Агрессия – специальная форма поведения человека и животных, направленная на другие объекты и имеющая цель причинить им вред. Человек может, пройдя мимо другого, случайно, ненароком столкнуться с ним, ударить рукой, не заметив, что тот стоит рядом или проходит мимо. Человек, получивший удар, может ощущать боль, переживать чувство оскорбления, иметь другие неприятные переживания. Ему может показаться, будто ударивший его человек – агрессор, злоумышленник. Однако если у этого незадачливого «злоумышленника» не было внутренней мотивации, попросту говоря, желания совершить агрессивные действия, то его поведение в психологическом смысле нельзя считать агрессивным. В дальнейшем мы увидим, что внутренняя мотивация агрессивного поведения не сводится только к осознанным намерениям, она может быть подсознательной и сложной.
Агрессия в подлинном смысле слова имеет место лишь тогда, когда человек имел сознательное намерение или какой – либо другой внутренний мотив совершения этих вредных действий. О подлинной агрессии можно говорить тогда, когда человек хочет уничтожить какие-либо ценности[3]. Он должен понимать предмет своей агрессии как ценность, существование которой для него нежелательно.
Человечество из длительного своего опыта межличностных отношений училось различать эти два вида вредоносных действий.
Внешне агрессивными представляются многие действия людей, истинный мотив которых – желание помочь другим. Например, хирург оперирует больного, стоматолог удаляет зуб и т. п., и все они причиняют своим пациентам боль, но агрессоры ли они? Правда, о хирургах существует мнение, что они – люди агрессивные и именно поэтому выбрали такую специальность. Они, по-видимому, получают садистическое удовольствие от того, что режут людей.
Если определенные действия не завершились нанесением вреда, то это еще не значит, что они не были агрессивными. Таковы, например, неудавшиеся покушения на убийство или самоубийство.
Как мы видим, агрессия имеет два аспекта: а) внутренний, мотивационный аспект, куда, кроме мотива (например, желания) и цели агрессивных действий входят также те чувства и эмоции, например, ненависть и гнев, которые приводят к агрессивным действиям, определяют их длительность, интенсивность и разрушительную силу. Этот аспект мы еще рассмотрим несколько подробнее; б) внешний или поведенческий аспект: здесь имеются в виду различные агрессивные действия, в том числе речевые: недаром говорят о речевой деятельности человека. В последующих главах мы подробно рассмотрим также основные разновидности агрессивного поведения человека в их связи с внутренними, мотивационными и эмоциональными факторами, порождающими агрессивные действия.
Учет поведенческого аспекта агрессии позволяет дать операциональное ее определение, т. е. выразить данное явление в терминах некоторых измеряемых объектов и действий. Таковыми могут быть: а) количество попыток нанести ущерб другому, например, сослуживцу, соседу и т. п.; б) количество преступлений за определенный отрезок времени в определенной стране или в ее отдельном регионе; в) в межэтнических отношениях операциональный подход должен учесть случаи конфликтов и межэтнических агрессивных действий, например, убийств.
О важнейшей роли внутрипсихических аспектов агрессии свидетельствует то, что один и тот же внешний объект не всегда вызывает агрессивное поведение человека. По отношению к объекту живой организм, тем более человек, поведение которого отличается избирательностью, в одной ситуации проявляет агрессию, в другой ведет себя мирно. Это может быть результатом изменения внутреннего, психического состояния индивида, которое, в свою очередь, в значительной мере определяется физиологическим состоянием организма. Правда, агрессивные действия в значительной мере зависят также от внешних, ситуативных факторов, в том числе от поведения объекта, который очень часто является человеком или группой людей. Важное значение социальной ситуации ясно видно из такого, например, обычного события: мы с ребенком находимся среди людей и он совершает недопустимые, с нашей точки зрения, действия. За это, убеждены мы, он заслуживает наказания. Но мы его в данной ситуации не наказываем, откладываем наказание исходя из педагогических, эстетических и иных соображений.
Мы уже сказали, что агрессивные действия человека могут направляться как на окружающих людей и социальные группы, так и на неодушевленные предметы. Но по этому вопросу высказана еще одна точка зрения, о которой здесь необходимо сказать.
Роберт Бэрон и Дон Бирн, известные социальные психологи США, считают, что вредные действия являются агрессивными только тогда, когда направлены на людей. Направленные же на животных и особенно на неодушевленные предметы вредоносные действия считаются агрессивными только тогда, когда косвенно направлены на их владельцев. Например, повреждение автомашины следует считать косвенной агрессией, направленной против ее владельца. Если же этого нет, то вредные действия, разрушающие неодушевленные предметы, эти психологи предлагают считать лишь экспрессивными.
Эту точку зрения мы считаем весьма спорной. Принимая ее, мы не можем понять, каким образом перенесение агрессивных действий с человека на нейтральные объекты может привести к разрядке и ослаблению интенсивных агрессивных намерений, т. е. к катарсису. Добавим, что агрессия, направленная против людей, может сочетаться с экспрессивными движениями.
Мы думаем, что точка зрения упомянутых авторов, определяющих агрессию как действие, направленное на другое живое существо (организм), искусственно ограничивает сферу исследований и оставляет за ее пределами множество явлений, тоже относящиеся к категории агрессии (например, вандализм).
Но это еще не все. Такое определение приводит к серьезным ошибкам и недоразумениям. Например, А. Бандура и другие психологи экспериментально исследуют, каким образом агрессивное поведение взрослого подражается ребенком и последний так же агрессивно ведет себя с игрушкой Бобо, как и взрослый[4]. Затем нам говорят, что поскольку Бобо – не живое существо, то поведение ребенка нельзя считать агрессией[5]. Но тут же приводятся новые данные о том, что те дети, которые агрессивны к Бобо, показывают более высокий уровень агрессии и в других отношениях, проявляют другие формы агрессии[6]. Учителя и родители свидетельствуют, что они в общем более агрессивны, чем другие дети.
Но если тут налицо идея переноса агрессии от Бобо к людям и другим игрушкам, тогда возникает вопрос: что же они переносят? Или можно подойти к проблеме с другой стороны: если ребенок имеет общий высокий уровень агрессивности и конкретизирует ее на игрушках, что же он конкретизирует? Неужели агрессия, направляясь на людей или на другие живые существа, остается агрессией, а когда направляется на неживые объекты, превращается в нечто иное? Ясно, что такой вывод – бессмыслица!
А дело в следующем: а) агрессия остается агрессией независимо от своего объекта; б) подвергая агрессии Бобо, ребенок может воспринимать его как живое существо, поскольку его мышление в значительной мере является анимистической; в) наконец, еще одно важное обстоятельство: ребенок может идентифицировать Бобо с его хозяином. В таком случае агрессия, направленная на игрушку, является косвенным выражением агрессии к взрослому, ее переносом от опасного объекта на безопасный, т. е. на неспособный дать отпор предмет.
Очевидно, что ограниченное определение агрессии как вредоносного действия, направленного только на живые существа, себя не оправдывает и препятствует исследованию агрессии в полном объеме.
С рассмотренной спорной точкой зрения Р. Бэрона и Д. Бирна связана другая: они считают, что действия человека можно считать агрессивными, если есть объект (жертва или реципиент), который желает уйти от этих действий. Отсюда они приходят к весьма спорному выводу о том, будто если объект хочет быть жертвой агрессивных действий другого (например, мазохист, любовница, жаждущая внимания своего возлюбленного), то эти действия не являются агрессивными[7]. С этим, конечно же, нельзя согласиться, так как человек, совершающий подобные действия, имеет мотив, намерение нанесения вреда реципиенту своих агрессивных действий. Мы считаем, что принятие весьма распространенной точки зрения упомянутых авторов необоснованно упростило бы проблему мотивации и разновидностей агрессии.
Поскольку психологов, тем не менее, главным образом интересует агрессия, направленная на людей, здесь мы предлагаем ряд вопросов, ответы на которые могли бы расширить наши представления о социально-психологических механизмах выбора объектов агрессии.
Кто чаще всего становится объектом агрессии для человека? Тот ли индивид, к которому он безразличен, т. е. с которым не имеет никакой идентификации? Или же тот, с кем у человека имеется отрицательная идентификация? (Возможный объект агрессии в этом случае считается таким человеком, каким нельзя, нежелательно быть). Наконец, может быть, тот, с кем у человека имеется амбивалентная идентификация? (В этом случае наш субъект А и хотел бы в определенных аспектах быть таким человеком, как Б, и не хотел бы – вследствие наличия у Б неприятных для себя черт). Этот третий случай представляет значительный интерес как наиболее сложный.
Мы полагаем, что индивид Б, вызывающий амбивалентную идентификацию и установку А, чаще всего становится объектом агрессии для А, поскольку: а) А стремится иметь контакты с Б; б) А часто разочаровывается в Б; в) у А часто возникает внутренний конфликт между его противоположными установкам и идентификациями; г) А чаще всего разочаровывается в Б (т. е. фрустрируется с его стороны), что вызывает его агрессию: ведь А ждет от Б симпатии и даже любви, выражения положительных черт личности, сотрудничества и т. п., тогда как Б часто фрустрирует и разочаровывает его. Правда, следует иметь в виду, что при таких фрустрациях А может пользоваться не только агрессией, но и неагрессивными защитными механизмами. Он может, например, проецировать, рационализировать, обижаться на Б и т. д.
Итак, в психологическом смысле подлинная агрессия имеет место тогда, когда личность ставит перед собой цель нанесения вреда другому человеку или другому объекту. Человек должен иметь соответствующий мотив. Если мотив осознанный, подлинность агрессии более убедительна для человека. Наносимый вред или травма могут быть как физическими, так и психологическими. Причем исследователи человеческой агрессии очень верно отмечают, что она является поведенческим выражением враждебности и гнева личности, направленных против фрустраторов[8].
Когда на пути достижения цели возникает какое – либо препятствие, человек переживает гнев и ярость Эту эмоцию вызывают также оскорбление, обман и другие неприятные действия других людей, которые, как мы увидим, объединяются под названиями «фрустраторов» или «стресс-фрустраторов». Гнев может постепенно накапливаться и, в конце концов, привести к взрыву агрессивных действий. Человек, переживающий гнев, находится в очень активном физиологическом состоянии. Существуют врожденные компоненты мимики, возникающие при гневе, хотя обучение, социализация и самообладание тоже играют роль. Есть люди, которые неплохо скрывают свой гнев.
Разгневанный человек желает напасть на препятствие и уничтожить его, т. е. он желает совершить агрессивные действия. В состоянии гнева люди чувствуют себя сильными и смелыми. Гнев обычно возникает вместе с отвращением и презрением. Эти эмоции составляют триаду или комплекс враждебности, в котором ведущей и сильнейшей эмоцией является гнев. Иногда к этому комплексу присоединяется страдание, которое, однако, играет второстепенную роль. Уровень страха при этом очень низкий, поскольку гнев подавляет страх. Гнев играет существенную роль при самозащите животных и человека. Эта эмоция в процессе эволюции способствовала сохранению вида «человек разумный», так как мобилизует силы и направляет их против врагов. Но в современном обществе сильный гнев, порождая агрессивные и разрушительные действия, нередко приводит к нарушению социальных, этических и юридических норм. Цивилизация привела к подавлению мимики, пантомимики и главных и поведенческих выражений гнева[9].
От гнева к агрессии. Считается (Л. Берковиц и другие), что гнев вызывает агрессию не непосредственно, а через мысли об агрессии. В свою очередь, мысли об агрессии могут вызвать к жизни гнев. Например, во время одного эксперимента испытуемых просили написать эссе в защиту наказания, при этом они переживали такой же сильный гнев, как и при воздействии на них неприятного стимула (например, холодной воды). У этих людей исследователи наблюдали более интенсивные агрессивные действия, чем у тех, кто написал эссе о холодной погоде и снеге. Когда человеку удается сосредоточить внимание на свой гнев, в его сознании успевают появляться нормы, контролирующие и сдерживающие агрессию: учет этих норм подавляет агрессию.
Мы считаем, что здесь играет роль еще один механизм: известно, что напряженная интроспекция психического содержания уничтожает это содержание. Возможно, что процесс разрушения гнева сочетается с процессом осознания норм социального поведения и с предвосхищением негативных последствий агрессивных действий. Эту гипотезу еще предстоит проверить.
Зависть является одним из тех чувств, которые связаны с переживанием относительной или абсолютной депривации личности, т. е. с фрустрацией. Есть люди, для которых успех другого человека является собственной неудачей. Причем для таких фрустраций специфично именно появление того особого чувства, которое традиционно называют завистью.
Какова структура зависти? Не будет ли правильнее считать ее особой социальной установкой? Если зависть – установка, тогда нетрудно применить к ее анализу существующие представления о структуре социальной установки. Поразмыслив немного, мы приходим к выводу, что в состав зависти входят: а) чувство враждебности, желание уничтожить фрустратора или хотя бы нанести ему ощутимый вред, совершить агрессивные действия; б) когнитивные (познавательные) элементы: знание об успехах другого, сравнение со своими достижениями, оценка уровня «справедливости» и т. п.; в) готовность к агрессивным действиям по отношению к объекту зависти и даже воображаемые схемы таких действий. «Почему он, а не я?» – вот один из наиболее часто возникающих в голове завистника вопросов. Когда ситуация для завистника благоприятна, его когнитивные схемы агрессивных действий порождают реальные агрессивные действия.
Познавательные элементы и чувство враждебности, входящие в комплекс зависти, фактически составляют особый мотив, выражающийся как внутренняя готовность к агрессии. Следует иметь в виду следующее: приведет ли зависть к агрессивным актам, зависит от ряда факторов, в том числе от ситуации. В связи с завистью, которую, как мы сказали, следует считать социальной установкой, специального изучения требует парадокс Р. Лапьера[10]. Этот общеизвестный парадокс состоит в том, что установка очень часто не приводит к соответствующим действиям, а иногда люди совершают даже противоположные действия.
Следует также изучить связь зависти с когнитивным диссонансом, т. е. с состоянием, когда между различными мыслями об одном и том же объекте существуют разногласия или когда эти мысли противоположны. Теория когнитивного диссонанса может иметь важные применения в науке о человеческой агрессивности. Можно предположить, что во многих случаях зависть возникает как следствие когнитивного диссонанса и как сильный фрустратор личности. Такой диссонанс появляется вследствие несовместимости для сознания личности различных пар когнитивных элементов психики: а) первый элемент: «А добился успеха», второй элемент: «Я потерпел поражение»; б) «А добился успеха» – первый элемент. «Но он не заслужил его» – второй элемент. Такую разновидность мы бы назвали диссонансом, возникшим вследствие нарушения субъективного истолкования чувства справедливости или, в краткой форме, “диссонансом несправедливости”. На основе анализа конкретных случаев зависти можно обосновать и расширить данную концепцию зависти, которая, как мы видели, опирается на теории социальных установок (аттитюдов) и когнитивного диссонанса.
Следует иметь в виду, что во многих случаях свою ненависть и агрессивные действия человек осознает, но лежащую в их основе социальную установку – зависть – не осознает, поскольку она подавляется и(или) вытесняется. Подсознательная зависть требует особенно тщательного изучения. Она, по нашему мнению, внешне преодолевается с помощью защитных механизмов, в первую очередь – вытеснения, подавления и рационализации, так как является мощным фрустратором для собственной я-концепции личности. Осознать свою зависть к другому – это означает признать свое отставание, неполноценность, недееспособность и т. п. Это приводит к образованию комплекса неполноценности, который, в свою очередь, усиливает зависть, порождает постоянную готовность к переживанию чувства зависти. Против осознания таких знаний выступают мощные защитные силы личности.
Для тех, кто хотел бы заниматься дальнейшей разработкой психологической теории зависти, мы бы предложили исследовать разновидности зависти, взаимосвязи зависть-вытеснение, зависть-рационализация, зависть-проекция, зависть-ревность, а также патологические последствия зависти в жизни тех, кто очень часто завидует. Зависть связана с самоуважением, с уровнем притязаний, с соотношением успехов и неудач и с их субъективными оценками. Враждебность является компонентом зависти (как сложного чувства), а агрессия – одним из ее последствий. Важна проблема рационализации (оправдания, обоснования, мотивировки) и сублимации зависти, особенно ее враждебных компонентов.
У тревожных людей порог толерантности к фрустраторам ниже, чем у нетревожных и малотревожных индивидов. Тревожные личности приходят в гневливое состояние под влиянием более слабых фрустраторов[11]. Поскольку тревожность имеет наследственные основы, следует предположить, что существуют связи между наследственностью и агрессивностью. Это, впрочем, доказывается, как мы увидим, и другими путями. Обнаружено также, что у интровертных более высокий уровень тревожности. Это означает, что они должны испытывать интенсивные чувства враждебности и ненависти, психологической готовности к агрессивным действиям. Но поскольку представители этого типа подавляют свою активную агрессивность, они должны переживать острые и длительные внутренние конфликты.
Страх возникает в условиях опасности или ее угрозы в будущем. Эта эмоция возникает и тогда, когда отсутствует какое-либо условие, необходимое для безопасности человека. Например, ребенок переживает страх при отсутствии матери, гаранта его безопасности. Есть и целый ряд других условий возникновения страха, которые подробно описываются в литературе[12]. Встречаются также случаи беспредметного страха. Мы предполагаем, что все переживали страх и интуитивно понимают, о чем идет речь.
Здесь же нас интересует одна проблема: каким образом взаимосвязаны страх и агрессия? Отметим, во-первых, что страх, как и агрессия, наряду с другими функциями, имеет и следующую: он является важным психозащитным механизмом личности. Эта особенность объединяет страх и агрессию. А поскольку функционально они сходны, можно предположить существование между ними более глубоких взаимосвязей. К сожалению, эта проблема никогда серьезно не рассматривалась. Так, в обширной книге К. Изарда “Эмоции человека”, где вся 14-я глава посвящена страху и тревоге, рассматриваются связи страха со многими другими эмоциями и познавательными процессами, а вот связи с агрессией и враждебностью не обсуждаются.
Мы считаем, что страх может вызвать гнев и враждебность, а это уже такие эмоции, которые мотивируют агрессивные действия. Дело в том, что страх вызывается при наличии реальной угрозы для жизни и других важных ценностей человека, или в результате предвосхищения такой угрозы. Это значит, что переживающий страх человек фрустрирован. Но если есть фрустрация, одним из обычных ответов на нее будет агрессия. Причем человек в состоянии страха и ужаса (сильнейшего страха) может предпринимать превентивные действия против реальных или воображаемых агрессоров. В таких случаях часто происходит замещение объекта агрессии и поиск козлов отпущения. Поэтому страх является социально вредной эмоцией: вызывая агрессию, он может привести к несправедливым действиям, например, к наказанию невиновных и беззащитных людей, к разрушительным действиям. По-видимому, среди агрессоров-садистов много трусливых людей.
Здесь мы ограничимся обсуждением еще одного вопроса, касающегося связей агрессии с другими чувствами. Вопрос этот в психологии поднял К. Лоренц, известный этолог, но его исследование, насколько нам известно, не имело серьезного продолжения. Отметив, что большое стадо, образованное из многих безымянных индивидов, и личная дружба, несовместимы, К. Лоренц затем утверждает: личная дружба всегда сочетается с агрессией. «Нам неизвестно хотя бы одно животное, – писал он, – который был бы способен на личную дружбу и был бы лишен агрессии»[13].
Есть животные, которые агрессивны только в фазе воспроизводства (сезонно), а в остальное время лишены агрессивности и составляют стада или стаи. Когда такие существа образуют индивидуальные связи, то последние быстро разрушаются, по мнению К. Лоренца, из-за отсутствия или слабости агрессивности индивидов. По этой причине брачные пары аистов, целого ряда видов рыб и птиц не сохраняются, они распадаются, как только формируются анонимные стада (стаи) для миграции.
Но здесь существует проблема: а почему неагрессивные индивиды одного вида не могут дружить? Не является ли дружба способом или возможностью выражения, разрядки агрессивности? Не является ли дружба, а может быть и любовь, возможностью преобразования и сублимации агрессивных импульсов? Здесь есть что исследовать.
Считать поведение человека агрессивным, или нет – не всегда легко лишь по его внешним признакам. Существует еще одна форма поведения, которую легко путать с агрессивным поведением. Речь идет о напористости человека.
Так, если человек действует самоуверенно, энергично и без устали стремится к достижению своей цели, т. е. проявляет напористость, не боится соперничества, то легко придти к выводу, будто он действует агрессивно. Но это не всегда так. Может существовать и действительно встречается агрессивная напористость: это тот случай, когда человек неуклонно идет к своей цели не гнушаясь нарушения прав других, сметая со своего пути противников и других людей, воспринимаемых в качестве преград, фрустраторов и угроз.
Но, по-видимому, не все случаи самоуверенной, энергичной и целенаправленной деятельности являются агрессивными. Например, был ли Альберт Эйнштейн напористым человеком? Безусловно! Однако считать его агрессивным человеком, а его деятельность – агрессивной, вряд ли правомерно.
Но встречается немало случаев, например, в среде бизнесменов, когда люди специально наносят друг другу вред для достижения собственных целей. Это уже агрессивное поведение.
Агрессия, как мы видели, есть действие или ряд взаимосвязанных действий, направленных на определенный объект. Она есть выражение определенных внутренних мотивов, чувств и актуальных эмоциональных состояний.
Агрессивность – это уже черта характера личности. Ее можно определить как устойчивую установку, позицию, готовностью к совершению агрессивных действий. Разные люди имеют различные уровни агрессивности. Это означает следующее: если предположить, что все люди злые, то уровень злобности у них различны и по этому признаку их можно даже классифицировать.
Здесь нам помогут аналогии. Так, мы говорим об истерической личности (характере) и истерических реакциях, о шизофреническом характере и шизофренических реакциях и т. п. Агрессивность, в смысле агрессивного характера, выражается в агрессивных действиях, в недовольстве, недоброжелательности и т. п. Правда, следует иметь в виду, что агрессивность личности – не весь ее характер, а только ведущий комплекс в характере некоторых людей. Психика здорового человека отвечает на воздействия внешней среды не только агрессией, но и различными другими действиями и реакциями – дружескими жестами и действиями, самозащитой, уступками и бегством, целым рядом познавательных процессов. Но если характер человека крайне агрессивный, эти остальные нормальные возможности сильно сужаются: такие люди ведут себя агрессивно даже в таких ситуациях, где агрессия – неадекватный и вредный ответ.
Агрессивность, по-видимому, является результатом обобщения (генерализации) агрессивных действий. Например, если агрессивные действия ребенка в определенной ситуации поощрялись, то в дальнейшем он может, уже без новых поощрений, совершить агрессивные действия не только в сходных, но и в новых ситуациях. Это явление уже стало предметом конкретных исследований[14].
В представленном выше смысле агрессивность, как обобщенная установка личности, вряд ли можно считать инстинктивной или прирожденной. Наследуется, видимо, общая агрессивная тенденция, которая проявляется и связывается с объектом тогда, когда на пути человека к цели появляются препятствия и вообще неприятности. Это прирожденная защитная тенденция человека.
Хотя агрессивность индивида – более или менее устойчивая черта характера, все же в различные периоды его бодрствующей жизни она меняется под влиянием внутренних мотивов и психофизиологических факторов, а также внешних воздействий. Так, когда в поле зрения человека появляется враг, то можно предположить, что его агрессивность должна усиливаться по сравнению с той ситуацией, когда он не видит для себя никаких непосредственных угроз. О возможности таких колебаний агрессивности человека свидетельствуют опыты с просмотром эротических агрессивных фильмов: под их влиянием человек становится более агрессивным и совершает более разрушительные насильственные действия, чем без этих восприятий. Об этом у нас речь пойдет на последующих страницах, когда мы рассмотрим влияние внешних факторов на агрессивное поведение людей.
Кроме агрессивности индивидов следует говорить также об агрессивности социальных групп. В свое время французский социолог Гюстав Лебон и другие исследователи (социологи, психологи и криминологи 19-го века) уже говорили об агрессивности толпы. Можно говорить также о различных уровнях агрессивности этнических групп и наций, которая обусловлена уровнем агрессивности их членов, в первую очередь лидеров, а также агрессивностью той идеологии, которой эти лидеры руководствуются. Можно предположить, например, что немцы как нация были более агрессивными во времена правления Адольфа Гитлера, чем они являются в наши дни, например, в годы правления Гельмута Коля или Герхардта Шрёдера.
Мы, конечно, интуитивно понимаем, что как индивиды, так и социальные группы имеют различные уровни агрессивности. Но как этот уровень измерить? По-видимому, одним из самых надежных способов является измерение частоты и интенсивности агрессивных действий в условиях отсутствия фрустраций и стрессов или при их одинаковом уровне, когда сравнивается агрессивность различных индивидов и групп. При обсуждении разновидностей агрессии мы увидим, что у многих в течение жизни образуется такой устойчивый и достаточно высокий уровень агрессивности, что специалисты говорят о наличии в них “свободно плавающего гнева”, т. е. агрессивности. По-видимому, будет правильнее говорить о “свободно плавающей агрессивности”, поскольку гнев – только одна из эмоций, составляющих, как мы видели, более сложный комплекс – агрессивность. В такой комплекс входит ряд познавательных и эмоциональных компонентов: мотивы, представления и оценки, устойчивые чувства, и, при его актуализации, также ряд специфических эмоций. Последние составляют то, что называют “враждебным комплексом”.
Именно наличие у человека агрессивности, как психического качества, было, по-видимому, причиной того, что многие мыслители (в древности – историки, политические деятели и философы, а в наши дни – представители науки, на основе опытных данных), считали природу человека злым и агрессивным. Из современных мыслителей достаточно вспомнить З. Фрейда, К. Лоренца, Арнольда Тойнби и многих других.
Прежде чем идти дальше и обсуждать социально-психологические аспекты проблемы агрессии, полезно дать краткое описание агрессивной личности. В последующих главах этот психологический портрет будет дополняться все новыми чертами.
Агрессивность человека – сложное психофизиологическое явление. Есть индивидуальные различия в том, как реагируют люди на социальные и физико-химические воздействия среды, как они спят, как общаются и т. п. Здесь мы дадим общую картину агрессивной личности, в значительной мере опираясь на материал, изложенный в трудах Г. Айзенка. В последующем мы рассмотрим также взгляды Точа, Берковица и других современных психологов.
Не все люди одинаково реагируют на психотропные вещества. Д. Хилл показал, что люди, чувствительные к стимулирующим лекарствам, отличаются следующими чертами: они агрессивны, у них преобладает общая враждебная тенденция в межличностных отношениях, которая дает о себе знать уже при воздействии слабых фрустраторов.
Самыми чувствительными оказываются именно те люди, которые способны на теплые личные отношения, но постоянно разрушают свои уже установившиеся связи в семье, на работе и в обществе друзей своими импульсивными всплесками, раздражительностью, мелкими актами насилия и нетерпимостью к другим людям. У таких людей чувство ответственности развито слабо, у них налицо тенденция к нарушению моральных норм и установок общества.
Эти люди спят достаточно глубоким сном. В годы детства они страдают энурезом (ночным недержанием мочи), который в дальнейшем исчезает. Их сексуальные влечения чрезмерны или в этом отношении они болезненно раздражительны. Электроэнцефалограмма (ЭЭГ) мозга у таких людей часто остается незрелой (детской) всю жизнь.
Среди таких людей есть алкоголики. У них сохраняется привычка грызть ногти даже в годы взрослости, склонность к внешне немотивированным мелким кражам. Они способны на акты поджога и саботажа, особенно в подростковом возрасте. Действительно, многие авторы сообщают, что в группе малолетних правонарушителей и взрослых преступников индивидов, страдающих энурезом, значительно (около 2,5 %) больше, чем среди остальных людей[15].
Агрессивным людям свойственна жажда новых стимулов, они постоянно переживают сенсорный голод. Сюда входит и постоянное сексуальное желание. Однако у таких людей, если они женаты, количество койтусов (половых актов с супругой, супругом) не очень превышает соответствующее количество у других людей. Но они все время заняты проблемами секса, раздражительны и ощущают «сексуальное щекотанье». И поэтому, получая отказ, они переживают фрустрацию, считая, что лишились чего-то ценного. Вследствие этого в семье могут быть конфликты и несовместимость супругов. После приема стимулирующих средств либидо у них значительно ослабляется. Сексуальная активность понижается. Более слабыми становятся агрессивность и сенсорный голод.
Крайние формы поведения агрессивной личности – убийство или самоубийство. Широко распространенная точка зрения, согласно которой люди, совершающие эти крайние формы поведения, всегда психически ненормальны, не соответствует действительности. В частности, исследования психиатра Амбрумовой показали, что среди самоубийц психотики составляют не более 30 %.
Точку зрения, согласно которой убийство и самоубийство – поступки психически больных людей, обычно аргументируют следующим образом: считая соотношение положительного (приятного) и отрицательного (неприятного), здоровый человек должен был бы отказаться от этих крайних форм выражения своей агрессивности. Однако такой подход с позиции принципа удовольствия (гедонизма) примитивен, поскольку законы психической активности человека намного тоньше и сложнее, чем думают.
Дело в том, что даже психически самый здоровый человек никогда не сидит за подсчетом баланса приятного и неприятного. Люди обычно действуют спонтанно и их поведение определяется многочисленными внутренними и внешними факторами, в том числе тем, как сочетаются в их психике черты интроверсии и экстраверсии с невротизмом (т. е. высокой эмоциональностью). Эти сочетания, например, сочетание у невротиков интроверсии и невротизма, порождают неконтролируемые импульсы. Когда импульсивность таких людей подавляется и они фрустрируются, они переживают психическое состояние агрессивности. Еще более опасна агрессивность тех людей, у которых экстраверсия, т. е. склонность преимущественно к внешней активности и общению, сочетается с высокой эмоциональностью. Мы считаем, что большинство агрессивных людей принадлежит этой категории. Многие преступники, совершившие насильственные преступления, как показал Г. Айзенк, принадлежат к этой категории людей.
Всегда ли принуждение является насилием, т. е. агрессией, применяемой против воли другого человека? Мы считаем, что неадекватный ответ на данный вопрос приводит к недоразумениям, поэтому должны заняться его обсуждением.
Приведем пример. Отец принуждает больного сына пить противное на вкус лекарство. Тот сопротивляется (это проявление его воли и протеста), но отец принуждает его принять лекарство и, в конце концов, добивается своей цели. Являются ли его действия агрессивными? Применил ли он насилие? Принуждение, безусловно, имело место, но насилие?
Мы думаем, что поведение такого отца нельзя считать агрессивным, если иметь в виду психологическое определение агрессии и насилия как желания причинить вред другому человеку и реальное нанесение такого вреда. Более того, отец больного мальчика хотел блага своему сыну. Поэтому его действия можно даже считать по своему характеру противоположными агрессии и насилию.
Принуждение – это во многих случаях такое «насилие», цель которого – благо, польза объекта такого социального воздействия. Правда, в обычной речи «принуждать» означает «заставлять» другого делать что-либо против своей воли, т. е. имеет смысл насилия. Но какой-то термин следует придумать для обозначения той разновидности принуждения, целью которого является благо объекта принуждения. Принуждая человека (заставляя его) принимать лекарство и спасая его жизнь, отец, мать или врач могут совершить такие действия, которые внешне выглядят как агрессивные, насильственные. Но их мотивация иная: или полностью неагрессивная, или же смешанная.
Дело, как мы видим, сложное. На этапе принуждения и покорности действия родителя могут даже причинить сыну боль и квалифицироваться как агрессивные. Точно так же врач или медсестра делают уколы, которые болезненны и даже наносят некоторые повреждения телу больного. Но такая агрессия необходима как предпосылка для следующего этапа – впрыскивания лекарства и лечения организма. Если бы медсестра лишь уколола человека, она была бы только агрессором.
Поэтому цели реальных действий могут быть многообразными, мотивация – сложной, одновременно агрессивной и неагрессивной, даже гуманистической. Только при таком подходе мы поймем смысл действий хирурга, стоматолога и других представителей медицины. Принуждение, по-видимому, является более широкой категорией, таким способом социального воздействия, который имеет свои агрессивные варианты и разновидности.
Деструктивность или разрушительность мы понимаем как более высокий уровень агрессивности и ее выражение в таких действиях, целью которых является разрушение, уничтожение других людей или фрустраторов. Если обычные, умеренные формы агрессии имеют своей целью лишь подавление, отвлечение, устранение препятствия с дороги для продолжения своей целенаправленной деятельности, то при деструктивности враждебность так сильна, что агрессор стремится обязательно уничтожить противника. За деструктивными действиями – если они не являются только подражанием социальным моделям – стоят сверхсильные агрессивные мотивы и агрессивность как обобщенная установка.
Поэтому следует различать деструкцию (разрушение) и деструктивность (разрушительность). Деструкция есть крайняя форма агрессивных действий, агрессивного поведения, а деструктивность – крайнее состояние агрессивности и жестокости, специальная склонность человека или групп к разрушению ценностей и уничтожению людей. Деструктивность и деструкция направлены на разрушение предметов, людей, даже целых социальных и этнических групп. Как справедливо отметил Э. Фромм, деструктивность и жестокость – специфически человеческие явления, они вызывают у таких людей чувство наслаждения. Они отсутствуют у многих млекопитающих, филогенетически не запрограммированы и не являются адаптивными[16]. Подобные действия нередко бесцельны и не способствуют адаптации человека к условиям своего существования.
Агрессия имеет тенденцию переходить в деструкцию, когда сопротивление объектов агрессии (жертв) усиливается. Если агрессивный человек стремится лишь подавить противника, делать его недееспособным и подчинить своей воле, то деструктивный человек, встречая сопротивление, не удовлетворяется поражением противника и его подчинением: он уничтожает его. Границу между нанесением поражения и уничтожением не всегда возможно четко различить. Иногда временно подавляют противника для того, чтобы затем уничтожить. Подавление может быть только первым этапом уничтожения. Как показывает широкий опыт турок и немцев, геноцид подготавливается в целом по этой схеме.
Вандализм есть сильное агрессивное стремление к уничтожению культурных ценностей, всего того, что непонятно и неприемлемо. Вандализм может сочетаться с агрессией, направленной против носителей этих ценностей. Так, тюркские племена, ворвавшиеся в одиннадцатом веке в Малую Азию, сочетали в своем поведении крайний садизм и вандализм. Это многократно зафиксировано в исторических трудах[17]. Но о вандализме и садизме подробнее будет сказано в последующих главах.
К настоящему времени предложен ряд теоретических представлений об истоках, видах и функциях агрессивного поведения. Каждая из них правильно отражает определенные аспекты проблемы агрессии и агрессивности. Полученные их представителями результаты мы обсуждаем в соответствующих главах. Поэтому здесь лишь предварительно и очень кратко представим основные идеи этих теорий.
Эта теория сводится к следующему ряду утверждений:
а) когда агрессивная пара начинает борьбу, то каждый из дерущихся индивидов борется все более и более интенсивно, пока один из них или оба не устают; б) когда двое агрессивных людей начинают борьбу, они могут сражаться все менее и менее интенсивно или опасно, пока один из них не прекращает борьбу полностью. Такое различие между диадами может быть обусловлено различными стилями агрессивного поведения борющихся, тем, какая стратегия у них преобладает: стратегия борьбы и нападения или же стратегия ухода и бегства.
Но психолог Макал, который, в числе других, обсуждает болевую теорию агрессивности, предполагает также, что агрессивность и тревожность диады усиливаются в соответствии с увеличением силы болезненности «сигналов», исходящих от нападающего. И наоборот, чем слабее болезненность атаки, тем слабее агрессивность и тревога[18]. Этим можно объяснить, почему кто-то в данной ситуации хорошо сражается, а в другой – вяло.
Страх перед болью имеет условнорефлекторный характер и часто возбуждает человека, вызывая его агрессивное поведение. Целью таких действий является нанесение агрессору еще более сильных болевых ударов и уменьшение собственных болевых ощущений. Причинение боли агрессору – средство предотвращения его дальнейших агрессивных действий и своих новых болевых ощущений. Если эти ответные действия не приводят к успеху, борьба может разгореться с новой силой.
Эти теоретические положения приводят к одному интересному выводу: если мужчины, как в настоящее время установлено специалистами, действительно более чувствительны к боли, чем женщины, тогда они должны быть более агрессивными.
Как мы видим, здесь еще нет теории и ее вряд ли следует создать лишь на учете фактора боли. Просто, создавая общую и синтетическую теорию агрессии, следует учесть также положения «болевой теории». Роль боли как регулятора агрессивного поведения следует учесть и тогда, когда мы рассматриваем агрессию в качестве социально-психологического механизма адаптации человека.
С древнейших времен существует представление о том, что человек – изначально злое, агрессивное существо и имеет прирожденное стремление к разрушительным действиям. В новое историческое время из мыслителей такой точки зрения придерживался английский философ Томас Гоббс (1588–1679): он считал, что первоначальное зло, заключенное в человеке, может быть обуздано только строгими социальными ограничениями.
В психологии и пограничных с ней науках двадцатого века это представление было конкретизировано несколькими выдающимися учеными, в числе которых мы в первую очередь видим Зигмунда Фрейда и Конрада Лоренца.
Зигмунд Фрейд, великий основатель психоанализа и глубинной психологии, постулировал существование инстинкта смерти – танатоса. Это постоянный источник враждебных импульсов. Если эти импульсы не получают разрядки в безопасных и нормальных формах, тогда, накапливаясь, приводят к импульсивным и разрушительным действиям. Тенденцию к агрессии З. Фрейд считал прирожденной, независимой и инстинктивной диспозицией. Наше тело, согласно Фрейду, постоянно производит агрессивную энергию, которая стремится к выражению, она неизбежна.
Психоаналитические представления об источниках и природе агрессии были развиты Эрихом Фроммом и другими неофрейдистами, на работы которых мы в этой книге будем ссылаться неоднократно[19].
Наличие инстинкта смерти означает постоянное стремление организма вернуться в неживое, неорганическое состояние. Но поскольку человек имеет также инстинкт жизни, его агрессивность чаще всего направляется на внешний мир и сравнительно реже – на самого себя. Кроме того, агрессивность, как и сексуальность (либидо), может быть превращена в полезную деятельность. Это уже процесс сублимации[20].
Весьма сходную концепцию, но уже на более солидной базе современной биологии, предложил известный этолог Конрад Лоренц. Этот исследователь, получивший звание лауреата Нобелевской премии за свои открытия в области исследования поведения животных в естественных условиях жизни, считает, как мы уже знаем, что агрессивные действия животных и человека исходят из особого инстинкта драчливости. Такой инстинкт возник в процессе длительной эволюции и сохраняется, поскольку оказывает полезную услугу в борьбе за выживание[21].
Одно косвенное доказательство данной гипотезы представляют исследования сна и сновидений животных, в частности, полученные Мишелем Жюве данные о том, что животные (в его экспериментах – кошки) видят сны с агрессивными сценами. Когда экспериментатор наносит повреждение центрам быстрого сна, кошки начинают во сне разыгрывать эти сцены нападения и защиты с явными внешними признаками агрессивного состояния. Исходя из подобных фактов М. Жюве предполагает, что в сновидениях животных и человека имеет место тренировка основных инстинктов вида с целью их сохранения.
Польза от инстинкта драчливости состоит в том, что он позволяет расширить географические границы распространения вида и использовать новые пищевые ресурсы. Поскольку агрессивность тесно связана с процессом спаривания, она способствует сохранению сильнейших индивидов и улучшению вида. Таким образом, К. Лоренц, в отличие от З. Фрейда, считал агрессивное поведение скорее адаптивным, чем саморазрушительным. Как мы увидим в пятой главе настоящей книги, инстинктивная теория агрессии объясняет важные аспекты проблемы агрессии, но нуждается в существенном дополнении. Это стало возможным благодаря созданию теории фрустрации – агрессии и социально-психологических теорий агрессии.
В эту группу теорий агрессии в первую очередь надо включить теорию фрустрации-агрессии, которой мы посвятим отдельную главу. Эта теория предложена группой американских психологов во главе с Джоном Доллардом[22]. Согласно этой теории, агрессивное влечение возникает тогда, когда на человека воздействуют неприятные факторы среды, в частности такие, которые блокируют его целенаправленную деятельность. Агрессия возникает для устранения этого неприятного фактора, который в общей форме называется фрустратором. Фрустрация – это уже психическое состояние, в котором человек оказывается, когда его целенаправленная деятельность блокируется. Возникающее агрессивное влечение приводит к прямым или косвенным агрессивным действиям.
Считается также, что если человек действует агрессивно, он фрустрирован, а если фрустрируется, то должен вести себя агрессивно. Но, как показали дальнейшие исследования, это представление упрощает реальную картину социального поведения человека, поскольку, во-первых, человек нередко подавляет свою агрессию и, во-вторых, существуют неагрессивные реакции на фрустрацию. Но обо всем этом более подробно будет сказано на последующих страницах.
Здесь следует добавить, что теория фрустрации-агрессии не оставляет большого места для оптимизма относительно возможности уменьшения агрессии и насилия в обществе: фрустраторы и фрустрации так широко распространены, что фактически неустранимы из жизни общества. Следовательно, неустранима также агрессия.
Отметим, что, по нашему мнению, теории инстинкта и теория фрустрации-агрессии не только не исключают друг друга, но и совместимы. Для создания синтетической теории следует поставить такой вопрос: каким образом под воздействием фрустраторов у животных и у человека возникают агрессивные действия, если у организма нет внутренних условий для их рождения? Эти внутренние прирожденные условия совершенно необходимы, и таковыми являются инстинкт драчливости (драчливость, танатос и т. п.) и связанные с ним психофизиологические процессы и компоненты, порождающие агрессивную энергию.
Другой социально-психологической теорией агрессии является теория социального обучения Альберта Бандуры, на основе которой Леонард Берковиц создал свою теорию агрессии. Согласно этой теории, агрессивные действия приобретаются с помощью механизмов учения, в частности, подражания и обусловливания (павловских условных рефлексов и скиннеровского оперантного обусловливания). И об этих теориях у нас будет особый разговор.
Конформизм и агрессия. Предложена также концепция, согласно которой агрессия является разновидностью конформного поведения: ситуация требует от человека действовать конформно и он действует так, поскольку боится возможного наказания[23]. Например, за неучастие в линчевании чернокожего предусмотрено наказание со стороны групп расистов. Но за участие тоже предусмотрено наказание, на этот раз уже со стороны государственного закона. Каждый, рассчитав в уме плюсы и минусы того или другого варианта, принимает свое личное решение. Но оно обусловлено конформизмом – желанием приспособиться к ожиданиям той или иной социальной группы или авторитетов.
Вариантом этой теории считается разработанная Стэнли Милгрэмом концепция, согласно которой агрессивное поведение определяется подчинением личности авторитету, то есть человеку, который обладает властью и авторитетом[24]. Эта концепция тесно соприкасается с теорией авторитаризма, разработанной группой психологов и социологов, работавших в Калифорнийском университете (США) и представленной в классической монографии «Авторитарная личность»[25]. Человек, подчиняющийся приказам лидера или руководителя, считает себя обязанным действовать агрессивно, иногда же – намного более агрессивно, чем от него ждали. Авторитарная агрессия связана с группоцентризмом и этноцентризмом, суть которых в том, что своя группа считается выше и лучше других групп, она считается центром всего, что происходит вокруг и все остальное оценивается исходя из ценностей и принципов той идеологии, которой руководствуется группа. Гордость за свою группу сочетается с враждебностью к другим, что и становится основой межэтнической агрессии. Эту проблему мы подробно рассматриваем в другом месте.
Политико-психологические концепции рассматривают человека в контексте политической активности и пытаются ответить на вопрос об истоках агрессивных политических решений и насилия. Поскольку в данной книге вряд ли придется вернуться к этим концепциям, рассмотрим их здесь несколько более подробно, чем предыдущие.
Теорию мужского нарциссизма предложил американский исследователь Л. Этерджи. Он исследовал воздействия черт личности на решения об использовании власти и военных средств для решения международных проблем. Он считает, что именно личностная структура людей, стремящихся к высоким статусам в американской политической жизни, делает вероятным применение силовых средств и военных решений проблем. Этих людей он, по-видимому, вслед за известным политологом Гарольдом Ласвеллом, называет нарциссистами, индивидами с «мужским нарциссическим синдромом».
В сфере политики люди сталкиваются с двусмысленными ситуациями и нередко имеют грубые и неадекватные представления и оценки о природе человека. Они вынуждены опираться на свою интуицию и открывать двери для выражения своих собственных подавляющих и доминирующих, угрожающих и интрузивных преддиспозиций[26].
Результатом такого эмоционально насыщенного, самообманывающего мышления являются решения, которые выглядят и переживаются как рациональные, но которые в действительности являются лишь правдоподобными решениями[27].
В структуру характера человека с «мужским нарциссическим синдромом» входят такие черты, как гордость, сила, жестокость и строгость, крайняя чувствительность к угрозам и попыткам доминирования со стороны других. Это люди, которым свойственно «телесное самоутверждение». Имеются также нюансы мужского шовинистического патернализма. Такие люди стремятся обеспечить безопасность, защиту и т. п. Часть таких людей желает иметь высокие статусы, стать менеджерами и политическими лидерами, делать доброе дело для мира, быть благодетелями. На ролях лидеров США они хотят обеспечить лидерство своей страны в мире, ее активную мужскую роль, контроль над другими странами.
Таким лидером, согласно Л. Этерджи, был Дж. Кеннеди, который всю жизнь увлекался сказками о героях, восхищался людьми, которые воевали, достигая высот власти и славы. Он с юных лет решил во что бы то ни стало избираться президентом США и в жестокой борьбе победил. Этерджи считает, что Дж. Кеннеди принял свое ошибочное решение о вторжении на Кубу под влиянием своего нарциссизма. Этот политик был уверен, что кризисы можно разрешить крутыми силовыми методами.
Другой политический психолог, Джин Кнутсон, внесла некоторый вклад в понимание того, когда лидеры принимают жесткие силовые решения. Ее особенно интересовали главные мотивы, лежащие за силовыми политическими решениями. Какого типа политики склонны применять насилие в своих отношениях с противниками? Ее исследование не было завершено к моменту ее смерти, но из рукописей другие исследователи узнали, что она разрабатывала концепцию виктимизации: по ее мнению, за силовыми решениями политиков лежит мотив виктимизации.
Жертвой является тот, кто лично переживал несправедливость и считает, что она была излишней, она не была необходимой. Переживание несправедливого отношения вызывает у такого человека глубокий страх перед возможной аннигиляцией, т. е. исчезновением, смертью.
Согласно концепции Джин Кнутсон, отдельные виктимизирующие события или переживания, приводя к конверсии личности (ее глубокому психологическому изменению, вплоть до смены ее «я»), заставляют ее позаботиться о своей личной безопасности: такие люди стараются изменить «угрожающее лицо мира». Дж. Кнутсон приводит историю молодого ирландца Френсиса Хафеса из Северной Ирландии. Однажды, вернувшись домой с танцев, он и его друг были остановлены британскими солдатами, которые выволокли их из машины и страшно избили. Под влиянием этого травмирующего события юноша поклялся позаботиться о безопасности своей жизни и жизни своих друзей, создал боевой отряд и в течение нескольких лет вел партизанскую войну против англичан. Позднее, вместе с успешно действующим отрядом, он вошел в состав Ирландской Республиканской Армии, ведущей борьбу за независимость.
У многих, вследствие виктимизации, эмоциональная жизнь как бы умирает. Они становятся эмоционально «неподвижными», как окаменевшее от страха животное. Любое улучшение ситуации вызывает страх и сознательное отклонение от попыток новой виктимизации. Жертва полуосознанно понимает, что пассивность обеспечивает ее виктимизацию и только борьба, активная защита своего «я» и своей группы, адекватно служит уменьшению угрозы новой агрессии со стороны других[28].
Самоутверждающая активность обещает ослабление виктимизирующих воздействий. Личная активность человека сосредоточивается на устранении новой угрозы несправедливости, она подавляет страх и тревогу по поводу ожидания новых потерь. Как только виктимизированный человек совершает первые активные действия, он переживает сильнейший гнев, хотя и страх тоже не исчезает полностью. Эти эмоции, как мы уже знаем, лежат в основе новых агрессивных действий. Так создается психологическая основа продолжения борьбы.
Таким образом, как только человек совершает свои первые политические насильственные действия, ему уже трудно на этом остановиться. Новый страх и гнев вызывают новое насилие. И если к этим психологическим факторам присоединяется надежда на успех, тогда борьба может продолжаться с еще большим ожесточением. Потенциальное наказание за насилие представляется менее угрожающим, чем последствия пассивности – постоянная тревога и вероятность насильственной смерти.
Здесь мы видим также работу механизма вовлечения в определенную стратегию поведения после совершения первых действий. Из теории когнитивного диссонанса известно, что вовлечение имеет место вследствие возникновения в психике личности состояния этого своеобразного конфликта – когнитивного диссонанса – между представлением о себе и знанием о совершенных действиях. Желая оправдать свое поведение, человек находит аргументы в его пользу, вследствие чего усиливается убежденность в необходимости продолжения той же линии поведения, в рассмотренном выше случае – политического насилия для подавления самовосприятия как жертвы.
Разработанный Дж. Кнутсон подход к объяснению виктимизации и способов ее преодоления позволяет объяснить психологические механизмы национально-освободительных движений, партизанских движений и терроризма. Всякий гнет доминирующего этноса вызывает виктимизацию и мотив самоосвобождения и избавления, деятельности, которая, раз начавшись, с большим трудом затухает. Причем репрессивные меры не являются самыми эффективными.
В будущей психоистории человечества, предпосылки которой создаются уже в наши дни, значительное место предстоит уделить истории его агрессивности, поскольку эта история – цепь кровавых войн и массовых убийств, самых различных и изощренных жестокостей. В целом – это история агрессивных действий. Без психоисторического исследования корней, мотивов и форм человеческой агрессивности и ее развития мы эту историю не поймем. С самого начала известной нам истории, с каменного века, мы видим многообразие стремления к взаимному истреблению людей. Человеческая агрессивность развивалась, порождая все новые формы своего выражения. На службу этой тенденции были немедленно поставлены первые же примитивные орудия, которые тем самим приобретали новую функцию – функцию оружия защиты или нападения.
В психоистории человеческой агрессивности следует показать, каким образом люди стали специализироваться в изготовлении оружия в «чистом виде», т. е. в деле создания инструментов, специально предназначенных для искалечения и убийства других людей: заостренных камней, топоров, ножей, лука и стрелы, дротиков и т. п. до винтовки, автоматов и пушек, до современных средств массового уничтожения людей. В этом деле человечество проявило много таланта и огромную изобретательность. Сколько интеллекта, воли и материальных средств было потрачено на изобретение орудий смерти, способов пыток и убийства людей!
Психоисторическое исследование агрессивности показало бы нам, каким образом фундаментальный иррационализм человеческой природы, исходящие из него мотивы, стремления и чувства реализуются с помощью его интеллектуальных способностей. Человек способен решать самые сложные задачи, но эта его способность чаще всего служит эгоистическим и агрессивным целям. Хотя существующий в настоящее время арсенал средств уничтожения вполне достаточен для многократного превращения Земного шара в абсолютную пустыню, тем не менее лидеры народов, их политические элиты, продолжают совершенствовать орудия смерти и накапливать их. В гонку вооружения включаются все новые страны, появляются все новые ядерные державы (в самое последнее время – Индия и Пакистан). Во всем мире продается огромное количество оружия, значительная часть которой применяется в региональных войнах. Рациональные аспекты психики человека, его интеллект, т. е. способность приобретать знания и использовать их для решения задач, служат его же иррациональным целям.
Здесь мы, конечно, не намерены брать на себя бремя решения грандиозной задачи и изложения психоистории человеческой агрессивности в полном объеме. Это задача будущих исследователей. Поэтому мы ограничимся еще несколькими замечаниями.
Будущий психоисторик человеческой агрессивности должен специально исследовать детоубийство в истории человечества. Автор этих строк считает убийство детей самым страшным преступлением человечества, отдельных групп людей и индивидов. Детоубийство свидетельствует о крайней жестокости человека, отсутствия в нем способности сопереживания. Детоубийство – крайнее выражение садизма. В истории человечества детоубийство было распространено весьма широко. Оно существует и в настоящее время. Но не всегда в прямой форме. Например, аборт беременных женщин мы считаем массовым видом современного детоубийства. А в древности детоубийство практиковалось уже в отношении рожденных детей. Так, в Спарте новорожденных девочек считали нежелательными и убивали, поскольку они не могли стать воинами.
Общеизвестна жестокость бедуинов. До принятия ислама среди бедуинских племен Аравийского полуострова был распространен обычай убийства новорожденных девочек: их живыми зарывали в землю. В целом рождение девочек, особенно в семьях бедных людей, считалось несчастьем, тогда как рождению сына бедуин радовался не меньше, чем появлению на свет жеребенка из породистой кобылицы[29]. Такая жестокая практика не является чем-то уникальным для древних арабов, которые сегодня удивились бы, узнав о повадках своих предков. Рождение девочки до сих пор у многих народов, особенно на Востоке, считается не очень счастливым событием, но традиция убийства новорожденных девочек почти исчезла. Моральный прогресс все же есть, пусть и незначительный.
Современные общества также не отличаются добротой к детям. Вот что пишут американские психологи: «От трех до пяти тысяч детей в США умирают ежегодно в результате жестокого обращения с ними их родителей.»[30]
Войны между народами и гражданские войны. Примерные подсчеты показали, что за всю историю человечества было примерно 14600 войн, т. е. примерно 3 войны за каждый год[31]. Это, конечно, сильно заниженная цифра, хотя и она впечатляет. Разумеется, речь идет о более или менее крупных войнах и походах: многочисленные мелкие стычки и походы невозможно было регистрировать. В этих войнах погибали многие миллионы людей, в том числе мирных женщин и детей, не имевших отношения к военным действиям. До сих пор широко распространено убийство пленных. Этих представителей другого (враждебного) народа или убивали, или превращали в рабов. Позже значительную часть этих рабов тоже убивали, поскольку их не считали полноценными людьми. Я считаю, что в психоистории человеческой агрессивности рабству и жестокости по отношению к рабам следует уделить особое место. Превращение свободных людей в рабов является одним из проявлений межэтнической агрессии весьма широко распространено в наши дни. Чечено-русские войны 90-х годов 20-го века воочию свидетельствуют в пользу нашего утверждения. История рабства и рабовладельчества – это одна из самых позорных страниц истории человечества и должна исследоваться досконально, поскольку ее знание поможет лучше понять природу человека, а также расовые и межэтнические отношения.
Геноцид (или этноцид?). Это специальная и обширная тема для исследования. Здесь мы приведем лишь данные о геноцидах в новейшей истории человечества, самых диких и масштабных. Но прежде всего одно терминологическое замечание: термин «геноцид» никак нельзя считать удачным. Ведь речь идет об уничтожений этносов (племен, наций). Поэтому мы предлагаем использовать более адекватный термин «этноцид».
Этноцид армян в Османской империи, а затем и в Турецкой республике, фактически начался со второй половины 19-го века и продолжался по 1923 год. Мы уже не говорим о более ранних попытках уничтожить армянский этнос. За это время погибло более двух миллионов армян. Остальная часть, лишенная своей родины, была изгнана и до сих пор скитается по разным странам. Изгнание народа из своей родины, согласно решениям ООН, тоже является актом геноцида.
Этноцид (холокост) еврейского народа, организованный руководством фашистской Германии с начала 30-х годов 20-го века и осуществленный до конца Второй мировой войны, унес жизни более шести миллионов людей.
В Кампучии этноцид унес жизни почти половины населения этой небольшой азиатской страны. Особенностью кампучийского этноцида является то, что его организовали, исходя из идеологических соображений, сами представители этого народа, вдохновленные марксистскими идеями. Акты геноцида имели место в ряде стран Азии и Африки (например, в Руанде), в Азербайджане и ряде других стран.
Убийства. Речь идет не об убийствах во время военных действий и геноцида, а в ходе совершения насильственных повседневных преступлений, в результате бытовых конфликтов, на улицах городов и т. п. Считается, что значительно больше людей в мировой истории погибало не на полях сражений, а в результате повседневных преступлений. Так, с начала 90-х годов двадцатого века в США более 900000 человек было убито в результате преступных действий других людей. Вообще же различные проявления агрессивности в межличностных отношениях широко распространены как в этой стране, так и во многих других, хотя и в не такой степени.
Ситуацию нельзя считать благополучной и в России. Особенно широко распространено насилие в семьях. Вот что писала «Независимая газета» несколько лет назад: «…Если еще недавно образ домашнего тирана ассоциировался с видом опустившегося пьяницы или рецидивиста, терроризирующего домочадцев, то сегодня, по свидетельству специалистов, случаи жестокого обращения с детьми, пожилыми людьми и женщинами уже не редкость во вполне благополучных семьях, а среди женщин, обращающихся за помощью в кризисные центры, все больше родственников «новых русских».
Несмотря на то что официальной государственной статистики по данной проблеме нет, сведения, обнародованные на одном «круглом столе», впечатляют: за минувший год почти вдвое выросло число преступлений бытового характера, в семьях совершается почти 40 % всех убийств, ежегодно две тысячи детей совершают самоубийство, 50 тысяч детей убегают из дома. Более 14 тысяч женщин погибают от рук мужей или других близких. Как сообщил заместитель начальника Главного управления обеспечения общественного порядка Анатолий Сухов, в настоящее время на профилактическом учете в России состоят около 4 млн. потенциальных семейных насильников, что, по мнению МВД, представляет серьезную угрозу обществу»[32].
Принцип или закон сопряженного развития психических качеств Р1 и Р2, выдвинутый автором этих строк, означает следующее: 1) Р1 не может существовать без Р2, и наоборот; 2) при прогрессивном развитии Р1 прогрессирует также Р2, и наоборот. Это означает, что действует закон позитивного сопряжения двух психических качеств одной личности или двух личностей; 3) когда при прогрессивном развитии Р1 имеет место регрессия (ослабление, дегенерация) Р2, то можно говорить уже о действии закона негативного сопряжения. Итак, закон сопряжения действует в двух формах – позитивном и негативном.
Важно учесть, что закон сопряжения действует как внутри личности, так и в межличностных и межэтнических, в межгрупповых отношениях. Во всех этих сферах психологам предстоит обнаружить соответствующие факты и проводить новые исследования. Отметим, что мы уже применили данный предложенный нами закон при исследовании целого ряда этнопсихологических феноменов[33].
Мы считаем, что все взаимоотношения типа агрессор – жертва, лидер – ведомый (последователь), господствующий этнос – подчиненный этнос, все они – динамические системы, члены которых изменяются согласно описанному выше закону сопряжения. Нет господина без раба, нет жертвы без агрессора и т. п.
В области психологии человеческой агрессии и агрессивности сформулированный выше закон сопряжения применим, по крайней мере, при исследовании соотношения между агрессивностью и эмпатией в структуре психики одного индивида. Мы утверждаем следующее: 1) агрессивность и эмпатическая способность в психике личности сопряжены; 2) в их двуединой динамике действует закон отрицательного сопряжения, согласно которому чем сильнее у личности выражена агрессивность, тем слабее развита эмпатия. При усилении эмпатии агрессивность идет на спад и наоборот.
Это, конечно, эмпирический закон. Но такая четкая концептуализация эмпирических фактов дает исследователю ряд преимуществ: а) позволяет осознать связь двух психических явлений различных социально-психологических уровней; б) открывает путь для экспериментального исследования упомянутых явлений, поскольку позволяет операционализировать предлагаемые гипотезы.
Что касается применения закона сопряжения в психологии агрессии, то, с нашей точки зрения, особый интерес представляют те случаи, когда у личности как агрессивность, так и эмпатия развиваются примерно в одинаковой степени. В принципе нет личности, совершенно лишенной агрессивности. Поэтому при эмпирических исследованиях на основе закона сопряжения названные два личностных качества должны исследоваться вместе.
Как увидит читатель после ознакомления с некоторыми разделами настоящей книги, принцип сопряжения может иметь плодотворные применения при анализе различных явлений психической жизни человека и, в частности, агрессивности, насыщенного агрессивностью взаимодействия людей.
Хотя агрессия и агрессивность интересовали мыслящих людей еще на заре человеческой истории, лишь недавно они стали предметом научных исследований. Психологические исследования агрессии – дело лишь последних нескольких десятилетий. Несмотря на молодость психологии человеческой агрессивности, она уже имеет заметные успехи. По-существу, психология стала главной наукой, занятой исследованием агрессии. Отсюда – важность разработки и совершенствования методов психологического исследования агрессии. Ниже мы рассмотрим основные из этих методов: метод наблюдения, различные виды экспериментов, проективные методы и т. п. Из них особый интерес представляют методы измерения физической агрессии Арнольда Басса и Леонарда Берковица, опросник Кэттела, целый ряд проективных методов, в первую очередь тест Розенцвейга, тест тематической апперцепции (ТАТ), метод многофакторного исследования личности (MMPI) и другие. Знакомство с ними очень полезно не только специалистам, но и неспециалистам-любителям, поскольку позволит им видеть, какими способами психологи получают новые факты о психической жизни людей. Специалисты же, желающие исследовать агрессию, должны обращаться к таким руководствам, в которых методы исследования описаны более подробно.
Традиционно метод психологического наблюдения подразделяется на два вида: самонаблюдение и объективное наблюдение. Самонаблюдение может дать нам ценные сведения особенно о субъективной стороне человеческой агрессивности, о тех эмоциях, мыслях и мотивах, которые побуждают человека совершить агрессивные действия. Существует, конечно, не только внутреннее самонаблюдение (интроспекция), но и внешнее, объективное самонаблюдение: человек может стать для себя таким же объектом наблюдения, как и другие люди. Само-слежение (мониторинг собственного поведения) – обычный, хотя и не совсем еще изученный психический процесс, с помощью которого человек приобретает значительный объем знаний о собственном поведении, в том числе агрессивном.
Трудности самонаблюдения и возникающие при его применении искажения уже давно обсуждаются в психологии и общеизвестны. На эту проблему из российских психологов особое внимание обратил С. Л. Рубинштейн. Все же есть важные аспекты поведения человека, в том числе агрессивного, о которых мы сможем получить информацию только от него самого, а то, что он сообщает, отвечая на наши вопросы, является результатом его самонаблюдения. Как мы увидим ниже, составляя анкеты и опросники для исследования агрессии, мы включаем в них вопросы следующего типа: «Легко ли вы оказываетесь в злом настроении?» или: «Когда ваш ребенок плохо ведет себя, как вы его наказываете?» и т. п. Ясно, что на такие вопросы надежнее всего ответит сам опрашиваемый. Но содержание его ответов – результат его самонаблюдения, интроспективного или объективного.
Объективное наблюдение в естественных условиях («полевое наблюдение») состоит в том, что человек в семье, на улице, в различных учреждениях и учебных заведениях, в армии, на игровых площадках и в других ситуациях следит за поведением людей и, как только замечает, что они ведут себя агрессивно, подробно описывают их поведение и выражения эмоционального состояния. При этом полезно использовать технические средства регистрации агрессивных событий. Каждый опытный наблюдатель знает, что в некоторых местах агрессивное поведение и конфликты вспыхивают чаще, чем в других, и со своей аппаратурой отправляется туда. Это определенные криминогенные зоны большого города, рестораны, кафе, дискотеки, рынки и т. д. Как очевидно для читателя, речь идет о местах скопления людей.
Наблюдение в естественных условиях чаще всего применяется для исследования агрессивного поведения детей и животных. Исследователь совсем не вмешивается в ход событий и только следит за ними.
В этих «натуралистических» исследованиях одним из самых трудных является вопрос о том, является ли наблюдаемое поведение действительно агрессивным. В этом вопросе между исследователями нередко возникают разногласия[34]. Другая же трудность обусловлена тем, что люди публично стараются не вести себя агрессивно, поэтому наблюдателя порой долго приходится ждать интересующих его форм поведения. Люди ведут себя агрессивно в более изолированных и интимных ситуациях, недоступных исследовательскому глазу. Отсюда – важность самонаблюдения как психологов, так и испытуемых.
Другой способ получения информации об агрессии путем наблюдения – нахождение социально приемлемых способов выражения агрессивности, таких, которые люди используют не стесняясь, порой даже не осознавая, что ведут себя агрессивно. Так, психологи успешно исследуют автомобильные сигналы, с помощью которых водители требуют друг от друга открыть перед ними дорогу, дать обогнать их. Но это уже скорее из сферы естественного эксперимента, о котором речь пойдет ниже.
Преимущество метода наблюдения состоит в том, что исследователь не вмешивается в естественный ход событий и они протекают без искажений. Когда люди не знают, что являются объектами исследования, ведут себя раскованно, в значительной мере в соответствии со своей внутренней сущностью. Несмотря на все условности и ожидания, предъявляемые социальной средой, люди очень часто выражают свою агрессивность, так что наблюдать такое поведение и накапливать факты – дело хоть и трудное, но возможное.
Однако главный недостаток наблюдения состоит в том, что реальное агрессивное поведение человека является результатом многих факторов, и каждый раз, регистрируя такое поведение, нам трудно определить его подлинные причины. «Переменные», вызывающие агрессивные действия человека, не находятся под контролем исследователя. Как мы увидим ниже, эта принципиальная трудность в определенной степени преодолевается с помощью эксперимента, хотя сфера применения этого метода все еще достаточно узкая. Во многих случаях просто нельзя применить экспериментальный метод. Например, если мы хотим исследовать психологическое и физическое насилие в семье и других социальных средах, то лучше использовать неэкспериментальные методы: никакая семья не разрешит психологу искусственно вызывать в ней, например, агрессию отца к своему сыну для исследовательских целей. Но члены семьи о таких случаях могут сообщить психологу или психотерапевту для получения от них помощи. Такие сведения можно использовать с целью решения как практических, так и исследовательских задач.
Метод наблюдения встречается с одной трудностью. Когда мы желаем исследовать одну определенную форму агрессии, мы вынуждены ждать, пока она появится вновь и вновь. Одно наблюдение всегда недостаточно для определенных выводов. Эпизодичность наблюдений не обеспечивает надежности эмпирического описания и не дает уверенности в наших выводах.
Метод естественного эксперимента фактически является усовершенствованным вариантом наблюдения в естественных условиях жизни. Наблюдение превращается в естественный эксперимент тогда, когда психолог вносит некоторые изменения в ситуацию с тем, чтобы получить желательный для себя эффект. Но эти изменения должны быть такими, какие встречаются в реальной жизни и не вызывают подозрения у людей, поведение которых исследуется, что они являются объектами наблюдения.