догматической точности и глубины, сравнимой с точностью и глубиной вероопределений Вселенских соборов, и изумительного поэтического изящества, делающего Акафист литературно-художественным шедевром. Вообще, такое сочетание характерно для лучших произведений христианской гимнографии византийской эпохи, которые употребляются в богослужении Церкви вплоть до наших дней.
Вместе с тем все это одновременно составляет и некоторую трудность восприятия смысла Акафиста – в особенности для того, кто плохо знаком с вероучением Церкви, да еще если учесть, что Акафист, как и все молитвословия в Русской Православной Церкви, читается или поется на церковнославянском языке. Плюс к этому церковнославянский текст Акафиста, будучи дословным переводом греческого подлинника, точно воспроизводит и его сложную, витиеватую синтаксическую структуру, свойственную византийской поэзии.
При переводе не могли не быть утрачены ряд неотъемлемых особенностей оригинального, т. е. греческого, текста Акафиста, – особенностей, связанных с его ритмикой и фонетическими соответствиями (аллитерациями) внутри каждой пары хайретизмов (приветствий, начинающихся с «Радуйся»), а они действительно сгруппированы попарно, так что образуется по шесть пар в каждом икосе, не считая повторяющегося финального «Радуйся, Невесто неневестная». По количеству слогов первая и последняя пара всегда самая короткая, а к середине они удлиняются. Кстати, указанная парная структура хайретизмов в русской богослужебной традиции выражена по крайней мере музыкально: все кондаки, кроме первого и иногда тринадцатого, а также все начала икосов обычно читаются священником, а сами хайретизмы поет хор или весь народ, причем на две (или четыре) все время повторяющиеся мелодические строки.
Но самой удивительной особенностью греческого текста Акафиста является, наверное, фонетическая игра слов. Конечно, сохранить ее при переводе оказывается совершенно невозможным, так что удерживается лишь идейное соответствие хайретизмов внутри пар. Например, уже первая пара хайретизмов первого икоса, которая по-славянски переведена как «Радуйся, Еюже радость возсияет; Радуйся, Еюже клятва исчезнет», по-гречески (в русской транскрипции) будет звучать так: «Хáйре, ди хэс хэ харá эклáмпсей; Хáйре, ди хэс хэ арá эклéйпсей», где «харá/арá» (радость/клятва) и «эклампсей/эклейпсей» (воссияет/исчезнет) образуют аллитерации, а хайретизмы в целом ритмически соответствуют друг другу. Подобные соответствия во множестве встречаются в греческом тексте Акафиста.
Кроме того, Акафист в греческом подлиннике имеет алфавитный акростих, согласно которому чередующиеся кондаки и икосы начинаются каждый раз с новой буквы греческого алфавита в их строгой очередности – от альфы («Ангел предстатель…») до омеги («О всепетая Мати…»), на церковнославянском это видно как раз только на примере первого икоса и последнего, тринадцатого кондака.
Главным, повторяющимся хайретизмом является приветствие «Радуйся, Невесто неневестная» – выразительный пример того, как трудно бывает перевести на современный язык церковнославянскую фразу, смысл которой в общем понятен, но передать его, при этом сохранив высоту стиля, благоговейную почтительность и лапидарность (краткость), почти невозможно. Речь идет о приснодевстве Богородицы – одной из самых дорогих для Церкви тайн, связанных с Боговоплощением, о которой в символе веры говорится: «…и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы…» Дева Мария – Невеста, у Которой нет жениха, или мужа, в плотском смысле (именно такое значение имеет слово «неневестная»), но Которая безмужно, бессеменно стала Матерью Господа нашего Иисуса Христа.
Акафист имеет большое апологетическое значение для Церкви. Дело в том, что то почитание, которым окружена личность Пресвятой Богородицы в Православной Церкви, прямо проистекает из главного, исходного и уникального христианского догмата – догмата о Боговоплощении, о том, что Слово (Сын Божий) стало плотью, человеком (Ин. 1:14). Боговоплощение происходит при свободном участии Девы Марии, точнее, при ее смиренном, но осознанном согласии содействовать «совету превечному», т. е. осуществлению предвечного замысла Божия: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1:38). Одним из первых на эту важную сторону пришествия Христова обратил внимание апостол и евангелист Лука – именно поэтому только в Евангелии от Луки мы читаем рассказ о Благовещении Деве из Назарета, «обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария» (Лк. 1:7). Вслед за святым Лукой свою радость по поводу снисхождения Бога к человеку Церковь выражает в почитании Пресвятой Богородицы, с личностью и служением Которой так логично связать все без исключения стороны христологической тайны Боговоплощения.