– Опять ангина, – заключила Наиле, вытаскивая шпатель из Сандрикиного рта. – Без антибиотиков не обойдется.
Сандрик, терпеливый, как ветеран войны, сидел на краю кровати, блестя японскими глазками.
– Измерим температуру, потом подумаем, что делать, – распорядилась домашний доктор Наиле и вышла из комнаты.
– Сейчас возьмем градусник, – засюсюкала я, хотя ребенок не проявлял никакого беспокойства. – Да, моя птичка?
Птичка сидела безмятежно, сложив ручки на коленях.
– Парацетамол вкусный, – сказал он вдруг быстро-быстро. – А кетотифен маленький.
– Ничего себе, – удивилась я и отвернулась за термометром. Какой у меня умненький ребенок! Ничего страшного, сейчас собьем жар, он поест бульону, потом я ему почитаю книжки и… Повернувшись обратно к птенчику, я увидела, что он сидит в прежней позе и так же лихорадочно блестит глазками, но при этом – весь залит кровью.
Комната мягко качнулась, я поморгала, чтобы согнать видение, но Сандрик продолжал смирно сидеть, весь в красных потеках, как из фильма ужасов про страшных детей, и страстно захотелось со свистом улететь в обморок, а оно тут пока само рассосется. От удара виском об дверной косяк меня удержал только крепко сжимаемый в руке градусник – ужасно боюсь бегающей по полу ртути.
– Наиле! – дребезжащим голоском позвала я обратно домашнего доктора и теперь уже, сдав полномочия, с чистой совестью побледнела и приготовилась осесть на пол. Доктор отлупила меня по щекам и приказала не пугать ребенка.
– Крови тут совсем чуть-чуть, – взяла она безмятежного Сандрика за подбородок. – Капилляр в носике лопнул от жара!
– Чють-чють? – еле ворочая языком, удивилась я – по моему впечатлению, на ребенка кто-то вылил ведро крови. На что домашний доктор резонно посоветовала налить себе на платье чернила: жидкости на одну пипетку, а эффекта – на полный квадратный метр.
– И не пугай ребенка, – напомнила хладнокровная докторша.
Ребенку было по барабану, он сидел смирно и ждал своей участи, а кровь из лопнувшего в носу капилляра его совершенно не беспокоила. Зато от жара он стал разговаривать без остановки, причем с повышенной скоростью, и это пугало вообще до резей до животе.
– Будем резать гланды, – измученная шестой ангиной за сезон, сказала я папачосу. Он, как положено отцам, в этих вопросах предоставил важное решение мне – суеверный ужас перед материнской ответственностью преследует мальчиков всю жизнь.
Мы заранее купили мяч, пакет игрушек, себе – корвалола грамм четыреста, и отправились резать гланды веселым коллективом – заодно с кузиной Мариской.
Приятель-доктор взял наших детей за руки и повел в операционную – она была где-то в глубине, за двумя дверьми. Мариска доверчиво шла с прямой спиной, Сандрик оглянулся, мы ободряюще замахали ему с порога, и дверь захлопнулась прямо перед четырьмя страдающими носами.
– Все будет в порядке, – успокаивали мы друг друга, глядя в зеркально перекошенные лица.
Прошло пятнадцать минут. В размеренной позвякивающей больничной тишине стал слышен монотонный звук.
– Кто-то кричит? – осторожно спросила я.
– Ну, – подтвердил муж.
– Это ведь не может быть Сандро? – вцепилась я ему в лацканы.
– Нет, – твердо сказал муж. – Ну как они могли бы резать ему гланды, если бы он так орал!
Мы успокоились и помолчали. Звук шел ровно, сквозь предбанник и стены операционной, не прерываясь на переведение дыхания.
– Скоро они уже? – снова встревожилась я. – Обычная операция, чик-чик, что там можно делать полчаса…
Дверь распахнулась, на пороге стоял, держась за косяк, наш приятель, – он был призван морально поддерживать детей в операционной. Выглядел он, как беспечный турист, помятый медведем-гризли.
– Девочка ваша – молодец, – вытирая пот со лба, сказал он. – А этот… мальчик… уууууу!!!
Из операционной вылетела каталка с двумя посторонними детьми и понеслась в палату.
– А… наши где? – растерянно обратили мы бледные лица к приятелю.
– Да вот же, – удивился он и указал на каталку.
Мне в очередной раз захотелось упасть в небольшой обморок: дети были неровного цвета и выглядели манекенами.
– Это не он… орал? – заикаясь, на всякий случай спросила я.
Приятель смущенно поморгал. Конечно же, орал Сандро – после того, как его ремнями примотали к креслу и засунули в рот железяку, чтобы челюсти не сомкнулись. Еще немного, и я пойду крушить операционную.
– А вот не надо было подробностей, – справедливо заметил папачос.
– Он нас будет ненавидеть, да? – прерывающимся голосом спросила я доктора-приятеля.