Двадцативосьмилетний Кевин Тейлор оторвал взгляд от бумаг, разложенных на длинном темно-коричневом столе, и сделал паузу, словно о чем-то задумавшись перед перекрестным допросом свидетеля. Такие мелкие драматические жесты были для него совершенно естественными. В них сочеталось актерское искусство и тонкое понимание психологии. Драматичная пауза между вопросом и взглядом на документы всегда нервировала свидетеля. Сейчас Кевин пытался запугать директора начальной школы Филиппа Корнбле – худого, бледного, почти лысого мужчину 54 лет. Свидетель ерзал на стуле, сцепив руки перед собой и нетерпеливо перебирая пальцами. Кевин мельком взглянул на собравшихся в зале. Ему на ум пришла старая метафора: «Слышно, как муха пролетит». В зале царила напряженная тишина. Казалось, что все затаили дыхание. Неожиданно сквозь большие окна зала судебных заседаний Блисдейла хлынул солнечный свет, словно невидимый осветитель нажал на выключатель. Не хватало только крика режиссера: «Мотор!»
Зал заседаний был переполнен, но взор Кевина остановился на хорошо одетом, привлекательном мужчине в заднем ряду. На губах его играла теплая, гордая, почти отцовская улыбка. Однако мужчина был слишком молод, чтобы быть отцом Кевина – слегка за сорок. Его буквально окутывала атмосфера большого успеха. Кевин хорошо разбирался в стиле и сразу же узнал темно-серый костюм в полоску от Джорджо Армани. Он и сам тайком посматривал на этот костюм перед тем, как купить двубортный темно-синий из тонкой шерсти, выбранный для сегодняшнего заседания. Но его-то костюм был куплен на распродаже, за полцены.
Мужчина заметил взгляд Кевина и слегка кивнул ему.
Тишину в зале заседаний подчеркивали резкие покашливания – то там то сям. Судили Ллойда Геттиса, 25-летнего учителя пятого класса. Его обвиняли в сексуальных домогательствах к подросткам. Все произошло в небольшом городке Блисдейл, графство Нассау.
Блисдейл – своего рода спальный район: практически все его жители по утрам отправляются на работу в Нью-Йорк. Городок выглядит довольно провинциально и служит оазисом высшего среднего класса. Элегантные дома, ухоженные газоны и лужайки, чистые широкие улицы с красными кленами и дубами, довольно тихий деловой квартал… Никаких огромных торговых центров, переполненных покупателями магазинов, заправок, ресторанов и мотелей. Все вывески подчиняются строгим правилам. Ярким, кричащим цветам здесь не место, а огромные рекламные плакаты попросту под запретом.
Местным жителям всегда нравилось ощущать себя здесь словно в коконе. Они могли уезжать в Нью-Йорк и возвращаться по своему желанию, но, возвращаясь, они снова вели свое надежно защищенное существование Алисы в Зазеркалье. В Блисдейле не случалось ничего особенного. И жителей это вполне устраивало.
И вдруг одного из новых учителей начальной школы, Ллойда Геттиса, обвинили в сексуальных домогательствах к десятилетней девочке. В ходе расследования, проведенного в школе, обнаружилось еще три аналогичных случая. Имевшаяся информация и ходившие по округе слухи подтверждали, что Ллойд Геттиса вел себя странно. Вместе со своей подругой, учительницей иностранного языка в соседней средней школе, они держались особняком, не были замечены в дружбе с кем-то еще. Соседи ни разу не видели ни друзей Ллойда, ни его родственников..
Никто в фирме «Бойл, Карлтон и Сесслер» не обрадовался тому, что Кевин взялся за это дело. Он сделал это по собственной инициативе – сам предложил свои услуги Ллойду Геттису, узнав о его проблеме. Взявшись за дело, Кевин пригрозил уйти из фирмы, если кто-то из старших партнеров запретит ему участвовать в процессе. Фирма все больше его раздражала. Его выводило из себя здешнее консервативное отношение к закону – он прекрасно представлял, какой будет его жизнь, если он тут задержится. Дело Ллойда Геттиса стало первым по-настоящему драматическим процессом в его карьере. Кевину впервые представилась возможность продемонстрировать свое умение и профессиональные навыки. Он чувствовал себя, словно спортсмен, которому наконец-то удалось выйти на важные соревнования. Пока что это была не Олимпиада, но уж точно не турнир старшеклассников. Об этом деле уже писали нью-йоркские газеты.
Окружной прокурор Мартин Балм сразу же предложил Кевину сделку с правосудием, надеясь, что дело не выплеснется на страницы газет и не превратится в ненужную городу сенсацию. Главным его аргументом – и в этом он рассчитывал на понимание Кевина – была возможность не вызывать детей в зал заседаний и не заставлять их снова переживать этот ужас. Если Ллойд признает свою вину, ему дадут пять лет условно и обяжут обратиться к психологу. Конечно, об учительской карьере придется забыть.
Однако Кевин посоветовал Ллойду не идти на сделку, и он с ним согласился. Теперь он сидел на скамье обвиняемых, скромно потупившись и сложив руки на коленях. Он внял совету Кевина и теперь выглядел не высокомерным ублюдком, а страдающим, уязвленным мужчиной. Время от времени он даже промокал глаза платочком.
Кевин заставил клиента отрепетировать свое поведение. Он научил его пристально смотреть на свидетелей и с надеждой на присяжных. Репетицию он записал на видео, а потом просмотрел запись вместе с Ллойдом. Он научил его всему – как и на кого смотреть, как поправлять ворот рубашки, какую позу принять, какие делать жесты. Наступила эпоха видео: теперь важна мимика, позы и жесты.
Кевин мельком взглянул на свою жену. Мириам сидела в четырех рядах от него. Она показалась ему напряженной, и неудивительно – ведь она так беспокоилась за него. Мириам считала, что Сэнфорд Бойл прав и браться за это дело не следует. Но в этом процессе Кевин поставил на кон больше, чем в любом другом за три года работы. Он не мог говорить ни о чем ином. Он долгими часами репетировал, изучал материалы дела, работал по выходным. Он сделал многое сверх того, что полагалось за обещанный гонорар.
Кевин уверенно улыбнулся Мириам и резко развернулся, словно сработала невидимая пружина.
– Мистер Корнбле, вы лично побеседовали с тремя девочками во вторник 3 ноября?
– Да.
– О них сообщила вам предполагаемая первая жертва, Барбара Стэнли? – Кевин кивнул, подтверждая ответ, прежде чем свидетель успел ответить.
– Вы правы. Поэтому я пригласил их в свой кабинет.
– Можете ли вы сказать нам, что вы сказали им, когда они пришли?
– Извините? – Корнбле нахмурился. Вопрос показался ему странным.
– Какой вопрос вы задали девочкам первым? – Кевин сделал шаг к присяжным. – Может быть, вы спросили, не трогал ли мистер Геттис их за ягодицы? Или вы спросили, не залезал ли он им под юбки?
– Конечно же нет!
– Хорошо, а что же тогда вы спросили?
– Я спросил их, действительно ли у них были проблемы, сходные с той, которая возникла у Барбары Стэнли с мистером Геттисом.
– Сходные проблемы? – Произнося слово «проблемы», Кевин поморщился.
– Да.
– Значит, Барбара Стэнли рассказала своим подружкам о том, что якобы с ней случилось, и три девочки признались в аналогичных «проблемах». Но ни одна из них прежде никому об этом не говорила. Так?
– Да. Я понял это именно так.
– Какая харизматичная десятилетняя девочка, – как бы про себя, но достаточно громко пробормотал Кевин. Некоторые присяжные удивленно подняли брови. Лысый мужчина, сидевший справа, задумчиво склонил голову и пристально посмотрел на директора школы.
Когда Кевин обернулся к залу, он заметил, что элегантный мужчина в заднем ряду улыбается еще шире и одобрительно кивает. «Не родственник ли это Ллойда Геттиса? – подумал Кевин. – Может быть, старший брат?»
– А теперь, мистер Корнбле, расскажите, пожалуйста, суду, какие оценки Барбара Стэнли получала по предмету Ллойда Геттиса.
– Самые невысокие.
– Самые невысокие… А были ли у нее какие-то проблемы с мистером Геттисом ранее?
– Да, – пробормотал директор школы.
– Извините?
– Да, были. Мистер Геттис дважды отправлял Барбару в мой кабинет за то, что девочка отказывалась работать в классе и сквернословила, но…
– То есть вы хотите сказать, что Барбара изначально была не в восторге от мистера Геттиса?
– Протестую, ваша честь, – вскочил прокурор. – Адвокат подталкивает свидетеля к выводам.
– Принимается, – кивнул судья.
– Прошу прощения, ваша честь. – Кевин снова повернулся к свидетелю. – Мистер Корнбле, давайте вернемся к тем трем девочкам. В тот день вы предложили каждой из них рассказать о том, что произошло?
– Я подумал, что так будет лучше… Да.
– Не хотите ли вы сказать, что девочки рассказывали о своих проблемах в присутствии друг друга? – потрясенно и недоверчиво спросил Кевин.
– Именно так.
– Но разве это допустимо? Я имею в виду, разве можно было заставлять девочек рассказывать о таком… непристойном поведении…
– Но это же было расследование…
– Понимаю. Вам уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным?
– Нет, никогда. Вот почему это происшествие глубоко меня потрясло.
– Вы предупредили девочек о том, что у них могут возникнуть серьезные сложности, если они поднимут шум?
– Разумеется.
– Но вы им поверили, верно?
– Да.
– Почему?
– Потому что все они говорили одно и то же и описывали ситуацию одинаково.
Корнбле явно был доволен собой и своими ответами, но тут Кевин подошел ближе и приступил к самой ответственной части допроса. Он начал буквально обстреливать свидетеля короткими, отрывистыми вопросами.
– Вам не кажется, что девочки могли отрепетировать свои ответы?
– Что?
– Не могли ли они сговориться и выучить свои рассказы?
– Я не понимаю…
– Такое возможно?
– Ну…
– Вам никогда не доводилось сталкиваться с тем, что дети в таком возрасте могут лгать?
– Конечно, доводилось.
– И порой дети лгут коллективно?
– Да, но…
– Разве такое не случается?
– Полагаю, да.
– Вы полагаете?
– Ну…
– Вы вызвали мистера Геттиса в кабинет сразу же после разговора с девочками? Вы обсудили с ним эту ситуацию?
– Да, конечно.
– И какова же была его реакция?
– Он не отрицал этого.
– Вы хотите сказать, что он отказался отвечать на подобные вопросы без присутствия адвоката, верно?
Корнбле заерзал на своем месте.
– Я правильно понимаю? – настаивал Кевин.
– Он сказал именно так.
– Поэтому вы стали действовать, сообщили о ситуации руководителю школьного комитета, а затем известили окружного прокурора?
– Да. Мы действовали в соответствии с инструкцией школьного совета для подобных ситуаций.
– Вы не проводили дополнительного расследования? Не беседовали с другими учениками?
– Конечно же нет.
– И прежде чем мистеру Геттису были предъявлены официальные обвинения, вы и руководитель школьного комитета отстранили его от работы, верно?
– Как я уже говорил…
– Пожалуйста, просто отвечайте на вопрос.
– Да.
– Да, – повторил Кевин, словно свидетель только что признал свою вину. Он выдержал паузу, с легкой улыбкой повернулся к присяжным, а потом снова вернулся к допросу.
– Мистер Корнбле, случалось ли вам ранее высказывать претензии мистеру Геттису касательно подготовленных им материалов оформления класса?
– Да.
– С чем были связаны эти претензии?
– Его материалы были слишком скудными и не соответствовали стандартам.
– То есть вы критиковали его как учителя?
– Оформление класса является важным показателем эффективности работы учителя, – сухо ответил Корнбле.
– Да, понимаю, но мистер Геттис не… скажем так, не разделял вашего представления о значимости оформления класса.
– Нет, не разделял.
– Он, как вы написали в его характеристике, был «небрежным»?
– К сожалению, большинство молодых учителей не получают в колледжах столь качественного образования, как раньше, – усмехнулся Корнбле.
Кевин кивнул.
– Действительно, почему все вокруг не могут быть такими, как мы? – риторически вопросил он, и кое-кто в зале рассмеялся. Судья недовольно стукнул молоточком.
– Кроме того, вы не одобряли манеру одежды мистера Геттиса, верно? – Кевин перешел к более активным действиям.
– Я считаю, что он должен одеваться более консервативно. Вы правы…
– Однако непосредственная руководительница мистера Геттиса постоянно высоко оценивала его профессиональные качества, – перебил свидетеля Кевин, повысив голос. – В последнем отчете она пишет, – Кевин заглянул в свои бумаги, – «Ллойд Геттис демонстрирует глубокое понимание детской психологии. Сколь серьезной ни была бы ситуация, он всегда находит способ достучаться до детей и стимулировать их нужным образом». – Кевин отложил листок. – Неплохая характеристика, не правда ли?
– Да, но, как я сказал…
– У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Кевин вернулся на свое место, будто пылая от ярости – он научился вызывать в себе такое состояние мгновенно. Все взгляды были устремлены на него. Кевин взглянул на элегантного мужчину в заднем ряду и заметил, что улыбка покинула его лицо, сменившись выражением искреннего восхищения. Кевин почувствовал себя польщенным.
А вот Мириам, напротив, явно была расстроена. Она чуть не плакала. Когда Кевин посмотрел на нее, она быстро отвела глаза. «Ей стыдно за меня, – подумал он. – Господи боже, ей все еще стыдно за меня. Больше такого не будет!»
– Мистер Балм, – обратился судья к прокурору. – У вас есть вопросы к мистеру Корнбле?
– Нет, ваша честь. Мы хотели бы вызвать Барбару Стэнли, ваша честь. – В голосе окружного прокурора слышалось отчаяние.
Кевин успокаивающе похлопал Ллойда Геттиса по руке. Он заставил обвинение перейти к главным козырям.
Пухлая девочка с короткими вьющимися русыми волосами направилась к месту для дачи показаний. На ней было светло-голубое платье с белыми рюшами на воротничке и рукавах. Просторное платье еще больше подчеркивало ее полноту.
Барбара нерешительно заняла свое место и подняла руку для присяги. Кевин кивнул и бросил понимающий взгляд на Мартина Балма. Судя по всему, девочка хорошо подготовилась и знала, чего ожидать. Прокурор тоже выполнил свою домашнюю работу, но Кевин чувствовал, что сам он сделал больше. И это должно принести свои плоды.
– Барбара, – начал Мартин Балм, подходя к девочке.
– Минуту, мистер Балм, – остановил прокурора судья и наклонился к Барбаре Стэнли. – Барбара, ты понимаешь, что только что принесла присягу? Ты поклялась говорить правду…
Барбара посмотрела в зал, повернулась к судье и кивнула.
– И ты понимаешь, насколько важны будут твои слова?
Девочка снова кивнула, на сей раз не столь уверенно. Судья откинулся на спинку кресла и произнес:
– Продолжайте, мистер Балм.
– Благодарю вас, ваша честь. – Прокурор направился к свидетельнице.
Высокий и худощавый прокурор собирался строить политическую карьеру, и перспективы у него были очень неплохие. Это дело беспокоило его. Он надеялся, что Кевин и Ллойд Геттис пойдут на сделку, но они отказались, и теперь ему предстояло опираться исключительно на показания десятилетних девочек.
– Барбара, расскажи суду, что ты сказала в тот день мистеру Корнбле. Не торопись.
Барбара быстро взглянула на Ллойда. Кевин проинструктировал свою подзащитную, чтобы Ллойд пристально смотрел на всех детей, особенно на тех трех девочек, которые подтвердили обвинения Барбары Стэнли.
– Ну… иногда, когда мы занимались искусством…
– Искусством, – перебил ее прокурор. – Что это такое, Барбара?
– Искусство – это рисование, чтение или музыка. Мы все идем к учителю рисования или пения, – ответила девочка, почти не открывая глаз. Кевин видел, что она отчаянно старается все сделать правильно. Он оглянулся на зал и заметил, что некоторые слушатели улыбаются, явно симпатизируя девочке. Но мужчина в заднем ряду смотрел на Барбару весьма недоброжелательно, почти со злобой.
– Понимаю, – кивнул прокурор. – Эти занятия проходят в другом классе, верно?
– Угу…
– Пожалуйста, Барбара, отвечай «да» или «нет», хорошо?
– Уг… То есть да.
– Хорошо, иногда, когда вы занимались искусством… – продолжил Балм.
– Мистер Геттис просил кого-то из нас задержаться, – ответила Барбара.
– Задержаться? Остаться в классе наедине с ним?
– Уг… да.
– И?
– Однажды он попросил задержаться меня.
– И что ты рассказала мистеру Корнбле об этом случае?
Барбара повернулась так, чтобы не смотреть Ллойду в глаза. Потом она сделала глубокий вдох и ответила:
– Мистер Геттис попросил меня сесть рядом с ним. Он сказал, что считает, что я вырасту красивой девочкой, но я кое-что должна узнать о своем теле. Что-то такое, о чем взрослые не любят говорить. – Барбара замолчала и уставилась в пол.
– Продолжай…
– Он сказал, что есть такие особые места…
– Особые?
– Уг… да.
– И что он хотел объяснить тебе об этих местах, Барбара?
Барбара бросила короткий взгляд в сторону Ллойда Геттиса и повернулась к Балму.
– Барбара, чему он хотел тебя научить? – повторил прокурор.
– Что происходит что-то особенное, когда… когда их кто-то трогает.
– Понятно. И что он делал потом? – Прокурор кивнул, чтобы подбодрить девочку.
– Он показал мне эти места.
– Показал? Как?
– Он указал на них, а потом сказал, что я должна позволить ему потрогать их, чтобы мне все стало понятно.
– И ты позволила, Барбара?
Барбара плотно сжала губы и кивнула.
– Да?
– Да.
– В каких именно местах он тебя трогал, Барбара?
– Здесь и здесь. – Барбара указала на грудь, потом между ног.
– Он просто трогал тебя или делал что-то еще?
Барбара закусила нижнюю губу.
– Это тяжело, Барбара, мы понимаем. Но мы должны задать тебе эти вопросы, чтобы восторжествовала справедливость. Ты же понимаешь, верно?
Девочка кивнула.
– Ответь суду, что еще делал мистер Геттис?
– Он положил руку сюда, – ответила девочка, положив правую руку между ног, – и стал тереть.
– Положил руку сюда? Ты хочешь сказать, под одежду?
– Да.
– И что случилось потом, Барбара?
– Он спросил, чувствую ли я что-нибудь. Я сказала, что мне щекотно, он рассердился и убрал руку. Он сказал, что я еще не готова это понять, но он попробует еще раз в другое время.
– И он попробовал?
– Не со мной, – быстро ответила Барбара.
– С твоими подругами? С другими девочками из класса?
– Угу… Да…
– И когда ты сказала им, что делал с тобой мистер Геттис, они рассказали, что он делал с ними, верно?
– Да.
По залу пробежал легкий шум. Судья сурово посмотрел на собравшихся, и мгновенно воцарилась тишина.
– И потом вы вместе рассказали все мистеру Корнбле?
– Да.
– Хорошо, Барбара. Сейчас тебе будет задавать вопросы мистер Тейлор. Отвечай ему так же честно, как и мне, – сказал прокурор, повернулся к Кевину и покачал головой. Он тоже отлично владел искусством драматического жеста.
«Хороший прием, – подумал Кевин. – Нужно запомнить: отвечай ему так же честно, как и мне».
– Барбара, – произнес Кевин, поднимаясь с места. – Твое полное имя – Барбара Элизабет Стэнли, верно?
Он говорил легко и дружелюбно.
– Да.
– В вашем классе есть еще одна Барбара, верно?
Девочка кивнула, и Кевин, улыбаясь, подошел ближе.
– Но ее зовут Барбара Луиза Мартин, – продолжал Кевин. – Чтобы не путать вас, мистер Геттис называет ее Барбарой Луизой, а тебя просто Барбарой, так?
– Да.
– Тебе нравится Барбара Луиза?
Девочка пожала плечами.
– А мистеру Геттису Барбара Луиза нравится больше, чем ты? Как ты думаешь?
Барбара Стэнли, прищурившись, посмотрела на Ллойда.
– Да.
– Потому что Барбара Луиза лучше учится?
– Я не знаю.
– И потому что Барбара Луиза никогда не сквернословит в классе, как это делаешь ты?
– Я не знаю.
– Ты никогда не пыталась настроить других девочек против Барбары Луизы?
– Нет.
– Вспомни, Барбара, судья говорил, что ты должна говорить правду, давая показания в суде. Ты говоришь правду?
– Да.
– Ты не писала подружкам записок с насмешками над Барбарой Луизой?
Губы Барбары дрогнули.
– А мистер Геттис не поймал тебя, когда ты передавала такие записки другим девочкам из класса? – кивнув, спросил Кевин.
Барбара посмотрела на Ллойда Геттиса, потом перевела взгляд на зал – туда, где сидели ее родители.
– Мистер Геттис записывает все, что происходит в его классе, – сказал Кевин, поворачиваясь к Корнбле и доставая из папки листок. – Он сохранил эти записи. Ты написала кому-то: «Давайте звать ее Барбарой Лузер», и другие девочки стали называть ее именно так, верно?
Барбара молчала.
– И те девочки, которые утверждают, что мистер Геттис их домогался, тоже называли Барбару Луизу «Барбарой Лузер», верно?
– Да. – Барбара чуть не плакала.
– Значит, ты солгала, когда я спросил тебя, не пыталась ли ты настроить других девочек против Барбары Луизы, верно? – неожиданно резко спросил Кевин.
Барбара Стэнли закусила нижнюю губу.
– Значит, ты солгала? – настаивал адвокат.
Барбара кивнула.
– А может быть, ты солгала и о том, что только что рассказывала мистеру Балму?
Девочка замотала головой.
– Нет, – произнесла она чуть слышно.
Кевин чувствовал на себе ненавидящие взгляды слушателей. По щеке Барбары скатилась слеза.
– Ты всегда хотела, чтобы мистер Геттис любил тебя так же, как и Барбару Луизу. Верно, Барбара?
Девочка пожала плечами.
– Ты всегда хотела быть самой популярной девочкой в классе. Верно?
– Не знаю.
– Ты не знаешь? Может быть, ты снова лжешь? – Кевин взглянул на присяжных. – Ты говорила об этом Мэри Лестер, верно?
Барбара замотала головой.
– Я могу вызвать сюда Мэри, так что, Барбара, ты должна говорить правду. Ты ведь говорила Мэри, что хотела бы, чтобы Барбару Луизу все ненавидели, а тебя любили?
– Да.
– Значит, Барбара Луиза была популярной девочкой, верно?
– Угу… Да.
– И ты тоже хотела быть популярной? А кто бы не захотел? – Кевин почти смеялся.
Барбара не понимала, нужно ли отвечать на этот вопрос, но адвоката ее ответ не интересовал.
– А теперь, Барбара, ты и другие девочки обвиняете мистера Геттиса в том, что он делал с вами сексуальные вещи, плохие сексуальные вещи. Верно?
Барбара кивнула, глаза ее расширились. Кевин не отрывал от нее взгляда.
– Да, – в конце концов произнесла она.
– Подобные сексуальные действия с тобой совершали впервые? Ты впервые делала что-то сексуальное, Барбара? – быстро спросил адвокат.
Присутствующие в зале ахнули, потом раздался неодобрительный шепот. Судья стукнул молоточком.
Барбара медленно кивнула.
– Да?
– Да, – ответила девочка.
– А что вы делали в тот день, когда ты пригласила к себе после школы Джеральда и Тони? Твоих родителей не было дома. Вместе с тобой были Пола, Сара и Мэри?
Барбара покраснела. Она беспомощно хлопала глазами. Кевин приблизился к ней и очень тихо, почти шепотом, спросил:
– А ты знаешь, что Мэри рассказала мистеру Геттису про тот случай?
Барбара была в ужасе. Она отрицательно замотала головой.
Кевин улыбнулся. Взглянув на Мартина Балма, он с удовлетворением отметил, что прокурор выглядит смущенным. Кевин кивнул и усмехнулся, глядя на присяжных.
– В классе мистера Геттиса ты вела себя не очень-то хорошо, так, Барбара? – спросил он легким, дружелюбным тоном, как в самом начале допроса.
– Да. – Барбара вытерла глаза. – Но я не виновата, – быстро добавила она, радуясь, что допрос пошел в другом направлении.
Кевин сделал паузу, словно обдумывая услышанное, но тут же задал новый вопрос:
– Думаешь, мистер Геттис не любит тебя? И поэтому тебе так нелегко?
– Да.
– И ты не хотела бы, чтобы он остался учителем в вашем классе?
Барбара не могла оторвать глаз от Ллойда, который буквально гипнотизировал ее взглядом. Девочка пожала плечами.
– Нет или да? – настаивал Кевин.
– Я всего лишь хотела, чтобы он перестал придираться ко мне…
– Понимаю. Все хорошо, Барбара. Когда предположительно произошел тот инцидент между тобой и мистером Геттисом? В какой день это было?
– Протестую, ваша честь, – вскочил Балм. – Не думаю, что эта маленькая девочка должна точно помнить даты.
– Ваша честь, эта маленькая девочка является одним из главных свидетелей обвинения против моего клиента. Мы не можем выбирать, что она должна и чего не должна помнить о столь серьезных обвинениях. Если ее свидетельство в каком-то отношении неточно…
– Хорошо, мистер Тейлор, – согласился судья. – Я понял вашу точку зрения. Протест отклонен. Задавайте свои вопросы, мистер Тейлор.
– Благодарю, ваша честь. Хорошо, Барбара, забудем о дате. Это случилось в понедельник или четверг? – быстро спросил Кевин, буквально набрасываясь на девочку.
– Эээ… вторник.
– Вторник? – Кевин подошел к Барбаре еще ближе.
– Да.
– Но у вас нет уроков искусства по вторникам, Барбара, – быстро произнес Кевин. Ему повезло – он сумел вывести девочку из равновесия.
– Эээ… я хотела сказать, в четверг, – беспомощно пробормотала Барбара.
– Ты хотела сказать, в четверг. Ты уверена, что это случилось не в понедельник?
Барбара покачала головой.
– Известно, что мистер Геттис очень часто уходил в учительскую, когда у него был перерыв. Он не оставался в классе, когда ученики выходили.
Барбара непонимающе смотрела на адвоката.
– Значит, это был четверг?
– Да, – тихо произнесла девочка.
– А с другими девочками это предположительно происходило тоже по четвергам? – спросил Кевин, будто бы запутавшись в фактах.
– Протестую, ваша честь. Девочку не знакомили с чужими показаниями.
– Напротив, – произнес Кевин. – По-моему, ее очень даже хорошо с ними знакомили.
– И кто же? – возмутился прокурор.
– Джентльмены! – Судья застучал молоточком. – Протест принимается. Мистер Тейлор, ваши вопросы должны касаться исключительно показаний этой свидетельницы.
– Отлично, ваша честь. Барбара, когда ты рассказала другим девочкам о том, что с тобой произошло? Сразу же? – Кевин задал свои вопросы, не дав девочке прийти в себя.
– Нет.
– Ты рассказала им об этом в тот день, когда у вас была вечеринка с Джеральдом и Тони?
Девочка снова закусила нижнюю губу.
– Ты рассказала им об этом в тот день? Ты выбрала этот момент по какой-то причине? В тот день произошло нечто такое, что подтолкнуло тебя к тому, чтобы рассказать об этом?
По щекам Барбары заструились слезы. Она покачала головой.
– Если ты хочешь, чтобы мы поверили в твою историю про мистера Геттиса, ты должна открыть нам все, Барбара. И остальные девочки тоже. Почему ты рассказала о мистере Геттисе именно в тот вечер? Чем вы занимались с мальчиками?
На лице Барбары появилось выражение настоящего ужаса.
– Конечно, если только ты все это не придумала и не сговорилась с другими девочками, – добавил Кевин, давая Барбаре возможность отступить. – Ты все придумала, Барбара?
Девочка сидела, буквально окаменев. Ее губы дрожали. Она молчала.
– Если ты скажешь нам правду сейчас, все закончится, – пообещал адвокат. – Никто больше ничего не узнает, – добавил он шепотом.
Барбара молчала.
– Барбара?
– Ваша честь, – вмешался Балм. – Мистер Тейлор запугивает свидетеля.
– Я так не думаю, мистер Балм, – отрезал судья. Он наклонился к Барбаре и произнес: – Барбара, ты должна ответить на вопрос.
– Ты солгала мистеру Корнбле, потому что тебе не нравился мистер Геттис? – быстро спросил Кевин.
Это был отличный ход. Предполагалось, что девочка уже ответила утвердительно. Боковым зрением Кевин заметил, что присяжные изумлены таким поворотом дела.
Барбара покачала головой, но по ее щекам заструились слезы.
– Ты понимаешь, что могла разрушить карьеру мистера Геттиса, Барбара? – спросил Кевин, отступая в сторону, чтобы Ллойд Геттис мог смотреть прямо на девочку. – Это не игра. Это не игра, в которую вы играли у тебя дома. Это не игра в «особые места».
Последние слова Кевин произнес громким шепотом, и лицо девочки побагровело. Глаза ее широко раскрылись. Она в отчаянии смотрела в зал.
– Если ты не сказала всей правды раньше, то лучше сказать ее сейчас, чем продолжать лгать. Подумай, Барбара, и скажи нам правду, – добавил Кевин, буквально нависая над девочкой и глядя на нее широко раскрытыми глазами.
А потом он отступил назад, как боксер, готовящийся нанести роковой удар.
– Мистер Геттис никогда не трогал других девочек. Они согласились обвинить его, потому что в тот вечер в твоем доме занимались чем-то особенным, верно? Ты пригрозила им, что расскажешь об этом всем, если они тебе не помогут.
Барбара открыла рот, не в силах произнести ни слова. Ее лицо так покраснело, словно вся кровь прилила к щекам. Она в отчаянии смотрела на родителей. Кевин встал так, чтобы девочка не видела окружного прокурора.
– Мы не будем говорить о том, что происходило в твоем доме, – снисходительно произнес он. – Но ведь ты подговорила своих подруг рассказать это? Ты объяснила им, как и что нужно говорить? Верно, Барбара?
Кевин умело подвел девочку к нужному ответу.
– Когда сюда вызовут других девочек, им придется говорить о том дне и о том, во что вы играли. И им придется сказать правду. Но если ты скажешь правду сейчас, нам нет нужды их выслушивать. Ты подучила их?
– Да, – пробормотала девочка.
– Что?
– Да. – Барбара разрыдалась.
– И тогда они сказали мистеру Корнбле то, что велела сказать им ты, – закончил Кевин, вбивая последний гвоздь в крышку гроба.
Он отвернулся от Барбары и посмотрел на присяжных. Его лицо демонстрировало одновременно гнев и скорбь. Все посмотрели на девочку, потом перевели взгляд на Кевина.
– Но я не лгала им! – прокричала Барбара сквозь слезы. – Я не лгала!
– Похоже, Барбара, ты уже достаточно наврала в этом зале.
Кевин повернулся к окружному прокурору и покачал головой. Барбара рыдала. Ее пришлось вывести из зала через боковую дверь.
Кевин вернулся на свое место, глядя прямо на собравшихся в зале. Большинство из них были шокированы. Иные выглядели смущенными. Мистер Корнбле был в ярости, как и многие известные жители города. А вот джентльмен в последнем ряду улыбался Кевину. Мириам покачала головой и утерла слезу.
Ллойд Геттис ожидал от своего адвоката какого-то сигнала. Он кивнул. И тогда он, словно по его команде, посмотрел на Барбару прощающим взглядом и вытер так вовремя выступившую и хорошо отрепетированную слезу.
Окружной прокурор поднялся. На судью и слушателей он смотрел абсолютно бесстрастно, потому что понимал – продолжать бессмысленно.