Когда мы любим, мы теряем зрение.
Выходные с семьей заставляли меня больше нервничать, нежели успокаивали. Я и мачеха избегали общения друг с другом, отец, нахмурившись, периодически поглядывал на меня. А младший брат, только недавно завершивший процесс соединения со своей половинкой, пребывал еще в брачной эйфории – он и его невеста сильно напоминали идиотов.
Единственные, кто вел себя нормально, были братья и сестры. Всего у отца девять детей, а чем больше у создателя отпрысков, тем он выглядит старше – такова уж наша природа.
В общем, выходные прошли в тревожной обстановке, и, вернувшись в академию, я в некотором роде вздохнула с облегчением.
Академия в последнее время стала мне больше домом, чем тот, где я выросла, и мысль, которая приходила все чаще и чаще, что скоро мне придется покинуть ее, наполняла меня невыразимой печалью.
– О чем задумалась? – послышался голос друга, который вышел из соседнего портала.
Как всегда, одетый с иголочки и сверкающий белозубой улыбкой. Несмотря на его невысокое положение, многие создательницы хотели бы найти в нем свою пару. Но его сердце ни на чье не откликнулось.
В руках Каси держал сумку с гостинцами из дома и довольно увесистый саквояж с необычным рисунком.
– Да о своей дальнейшей жизни. А ты, я смотрю, каждый раз от своих приносишь все больше и больше. Признайся, ты обжора?
Каси поудобнее перехватил сумку и весомо заметил, нагнав меня за пару шагов:
– Конечно. Здоровый мужской организм должен хорошо питаться. Не хочешь поделиться планами?
– Ну, буду крутым создателем, куплю дом где-нибудь в глухомани, обязательно обнесу его высоким забором, понавешаю боевых и охранных заклинаний и, конечно, выкопаю ров. В одном мире есть такие животные – крокодилы, обязательно их туда запущу.
Шар покосился на меня с опаской.
– Выходные с родными прошли успешно?
– Очень, – с чувством сказала я.
– Есть о чем беспокоиться?
– Не-ет. Вот мне-то уж точно не стоит. Кроме моего строптивого дара, у меня все тишь да гладь. А у тебя какие новости?
– Родители хотят, чтобы я все делал правильно и как надо, а также хорошо питался.
Переведя взгляд на саквояж, я хмыкнула:
– Тебе точно все удается.
Тут Шара окликнула незнакомая мне создательница, и он отвлекся, а я, занеся сумку в комнату, отправилась в библиотеку. За все годы учебы я не могла не оценить этого прекрасного места.
– Добрый день, госпожа Траса, – поприветствовала я библиотекаря. – Можно мне посмотреть книги по магии созидания?
Средних лет женщина, сидевшая за столом, что-то скрупулезно писала, совершенно не обращая на меня внимания.
– Да.
– А по теории разрушения?
– Да.
– А по практике плетения?
– Да.
– А заглянуть в запретную секцию?
– Нет.
Вот в этом вся госпожа Траса: немногословная, с хорошей памятью и занятая. И никто не знает, из какого она рода. Ну, может, только если ректор. Еще ни разу за все семь лет обучения мне не удалось поймать ее на невнимательности. И не только мне.
Лавируя между стеллажами, я раздумывала, какую тему для практического проекта мне взять. Сейчас у нас остались уже только профильные предметы и практика по ним, тем интереснее взять для дальнейшего исследования в этом году неизбитую тему.
Может, создание черных дыр? Или создание галактик для развитых цивилизаций? Но это будет непросто. У меня с заготовками всегда проблема, оживлять все намного проще. Но в конце прошлого года ректор намекал…
Моя рука потянулась за первой книжкой. Нужно было составить план работы и отдать на утверждение. Думаю, Фаранар будет доволен выбором: в конце концов, нужно браться и достигать чего-то именно в тех областях, которые тебе не даются.
– Вот только не пожалею ли я о собственном выборе? – произнесла я вслух.
Пожалела уже через два часа, а через четыре и вовсе прокляла свою смелость. Когда же собиралась домой, то желтеньких плотных листов магического пергамента было исписано аж восемь штук. Теперь это можно показать ректору и, если что, почеркать на нем, внося исправления. Но это завтра, сегодня поздновато.
Я встала, разминая затекшее тело, и подошла к окну. За стенами академии опять царил небольшой хаос: сегодня стихии в особенно плохом настроении. Они кружились вокруг замка, стекла в рамах легонечко дрожали, и казалось, сейчас буйство непогоды вырвет целую скалу и унесет в далекие дали.
Жутковатое зрелище, но странно увлекающее своей непредсказуемостью, мощью происходящего снаружи.
Собрав свои принадлежности и положив книги на место, я отправилась к себе, по дороге попрощавшись:
– До свидания, госпожа Траса.
– Чао!
Недоуменно оглянувшись на занимающуюся своими делами женщину, я прикрыла дверь библиотеки, размышляя, что может означать это странное слово. Прощание на чужом языке или… что-нибудь похуже? Посыл, например…
Мне не доводилось видеть госпожу библиотекаря в гневе, но старшекурсники поговаривают, что нет силы страшнее, чем ее неудовольствие.
Мои мысли прервало столкновение. Мужчина в плаще, пробегая мимо, сбил меня с ног, я упала на пол и больно ударилась головой. Мой недавно скрупулезно составленный план разлетелся в стороны, а один лист чуть не спикировал на лестницу, застыв на самом краю.
– Смотри, куда идешь! – возмутилась я, с трудом сев прямо на каменном полу и потирая затылок.
Лечебная магия скользнула с пальцев, и прохлада овеяла место ушиба.
Академия в это время была уже пустынной, все разбрелись по комнатам, и только я, ругаясь сквозь зубы, собирала свой разлетевшийся план.
Где-то на улице особенно сильно ударил гром, и гулкое эхо разнеслось по всему замку. Зябко поежившись, я осмотрелась и заспешила к себе в комнату. Зря я засиделась в библиотеке.
– Какой ужасный ураган бушевал всю ночь, это что-то невероятное. Давно подобного не было. Ужас!
– Да-а-а… Говорят, в горе вроде появилась трещина.
– Ну ладно тебе сочинять-то, эти скалы появились тут чуть ли не с начала реальности.
Такие разговоры слышались отовсюду, куда ни посмотри, и только плетельщики улыбались как-то немного грустно и загадочно. Творцы судеб всего живого, они даже на создателей имели некоторое влияние и вплетали в ковер времени мерное течение наших жизней.
Однако сегодня все было очень странным: преподавателя по укреплению созданных миров забрали прямо с лекции, и оставшееся время мы практиковались самостоятельно. Впрочем, может, для меня это было и к лучшему. Я постоянно перебарщивала с укреплением или, наоборот, недоделывала. Чувствую, и в этот раз что-то было не так.
Неожиданно по этажам раздался сигнал, собирающий студентов в общем зале, который находился вне времени и пространства. Надеюсь, никого не вытащат из постели?
При таком сборе должна присутствовать вся академия, не важно, день у тебя или ночь.
Общий зал – это огромное помещение, где в центре стоит кафедра для объявлений. Он использовался очень редко, только для особых случаев, и, видимо, случилось что-то серьезное.
А если гора и правда треснула?
Долго ждать ответов взбудораженным и обеспокоенным студентам не пришлось: через несколько минут ректор взошел на возвышение и, встав за кафедру, откашлялся.
Впервые его голос звучал мрачно и жестко, как у воина перед трудным сражением, каковым он по сути сейчас и выглядел. Суровый мужчина с безупречной выправкой, в привычно темных тонах строгого покроя сюртуке, черный цвет которого сегодня как-то особенно контрастировал с седыми волосами, собранными в хвостик на макушке.
– Не могу пожелать всем доброго дня, ибо это не так. Вчера в академии была зверски убита студентка, поэтому с сегодняшнего дня я призываю вас к осторожности. Несмотря на жестокое умерщвление жертвы, мы пока не готовы утверждать, что это было ритуальное убийство, но все может быть.
Я, ошеломленная ужасными новостями, не могла прийти в себя. Как же так? Неужели такое могло случиться?
– Да какая разница, ритуальное убийство или нет? – раздался тихий вопрос Шара рядом.
Я знала разницу: друг отца работал в службе контроля.
– Потому что если это ритуал, то будут еще жертвы.
Встретившись взглядом с другом, я поняла, что тот тоже очень обеспокоен.
А ректор между тем добавил со значением:
– Также я попросил бы вас сегодня побеседовать с представителями службы контроля и рассказать, что вы делали в определенное время.
Понятно, раз никто кроме студентов и преподавателей в академию не может пройти без персонального разрешения, значит, убийца здесь, среди нас, и теперь они перетрясут всех, чтобы узнать, кто именно.
Объявление было закончено, и студенты, перешептываясь, начали разбредаться. Мы с Шаром тоже вышли из зала и, не сговариваясь, направились в сторону выхода из академии. Хотелось спуститься в парк, тем более сегодня такой хороший день, и посидеть на свежем воздухе, чтобы избавиться от ужасного осадка после услышанного.
Скоро должен быть обед, но мне не хотелось есть.
– Теперь они не успокоятся, пока не найдут того создателя, который это сделал, – напряженно сообщил друг. А потом совсем уж мрачно добавил: – На что угодно пойдут.
– Это хорошо, что найдут. Но почему ты уверен, что они прибегнут к любым методам? – спросила я, располагаясь рядом с ним на травке.
Подобрав подол темно-синего, почти черного платья под себя, я подставила лицо солнышку.
Шар помолчал, а затем тихо сказал:
– Считается, что создатель, способный на такое, подлежит уничтожению. Ведь создатель – это творец, мы должны создавать, в основании нашей природы должно лежать чистое начало, чтобы затем переходить в наши творения.
– Но это только теория, – нахмурилась я, посмотрев на друга.
– Так принято считать, но… Несколько веков назад жил один создатель, он был сильным, талантливым. Тогда в академию принимали только детей влиятельных семей, поэтому ему прочили прекрасное будущее, пока однажды он не померился силой с выходцем из простой семьи.
Я помнила, что не читала такого по истории.
– И проиграл. Многие тогда этому поразились, и власти приступили к разработке закона, по которому в академии могли обучаться все, кто на это был способен. Сильный создатель сопротивлялся этим изменениям как мог, но в этот момент всплыл еще один факт.
Я застыла, предчувствуя, что самое интересное еще впереди.
– Его миры были отравлены сущностью того, кто их породил. По силе не знающие границ, они, словно вязкая зараза, порабощали и уничтожали другие миры. Решено было выяснить, почему так происходит. И пока одни смиряли нашего создателя и уничтожали его детища, чтобы они не уничтожили все вокруг, другие отправились к плетельщикам, и те впервые за несколько тысяч лет сделали исключение, позволили увидеть прошлое создателя – он был убийцей.
Резко втянув в себя воздух, я осознала, что до этого слушала затаив дыхание.
– Когда он понял, что за преступления его уничтожат, то бежал с помощью своего друга. Талантливый создатель из древнего и великого рода должен был скрываться.
– И что же дальше?
– Его миры были уничтожены, а на этом месте в мир вновь прорвалась бездна. Потом было несколько битв с нею. А создатель… Говорят, он в последний раз вложил свой талант и создал что-то поистине ужасное, а потом умер.
– Что же? – Я едва не подпрыгивала от нетерпения.
– Никто не знает. С тех пор существует закон, что все создатели, боги, плетельщики и даже контролеры, совершившие умышленное убийство, должны быть уничтожены, так как несут в себе зло и разрушение. Примерно тогда же приняли закон, снимающий ограничения на учебу.
Я видела, что Шар не согласен с такой жесткой позицией истребления убийц, но в моем сердце эта идея нашла понимание и поддержку, поэтому я лишь спросила:
– Почему этого нет в истории?
– Есть, но в архивах, которые не подлежат разглашению. Вернее, это не рекомендовано рассказывать. Я узнал случайно: подслушал как-то разговор отца с другом. В правящем Совете не хотят, чтобы мы знали об этом.
– А почему ты мне тогда рассказал? – чуть улыбнулась я, лукаво посмотрев на него.
Друг тяжело вздохнул:
– Для нас настают непростые времена, и я хочу, чтобы ты знала, из-за чего они настают.
Прав был Шар или нет, но одно я знала точно – убийца должен понести наказание, чего бы это мне или кому другому ни стоило.
В последующие пару дней действительно пришлось непросто. Контролеры все скрупулезно выпытывали у каждого студента: кто такой, где был, какие отзывы преподавателей и характеристики.
Убита была создательница с шестого курса. Я редко ее видела в коридорах – наши расписания почти не пересекались, но мысль о том, что кто-то мог совершить подобное убийство… возмущала и угнетала.
Проверяли нас досконально, но я была не против. Мне нечего было скрывать, и я рассказала все как есть: что в момент совершения преступления находилась в библиотеке… Когда контролеры уже уехали, я вспомнила один момент, которому сначала не придала значения. А может, стоило?
Я ходила взад-вперед по комнате, раздумывая над дилеммой, и все же отправилась к ректору. После нашей последней встречи на лекции и… слияния сил мне было неудобно смотреть ему в глаза, тем более если мой рассказ покажется ему ерундой.
А если нет?
Секретаря на месте не оказалось, поэтому, нерешительно помявшись, я постучала.
– Войдите, – послышался приглушенный ответ.
Медленно отворив дверь и шагнув в кабинет, я увидела сидящих за столом декана факультета контролеров Диана Графта и устало трущего переносицу ректора. Однако при виде меня Фаранар резко выпрямился. Мне стало его жаль. Видимо, управлять академией и так непросто, а тут еще это…
– Элаи? Вы что-то хотели?
Я, не зная, как лучше сказать, кивнула и, не решаясь войти, замялась в дверях.
– Понимаете, я осознала одну вещь… – наконец-то озвучила я причину моего визита. – Когда контролеры спрашивали меня, то я не подумала, что это может быть важно…
– Погодите, – поднялся ректор из-за стола. – Давайте вы сядете и подробно нам расскажете обо всем.
В несколько быстрых шагов он оказался рядом. Обхватив меня за плечи, прикрытые тонким кружевом, он подвел к креслу, видимо, не замечая, как алеют мои щеки, а по телу пробежали мурашки.
Да что же это со мной?
Надеюсь, я не сказала этого вслух, потому как Фаранар резко отдернул от меня руки и, присев в кресло, хмуро посмотрел на свой стол.
– Что случилось? – словно очнулся он после непродолжительного молчания.
– Мне кажется, я видела убийцу! – выпалила я, пытаясь скрыть неловкость из-за своей странной реакции.
Вот после этого мужчины просто впились в меня глазами, словно я самое дорогое, что у них есть.
– Где? – выдохнул Графт, подаваясь ко мне всем телом и оставшись сидеть лишь на самом краешке кресла.
– Недалеко от библиотеки. Я как раз выходила оттуда, когда мужчина в плаще с опущенным капюшоном пробежал мимо, сбив меня с ног. Я ведь знаю, что в академии нельзя закрывать лица. А еще от него фонило магией.
– Почему вы не рассказали об этом контролерам? – нахмурился Фаранар.
– Я рассказала о том, что около библиотеки столкнулась со студентом, но этому не придали значения. А я просто чувствую, что в этом есть что-то странное.
– Наверное, это именно тот узел, о котором говорили плетельщики. Ты же знаешь, у каждого убийства есть точки раскрытия, – произнес Графт.
– Но мы не знаем точно, – тихо и устало вздохнул глава академии.
А я, посмотрев на его лицо, увидела, что ректор долго не питался от источника силы. Преподавателям академии дана такая привилегия – подпитываться силой миров. Благодаря этому силы самих создателей не кончаются, несмотря на множество практических уроков и отсутствие сна.
Почему он не подзарядится? И почему мне хочется отправить его отдыхать, напоив божественным восстанавливающим отваром?
Я явно не в себе последнее время. Испытывать странные порывы в отношении человека, внешне и внутренне значительно старше тебя, – это непозволительно.
– Можно мне идти? – в волнении сжала я руки.
Мужчины удивленно на меня покосились, и ректор кивнул.
Резко поднявшись, я направилась к двери, мысленно ища оправдания своему странному, необъяснимому поведению. Скорее всего, это убийство так повлияло, однозначно оно. Потрясло меня в моральном плане, и теперь не могу отойти. Из-за этого и ненормальные мысли и желания. Надо вечером отвлечься и попрактиковаться в создании заготовок. Тем более что настало время набирать команду.
Осторожно прикрыв за собой дверь, я заспешила, придерживая длинное платье, а каблучки гулко стучали в тишине коридора.
Вечер в академии – волшебное время, а иногда еще и романтичное. Создатели, которым повезло найти свои половинки на старших курсах, порой собирались в большом зале на скамеечках, ибо именно это место облюбовал один гений – Ария Лок.
В нем не было большой силы, он не был создателем, а всего лишь богом, но невероятно талантливым в сфере искусств. Такие, как он, кто создает прекрасное в мирах и наделяет талантами достойнейших наших созданий, – большая редкость. Но была у богов искусств и еще одна особенность – они могли смотреть в души всему живому. И благословен тот, на кого обратят они внимание.
Именно поэтому многие приходили в большой зал, желая, чтобы Лок заметил их, признал особенными, подарил благословение их союзу.
Вот и сегодня он пел песню, которая заставила меня замереть у края балкона и посмотреть вниз.
Море световых шариков кружилось в воздухе, создавая романтическую атмосферу, а звучный, наполненный необычной силой голос пел.
У нас говорят, что, мол, любит, и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…
А, помню, старуха соседка короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
– Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь – уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь чего, мол, управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица.
И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…
Дай бог ему отдыха в царстве небесном! —
И тихо вздыхала: – Жалел меня очень.
В ту пору все это смешным мне казалось,
Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее,
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?
Недавно, больная бессонницей зябкой,
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, —
Как верно она про любовь говорила!
Меня настолько тронула эта песня, что некоторое время я стояла, не двигаясь, и не сразу поняла, что смотрю в глаза Локу и сердце болит от того, что будит во мне этот взгляд.
Бог лишь улыбнулся и подмигнул мне, начав напевать медленную песню с певучим началом. Многие тихонечко, неуверенно принялись подпевать.
Прикоснувшись к щеке, я почувствовала на ней влагу. Я даже не заметила, когда сбежала слеза. Может, есть и еще что-то, чего я в своей жизни не замечаю?
Ниркор Фаранар
Лишь ночник волшебным шариком света, застывшего над столом, да блики от огня в камине освещали комнату, создавая в ней загадочную и таинственную атмосферу.
– Что ты думаешь в связи с новыми сведениями? Доверяешь им? – спросил Диан Графт.
Сразу видна его сущность контролера – стоит на страже закона и правды, даже не работая в системе правосудия.
– Я уже на протяжении семи лет наблюдаю за талантливыми студентами, и Элаи не создала у меня впечатления натуры, которая враньем хочет привлечь к себе внимание. К тому же показания госпожи Трасы обеспечивают ей алиби. Я думаю, то, что она сообщила, имеет место быть… – поделился выводами я.
– И?
– И ничего. С ее слов, мы имеем только то, что наш убийца – мужчина, а таких, у кого нет алиби, со всех курсов более ста человек.
– Я не об этом спросил.
– Знаю, но не могу ответить на вопрос, который мучит всех. Пока нет никаких фактов, указывающих на то, что это ритуальное убийство. Однако я все свои награды готов поставить, что оно не последнее.
– Все бездны ада! – выругался Графт.
– Именно так. К сожалению, нам придется довериться расследованию контролеров и ждать. И давай уже сменим тему, я больше не могу думать о том, что произошло: картина растерзанного тела в подвале до сих пор стоит перед глазами.
– Хорошо, поговорим о другом. Расскажи мне тогда, почему ты так странно реагируешь на студентку Элаи? Она волнует тебя?
– Скорее я выделяю ее среди студентов, – не стал отпираться я. – У нее есть свои секреты и странности, связанные с семьей. Мне очень часто бывает ее жаль, она словно пытается спастись, выбраться.
– Пробиться, – вклинился Графт и поймал мой уничтожающий взгляд.
– Бесчувственность у тебя в крови.
– Почему сразу обвинения? Разве я сказал неправду? Пойми меня правильно, я прекрасно отношусь к студентке Элаи, но нужно смотреть на вещи реально. В связи с ее положением оказаться на вершине рейтинга ей гораздо важнее, нежели многим здесь. И может, именно поэтому ты и благоволишь ей, я бы сказал, покровительствуешь временами.
– Может быть и так, – пробормотал я, глядя на огонь.
В груди шевельнулось тянущее неясное чувство. Не иначе это убийство и старость меня когда-нибудь доконают.