«О том, что в нас лежащая причина для счастья важнее той, которая обусловлена обстоятельствами» (греч.).
Перевод В. Левика.
Мрамор, слоновая кость, серебро и тирренские куклы,
Камни, картины и ткань, пурпурной покрытая краской, –
Этого нет у иных, а иной и иметь не стремится (лат.).
Божьим судом (лат.).
Перевод С. Аверинцева.
подобное тяготеет к подобному (лат.).
«имеешь, еще будешь иметь» (лат.).
«насладиться собой» (англ.).
«Ибо натура прочна, не материальные средства» (греч.).
здоровый дух в здоровом теле (лат.).
«Жизнь состоит в движении» (греч.).
движение перистальтики (лат.).
«Чем быстрее какое-либо движение, тем оно больше движение» (лат.).
«Людей волнуют не вещи, а мнения о вещах» (греч.).
«Все замечательные люди в философии, политике, поэзии, искусствах оказываются склонными к меланхолии» (греч.).
«Все талантливые люди меланхолики» (лат.).
Родит природа странных
Людей: одни глазеют и хохочут,
Как попугай, услышавший волынку,
Другие же на вид как уксус кислый,
Так что в улыбке зубы не покажут,
Клянись сам Нестор, что забавна шутка! (англ.)
Нет, ни один не порочен из светлых даров нам бессмертных,
Их они сами дают, произвольно никто не получит (греч.). –
Кочевая жизнь, которая характерна для низшей ступени цивилизации, вновь обнаруживается на высшей ступени в повсеместно распространившемся туризме. Первая вызывается нуждой, вторая – скукой.
«Всякая глупость страдает от отвращения к себе» (лат.).
Именно скудость делает людей общительными.
долгий досуг невежественных людей (итал.).
Везде мы вверены себе самим,
И сами счастие свое творим (англ.).
«Г. Декарт самый счастливый из всех людей, и его положение кажется мне достойным зависти» (фр.).
Они приобретают благополучие ценой своего досуга; но зачем мне благополучие, если я должен отдать за него то, что единственное делает его достойным желания, – свободный досуг?
«Счастье есть согласная с доблестью деятельность в поступках, ведущих к желаемому» (греч.).
Часто палаты свои покидает, кому опостылел
Собственный дом, но туда возвращается снова внезапно,
Не находя вне его никакого себе облегченья;
Вот он своих рысаков сломя голову гонит в именье,
Точно спешит на пожар для спасенья горящего дома,
Но начинает зевать, и порога еще не коснувшись;
Иль погружается в сон тяжелый, забыться желая,
Или же в город спешит поскорее опять возвратиться (лат.).
Природа непрестанно совершенствуется, переходя от механических и химических процессов неорганического царства к царству растительному с его глухим самоудовлетворением, а отсюда к царству животному, где начинаются интеллект и сознание; последние от слабых зачатков постепенно идут все выше, чтобы наконец, сделав еще один и самый большой шаг, подняться до человека, в интеллекте которого, следовательно, природа достигает вершины и цели своей производительной деятельности, то есть дает совершеннейшее и труднейшее, что только она в силах создать. Но и в пределах человеческого рода интеллект представляет еще много заметных степеней, крайне редко достигая своего высшего, действительно глубокого развития. В таком своем развитии, следовательно, он является, в более узком и строгом смысле, труднейшим и высшим произведением природы, то есть самым редким и ценным, что может явить мир. Такой интеллект дает наиболее ясное сознание и потому представляет себе мир определеннее и полнее, чем всякий другой. Снабженный им человек обладает поэтому самым благородным и прекрасным на земле и соответственно тому имеет для себя такой источник наслаждений, в сравнении с которым все остальные ничтожны, – так что он ничего не требует себе извне, кроме только досуга, чтобы без помехи наслаждаться этим достоянием и шлифовать свой алмаз. Ибо все остальные, то есть неинтеллектуальные, наслаждения носят более низменный характер: все они сводятся к движениям воли, то есть к желанию, надежде, страху и достижению, все равно, на что бы это ни было направлено, причем дело никогда не может обойтись без огорчений, а к тому же с достижением обычно связано большее или меньшее разочарование, тогда как при интеллектуальных наслаждениях истина становится все яснее. В царстве интеллекта не правит боль, здесь все – познание. Но ведь все интеллектуальные наслаждения доступны человеку лишь через посредство и, стало быть, по мере его собственной интеллектуальности, ибо tout l’esprit, qui est au monde, est inutile à celui qui n’en a point («ум всех людей, вместе взятых, не поможет тому, у кого нет своего»). Реальная же невыгода, сопряженная с этим преимуществом, заключается в том, что во всей природе вместе с интеллектуальностью растет также и способность к страданию, которая тоже, следовательно, лишь здесь достигает своей высшей точки.
Сущность вульгарности заключается в том, что в сознании человека познавательная деятельность всецело подавлена велением, которое получает такое значение, что познание действует исключительно лишь на службе у воли; где, следовательно, этой службы не требуется, то есть не имеется под рукой решительно никаких мотивов, ни важных, ни ничтожных, там познание совершенно прекращается, наступает полное отсутствие мыслей. Но ведь лишенное познания воление есть самое обычное явление, какое только существует: его можно наблюдать у всякого деревянного чурбана, который обнаруживает его хотя бы при своем падении. Вот почему подобное состояние называется вульгарностью. При нем продолжается лишь деятельность органов чувств и незначительная функция рассудка, нужная для усвоения их показаний, благодаря чему вульгарный человек постоянно открыт для всех впечатлений, то есть мгновенно замечает все, что вокруг него происходит, так что его внимание немедленно привлекается самым тихим звуком и всяким, хотя бы ничтожным, обстоятельством – совершенно как у животных. Все это состояние отражается на его лице и всей его внешности, откуда и получается вульгарный вид, который производит особенно неприятное впечатление, когда, как это бывает в большинстве случаев, исключительно владеющая здесь сознанием воля низменна, эгоистична и вообще дурного качества.
«нет истинных удовольствий без истинных нужд» (фр.).
досуг без занятий науками – это смерть и погребение заживо (лат.).
Только в богатстве души настоящее наше богатство;
Все остальное таит больше печалей в себе.
Считается, что счастье заключено в досуге (греч., лат.).
Сократ восхвалял досуг как драгоценнейшее достояние (греч., лат.).
«Опасен при досуге покой» (лат.).
Мудрость – высшее благо для нас (греч.). (Антигона, 1328)
Блаженна жизнь, пока живешь без дум (греч.). (Аякс, 550)
человек, чуждый муз (греч.).
нет истинных удовольствий без истинных нужд (фр.).
Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям,
Что б ни послал нам Кронион, владыка бессмертных
и смертных (греч.).
блага для определенной цели (греч.).
виртуозами (итал.).
Ты только подтверждаешь поговорку:
«Коня загонит нищий, сев верхом» (англ.).
«Состоятельная женщина, получившая в свои руки деньги, тратит их рассудительно: женщине же, которая после замужества впервые начала распоряжаться деньгами, так нравится их тратить, что она бросает их без счета» (англ.).
по праву (лат.).
Пер. В. Левика.
с поднятой головой (фр.).
умеренностью и угодливостью (фр.).
«Нашей жизни всего два дня – не стоит проводить их в низкопоклонстве перед презренными негодяями» (фр.).
презренные негодяи (фр.).
Нелегко пробиться тому, чьи способности скованы бедностью (лат.).
Так легковесно, ничтожно все то, что тщеславного мужа
Может свалить и поднять (лат.).
Высшие сословия, со своим блеском, со своей роскошью, пышностью, великолепием и всякого рода показными сторонами, могут сказать: наше счастье лежит всецело вне нашего «я», оно находится в голове других.
«Scire tuum nihil est, nisi te scire hoc sciat alter» («Неужели твои знания (сами по себе) так ничтожны, если только другой не знает об этих знаниях»).
что об этом скажут (фр.).
чувство чести.
великая нация (фр.).
«Даже мудрецы избавляются от страсти к славе после всего» (лат.).
прекрасное – трудно (греч.).
«Свинья Минерву учит» (лат.).
«Являй гордость, заслуженно добытую» (лат.).
кулаком и пятой (греч.).
«За заслуги» (фр.).
об этом нечего распространяться (фр.).
как полноценный человек (лат.).
«Всякое оскорбление есть огульная клевета» (греч.).
в наших руках (греч.).
«О добром же имени Хрисипп и Диоген прямо говорили, что если оставить в стороне пользу, то ради него не стоит даже пальцем шевельнуть. И я от души к ним присоединяюсь» (лат.).
«Мы любим уважение не само по себе, а за те выгоды, которые оно нам доставляет» (фр.).
корпоративный дух (фр.).
пятно меньшего бесчестья (лат.).
«Врач своей чести».
«За тайный позор тайная месть».
сверхобязательное (лат.).
«Чем кто больше заслуживает презрения и насмешки, тем наглее его язык» (лат.).
технический термин (лат.).
страшно сказать (лат.).
зачем что-то еще? (лат.).
животное, изготовляющее инструменты (англ.).
Таков этот кодекс. И так странно и карикатурно выглядят принципы, которым и сегодня в христианской Европе поклоняются, как правило, все те, кто принадлежит к так называемому хорошему обществу и так называемому хорошему тону, если свести эти принципы к отчетливым понятиям и ясно сформулировать. Многие из тех, кому эти принципы были привиты с ранней юности через речи и образцы, верят в них тверже, чем в какой-нибудь катехизис, испытывают к ним глубочайшее, искреннейшее почтение, вполне серьезно готовы в любой момент пожертвовать ради них счастьем, покоем, здоровьем и жизнью; уверены, что эти принципы коренятся в природе человека, а потому врождены и, стало быть, верны а priori, не нуждаясь ни в какой проверке. Не хотел бы я касаться сердец таких людей, но их головам это не делает большой чести. Из всех сословий эти принципы меньше всего подобают тому, которое предназначено представлять разум на земле, стать солью земли и которое уже сейчас должно готовить себя к этому великому призванию, то есть учащейся молодежи, каковая, увы, больше, чем любой другой слой в Германии, исповедует эти принципы. Вместо того чтобы убеждать эту молодежь, воспитанную в духе Эллады и Рима, в пагубности и аморальности следствий названных принципов (как это делал когда-то, в пору моего студенчества, в «declamatio ex cathedra» (проповеди с кафедры) скверный философствующий болтун Иоганн Готлиб Фихте, которого ученый мир в Германии все еще продолжает величать философом), я скажу им только одно: вы, чья юность вскормлена языком и мудростью Эллады и Рима, чей юный дух обязательно должен быть заблаговременно освещен лучами мудрости и благородства восхитительной древности, вы хотите для начала избрать этот кодекс неразумия и жестокости путеводной нитью своих странствий? Взгляните, как он, сведенный к отчетливым понятиям, раскрывается здесь перед вами в своей жалкой ограниченности, и подвергните его испытанию не сердцем вашим, но рассудком. И если ваш рассудок его не отвергнет – то ваша голова не годится для работы на той ниве, где необходимыми требованиями являются энергичная способность суждения, которая легко рвет узы предрассудка, надежно действующий рассудок, способный четко отделить истину от лжи даже там, где их разница глубоко скрыта, а не лежит под руками. В таком случае, мои дорогие, ищите себе иные почтенные пути в мире: становитесь солдатами или учите ремесло, это сулит вам золотое дно!
«Бей, но выслушай» (греч.).
«Если бы кто-то вздумал сказать, что Демосфен был человеком чести, он вызвал бы улыбку сострадания… Цицерон тоже не был человеком чести» (фр.).
«Это сделал Никодром» (греч.).
«Что же сделает мудрый, получив пощечину? – то самое, что Катон, когда его ударили по лицу: он не воспылал яростью, не отомстил за обиду, но он и не простил ее, а просто отрицал самый факт обиды» (лат.).
о пустяках закон не заботится (лат.).
Что вообще значит: оскорбить кого-либо? – Это значит: дискредитировать то высокое мнение, какое он имеет о самом себе.
Рыцарская честь – порождение высокомерия и глупости. Противоречащая ей истина ярче всего высказывается в «El principe constante» словами: «Esa es la herencia de Adam» (Нужда есть наследственный грех Адама). Весьма замечательно, что этот верх всякой спеси встречается единственно и исключительно среди сторонников той религии, которая вменяет в обязанность своим последователям самое полное смирение: ни в прежние времена, ни в других частях света этот принцип рыцарской чести неизвестен. Однако происхождение его надо приписать не религии, а скорее феодальному строю, при котором каждый благородно рожденный смотрел на себя как на маленького государя, не признавая над собой никакого человеческого судьи, и потому привыкал считать свою личность совершенно неприкосновенной и священной, так что всякое посягательство на нее, следовательно, всякий удар и всякое ругательство, представлялось ему как заслуживающее смерти преступление. Таким образом, принцип чести и дуэли первоначально применялся лишь у дворянства, а вследствие того, в позднейшие времена, у офицеров, потом, чтобы не отстать от них, в некоторых странах, хотя далеко не во всех случаях, примкнули к ним и другие высшие сословия. Хотя дуэли возникли из ордалий, однако последние являются не основанием, а следствием и приложением принципа чести: кто не признает никакого человеческого судьи, тот обращается к божественному. Сами же ордалии свойственны не одному христианству, но очень сильно распространены также и в индуизме, хотя главным образом в более древнее время; однако следы их сохраняются еще и теперь.
«В оскорблении содержится какое-то жало, которое люди благоразумные и хорошие переносят с величайшим трудом» (лат.).