Вера рассказала мне, что проживает с сыном в микрорайоне «хрущевок», именуемом в народе Черемушками. Они переехали туда два года назад, обменяв «трешку» на окраине города на «двушку» ближе к центру. Материальной выгоды, по ее словам, такой обмен не принес, только кое-какие удобства. Теперь школа-интернат находилась неподалеку от дома, да и бассейн рядом.
Оставив «Мини-купер» на парковке около офисного здания, я отправилась в жилой квартал пешком, разыскивая нужный дом. Нет, конечно, я не надеялась на то, что в этот же самый момент Верин недруг шарится где-нибудь там по углам, расставляя свои «капканы». В лучшем случае я могла рассчитывать на откровенность соседей, которые недели две назад резко поменяли свое отношение к Прошкиным. Только как добиться этой откровенности? Может, разыграть небольшую пародию на оперативно-следственные действия? Допустим, представиться сотрудницей правоохранительных органов, обрушить на жильцов свои обвинения и заставить признаться, в чем истинная причина их злокозненности.
Я увидела табличку с нужным мне номером дома, свернула за угол и попала в уютный дворик. Около второго подъезда стояли две старушки и, как водится, перемалывали кому-то косточки. Возможно, как раз Вере. Прежде чем на что-то решиться, я задала себе вопрос: «Призналась бы я на их месте в собственной стервозности?» Ответ был отрицательным. Значит, штампы для получения информации не годились. Пока я думала, как завести непринужденный разговор, одна бабуля зашла в подъезд, а вторая неспешно двинулась мне навстречу.
– Здравствуйте, – сказала я ей. – Можно вас на минуточку?
– Здравствуй, милая! Ищешь кого-то? – спросила меня добрейшая с виду старушка.
– Скажите, в этом доме живет женщина по имени Вера с больным ребенком?
Благодушие мгновенно улетучилось с лица глубоко пожилой женщины, так, будто я завела разговор о повышении стоимости коммунальных услуг.
– Ну, здесь, – нехотя процедила она. – А тебе что надо? Верка – твоя подружка, что ли?
Я моментально сориентировалась и сказала:
– Скорее наоборот.
Разумеется, мой ответ ничего не прояснил, а бабуле, чувствовалось, очень хотелось услышать что-то конкретное.
– Наоборот – это как? – уточнила она, не дождавшись от меня конкретики.
Не обращая внимания на ее вопрос, я оглядела типовую кирпичную пятиэтажку и многозначительно изрекла:
– Значит, здесь Верка теперь обосновалась… Ну-ну…
Бабулька была не на шутку заинтригована, поэтому решила засыпать меня наводящими вопросами:
– Милая, выходит, ты с ней раньше была знакома?
– Ну еще бы! – подтвердила я и, снова выдержав внушительную паузу, стала размышлять вслух: – Похоже, Верка думала, что сменит адресок и концы в воду… А я вот ее нашла…
– Зачем же она тебе понадобилась? – не унималась бабуля.
– Это давняя история, – я снова не сказала ничего конкретного, поэтому еще больше распалила ее любопытство.
– Понимаю, что не вчера дело было, а что все-таки случилось? – осведомилась Верина соседка, пытливо заглядывая мне в лицо.
Я снова немного помолчала, а затем ответила вопросом на вопрос:
– Ну и как она тут поживает?
– Ну так, – старушенция поджала губы, – худо-бедно, но хорохорится.
– Хорохорится, говорите? Это потому что Верка пока считает, что никто не знает, где она осела.
– Да почему ж никто не знает? – ляпнула бабка и осеклась.
– Да потому что я первая раздобыла этот адресок, – сделав такое утверждение, я надеялась тут же услышать опровержение.
По лукавым глазам, спрятанным в складках морщин, не трудно было догадаться, что моя собеседница очень хочет возразить, но не решается. Подождав, не расскажу ли я сама, зачем мне сдалась Верка, бабуся продолжила диалог:
– Ну, допустим, ты не первая, кто ею интересуется…
– Что значит не первая? А кому еще до нее дело есть?
– Милиции, дочка, милиции.
– Не может быть, – недоверчиво отмахнулась я.
– Очень даже может быть. Я с милиционером, как с тобой сейчас, о Верке разговаривала.
– А, кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду. Надеюсь, он был здесь без формы?
– В штатском, – подтвердила бабуля, – но показал мне удостоверение. Милая, он мне ведь все-все про Прошкину рассказал… А мы жили с ней бок о бок и понятия ни о чем таком не имели… Вот надо же как бывает! Мы ей все сочувствовали, жалели ее, а она, оказывается, вот что натворила…
Судя по выражению лица этой старушенции, человек с милицейской ксивой рассказал ей очень увлекательную историю, заставившую изменить ее отношение к Вере. Но что, черт возьми, он ей наплел? Я не могла об этом спрашивать, ведь старательно делала вид, что знаю о Прошкиной буквально все. Бабка отделывалась общими фразами, боясь ляпнуть лишнее, и в то же время она страстно желала услышать от меня новые подробности. Поскольку я их не знала, то продолжала подталкивать свою собеседницу к откровенности.
– Да, похоже, Верка и правда рассчитывала, что стоит ей сменить адрес, и все концы в воду. Но не тут-то было! Это хорошо, что вы уже все про нее знаете.
– Так она нам всем врала, говорила, что Миша родился больным, а оказывается, это она его угробила, – все-таки проговорилась бабка и пугливо огляделась по сторонам. – Хотела от мальца избавиться! Душегубка! Сколько женщин в одиночку детей воспитывают, а она, значит, родила, а потом решила, что он ей не нужен. Ну отдала бы в детский дом! Нет, она его на тот свет отправить собралась… Да и сейчас бьет его почем зря, орет на него, как резаная. Бывают же такие изверги! И как это только ее не посадили и не лишили родительских прав?
– Да вот так, – ляпнула я, чтоб хоть как-то поддержать разговор.
– Ей дела до сына никакого нет! Мешает он ей развернуться на полную катушку. Ведь одни мужики у нее на уме. Никак не нагуляется, прости господи!
– Да вы что?
– Да, она даже мальца с собой на свиданки таскает. Развратница! Чему она Мишку научит? – вопросила отчаянная моралистка, но поскольку я промолчала, она продолжила: – Ну ничего, мы тут отвадили от нее одного хахаля…
– Правда?
– Да, хаживал тут один к ней, симпотный такой, уважительный… Теперь больше не придет, мы ему глаза на Верку раскрыли, – не без гордости призналась старушка.
– А что, к ней еще кто-то ходит?
– К ней ходят, или она к ним… Какая разница? – бабулька не стала дальше развивать эту тему, переметнулась на мою скромную персону. – А тебя-то чем Прошкина задела? Мужика, что ли, увела?
– Ага, – уцепилась я за эту подсказку. – Понять не могу, что он в ней нашел.
– Вот я всегда говорила – мужики слепые! Хороших девок в упор не видят, моя внучка – красавица, умница, а замуж никак не выйдет. Им вот таких развратных особ подавай!
– Да, вы, наверное, правы. А не подскажете, сейчас Верка дома?
– Нет, она обычно часам к четырем возвращается. Отведет Мишу в интернат и шляется где-то по городу… Работает не работает, я в толк никак не возьму, никакой график она не соблюдает.
– Ладно, я, пожалуй, позже приду, когда она дома будет, – сказав это, я развернулась и пошла прочь со двора.
– Погоди, – крикнула мне старушка вслед, но я не остановилась. Придется ей черпать ответы на свои вопросы из собственного воображения.
Все, что требовалось узнать, я узнала. Даже то, почему Павел бросил Веру. Соседи расписали ее в таких красках, что Алябьев тут же решил свернуть с Прошкиной все отношения. Конечно, хотелось спросить бабулю: «Ну, как вы могли поверить первому встречному, пусть и с милицейским удостоверением? Он ведь оговорил вашу соседку, рассчитывая втянуть вас в провокацию, и ему это удалось». Только внутри меня что-то воспротивилось этому. Наверное, это был здравый смысл. Пока я не знала, на чьей стороне правда. Мне не было доподлинно известно, почему Миша стал инвалидом. По версии самой Веры, он родился со страшным диагнозом – детский церебральный паралич. А вдруг это ее легенда? Быть может, Прошкина на самом деле хотела избавиться от ребенка, но в итоге лишила его не жизни, а здоровья.
Я впервые подумала о Вере не как о жертве обстоятельств, нуждающейся в помощи, а как о человеке, заслуживающем наказания за свои грехи. Прошкина явилась к нам в дом, надеясь получить работу, а я пристала к ней со своими вопросами, даже не подозревая о том, что ей нет никакого смысла со мной откровенничать. Я просила ее покопаться в своем прошлом, вспомнить, кому она могла перейти дорогу. Но Вера твердо стояла на своем, убеждая меня, что ничего вспомнить не может. Похоже, она просто симулировала забывчивость. А на деле ее плохая память – это признак нечистой совести. Если так, то нельзя верить ни одному ее слову. Вот, например, почему она сменила трехкомнатную квартиру на двухкомнатную? Может, именно для того, чтобы на новом месте никто ничего о ней не знал. Только городок у нас небольшой, Веру все равно кто-то нашел и втиснулся в ее жизнь. Кажется, этот некто не просто ей пакостит, а мстит.
Сначала я предположила, что этим неизвестным был отец мальчика. Кого еще могла так сильно тронуть Мишина судьба? Но в следующую минуту я разнесла собственную версию в пух и прах. Если это была месть отца, то месть какая-то неправильная. Этот человек не только настроил против Веры соседей, он целенаправленно лишал ее работы, а значит, обрекал сына на голод и нищету.
Уж я-то была специалистом в области мщения, поэтому знала, что действия в этом направлении не носят случайный характер. Акт возмездия должен нести определенную смысловую нагрузку. А в чем смысл этой череды увольнений? Я не находила ответ на этот вопрос. Разве что действовал полный профан или маньяк?
Я запоздало вспомнила о том, что Курбатов, друг нашей семьи, проверил Прошкину и не нашел за ней ничего криминального. Это ровным счетом ничего не значило. Преступление могло иметь место, а вот уголовное дело не заводилось, если все выглядело как несчастный случай.
Сев в машину, я позвонила домой. Пять или шесть длинных гудков прошло без ответа, и я стала нервничать. Телефонные аппараты у нас были едва ли не в каждой комнате. Так почему же вместо родного голоса я слышу эхо далеких гудков?
– Алло! Слушаю вас, – наконец сказал дедуля жизнерадостным голосом.
– Ариша, это я. Как вы там?
– Все хорошо, а почему ты спрашиваешь?
– Ты все-таки поглядывай за Верой, мало ли что…
– Твои опасения напрасны.
– Надеюсь.
– Ты к обеду вернешься?
– Нет, у меня еще есть дела, – сказала я и отключилась.
На самом деле я пока не знала, что мне предпринять, дабы выяснить, кто же такая эта Вера Прошкина, с легкой руки Стаса Бабенко вошедшая в наш дом. Может, она аферистка, до сих пор ловко уходившая от закона? Почему она так настойчиво напрашивалась ко мне на работу? Ей ведь далеко отсюда добираться в наш коттеджный поселок, да и накладно тратиться на пригородный автобус.
Проезжая мимо интерната, я подумала, что там наверняка есть Мишина медицинская карта. Прочитав ее, можно узнать, чем именно и с каких пор болен Прошкин. Проблема состояла только в том, как объяснить Самойленко свой интерес к здоровью этого мальчика. Обманывать Анну Петровну мне не хотелось, а сказать ей правду я не могла. Тем не менее я припарковалась около школы-интерната, зашла, поздоровалась с вахтершей и спросила, как обычно:
– Самойленко у себя?
– Нет, она уехала на совещание в городской отдел образования. Сегодня Анна Петровна уже не вернется.
Сев в машину, я немного подумала и направилась в сторону спорткомплекса «Зенит», там был ближайший к этому месту бассейн. Я и сама его посещала уже много лет, занималась аквааэробикой. Но месяц назад наша тренерша ушла в декретный отпуск, а новая мне не понравилась. Ей не было никакого дела до группы, она просто сидела на скамеечке с мобильником в руках, предоставив нас самим себе. Когда у меня закончился абонемент, я поняла, что не испытываю никакого желания покупать новый.
Подойдя к стойке регистратуры, я поинтересовалась расписанием занятий для детей-инвалидов. Если Вера меня не обманула, сказав, что прилежно водит Мишу в этот бассейн, то завтра они должна быть здесь в половине третьего. Надо будет это проверить.
Уже уходя, я заметила на стене объявление о наборе в группу акваджоггинга. А это что еще такое? Меня всегда привлекало все, что выходило за рамки обыденности, поэтому я подошла поближе и стала читать. Оказывается, акваджоггинг – это бег в глубокой воде. «А почему, собственно, не переключиться с аквааэробики на этот самый бег под водой? Расписание занятий удобное, тренер – Балдин О. П. О, мужчина! Это интересно», – подумала я и тут же приобрела абонемент.
Когда я вернулась домой, то Веру не застала. Она выполнила все мои задания, и Ариша ее отпустил.
– Полетт, по-моему, мы должны проставиться Стасу.
– С какой стати? Он вспомнил фамилию того мента?
– Не вспомнил, но нет худа без добра. Если бы не вся эта заварушка с увольнением, то у нас не было бы такой замечательной домработницы. Верочка для нас просто находка. Такая тихая, кроткая, но сколько в ней работоспособности! А как она готовит! Полетт, я никогда не ел такого борща. А котлеты…
– Что, котлеты ты тоже никогда не ел?
– Такие – нет. Вот ты сейчас пообедаешь и все поймешь… Да, Стас заслужил бутылку хорошего коньяка. Такую домработницу нам сосватал! Знаешь, она даже чай как-то по-особенному заваривает, – дед нахваливал Верину стряпню, а у меня не было никакого аппетита.
Чем дальше я слушала Аришу, тем подозрительней относилась к Прошкиной. За два рабочих дня она успела свести на нет мой многолетний домашний труд. А я ведь с четырнадцати лет, с тех пор как погибли мои родители, тружусь здесь, как пчелка. Да, в последнее время я немного расслабилась, но на то были свои причины, а дед так и вовсе обнаглел. Кажется, он никогда не слышал поговорку о том, что чисто не там, где убирают, а там, где не сорят. Я еще могу простить ему разбросанные по комнате грязные носки, но вот загубленный праздничный ужин по поводу его последнего дня рождения – никогда. Точнее, я думала, что простила, но сегодня поняла – обида еще дает о себе знать.
Примерно за два дня до своей знаменательной даты дедуля сообщил мне, что пригласил много гостей. Я с радостью приняла эту информацию к сведению, хоть и понимала, что меня ждет генеральнейшая из всех уборок и крупномасшабнейшая из всех готовок. Впрочем, с первым пунктом было быстро покончено, а второй и вовсе был мне в удовольствие. Вооружившись кулинарными книгами, я колдовала над праздничным угощением. Гостей ожидали поистине царские блюда, например, кролик в хреновой заливке и рябчики в ананасовом соусе. К сервировке стола я подошла творчески – расставила на столе высокие матовые свечи и бронзовые статуэтки. Не пожалела ради случая антикварную посуду и серебряные приборы.
До салона красоты у меня дело не дошло, а у дедули времени было предостаточно, поэтому в середине дня он отправился туда постричь бородку и сделать маникюр… Когда до назначенного времени осталось полчаса, я начала нервничать из-за отсутствия виновника торжества. Пришлось позвонить ему на сотовый телефон, но знакомая джазовая мелодия заиграла в дедовой спальне. Когда напольные часы в гостиной рококо пробили семь раз, позвонил Ариша и веселеньким голосом сообщил, что задержался вместе со своими приятелями в казино, но они вот-вот прибудут. Первые полчаса я не проявляла нетерпения, затем стала бегать от одного окна к другому, высматривая гостей, звонила охране поселка, спрашивала, не видно ли за воротами вереницы машин. Ответ каждый раз был отрицательный.
В гордом одиночестве я сидела за щедро накрытым столом. У меня текли слюнки при виде всех этих яств, но я боролась с собой, как могла. Портить внешний вид стола, сервированного с такой любовью, мне казалось кощунственным. Я убеждала себя, что «пулька» (дед в последнее время играл исключительно в преферанс) оказалась слишком длинной, но она все равно закончится, и гости поедут из казино сюда, чтобы чествовать юбиляра. Но все-таки самообладание меня покинуло. Около полуночи я зажгла свечи и откупорила бутылку коллекционного красного вина. Ну как же не выпить за здоровье любимого дедушки! Пусть его в эту ночь не покидает удача!
Меня разбудили мужские голоса, и, еще не раскрыв глаза, я осознала, что нахожусь в мучительно неудобной позе. Голоса приближались. Кто-то не без сожаления отметил, что упал на тузах, а кто-то пожалел, что не взял американскую помощь. Может, это всего лишь сон?
– Полетт, а что ты здесь делаешь? – Аришин вопрос, прозвучавший около уха, окончательно вырвал меня из объятий Морфея.
Я приоткрыла глаза и увидела целый строй голодных мужчин во фраках. Что касается меня, то я, свернувшись калачиком, лежала на небольшом диванчике прямо в гостиной рококо.
– Доброе утро! – поприветствовали меня гости практически хором, затем устремились к столу и застыли в нерешительности. Кажется, их не очень-то обрадовали блюда, потерявшие за ночь свою привлекательность.
– Полетт, а почему ты не убрала все это в холодильник? – осведомился дед.
– Потому что у нас нет такого большого холодильника, – ответила я и пошла в свою спальню, решив для себя, что с утомительной миссией гостеприимной хозяйки покончено. Если карточный азарт у них превыше всего, то пусть пеняют на себя!
После того случая мы с Аришей несколько дней не разговаривали. Сейчас я слушала его хвалебные речи в честь Веры Прошкиной и упорно молчала. Было ощущение, что я пригрела на груди змею. Не успела я зайти в свою спальню, как сразу поняла – здесь тоже похозяйничала домработница, хотя я не ставила перед ней такую задачу. Ну кто просил Веру наводить порядок на моем туалетном столике? Она взяла и переставила там по своему разумению все баночки. То, чем я пользуюсь крайне редко, выставила вперед, а то, чем пользуюсь каждый день, задвинула на задний план. И вообще, где мой тональный лифтинг-крем? Неужели Прошкина прибрала его к рукам?
– Полетт, – Ариша заглянул ко мне в комнату, – так я не понял, ты обедать будешь?
– Нет, я заскочила по пути в кафе, – соврала я. – Скажи, Вера сама изъявила желание навести здесь порядок?
– Ну, она спросила, что еще сделать, я ей и подсказал. Видишь, как здесь все преобразилось?
– Да уж. Ариша, ну зачем ты это сделал?
– Я подумал, что ты из скромности пропустила этот пункт, – сказал дедуля, и я поняла, что он лукавит. Его ход мыслей был мне понятен – если уж обнажать перед прислугой наши недостатки и пороки, то целиком и полностью! Вот он и направил сюда Веру. – Полетт, я вижу, ты вернулась не в настроении. Не удалось раздобыть информацию?
Пожалуй, не стоило сообщать Арише о том, что Прошкина, возможно, совсем не та, за кого пытается себя выдать. Он был ею слишком очарован. А у меня пока не имелось никаких доказательств того, что Вера сделала своего ребенка инвалидом.
– Да, пока нет ничего конкретного, – отмахнулась я.
– А я кое-что выяснил, – сообщил дедуля. – Ты готова меня выслушать?
– Да, конечно, присаживайся.
Ариша втиснулся в кресло и начал вещать:
– Как я уже тебе говорил, на Стрелковой, семнадцать, еще не расчищена строительная площадка, а два бизнесмена вовсю борются за это место под солнцем. Пилявский намерен построить там торгово-развлекательный центр, а Волохов – возвести жилой массив. Люди говорят, что силы их примерно равны. Знаешь, Полетт, а ведь это ты в какой-то степени виновна в том, что Волохов стал практически единственным застройщиком элитного жилья в Горовске!
– Погоди, погоди, при чем здесь я? Мне до сегодняшнего дня вообще ничего не было известно о господине Волохове, – парировала я.
– Разве ты забыла про старшего сына Синдякова, который не без твоего участия не только лишился бизнеса, но и угодил за решетку?
Я не смогла выбросить из памяти свой первый акт возмездия, хоть и хотела это сделать. Мои родители погибли по вине Синдякова, тогдашнего прокурора города. Будучи в нетрезвом состоянии, он гонял по улицам Горовска, впечатляя своим лихачеством девицу легкого поведения. Я, четырнадцатилетняя девчонка, своими глазами видела, как в нашу машину, отъезжающую от дома, на полной скорости врезалась «Волга». Должность сделала прокурора неприкасаемым, виновником аварии был признан мой папа. Повзрослев, я поняла, что мой долг – воздать убийце моих родителей по заслугам. К тому времени Синдяков уже вышел на пенсию, переписал большую часть своего состояния на старшего сына, а сам не вылезал из кабаков. Так вот, Вадим Синдяков организовал на папочкины деньги строительный бизнес. С тех пор в Горовске участились пожары в частном секторе. Сгорят ветхие домишки, иногда вместе с жильцами, а на их месте скорехонько начинает возводиться жилая высотка.
– Дедуля, мы же договорились с тобой не возвращаться никогда к этой теме, – напомнила я.
– Я думал, что уже можно… В конце концов ты не сделала ничего противозаконного, лишь чуть-чуть разворошила этот клубок гремучих змей, а дальше они сами стали пожирать друг друга. Ведь в этой семейке все ненавидели друг друга. Папаша только пил и развратничал, ему дела не было до того, что старший сын безжалостно палит дома стариков, иногда вместе с этими стариками, а младший – законченный наркоман. Нет ничего удивительного в том, что эти щенки едва своего отца заживо не похоронили.
– Все равно не надо об этом. Лучшая месть врагу – это полное забвение.
– Ладно, я лишь хотел сказать, что стоило конкуренту Волохова сесть в тюрьму, как Александр Николаевич развернулся на полную мощь. И ведь норовит там затеять строительство, где отселять жильцов не нужно! А это по большей части зеленая зона, легкие нашего города. Хорошо, что мы с тобой в этом поселке живем, здесь воздух чистый, а в городе скоро дышать будет нечем.
– Погоди, так это Волохов горпарк со всех сторон в каменное кольцо зажал?
– Да, он, – подтвердил Ариша, – при этом заметно уменьшив его территорию. А сквер Пионеров-героев вообще убрал с карты города, превратив его в очередную строительную площадку. Сквер, конечно, был запущенный, там бомжи да наркоманы по большей части тусовались, но зато сколько зелени было! Вековые дубы, липы… Если дело так и дальше пойдет, то весь Горовск будет затянут панцирем цивилизации, не останется ни одного деревца, ни одного кустика.
– Я давно не была в районе того сквера. Неужели там все деревья вырубили? – опешила я.
– Помнишь, в прошлом году был сильный ураган? – спросил Ариша, и я утвердительно кивнула. – Так вот, несколько сухих деревьев тем ураганом свалило, так под шумок и все остальные спилили.
– Насколько мне известно, земли, занятые скверами и парками, не подлежат передаче в частные руки. А незаконная вырубка деревьев – это преступление. Похоже, Волохов имеет большую поддержку в руководстве нашего города, раз для него эти законы не писаны. Если так, то заполучить землю после сноса интерната для него вообще пара пустяков. Не знаешь, кто конкретно за ним стоит?
– Отец Волохова не последним человеком в городе был, всем капитальным строительством в городе руководил, но, насколько мне известно, он уже ушел в мир иной.
– Значит, строительство – это у Волоховых наследственное?
– Да, так и есть. Волохов-старший капитальный бизнес в наследство сыну оставил, думаю, прежние связи с руководством города тоже сохранились.
– То есть с подачи Волохова вполне могло быть принято решение о сносе интерната?
– Я этого не говорил, но теоретически такое возможно. Александр Николаевич вполне способен устлать путь к достижению своей цели денежными купюрами.
– Ладно, я это учту. А что ты можешь рассказать про Пилявского?
– О, Федор Петрович Пилявский – личность впечатляющая! – сказал дед, пригладив свою бородку. – В девяностые он промышлял рэкетом, хотя был уже далеко не мальчиком. В те годы по этой части полнейший беспредел творился. Были бы стены, а крышу мигом предложат, даже не одну. Одна группировка на другую наезжала, а милиция наблюдала за этой мясорубкой со стороны. Порешат друг дружку, так это даже неплохо…
– То есть Пилявский был бандитом?
– Федор был крутым. Он имел сильную репутацию, потому что был хорошо знаком с приемами едва ли не всех восточных единоборств и с несколькими милицейскими начальниками. Менты его не трогали, а бандиты уважали. Помимо рэкета Федор еще занимался скупкой ваучеров. Уж не знаю, куда он их пристроил, удачно или нет, только какое-то время о Пилявском в Горовске ничего не было слышно. Ходили слухи, что он в областном центре бизнес налаживает. Только годков пять назад Федор Петрович снова появился в Горовске, причем заявил о себе как владелец сети мебельных магазинов «Квадро». Словом, обуржуазился. Бизнес Пилявского развивается весьма успешно, кроме мебели он теперь еще бытовой техникой торгует и на этом, как ты понимаешь, останавливаться не собирается. Такие люди, как он, пресыщаются, но не насыщаются. Богатство, оно ведь подобно морской воде – чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда одолевает.
– Дедуля, а ты философ!
– В моем возрасте каждый склонен к философии. Так вот, в бизнес-кругах говорят, что у Пилявского имеется задумка построить в Горовске торгово-развлекательный центр. А место, которое сейчас занимает интернат, подходит для него идеально, – дедуля замолчал, и я решила, что он выложил всю имеющуюся у него информацию.
– Из всего этого так и просится вывод о том, что у Волохова больше шансов забить сваи на Стрелковой, семнадцать.
– Ан нет! Характер у Федора железный. Он считает, что существует только две точки зрения – одна его, а другая ошибочная. И коль скоро он что-то решил, то другим смертным придется заткнуться. Кроме того, у него тесть в областной Думе сидит. Так что шансы у Волохова и Пилявского примерно одинаковые. Я думаю, что у второго даже поболее будут.
– Ясно, оба ждут не дождутся, когда закончится учебный год и интернат закроется. А мы тут с Самойленко занимаемся мышиной возней, ворошим историю, пишем какие-то письма… Теперь я понимаю, почему Светка Петина отказалась писать статью о сносе интерната. Похоже, ее шеф вразумил. И, скорее всего, они напугались реакции Пилявского, а не Волохова.
– Да, с Пилявским шутки плохи. Полетт, если смотреть правде в глаза, то судьба интерната решена, – подытожил Ариша и, желая меня как-то приободрить, добавил: – По-моему, ты сделала в этом направлении все, что могла. Предпринимать что-то еще ради спасения интерната нет смысла. В конце концов, здание действительно ветхое, как бы беды не случилось… Вон сколько по стране пожаров в домах инвалидов и престарелых было!