Букин, взяв у Ильга две керосиновых лампы и получив под начало двух рисовальщиков и переводчика, ушел в штабной шатер чертить карты. Я пошел писать и зашифровывать сообщения Обручеву. К наградным спискам добавил Букина, Семирягу, Титова и Швыдкого «за образцовое выполнение служебного долга, обеспечившего успех миссии»: первым трем – ордена Святого Станислава 3-й степени, Швыдкому – медаль «За храбрость». Погибшим, согласно российским законам, наград не полагалось[7], хоть соверши самый героический подвиг, неправильно это, на мой взгляд.
Артамонову сначала хотел написать с той же формулировкой медаль «За усердие», а потом вспомнил, что он был у меня вторым номером у пулемета в бою и написал: «За то, что в бою с кочевниками, находясь у головного пулемета, принявшего атаку основных сил кавалерии противника, выполняя обязанности второго пулеметчика, помогал вести непрерывный огонь статскому советнику Степанову, чем обеспечил уничтожение до 300 всадников противника – достоин награждения Знаком военного ордена Святого Георгия 4-й степени».
Потом понял, что даже если я зашифрую все это, то телеграф задымится, передавая, а телеграфист сойдет с ума, поэтому ограничился списками и приписал, что подписанные наградные листы, рапорта и письма близким погибших передам пакетом с первым российским пароходом, на котором уедут не написавшие рапорта об отставке и службе в абиссинской армии.
Написал записку Лаврентьеву о том, что либо он пишет рапорт об отставке и служит в абиссинской армии, либо должен уехать в Россию. Потом посмотрел письма семьям погибших, что написал Лаврентьев, написаны они были «под копирку» и очень сухо. У доктора никого не было, а матери барона я написал, выразив свои соболезнования и то, что ее сын был образцом офицера и пользовался уважением товарищей и подчиненных, что барон всегда был тактичен и корректен, показывал пример образцового воспитания и мне искренне жаль было, что он навсегда ушел от нас, в общем, постарался написать так, как мне хотелось чтобы когда-нибудь написали и обо мне.
Уже под утро, приготовив пакет для отправки и отдельно – шифровку в Главный Штаб, лег спать, проснулся от того, что Артамонов разбудил меня и сказал, что пришел мсье Ильг (так он отрекомендовался). Я сказал, чтобы денщик приготовил нам кофе, посмотрел на часы – надо же, уже девять, но для дипломатических визитов рано. Тем не менее сам вышел встретить швейцарца. Извинился за помятый вид, сказал, что полночи писал бумаги, списки, наградные листы в Петербург, пока не привел все в порядок. Ильг сказал, что все понимает, время не позволяет отдыхать, но и он просит прощения за непротокольный визит. Обменявшись любезностями, сели пить кофе, и Ильг сказал, что он с негусом много думали над теми планами, что я и мой начштаба им показали.
– Альфред, что, эти планы так сильно расходятся с генеральным планом кампании?
– Дело в том, что у нас нет настоящего генерального плана кампании в европейском понимании этого. Все идет по мере развития событий, как воевали еще пятьсот лет до этого. Поэтому, Александр, я бы просил тебя и господина капитана разработать что-то вроде генерального плана, подобного европейскому, но так, чтобы его можно было понять без военного образования, то есть, упрощенно. Мне принесли карты, которые сделал господин капитан с приданными ему рисовальщиками; там все красиво, но очень сложно для наших военачальников, больше скажу, я хотя и европеец, тоже не понял все эти стрелки, кружки и линии, что там начерчены, правда, у меня инженерное образование, а не военное. Мы решили провести Военный совет вечером, как обычно.
– А как же выход летучего отряда кавалерии раса Мэконнэна? Я бы тоже хотел принять участие в этом рейде…
– Дорогой Александр, мы не можем рисковать тобой, посылая в столь опасный рейд. Ты нам нужен здесь, в штабе, так же, как и капитан, не помню его фамилии.
– Фамилия его очень простая – Букин, зовут Андрей. Он очень грамотный в военном отношении офицер, закончил Академию одним из лучших и служил в Главном Штабе, так же как и я (вот зря я это брякнул, теперь от штабной работы не отвертишься).
– О, так ты все-таки военный, а не дипломат, мы даже поспорили с ним, он считал, что ты – военный, а я – что дипломат.
– И какая ставка была?
– Если бы я проиграл, то должен был разработать рисунки для монет с изображением негуса, а негус, как известно, никогда не проигрывает. Кстати, у тебя нет русских монет? Ассигнации мы пока не планируем, народ не поймет.
– Тогда никто из вас не проиграл. Я – магистр математики, человек гражданский, но известный в России своими изобретениями, о них я уже говорил. Но обычно мне приходят в голову нестандартные идеи, а осуществляют их специалисты. Поэтому царь мне дал задание возглавить миссию в Абиссинию, так как здесь точно будут нестандартные ситуации. А монеты я тебе дам, я предвидел, что кто-нибудь захочет посмотреть, как выглядят русские деньги, поэтому взял с собой новенькие монеты. Кстати, казаки спрашивали, про какой золотой идет речь, здесь много всякой монеты ходит, поэтому золото идет по весу.
– Удивительно, ты – магистр математики, впрочем, эта наука оттачивает ум, а потом не дает ему заржаветь. А под золотой монетой подразумевался британский фунт, он же соверен, все же он считается сейчас эталоном в Африке, к сожалению. А какие золотые монеты есть в России?
«Соверен?! Отлично», – подумал я, рассчитывая только на 20-франковую монету, там вес 6,45 грамма золота 900-й пробы, а в британском соверене – побольше, там 7,99 грамма золота 917-й пробы).
– То есть золото казакам могут выплатить и другой монетой, – сказал Ильг, – например, сейчас у нас много монет по 20 лир короля Умберто I[8], там 6,45 грамма золота 900-й пробы, но с пересчетом на английский соверен.
– В России сейчас два номинала золотых монет: 10 рублей с портретом царя, так называемый империал – вес 12,9 грамма золота 900-й пробы и 5 рублей с государственным гербом (полуимпериал) – там вес 6,45 грамма золота 900-й пробы. – Я достал из денежного ящика новенькие блестящие монеты и показал Ильгу, сказав, что это – подарок, и второй комплект он может отдать негусу.
– Красивые, рубль, конечно, поменьше, чем талер, но тоже выглядит солидно. А империал – очень увесистая и красивая монета. Я думаю, Александр, надо такие же с портретом Менелика II в профиль, видел, что европейские государи предпочитают профильные портреты, как на римских денариях и ауреусах.
– Согласен, Альфред, а на обороте – лев, надписи по-амхарски и на латинице, только, раз уж вы привязываетесь к фунту, монету сделать в восемь граммов, а не как русский империал, но это, конечно, как негус решит, просто тогда можно будет больше монет начеканить. И еще нужны разменные монеты – мелкое серебро: полталера, четверть и одна десятая, пропорционально весу талера в 28 граммов серебра. Раньше, в России XVIII века, вес рубля тоже соответствовал весу европейского талера в двадцать восемь граммов, но потом, в связи с войнами, рубль «похудел».
Дальше мы говорили об истории России и войнах, которые она вела, еще пили кофе, потом я спросил, как отправить шифровку в Главный штаб и пакет с документами. Пока еще в ранге посла, оформил наградные документы на своих подчиненных за бой с кочевниками, к сожалению, за рейд Лаврентьева наградить нельзя, провальный он, хотя Букина и попавшего в плен топографа я представил к награде за картографические работы, доктор тоже исполнял свой долг с честью, но посмертно у нас не награждают.
– Альфред, штабная работа это, конечно хорошо, но я владею оружием, в том числе таким, как пулемет и гранаты. Кто как не я должен обучать владению ими.
– Твои люди, которых ты уже обучил. Поэтому в рейд с расом уйдут казаки, а ты останешься разрабатывать план войны, это сейчас важнее. Сегодня на Совете ты и Андрэ Бу-ки-ин расскажете, как вы его видите и будете подробно разрабатывать. Это ведь не генеральное сражение, а только разведка – тот рейд, куда пойдут рас Мэконнын и рас Микаэль. Как только они вернутся и будет наступление врага, мы должны правильно его встретить.
– Хорошо, но в Генеральном сражении я буду участвовать вместе со своими людьми, а для разведки боем можно выделить не всех казаков, а только часть из них, тех, кто хорошо бросает гранаты и один пулемет на повозке (если она пройдет по дороге хотя бы до форта Мэкеле).
Альфред согласился со мной, и я, приведя себя в порядок, надел абиссинскую форму (но без золотого «слюнявчика», который являлся как бы парадным украшением, я видел такой на Мэконныне, но он был «воротником» в 2 раза больше – как же, комкор!).
Потом отдал Ильгу шифровки и попросил через курьера узнать, когда ближайший русский пароход до Порт-Саида или Александрии. Если же пароход стоит или придет быстрее трех дней – то просил бы подождать, предупредив, что пакет – только для капитана русского парохода лично в руки для передачи русскому консулу в ближайшем порту и отправке русской дипломатической почтой – там все на пакете написано по-французски и по-русски. Если парохода долго не будет, то придется привезти пакет с диппочтой обратно. Альфред сказал, чтобы я не беспокоился, с почтой сделаем как надо, у него есть опыт. Телеграфист в Джибути у них на постоянном жалованье, так что не откажет и квитанцию выпишет по минимуму, а лишнее – ему в карман. Отдал два письма Лизе и управляющему заводами, приложив золотую монету в 20 франков, которую Альфред отдал назад, сказав, что негус оплачивает курьерскую службу вперед.
Казаки уже переоделись в абиссинское и подшучивали друг над другом. Им выдали такие же мягкие сапожки, как и нам со Стрельцовым, может, чуть попроще, зато можно было примерить по ноге, интендант негуса привез обмундирования и обуви на целую здоровенную абиссинскую телегу, запряженную быками. Приказал, чтобы они упаковали свою форму, кресты и медали и оставили Титову под охрану. Я остаюсь здесь, негус велел мне и Букину составлять план кампании, в рейд пойдут не все, а только те десять человек, что хорошо метали гранаты в бою в ущелье и один пулемет на бричке. Командовать будет хорунжий[9] Бяков, пулеметчиками – унтера-артиллеристы.
Уточнил казакам, что золотой, о котором говорил вчера, – это английский соверен, там золота чуть больше, чем в нашем золотом пятирублевике. Пятирублевик равен французским 20 франкам или 20 итальянским лирам, так что еще выгоднее получается, я-то про эти монеты сначала подумал, они здесь самые ходовые. Так что тот золотой, что я упоминал – это соверен в восемь граммов золота, а не шесть с половиной, как во французских или итальянских монетах и нашем пятирублевике. Вообще-то я подозреваю, что большинство рядовых казаков золотых монет в руках отродясь не держали, все же сейчас действует серебряный стандарт рубля, а не золотой, как будет при реформе Витте, и золотых монет чеканится мало.
Поговорил с Бяковым, сказал, что штурмовать Мэкеле не надо, там источник воды в полуверсте, надо убедиться, что итальянцы до сих пор им пользуются, и пусть те, кто хорошо стреляет, отстреливают водоносов. Самим под пули не лезть, даже если в крепости есть запас воды, он когда-то кончится, и они сдадутся сами. Буду убеждать здешних генералов, чтобы Мэкеле вообще не штурмовали, а обошли крепость.
– Пройдете рейдом, пощупаете итальянцев за «мягкое вымя» и домой, главное – чтобы все живые вернулись. Гранаты и боеприпасы получили? Тогда пошли к интенданту.
Получили у интенданта «лимонки» и пополнились патронами. Титов сказал, что брички пришлось ремонтировать – всю ночь занимались, на каждой по два колеса поменяли. Подошел Букин, спросил его, выспался ли, ну, если выспался, сейчас пойдем думать, что на Совете скажем.
– Вот, Андрей Иванович, сказал я, обращаясь к штабс-капитану, – хочу узнать, до Мэкеле и дальше по пустыне, где вы шли, такая бричка проедет?
– До Мэкеле точно проедет, там неплохая дорога, а вот дальше – нет, мы иногда по такой пересеченной местности драпали, что эта бричка точно развалится.
Подошел Титов:
– Александр Павлович, а мне как быть, я бы домой поехал, не буду я определяться в абиссинскую армию.
– Дорогой Михаил Титыч! В абиссинскую армию берут только военных, на крайний случай фельдшеров, интенданты у них свои. Так что я ваш рапорт и не подписал бы. Про вас разговора не было. Вот когда со склада все уйдет и он пустой будет, вот тогда я вас и отпущу. А что, пишите рапорт – и к негусу, вот я же не постеснялся. По восемь золотых соверенов в месяц будете получать, это больше, чем восемь пятирублевиков золотых, плохо, что ли, если у вас оклад жалованья в России в два раза меньше. А потом восстановитесь тем же чином. Подумайте, потом поздно будет.
Пока казаки были у Титова, велел взять другой пулемет, во вьюк отдельно тело пулемета и отдельно – станок и десять лент. Напомнил хорунжему, чтобы проверял воду в кожухе и всегда имел свежую, чтобы заменить нагретую при стрельбе, иначе ствол поведет и пулемет выйдет из строя. Так как артиллеристы хуже казаков ездят верхом, то можно взять двух пулеметчиков из казаков, на что Бяков ответил, что с пулеметом он сам управится, а второго номера найдет.
Потом мы еще раз рисовали с Букиным план рейда и прикинули, как может выглядеть генеральное сражение. Пришел рас Мэконнын, я сказал, что негус оставляет меня с капитаном Букиным для разработки генерального плана сражения, но в рейд пойдут десять казаков, которые лучше всех управляются с гранатами, и еще они получат пулемет, командовать будет офицер. Рекомендовал не брать штурмом форт, а обойти его, оставив в окружении, пусть хорошие стрелки отстреливают водоносов, и итальянцы сдадутся сами, для блокирования форта достаточно двух-трех тысяч ашкеров, остальные могут продолжить рейд.
Если разведка узнает, что в форте крупные силы и есть дополнительный запас воды, то лучше его обойти, а назад уйти другой дорогой – вдоль гор, по этой дороге ко мне от раса Мэнгеши вернулись люди и пулеметы, уведенные Лаврентьевым; вот на карте она показана, отмечены речки и водопои. Вообще, возвращаться никогда не нужно той дорогой, по которой ушел в рейд – иначе на ней обязательно будет ждать засада. Еще вариант – остаться с силами Северной армии, тогда удар ее будет даже мощнее, чем Центральной армии, и его точно не будут ждать итальянцы, потому что в их планах конница у нас – на левом фланге (вот пусть так и продолжают думать). Спросил, нужно ли казакам брать вьючных лошадей под фураж и продукты, рас ответил, что все снабжение проводят специальные люди, а ашкеры должны только воевать и воевать хорошо.
Показал ему еще раз вычерченный на карте план попроще и объяснил, что к чему. Рас сказал, что сейчас пришлет рисовальщика и тот перерисует карту с надписями по-амхарски. На том и расстались, я пожелал счастливого пути и удачи в бою, мы обнялись и, немного отойдя в сторону от палатки, рас спросил, жив ли мой отец, я ответил: «Нет». Узнав это, Мэконнын сказал, что по их традиции, если я женюсь на его дочери, то становлюсь ему сыном, который будет ему так же дорог, как и родной, поэтому он не против, если я буду называть его отцом, и еще – если он погибнет, а у него родится сын, как я предсказал, то пусть я поклянусь, что воспитаю его воином и мужчиной.
– Клянусь, отец, – ответил я, и рас улыбнулся. Я редко видел, как он улыбается, тогда он становился совсем не похож на средневекового сатрапа и деспота, каким хотел казаться, а выглядел просто как добрый и умный человек, уже в годах и много повидавший на своем веку. Мы еще раз обнялись, и я прошептал ему: «Удачи, отец, и возвращайся живым и здоровым, я буду тебя ждать».
Было уже час после полудня, когда отряд раса Мэконнына вышел в поход, следовать им пять часов до ближайшего водопоя, а у Мэкеле они будут послезавтра, к этому времени уже ушедшая рано утром разведка определит, что и кто в форте, отсюда и будем ожидать развития событий.
Проводив своих людей и пообедав казацким кулешом, завалился спать, а то на Совете зевать буду. Часа через три проснулся оттого, что Артамонов настойчиво трясет меня за плечо:
– Вставайте, Александр Павлович, там от царя к вам пришли!
– От какого царя? – ничего не понимая спросонья и ожидая увидеть жандармов с наручниками, которые повлекут меня прохладиться в Сибирь. – От русского, что ли?
– Да не от русского, а от арапского!
– Ефремыч, привыкни, что царь у нас один, тот, что самодержец Всероссийский, а здешнего, абиссинского, а не арапского, называют негус, а арапского никакого и не бывает, а то напугал ты меня, думал, сейчас в кандалы за развязанную мной войну с Италией закуют и в Сибирь повезут.
Узнав, что мне велено прибыть к Менелику, умылся, надел чистое, заботливо приготовленное денщиком и отправился к Менелику.
Войдя в шатер, увидел Менелика с Ильгом (что им, третьего не хватает?) и оказался прав – друзья попивали коньячок, под сыр и виноград. Пригласили присоединиться, я не стал чиниться и чваниться, мол, в это время дня не пью, приглашают – значит пей, первый закон дипломатии! Тем более что еще был и большой кувшин с прохладным лимонадом, опять-таки во льду. С гор они его привозят, что ли? Потом узнал, что прав: действительно с гор, везут в ящиках, обложенных для термоизоляции шкурами – в эдаких первобытных термосах. Разговор шел обо всем понемногу, о телеграфе, железной дороге и промышленности, вроде так, как войну уже выиграли. Потом понял, что война Ильгу не интересна, а вот о технических новинках он, как всякий инженер, поговорить горазд.
Оказывается, Ильг принес мои монетки и разговор перешел на монетную чеканку. Честно говоря, я не помню, где чеканили первые монеты Менелика. Знал, что они вполне европейского качества, на одной стороне портрет в тиаре в профиль, на другой – эфиопский лев с поднятой лапой, надписи исключительно по-амхарски. Хотели узнать мое мнение, сказал, что можно заказать чеканку на любом европейском дворе, да хоть в Швейцарии из своего металла, можно и в России, в Питер везти только будет дольше и накладнее. Поставить балансирный пресс здесь пока маловероятно – он тяжелый, сначала нужна железная дорога, и разговор свернул на железную дорогу. Ильг отстаивал дорогу Джибути – Аддис-Абеба с узкой европейской линией, он уже ее рассчитал и стоимость прикинул по швейцарским прейскурантам с европейскими локомотивами и вагонами – пока на два состава. Дорога однопутная, есть несколько разъездов, чтобы можно было разъехаться встречным поездам. Спросили мое мнение: я ответил, что как русский, предпочту широкую колею и русские составы – они в два раза грузоподъёмнее и устойчивее. Могу запросить стоимость рельсов, локомотивов и устройства дороги у своих уральских партнеров – нужно организовывать акционерное общество с государственным участием в виде контрольного пакета акций, все затраты государству не потянуть.
Конечным пунктом считаю порт Массауа в Эритрее, которая пока итальянская, но, поскольку когда-то была абиссинская, то своё надо возвращать. Это и будет целью войны. К тому же железная дорога, правда, европейская там уже есть, но она короткая, только от мола до пакгаузов, и перешить ее на русские рельсы ничего не стоит. Мол, позволяет швартоваться большим пароходам, которые, между прочим, сейчас разгружают прибывшие из Италии войска и грузы, а в Джибути ничего нет, там любой груз нужно перегружать стрелой парохода на ржавый понтон, который того и гляди опрокинется, и полетят драгоценные станки из Европы в воду – у меня так один пулемет утопили сомали, правда потом достали, когда я сказал, сколько он стоит, и эти деньги я взыщу с них или с французов, которые их послали. К тому же французы могут в любой момент отказать в приеме абиссинских грузов или отправке абиссинских товаров на экспорт. И что тогда прикажете – воевать с Францией, я бы не советовал, это не итальянцы. То же касается и телеграфа, линия которого пойдет вдоль железной дороги – перекроют французы телеграф и нет связи с миром.
Так что я категорически против Джибути еще и потому, что дорогу туда придется тянуть через пустыню, в тяжелейших условиях. Надо пробиваться к морю самим – вот и наш царь Петр так сделал почти двести лет назад. У России тоже когда-то не было выхода к морю – а сейчас есть к пяти, если считать Каспийское, и через них выход в три океана. В Массауа можно тянуть линию железной дороги вдоль имеющегося тракта, что и снабжение улучшит и воду подвезти можно без проблем. Единственный минус – дорога в Джибути чуть короче. Зато дорога Аддис-Абеба – Вальдия – Мэкеле – Адди-Гра – Асмара – Массауа пройдет далеко от границы с французами, которые любят прихватить что-то вкусное (тут я и сам прихватил кусочек французского сыра, заев его сладким виноградом, а потом сделал глоток французского же коньяка).
Есть, конечно, еще вариант, такой же короткий, как и в Джибути и с таким же необустроенным портом, как Джибути, я имею в виду Ассаб, прямо у Баб-эль-Мандебского пролива (ага, это там меня акулы чуть не сожрали). Пока он итальянский, как и все побережье Эритреи, но уж находится прямо на границе французского Сомали у пресловутого Джибути, один бросок – порт уже не наш. Можно, конечно, бронепоезда завести, вплоть до тяжелых с морскими орудиями. Тут пришлось сделать паузу и рассказать про бронепоезда, которых еще нет, но в англо-бурскую первые из них уже покатят по рельсам, нарисовал несколько видов бронепоездов, включая тяжелый, с двумя шестидюймовками Канэ. Предупредил, что тяжелый сможет стрелять только с русской колеи и то не на ходу, а встав на упоры для устойчивости, с европейской колеи его свалит отдача орудия или надо широкие упоры делать, а это дополнительная головная боль. Два таких бронепоезда с шестидюймовками – и чем не канонерка для защиты побережья, а стоит раз в 50 дешевле. Платформы с орудиями могут скрытно поменять ночью позицию, закатили их в капонир, а на следующую ночь уехали на другую позицию, а канонерка торчит у всех на виду, и все знают, где она.
Спросили, а у России есть такой бронепоезд? Ответил, что их нет пока нигде, для государств с развитым флотом, вроде Британии, Франции, России и Германии, они не нужны, им проще броненосец береговой обороны перегнать, а вот для небогатых стран это выход. Можно запатентовать изобретение, хотя во время войн все плюют на патенты. Еще эффективнее может быть постановка мин, но, если принимать корабли других стран, то тогда иностранцы могут узнать, где проходы в минных полях. Правда, из этого есть выход: можно закрыть проходы минами с электрическими взрывателями: пропустил свой корабль, а потом переключил рубильник и мины в проходе встали на боевой взвод, пусть хоть линкор сунется – лежать ему тогда на дне морском. А потом выключил ток – и мины безопасны: пожалуйте, господа, в наш порт. Тоже нарисовал, как все устроено. Заинтересовались, особенно Ильг, инженера сразу видно.
Пока говорили и баловались коньячком с прохладным лимонадом по очереди, наступило время Совета. Спросил Ильга, подходит ли для Совета мой наряд, он ответил, что подходит, поэтому мы еще выпили лимонаду. Пришел Букин, уже переодетый в абиссинское офицерское обмундирование, спросил Ильга, в какое звание его произвели, ответил, что в баламбараса[10] гвардии (ну что вроде капитана, адекватно).
Пошли смотреть, что натворил Букин со своими абиссинскими помощниками. Ба! Прямо Академия Глав-Штаба на занятиях. Кроме вчерашних плакатов, они сотворили ящик с песком размером три на четыре метра, поставив его на пустые ящики, похоже, что наши, точно наши, даже следы краски от маркировки видны. В песочнице смоделировали рельеф местности, насыпав горы и сделав выемки под лощины и ущелья, дороги обозначили желтыми ленточками, а немногочисленные речки – узкими голубенькими (ну нет здесь рек вроде Волги). И, самое главное, в песок воткнуты вырезанные из бумаги фигурки ашкеров и солдат на палочках, пушки и пулемёты в виде маленьких картинок и всадники чуть больше солдат. И все соответствует примерному соотношению сторон, как объяснил Букин: один ашкер или всадник соответствует тысяче воинов, так что сразу видно, где густо, а где пусто. Желто-песочные итальянцы, конечно, малочисленнее и кучкуются у двух транспарантиков цветов итальянского флага: это генералы Аримонди и Баратьери, но выучка войск у них выше и оружие лучше.
На абиссинской стороне – Прямоугольные пурпурные транспаранты у Негуса и Таиту, треугольные флажки с именами расов (текст на амхарском, дублирован латиницей): командиры корпусов – треугольные флажки побольше с пурпурной полосой; прочие расы, поменьше, без полосы. Увидел и свое имя на треугольном флажке поменьше, возле Менелика. Количество войск обозначалось количеством фигурок. Например, рядом со мной был один конник с цифрой 30, зато шесть пулеметов и три орудия. Орудия обозначались цифрой на транспарантике, например, возле Менелика 4 бумажки по 8 орудий (это 4 итальянские горные батареи, переданные ему за Эритрею два года назад[11]). Кроме пушек у негуса 3 конных фигурки с пурпурной полосой и 2 ашкера с такой же полосой – это гвардия, еще 25 фигурок обычных ашкеров.
У императрицы под прямоугольным флажком пурпурного цвета с ее именем: шесть фигурок ашкеров, 1 пушечка с цифрой 6 и 1 всадник с обозначением 600 (значит, 600 конных), рядом маленькие треугольники с надписью рас Мэнгеша и рас Алула по три фигурки ашкеров у каждого.
В направлении горки с флажком со значком крепости Мэкеле где-то на трети дороги от нее движутся 3 всадника на лошадках поменьше (это пехота на мулах) и 1 – настоящий всадник с цифрой 500 – это гвардия раса и мои казаки тоже там, поэтому рядом – 1 пулемет под большим треугольным флажком с пурпурной полосой и надписью «рас Мэконнын», а 17 фигурок его ашкеров стоят на правом фланге под таким же флажком раса, также на дороге ведущей к форту Мэкеле под маленьким треугольным флажком раса Микаэля 3 всадника, 3 пехотинца на мулах, а три ашкера под его же флажком остались на правом фланге.
В императорском резерве за Менеликом оставлены 15 фигурок ашкеров. Удивительно, что русский госпиталь, обозначенный флажком с красным крестом, находится впереди позиций негуса. Они сами выбрали это место, чтобы второй раз не передислоцироваться, мол, цивилизованная нация не нападет на госпиталь (какая наивность!). Хорошо, а если в результате быстрого продвижения итальянцев они будут захвачены, начальник госпиталя, видимо, считает, что их пропустят обратно к абиссинцам?
Теперь итальянские силы – в крепости Мэкеле с флажком «майор Гальяно»: 2 солдатика и 1 пушечка с цифрой 2, картинки с пулеметом и еще с двумя орудиями со знаками вопроса – это оружие захвачено у нас, но пользуются ли им итальянцы?
У квадратика с надписью «Адди-гарт» и флажком генерала Аримонди: маленький флажок «майор Тезелли» – 3 пехотинца и 4 орудия, у городка Адуа и флажком генерала Баратьери – 4 пехотинца, но чуть дальше 2 кавалериста и 10 солдат с лицами черного цвета в красных фесках – это туземные батальоны, еще чуть дальше 4 пехотинца – резерв.
Вот такое наглядное соотношение сил сторон. Молодец Букин, будет ему повышение в чине – к бабке не ходи, вот что значит штабист в «своей тарелке», то есть – в песочнице. Условились, что буду говорить я, как старший по званию, а свежеиспеченный баламбарас поправит, в случае чего. Наконец, стали заходить военачальники, уставясь сразу на диковинное сооружение, по их лицам было видно – уж сколько воюем, а такого не видывали и не надо, все это штучки «али»[12]. Наконец, пришел негус, Ильг, еще два сановника, которых я раньше не видел, и Менелик велел начинать.
Свой рассказ я начал с объяснения диспозиции сторон, напомнив, что одна фигурка ашкера или итальянского солдата означает тысячу человек, фигурка всадника – тысячу конников, а если там указаны цифры, то это и есть величина отряда. То же самое относится и к картинкам пулеметов и пушек – количество их указано цифрой. После таких объяснений абиссинские начальники оживились и стали подсчитывать количество сил, многие шевелили губами, а некоторые – пользовались пальцами для счета. Я сказал, что согласно известным данным у итальянцев сейчас 17–20 тысяч человек, из них 4 батальона итальянцев, 8–10 туземных батальонов аскеров-сомалийцев и эритрейцев, обученных иностранными инструкторами с унтер-офицерами и офицерами-европейцами во главе. Около двух тысяч кавалеристов-итальянцев и гарнизоны в населенных пунктах вдоль линии снабжения в укрепленных поселениях в каждом до двух рот туземной милиции по двести человек в роте – вдоль дороги на порт Массауа, – здесь они не показаны ввиду удаленности от линии возможного соприкосновения войск.
Сейчас, согласно данным разведки, полученным при выдвижении на Мэкеле, противник начал наступление в направлении низких гор Амба-Алаге[13] в ста километрах южнее форта Мэкеле, поэтому рас Мэконнын отказался от первоначального плана атаки Мэкеле (а ведь это был единственный план, разработанный загибающими пальцы генералами). Что получил бы Мэконнэн в случае фронтальной атаки Мэкеле (ка было задумано до вчерашнего дня): пришлось бы прорываться по дороге, простреливаемой фортом Мэкеле, положив половину личного состава, и столкнуться нос к носу с силами Баратьери, а с фланга и тыла он был бы атакован силами Аримонди, и тогда отступление могло быть только во впадину Данакиль[14], то есть – в ад. Поэтому рас изменил направление рейда и намеревается напасть на более слабый отряд сил Аримонди – на батальон майора Тезелли (именно он гонял Лаврентьева по пустыне). С пришедшими еще ночью разведчиками отправлено сообщение для раса, что удобнее всего это сделать в ущелье Амба-Алаги, возможно, сейчас битва уже идет, так как противники шли друг другу навстречу, сокращая расстояние между ними в два раза быстрее.
Если бой произойдет действительно в ущелье (то есть рас успеет занять выгодную позицию), то по итальянцам будут применены ручные гранаты, что сравнимо с действием горной артиллерии малых калибров. Кроме того, у казаков, сопровождающих Мэконнына, с собой взят пулемет и есть опыт применения современного оружия, которого нет у итальянцев, так что я не сомневаюсь, что два батальона Аримонди лягут в Амба-Алаге. Если же итальянцы уже прошли Амба-Алаге, то они подвергнутся атаке четырех тысяч всадников при поддержке 6 тысяч пехотинцев на мулах, причем с тыла, в этом случае будут потери среди кавалеристов, но тоже очень велики шансы того, что мы добьемся победы.
Во время рассказа, проходившего при полном молчании, Букин с помощью рейки с прищепкой на веревочке захватывал фигурки солдатиков и перемещал их по песочнице.
– Что я предлагаю, господа генералы? Подождать сутки до выяснения обстоятельств схватки с Аримонди и направления дальнейшего движения сил раса Мэконнына. Нам с баламбарасом (геразмачем, перебил меня Менелик), прошу прощения, ваше величество, геразмачем[15] Букиным представляется более успешной его позиция на левом фланге наших войск: там коннице удобнее действовать. После этого планируем начать имеющимися силами выдвижение вперед, навстречу главным силам Баратьери в местечке Адуа. Соответственно, на завтрашнем Совете будет доложена текущая диспозиция и дальнейший план. Думаю, что мы близки к генеральному сражению, так как обе армии идут навстречу друг другу. Я и геразмач Букин обдумаем и доложим вам этот план. Единственное препятствие для детального плана: мы не знаем, сколько сил находится на подходе к Баратьери и сколько выгружается в порту Массауа. Без знания этого, хотя бы приблизительно, мы не можем сколько-либо серьёзно планировать события далее 1–2 дней и можем совершить крупную ошибку допустив значительное усиление противника войсками, подходящими по дороге Массауа – Асмара – Адуа – Мэкеле.