Марку
Дай мне руку пуповиной,
Круг дыхания замкнулся,
Голос песни утолимый —
Через поле – на разлуку.
Босиком по пыли мокрой
И ладонями – до солнца,
Зачерпни мне воздух горстью –
Кисть рябины горечь сердца
До небес мне ширь объятья,
Колесом по горизонту,
Через сон протяжным плачем –
Дай мне поле рук заботу.
Ивану Швец
Кольцо на память – петлёй наброшенное одиночество,
Шерстяной варежкой терпение надето на сердце,
Охваченная пустота между ладонями соперников,
Как выдох каменистый теряется в своём падении.
Ещё непрошлое гостит.
Мои глаза как две жемчужины покатились по твоей спине,
Посреди пустыря-ожидания лопнула взгляда леска,
Как рыба с крючка – навстречу своей судьбе,
Ты водою речной меня напои, моя невеста.
Ссадиной на ветру багрянятся гроздья,
Что в ладошки забрались.
Тетивой коромысла ветру вспять,
Босые девичьи пальцы – друг к дружке
Губы щекочут, когда их целую горсть.
Губы.
Piano.
Горлицей зябшей светлится,
Умыта бульчаньем ключа,
Попадая в самую древесину гляденья,
Девица, распахнувшая себя, словно дневник.
Округ пуанты притяженья затаить,
Ступенькой ниже.
Дыхание в груди.
Возможно ли –
взять на руки без-умие лялькой?
Скромность, что ладонями внутрь
не согреет?
Почти что в профиль – так спонтанно.
Поспеет возвращеньем завтра.
Брызнули зёрна граната – колени армянских танцовщиц,
Друг с другом смыкаются как снежинки в полёте,
Повторяют положение родинок на детских плечах
Холщовые глаза на дне лукошка.
Крылья птиц лежат на плечах ветра,
Как ладони, прощаясь с рекою.
Швы случайной встречи
Протяжнее чаек напева.
Двуперстием птица садится на воду,
Щурится ладной ракушкой в отражении.
Здесь воды окоём как брусничные бусы
Поцелуев вдоль шеи. Что не напиться.
Глаза уступают место неожиданно красному,
Стягиваются грыжей лупящиеся узлы,
Как осы в кулаке тесны тела друг для друга.
О чём поют слепцы по переулкам лиц?
Седина тревоги в голосах авеню,
Иранская женщина поправляет свитер на шее,
Babygaze позабот: «Плохо держит головку».
Бабий gaze трепетанья.
Орехова кожа её.
Разжабились глаза в смятенье,
Фольксвагеновый лоб палеет тучно,
Как будто оболок оливкового масла –
Всё снаружи.
На лицах бруснится молчание-те,
Глаза сволочисты как серьги берёз,
И не профили чаек завиди-мо в круг,
Ненаглядный мой здесь, со второю грядой
Посреди.
Мужчины узлятся плотно, зря человека,
Лязги аттических рук плотно прижатых друг к другу,
Плескополостью точка схватка пляске подобна,
Духа теснины очи твои.
Стволовые прогляды вшиваются внутрь,
Вострятся соски как доспех наготы,
Проступья наружу, на вдох – пустота,
И будто не рядом брат мой.