Сидя в электричке, я решаю, что в этот раз все пройдет лучше. Вчера я смотрела ток-шоу Синди Блейн о воссоединении давно разлученных матерей и дочерей, и это было так трогательно, что я плакала навзрыд. В конце Синди прочла мораль насчет того, что многие относятся к родным как к чему-то само собой разумеющемуся, а ведь родители дали нам жизнь и нам следует ими дорожить. И меня вдруг начинает мучить совесть.
Я не буду:
разрешать своей семье мотать мне нервы;
завидовать Керри или позволять Неву доводить меня;
смотреть на часы, гадая, когда можно будет благополучно уйти.
Я постараюсь:
оставаться безмятежной, любящей, доброй и помнить, что все мы священные звенья в вечном круге жизни (это я тоже взяла у Синди Блейн).
Раньше мама и папа жили в Туикнеме, где выросла и я. Но теперь перебрались из Лондона в деревушку в Гэмпшире.
Я приезжаю к ним в начале первого и застаю маму в кухне с моей кузиной Керри. Кузина и ее муж Нев тоже переехали в деревню, примерно в пяти минутах езды от родителей, так что теперь они постоянно встречаются.
Когда вижу эту парочку, сердце сжимается. Обе орудуют у плиты и выглядят скорее как мать с дочерью, чем тетка с племянницей. У обеих мелированные волосы, хотя у Керри «перышек» больше. На обеих яркие топы, обтягивающие грудь, и обе смеются. Я замечаю полупустую бутылку белого вина на разделочном столе.
– С днем рождения, – говорю я, обнимая маму и украдкой глядя на сверток на кухонном столе. Меня охватывает знакомое с детства предвкушение праздника. Я принесла маме лучший в мире подарок! Просто не терпится вручить поскорее!
– О, привет! – бросает Керри, поворачиваясь и поправляя передник. Ее голубые глаза сильно подведены. На шее висит крестик с бриллиантами, которого я раньше не видела. Каждый раз при очередной встрече на ней новое украшение. – Приятно видеть тебя, Эмма. Последнее время ты редко приезжаешь. Правда, тетя Рейчел?
– Абсолютная, – кивает мама, обнимая меня.
– Взять твое пальто? – спрашивает Керри, когда я ставлю в холодильник принесенную с собой бутылку шампанского. – И как насчет выпивки?
Керри всегда говорит со мной в таком тоне. Словно я посторонняя. Гостья в своем доме.
Ну и ладно. Я не собираюсь комплексовать по этому поводу.
– Не волнуйся, – отвечаю я, стараясь сохранять спокойствие. – Я сама налью.
Открываю сервант, где всегда стояли бокалы, но мой взгляд упирается в банки с томатами.
– Они там, – сообщает Керри. – В другом углу кухни. Мы все переставили! Так удобнее!
– Ну да, верно. Спасибо. – Я беру протянутый бокал и делаю глоток.
– Вам помочь?
– Не стоит, пожалуй… – Керри критически оглядывает кухню. – Все почти готово. Представляешь, тетя, я спросила у Илейн: «Где ты взяла такие туфли?» И она ответила: «В “Маркс и Спенсер”!» Я просто поверить не могла!
– Кто такая Илейн? – спрашиваю я, стараясь вступить в разговор.
– Из гольф-клуба, – туманно отвечает Керри.
Мама никогда не играла в гольф, но после переезда в Гэмпшир они с Керри не вылезают из клуба. И теперь я ни о чем больше не слышу, кроме как о состязаниях, ужинах в гольф-клубе и бесконечных вечеринках с приятельницами из того же гольф-клуба.
Однажды и я туда отправилась – посмотреть, что это такое. Но оказалось, что там завели дурацкие правила насчет одежды, и какой-то пожилой дядечка едва не свалился с инфарктом, потому что я пришла в джинсах. В результате маме и Керри пришлось найти мне юбку и пару жутких туфель с шипами. А когда мы наконец попали на поле, я не смогла ударить по мячу. Поймите меня правильно: не просто неправильно била, нет, я действительно не смогла попасть по мячу. Так что все переглянулись и решили, что мне лучше подождать в помещении клуба.
– Прости, Эмма, я не могу достать… – Керри тянется из-за моего плеча к очередному блюду.
– Извини, – киваю я, отходя. – Мам, мне действительно нечего делать?
– Можешь покормить Сэмми, – отвечает мама, вручая мне банку с кормом для рыб, и озабоченно хмурится. – Знаешь, мне что-то не нравится Сэмми.
– Правда? – лепечу я с замирающим сердцем. – А… почему?
– Он на себя не похож! – Она близоруко щурится на Сэмми, выписывающего круги в аквариуме. – Как, по-твоему, он нормально выглядит?
Я смотрю в направлении ее взгляда и задумчиво покачиваю головой, словно изучая черты Сэмми.
О господи! В жизни не думала, что она заметит! Я из кожи вон лезла, чтобы найти точную копию Сэмми. Эта рыбка тоже оранжевая, с двумя плавниками, плавает, шевеля хвостом… В чем тут разница?
– Может, небольшая депрессия? – предполагаю я. – Ничего, пройдет.
Боже, пожалуйста, не позволь ей отнести новоявленного Сэмми к ветеринару или кому-то в этом роде. Я даже не проверила, того ли рыбка пола. И вообще имеют ли золотые рыбки пол?
– Что еще? – спрашиваю я, щедро насыпав в воду корма в надежде, что маме будет хуже видно.
– Да все под контролем, – добродушно улыбается Керри.
– Почему бы тебе не пойти поздороваться с папой? – предлагает мама, перебирая горошек. – Через минуту-другую сядем за стол.
Папа и Нев смотрят в столовой матч по крикету. Седеющая папина борода, как обычно, аккуратно подстрижена. Рядом стоит серебряная кружка с пивом. Комнату недавно обновляли, но на стене по-прежнему красуются спортивные награды Керри за плавание. Мама полирует их регулярно. Каждую неделю.
Плюс моя парочка розеток за бег на короткие дистанции. Возможно, мама проходится по ним метелкой.
– Привет, пап, – говорю я, целуя его.
– Эмма! – Он с деланым удивлением всплескивает руками. – Неужели на этот раз удалось? Никаких отклонений от маршрута? Никаких визитов в исторические города?!
– Не сегодня, – усмехаюсь я.
Однажды, вскоре после того как родители переехали, я села не на ту электричку и очутилась в Солсбери. Теперь отец все время мне это припоминает.
– Привет, Нев.
Я чмокаю его в щеку, стараясь не задохнуться от резкого запаха туалетной воды. Он в легких брюках и белой водолазке. На запястье тяжелый золотой браслет. На пальце блестит обручальное кольцо с бриллиантом. Нев управляет семейной фирмой, поставляющей офисное оборудование по всей стране. Он и Керри встретились на какой-то конференции молодых руководителей. Кажется, разговор начался со взаимного восхищения «Ролексом».
– Привет, Эмма, – кивает Нев. – Видела мою новую машину?
– Что? – удивляюсь я, но тут же вспоминаю блестящее новое авто во дворе. – О да. Шикарная!
– «Мерседес» пятой серии. – Он жадно тянет пиво. – Сорок две штуки по прайс-листу.
– Вот это да.
– Правда, я заплатил меньше, – сообщает Нев, с хитрым видом постукивая себя по носу. – Угадай, сколько.
– Э… сорок?
– Вторая попытка.
– Тридцать девять?
– Тридцать семь двести пятьдесят, – торжествующе объявляет Нев. – И бесплатный проигрыватель компакт-дисков. За вычетом налогов.
– Правда? Вот это да!
Признаться, я понятия не имею, что еще сказать, поэтому, примостившись на краю дивана, съедаю орешек.
– Вот на что ты должна нацелиться, Эмма, – вмешивается отец. – Как по-твоему, у тебя получится?
– Не знаю… папа, кстати, хорошо, что вспомнила… у меня для тебя чек.
Я копаюсь в сумочке и достаю чек на триста фунтов.
– Молодец! – восклицает отец. – Это пойдет на банковский счет. – И глядя на меня, кладет чек в карман.
– Вот что значит ценить деньги! Вот что значит учиться стоять на своих ногах!
– Вы правы. Важный урок, – кивает Нев, не забывая прикладываться к кружке. – Кстати, Эмма, совсем забыл: в какой области ты делаешь карьеру на этой неделе?
Я познакомилась с Невом как раз после того, как ушла из агентства недвижимости, чтобы стать фотографом. Два с половиной года назад. И с тех пор при каждой встрече он повторяет ту же шутку. При каждой чертовой…
«О’кей, успокойся. Цени свою семью. Цени Нева».
– По-прежнему маркетинг, – весело смеюсь я. – Вот уже больше года.
– А, маркетинг. Прекрасно. Прекрасно!
Все смолкают. В комнате тихо, если не считать голоса комментатора. Внезапно отец и Нев хором охают, словно на поле произошла непоправимая трагедия. Впрочем, через минуту вздох повторяется.
– Ладно, – говорю я, – если вы так заняты…
Встаю с дивана и иду к двери. Мужчины даже не оглядываются.
В прихожей я поднимаю картонную коробку, которую привезла с собой. Выскальзываю в боковую калитку, стучусь во флигель и осторожно приоткрываю дверь:
– Дед?
Дед – отец мамы, он живет с нами с тех пор, как десять лет назад перенес операцию на сердце. В старом доме в Туикнеме у него была всего-навсего спальня, но тут места больше, теперь в его распоряжении целый флигель, сбоку от дома, с двумя комнатами и крохотной кухонькой. Дед сидит в любимом кожаном кресле, по радио передают классическую музыку, а на полу перед ним штук шесть картонных коробок, набитых всякой ерундой.
– Привет, дедушка, – говорю я.
– Эмма! – Он поднимает голову, и лицо его мгновенно светлеет. – Дорогая моя! Иди сюда!
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, и он крепко стискивает мою ладонь. Кожа на ощупь сухая и холодная, а волосы побелели еще больше с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– Я принесла тебе «Пэнтер бар», – объявляю я, кивнув на коробку.
Дедушка просто помешался на энергетических плитках «Пэнтер», впрочем, как и все его друзья по боулинг-клубу, поэтому я бросаю на ветер бешеные деньги, покупая ему целую упаковку каждый раз, когда еду домой.
– Спасибо, любовь моя, – расплывается в улыбке дед. – Ты хорошая девочка, Эмма.
– Куда мне их поставить?
Мы беспомощно оглядываем захламленную комнату.
– Что, если там, за телевизором? – спрашивает наконец дед.
Я пробираюсь через завалы, плюхаю коробку на пол и возвращаюсь, стараясь не споткнуться.
– Послушай, Эмма, вчера я прочел крайне тревожную статью, – начинает дед, когда я сажусь прямо на очередную коробку. – Насчет безопасности в Лондоне.
Заявление сопровождается внимательным взглядом.
– Надеюсь, ты не ездишь по вечерам в общественном транспорте?!
– Э… почти нет, – неуверенно отвечаю я, скрещивая пальцы за спиной. – Только время от времени, когда нужно срочно…
– Ни в коем случае, дорогая! – взволнованно перебивает дед. – Там пишут о тинейджерах в черных масках, с выкидными ножами. Они буквально наводнили метро. Пьяные болваны, разбитые бутылки, стекла, которыми выкалывают прохожим глаза…
– Все не так уж плохо…
– Эмма, не стоит так рисковать, чтобы сэкономить на такси…
Я совершенно уверена, что, если спрошу деда, каков, по его мнению, средний тариф у лондонских таксистов, тот ответит: «Пять шиллингов».
– Честно-честно, дед, я очень осторожна, – уверяю я. – И часто беру такси.
Иногда. Примерно раз в год.
– Лучше объясни, что это ты делаешь? – спрашиваю я, спеша сменить тему.
Дед тяжело вздыхает:
– На прошлой неделе твоя мать расчищала чердак. Вот я и разбираю, что нужно выбросить, а что оставить.
– Идея неплохая. – Я оглядываю кучи мусора на полу. – Это на выброс?
– Нет! Это я сохраню!
Для пущей верности он даже кладет ладонь на крышку.
– В таком случае где то, что нужно выбросить?
Молчание. Дед старательно избегает моего взгляда.
– Дед! Нельзя же утонуть в мусоре с головой! – восклицаю я, стараясь не засмеяться. – Ну к чему тебе старые газетные вырезки? А тут что? – Я выуживаю из-под груды вырезок старый йо-йо. – Это тебе зачем?
– Йо-йо Джима, – вздыхает дед и тянется к игрушке. Взгляд его смягчается. – Милый старина Джим.
– Кто такой Джим? – недоумеваю я. В жизни не слышала ни о каком Джиме. – Твой друг?
– Мы встретились на ярмарке. Провели вместе день. Тогда мне было девять.
Дед рассеянно вертит в пальцах йо-йо.
– И там же подружились?
– Никогда его больше не видел. – Он рассеянно покачивает головой. – Но так и не позабыл.
Беда в том, что дед никогда и ничего не забывает.
– А как насчет этого? – продолжаю я, вытягивая пачку рождественских открыток.
– За все годы не выбросил ни одной, – объявляет дед, пристально меня оглядывая. – Когда дотянешь до моих лет и поймешь, что люди, которых ты знала и любила, начинают уходить навсегда, сама захочешь сохранить что-то на память. Даже самую мелочь.
– Понимаю, – растроганно шепчу я. Тянусь к ближайшей открытке, открываю и… – Дед! Да ведь это от фирмы Смита по ремонту электрооборудования. За шестьдесят пятый год!
– Фрэнк Смит был очень хорошим человеком, – заводит дед.
– Нет! – Я решительно швыряю открытку на пол. – Это все вон! И тебе ни к чему память о… – я разворачиваю следующую, – газовой компании. А двадцать старых экземпляров «Панча»? – Я безжалостно отбрасываю газеты. – Это еще что такое?
Снова сую руку в коробку и вытаскиваю конверт со снимками.
– Здесь те, кого ты действительно…
Тонкая игла входит мне в сердце, и я осекаюсь на полуслове.
В моей руке снимок, на котором мы с папой и мамой на скамейке в парке. На маме платье в цветочек, на папе – дурацкая соломенная шляпа, я сижу у него на коленях, с мороженым в руках. На вид мне лет девять… и все мы кажемся такими счастливыми.
Я молча вытягиваю второй снимок. Теперь папина шляпа перекочевала на мою голову, и мы умираем со смеху. Нас по-прежнему только трое.
Только трое. Значит, это еще до того, как в нашу жизнь вошла Керри.
Я как сейчас помню день ее приезда. Красный чемодан в прихожей, чужой голос, доносящийся с кухни, запах незнакомых духов в воздухе. Я вошла и увидела Керри с чашкой чаю в руке. Тогда на ней была школьная форма, но мне кузина все равно показалась взрослой. Уже тогда Керри могла похвастаться огромным бюстом, золотыми гвоздиками в ушах и «перышками» в прическе. А за ужином мои родители позволили ей выпить стакан вина. Ма все твердила, что я должна быть чуткой и доброй с Керри, потому что ее мать умерла. Мы все должны быть чуткими и добрыми.
Поэтому кузина поселилась в моей комнате!
Я перебираю снимки, безуспешно пытаясь избавиться от застрявшего в горле кома. Я вспоминаю это место – парк с качелями и горками, где мы часто гуляли. Но Керри это показалось чересчур скучным, а мне отчаянно хотелось стать похожей на нее, поэтому я тоже заявила, что мне скучно. И больше мы там никогда не бывали.
Раздается стук в дверь.
Я, вздрогнув, оборачиваюсь. Перед нами появляется Керри с бокалом вина.
– Обед готов!
– Спасибо. Мы уже идем, – киваю я.
– Ну что же ты, дедушка! – укоризненно грозит пальчиком Керри и указывает на злополучные коробки. – Так ничего и не разобрал?
– Не очень-то это легко! – слышу я собственный негодующий голос. – Слишком много воспоминаний. Их так просто не выкинешь.
– Что ж, если ты так считаешь… – Керри закатывает глаза. – По мне, так этому хламу место на помойке.
Я не могу быть чуткой и доброй с Керри. Просто не могу. Больше всего мне хочется запустить ей в физиономию тортом с кремом.
Мы уже несколько минут сидим за столом и почтительно внимаем Керри. Она же ораторствует безостановочно:
– Все дело в имидже. Все имеет значение – стиль одежды, общий вид, походка. Идя по улице, я излучаю атмосферу успеха, словно объявляя всему миру: перед вами деловая, преуспевающая женщина.
– Ну-ка продемонстрируй! – восхищенно просит мама.
Керри растягивает губы в притворно-скромной улыбке:
– Выглядит это примерно так. – Она отодвигает стул и вытирает губы салфеткой.
– Тебе следовало бы смотреть повнимательнее, Эмма, – советует мама. – Схватить основы.
Под пристальными взглядами собравшихся Керри обходит комнату. Подбородок вскинут, сиськи выпячены, она смотрит куда-то вдаль и при этом задом виляет. Выглядит Керри при этом неким гибридом устрицы и андроида из «Атаки клонов».
– Правда, сейчас я не на каблуках, – говорит она, останавливаясь.
– Когда Керри заходит в конференц-зал, уж поверьте, немало голов поворачивается, – гордо объявляет Нев и хватается за бокал с вином. – Люди прекращают работу и смотрят на нее.
Бьюсь об заклад, так оно и есть.
О боже! Меня так и подмывает хихикнуть. Не смей. Не смей.
– Хочешь попробовать, Эмма? – спрашивает Керри. – Делай как я.
– Э… не стоит, пожалуй. Я… думаю, я уже усвоила… ритм… и вообще… – Неожиданно для себя я фыркаю, но успешно маскирую промах кашлем.
– Эмма, Керри пытается помочь, – наставительно говорит мама, – и ты должна быть ей благодарна. Ах, Керри, ты так добра к Эмме!
Это уж точно. Керри просто рвется мне помочь.
Именно поэтому, когда я окончательно отчаялась найти работу и попросила позволить мне набраться опыта в ее компании, она отказала. Я написала кузине длинное вежливое письмо, в котором признавала, что ставлю ее в неловкое положение, но готова схватиться за любой шанс, пусть даже пару-тройку дней побыть на побегушках.
А она ответила сухим отказом.
Меня еще никогда так не унижали!
Я была убита, поэтому никому ничего не рассказала. В том числе папе и маме.
– Тебе бы стоило прислушаться к советам Керри, – резко говорит папа. – Если бы ты обратила на них хоть немного внимания, может, добилась бы в жизни большего!
– Да это всего лишь походка, – давится от смеха Нев. – Не какое-то чудотворное средство!
– Нев! – журит его мама, но без особого пыла.
– Эмма знает, что я шучу, верно, Эмма? – хихикает Нев, наполняя бокал.
– Разумеется, – выдавливаю я и вымучиваю веселую улыбку.
«Только погодите, вот меня повысят, и тогда… Тогда посмотрим, что вы все скажете!»
– Эмма! Земля – Эмме! – Керри шаловливо помахивает рукой у меня перед глазами. – Проснись! Церемония вручения подарков!
– Ах да, – киваю я. – Сейчас схожу за своим.
Мама медленно разворачивает камеру от отца и сумочку от деда. Меня трясет от волнения. Я так надеюсь, что ей понравится подарок!
– Вид достаточно скромный, – бормочу я, протягивая розовый конверт. – Но когда откроешь, сама поймешь…
– Что это? – удивляется явно заинтригованная мама. Разрывает конверт, разворачивает открытку с цветочками и восклицает:
– О, Эмма!
– Что там? – интересуется па.
– День на курорте! – восторгается мама. – Целый день в свое удовольствие!
– До чего же оригинально! – оживляется дед, гладя мою руку. – Ты всегда умела выбрать подарок!
– Спасибо, детка. Ты такая заботливая.
Мама перегибается через стол, чтобы поцеловать меня, и где-то внутри разливается приятное тепло. Мысль пришла мне в голову несколько месяцев назад. Курорт действительно хороший. С бесплатным лечением и прочим.
– Там подают шампанское к ланчу, – гордо объявляю я. – И шлепанцы можно оставить себе.
– Чудесно! – восклицает мама. – Скорее бы! Эмма, милая, что за прелестный подарок!
– О господи, – сокрушается Керри с нервным смешком, помахивая большим кремовым конвертом. – Боюсь, меня перещеголяли. Ничего страшного. Я просто поменяю на что-нибудь получше.
Я резко вскидываю голову. Что-то в ее голосе меня настораживает. Все это неспроста. Я точно знаю: все это неспроста.
– Ты это о чем? – удивляется мама.
– Ах, неважно, – щебечет Керри. – Я… я обязательно… найду что-то еще. Не стоит волноваться.
Она открывает сумочку и сует туда конверт.
– Керри, дорогая, – уговаривает мама, – немедленно перестань. Не будь глупенькой. Что там такое?
– Ничего особенного. Выходит, нас с Эммой осенила одна и та же идея. – Она с извиняющимся видом вручает маме конверт. – Невероятно!
Я напряглась в ожидании удара.
Нет.
Нет. Она не сделала того, о чем я думаю. Не сделала. Не могла.
Мама в полной тишине распечатывает конверт.
– Иисусе! – восклицает она, вынимая брошюру с золотым тиснением. – Что это? Курорт Меридьен?
Что-то падает прямо ей в руки. Мама на секунду закрывает глаза.
– Билеты до Парижа?! Керри!
Значит, все-таки сделала. Испортила мне праздник. Теперь мой подарок ничего не стоит.
– Вам обоим, – добавляет Керри с некоторым самодовольством. – Тебе и дяде Брайану.
– Керри! Ты сущее золото! – потрясенно констатирует отец.
– Говорят, там совсем неплохо, – продолжает Керри с довольной улыбочкой. – Пятизвездочный отель, у шеф-повара три звезды Мишлена…
– Просто глазам не верю, – не унимается мама, возбужденно листая брошюру. – Взгляните только на бассейн! А сад!!!
Моя открытка с цветочками лежит, забытая, среди оберточной бумаги.
И мне вдруг хочется заплакать. Она знала. Знала.
– Керри, ты знала! – выпаливаю я, не в силах сдержаться. – Я говорила тебе, что собираюсь отправить маму на курорт. Говорила! Несколько месяцев назад! В саду.
– Разве? – небрежно спрашивает Керри. – Не помню.
– Помнишь! Конечно, помнишь!
– Эмма! – одергивает меня мама. – Это просто ошибка. Верно, Керри?
– Ну естественно, – уверяет Керри с невинным видом. – Эмма, я тебя расстроила. Могу только извиниться…
– Нет необходимости извиняться, дорогая, – говорит мама. – Всякое бывает. И оба подарка просто чудесные. Оба. – Она снова поднимает мою открытку. – И кроме того, девочки мои, вы лучшие подруги! Не хотелось бы, чтобы вы ссорились, особенно в мой день рождения.
Она улыбается мне, и я пытаюсь ответить улыбкой, но в душе чувствую себя вновь десятилетней. Керри всегда умела подставить меня. С момента своего появления у нас. И что бы она ни вытворяла, все неизменно принимали ее сторону. Еще бы – бедная сиротка! Ведь у нее умерла мама! Мы все должны заботиться о ней. Поэтому у меня не было ни малейшего шанса взять верх. Ни малейшего.
Пытаясь овладеть собой, я тянусь к бокалу и делаю огромный глоток. И обнаруживаю, что украдкой поглядываю на часы. Можно убраться отсюда в четыре, если соврать, что электрички часто опаздывают, а я боюсь ехать вечером. Так что осталось продержаться всего полтора часа. Возможно, мы будем смотреть телевизор или еще что-нибудь подвернется.
– Пенни за твои мысли, Эмма, – шепчет дед, нежно гладя мою руку, и я виновато опускаю голову.
– Да ладно, – отвечаю я, растягивая губы в подобии улыбки. – Я вообще ни о чем не думала.