Оценивая проблемы политического, военного и правового противостояния в России 100 лет назад, нужно отметить и то, как в политико-правовых документах антибольшевистского и Белого движения отражалась суть событий 25 октября 1917 года – приход большевиков к власти. Вот первый акт «новой власти»:
«Обращение Петроградского Военно-революционного комитета. К гражданам России!
Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства – это дело обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, 25 октября (7 ноября) 1917 года».
Но в стране, помимо «низложенного» Временного правительства, действовали также и структуры местного (земского и городского) самоуправления и органы региональной власти, легализованные до октября 1917 года. Являлся ли, таким образом, ВРК при Петроградском Совете выразителем «воли» всей России? Подчеркнем, что речь идет не о социально-психологическом восприятии в «народном сознании» совершившегося в Петрограде события, а сугубо о политико-правовом определении данного события, т. е. «перехода» государственной власти в руки Петроградского ВРК, названного Великой Октябрьской социалистической революцией.
Обратимся к определению позиции высшей судебной, кассационной инстанции, «высшего хранителя и толкователя законов» – Правительствующего Сената, который в марте 1917-го подтвердил легальность акта об отречении от престола государя императора Николая Александровича Романова и акта о непринятии престола великим князем Михаилом Александровичем.
Упомянуть об этом нужно, поскольку существует расхожий тезис (уходящий корнями еще в послереволюционные эмигрантские дискуссии) о том, что после «недействительного», «подложного» «Манифеста об отречении» государя императора Николая II никакой легитимной власти в России в 1917 году не было. Один из юридических аргументов в пользу этого тезиса таков: Сенат не утверждал акта отречения Николая II, и поэтому он юридически ничтожен.
Однако… Согласно официальному сообщению, 5 марта на заседании 1-го департамента министр юстиции Керенский (по статусу ставший и генерал-прокурором Сената) передал обер-прокурору П. Б. Врасскому оба упомянутых акта. Далее: «рассмотрев предложенный на его обсуждение вопрос, Правительствующий Сенат определил распубликовать оба акта в «Собрании узаконений и распоряжений правительства» и сообщить об этом указами всем подчиненным Сенату должностным лицам и правительственным местам. Оба акта приняты Сенатом для хранения на вечные времена». Определение 1-го департамента Сената подтверждало исключительный характер власти Временного правительства: «Временное правительство волею народа облечено диктаторской властью, самоограниченной его собственной Декларацией и сроком до Учредительного Собрания».
Судя по интервью сенатора, профессора Э. Н. Берендтса, опубликованному в апреле 1922 г., заседание 5 марта завершилось официальным обращением сенаторов к Керенскому: «Сенат решил издать требуемый указ (акты Государя и Великого князя. – В.Ц.) и просит Вас передать Временному Правительству, что он будет поддерживать Временное Правительство во всем, что будет содействовать укреплению законности в России». 9 марта на заседании полного состава 1-го департамента Временное правительство принесло присягу. Акты отречения от власти и принятия временной власти окончательно получили правовое оформление и юридическую силу[18].
Итак, данные акты не только получили законную силу, но и стали основой формирования политико-правовой системы Российского государства на период до Учредительного Собрания. Временное правительство получило формальный, подтвержденный Сенатом статус высшей законодательной и исполнительной власти. Никаких принципиальных, «революционных» отклонений от цели правопреемственности на протяжении 1917 года Правительствующий Сенат не фиксировал. Как бы ни оценивать Керенского с точки зрения его человеческих и политических качеств – у него и у возглавляемого им правительства была формальная власть.
А после «октябрьских событий» на совещаниях департаментов Правительствующего Сената от 6 и 23 ноября 1917 г., созванных по инициативе бывшего министра юстиции С. М. Зарудного, Петроградский военно-революционный комитет и Совет народных комиссаров были квалифицированы так:
«Сенат осведомился о намерении лиц, захвативших власть незадолго до созыва Учредительного Собрания, которое должно являться истинным выражением директивной воли русского народа, посягнуть на самое существование Правительствующего сената, в течение с лишком 200 лет стоящего на страже закона и порядка в России. Эти лица, решаясь упразднить Правительствующий сенат и все суды, подрывают сами основы государственного строя и лишают население последней его опоры – законной охраны его личных и имущественных прав. Преступные действия лиц, именующих себя народными комиссарами, в последние недели свидетельствуют, что они не останавливаются перед применением насилия над учреждениями и лицами, ставшими на страже русского государства. Прежде чем насилие коснется старшего из высших учреждений России и лишит Правительствующий Сенат возможности возвысить свой голос в час величайшей опасности для родины, созванное на основе ст. 14 Учреждения Сената общее собрание Сената определяет, не признавая законной силы за распоряжениями каких бы то ни было самочинных организаций, неуклонно исполнять впредь до решения Учредительного Собрания об образовании власти в стране возложенные на Сенат законом обязанности, доколе к этому представляется какая-либо возможность, о чем и дать знать всем подчиненным местам и лицам»[19].
Не многим отличались, по существу, официальные декларации, заявления, принятые в казачьих областях. Например, резолюция Оренбургского Войскового Круга, принятая на Чрезвычайной сессии в феврале 1918 г. в г. Верхнеуральске, гласила: «Выслушав наказы станиц, данные делегатам с мест, и мнения самих депутатов по политическому моменту, и, особенно, по борьбе с большевиками, и имея в виду, что как наказы, так и мнения всех депутатов говорят за беспощадное сопротивление большевикам, значит, за неподчинение так называемому Совету Народных Комиссаров, Чрезвычайный войсковой круг единогласно постановил: впредь до установления Всероссийским Учредительным Собранием государственной власти – никакой власти в войске не признавать, кроме власти Войскового Круга, который для Оренбургского Казачьего Войска является единственным хозяином, распорядителем и законодателем для Войска; его постановления обязательны не только для лиц Войскового сословия, но и для проживающих на Оренбургской казачьей территории – лиц не Войскового сословия.
Отдельные лица, как зачинщики, подстрекатели, или насильники, а равно и лица, подписавшие постановления явно противоречащие решениям Войскового Круга, или Окружных съездов, приводя таковые в исполнение – будут привлекаться к строгой ответственности и, помимо этого – исключаться из Войска; исполнение же этого возлагается на Войсковое Правительство и Окружные Управления.
Если означенные лица, или общества будут сопротивляться, то применять к ним принудительные меры, через особо для того организованные отряды, всеми мерами и средствами, находящимися в распоряжении Окружных Управлений и этих отрядов. Всякие самочинные выступления как от имени целых обществ, под видом якобы советов, сходов и др., не созванных подлежащими властями, так и отдельных лиц против установленных Восковым Кругом властей, или даже отдельных частных лиц, будут строго преследоваться. Пропаганда в пользу большевиков с целью развала общества, или частей его должна строго преследоваться. Одинаково отвечают за укрывательство этих нарушителей, установленного в Войске порядка, и должностные лица.
Сходы станичные и поселковые считаются законными при условии, если они состоят лишь из гласных и созваны порядком, установленным Положением о самоуправлении, а общие собрания в станице или поселке, – при условии, если на них участвует не менее 2/3 лиц данной станицы, или поселка, пользующихся избирательным правом, т. е. в возрасте от 20 лет и старше, при том созванные станичными или поселковыми властями, а постановления – засвидетельствованы этими же властями.
Лиц, ведущих агитацию против установленной в Войске власти или возбуждающих население к погромам, грабежам или другим беспорядкам, задерживать и доносить о них по инстанции»[20].
Схожие по юридическому значению акты принимались и другими антибольшевистскими правительствами на территории России в течение 1917–1918 гг. Нужно обратить особое внимание на «сибирское законодательство», поскольку именно здесь сформировался т. н. «режим колчаковской диктатуры». В первых же строках Декларации Временного Сибирского правительства «О государственной самостоятельности Сибири» говорилось: «Временное Сибирское Правительство, приняв на себя всю полноту власти в стране после изгнания узурпаторов – большевиков, наряду с другими важнейшими задачами полагает также необходимым вывести Сибирь из того неопределенного положения, в котором она находится вследствие разгона большевиками Сибирской Областной Думы и продолжающегося их господства в Европейской России».
Еще один важный документ – «Постановление Временного Сибирского Правительства от 4 июля 1918 года» «Об аннулировании декретов советской власти»:
«Ввиду того, что советские власти основаны были на захвате и преступном насилии над волей народа, Временное Сибирское Правительство, считая все советские учреждения незаконными, объявляет:
1. Что все декреты, изданные так называемым Советом Народных Комиссаров и местными советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, являются актами незакономерными, а потому ничтожными; и
2. что для внесения планомерности в дело восстановления прав и отношений, измененных декретами советской власти, таковое восстановление должно производиться в соответствии с руководящими в каждой области указаниями центральных правительственных учреждений.
Председатель Совета Министров, Министр Иностранных Дел П. Вологодский. Члены Совета Министров: Министр Внутренних Дел В. Крутовский, Министр Финансов И. Михайлов, Министр Юстиции Григорий Патушинский, Министр Туземных Дел М. Шатилов. Управляющий Делами Совета Министров Г. Гинс…»
И также – Постановление Временного Сибирского Правительства от 6 июля 1918 года «О недопущении советских организаций»:
«Принимая во внимание, что организации так называемых советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, составлявшиеся на основах, ничего общего с демократическими принципами не имеющих, в своей прошлой деятельности проявили враждебность государственному правопорядку и местной власти, вплоть до преступного посягательства на верховные права Всероссийского Учредительного Собрания и Сибирской Думы, а также ввиду того, что политические интересы населения достаточно представлены в политических партиях, а классовые – в профессиональных союзах, что советы вызывают непримиримую ненависть населения, Временное Сибирское Правительство постановляет:
1) Все существующие советы рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов закрываются.
2) Образование новых советов или иного наименования организаций из представителей обществ и союзов профессионального или промышленного характера, но с задачами политическими, воспрещаются.
3) Образование профессиональных организаций, не преследующих политических целей, не подвергаются никаким ограничениям.
4) Министерству труда поручается спешно разработать положение о порядке и условиях возникновения профессиональных союзов.
Председатель Совета Министров, Министр Иностранных Дел П. Вологодский. Министр Внутренних Дел В. Крутовский, Министр финансов И. Михайлов, Министр Юстиции Григорий Патушинский. Управляющий Делами Совета Министров Г. Гинс»[21].
Однозначно преступными оценивались действия большевистской партии. Но если в РСФСР распространенными были обвинения и наказания в духе Великой Французской революции и Парижской Коммуны, то на территориях Белого движения использовались политико-правовые нормы дореволюционной России. Автор рассматривал репрессивную политику, проблематику т. н. «белого террора» в статье «Белый террор: преступление или наказание?»[22]. Кратко основные правовые положения, на которые опиралась белая власть, можно повторить:
«…Основой законодательной базы в оценке прихода к власти большевиков и ареста Временного правительства стали измененные статьи главы 3-й Уголовного Уложения 1903 г. «О бунте против верховной власти и о преступных деяниях против священной особы Императора и Членов Императорского Дома». Среди них выделялись статья 100-я, согласно которой «виновный в насильственном посягательстве на изменение в России или в какой-либо ее части установленных Законами образа правления или порядка наследования Престола и отторжение от России какой-либо ее части», приговаривался к смертной казни, и 101-я, по которой «виновный в приготовлении к тяжкому преступлению» наказывался каторгой на срок не свыше 10 лет.
Постановление Временного правительства от 4 августа 1917 г. (подписано министром-председателем А. Ф. Керенским и министром юстиции А. Зарудным) изменило определение признаков преступления. Теперь виновные наказывались за «насильственное посягательство на изменение существующего государственного строя в России, или на отторжение от России какой-либо ее части, или на смещение органов Верховной в государстве власти, или на лишение их возможности осуществлять таковую». В связи с отменой смертной казни была изменена и санкция (по статье 100-й – наказание в виде «бессрочной или срочной каторги», а 101-й – «заключение в исправительном доме или крепости»[23].
Правовые нормы, определявшие действия РСДРП(б) и контролируемых ими структур ВРК и Петроградского Совета, принципиально не отличались от принятых в уголовно-процессуальном законодательстве начала ХХ века. Эта же практика сохранялась длительное время и в нормативно-правовых актах, принимаемых белыми правительствами. Но с середины 1918 г. в их юридическую практику вводится тезис о необходимости выделения дел, относящихся к выступлению большевиков, в отдельное судопроизводство. Примечательны в этом отношении принятые почти одновременно постановления Верховного Управления Северной области «Об упразднении всех органов советской власти» (2 августа 1918 г.) и Временного Сибирского правительства «Об определении судьбы бывших представителей советской власти в Сибири» (3 августа 1918 г.).
В первом отмечалось, что наряду с упразднением «всех органов советской правительственной власти» подвергались аресту все работники Советов и комиссары, назначенные большевиками. Арест длился «впредь до выяснения следственными органами степени виновности их в содеянных советской властью преступлениях – убийствах, грабежах, предательстве родины, возбуждении гражданской войны между классами и народностями России, расхищении и злоумышленном уничтожении государственного, общественного и частного имущества под предлогом исполнения служебного долга и в других нарушениях основных законов человеческого общества, чести и нравственности». Для «расследования злоупотреблений и злодеяний и противозаконных действий агентов советской власти» создавалась Особая Временная Следственная Комиссия, получившая полномочия «возбуждать уголовные преследования как против агентов советской власти, так и против причастных к их преступной деятельности частных и должностных лиц всех ведомств…».
«Сибирское» постановление было примечательно тем, что в нем официально говорилось не только об уголовной, но и о политической ответственности «сторонников большевизма»: «все представители так называемой советской власти подлежат политическому суду Всесибирского Учредительного Собрания» и «содержатся под стражей до его созыва». Далее конкретизировались преступления с сугубо «сибирской спецификой»: «…представители той же власти, совершившие преступные деяния, носящие характер государственной измены и предусмотренные ст. 108 Уголовного Уложения (вооружение военнопленных мадьяр и немцев, образование из них воинских частей для борьбы против Временного Сибирского правительства, расхищение золотых запасов и денежной наличности, порча железных дорог, уничтожение предметов продовольствия и проч.), а также виновные в преступных деяниях общеуголовного характера, совершенных ими при осуществлении советской власти и предусмотренных ст. 289, 1540, 1545, 1643 и др. Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (расстрелы, конфискации имуществ, взыскания контрибуций, угрозы с корыстной целью, противозаконное заключение)», подлежали помимо «политической» также и общеуголовной ответственности[24].
Приход к власти Верховного правителя России адмирала А. В. Колчака, формирование всероссийского масштаба Белого движения, а также официальное провозглашение политики «красного террора» после покушения на В. И. Ленина 30 августа 1918 г. изменили правовое определение «борьбы с советской властью».
Но прежде рассмотрим т. н. «природу» политической власти Белого движения в Сибири и особенности «прихода к власти» адмирала Колчака. Было ли это «революционным актом», вполне сопоставимым, как считают некоторые современные публицисты, с действиями большевиков в октябре или т. н. «февралистов» в марте 1917-го (иными словами: «Колчак – такой же большевик, только с противоположным знаком»)?