Володя проснулся от того, что жутко чесался нос: «Это к выпивке», – мелькнула сонная мысль. Непроизвольно рука потянулась к носу и… наткнулась на что-то упругое и волосатое. Лениво открыв глаза, он увидел сначала хвост, а потом и самого Ваську. Тот сидел на подушке и старательно вылизывал заднюю лапу, урча при этом что-то кошачье общепринятое.
Пока Володя шел к кухне, кот искусно путался под ногами, наконец, с визгливым криком отлетел в сторону, жалобно поджав отдавленный хвост. «Дурында мохнатая», – буркнул с улыбкой хозяин. Минут через пятнадцать он уже ел традиционную яичницу, запивая горячим чаем. Взяв сигарету и чиркнув зажигалкой, затянулся. Первая сигарета была самая сладостная. На душе становилось еще сладостнее – наступал выходной день. «Суббота – это же вечный кайф», – произнес почти вслух Володя. Выйдя на балкон, он закурил вторую сигарету и стал по привычке осматривать двор. Вид с третьего этажа его хрущобы был ничем не примечательный: разросшиеся тополя размашисто шевелили своими корявыми лапами, дядя Леша ковырял гаечным ключом двигатель своей «ласточки», голуби и воробьи как всегда о чем-то спорили. «Красота…» – выдохнул он. Как назло в момент, предвкушающий отдых и расслабление, раздался звонок мобильного. «Кого еще там нелегкая», – ворчал на ходу Володя. На дисплее высвечивалось: тетя Люба.
Тетя была одинока: ни детей, ни мужа, жизнь провела в городе, но с мечтой о деревне, и, выйдя на пенсию, купила дом в сельской местности, завела хозяйство и… напрочь утонула в хлопотах: несчетное количество кур, гусей, индюшек и каких-то неведомых горожанину птиц гоготало, квохтало, кудахтало во дворе; коза Манька вечно блеяла и своими прямоугольными глазами высматривала, кого бы боднуть, а в стойле стояла главенствующая животина – корова Зорька. Как со всем этим, да еще и с огородом, управлялась тетя Люба, – для Володи была загадка.
– Чего так долго не подходил?! – закричала в трубке тетушка.
– Здрасьте, теть Люба, – ответил Володя, – случилось чего или соскучились?
«Опять сарай или забор надо поправить», – пронеслось в голове Володи.
– Племяш, горе у меня….
– Неужто все куры улетели в теплые края? – пытался шутить племянник.
– Та не-ет, корова совсем заболела, я врача вызвала, а тот говорит: на мясо ее, пока не сдохла. Я: так, прям, и на мясо? А он – свое: «Старая, мол, пользы для хозяйства не будет». Она же, Зоренька моя, уже две недели молока не дает. В общем, поплакала, и решилась пустить на мясо, а потом уж и телочку-молодку купить можно.
– А я-то здесь причем? Я коров только гладить могу, а уж убить и не знаю с какой стороны, – процедил сквозь зубы Володя.
– Так не к кому обратиться! Я – к Михалычу, а он – пятерку давай. Злыдень. Только ты у меня остался, племяш. Я ж одна! – плаксивым голосом продолжала тетушка, – а я тебе мясца отрежу, курочку ощиплю.
– А самогоночкой угостишь? – с добродушным лукавством спросил Володя.
– Так хоть пол-литра! – радостно запела тетушка.
– Ладно, уговорила, выезжаю, часа через три у тебя буду, так что встречай!
Всю дорогу он ломал голову: как убивают коров? Но в памяти, как назло, мелькали стремительные ковбои с лассо на фоне американских прерий. Затем вспомнилась коррида и навязчиво вставала картина, где он непременно в желтом камзоле со шпагой в руке стоит на арене и размахивает красным полотном перед Зорькой, издавая при этом крики: «Торро, торро!», которые явно никто, кроме него не слышал. «Бред какой-то», – усмехнулся про себя Владимир, но неприятное волнение уже подступало к животу.
От станции он шел пешком, пытаясь втянуть насколько возможно горько-сладкий аромат трав, сена, земли. Жизнь в такие минуты казалась безмятежной. Подходя к дому тетушки, Володя приметил фигуру соседа, тот «висел» на заборе и жадно высматривал жертву: у кого бы «выпить нахаляву». Продефелировав мимо и бросив небрежно «здрасьте», племянник зашел в знакомый дом. Что-то шкварчало и булькало, разнося крайне аппетитный запах мясного. «Погрызть бы чего-нибудь, – подумал Володя, – а то яичница давным-давно куда-то провалилась». Навстречу выбежала тетя и радостно закудахтала:
– Ой, Вовочка, а я вот закрутилась-прозевала, как ты в дом вошел.
Расцеловавшись, они сели за стол и стали обсуждать план действий:
– Ты, вот что, – сначала самогоночки, а за ней и расскажешь, что с Зорькой делать, я ведь на скотобойне не работал, да и крови… отродясь боюсь.
Выпив полстакана самогонки и закусив хрустящим огурцом, Володя превратился в слух.
– Вот что, племяш, ты, значит, Зорьку-то отведи в старый коровник, там ее и того…
– А как того-то? – удивление в голосе племянника соединялось с раздражением.
– Так это… кувалдой в лоб, потом разделаешь и на тачке – домой.
– А кто ж ее держать будет? – задумался Владимир. – Ведь это не собака: сказал «сидеть», и она второго пришествия ждать будет…. А тут корова! Вот что, теть Люб, ты к соседу иди, он у забора скучает, и договорись, пусть хоть подержит Зорьку, а я… как-нибудь справлюсь.
Пока тетка ходила договариваться, Володя заглянул в сарай. «Господи! Вот где мужика не хватает!» – такого инструментального бардака он не видел с прошлого раза. Ведь все разложил, развесил, а тут опять куча мала: пила завалена ржавыми гвоздями, молотки торчат из стеклянных банок, топор валяется среди гаечных ключей. Найдя огромную кувалду, он стал искать веревку. Та неожиданно нашлась в корзине вперемешку с куриными перьями. Загрузив скромный скарб в тачку, он вытолкнул ее во двор и, закурив, стал ждать тетушку. Та вскоре показалась, таща соседа под руку, и с жаром что-то ему доказывая.
– Да ты налей, об чем разговор, – бубнил сосед, – все будет пучком, ты че, меня не знаешь, сделаем все «чики-пуки».
Тетушка метнулась в глубину дома, а сосед встал в позу Наполеона и принялся насвистывать «Ты ж менэ пидманула, ты ж минэ пидвила…» При этом он жадно облизывал губы и смачно причмокивал, будто уже выпил и закусил. Тетушка, запыхавшись, выбежала на крыльцо, протягивая соседу сверток. Он с важным видом погрузил сверток в глубину лоснящегося пиджака. Исподлобья посмотрев на городского племянника, произнес: «Ну, это, где корова-то?»
Тетушка пыталась выманить Зорьку из хлева, но та, очевидно, не горела желанием выходить: все время мотала головой и мычала.
– Племяш, помоги, чай чувствует, что не на выпас вывожу.
Володя и сосед принялись неумело толкать скотину, но та словно приклеилась к полу. Недолго думая, сосед схватил грабли и со всего маху огрел корову вдоль спины.
– Что же ты делаешь? Ирод! – вскричала тетушка, – ведь она пока живая!
Сосед усмехнулся: «А ты че, отбивные не любишь? Все одно – забивать».
Тетушка насупилась и тяжелым шагом направилась в дом.
– Видать, любила скотинушку, – подобрел сосед. – Вишь, как запереживала…
С горем пополам вытолкали корову и направились в сторону старого колхозного коровника. Володя вел Зорьку и рассеянно смотрел по сторонам. Где-то вдалеке завыла циркулярка, залаяла собака, на душе, однако, становилось довольно гадко. Неспешным шагом они приблизились к коровнику. Вид бывшего здания не был чем-либо замечателен: стены зияли выбитыми окнами, крыша напоминала об интенсивной бомбардировке чем-то разнокалиберным, стены из-за обвалившейся штукатурки походили на древнюю крепость. Подойдя поближе, Володя разглядел вход в коровник: слева и справа сиротливо стояли створки ворот, наклон их был безнадежен. На земле, прямо под перемычкой входа разлилась огромная и, видимо, непросыхающая лужа. На солнце она переливалась радужными кругами чего-то нефтяного.
Протиснувшись по краю лужи, трое зашли в коровник. Изнутри он производил совсем другое впечатление: лучи летнего солнца многочисленными струями пробивались через отверстия в крыше и резали пространство на замысловатую калейдоскопическую картину. Володя на минуту замер, забыв корову, соседа, тетушку. Опомнившись, мрачно промолвил:
– Ну, что, за дело, сосед?..
– Ага, раньше сядешь – раньше выйдешь, и, вааще, в тюрьме тяжело только первые десять лет, а потом привыкаешь! Гы-гы-гы, – разнеслось эхом по коровнику.
– Ты держи корову за веревку, – поучал Володя, – а я ее кувалдой, в общем, как-то так.
Сосед сразу посерьезнел и стал сосредоточенно наматывать веревку на руку. Володя примерился к кувалде и посмотрел на Зорьку. Взгляд коровы, казалось, пронзил и придавил его чем-то тяжелым. Руки сами опустились, кувалда с глухим звуком упала на пол.
– Не могу. Да ты глянь, как она на меня смотрит, ведь это вся скорбь еврейского народа! Соседушка, давай ты, ну, ей-богу, не могу, – взмолился Володя неожиданно охрипшим голосом.
– Да ща, разбежался, – гаркнул сосед. – Это я бы за пять пузырей, а за пол-литра токмо веревку могу держать.
Володя обреченно поднял кувалду и, стараясь не глядеть в глаза Зорьке, стал прицеливаться меж рогов. Набрав в легкие побольше воздуха, он замахнулся, зажмурясь в последний момент. Кувалда, как снаряд, не встретив никакого сопротивления, провалилась в пустоту. Володя с изумлением открыл глаза, ничего не понимая, переглянулся взглядом с соседом:
– Ты е….мать, – с восторгом выплюнул сосед, – так она как Тайсон… поднырнула под кувалду. Отродясь такого не видел!
– Да держи ее крепче, чтоб не дергалась, – гневно крикнул Володя.
– Я ж себе чуть ноги не переломал железякой! Он опять нацелился и со свистом направил удар в аккурат меж рогов. Глаза в этот раз не закрыл и увидел, как корова опять нырнула под кувалду и с издевательским «муу…» бросила соседа на землю.
– Вот сука рогатая! – удивился Володя. – А ты, придурок, зачем веревку на руку намотал? Ведь руку оторвет, лечи тебя потом.
Посовещавшись, они решили голову коровы привязать к балке. Приладив веревку к рогам, и перекинув другой ее конец через брус, Володя осмелел, посмотрел на корову ожесточенным взглядом:
– Ну, я тебя, тварь рогатая! – Нахмурившись, он поплевал на ладони, и, взяв кувалду, стал опять метить скотине в лоб. Размахнувшись как можно сильнее, направил удар точно между рогов. В одно мгновение корова резко рванулась вниз и в сторону, удар кувалдой пришелся Володе по пальцу ноги, балка громко хрустнула, обрушилась на соседа, корова, фыркая и как бык мотая головой, отбежала в сторону. Мусор мелкими хлопьями медленно опускался на землю, искрясь в лучах солнца, пронизывающего дырявую крышу. Сосед слабо шевелился: балка упала ему как раз на голову, привстал на локте.
– Че… й то…? Медленно обвел взглядом коровник и опять рухнул навзничь.
Володя видел, скорее даже чувствовал корову, сквозь боль ему казалось, что та с издевкой смотрит на дело «своих рук». «Тварь, тварь! Убью, сука!» – прошипел он, скрежеща зубами и держась за ногу.– Ну, я тебе, тля листковая, устрою похороны!» Прихрамывая, он боком стал подбираться к веревке, которая болталась, свисая с поломанной балки.
– Попалась, гадина, – крикнул Володя и с остервенением дернул за веревку, которая по-прежнему была привязана к рогам. Корова в очередной раз прокричала «муу…» и рванула в сторону выхода. Не теряя ни секунды, Володя откинулся назад, намериваясь таким способом остановить Зорьку. Веревка натянулась и поволокла за собой. Врезавшись с треском в зарогодку загона, Володя разнес ее в щепки, пролетел вперед. С ужасом обнаружил на своей руке петлю из веревки, но корова перешла на галоп, и снять петлю никак не получалось.
– Стоять, скотина, стоять! – разносилось по коровнику.
Но Зорька либо не понимала, либо у нее были свои планы, и продолжала набирать скорость. Сбив злополучную тачку, беспомощно крутясь, изо всех сил преодолевая инерцию, Володя волочился по коровнику, проклиная субботу, соседа, корову и тетушку. Тем временем Зорька приблизилась к выходу. Не снижая скорости, она влетела в лужу, жижа под натиском коровьей массы раздвинулась в разные стороны. Володя проскользнул почти что по дну лужи, судорожно стараясь сохранить голову, приподнимая ее, и вдруг оторопел: с наружного края «водоема» поднималась огромная волна мерзкой жижи, мгновение – и она обрушилась ему на голову, заливая лицо, уши, шею.
Тем временем Зорька завершала свой победный галоп и, издав очередное «муу», остановилась, как ни в чем не бывало стала ощипывать рослую траву. Володя лежал, давая стекать с себя вонючей жиже, пытаясь ругаться, громко отплевывался, но серо-бурая слизь проникла везде, не давая ему глубоко вздохнуть. Наконец, он привстал, обхватил гудящую голову обеими руками. Грязь громкими шлепками падала на землю с его головы, плеч. Услышав шум сзади, Володя обернулся – в воротах стоял сосед с разбитой головой, за которую он так же держался руками. Приступ жуткого смеха охватил Владимира, он упал на траву и, держась за живот, катался весь сотрясаясь.
– Убивцы, – сквозь смех попытался выкрикнуть Володя и забился в еще более сильном приступе…
Они шли назад той же дорогой, наслаждаясь солнцем и выпитой самогонкой, которой по-братски поделился сосед. На душе опять было хорошо. Из-за поворота показалась фигура тети Любы, она как шарик катилась к ним и кричала. Володя услышал: «Зоренька, Зоренька!» Сколько любви и ласки слышалось в интонациях тетки! Она бросилась к корове и стала целовать ее хитрую морду. «Милая моя, кормилица!» – причитала тетушка…
Так и закончилась эта операция по истреблению Зорьки. Самое интересное, что корова через день опять стала давать молоко. Да еще какое!