Декабрь 2010
Дорога оказалась непригодной для городской машины. Обычно к декабрю грунтовка подмерзала, но, судя по всему, осенняя распутица не собиралась исчезать. Зима выдалась слишком теплой. Температура не опускалась ниже одного градуса даже ночами. Почерневший снег остался только в глубокой тени леса, а вокруг – только черная, хлюпающая под ногами грязь.
– Дыра какая, – пробормотал водитель, выругавшись и смачно сплюнув на землю через открытое окно. Машина капитально застряла – колеса прокручивались в слякоти. Можно было подтолкнуть, но в чем смысл? Это все равно что барахтаться в болоте.
– Здесь нужен был танк, Олег Дмитрич, – последнее водитель сказал иронично – Олега он знал давно и обычно в такие места они не ездили. Пассажир никак не отреагировал. Приоткрыв дверцу, он брезгливо высматривал, куда бы поставить начищенный ботинок. Водитель покачал головой: как их занесло в такую глушь? Вокруг только старые одноэтажные дома деревеньки Захарьино, полупустые дворы.
Что-то было не так.
День вроде был ясный, но от места становилось как-то не по себе.
Как на кладбище. Только вместо каменных склепов — покосившиеся деревянные домишки. Мертвая какая-то деревня. Не заброшенная, а мертвая.
Водитель не мог понять почему – он никогда суеверным не был, да и обладал такой комплекцией, что лишний раз с ним предпочитали не связываться, но отчего-то хотелось как можно быстрее убраться отсюда.
– Так что? Звоню, чтоб пригнали эвакуатор?
– Звони, – кивнул Олег Дмитриевич. – Я пока пройдусь.
Мужчина кивнул в сторону одноэтажного домика, стоявшего на отшибе за серым забором. Забрав из салона новенький портфель с документами, Олег Дмитриевич поспешил по дороге. Грязь в момент заляпала не только ботинки, брюки, но оказалась даже на полах дорогого пальто.
Олег выглядел нелепо, как девица, отправившаяся в поход на шпильках, и понимание этого раздражало.
– Ты серьезно? – водитель удивленно посмотрел на Олега.
– Разбирайся пока, а еще вызови такси, – Олег бросил скептический взгляд на переднее колесо некогда черной «Ауди», надежно застрявшее в яме.
– Тут лучше вертолет. Так ты один?
– Там в хибарке сидит полуглухой дед. Как-нибудь разберусь. А этому Пивикову выставлю счет за ремонт машины. И так с его старпером возимся дольше нужного, – Олег нервно дернул плечом, переминаясь с ноги на ногу – ему явно не доставляло никакого удовольствия стоять в зловонной жиже. – Хочу закончить уже всю эту сраную историю до Нового года. Я отсюда уеду с подписью этого старого маразматика.
– Ладно. Как скажешь, Олег Дмитрич.
Олег Дмитриевич, недавно разменявший тридцатник, выглядел солидно. Новая одежда, новая машина, но вот далеко не от всех привычек прошлой жизни молодой преуспевающий адвокат успел избавиться.
Не считая последней пары лет, Олег решал проблемы иначе… Не из принципов. Просто так получалось.
Дело, с которым пришел к нему Григорий Пивиков, казалось плевым, а деньги хорошими. Олег хотел провести все чисто, но в итоге провозился дольше положенного, просрочив справки. Клиента это злило, и он уже не раз грозил уйти к другим.
Все из-за упертого старикана.
Олег с трудом добрался до калитки. Участок вокруг посеревшего от времени одноэтажного домишки можно было смело назвать свалкой.
Неужели кто-то добровольно согласится жить в этой развалюхе?
Покосившийся штакетник, оплетенный колючей проволокой, едва виднелся за грудой металлолома. Олег с удивлением заметил проржавевшую кабину от старого «Запорожца», двери от холодильников, поддоны…
Старик, что ли, держал пункт сбора всякой дряни?
Олег открыл калитку с трудом – лишь когда налег всем весом. На участок давно не заходили.
Где-то в глубине души затеплилась надежда: может, уже ни с кем возиться и не придется?
До крыльца вел хлипкий деревянный настил – узкая скользкая дорожка между горами хлама.
Не хватало еще упасть и напороться на что-нибудь. Это же гарантированный столбняк.
Раздражение нарастало, а вместе с ним – желание поскорее закончить.
Рука невольно сжалась в кулак.
Кто послушает старика? Да любой, кто приедет сюда, с легкостью поверит, что тот мог сам оступиться и удариться.
Олег громко постучался в дверь – ответа не было. Еще раз, и еще. Даже подергал ручку – заперто.
Стоило ли сомневаться?
Федор Никодимович – даже имя такое странное, архаичное, такой же раритет, как и все вокруг, – жил здесь со времен царя Гороха. Он не отвечал на письма, в доме отсутствовал телефон. Дедок наверняка не знал даже, какой сейчас год.
Олег всеми силами пытался избежать личной встречи, но правнуку, Григорию Пивикову, уж больно захотелось отправить засидевшегося на этом свете родственничка в дом престарелых и распоряжаться землей по собственному усмотрению. На самом деле Олегу было немного жаль старика, ведь что Захарьино, что сам Федор Никодимович никому не были нужны, пока правнук не прознал, что где-то наверху решили расширить Москву и скоро деревня окажется в черте города. Олег прекрасно понимал упрямство деда, но гонорар заглушал совесть.
Все просто. Да и в доме престарелых деду уж точно хуже не будет.
Менее добросовестные коллеги провернули бы дело хитрее, и за Федором Никодимовичем приехали бы санитары из психушки, но Олегу не хотелось так поступать.
По крайней мере пока.
Если раньше Олег гадал, отчего внук сам не хочет уговорить деда, то теперь такого вопроса не возникало.
– Федор Никодимович! – позвал Олег. Ответа не было.
Поворчав, мужчина заглянул в мутное окно веранды.
Ничего не видно. Может, он уже того…
– Ты что это, сукин сын, здесь делаешь?
Олег удивленно обернулся – старик стоял возле угла дома, кутаясь в безразмерную телогрейку. Дедок выглядел плохо – опирался на палку, сильно щурился, да и лица было толком не видно из-за косматой седой бороды и надвинутой на глаза шапки. Он пожевывал пожелтевшую папиросу и не сводил полуслепого взгляда с незваного гостя.
Даже сюда доносился запах немытого тела.
– Здравствуйте, я Олег Дмитриевич… – начал мужчина, доставая визитку, но старик стукнул по стене дома.
– Да знаю я, кто ты, собака. Пшел отседа.
– Вы не поняли…
Федор Никодимович сплюнул на землю и похромал в сторону крыльца, чавкая калошами по грязи. Чем ближе он подходил, тем нестерпимее становилась вонь.
Никакой жалости Олег уже не испытывал.
Неудивительно, что и правнучек не горел желанием приезжать.
Олег не двинулся с места, убирая визитку.
Что ж, по-хорошему они явно не смогут поговорить.
– Оглох, щенок? Сейчас шкуру спущу, – рявкнул старик, поравнявшись с Олегом. – Ну, что стоишь столбом? Не дам я тебе дом. И этому ублюдку он не достанется, пока я жив.
– Послушайте, я приехал сюда… – Олег осторожно отступил. Разбираться средь бела дня, рискуя попасться на глаза свидетелям, не хотелось.
Лучше зайти внутрь.
– Скажи ему, чтобы сам приезжал. Хватит своих шавок присылать.
Дед стукнул палкой по настилу и заковылял по ступеням. Олег старался говорить ровно:
– Вы же не хотите закончить свои дни в смирительной рубашке?
Старик замер, придерживая открытую дверь.
– Я к вам сюда приперся только из уважения к вашей старости, – Олег с трудом сдерживался. – Вы можете огрызаться сколько угодно, но больше приезжать в эту глушь я не собираюсь.
Старик резко, слишком резко для человека в его возрасте, обернулся. Его ноздри раздулись, глаза побагровели. Они прояснились и заблестели.
– Так вот что…
Олег невольно попятился, когда старик выпрямился. По лицу пробежала едва заметная тень, исчезнувшая в складках морщин.
Он видел… Олег мог поклясться, старик видел его насквозь. Сверлил взглядом руку, знал, как именно мужчина собирался получить долгожданные подписи.
– Вот что затеял… – пробормотал старик.
Разве такое возможно? Нет, это бред… он же просто немощный дед. Это все шутка!
Старик надвигался на Олега, а тот не мог шевельнуться. Ноги приросли к хлипким дощечкам. В нос ударил запах нужника, даже глаза заслезились, но мужчина не мог заставить себя зажмуриться.
Федор Никодимович выпустил клюку и вцепился жилистой рукой, покрытой пятнами, в горло адвоката.
Олег захрипел, лицо побагровело.
Откуда в этой развалине столько силы? Это подлог… подстава…
Федор Никодимович же даже не поморщился. Он с легкостью сдавливал горло взрослого мужчины, словно душил котенка. Затем швырнул Олега в груду металлолома. Адвокат с грохотом приземлился на холодильник и тряпичной куклой сполз в грязь.
Водитель вздрогнул, услышав шум со стороны дома, где пропал Олег. Мужчине не понравился звук, его не оставляло нехорошее предчувствие, что с начальником что-то случилось. Нахмурившись, он поспешил к участку.
Чем ближе он подходил, тем звонче звучала в голове мелодия из репертуара «Короля и Шута». Здесь можно было бы снять хороший клип про какой-нибудь проклятый старый дом.
Еще и этот поехавший дед.
Не стоило Олегу идти одному.
Приблизившись, водитель заметил ботинок на ступеньках развалившегося крыльца.
Слишком дорогой для хозяина участка.
По спине пробежали мурашки.
Присмотревшись, мужчина с ужасом разглядел след на земле и странно сдвинутые дощечки настила. Будто по ним протащили что-то большое и тяжелое.
В последнюю очередь он заметил багровый след на дверце проржавевшего «ЗиЛа».
Запаниковав, водитель попытался открыть калитку, но петли заклинило. Тогда он перемахнул через забор и кинулся к двери. Мужчина изо всех сил барабанил по хлипким доскам, пока не содрал кожу на костяшках пальцев. Ответа не было.
– Что за… Олег! Олег!
Еще недавно намертво сросшаяся с косяком дверь резко распахнулась. Водитель отпрыгнул, едва избежав болезненного удара по лицу. Стоявший на пороге старик тяжело дышал, таращась еще на одного гостя. В покрасневших руках он держал топор.
Водитель застыл, как испуганный кролик, – только кончик носа нервно дергался.
Эта тень, черная тень — она шла по всему лицу пятнами. А глаза… они горели! Горели, как чертовы угли!
Старик перекинул топор в одну руку, подошел ближе, даже не хромая, и схватил водителя за руку.
Хватка железная.
Кисть, лишенная притока крови, побелела.
Старик улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы в оскале.
Резкий рывок.
Хруст.
Водитель заорал от боли, а старик, выругавшись, заковылял назад в дом.
Хлипкая дверь захлопнулась.
Водитель, синюшно-бледный, подвывая и баюкая сломанную руку, поднялся и попятился прочь со двора.
Федор Никодимович прильнул к окну, всматриваясь в мутное потрескавшееся стекло. Еще одного он прогнал. Но их будет больше. Оставалось лишь ждать.
Голова нестерпимо болела, мысли путались, единственное, что он знал:
Их будет больше…
***
Черная «Рено» остановилась около застрявшей в грязи «Ауди». Машину бросили, даже не заперев.
– Видимо, нехило его так испугало, – пробормотал невысокий светловолосый молодой человек в черной куртке. На его груди поблескивал значок с символом, напоминавшим глаз.
Константин Киреев вышел из машины, ничего не сказав своему стажеру, и осмотрел брошенную иномарку. В бардачке нашлась визитка адвокатской конторы и написанный на листке бумаги адрес.
– Понятно, – пробормотал охотник. Он не знал, откуда поступил вызов, но, судя по всему, хозяин машины имел к этому отношение: адрес совпадал.
Константин внимательно посмотрел на дом, некогда, наверное, даже красивый. С чердаком, резными ставнями и прочими украшениями. Теперь здание напоминало уродца, грузно завалившегося на один бок. Черепица облетела, вместо крыши – решето. Едва держались и облупившиеся наличники на немытых окнах. Резные балясины на крыльце треснули и затрухлявели. Покосившийся штакетник по периметру участка тонул в горах мусора и засохшей травы.
Судя по оборванным проводам с ближайшего столба, электричества в доме не было, зато из трубы поднимался дым.
Для простых людей место показалось бы помойкой, но охотники сразу заметили ярко-красные всполохи. Будто искры, пляшущие над костром, а также многочисленные нити.
Костя нутром чуял бурлящую на участке злость. Эмоции пропитали воздух на несколько сотен метров вокруг. Киреев невольно напрягся, подавляя раздражение, не свое – аддикта, и поспешил создать сферу.
Стажер вышел из машины и также смерил дом внимательным взглядом, а затем, не дожидаясь приказа, пошел к калитке. Киреев с шумом втянул воздух и поравнялся с подопечным. Чем ближе они подходили к участку, тем сильнее ощущалось недовольство.
Старший охотник прищурил светлые глаза, потер рыжеватую щетину на подбородке и сказал:
– Доволен?
Киреев проверил мел в кармане куртки.
– Константин Александрович, – протянул стажер.
– Что?
– Идите в жопу.
Злость забурлила с новой силой, подпитанная извне. Старик, дежуривший у окна, встрепенулся. Сила разливалась по его жилам как никогда раньше… даже в молодости он не ощущал ничего подобного.
Сколько мощи… и чем ближе подходили два незваных гостя, тем нестерпимее становился жар в груди. Старик сжимал и разжимал руку, нетерпеливо раскачиваясь.
Скрипнула калитка.
Голоса уже доносились со двора.
– Ну охренеть теперь. Ты, значит, творишь ересь, а в жопу иду я!
– Я отдуваюсь на планерках, переделываю косяки в отчетах и кофе приношу! Я что, личный раб?
– Я, я, я! Серебров, не гунди. Ставь сферу – это Амок. А то сейчас совсем крышу унесет, а нам еще работать.
– Я с тобой работать больше не буду. Это последнее задание. Отношу рапорт, забираю значок, а ты паразитируй на ком-нибудь еще!
Чужая злость переполняла старика. Мышцы напряглись до боли. Казалось, что если он не начнет двигаться, то его разорвет на части. Голоса продолжали спорить:
– Комплексы спокойно жить не дают?
– Если бы знал, что ты такой мудак…
Старик не выдержал. Закричав, он бросился прямо в старое потрескавшееся окно.
Спорившие Серебров и Киреев замолкли и с ужасом уставились на старика, который только что вынес собственным телом фрамугу со стеклом.
Дедок резво вскочил на ноги, не обращая внимания на куски стекла и дерева, застрявшие в ватнике. Алые всполохи вокруг его тела напоминали пожар.
Почерневшие губы растянулись в дьявольской усмешке.
Федор Никодимович заорал попытался вцепиться в горло Киреева. Борис отреагировал быстрее наставника – он резко выставил руку, откидывая обезумевшего аддикта.
Старик ударился о стену, но удар не причинил вреда. Поднявшись, он кинулся прочь в сторону леса, быстрее, чем охотники даже могли себе представить.
– Вот дерьмо, – Киреев с округлившимися глазами смотрел вслед.
– Он на грани? – тихо спросил Борис. Его все еще потряхивало от увиденного.
И что им следовало делать? Вызвать подмогу? Да, так лучше с точки зрения безопасности…
– Мне позвонить в отдел?
– Не успеем! – Киреев побежал вслед за стариком. – Пока будем ждать он откинется.
Борис не отставал.
– Его нужно обездвижить, – на бегу командовал Костя. Его глаза сияли – он взял след. – И, Серебров, спасибо, что спас.
Борис удивленно посмотрел на коллегу, но затем сосредоточился на погоне.
2 сентября 2017
Вечер
Москва
Борис с трудом узнавал себя в отражении зеркала в ванной – измотанный, с посеревшей кожей, синяки под глазами стали еще заметнее.
– Как панда, – с желчью пробормотал он.
Внезапно перед глазами ярко вспыхнул образ: обезумевший старик, тянувшийся черными от грязи руками к лицу охотника.
Борис тряхнул головой, пытаясь отогнать непрошеное видение и запах земли, ударивший в нос.
Воспоминания были настолько яркими, что выбивали из реальности. Борис едва помнил, как вернулся домой и заперся в ванной комнате.
Иллюзия казалась настоящей, а мир вокруг покрылся едкой дымкой. Он будто опять оказался в той деревушке, где они с Киреевым наткнулись на безумного аддикта.
И почему он об этом вспомнил?
Как в бреду, охотник стащил с себя одежду, залез в ванную и выкрутил ручку смесителя в сторону синей маркировки.
Ледяной душ помог.
Выключив воду, Борис, качаясь, наспех вытерся.
Кожа все ещё горела.
Мысли путались.
Стены, покрытые светлым кафелем, давили… будто комната стала слишком маленькой и душной. Свет, несколько светодиодных ламп, вмонтированных в потолок, стал нестерпимо ярким.
Может, он заболел?
Борис коснулся лба, но температура показалась обычной.
Скорее всего, переутомление.
Охотник зажмурился и надавил на переносицу, пытаясь прогнать навязчивую головную боль.
Будто сосед с перфоратором переехал прямо к нему в голову. Даже думать сложно.
Как же хотелось с силой сдавить голову, раскрошить чертов череп на мелкие кусочки, лишь бы прогнать все эти картинки и, самое главное, боль!
Казалось, что охотник превратился в оголенный нерв – слышал, как капает вода из крана, чуял, как тянет дешевым табаком из вытяжки…
И все это как крошечные раскаленные иглы, которые втыкали под ногти.
Наверное, нужно прилечь, попытаться уснуть, но Борис не ощущал усталости. Только желание двигаться.
Одевшись, мужчина вышел из ванной – в коридоре было темнее и прохладнее. Борису казалось, что кто-то открыл настежь все окна.
– Ты в порядке? – Нина показалась из кухни, где сидела за ноутбуком, и обеспокоенно посмотрела на мужа. Нога женщины, куда попала пуля, уже зажила. Ей повезло. Так что женщина вновь пропадала на работе.
Нина потянулась включить свет, но Борис ее остановил, покачав головой. Охотнику не хотелось разговаривать, даже собственный голос раздражал, что говорить про чужие.
Да и… какого черта? Сидела бы, как обычно, за ноутом. Почему ей именно сейчас приспичило пообщаться?
– Как все прошло?
Вот это прекрасная фраза – давай я сделаю вид, что мне не насрать, как прошел твой день? Борис ярко вспомнил, как начинал что-то говорить, а Нина, не дослушав, разворачивалась и уходила в комнату.
Охотник с трудом сдерживался. От одной мысли о последнем деле хотелось что-нибудь разбить, еще и эта притворная вежливость.
– Нормально, – огрызнулся Серебров.
Нина нахмурилась и осторожно спросила:
– К нам Света заедет, не против?
– Света, Света… Зачем? – Борис начал расхаживать туда-сюда по коридору: так почему-то становилось легче.
Охотник посматривал на входную дверь – может, выйти проветриться?
– Не знаю, – пожала плечами Нина, кутаясь в халат. – Видимо, тоже уже устала. Хочет поговорить. Сам понимаешь, ей нелегко. То, что за всем стоит Костя…
Борис резко развернулся, метнув в сторону Нины холодный взгляд, отчего женщина замолчала. Она изучающе смотрела на Сереброва, гадая, что произошло. Вспышки гнева у Бори – редкое явление, но Нина твердо знала: в такие моменты Сереброва лучше не трогать.
Да и если Боря не хотел о чем-то говорить, то можно было хоть раскаленными щипцами пытать — бесполезно. Проще дождаться Свету.
Нина продолжила:
– Она отвезла Цветкову в спортзал и хочет заехать на чай.
– Ночью?
– А почему нет?
– Зачем она повезла Цветкову ночью в спортзал? – с раздражением уточнил Борис.
– Понятия не имею, – Нина тяжело вздохнула. – Слушай, ты же понимаешь, что это все цирк. Вам ничего не грозит. Будь что на самом деле, то вас бы посадили под домашний арест, ради вашего же блага, конечно.
Нина рассуждала спокойно. Логичная и простая мысль внезапно резанула Сереброва, заставив вспомнить Севу и его слова: что, если их используют как приманку?
– Это объясняет и Леонида… и почему ему все позволили, – Борис даже не заметил, как проговорил это. Он сосредоточенно смотрел на дверь шкафа, будто ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что делать, а затем с силой дернул за ручку.
– Эй, тихо, тихо, – Нина поспешила к мужу и повернула ключ в дверце. – Ты уверен, что в порядке?
Нина коснулась его руки, неожиданно горячей, – Серебров отпрянул.
– Не трогай.
Нина испуганно попятилась.
– Слушай, ты не заболел? Давай пойдешь в кровать…
– Да отстань от меня! – рявкнул Борис, поморщившись. – Господи, ты неделями можешь со мной не разговаривать. Вот и сейчас – не говори.
Нина сжалась, не понимая, в чем провинилась. Охотник, не извинившись, вытащил спортивную сумку и начал собираться.
Движения охотника пугали: дерганые, нервные, будто его раздражало прикосновение ткани куртки к коже, шуршание молнии…
Он то и дело вздрагивал, как испуганный зверь.
Нина не сдвинулась с места. Она лишь наблюдала, как Борис, перекинув сумку через здоровое плечо, ушел, громко хлопнув входной дверью.
3 сентября 2017
Вечер
Москва
Катенька обвела взглядом туалетные столики с зеркалами, проверяя, все ли она убрала. Под гримерку отвели узкую длинную комнату с высоким потолком и стенами, выкрашенными только до середины.
Неуютное помещение. Здесь не хотелось задерживаться ни одной лишней минуты.
Может, кому-то и нравилась подобная атмосфера, но явно не Катеньке.
– Ты домой? – тихо спросила Свиридова, поглядывая на подругу через зеркало. Лиля была сама не своя: молчала и небрежно запихивала вещи в чехол – сетка юбки топорщилась, не давая застегнуть молнию. Цветкова не смыла с лица косметику, отчего обычно черты лица казались взрослее и жестче.
Как ни пыталась подруга сделать вид, что дело в усталости после задания, но Свиридова все прекрасно понимала. Поэтому и не лезла с расспросами.
Тишину прервал тихий стук в дверь гримерки и последовавший за ним вопрос:
– Можно?
Леонид.
Катенька вопросительно посмотрела на подругу – та кивнула.
– Заходите, – ответила Свиридова.
– Вы хорошо себя чувствуете? Может, что-то нужно… – с порога начал Леонид, не сводя взгляда с Лили. Он протянул руку – Катенька узнала жест – хотел «подзарядить» вымотанную аддиктом оперативницу, но Цветкова вежливо отказалась:
– Спасибо. Я в норме.
Леонид спрятал руку в карман.
– Фотографа отвезли в больницу. Ассистент поехал с ней. В целом вроде без последствий, но нужно проверить, нет ли сотрясения. Удар был неслабым.
– Будем надеяться, – сказала Катенька. Она не могла отделаться от ощущения, что была третьей лишней в комнате. Леонид, одолеваемый чувством вины, мялся у входа. Лиля не смотрела на охотника, сосредоточенно собирая вещи.
Неловкость сферическая и в вакууме. Для палаты мер и весов.
Свиридова искренне недоумевала: почему спец так жмется? Явно же не в фотографе дело. Неужели стыдно за задание?
Стоило Леониду заговорить, как все вопросы отпали сами собой.
– Насчет поведения Сереброва…
Лиля громко зашуршала чехлом и пакетами, прерывая Леонида. Мужчина быстро сменил тему:
– А хотите, я подвезу?
Лиля покачала головой:
– Меня отвезет Светлана.
– Хорошо, – Леонид растерянно оглянулся и, будто только сейчас заметил Свиридову, спросил из вежливости:
– А… вас?
– Не стоит, – улыбнулась Катенька.
Спец не настаивал.
Он почти вышел, но замер, едва переступив порог, и опять заговорил. Даже тембр голоса изменился, став мягче:
– Доброй ночи. Я помогу с документами. И простите еще раз, что все так вышло.
– Не переживайте. Спокойной ночи, – сухо сказала Лиля. Сев на пуфик перед столиком, девушка терпеливо ждала, когда Леонид уйдет.
– Обижаешься? – тихо спросила Катенька, глядя на непроницаемое лицо Лили.
– На себя.
– Почему?
– Одно слово – и уже прыгаю на задних лапках. Не думая, кто и зачем может мне его сказать. И что в итоге может случиться.
Катенька удивленно склонила голову:
– Ты о чем?
– Да так, – Лиля опустила взгляд. – Мне скоро двадцать один. Все думаю, когда же я стану взрослой и умной.
Катенька грустно улыбнулась:
– Мне двадцать шесть, а я все еще не решила, кем хочу стать, когда вырасту. Вообще знаешь, что мне кажется? С возрастом становишься осторожнее, злее, но не обязательно взрослее.
– Я не хочу быть злой.
– Ты и не будешь, Цветочек. Я уверена.
– Я завидую тебе, Катенька, – внезапно Лиля горько улыбнулась и, поднявшись, пошла к выходу. – Ты смелая. Умная. С силой воли. Ты бы лучше со всем справилась, чем я.
От этих слов Свиридовой стало тошно.
Посмотрев в зеркало, она нахмурилась – подруга будто говорила о совсем другой Кате.
***
Сидя за рулем, Валер изо всех сил боролся со сном: в какой-то момент перестали действовать кофе, открытые окна и громкая музыка. Тогда мужчина уменьшил звук и, прикрыв окно, сказал:
– У тебя есть два варианта: либо развлекать беседой, либо терпеть мое пение. Иначе меня вырубит.
– А дать мне сесть за руль не вариант?
– Я знаю, сколько получают младшие сотрудники, и если разобьешь машину, то придется продаться мне в личное рабство. Не уверен, что готов на это пойти.
Катенька фыркнула.
– Ладно, сейчас что-нибудь вспомню. Только не пой. Не уверена, что на такое готова пойти я.
В голову лезли только приключения со времен учебы. Те, что были до встречи с Костей и ухода Вики.
Теплые, покрывшиеся приятным налетом ностальгии.
Когда на втором курсе их вывезли на сборы в сочинский лагерь. Наверное, именно там произошли самые безумные истории не только из студенческой, но и просто из жизни Катеньки. Чем дольше она рассказывала, тем сильнее хотелось впечатлить Валера.
Почему-то…
– Ну и самое крутое, – разошлась девушка. – За неделю до отъезда мы с парнями поспорили. Они начали, конечно же…
– Конечно, – усмехнулся Валер. – Давай угадаю: вы должны были тайком ночью пойти куда-нибудь…
– Вот возьму и не буду рассказывать, – Катенька притворно рассердилась и сложила руки на груди.
– Ладно, ладно. Прости. Продолжай, пожалуйста, – Валер явно веселился, но зато перестал зевать.
Да и Катенька не чувствовала себя обиженной.
– В общем, ты прав. Тайком. Ночью. Кто первый принесет три упаковки сигарет. Мы, конечно, не курили, но это было дело чести. Проигравшие выполняют желание победителей.
– Хорошее начало.
– Так мы, три девчонки, ушли темной сочинской ночью в горы. Представь – мрак. Толстый слой облаков. Ни луны. Ни звезд. Да и с фонарями вдоль дороги как-то туго было. В общем, Цветкова подвернула ногу, упав в высохшее русло реки…
– Бедная Цветкова.
– Бедная. Ты обещал не перебивать. Так что часть пути мы несли ее на себе. Палатка с сигаретами в ближайшем поселке, конечно, была закрыта. Как и магазин. Но последний, судя по всему, лет десять уже не работал. Вообще не понимаю, почему мы не пошли на побережье. Делать нечего, нужно было идти назад, и вдруг – прямо над нами гром! Казалось, что в горах что-то рухнуло. И сразу дождь. Нет, не дождь. Чертов гремящий водопад. Снизу, сверху, сбоку… вода была везде. Холодная. Чтобы сократить путь назад, мы пошли по тому самому высохшему руслу реки. И к нашему удивлению, вода начала быстро прибывать. То есть, представь, русло выглядело будто тысячу лет назад пересохло: одно каменное дно и тонюсенький ручеек в центре, и внезапно практически бурные воды Амазонки. Чудом вылезли и вернулись в лагерь. Все обошлось. На наше счастье, ливень и старших охотников загнал в помещения. Могу поспорить, они решили, что в такое ненастье умные взрослые люди всякой фигней страдать не будут.
– Как наивно. И кто победил?
– Никто. Мы же ничего не принесли. Ребята вообще где-то застряли и вернулись только утром, за что получили по шее.
– А где «самое крутое»? – уточнил Валер.
– То есть, когда мы залезли в свою комнату мокрые, грязные, уставшие и никем не замеченные, – не круто?
– Думал, будет страшнее. Так есть надежда. Слышала про «Новый год в ноль первом»?
– Смутно, – нахмурилась девушка. – Это после которого запретили Новый год встречать в общаге, а комнаты за неделю начинают проверять? Хочешь сказать, что это вы устроили?
Валер усмехнулся.
– Ну не то чтобы устроили. Все малость вышло из-под контроля. Да и некоторые факты преувеличены.
Катя рассмеялась:
– Ну, это очевидно. Я еще могу поверить в историю про взорванные унитазы, но облеванный закрытый кабинет ректора.
– Ну да, это уже перебор. Унитаз раздолбали только один. Подбили выпускников проверить, что максимально тяжелое может сдвинуть охотник телекинезом.
Катенька округлила глаза.
– Ты шутишь.
– Да правда.
– Не верю.
– Это был тот еще квест. Вытаскивать Киреева, при том, что мы оба находились в состоянии полнейшего космоса. С тех пор я завязал пить.
– И вас не выгнали?
– Каким-то чудом. До сих пор не понимаю каким. Говорят даже до Волкова дошло. Зорин нам с Киреевым такую лекцию прочел! А потом забрал в головной отдел на отработку под своим строгим присмотром.
– Как после этого тебя взяли в спецы?
– Замаливать грехи, очевидно.
Охотники замолкли, но на губах у обоих играла улыбка.
Стало легко.
Катя расслабилась, откинулась на сиденье и уткнулась в телефон, читая сообщение от Лили: подруга написала, что хочет «потупить в спортзале, дома все равно тошно».
– Катерина, – Валер заговорил опять, когда они заехали во двор. Охотник остановился напротив подъезда и потер глаза.
– Давай сделаем так: я поеду домой, ты соберешься, поговоришь с родителями. Завтра утром приеду.
От сердца отлегло – Катенька с ужасом представляла сцену, которую устроила бы мама, зайди Свиридова ночью домой с мужчиной. И во что она выльется, когда девушка начнет закидывать одежду в сумку. Теперь предстояло во всем разобраться самой.
– Во сколько?
– Не знаю. Скорее всего, около восьми. Держи телефон включенным.
Катенька кивнула. Валер не спешил открывать дверь.
– И еще… тебя сейчас, надеюсь, на приключения не тянет?
Улыбка пропала. Катенька пожалела, что рассказала охотнику о глупой студенческой выходке.
– В смысле?
– Та книга, журнал, который ты взяла в библиотеке. Записи датского врача. Нашего коллеги – охотника. Захватывающая история о его встрече с «чудом воскресшим купцом».
Катенька смутно вспомнила самодельный переплет, который случайно забрала с собой в отдел. Интересно, почему Валер так встревожился?
– Мне никогда не нравилась эта история, – продолжил охотник. – Слишком много рассуждений на тему, о которой рассуждать не стоит.
– Валер, я даже половину слов не смогла разобрать, – девушка ощутила раздражение. – Более того, тебя успокоит, что Светлана забрала все книги?
– Вполне. Просто я хочу, чтобы ты помнила: ревенанта нельзя исцелить. Никаким способом.
Катенька отвернулась, невольно вспомнив разбитую сову, которую тщетно пыталась склеить.
И почему нужно было все испортить? Ее едва отпустил страх. Еще секунду назад они так легко общались.
Не как коллеги, а как друзья.
А теперь Катенька сидела рядом со спецом, сосредоточенным на работе.
– Почему ты передумал? – монотонно спросила девушка, потянувшись к ручке дверцы машины.
– Хочу спать, – ответил Валер. – Еще немного, и просто свалюсь. Мне было бы спокойней, если бы ты при этом сидела в соседней комнате, но… видимо, это невозможно.
Слова прозвучали мягче.
– Спасибо, – пробубнила Катенька и вдруг почувствовала руку на своем плече. Девушка удивленно посмотрела на охотника – тот неловко похлопал бывшую подопечную по куртке.
– В общем… спокойной ночи.
– И тебе спокойной, – усмехнувшись, Катенька повторила жест.
Охотница собрала сумки, вышла из машины и, прежде чем захлопнула дверцу, услышала:
– Завтра будь готова к отъезду без промедлений. Хорошо?
– Хорошо.
Валер не спешил уезжать.
Катеньке не хотелось домой, но спец, внимательно следивший за каждым шагом, не оставлял выбора. Зайдя в подъезд, Свиридова вызвала лифт, но зайти в кабину не смогла. Будто неведомая сила не позволяла переступить порог.
Повинуясь неведомому инстинкту, охотница нажала кнопку своего этажа. Двери захлопнулись, кабина с тихим гулом поднялась наверх.
Вот теперь Валер, который вполне мог увидеть лифт через окна подъезда, успокоится.
Подождав для верности еще минут десять, Катенька вышла на улицу.
Ночь. Осенняя. Темная. От порывов холодного ветра куртка не спасала. Перекинув пакеты с одеждой из одной руки в другую, охотница пошла знакомой дорогой в круглосуточный супермаркет.
– Не тянет это на приключение, – убеждала она сама себя.
Конечно, не приключение. Просто способ потянуть время и немного подумать.
Зайдя в магазин, девушка позволила себе расслабиться: заткнула уши наушниками и включила музыку погромче. Вслушиваясь в знакомые аккорды, охотница взяла тележку и, закинув вещи, отправилась бродить между полками.
Широкие проходы, редкие посетители.
Почему-то она почувствовала себя в безопасности в лабиринте из стоек и полок, под ярким светом ламп, не оставляющим места тени.
Вскоре, погруженная в свои мысли, Катенька перестала слышать музыку. Раз за разом она прокручивала в голове возможный разговор с мамой.
– Знаешь, я давно хочу уехать… – шептала под нос охотница. – Это не так страшно… мне нужно переехать… у подружки беда, и нужно ей помочь. Да, пожалуй, так.
Не очень хорошо было приплетать подругу, но отчасти это было правдой. Если бы она могла, то с удовольствием составила компанию Цветковой. Может, нашла бы способ, как обмануть печать и рассказать о Косте?
– Как же это все сложно.
Катеньке было уже двадцать шесть, а она не могла сказать маме, что хочет уехать. И не потому, что боялась или не могла жить без родительской опеки, а потому что… это было неправильно. Уезжать посреди ночи, постоянно врать и при этом видеть, что маме страшно.
Отчаянная беспомощность, когда не можешь оградить близкого человека от опасности.
Раньше мама каждый раз так же со страхом провожала и ждала отца. Потом стало проще. После того как папа ушел в гражданскую авиацию.
Хотя мама все равно переживает.
Если по новостям передавали об авиакатастрофе, то в доме не включали ни телевизор, ни радио.
Было бы проще, узнай мама правду?
Нет, конечно. Правда сделала бы только хуже.
Мама всегда мечтала о тихой жизни.
Иностранные языки, к которым оказался талант и у старшей, и у младшей дочери, казались ей прекрасным выбором.
Сделать карьеру переводчика – сидеть дома и работать с текстами. Никакого риска.
Мама бы с ума сошла, узнай, кем на самом деле работает Катя Свиридова.
Когда охотница в очередной раз заглянула в телефон, то с удивлением поняла, что прошел почти час. Даже охранники начали коситься на странную покупательницу, толкающую по кругу тележку, но не берущую ничего с полок.
Подозрительность, смешанная с раздражением.
Поняв это, девушка поспешно схватила упаковку молока и направилась к кассе. Там, нервничая, она попросила пробить сигареты, зажигалку и жвачку.
После ярких ламп супермаркета уличная темнота показалась непроглядной. За пятнами фонарей лишь чернота, где шумели кусты и деревья. А может, дело было в свинцовых тучах, закрывших небо. Ветер усиливался. Запахло грозой.
Обогнув магазин и при этом робко оглядываясь, девушка спряталась у мусорных контейнеров. Целлофан на пачке не поддавался, но все же Катенька достала сигарету и закурила. Так странно, она давно не школьница, а до сих пор страшно курить недалеко от дома. Казалось, что обязательно выйдет кто-нибудь из соседей и громко, на всю улицу, начнет отчитывать:
– Катя Свиридова! Как не стыдно! Ты же девочка из приличной семьи!
Запах табака непривычно защекотал нос, а во рту появился вкус мяты.
– Черт.
Катенька с трудом разглядела надпись на упаковке сигарет с фотографией черных легких и обещанием возможной скоропостижной смерти от рака.
Ментоловые.
Продавщица ошиблась.
– Отвратная бабская хрень.
Девушка поспешно затушила сигарету о стену, выкинула в ближайшую урну вместе с пачкой. Закинувшись несколькими подушечками жвачки, с не менее ядреным мятным вкусом с примесью химического лайма, Катенька решила, что пора идти домой.
Вот и все. Оттягивать смысла нет. Если она преподнесет это все без истерики, то никаких проблем не будет.
Часы на экране мобильного показывали без двух минут полночь.
Так на каком же варианте она остановилась? Помочь подруге… переночевать. Потом задержится. Как долго может ее задержать Валер? День, два? Месяц?
Катенька нервничала как никогда, открывая дверь. Ей предстояло соврать как можно убедительней, чтобы мама, стоящая в дверях, ей поверила…
Что-то не так.
Катенька это поняла сразу, не только по суровому взгляду и скрещенным на груди рукам. Сложнее было отгородиться от волны недовольства, выплеснувшейся на охотницу с той секунды, как она повернула ключ в замочной скважине.
Надо сдержаться. Если сейчас сама Катенька начнет спорить, то ничем хорошим это не закончится.
– Нам нужно поговорить. Очень серьезно, – начала мама. Что и следовало ожидать.
Ни один аддикт так не испугает охотника, как рассерженная мама.
Катенька поспешно отставила сумки и с трудом подавила желание понюхать волосы и руки: вдруг от них разило табаком? Но мама же не могла увидеть, как дочь курила за супермаркетом. Дело, скорее всего, во внезапном госте.
Мама хотела объяснений.
Лучше всего косить под «дурочку».
– А что такое? Прости, я задержалась. Была у Лили, знаешь, у нее проблемы, – охотница сняла ботинки, всеми силами игнорируя мамино недовольство, и поспешила на кухню.
Посреди стола в хрустальной вазе стоял пышный букет алых роз.
Не то чтобы Катя разбиралась в цветах, но выглядел он дорого.
А еще недопитая чашка чая.
– Ого! Это от папы? Он приехал и спит? Я тогда тихо…
– Папа приедет завтра. Если он об этом узнает…
– О чем он узнает? – нахмурилась Катя, уперев руки в бока. – А от кого этот веник тогда?..
Дыхание перехватило.
Медленно посмотрев на бутоны, девушка видела уже не багрово-красные лепестки…
Они такого же цвета, как аура аддикта на грани обращения.
Рука сама потянулась к чашке, но прежде, чем девушка поняла, что чай едва теплый, она заметила оставленную у вазы фигурку совы.
Мама, стоявшая в коридоре, не увидела, как Катенька прижала руку ко рту.
Охотница уже ничего не слышала: мамин голос заглушал шум в ушах.
– Я никогда не думала. Катенька, мы же тебя не так воспитывали…
Глаза охотницы сверкнули – кухня тонула в кромешной тьме.
Черный след ревенанта. Она впервые в жизни его видела.
– Он давно ушел? – спокойно спросила Катенька.
– Этот твой…
– Мам, не сейчас, – резко прервала ее охотница. – Как давно он ушел?
– Минут сорок назад, может, больше.
Свиридова выбежала из квартиры и просканировала лестничную площадку – след ревенанта вел к лифту.
Уехал…
Нацепив тапочки и игнорируя мамины вопросы, девушка проверила пожарную лестницу – чистая. След был лишь в кабине лифта.
Но это не означает, что Киреев не ждет ее, например, в темноте первого этажа? Вдруг они разминулись всего на несколько минут? Нет, это уже паранойя, пока единственное, что она знает…
– Он был здесь, – проговорила Катенька. Осознание, как и ужас, пришло не сразу. Значит, Киреев передал ее ошарашенной маме цветы, снял куртку и повесил в прихожей, сидел на ее кухне, где и оставил сову. Чтобы у Кати не осталось сомнений…
Маме и Инне грозила опасность? Или Валер ошибся и Костя не тронул бы их?
Катенька схватилась за голову – понадобилось несколько секунд, прежде чем удалось унять панику.
Нет, если бы он был здесь, то дождался. Иначе зачем так нагло, не прячась, приходить к ней домой? Видимо, что-то спугнуло. Или заставило уйти.
– Валер?
Вернувшись в квартиру, охотница заперла дверь и поспешила набрать номер бывшего наставника. Мама тем временем продолжала – ее злость и волнение накатывали на Катеньку волнами, смешиваясь со страхом, что исходил от Инны, запершейся в комнате и боявшейся высунуть нос.
Катенька незаметно поставила сферу – тонкую нерушимую стену, пытаясь защититься от эмоций. Еще немного – и не сможет думать рационально.
Валер не отвечал.
Раз за разом в ответ лишь длинные гудки.
Неужели он так устал, что отрубился, что не слышит мобильный?
Она бы поехала к нему домой, но совсем не помнила адреса, да и дом бы с трудом узнала.
Где-то недалеко от Кости, кажется. Но мне это ничем не поможет.
Остаться дома? Нет. Слишком опасно.
Но мамины эмоции и след ревенанта сводили с ума – Катенька с трудом сдерживала дрожь.
Нужно убраться как можно скорее.
– Я не хочу знать, что ты крутишь роман с двумя мужчинами! – громко воскликнула мама, пытаясь докричаться до дочери, напрочь игнорировавшей ее слова. Женщину уже почти трясло. Страшно представить, что она навоображала.
– Так нельзя, Катя. Ты слышишь меня? Это… неправильно! Почему они приехали сюда?
Мама, похоже, под влиянием бесконечных программ про брак или скандальных ТВ-шоу решила, что, пока никто не видит, дочь приводила мужчин домой. Но сегодня что-то пошло не так. И это обязательно будет иметь последствия. Нехорошие последствия.
Сколько глупости! Как вообще такое могло прийти в голову нормальному человеку?
Сфера едва держалась.
Прекрасно. Просто прекрасно. Пускай будет так. Правда все равно гораздо страшнее.
Стоило принять решение, как страх исчез.
Что может быть страшнее, чем когда родная мама, недавно угощавшая пирожками, считает тебя… распутной девицей?
Катенька вбежала в комнату. Инка испуганно вскочила. Сестренка с каким-то суеверным ужасом в глазах наблюдала, как охотница вытаскивает из-под кровати рюкзак и без разбора закидывает в него одежду.
– Ты куда собралась? – тихо спросила Инна.
Мама, увидев, что дело приняло такой оборот, подуспокоилась:
– Катя… Катенька, послушай, не надо так горячиться.
– Я не горячусь, так надо, – отрезала девушка, застегивая молнию. Не хотелось больше говорить, врать, переубеждать.
Мама сама придумала прекрасную легенду, что еще требовалось?
Кровь бурлила от накала эмоций, от постоянного ощущения холодной тьмы, впитавшейся в стены родного дома. Катеньке было не до разговоров. Хотелось одного – уйти.
– Я не пущу тебя. Куда ты собралась на ночь глядя?
Действительно. Куда ей ехать?
Серебров, неожиданно осенило охотницу. Он наверняка знает, где живет Валер.
Катенька, конечно, никогда близко не общалась с Борисом, но он же охотник, коллега, свой… она должна связаться с ним.
– Мне нужно к Косте, – спокойно ответила Катенька. Она двигалась по квартире, собирая нужные вещи. Последней в карман рюкзака отправилась плохо склеенная фарфоровая сова.
– Катя, я не понимаю… что происходит?
– А что обычно бывает в таких случаях? Это любовь, – буднично ответила охотница, закидывая рюкзак на плечи.
– Какая любовь?
– Очень дурацкая, – покачала головой девушка. – Прости меня, мам. Но я уйду. Присмотрите с Инной друг за другом. За папой.
– Как… Катя?
Но охотница молчала. Надев кроссовки, она выбежала из квартиры, оставляя маму и сестру в смятении.
Но лучше так. Лучше им оставаться в неведении, чем встретиться с…
С Киреевым.
Катенька не могла даже вообразить, насколько велика опасность и была ли она? Не запечатай Валер ее память, может, было бы проще понять. Сейчас охотница могла полагаться лишь на интуицию.
А та велела ей убегать. Как можно дальше.
Остановившись в пролете между первым и вторым этажами, девушка достала сотовый.
Серебров, как и Валер, не отвечал. Просто сбрасывал звонок и не реагировал на сообщения, оставленные на голосовой почте.
Вдруг что-то случилось?
Свиридова колебалась. Она могла набрать отдел, рассказать о ревенанте, но… Валер не зря так тщательно охранял эту тайну. Должна была быть причина, очень веская, чтобы спец умалчивал историю Катеньки.
Но нехорошее предчувствие не оставляло.
Тогда охотница набрала номер Лили, просто чтобы проверить, что, пока она была в магазине, в их маленьком мирке «охотников и аддиктов» не начался конец света.
– Привет.
В трубке послышался знакомый голос, и девушка облегченно выдохнула:
– О, слава богу.
– Что-то случилось?
– Слушай, я же могу составить тебе компанию в спортзале?
– Буду рада, – судя по голосу, Лиля улыбнулась.
– Я скоро.
Что ж, так она по крайней мере недалеко от своих – в зале наверняка есть охотники помимо Цветковой.
На входе установили рамки. Черт его знает, какой от них толк. Может, ревенанты, завидев разноцветные огоньки, убегали в панике?
Так или иначе, там будет безопаснее.
Им обеим.
Мысли сводили с ума. Попытаться понять ревенанта… Проще гадать на кофейной гуще!
Катенька вызвала такси и вышла из подъезда, когда в приложении появился сигнал: «вас ожидают». По дороге от подъезда до машины Катенька не переставая озиралась – ее глаза поблескивали во тьме. Несколько метров показались вечностью. В глубине души оставался страх, что Костя не ушел, а затаился. Поджидает ее в тени деревьев, где черный след ревенанта терялся.
Прежде чем сесть в салон автомобиля, охотница просканировала таксиста.
Человек. Обычный.
Волнение немного отпустило, когда девушка устроилась на пассажирском сиденье и назвала адрес. Стоило машине отъехать, как телефон завибрировал.
Валер.
Вместо приветствия Катя услышала хриплое:
– Что случилось?
Катенька, бросив взгляд на водителя через зеркало заднего вида, тихо сказала:
– Он приезжал.
– В смысле? К тебе? Когда?
– Ушел где-то за пять минут до нашего приезда, – соврала девушка, сама не понимая почему. Наверное, потому что на самом деле от встречи с Костей ее спас незапланированный поход в магазин.
– Где ты сейчас?
– Еду в зал к Цветковой.
– Что… зал?
– Ну наш зал. Рабочий.
– Ладно, – Валер что-то неразборчиво проворчал, явно поднимаясь с кровати.
– Так, жди меня там. И ни шагу, поняла? Повтори.
– Поняла. Ни шагу.
Катя выключила телефон и повернулась к окну. Теперь, когда мандраж отпустил, мысли о маме сами лезли в голову.
Как для нее это все выглядело? Настоящее безумие.
Да еще эта фразочка про любовь.
Могла ли Катенька сказать что-то еще? Не было ли это слишком резко?
Было.
– Надеюсь, ты простишь меня…
Если бы она переехала сразу после выпуска, осталась жить с Цветковой, все было бы проще. Хотя… тогда они не общались так близко. Катенька вообще ни с кем толком не общалась.
Погрузившись в нескончаемую меланхолию, Свиридова предпочла добровольное затворничество. И, если подумать, просто плыла по течению.
Можно ли это считать расплатой?
Вот оно что такое быть взрослым. Не мудрым и всезнающим, а скорее обязанным платить за каждый опрометчивый шаг.
Никаких поблажек.
Крупные капли дождя растекались по стеклу.
Начиналась гроза.
4 сентября 2017
Полночь
Москва
Зайдя в раздевалку спортивного зала, Лиля заметила двух незнакомых охотниц. Девушки как раз собирались, о чем-то болтая. Судя по разговору, обе работали в «Новом» отделе. Стоило им заметить Цветкову, как оперативницы неестественно притихли и поспешили уйти.
Может, показалось? Не могли же они узнать и… впрочем, неважно. Лучше об этом не думать.
Цветкова переодевалась в одиночестве.
Каждому охотнику выделяли личный ящик для сменной одежды. А так как за безопасностью строго следили, никто не боялся оставлять и ценности, но Лиля держала мобильный при себе. Особенно сейчас, когда к ней ехала Катенька.
Так неожиданно.
Лиля, надела на руку браслет с ключом и, поправив спортивный костюм – серый с ярко-розовыми полосами, – подошла к раковине.
Косметика оказалась хорошей… или не очень. Как минимум стойкой.
Прежде чем вышла из женской раздевалки, охотница потратила немало времени, чтобы смыть с себя остатки эпатажного образа.
На горизонте маячил первый выходной — награда за «внеурочную» работу по отлову аддикта.
Для Лили это означало лишь одно – куча свободного времени.
И она раз за разом будет прогонять в голове прошедший вечер, накручивая себя все сильнее, и кто знает, как далеко могут увести ее мысли…
Хорошо, что Светлана с пониманием отнеслась к желанию подопечной немного «встряхнуться» и сразу после фотостудии привезла в зал.
И даже пообещала забрать через пару часов. Наверное, живет недалеко и ей не сложно.
Размышляя, Лиля не заметила, как дошла по петляющему коридору до широких стеклянных дверей, ведущих в зал. Судя по всему – пустой. Прежде чем войти, охотница придирчиво осмотрела свое отражение. Никто бы из коллег не поверил, что несколько часов назад ее пытался «выкачать» голодный Аварит.
Очень энергичный человек Лилия Цветкова…
Охотнице хотелось измотаться до дрожи в мышцах и холодного пота, чтобы все тело ныло.
А наутро страдать, лежа в кровати. Тогда в голову не будут лезть глупые мысли. Например, о Борисе Сереброве.
И плевать, даже если кто-то и был в зале… Цветкова решительно толкнула створку, но не зашла.
Ей показалось? Это же не могло быть правдой? Что Сереброву здесь делать?
Но это был он. Охотница видела, как напарник прошел мимо тренажеров, озираясь.
Будто что-то искал, а не найдя, со всей силы ударил по одному из них.
Лиля подпрыгнула от громкого звука, разлетевшегося эхом по залу, и, попятившись, вернулась в полутемный коридор.
Борис испугал не на шутку. Он был не просто раздражен. Это был взрыв эмоций.
Плевать, что охотники не могут друг друга чувствовать, для Лили это было очевидно – он злился из-за нее. А у девушки не хватило силы духа выйти к нему и заговорить.
Серебров не заметил ее. Значит, есть немного времени собраться. Решить, что сказать. Как извиниться.
За спиной послышался скрип двери.
Встрепенувшись, Лиля заспешила по коридору. На глаза попалась незапертая дверь. Шмыгнув внутрь, девушка поняла, что оказалась в танцевальном зале, который обычно запирали на ночь. Справа у стены возвышалась небольшая сцена, слева – ряд зеркал и начищенный до блеска металлический станок.
Странная волна ностальгии захлестнула девушку, пробуждая воспоминания о теплом свете ламп в классе, где она прозанималась столько лет. Отциклеванный, покрытый лаком паркет поскрипывал под ногами.
Лиля прошлась вдоль стены, провела по холодному металлу станка.
Как давно она этого не делала? С тех пор, как, разругавшись с преподавательницей, ушла с занятий, громко хлопнув дверью. Много лет Лиля злилась на все, связанное с танцами. Затем решила, что «это не для нее».
Примерно как в басне Крылова про лису, обидевшуюся на высоко растущий виноград.
Гораздо позже, после первых настоящих тренировок в академическом, когда Лиля поняла, что далеко не в лучшей форме, появился страх. Страх, что то, чем она занималась столько лет, забылось. Или еще хуже – что в этом она никогда не была хороша.
Словно во сне Лиля положила телефон на пол, встала на изготовку.
На секунду девушка засомневалась: а танцевала ли она вообще? Может, это все ей приснилось? Побочный эффект очередного исцеления?
По телосложению девушка в отражении мало отличалась от той, которую помнила Лиля. Даже светлые волосы собирались в примерно такой же хвостик. Изменилось выражение лица. Еще недавно казавшееся всем вечно удивленным, теперь оно стало встревоженным, испуганным.
Лиля заставила себя взяться за станок.
Холодный металл под рукой казался знакомым.
Пока совсем не страшно.
Несколько знакомых упражнений.
Они выглядела так же, как тогда. Практически один в один.
Надо бы еще немного размяться…
Сердце не екнуло в груди, в животе не «запорхали бабочки» и разум не затмила эйфория.
Она повторяла некогда заученные наизусть движения и впервые осознала очень простую вещь: даже если какого-то упражнения Лиля не помнила, то это не делало ее хуже. Как и не делало лучше то, что она их знает.
– Какая же ты глупая, Цветкова, – тихо проговорила Лиля, прислонившись лбом к зеркалу, а затем усмехнулась.
Столько лет бояться… того, что сама себе придумала.
Усевшись на пол, Лиля сложила ноги по-турецки и, включив тихо музыку, откинулась на холодную стену. Под первые аккорды «Сплина» она зажмурилась.
– Город окутает тьма…
Девушка приоткрыла глаза, смотря из-под ресниц, казавшихся слишком длинными. Комнату освещал только свет фонарей с улицы. Тени ветвей плясали по стенам и потолку.
Как тьма, которую Лиля видела всякий раз, активируя целительный круг.
Тени скользили друг через друга, сплетались в ажурный узор. Черный, как смола, прилипающая к рукам охотников. Кожа Лили казалась бледной, но оттенок все равно не был близок к той белизне, которую источала охотница там… в мире, открывающемся за кругом.
Не просто белизна, а свет. Единственная защита между тьмой и охотником.
Чтобы кошмар не перелез в твое сознание. Не пробудил то, что таится в каждом из нас.
Свет должен сиять. Чем сильнее, тем проще выступать против мрака. У охотников, склонных к целительству, он самый яркий.
Лиля даже не знала, насколько силен ее свет после того, что случилось в подвале, но страха не было.
Что будет с охотником, если однажды его свет перестанет быть достаточно ярким?
Наверное, то, что случилось с Киреевым. Но что бы было, окажись рядом кто-то, кто мог бы его спасти?
Лиля хотела, а самое главное, больше не боялась узнать ответ.
– Цветочек? – раздался удивленный голос Кати Свиридовой. Девушка включила свет и посмотрела на Цветкову, устроившуюся около стены.
– Со стороны может показаться, что я сижу, – Лиля сделала звук в телефоне тише. – Но на самом деле усиленно занимаюсь по хитрой программе.
– Очень хитрой, видимо. А почему здесь и в темноте?
– Захотелось уединения, – хмыкнула Лиля. – А ты вот так и будешь, не переодеваясь?
– На полпути поняла, что забыла ключ, – Катенька пересекла зал и поставила увесистый рюкзак на подоконник. Лиля даже хотела присвистнуть и уточнить, не решила ли подруга взять с собой половину гардероба?
– Хочешь – используй мой, – Лиля подняла руку, но подруга покачала головой, доставая мобильный.
– Значит, просто составишь мне компанию?
– Не против, если мы останемся здесь? – невпопад ответила Катенька, набирая сообщение.
Лиля поднялась и начала разминаться. Рефлексировать при Катеньке, которая и без чужих проблем выглядела обеспокоенной, не хотелось.
– Конечно.
– Так что ты здесь делала?
– Ну… – задумалась Лиля. – Смотрела в лицо страхам прошлого, наверное.
– И как они?
– Уставшие и совсем не страшные.
Из плеера донеслись знакомые аккорды Bad Romance. Лиля хотела было переключить, но Катя ее остановила:
– Подожди, ты ведь под нее в том диком платье танцевала, да? Покажешь?
– Знаешь ты толк… ох, ладно, подожди.
Лиля задумалась, отходя в сторону. Она уже плохо помнила связки для танца, да и без разминки движения получатся деревянными.
– Так как-то, вроде… – девушка встала в исходную позицию, отсчитывая такт и вспоминая, как начать.
– Пять, шесть, семь, восемь…
Это было как что-то из забытого сна. Лиля без отрыва смотрела на себя в зеркало, когда это позволяли движения. Так странно, но она вспомнила. На самом деле совсем не сложно, гораздо сложнее было сдержать смех, замечая в отражении улыбающееся лицо Свиридовой.
И ради этого хотелось продолжать.
Театр одного актера — зато зритель, еще недавно загруженный проблемами, хлопает в ладоши в такт музыке.
Вскоре Лиля уже без напряжения поворачивалась или двигалась в нужную сторону, подчиняясь ритму.
Катенька вскоре начала тихо напевать песню. Отвлекшись, Лиля запнулась, но, сделав вид, что ничего не произошло, с детским озорством подбежала к подруге и вытащила ее в центр зала.
– О нет, Цветочек, я же не умею.
– Да ладно, это легкая часть.
– Для меня даже «танец маленьких утят» на грани добра и зла.
– Да ладно, никто не увидит, – Лиля подмигнула. – Просто повторяй за мной. Руки раз…
– Как? Будто предлагаю хлеб-соль?
– Почти, будто предложить надо, но ничего не осталось… вот смотри. И раз. Два… поцелуй…
Катенька, с трудом справляясь со смехом, тщетно пыталась повторить за Лилей. Уши Свиридовой стали пунцовыми, на глазах блестели слезы, а щеки и скулы начинали болеть. Как, впрочем, и у Лили, но останавливаться девушка не хотела.
– Цветочек, да я просто супергерой девушка-бревно, – протянула Катенька.
– Да ладно. Ломаные движения не так уж и плохо получаются. А из тебя выйдет неплохой зомби. Давай под «Триллер»…
Не слушая протесты подруги, Лиля переключила трек и, промотав вступление, начала копировать танец, который Катенька смутно помнила по клипу, увиденному еще в юные годы на музыкальном канале.
– Я пас, это высший пилотаж.
Катенька, пытаясь отдышаться, присела на пол. Лиля составила ей компанию и положила голову на плечо. Обе не могли перестать улыбаться и смеяться.
Как могут смеяться две обычные подружки. Беззаботные, прыгающие под хит Майкла Джексона. Которым нет дела до бури за окном.
– Даже лампы в зале ярче, да? – тихо спросила Лиля. – Я уже и забыла, как это весело.