Еще до отъезда меня поразил один факт, как мне показалось, символически отражавший суть города, куда я направлялась.
Я объявила в соцсетях, что перед поездкой в Ливан ищу информацию о Бейруте. В тот же день мне пришли десятки сообщений, причем не только от близких, но и от людей, которых я едва знала. Они присылали контакты друзей, предлагали показать город и накидывали множество полезных адресов…
Как легко впасть в банальность, используя слово «гостеприимство». Я сама из страны омотэнаси («гостеприимство» по-японски) и хорошо знакома с правилами этикета других восточных стран, например с таароф («этикет» по-персидски), поэтому знаю, о чем говорю. Я не первая, кого удивило радушие жителей Востока, которым иногда так злоупотребляют французы.
И всё же, если бы француз объявил в соцсети о том, что собирается в Киото, он не получил бы столько откликов от японцев. Тем не менее, в отличие от городов вроде Тегерана, где местные жители не раз признавались мне в недостатке внешних контактов, Бейрут, как мне казалось, был открыт для международных связей и не испытывал недостатка в гостях, прибывающих издалека.
После того как снимки их изуродованного города и страны облетели весь мир, ливанцы, вероятно, нуждаются в том, чтобы иностранцы приехали и увидели, как всё обстоит на самом деле. Но разве Бейрут не способен сам восстановить собственный образ, если его исказили?
Откуда же столь удивительная отзывчивость? Оставалось выяснить это уже на месте.