Прочитав эти строки, Гольцов чуть не заплакал и бросился к семилетнему сыну так, словно того собирались отобрать у него навсегда: «Почему же ты сразу вот так мне не сказал?!» «Я сказал», – опустив голову, пробубнил Игорь: ему было невыносимо смотреть в отцовские глаза. И тогда Анатолий поклялся, что больше никогда, никогда-никогда не возьмет сына за руку без спроса. И тот поверил отцу и разочаровался в отцовском слове на следующий же день, когда, выйдя из ворот детского сада, Гольцов автоматически схватил его за руку. «Папа! – заскулил Игорь и, вырвав руку, спрятал ее за спину: – Ты же обещал!» «Точно!» – смутился Анатолий и побрел за сыном, старавшимся опередить отца хотя бы на полшага. В первом классе проблема исчезла сама собой: Игорь категорически воспротивился тому, чтобы его провожали в школу и встречали из нее, благо располагалась она в десяти шагах от дома. Людмила Дмитриевна оказалась в разы понятливее своего зятя и встречала внука, стоя на балконе гольцовской квартиры, готовая в любой момент сорваться на помощь мальчику, если это потребуется.
«А я так не могу», – подумал Анатолий и испытал острое желание позвонить сыну, невзирая на то, что еще какое-то время тому назад совершенно справедливо чувствовал себя оскорбленным. Теперь от обиды не осталось и следа.
В этот раз Игорь ответил сразу же, и по голосу сына Гольцов понял, что тот так же, как и он сам, готов к разговору:
– Извини, – тут же выдал Игорь и замолчал.
– И ты меня извини, – встречно попросил Анатолий, усаживаясь в поджидавшую его возле входа служебную машину.
– Да ладно, пап, ты-то тут при чем? Мой косяк.
– Ну, я тоже погорячился. – Со стороны могло показаться, что Гольцов оспаривал у сына право быть самым виноватым.
– Ты еще молодец, я бы своего чайльда сразу прибил…
– Вот заведешь «своего чайльда», тогда посмотрим… – проворчал Анатолий и, придав голосу строгости, поинтересовался: – Ты матери позвонил?
– Позвонил, – доложил Игорь. – Но не дозвонился.
– А мне… – начал было Гольцов историю про то, как Аня поведала ему о разговоре с сыном, но осекся и уточнил: – То есть ты перед матерью не извинился?
– Извинился.
– Так ты же с ней не разговаривал!
– Я послал ей букет по мейлу. – У этих «NEXT» были свои приемы. – Этого достаточно.
– Я еду вечером в Дмитровку. Поедешь со мной?
– Нет уж, спасибо, – категорически отказался Игорь, до сих пор пребывавший под впечатлением от сегодняшнего утра. – Мне хватило. Езжайте сами. – Он не понял, что отец едет один.
– Мама остается дома, – сообщил сыну Анатолий.
– Вы что? Разругались?
– Нет, просто так складывается, – пояснил Толя.
– И че? Нельзя отказаться?! – изумился молодой человек, привыкший к тому, что родители всегда вместе.
– В том-то и дело, что нельзя, – вздохнул Гольцов, но вздох получился какой-то искусственный. – Встретишь маму?
– С работы? – снова удивился Игорь.
– С банкета.
– Такси вызову, – пообещал сын. И тут же нарвался на лекцию про то, что такси и дурак вызовет, а вот прийти к ресторану и встретить замужнюю женщину, чтобы ни у кого не возникло ощущения, что женщина ищет себе приключений на одно место, – это долг каждого порядочного мужчины. Поэтому надо присылать матери не электронные букеты, а обеспечивать ее безопасность в любое время дня и ночи. И раз он, ее муж, отсутствует, эта обязанность целиком и полностью ложится на плечи его сына.
– Понятно? – уточнил Гольцов у Игоря.
– Более чем, – усмехнулся молодой человек и поинтересовался: – А кто в Дмитровке будет обеспечивать твою безопасность? Николай Николаевич?
– Еще раз услышу от тебя нечто подобное… – моментально завелся Анатолий.
– Набью тебе морду, – быстро продолжил Игорь. – Ладно, пап, не злись. Хорошо тебе погудеть.
– Дурак, я в баню.
– Ну тогда – с легким паром, – заржал Игорь и отключился.
На часах было семнадцать ноль-ноль. Возвращаться к себе, в инспекцию, чтобы забрать машину, было бессмысленно, поэтому Гольцов отпустил водителя и побрел на трамвайную остановку.
Войдя в трамвай, Анатолий, к несчастью для себя, столкнулся с собственным папашей, державшим в руках два пластиковых карниза:
– Вот, – сообщил сыну бывший авиатехник. – Мамка заставила, пришлось слетать.
– А что не на машине? – поинтересовался Гольцов, не особо обрадованный неожиданной встречей с родителем.
– Так я того, – Иван Дмитриевич весело хлопнул себя ладонью по горлу, – под мухой маненько.
Эти «маненько», «мамка», «чем занимаеттессь», «это вот того» и прочие отцовские придумки, призванные развеселить собеседника, ужасно раздражали Гольцова-младшего, но он терпел и даже в общении с Иваном Дмитриевичем иногда сознательно позволял себе нечто подобное, чтобы быть с отцом на одной волне. Но старшему Гольцову такое созвучие абсолютно не требовалось, он привык развлекать себя сам и весьма преуспел в этом, обзаведясь компьютером, за которым проводил все свое свободное время, отсматривая все новости вперемешку с «приколами» и «фото дня».
– Чего-то ты рано, – усмехнулся Анатолий.
– Чего-то ты тоже, – хмыкнул отец и тут же призвал сына к ответу: – Машину стукнул или резину сняли?
– Нет. А должны? – Гольцов-младший пытался сохранять спокойствие.
– Конечно, – уверенно заявил Иван Дмитриевич. – Гаража нет, на стоянку, смотрю, не всегда ставишь, машина во дворе стоит под окнами. Не успеешь глазом моргнуть, как либо колеса проткнут, либо чего-нибудь нацарапают.
Нарисованные перспективы были настолько безрадостными, что у мнительного Толи душа заболела за свою машину, и сразу захотелось перезвонить верной Ксении Львовне и попросить ее проверить, все ли с его «красавицей» в порядке.
– Хочешь, мы тебе с мамкой гараж купим? – предложил веселый Иван Дмитриевич, внимательно изучая унылый вид ни много ни мало советника государственной гражданской службы Российской Федерации Первого класса.
– Нет, – Анатолий ожесточенно замотал головой.
– Зря-а-а-а, – доза, принятая отцом делала его щедрым не только на слова, но и на поучения. – Вы с Анькой живете так, будто всегда будете молодыми. Не бу-де-те! – по слогам, с очевидным удовольствием произнес Иван Дмитриевич. – И не надейся. Надо уже сейчас о своей старости заботиться. Чтобы гараж. Чтобы дача. Чтобы деньги на сберкнижке. А у вас что? У вас – нет ничего! – с удовлетворением отметил Иван Дмитриевич и почувствовал свои очевидные преимущества. – Хочешь анекдот расскажу?
«Уж лучше анекдот, чем инструкция по применению», – подумал сын и молча кивнул головой.
– Слушай, – объявил на весь трамвай Иван Дмитриевич и, придав своему лицу сосредоточенное выражение, начал вещать: – Короче, сидит мужик на скамейке. А рядом с ним… (тут последовала глубокомысленная пауза) – смерть.
После слова «смерть» все пожилые пассажиры с любопытством обернулись.
– Так вот. Мужик напугался, но вида не подал и так нахраписто спрашивает: «Вы, собственно говоря, кто?» – «Я, собственно говоря, смерть». – «А вы, собственно говоря, за кем?» – «А я, собственно говоря, за вами». «Собственно говоря, что?» – здесь Иван Дмитриевич глубоко вздохнул, обвел глазами притихший вагон и вымолвил: «Собственно говоря, все!»
– Что? – не расслышал мужик, сидевший в самом конце вагона.
– Все! – прокричала ему кондукторша и приготовилась обилетить вошедших пассажиров.
– Вот и у тебя будет «все», – гуманно пообещал сыну Иван Дмитриевич и, переложив карнизы из одной руки в другую, предупредил: «Следующая – наша».
При звуке этих слов у Анатолия окончательно испортилось настроение, поэтому на предложение зайти к родителям – «мамка окрошку сделала» – он отреагировал так, словно родной отец прокладывал ему дорожку в царство мертвых.
– Не хочешь, как хочешь, – обиделся Иван Дмитриевич и зашагал, не оборачиваясь, в сторону дома.
«Могу же я чего-нибудь не хотеть», – мысленно попытался оправдаться Анатолий и направился к подъезду, возле которого стояла машина Николая Николаевича. Внутри никого не было. «Уже дома», – рассудил Гольцов и заторопился: ему, как всегда, было неудобно заставлять себя ждать. Ровно через пятнадцать минут он стоял у машины Мельникова с рюкзаком за спиной.
– Точность – вежливость королей, – поприветствовал Гольцова Николай Николаевич. – Не уговорили, вижу, Анну Викторовну?
– Да я и не уговаривал, – признался Анатолий. – Раз Аня сказала: нецелесообразно. Значит, нецелесообразно.
– Прекрасно, когда между супругами такое взаимопонимание, – прокомментировал Мельников, садясь за руль, и было непонятно, то ли он говорит об этом с иронией, то ли совершенно серьезно.
Гольцову стало неуютно и, пристегиваясь, он нерешительно поинтересовался:
– А что, разве с Жанной у вас по-другому?
– У нас с Жанной? – не поворачивая головы, переспросил Николай Николаевич. – У нас с Жанной так же. Как Жанна скажет, так и сделаем.
– Ну, вот видите… – обрадовался Анатолий и выпрямил спину.
– Вижу, – подтвердил Мельников и очень спокойно добавил: – Но поступаю так, как считаю нужным, хотя со стороны, – он бросил испытующий взгляд на Гольцова, – может показаться, что я подкаблучник.
«Конечно, подкаблучник», – возликовал Анатолий, но в целях мужской солидарности произнес, что на самом деле это только кажется.
– Это вы мне как подкаблучник подкаблучнику? – странно пошутил Николай Николаевич, и у Гольцова снова возникло ощущение, что над ним недобро посмеиваются.
«Не надо ехать!» – промелькнуло в сознании Анатолия в момент, когда Мельников выехал со двора, но вместо того, чтобы довериться собственной интуиции и отказаться от визита в Дмитровку, Гольцов, влекомый порывом, набрал номер жены в надежде, что та сейчас скажет: «Вернись, ну его, этот банкет, к черту! Давай проведем вечер вместе. Сто лет нигде не были». Однако вместо этого Аня просто пожелала счастливого пути и объявила, что пойдет в ресторан прямо с работы, потому что ничего, как обычно, не успевает.
– А чем твои сотрудники тогда занимаются? – проворчал разочарованный ответом супруги Толя.
– Тем же, чем и твои. Ждут конца рабочего дня.
– А у тебя, конечно, конца рабочего дня не предвидится? – иронично поинтересовался Анатолий и, покосившись на Мельникова, добавил: – Знаешь, Анют, ты просто не умеешь наладить работу в своем департаменте. И, кстати, незаменимых у нас нет.
– У вас – нет, – согласилась с мужем Анна и попросила: – Позвони, как доберетесь! И передавай привет Мельниковым.
– Передам, – буркнул Гольцов и с раздражением начал засовывать сотовый в нагрудный карман.
– Вы никогда не думали, почему в семье Стива Джобса был введен запрет на пользование гаджетами? – неожиданно поинтересовался Николай Николаевич.
– Мне все равно, – отмахнулся Анатолий и уставился в окно.
– Стив Джобс был осведомлен о том, каково вредное воздействие мобильных телефонов на организм человека, и потому берег своих детей.
– И что? – Гольцов никак не мог понять, куда клонит Мельников.
– Да ничего. – Николай Николаевич по-прежнему смотрел на дорогу. – Просто я думаю, что в семье Стива Джобса никому не пришло бы в голову засунуть телефон в нагрудный карман. В отличие от вас…
Анатолий растерянно посмотрел на сидевшего рядом Мельникова и быстро вынул сотовый, пытаясь сообразить, куда определить телефон-убийцу. После слов Николая Николаевича вариант с карманами отпал сам собой.
– Положите в бардачок, – подсказал Мельников и показал поворот: в салоне мелодично запикало.
– Забуду, – отказался от предложения Гольцов и снова завертел головой по сторонам.
– Ну и что? Забудете и забудете. Что случится-то?
– Вдруг Анюта звонить будет…
– Не будет звонить вам ваша Анюта, – не отрывая взгляда от дороги, со знанием дела прокомментировал Николай Николаевич.
– Мы всегда связываемся перед сном, если оказываемся не вместе, – отказался верить предсказанию Мельникова Анатолий и положил сотовый на заднее сиденье.
– Зачем? – пресно поинтересовался Николай Николаевич. – Это же формальность – все эти ваши «Спокойной ночи, зайчик», «Спокойной ночи, зайка». По телефону можно наговорить все что угодно, а потом выйти – и пойти по своим делам.
– То есть налево?
– Какая разница: налево или направо. И вы, и Жанна не понимаете, что на самом деле сотовый – это очень мерзопакостная вещь. Во-первых, технологии дошли до того, что я легко могу определить ваше местопребывание, даже если вы не отвечаете на мои звонки. Во-вторых, при определенных усилиях я всегда могу получить распечатку, чтобы вычислить нужный мне номер. Вы думаете, что мобильный вас страхует, а на самом деле – он вас компрометирует. И потом, если вы разговариваете рядом с собеседником, то семьдесят процентов информации слышно, даже если вы рукой пытаетесь прикрыть трубку. Поэтому – выбросите свой сотовый и начинайте жить по-настоящему. Уж поверьте мне!
Последние слова Мельников произнес с такой злобной уверенностью, что Гольцов опешил. Во-первых, ему было не совсем понятно, почему Николай Николаевич автоматически объединил его со своей женой. Во-вторых, смущал сам ход мыслей Мельникова: какая-то распечатка, какой-то номер, какие-то семьдесят процентов подслушанной информации. И еще: прежде Анатолий никогда не чувствовал этой кричащей назидательности в словах старшего товарища. Наоборот, реплики Николая Николаевича всегда были ироничны, но вместе с тем никогда не задевали присутствующих. А сегодня Гольцову показалось, что тот сознательно пытается вызвать у него неприятные чувства.
«Зачем?» – недоумевал Анатолий и испытывал острое желание снова позвонить Анне, но в присутствии Мельникова сделать это было неудобно. «Позвони сама!» – мысленно взмолился Гольцов и приготовился ждать.
– Вы, молодые, – продолжил Николай Николаевич, – не понимаете очевидных вещей и пытаетесь контролировать друг друга вместо того, чтобы доверять и довольствоваться малым. Ну вот скажите мне, Толя, какая необходимость отправлять эсэмэс жене каждые полчаса?
– Да я и не отправляю, – начал оправдываться Гольцов.
– Да при чем тут вы? Я в целом, – перебил его Мельников. – Пусть не жене, не мужу, пусть подруге или любовнику. Как с ума все сошли! Вот, например, получаю от Жанны: «Ты где?» Что это значит – «Ты где?»
– Это значит, где ты находишься.
– Я понимаю, – согласился с Анатолием Николай Николаевич. – А если я отвечу: «Я здесь»? Что вы будете делать? «Здесь» – это где?
– «Здесь» – это вообще, – Гольцов подключился к размышлениям старшего товарища. – Обычно вопрос «Ты где?» подразумевает определение точных координат: где и когда.
– А еще он может подразумевать: «Сколько личного времени у меня осталось?», или «Когда ты явишься, чтобы успеть убрать все следы?», или «Где черт тебя носит, я хочу есть, спать, гулять и так далее?»
– Мне кажется, Николай Николаевич, вы усложняете.
– Нет, дорогой, – возрадовался Мельников. – Это вы с Жанной упрощаете и думаете, что правы. И даже не хотите себе представить, что у каждого слова много смыслов. И от того, как вы их считываете, ваша жизнь идет либо правильно, либо неправильно.
– Никогда об этом не думал, – признался Гольцов и схватил с заднего сиденья телефон.
– Проверить хотите? – съязвил Николай Николаевич и покосился на свой аппарат, закрепленный перед передней панелью автомобиля. – Тогда напишите Анне Викторовне и поинтересуйтесь, какие у нее планы на вечер. Или…