Сначала была темнота. Кромешная угольная тьма, к которой не мог привыкнуть глаз. И тишина. Такая тишина, что Пете казалось – даже шум крови в ушах сам по себе может привлечь чье-то недоброе внимание.
Петя невольно сунул руку в карман, стискивая рукоять маузера.
– Давай я фонарик достану…
Тихий голос Вальтера прозвучал как рев громкоговорителя. Шорох справа – как грохот обвала. Лучик света выхватил каменную стену. Неровный треугольник старой кладки – исполинский темный зуб четко выделялся на более светлом фоне. Стена глухая, без окон, уходит на высоту метров четырех. Земляной пол… Такие же глухие каменные стены, под стенами – высокие грубые столы-верстаки; на них разложены на бумаге каменные орудия, позеленевшая старая бронза, огромная книга для записей.
Петя невольно вздрогнул: на одном из верстаков лежал скелет. Скелет старый, извлеченный из земли… но тем не менее.
В одной стене – железная дверь: по виду не слабее крепостной. И как только отсюда выбираться?!
– Вальтер…
Петя шептал, еле раскрывая губы, но друг прекрасно все слышал.
– Вальтер, а вроде потолок-то деревянный… если поставить друг на друга эти верстаки, можно достать…
Шорох! Еще странный металлический шорох! Стараясь двигаться бесшумно, друзья с оружием в руках встали с обеих сторон двери. Им казалось, что шум они производят просто страшный.
– Бога ради, только не стреляйте!
Голос вроде и не такой громкий… А! Говорят из-за двери.
– Не вздумайте стрелять, когда увидите меня!
Говоривший подождал и медленно стал отворять дверь. Скрип раздавался такой, часто хотелось побыстрее зажать уши. В медленно открывшемся проеме стоял среднего роста полуседой человек с керосиновой лампой в руках.
– Извините… Ушел в работу, опоздал. Я – Жак Дуч… Пойдемте!
– Здравствуйте… Я – Петр Кац, это…
– Я знаю вас обоих, мне сообщили. Что, любуетесь моим шато?! Правильно, он очень красивый и старый… Он построен на месте тура… Что такое тур? Это крепость, такая укрепленная башня. Тур построили в двенадцатом веке и сожгли в шестнадцатом. Видите, темный треугольник старой кладки? Сразу видно, что камни тут более старые… Это все, что осталось от тура… после него и построили этот шато…
– Тур – это же башня? Замок такой?
– Конечно. Именно что замок. А шато – это не замок, это укрепленный загородный дом. Но что вы стоите? Пойдемте!
Поднялись по каменной лестнице; в ее ступенях ближе к середине камень за века выело, стерло множеством сапогов, ботинок, туфель, бот… всего, во что только не обувался род человеческий. На втором этаже, повинуясь Дучу, двинулись анфиладой огромных комнат по скрипучим деревянным полам. Местами пол еле заметно прогибался, скрипел. Метрах в пяти над головой огромные балки держали такой же деревянный потолок. В свете керосиновой лампы виднелись старинные широкие кровати, такие же древние шкапы, – далеко не современная обстановка старого-престарого шато. Окна высокие, а начинаются почти у самого пола. Петя вспомнил, что они так и называются: «французские». Окна открыты, в них веет предутренний ветерок, качает тяжелые шторы.
Господин Жак рассказывал, что еще его дед заключил с правительством договор и теперь не платит налогов за огромное шато. Он должен показывать его всем желающим, за это ему даже доплачивают, как смотрителю. А когда он умрет, смотрителем станет его сын, который сейчас живет в Лионе, работает врачом.
– А если он не захочет стать смотрителем?
– Потерять такое потрясающее шато?! Молодые люди, феодализм силен традициями. Традиции обязывают не всегда поступать так, как хочется, но следование им дает намного больше.
В одной из комнат кто-то завозился на потолке, сверкнул зелеными круглыми глазами. Задумчивый нечеловеческий голос произнес сверху что-то вроде протяжного «ту-гу… Ту-гу»… И бесшумно вылетел наружу, обдав людей потоками ветра из-под крыльев. Парни невольно шарахнулись, хозяин посмеялся… Добродушно, но вместе с тем ехидно.
– Не бойтесь, это сова… Я зову ее Женевьева… Сове не меньше лет ста или около того. Эта семья сов живет здесь много поколений. Мне приятно думать, что Женевьева может помнить Наполеона и что ее предки были знакомы с моими еще со времен постройки шато…
Свернули под прямым углом, спустились по винтовой лестнице, и тут из стены выплыло что-то белое, мерцающее… Кокон высотой с полтора метра, диаметром сантиметров семьдесят, бесшумно плыл над самым полом коридора. Внутри кокона мерцал желтый огонек, и почему-то сразу стало понятно, – это женщина со свечой в руках, в длинной белой рубашке.
Парни схватились за револьверы, сам господин Жак тоже напрягся… Напрягся, но рукой заслонил привидение от парней… кокон бесшумно проплыл поперек лестничного пролета, бесследно исчез в другой стене. Какое-то мгновение казалось, что в стене продолжается мерцание, затухает… потом этот отблеск погас.
– Фу-у… Ну и дела заворачиваются! – обернулся к друзьям господин Жак. На добродушном подвижном лице засверкали бисеринки пота. – Женевьева волнуется, да еще и призрак Вероники пролетел… Понимаете, тут триста лет назад не в меру ревнивый муж замуровал в стене юную Веронику… Вообразил, что она неверна ему с кучером… Потом оказалось, что Веронику оболгал влюбленный в нее сосед; этот мерзкий сосед во всем признался и повесился на воротах нашей усадьбы. А муж раскаялся и кинулся размуровывать Веронику, но что-то у него сдвинулось с головой… Понимаете, старый дурак забыл, где именно замуровал жену. Сначала предок полгода молился, надеялся вспомнить, а потом зарезал себя кинжалом в своем кабинете, это двумя этажами выше…
Парни несколько обалдели от такой концентрации трагедий…
– Тогда у вас должно быть не одно привидение, а несколько… – предположил Петя.
– Привидение соседа появляется только во время войн, – деловито объяснил господин Дуч. – И если совсем молодая девушка выходит замуж за злобного ревнивца или за старика. А прапрапрадедушка – существо тихое, богобоязненное, мы с ним часто общаемся.
– Странно… – нарушил тишину Вальтер. – Нашему замку лет четыреста, а ни одного привидения у нас нет.
– В какой части Франции у вас замок? – заинтересовался господин Жак. – Его ни разу не брали штурмом?
– Он в Германии… Во Франконии.
– А! – небрежно махнул рукой господин Жак. – Немецкие замки скучны, как немецкая еда и все немецкие порядки! Франкония! Это же совсем молодая страна…
Пока говорили, свернули в огромный зал, украшенный гобеленами; на стенах висели алебарды, сабли, копья, какое-то вообще никому не знакомое оружие. Главной частью интерьеров в зале был громадный стол, стоящий вдоль стен буквой П. Господин Жак поставил керосиновую лампу на накрытый край стола, сдернул салфетки, прикрывавшие колбасы, бутерброды с сыром, пироги. Красноватое пламя лампы смешивалось с серым светом из французских окон – светало.
– Прошу! Вам необходимо подкрепиться. Вот рассветет, и мы отправимся в путь. Тут недалеко, вас уже ждут… И сразу за дело! Если нужно будет укрыться, годится и мой дом, и место, куда вы попадете. Но самое главное – вот документы, они «чистые», полиция ни к чему не прикопается. А вот кого вам надо бояться всерьез – вот этого человека…
На фотографии был изображен желчный, всем недовольный мужик средних лет, лысый, с безгубым ртом, изломанным в довольно противной ухмылке.
– А его почему надо бояться? – продолжая жевать, спросил Петя.
– Видите ли… Я не все знаю о вашей миссии, но мне рассказали: вы хотите объединить Европу. А это очень не нравится господам из Приорского аббатства… Вы ведь знакомы с такими?
Друзья замотали головами. Господин Жак явно никак не ждал отрицательного ответа, он буквально обомлел от изумления, даже прихлопнул ладонью по колену.
– Вот это да! Вас посылают на такое дело, а про приоратов вы не знаете?!
Парни опять дружно замотали головами.
– И про иллюминатов? Про мерзких выкормышей Вайскопфа?!
Мотание головами, уже с улыбками.
– Нам сказали, что нам все объяснят уже в Европе…
– Ну, рассказывать о них я мог бы долго… Вот этот… – Господин Жак брезгливо дотронулся кончиком пальца до фотографии. – Этот портил кровь моему предку еще двести лет назад… После Наполеоновских войн у Европы был выбор: осторожные постепенные изменения, но просвещение. Просвещение всех, как можно больше школ и книг! Но постараться удержать старушку Европу от катаклизмов. Это был путь Знания. Мы, тамплиеры, всегда стояли именно за этот путь.
А другой путь был – не давать людям информации: пусть верят в то, что им рассказывают просвещенные и богатые. И пусть в Европе громыхает революция за революцией, разрушая сложившиеся монархии, уничтожая законы, по которым жили поколения. Это путь не Знания, это путь Власти и Денег.
– А почему, если будут революции, непременно установится власть денег? Социалистическая революция в эсэсэсэр не привела к власти богачей.
– Как сказать… Революция в России разорила тех, кто раньше владел богатствами. Причем многие из старых богачей были патриотами своего отечества, были людьми большой культуры. Эти богатые и знатные исчезли, но разве куда-то исчезли их богатства?
– Россия страшно обеднела после революции… – грустно уронил Вальтер. Было видно, что ему очень жалко Россию.
– Обеднела! Невероятно обеднела! Огромные богатства были потеряны и во время Гражданской войны. Но разве исчезли куда-то сокровища аристократии? Драгоценности, картины, золото, валюта? Нет, конечно, все это досталось новым хозяевам жизни. Верхушка компартии стала миллиардерами в один момент. Зимой 1918 года богатства большевиков оценивались в сумму, по крайней мере, несколько миллиардов тогдашних золотых рублей. Ленин, Троцкий, Радек, Коллонтай, Дзержинский – миллиардеры. Куда там Вандербильдту и Моргану! Американские миллиардеры должны снимать шляпу перед вашими!
– А Ленин… когда его ранила Каплан, ему нужен был лимон! И его не было во всей Москве! А Дзержинскому, когда было особенно голодно, чекисты с невероятным трудом достали картошки и сала, наварили, подали ему – мол, вот такой сегодня паек. А Дзержинский не поверил – не даром же главный чекист! Проницательный был. Вышел Дзержинский из кабинета и у первого встречного спрашивает: что сегодня за паек? Ему отвечали: картошка с салом! Трех человек спросил, потом съел…
Господин Жак хохотал, утирая слезы со щек. Вальтер улыбался так соболезнующе, что становилось неприятно.
– Пьер, вы хоть знаете, что уже в восемнадцатом году для верхушки компартии установили «партийные» или «совнаркомовские» пайки? В такой «кремлевский» паек входили и белый хлеб, и крупы, и овощи, и мясо, и молочные продукты. В каком бы развале ни находилось хозяйство страны, уж на несколько десятков тысяч человек пища всегда найдется.
– Петера учили, что у них в стране все равны…
Голос Вальтера был такой соболезнующий и добрый, что Пете сделалось нехорошо.
– Да что вы со мной говорите, словно я грудной младенец!
– Младенец или нет, а представления о жизни у вас самые фантастические. Ведь мало того, что большевики захватили просто сказочные богатства… А потом? После Гражданской войны? В России появляется производство… Рабочий получает меньше, чем получал до революции. Никто не отвечает за его болезнь, потерю здоровья и смерть. На костях сотен тысяч людей добывают золото, рубят лес, плавят металл, выпускают новые машины. Кто владеет всем этим?
– Народ… – Петя сам слышал, что голос его звучит не слишком уверенно.
Ангельское выражение усугубилось на лице господина Жака…
– Мосье Пьер… Вы ведь в России народ? Да? Народ? Ну и расскажите, чем именно вы распоряжались, какими богатствами… А богатства в России колоссальные! Золото, алмазы, лес, нефть, машины, талантливый, работящий народ! И кто этим всем распоряжается?
– Партия! Она выражает волю народа…
– Партия… Ваш отец коммунист?
– Коммунист.
– Но он не распоряжается ничем. И миллионы таких, как он, тоже не распоряжаются ничем. Распоряжаются несколько тысяч высших партийных функционеров. Верно? Вот так называемая индустриализация… коммунисты покупают за рубежом целые заводы.
– Во всем мире была депрессия, безработные умирали с голоду! Предприятия обесценились, в паровозных топках горели кофе и сахар!
– Было и это… Но чтобы купить даже обесцененные заводы, нужны деньги. Коммунисты вложили миллиарды долларов в эти заводы. Значит, у них эти деньги все-таки были?
– В России тоже борются сторонники Пути Знания и Пути Денег… – тихо, но очень уверенно, упрямо, произнес Вальтер.
– Разумеется, я же об этом и толкую. Я же и разъясняю, что Путь Денег всегда идет через катаклизмы, революции, избиения, убийства. И революция в России тоже выгодна тем, что идет по Пути Денег. Вам это меньше понравится, Вальтер, но и события в Германии тоже очень полезны этим… этим людям.
– У нас совсем не так, как в России!
– Вальтер, Вальтер… Хотите покажу вам с цифрами в руках, что капиталы англосаксов контролируют вашу экономику не меньше, чем экономику СССР? А может быть, и побольше. Жаль, времени совсем нет… И вообще об этом вам лучше всего расскажет наш общий друг, живущий в Париже… Вы с ним еще увидитесь, ребята.
Пока что получше запомните эту физиономию… Этот человек тоже кое-чем владеет… Если эта рожа трансгрессируется от вас поблизости – сразу стреляйте на поражение. Но подручных у него очень много, идет настоящая война. Мало нам иллюминатов, которые в Германии, против нас работают рыцари Сиона… Вы еще спрашиваете, кому мешает объединение Европы! Это страшные люди, и у них тоже своя философия. По-своему они очень логичны: пусть историческое наследие Европы остается только в музеях, пусть наша тысячелетняя культура станет недоступна для большинства, – главное, чтобы не было границ, не было традиций, не было законов, мешающих наживать сто процентов на сто и вывозить деньги куда угодно.
Парни, вы появились очень вовремя. Тут много что происходит, и все что я вижу – не к добру. Думаю, вас уже заметили… Видите, сразу и Женевьева беспокоится, и Вероника появилась. Давайте в машину!
Господин Жак решительно вскочил, парни тоже невольно поднялись.
– Можно спросить, куда мы, собственно, едем?
– К одному человеку… Он отказывается встретиться с вами здесь, и это, может быть, к лучшему. Из его Крепости вы легко попадете в любую другую крепость Европы. А укрытие очень надежное.
– Мы же не прятаться приехали…
– Уверяю вас – не помешает!
Господин Жак даже прижал руки к груди для убедительности.
– И возьмем по двустволке.
– Знали бы, взяли винтовки… Какой смысл от ваших дробовиков? За семьдесят метров они почти бесполезны.
– Револьверы и на пятьдесят метров почти бесполезны. А винтовки… Как вы объясните, что у вас в машине лежит винтовка?
– Ну… может же сельский житель пойти охотиться?
Господин Жак оказался слишком вежлив, чтобы опять засмеяться.
– Помилуйте, ну на кого тут охотиться с винтовкой?! Да и не охотничий сезон…
И он пошел, быстро пошел, показывая рукой – за мной, ребята!
По винтовой старинной лестнице парни вышли на лужайку позади дома. Господин Жак торопливо объяснял, что проведет их черным ходом, скоро прислуга придет, незачем их кому-то видеть… Господин Жак убежал в предрассветный туман, скоро там зафырчала машина. Петя еле успел рассмотреть громадное здание в три этажа, лужайку с каменными скамейками над курящейся туманами рекой. Ивы склонялись над зеленоватой водой. Тихо, идиллично, как в старых русских усадьбах… Разве что в России скамейки были бы деревянные.
– Садитесь на заднее сиденье!
Страховидного обличья «Форд», господин Жак на шоферском сиденье, и все – уже поехали-поехали. Ружье с патронташем лежит на полу, еще два – под задним сиденьем, револьверы в карманах…
– А между прочим, Петер… Ведь никому не объяснишь не только винтовку… никому не объяснишь и револьвер…
– А может, мы на спор решили выяснить, кто попадет в утку из револьвера?
– Смейтесь, смейтесь! – не выдержал господин Жак. – Но байка про пари, кстати, совсем неплохая… Держите ее при себе на случай разборок с полицией… Только не в утку мы с гостями стреляли, а собрались палить по стволу дерева…
По дороге господин Жак продолжал рассказывать о кознях рыцарей Сиона и иллюминатов. Получалось зловеще, но все равно до конца непонятно.
А солнце поднималось, по сторонам дороги вставала неправдоподобная по красоте страна. Плыл туман над речкой с непривычной зеленой водой реки Дордонь. Луга за рекой, желтеющие поля и ограничивающая горизонт каменистая гряда. В гряде – темные пятна пещер. От шоссе отходили сельские грунтовые дороги, на перекрестиях дорог высились деревья – раскидистые и прекрасные. Ветерок пробегал по листве, ветви словно разгоняли легкий туман. Из тумана выступал то кто-то мирно идущий по сельской дороге, то неподвижный рыбак, наблюдающий за поплавками.
Зеленую уютную речку Дордонь Петя тут же окрестил для себя Дордонькой. Чем-то она неуловимо походила на среднерусские речки: такая же тихая, поэтичная, только окрестности ярче, – юг все-таки.
– Господин Жак, а почему в реке вода зеленая?
– Конечно, зеленая… Как везде… Что, бывает иначе?
Не было ни времени, ни особой охоты объяснять, что далеко не во всех реках такая вот зеленая вода.
За рекой, за полями салатно-желтого цвета – все та же серая каменная гряда – то ближе, то дальше. Господин Жак рассказывал, что великий писатель Рони-Старший именно в этих местах писал свои книги «Борьба за огонь» и «Пещерный лев», а жил в том самом шато, дружил с его отцом и вместе гулял по окрестностям.
Машина пролетала городки – каменные, чистенькие и аккуратные. Все в этих городках было маленькое, меньше обычного: и дорога чуть уже, чем в России, и дорожные знаки меньше по размерам, и домики какие-то игрушечные.
Несмотря на страшную рань, множество людей уже спешили по улицам, открывали магазины, шли и ехали по делам. В городках господин Жак законопослушно притормаживал, раскланивался со знакомыми. Петя заметил, что Вальтер тоже кивает, прикасается пальцами к полям своей штатской, совсем не идущей ему шляпы. Он понял, что такова уж европейская вежливость, и тоже стал здороваться со всеми знакомыми хозяина.
– А знаете, почему Франция проиграла англосаксам битву за мировое господство? Потому что Франция невероятно красива. Посмотрите, как хороша моя Франция! В Англии холодно и все время идут дожди… Оттуда уезжали, потому что согласны были там не жить… А как уехать отсюда?!
Петя сначала улыбался, потом до него дошло – господин Жак говорит совершенно серьезно.
Но вот в чем Франция и правда действовала – было трудно представить, что в этой красивой, как переводная картинка, пышной стране, на фоне богатой природы могут быть страдания, насилие, смерть. Взгляд, первоначально цепкий, профессионально-зоркий, начал расслабленно скользить по окрестностям, тело утратило упругое напряжение идущего в бой. Предчувствие? Так ведь все время ждали чего-то… Напряженное ожидание исчезло.
И нарвались: на трассе вдали от городков вдруг вылетела на шоссе машина, перегородила путь. Из завизжавшего тормозами автомобиля (даже дым пошел от шин) выскочили двое, как-то очень ловко спрыгнули, залегли на обочине. Вальтер первым заметил еще ствол за раскидистым деревом, выстрелил раз и другой. Ствол уплыл… непонятно, задел Вальтер человека со стволом или просто заставил укрыться. Господин Жак тормозил метрах в тридцати от препятствия, резко свернул с шоссе на проселочную дорогу. Только тогда Петя вскинул ружье, выстрелил туда, где расцветали смертоносные цветы из стволов. В сторону машины ударило мгновенно и страшно, но они уже неслись куда-то вбок, поднимая клубы мелкой пыли.
– Иллюминаты?! Приорат?!
– Что вы… их мелкие подручные, не более… Объедем так, чтобы они не знали, где мы. За нас еще не принялись по-настоящему…
Хорошо, что господин Жак родился и вырос в этих местах. Машина летела на страшной скорости – не менее восьмидесяти, а то и девяноста километров. Поворот… еще поворот… А потом пришлось ехать медленно, прилично, потому что начался городок.
– Тут безопасно… почти безопасно. Но вы посмотрите все же, как красиво! Нигде вы не найдете ничего подобного! Ни в каких других землях!
Господин Жак тараторил еще, и Петя подумал, что смертельная опасность по-разному действует на северян и южан: они с Вальтером подобрались, напряглись, а господин Жак болтал все больше и больше. Слева пошел скальный навес… еще один…
Они ехали по узкой дороге вдоль серого скального массива. Грохнуло так, что от обочины прах полетел в разные стороны. Граната?! Но осколков вроде не было, только машину швырнуло. И дыма почти нет… Просто вспух огненный шар на дороге, совершенно непонятно от чего.
– А вот это уже серьезно! Нас очень не хотят пропустить…
Громыхнуло еще раз, уже сзади. Расширение дороги… Почти ровная площадка, игрушечная будка, какая бывает перед входом в парк, и в серой скале – черное жерло пещеры. Господин Жак подвел машину под самую скалу; так, что сумрачный скальный козырек нависал прямо над автомобилем. К ним торопливо шел человек с напряженным лицом, полилась частая французская речь.
– Я жду здесь, – обернулся к ним господин Жак. Потное лицо очень старалось улыбнуться. – Вы слушайтесь Мишеля… Он неплохо понимает по-немецки. Вот одежда… вам она пригодится…
Господин Жак сунул парням два мешка.
– Ну, пошли! С Богом!
К удивлению Пети, Жак Дуч размашисто перекрестил их: по-католически, слева направо.
– Быстрее… – Мишель уже волок парней туда, где зиял треугольник входа в пещеру. У самого входа, ощутив идущий из подземелья холод, Петя обернулся, помахал рукой господину Жаку. Тот ответил; он так и остался неподвижно сидеть, чуть откинувшись на спинку. Пете очень не хотелось нырять под землю, не хотелось оставлять наверху Дуча… Но он легко объяснил себе, что это просто непривычное место, непривычные обстоятельства, вот нервы и разыгрались.