3

Аня села на кровать и прислонилась головой к стене. Я резал на табуретке хлеб – кухонный стол уже не держался на ножках, пришлось вынести его на балкон. Последнее время я использовал в качестве стола одну из двух своих табуреток. Что-то подсказывало мне, что их век тоже не долог, обе они дышали на ладан. Кончина стола сместила мою среду обитания почти полностью в зал, на кухню я заходил только для того, чтобы поставить чайник – диспозиция эта мне в принципе нравилась, все дела я делал под работающий телевизор: ел, читал, даже спал под телевизор. Порой я не выключал его, даже уходя на улицу. Работающий телевизор отпугивал потенциальных воров.

Что с меня брать, усмехался я иногда своим мыслям, но тут же осаживал себя – а телевизор? Он у меня старый, раздолбанный, тридцать семь сантиметров его диагональ, но называется он NEC – а где-то я слышал, что это название серьёзной, но малоизвестной у нас японской фирмы. А как же DVD-плеер, снова говорил себе я, чёрт возьми, новенький DVD-плеер культовой китайской фирмы BBK, за который я отдал ни много ни мало две с половиной тысячи рублей? Он куплен не в комиссионном магазине, как телевизор, он куплен в фирменном магазине аудио-видео и бытовой техники, я копил на него два года, два года я откладывал на его покупку грязные и сальные купюры, недоедал и недосыпал, лишь бы он появился у меня, этот чудесный агрегат. На него ещё не истекла гарантия! Поэтому пусть работает телевизор, пусть воры обходят мою комнатёнку стороной, а я буду смотреть на моём плеере замечательные зарубежные фильмы.

– Да ведь? – подмигнул я Ане.

Она взглянула на меня своими открытыми голубыми глазами, в ответ на мой кивок заулыбалась и принялась елозить на месте.

Аня – олигофрен и мой единственный друг. Она жила с матерью в дальней по коридору квартире – через две от меня. Сегодня у матери ночная смена, она как обычно попросила меня посидеть с Аней, как обычно я согласился. Мне нравилась Аня, я чувствовал себя с ней естественно – пожалуй только с ней я и мог чувствовать себя так. Не то чтобы Аня сама не могла провести ночь в одиночестве, она провела их множество, но иногда, когда она оказывалась совершенно одна, с ней происходили небольшие срывы. Её мать, Алевтина Дмитриевна, рассказывала мне, что на Аню в такие часы нападал жуткий страх, и она начинала прыгать на стены. Не знаю, правда ли это, я никогда не видел Аню в таком состоянии, со мной она всегда бывала спокойной и улыбчивой. Может быть Алевтина Дмитриевна и приврала кое-что, она была очень неуравновешенной женщиной и любила поорать на соседей в коридорах малосемейки. А может быть на девушку так успокаивающе действовал я сам – чёрт, мне это льстило немного, а Алевтина Дмитриевна мне так и говорила: «Ваня, Анька всегда радуется, когда тебя видит! Нравишься ты ей».

Внешне Аня совсем не похожа на ненормальную. У неё ясный, вдумчивый и смышлёный взгляд. Ну, может быть с лёгкой раскосинкой. У неё голубые глаза и каштановые волосы. Её рост – примерно метр семьдесят. У неё правильное телосложение. При ходьбе она почти не трясётся и ступает очень плавно – её движения просты и естественны. Ей двадцать три года. Обидно, что она не говорит, а только издаёт нечленораздельные звуки, но чем больше я общаюсь с ней, тем больше понимаю, что никакие это не звуки, а своеобразный язык, которым владеет только она. Иногда, по крайней мере мне так казалось, я понимал то, что она хотела мне сказать.

Я наложил в тарелку макарон и протянул их с куском хлеба Ане. Та взяла тарелку в руки и нехотя стала ковыряться в ней вилкой.

– Сытая что ли? – усмехнулся я. – Ну смотри, если не хочешь, я съем.

Аня что-то пробормотала.

– Хочешь? Ну ешь тогда, нечего их разглядывать.

Я наложил макароны себе и, усевшись на кровать рядом с Аней, принялся сосредоточенно их поглощать. Я был настоящей машиной по уничтожению еды и мог съесть всё, что угодно и в любом количестве. Наверное, количества этого не хватало, потому что моя прожорливость никак не сказывалась на физических кондициях – я оставался щуплым и костлявым.

– Ну, чего посмотрим? – спросил я. – Какие твои предложения?

Аня только мотнула головой – выбирай, мол, сам.

– Раз сам, – потянулся я к плинтусу, возле которого стояла вся моя коллекция дисков, которая насчитывала целых семь штук, – то тогда я выбираю «Апокалипсис сегодня».

Аня одобрительно закивала головой. Я зарядил диск в плеер. Фильм этот я смотрел не меньше пятнадцати раз, но каждый раз меня тянуло посмотреть его снова. Я купил его одним из первых и при покупке неожиданно для себя испытал настоящий восторг – диск оказался режиссёрской версией фильма, которая – кто бы мог подумать! – аж на сорок минут длиннее оригинальной.

– До сих пор поражаюсь тому, – поделился я с Анькой ощущениями, – что вообще в природе существует какая-то режиссёрская версия, в которой целая куча сцен, которых раньше не видел и о существовании которых даже предположить не мог!

– Представляешь, – говорил я ей, – тот фильм, который всем известен, длится где-то два с половиной часа. А этот – три часа четырнадцать минут!

– В том, оригинальном, – объяснял я, – мне всегда чего-то не хватало. Несмотря на большую продолжительность, он был каким-то обрубленным, недосказанным. Только посмотрев этот вариант, я понял, каким должен был быть этот фильм по задумке Копполы.

Фильм начался. Моррисон уже запел свой «Конец», капитан Уиллард уже глушил виски в раскалённом от жары сайгонском отеле. Аня держала в руках тарелку с недоеденными макаронами и смотрела на меня.

– Молока хочешь? – понял я.

Она мотнула головой, вроде бы отрицательно.

– Чай?

Аня произвела движение, похожее на согласие.

– Сейчас, сделаю тебе чай.

Я отправился на кухню.

– Фильм не останавливай, я знаю, что там будет.

Макароны она так и не доела. Пришлось – впрочем, с радостью – сделать это за неё. А вот чая она выдула два стакана подряд, и я не был уверен, что ей не захочется третий.

– Смотри! – обратил я её внимание на экран. – Вот этой сцены не было! Здесь серфингисты катаются под бомбёжкой по волнам, и полковник Килгор уговаривает Лэнса, который звезда серфинга, присоединиться к ним. А капитан Уиллард уводит Лэнса на катер, и они отчаливают. А ещё – вот смотри, смотри – капитан крадёт у полковника доску и тащит её на свой катер. Видишь!

Аня заинтересованно и даже с некоторым удивлением смотрела на экран. Ну, ещё бы, такая неожиданная вставка!

Я выпил своё молоко, а потом, насмотревшись на Аньку, взялся и за чай. Она в свою очередь решилась и на третий стакан.

– А ведь у меня ещё вино есть! – объявил я.

Аня, словно говоря «ну и чего же ты молчал?» хлопала, глядя на меня, ресницами.

– Ну и ладно! – махнул я рукой. – Туалет-то рядом! Не жалко воду!

Я рассмеялся своей шутке, и Аня тотчас же засмеялась вместе со мной. Я видел, что это никакое не подражание, что взгляд её осмысленный и что она прекрасно меня поняла.

Рассерженный полковник Килгор летал над ночными джунглями в поисках катера и кричал в мегафон: «Лэнс, верни мне доску! Ты же знаешь, как здесь трудно найти хорошую доску. Тебе ничего не будет!» Солдаты с катера смеялись вместе с нами.

Я притащил с балкона бутылку вина. Это был дешёвый портвейн, напитки подороже я себе позволить не мог, но не без оснований полагал, что винцо это улетит у нас за милую душу.

Портвейн был разлит по стаканам, мы чокнулись и пригубили бокалы. Девушки из «Плейбоя» под песню “Suzie Q” танцевали стриптиз. Мисс Май, Мисс Август и Девушка Года.

– Ты бы смогла так же? – спросил я у Ани.

Она заулыбалась и заверещала.

– Смогла?! Ни фига себе! Вот так бы прямо вышла и стала бы раздеваться перед людьми?

Запросто, уверяла меня Аня.

– Да ну, зачем тебе это надо?! – сокрушённо качал я головой. – Это только со стороны так весело смотрится. Может, я конечно и закомплексованный человек, но такой образ жизни, как у всяких там стриптизёрш, он толкает в распущенность. С одним, с другим – неужели ты бы хотела этого?

Загрузка...